Холл Констанс. Мой дорогой герцог

   Незнакомец поднес ее руку к губам.
   – Ну, здравствуйте. Я – лорд Лавджой, кузен Эдди. Ужасно, что мы знакомимся при таких обстоятельствах, но я все равно рад. – Лицо его осветила очаровательная улыбка.
   – Я – Келси Уолларил, – ответила она, одарив его не менее очаровательной улыбкой.
   – Должен вам сказать, Келси – надеюсь, вы не против, что я называю вас по имени, – у вас поразительные глаза!
   Она посмотрела в его глаза с длинными ресницами и подумала, что они прекраснее, чем ее. Она забыла, что хотела сказать, но потом вспомнила.
   – У моей матери тоже были большие глаза, только голубые.
   – Боже правый! Я же… – Он остановился и вместо этого сказал: – Просто такие же, просто такие же.
   Келси гадала, что он хотел сказать, и уже собиралась было спросить его, но Уоткинс откашлялся и изрек:
   – Если не возражаете, милорд, ей нужно выпить еще немного напитка.
   – Конечно, Уоткинс, вот… Давай, я помогу тебе ее поднять.
   Келси смогла бы встать сама, но ей было приятно нежное прикосновение рук лорда Лавджоя. Он подсунул руки под ее спину. Это прикосновение напомнило ей прикосновения отца, которые успокаивали и умиротворяли. То, как легко он с ней общался, создавало впечатление, что она знала его всю жизнь. Теперь она поняла, почему он так нравился Агнес и Эллис.
   Уоткинс кашлянул, снова напомнив о себе.
   – Думаю, вам следует допить это, мисс Келси. – Он поднес стакан к ее губам.
   Келси поморщилась и спросила: – Что это?
   – Херес, мисс Келси.
   – Я пробовала скипидар и получше. Джереми засмеялся:
   – Прелестная, очаровательная, обворожительная! И к тому же остроумная!
   – Если узнаете меня поближе, то очень скоро измените свое мнение обо мне! Да-да, не смейтесь. И в обморок упала впервые в жизни. – Для вящей убедительности Келси отодвинула стакан, который протягивал ей Уоткинс, спустила ноги с дивана и поднялась. Все поплыло перед глазами.
   Джереми поймал ее руку.
   – В таком случае можете позволить себе слабость, чтобы я мог изобразить галантность. Так мало возможностей продемонстрировать ее! – Он улыбнулся.
   – Что за чушь! – сказала Келси, пустив в ход любимое словечко Гриффина.
   – Ох, вы меня разгадали!
   – Это совсем не трудно, лорд Лавджой, – заявила она. – Стоит вам появиться, и дамы падают в обморок.
   Он усмехнулся:
   – А сколько дам падает в обморок при виде моего кузена!
   Улыбка исчезла с лица Келси, когда она вспомнила обхватившие ее стальные руки. Она застонала и тряхнула головой.
   – Так это на лорда Салфорда я наткнулась в темноте?
   – Боюсь, что так. Я всегда говорил, он, как кошка, прекрасно ориентируется в темноте, пару раз напугал меня до смерти. А я ночью ничего не вижу без свечи.
   Уоткинс снова кашлянул.
   – Думаю, мисс Келси пора возвращаться к себе. Сердце ее учащенно забилось при мысли о бальной зале.
   Тем более что уже темно. Она не знала, что делать. Не может же она сказать, что слышала призрака. Ее просто сочтут сумасшедшей. Как лорда Салфорда.
   Уоткинс, будто прочел ее мысли, предложил:
   – Если хотите, можете сегодня поспать в Желтой комнате, мисс Келси.
   – Спасибо, Уоткинс, – поблагодарила она.
   – Я провожу вас, дорогуша.
   – Не беспокойтесь, – пробормотала она, отведя руку лорда Лавджоя. – Я пойду с Уоткинсом.
   – Вы уверены? – Он выглядел обеспокоенным.
   – Да, конечно, – заверила его Келси. – Когда еще я смогу доказать вам, что не падаю в обморок, как остальные девицы? – И более серьезным тоном добавила: – Спасибо за вашу доброту, было очень приятно познакомиться, лорд Лавджой.
   – Мне тоже, – сказал он. – Пожалуйста, зовите меня Джереми.
   Она кивнула, повернулась и последовала за Уоткинсом вверх по лестнице. Обои на стенах казались знакомыми. Портреты предков Салфорда тоже. Этим же путем они шли вчера в комнату Салфорда.
   – Мы, случайно, не заблудились, Уоткинс? – с затаенной надеждой спросила она.
   – Нет, мисс Келси. – Он остановился возле двери, рядом с дверью в комнату лорда Салфорда. Она отшатнулась:
   – Я не могу здесь спать. Другой комнаты нет?
   – Нет, мисс Келси.
   – Но рядом спальня лорда Салфорда.
   – Но это единственная жилая комната для гостей. Все остальные закрыты и не использовались годами.
   – Но это, должно быть, комната герцогини. Мурашки побежали по спине при одной мысли, что придется спать в комнате последней герцогини. И не потому, что она боялась призрака. Просто Келси подумала о том, что Салфорд, должно быть, занимался любовью со своей женой на этой самой кровати.
   – Леди Маргарет никогда не использовала эту комнату, мисс Келси. Ее комнаты были в другой части замка.
   – В другой части? – удивилась она.
   – Да. – Он умолк, открыл дверь и терпеливо ждал, пока она войдет.
   Она поколебалась с минуту и шагнула за порог. Это была красивая комната. Стены оклеены яркими обоями в желтую полоску. Три больших окна полностью занимают одну из стен. Желтые атласные шторы великолепно гармонируют с обоями. Посередине комнаты стоит кровать, покрытая желтым покрывалом. У стены – белый полированный письменный стол, рядом – туалетный столик. На каминной полке – белые и желтые фарфоровые статуэтки. Над камином висит большое зеркало в позолоченной раме. На белом пушистом ковре вышиты желтые канарейки.
   – Как здесь красиво! – воскликнула Келси.
   – Герцог обставил эту комнату еще до женитьбы, но герцогиня ею не пользовалась – Уоткинс подошел к двери и показал на нее. – Это шкаф. Я взял на себя смелость наполнить его одеждой, после того как вы сообщили мне, что случилось с вашей собственной. Я послал Грейсона в Лондон купить для вас платья. Надеюсь, они вам понравятся.
   – Уверена, что понравятся, – сказала Келси. – А как вы узнали, что я буду здесь спать?
   – Я не знал, но эта комната куда удобнее, чем та, которую вы сейчас занимаете. И я подумал, что вы предпочтете эту.
   – Я предпочла бы вообще не спать в этом замке.
   – Понимаю, мисс Келси, – сказал он, – но раз уж так сложились обстоятельства, вам должно быть по крайней мере комфортно.
   Как ей может быть комфортно, если Салфорд рядом? Она посмотрела на Уоткинса, он пересек комнату и остановился у второй двери.
   – Там ванная комната, – сказал он. – И там же дверь, ведущая в комнату его светлости. – Он дотронулся до ключа в замке. – Замки работают, если хотите соблюдать ваши правила, мисс Келси. Я велю приготовить вам ванну и принести ужин. – Уоткинс, нахмурившись, пошел к выходу.
   – Спасибо, – сказала Келси и тут увидела, что он дотронулся до щеки и поморщился от боли. А ведь она хотела приготовить ему микстуру. – Уоткинс!
   – Да, мисс Келси?
   – Вам больно?
   Он кивнул и покраснел от смущения.
   – Ладно, Уоткинс, мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы стесняться зубной боли.
   – Да, мисс Келси.
   – Перед сном растворите в чашке горячей воды чайную ложку соли и держите во рту, сколько сможете.
   – Соль и вода, мисс Келси?
   – Да, старинный рецепт, моя мама таким образом лечила мне горло. Мама научилась этому от горничной моей бабушки. Та использовала морскую воду, но мама убедилась, что и обычная вода с солью помогает не хуже.
   – Спасибо, мисс Келси, попробую.
   – Отлично, скажете, если поможет.
   Сразу после его ухода Келси заперла дверь, отделяющую ее комнату от комнаты лорда Салфорда. Но на этом не успокоилась и заперла еще входную дверь.
 
   Джереми уже сидел за столом, когда Эдвард вошел в столовую. Огромная комната находилась в старой части замка. По обоим концам ее располагались два больших очага. Огромных размеров люстра из дерева и металла свисала с потолка на толстой цепи. Средневековое оружие и гербовые щиты украшали голые кирпичные стены. По средневековой традиции каждый рыцарь, оказавший честь Стиллмору своим посещением, должен был оставить свой штандарт в подарок герцогу Салфорду. Жест вежливости. Штандарты были закреплены на шестах и свисали даже из-под потолка. Эдвард любил эту комнату. Но сегодня она показалась ему пустой, одинокой и неприветливой.
   Джереми, должно быть, услышал шаги Эдварда, взглянул на другой конец длинного стола и улыбнулся брату.
   – Ты опоздал, еда уже, наверное, остыла.
   – Не важно, – буркнул Эдвард.
   – Не нашел?
   – Ничего. – Эдвард подошел к столу и сел рядом с Джереми.
   – Я говорил, что попусту потратишь время. Лиззи появится, просто она ждет, когда поутихнет твой гнев.
   – Может, так даже лучше. А то удушил бы ее! – Отказавшись от пугавшейся его прислуги, Эдвард открыл крышку одного из блюд и положил себе па тарелку кусок жареного мяса.
   – Тебе и правда надо что-то с ней делать.
   – Есть какие-нибудь предложения? – Эдвард положил себе несколько вареных картофелин.
   – Отправь ее в путешествие по континенту.
   – А кто будет присматривать за ней, ты?
   – О нет, только не я. – Джереми отпил из бокала вино.
   – Я тоже так думаю.
   – Может, отправить ее обратно в монастырь на год? Она повзрослеет и изменится к лучшему?
   – В монастырь ее обратно не примут. Почтенная матушка назвала ее дьявольским отродьем. После того как Лиззи чуть не разрушила монастырь и сбежала, матушка слышать о ней не хочет. – Эдвард положил себе на тарелку кусок рулета.
   – Говоришь, чуть не разрушила монастырь? – Джереми покачал головой, отрезал кусок мяса и отправил в рот.
   – Классная дама не разрешила ей позвонить в колокол. Она, разумеется, позвонила. Ее нашли и заперли в комнате. Каким-то непостижимым образом она раздобыла порох, взорвала стену и вернулась домой.
   – Боже правый!
   – Конечно, пришлось заплатить за ремонт помещения. Полстены обвалилось!
   – И все же откуда она взяла порох?
   – Лиззи так и не призналась. Скорее всего выпросила в полку, который стоял рядом с Чирбургом.
   Джереми был поражен, но тут же все обратил в шутку:
   – Может, отправить ее туда за жалованье? Я слышал, они ищут бойцов.
   Эдвард хмуро посмотрел на Джереми, положил себе на тарелку пару сладких морковок и сказал:
   – Я придумал кое-что другое.
   – Что же?
   – Выдам ее замуж. Джереми поперхнулся.
   – Надеюсь, не за какого-нибудь ничего не подозревающего болвана?
   – Именно за болвана. Может, беременность заставит ее остепениться. Ей сейчас восемнадцать. Самое время найти мужа. Я пригласил леди Шелборн.
   – Олмакского дракона?
   – Да-да. Она была близкой подругой моей матери и не откажется вывезти Лиззи в свет.
   Джереми с сомнением посмотрел на него.
   – А ты говорил об этом с Лиззи?
   – Говорил. Я предложил ей выбор: либо она впечатлит леди Шелборн своим вежливым обхождением и будет делать все, что велят, либо я запру ее в башне.
   – И она согласилась?
   – Нет, сказала, что мне придется ее запереть. Джереми засмеялся, но Эдвард взглядом заставил его замолчать.
   – Может быть, тебе отвезти Лиззи в Лондон? Вряд ли даже Дракониха справится с ней. Уже десять лет ты не был в столице. Общество примет тебя с распростертыми объятиями.
   – Я не могу появиться в свете. Или ты забыл, что случилось в прошлый раз? – Эдвард с силой сжал рукоятку ножа.
   – Я не забыл, но ты не дал им времени привыкнуть к тебе. При падении с лошади надо снова садиться в седло.
   – Черт возьми, Джереми, я не собираюсь терпеть унижение. – Он воткнул нож в стол. – Лучше держи свои советы при себе.
   Эдвард понял, что перегнул палку, Джереми с обиженным видом уставился в тарелку. Джереми – его единственный друг. Он самый добрый человек в Англии и советы дает лишь из лучших побуждений. Но Эдварду сейчас было не до советов. И он тоже уставился в свою тарелку. Наступило молчание.
   Первым заговорил Джереми:
   – Ты сильно изменился с тех пор, как здесь появилась мисс Уолларил.
   – Да, ты прав.
   – По-моему, она очень милая девушка.
   – Ты просто не видел ее в гневе. – Эдвард улыбнулся, вспомнив пощечину, но, заметив пристальный взгляд Джереми, тут же принял невозмутимый вид.
   – Неудивительно, если учесть, как ты с ней обращаешься. Поварихи мне сообщили, что твоя гостья ест на кухне.
   – Снова братская помощь?
   – Просто пытаюсь замолвить за тебя доброе слово, кузен, просто доброе слово. – Джереми улыбнулся. – Ты удивишься, но я все знаю от прислуги. Из тебя слова не вытянешь.
   – Кажется, ты в курсе всех дел.
   – Опять-таки благодаря прислуге. И ты допустил, чтобы девушка ела на кухне?
   – Да, – ответил Эдвард, отправив в рот очередной кусок холодного мяса.
   – Тогда забудь о моем обществе, потому что я буду есть вместе с ней.
   – Держись от нее подальше, Джереми.
   – Почему? Ты хочешь ее?
   – Нет. Она влюблена в другого.
   – Надо же! – Джереми зажег трубку, в его глазах сверкнул дьявольский огонек.
   – Я не позволю тебе с ней развлекаться.
   – Ты обижаешь меня, Эдди. Я не соблазняю девственниц. Кстати, ты сказал Келси, зачем привез ее сюда? – Джереми выпустил кольцо дыма.
   – Скажу, когда придет время. – Когда Келси узнает о своем прошлом, она будет поражена. Он хотел разделить с ней боль, насколько это возможно. Потом придут деньги и она начнет новую жизнь. Он пока не готов ее отпустить. Ее присутствие благотворно действует на него.
   – Лучше сделай это до того, как она достигнет совершеннолетия и поверенный ей сообщит, что она наследница.
   Эдвард посмотрел в тарелку и неожиданно потерял аппетит.

Глава 7

   Незнакомые голоса разбудили Келси. Она не сразу поняла, где находится. Ей снился какой-то странный сон. Она была вся в поту.
   Голоса стали громче. Но разобрать слов она не могла. Низкий голос принадлежал женщине. Опять, наверное, у него свидание с любовницей. Келси зажгла свечу и выбралась из постели. Ее взгляд упал на часы, стоящие на камине. Было два часа ночи. Келси на цыпочках подошла к двери, соединяющей ее комнату с комнатой Солфорда, приложила к ней ухо.
   Крики прекратились. Дверь дернулась. Кто-то прошел по коридору и подергал другую дверь.
   Келси задула свечу, снова легла в постель и закуталась в одеяла.
   Минуту спустя до нее донеслись первые аккорды «Турецкого марша» Моцарта. Келси снова вскочила с кровати.
   Моцарт перевернулся бы в гробу, если бы услышал, как кто-то барабанит по фортепьяно с такой силой, что того и гляди разобьет инструмент.
   Она уставилась на смежную дверь.
   – Салфорд, – процедила она сквозь зубы. Может, у него очередной приступ из-за ссоры с любовницей? Она легла, положив подушку на голову. Но все равно слышала шум. Прижала подушку к ушам – шум прекратился.
   Ну, все, кажется, он успокоился. Она сняла подушку с головы.
   Салфорд снова забарабанил по клавишам. На этот раз он взялся за «Лунную сонату» Бетховена.
   Зная, что она не уснет, пока не скажет ему, что это бесстыдство, Келси снова зажгла свечу и выбралась из постели. Надела халат, прошла через маленькую ванную, подошла к двери напротив и, попробовав замок, поняла, что она не заперта.
   Келси рывком открыла дверь, поискала глазами Салфорда. Огромных размеров кровать из красного дерева пустовала, на столике рядом с кроватью горел канделябр. Массивные резные стулья, стол, кресла, бургундские шторы и обои – все было в темных, мрачных тонах.
   Звуки доносились из-за двери в противоположном конце комнаты. Келси устремилась к ней, открыла, вошла и захлопнула за собой.
   Тишина.
   Эдвард сидел за фортепьяно в другом конце комнаты. От неожиданности Келси выронила свечу, и все вокруг поглотила кромешная тьма.
   Она уже раскаивалась в том, что ворвалась в его логово.
   Келси вспомнила, что случилось в прошлый раз, когда они оказались в темноте.
   – Что, черт возьми, вы делаете в моих покоях?
   Он сказал это довольно мягко, но она подскочила от испуга. Зацепилась за что-то и едва сохранила равновесие. Когда она почувствовала мягкую ткань между пальцами, она поняла, что споткнулась о диван или кресло или что-то в этом роде. От боли она осмелела и выпалила первое, что пришло в голову:
   – Вы всегда сидите вот так в темноте? Какая глупость!
   – Не ваше дело! А теперь уходите к себе!
   – Но это мое дело. Вы заботитесь только о себе! Я не могу спать, если вы барабаните по клавишам, буквально издеваясь над Моцартом и Бетховеном.
   – Значит, моя игра мешает вам спать?
   – Еще бы!
   – Ко всем вашим талантам у вас еще и прекрасный слух, если вы услышали мою игру с другого этажа.
   – Я не на другом этаже, а в соседней комнате.
   – Рядом с моей! – прорычал он.
   Она с трудом скрывала нахлынувший на нее страх.
   – Уоткинс на время поместил меня в эту комнату, но если вас это беспокоит, я немедленно покину ее. Прямо сейчас.
   – Подождите!
   – Зачем? Чтобы вы рычали на меня в темноте? Я слишком устала, а вы в плохом состоянии.
   Келси уже взялась за ручку двери, но Эдвард сказал:
   – Вы пожалеете, мисс Келси, если покинете эту комнату, все равно я пойду за вами. – В его голосе звучали теплые, бархатисто-мягкие нотки. Он снова начал играть, на этот раз Бетховена. Играл великолепно, с вдохновением.
   Его игра гипнотизировала ее так же, как сам исполнитель. Он сказал, что пойдет за ней, и выполнит свое обещание. Интуиция подсказывала ей, что Эдвард никогда не причинит ей зла, однако она не сомневалась, что он снова попытается ее соблазнить. Но этого она ему не позволит.
   Она никогда не имела дела с умалишенными, но была уверена, что, если не будет перечить ему, выберется отсюда целой и невредимой.
   – Вы прекрасно играете.
   – Неужели? – В его голосе сквозило самодовольство.
   – Не теряйте над собой контроля, и ваша игра станет еще прекрасней. И приступы прекратятся.
   Он рассмеялся. Весело, громко.
   – Напрасно вы так легкомысленно относитесь к вашей болезни. Даже видите в ней что-то забавное.
   – А вы не видите?
   – Я не настолько бессердечна, чтобы смеяться над чужой бедой.
   – Над моей вполне можете смеяться, потому что ненавидите меня.
   – Вы плохо меня знаете. Я стараюсь не замечать недостатков людей, которые меня окружают.
   – Но во мне вы видите одни недостатки.
   – Ошибаетесь, – взволнованно произнесла Келси и уже спокойно добавила: – Обидно, что вы обо мне так думаете.
   – Но вы должны признать, что ненавидите меня.
   – Это не ненависть. Просто вы мне не нравитесь. Скажем так.
   – Согласитесь, что это вежливая форма ненависти.
   – Хорошо, считайте, что я вас ненавижу. Теперь вы довольны? – Теряя терпение, Келси шагнула к нему, наткнувшись на что-то, ушибла ногу и вскрикнула.
   – Вы в порядке?
   Музыка смолкла. Он направился к ней. Она попятилась, выставив в темноту руку.
   – Не подходите ко мне, я в порядке. Слишком поздно. Он подхватил ее и поднял.
   – Что вы делаете? – Она попыталась разомкнуть его руки. – Отпустите меня.
   – Не волнуйтесь, я знаю, что противен вам, и больше не буду приставать. – Эдвард осторожно опустил ее в кресло. Она вздрогнула, когда его пальцы коснулись ушибленной ноги, и спросила:
   – Как вы догадались, какую ногу я ушибла?
   – Я видел.
   – Видели? Но здесь совершенно темно.
   – Я привык к темноте.
   Она старалась не думать о его руках, которые в этот момент касались ее. Когда его пальцы дотронулись до лодыжки, по ноге прошла сладкая дрожь, а внизу живота стало горячо.
   Она поерзала в кресле.
   – Все в порядке. Я ушибла только палец. Боль почти прошла. – Она попыталась убрать ногу, но он не отпустил ее.
   – Сидите спокойно, я посмотрю, не сломан ли палец. Какой именно вы ушибли?
   – Мизинец, но он не сломан. Я знаю, какая при этом бывает боль. Однажды сломала большой палец, когда спрыгнула с крыши. – Сейчас она ощущала только его руки, и у нее перехватило дыхание.
   – Кажется, ничего не сломано.
   Пытка закончилась. Он сел рядом с ней. Так близко, что тепло его рук жгло ее кожу сквозь халат и ночную сорочку. Он сейчас не касался ее, но ей казалось, будто он лежит, прижавшись к ней. Келси порывисто встала.
   – Мне пора возвращаться в свою комнату.
   – Никогда не думал, что вы трусиха.
   – Боже, что вы имеете в виду?
   – Только то, что сказал.
   – Я не трусиха.
   – Тогда докажите это. Сядьте и поговорите со мной. Грустные нотки в его голосе смягчили ее. Она знала, что не в силах побороть предчувствие, что она пожалеет о том, что собирается сделать, но все же снова села. Она положила голову на спинку кресла, вглядываясь в темноту, слушая его дыхание, разделяя с ним это абсолютное молчание, зная, что ему нужно было почувствовать кого-то рядом с ним. Она чувствовала, что близка к нему, ближе, чем тогда, когда они целовались. Это было не физическое ощущение, но она чувствовала боль и отчаяние, исходившие от него. Она протянула руку, чтобы достать до него, но в последний момент передумала и опустила ее на колено.
   – Боитесь дотронуться до меня?
   Келси вздрогнула при звуке его голоса. Она забыла, что он видит в темноте. Она попыталась скрыть это, поддразнив его:
   – Это нечестно: вы видите меня, а я вас – нет.
   – Вы избегаете моего вопроса. – Он уже не скрывал своих эмоций. – Боитесь дотронуться до меня? Я жду ответа.
   – Да… нет… Я не знаю точно. – Келси стало неудобно, она поерзала в кресле.
   – Чего вы боитесь? – Его голос дрожал от нетерпения.
   – Ничего.
   – Ложь! – Он схватил ее за плечи и встряхнул.
   – Ну хорошо, хорошо! Я вас боюсь! – Она отвела его руки и встала, дрожа всем телом.
   – Не понимаю почему, вы же не видите моего лица, – сказал он с горечью в голосе.
   – Вы ничего не понимаете. Думаете, я боюсь вас из-за вашего лица? Да ничего подобного! Это здесь! – Она похлопала себя по груди, в том месте, где сердце. – Меня пугает ваша жестокость, пренебрежение к чувствам других…
   – В таком случае вы должны увидеть меня во всей красе. – Он сжал ее запястья.
   – Нет! Оставьте меня! – Келси попыталась высвободиться, но он тащил ее, как тряпичную куклу.
   Эдвард втолкнул ее в свою спальню, где все еще горели свечи. Она видела только его широкую спину, длинные темные волосы. Он был в белой рубашке и черных брюках. Эдвард поставил ее и повернулся к ней лицом.
   – Теперь можете посмотреть на чудовище!
   Келси отвела глаза, боясь вздохнуть, боясь шевельнуться, а еще больше – выдать свой ужас. И она посмотрела прямо на него.
   Его волосы цвета красного дерева растрепались. Одна половина лица, совершенно не тронутая, была прекрасна. Вторая – страшно изуродована.
   Она судорожно сглотнула, но глаз не отвела. Один шрам начинался с середины брови и шел через правый глаз, исчезая под черной повязкой, затем, извиваясь, спускался к скуле. Второй шрам шел от уха почти к самому рту. Шрамы поменьше ответвлялись от нижнего шрама, и часть лица была полностью изрезана ими.
   Келси чувствовала на губах его горячее дыхание. Он ждал ее реакции, глядя на нее единственным глазом. Но она молчала, чтобы не вывести его из себя каким-нибудь неосторожным словом.
   – Мне очень жаль… я не знала. – Она инстинктивно протянула руку, чтобы дотронуться до изуродованной стороны лица.
   – Мне не нужна твоя чертова жалость! Лучше бы ты ненавидела меня! – Он оттолкнул ее.
   Келси рухнула на кровать. Откинула волосы, упавшие ей на лицо, часто задышала.
   – Да, я ненавижу тебя! – вырвалось у нее. – Но не из-за твоего уродства! И не испытываю к тебе жалости. Поделом тебе за то, что хотел сбежать с Клариссой и причинил боль моему отцу! – Она вскочила и выбежала из комнаты через смежную дверь.
   – Не нарушай правил, а то пожалеешь! – закричал он ей вслед.
   Келси влетела в комнату, захлопнула дверь, в ушах звучали его слова. Обливаясь слезами, она задыхалась. Сердце готово было выскочить из груди. Она с трудом нашла в темноте замок, дрожащими руками вставила ключ. Открыла и бросилась к кровати, зарывшись головой в подушки, чтобы он не слышал ее рыданий.
   Некоторое время спустя Келси услышала грохот за дверью. Она никак не могла уснуть. Эдвард, видимо, в припадке все крушил. Наконец наступила тишина. Потом снова послышался грохот.
   Келси поднялась с постели и осторожно открыла дверь в коридор. Услышав шипение, взглянула вниз и увидела Брута. Он прошел в комнату, помахивая рыжим полосатым хвостом.
   – Ну что же, привет!
   Кот вспрыгнул на кровать, замурлыкал и потерся об ее спинку.
   – Что, унюхал молоко?
   Уоткинс оставил ей чашку молока, чтобы легче было заснуть, а так как она ненавидела теплое молоко, то оставила его у кровати. Келси налила молоко в блюдце и поставила на пол около кровати.
   – Вот. И если опять зашипишь на меня, я уберу это. – Она села на кровать, глядя, как Брут пьет молоко. Он допил, поточил когти о стеганое покрывало и свернулся клубком на краю матраса. Он смотрел на нее так же, как Салфорд. Стоит ей дотронуться до него, и он на нее набросится. В точности как его хозяин. У них много общего. Наблюдая за тем, как Брут машет хвостом, Келси не заметила, как уснула.
 
   – С добрым утром, мисс.
   Келси приподняла подушку над головой.
   – Мэри, уходи! – пробормотала она.
   – Мисс, лорд Лавджой велел мне вас разбудить, он хочет поговорить с вами.
   – О чем, не знаешь?
   – Не знаю, но кажется, о хозяине. – Мэри подошла к шкафу и заглянула внутрь. – И еще о том, что произошло в комнате хозяина. Боже, там такое творится. Фарфоровые статуэтки разбиты. В припадке злости, что ли. На хозяина это совсем не похоже. Хорошо еще, что меня не выгнали после вчерашнего. Бедную Доркинс уволили. Она упала в обморок, когда увидела лицо хозяина. Он зашел вчера днем в библиотеку, злой как черт. – Мэри выглянула из-за дверки шкафа с голубым муслиновым платьем в руке. – Ему пришлось ловить бедную Доркинс. Она была на лестнице, когда увидела его. И свалилась как мертвая. Я тоже видела его лицо, но не упала в обморок. Это из-за нее он все перебил. Обычно у него в комнате идеальный порядок. Даже убирать нечего.