Холт Виктория. Королева-распутница

   Испания была сломлена; уменьшить размер бедствия не представлялось возможным. Испания, жившая за счет своего морского могущества, потеряла его значение маленького острова, расположенного возле Европы, резко возвысилось в это роковое для Испании лето. Могущественные Филипп, Гомез, Парма и Альва уступили место сэру Фрэнсису Дрейку, сэру Джону Хоукинсу, лорду Говарду Эффингему. Маленький остров стал весьма заметной страной. Рыжеволосая королева невозмутимо улыбалась на троне; она была протестанткой, правившей ее единоверцами. Годом ранее, воспользовавшись тем, что ее кузина участвовала в заговоре против английской короны, Элизабет отправила на гильотину шотландскую королеву, католичку Марию Стюарт. Тогда Элизабет пренебрегла гневом Филиппа; в этом году ее моряки нанесли то, что могло оказаться последним, сокрушительным ударом.
   Испания, союзник Гиза, уже не сможет оказаться для него столь полезной, как несколько месяцев назад.
   Оценив эту ситуацию, король решился действовать. Кто-то из них двоих — он или Гиз — должен умереть. Он не сомневался в этом. Пусть умрет его враг.
   В больном мозгу короля вызрел план. Генрих решил не обсуждать его с матерью, поскольку знал, что не услышит слов одобрения. Она снова слегла в постель; она быстро дряхлела; ее кожа стала желтой, морщинистой, настороженные некогда глаза казались стеклянными.
   В последующие недели произошло немало ссор между сторонниками Гиза и короля. Многие из них заканчивались дуэлями со смертельными исходами.
   Король намекнул паре своих близких друзей, пользовавшихся его доверием, что он не намерен оставлять изменников в живых. «Во Франции нет места для двух королей, — сказал он. — Один должен исчезнуть. Лично я не намерен оказаться им».
   Генрих постоянно думал о матери и хотел, чтобы она приняла участие в осуществлении его замысла. Она была опытной убийцей; ни одна женщина в мире не устранила с такой ловкостью столько врагов. Но она уже состарилась; как бы ни пыталась Катрин убедить сына в обратном, она была очарована Гизом. Возможно, это было очарование ненависти или страха, но все же очарование. Катрин всегда хотела объединиться, хотя бы внешне, с наиболее значительной в данный момент силой. Несомненно, сейчас она видела в Гизе самого важного человека Франции. Нет! Король не мог посвящать ее в это дело, но мог использовать методы Катрин.
   Он устроил публичное примирение с Гизом; при встрече он объявил, что собирается передать свою власть в общие руки герцога и королевы-матери. Генрих заявил, что он услышал голос небес. Он посвятит остаток жизни молитвам и покаянию.
   Катрин поднялась с постели, чтобы услышать это заявление сына. Она одобрительно улыбалась. Именно так следует притуплять бдительность врагов. Ее сын наконец помудрел.
   Гиз скептически отнесся к словам короля. Он сказал Катрин, что Генриху Валуа не удалось обмануть его.
   — Вы ошибаетесь, мой дорогой герцог, — сказала королева-мать. — Он очень устал; он не так силен, как вы. Вам не понять его равнодушия к власти. Но я могу проникнуть в его душу. Видите, я старею. Мой сын тоже ощущает свой возраст. Ему не очень много лет, но он не обладает вашим здоровьем.
   Она улыбнулась честолюбивому Гизу; она как бы говорила ему: «Вам не будут мешать, потому что я слишком стара, чтобы жаждать власти. Вся власть будет в ваших руках. Вы станете фактическим королем Франции».
   Король строил планы и, как обычно, забывал о них. Он так часто и неосторожно обсуждал их с друзьями, что неизбежно происходила утечка информации.
   Однажды, когда Гиз сидел за столом, ему вручили записку. Там было написано: «Берегитесь. Король собирается убить вас». Прочитав послание, Гиз улыбнулся. Он попросил перо; получив его, герцог написал на том же клочке бумаги: «Он не осмелится». Затем, желая продемонстрировать свое презрение, Гиз бросил записку под стол.
   — Ты должен немедленно покинуть Блуа, — заявил категорическим тоном его брат, кардинал Гиз. — Здесь тебе угрожает опасность. Отправляйся немедленно в Париж.
   — Мой брат, — сказал герцог, — мне всегда везло. Я уеду, когда придет время.
   — Почему тебе не уехать сейчас? — спросил кардинал.
   Гиз пожал плечами; брат приблизился к нему.
   — Может быть, дело в свидании с маркизой де Нуармуатье?
   — Возможно, — с улыбкой ответил Гиз.
   Кардинал усмехнулся с горечью.
   — Ты будешь не первым человеком, погибшим из-за женщины. Эта Шарлотта де Нуармуатье была шпионкой королевы-матери еще тогда, когда она носила фамилию де Сов. Брак с Нуармуатье не освободил ее от власти Катрин Медичи. Поверь мне, король и его мать хотят убить тебя с помощью этой женщины.
   Гиз покачал головой.
   — Королева-мать не желает моей смерти в отличие от дурака-короля. Но он слаб и глуп. Он уже много месяцев собирается убить меня, но боится что-то сделать.
   — Шарлотта де Сов — орудие Катрин Медичи.
   — Дорогой брат, Эскадрон утратил свою эффективность, когда королева-мать потеряла власть.
   — Ты совершаешь ошибку, доверяя Катрин. Она всегда была змеей, ее клыки несут яд.
   — Она — больная змея, у которой нет сил поднять голову и нанести удар.
   — Значит, ты твердо намерен провести ночь с мадам де Нуармуатье?
   Гиз кивнул.
   Кардинал в отчаянии направился к двери; прежде чем он покинул комнату, гонец принес письмо и вручил его герцогу.
   «Немедленно покиньте Блуа, — прочитал Гиз. — Вашей жизни угрожает серьезная опасность. Не оставайтесь здесь на ночь».
   Гиз смял бумажку. Он уже меньше думал о Шарлотте и больше — о смерти.

 
   Шарлотта ждала Гиза в его покоях. Она еще никогда в жизни не испытывала такого счастья. Гиз был первым человеком, которого она полюбила. Она освоводилась от недобрых уз, с помощью которых Катрин управляла ею, — молодость Шарлотты уже прошла, да и Эскадрон разваливался. Могла ли больная, страдающая Катрин управлять ее женщинами? Могла ли она вывозить их на охоту? Время от времени кто-то из них получал задание соблазнить того или иного министра, но годы отнимали у Катрин ее жизненную энергию. При дворе происходило многое, о чем она не знала.
   Барон де Сов умер два года тому назад; Шарлотта вышла замуж за маркиза де Нуармуатье. Она не хотела вступать в этот брак, но его организовали родственники Шарлотты при одобрении Катрин. Женщина обнаружила, что новый муж проявил гораздо меньше терпимости, чем прежний. Он грозил убить Гиза, если она не перестанет с ним встречаться; Шарлотта не собиралась уступать ему. Иногда ей казалось, что муж убьет ее, как это сделал со своей женой Виллекьер. Она не испытывала страха. Ею владела страсть к Гизу; только с ним Шарлотта была счастлива.
   Она заметила, что его суровое выражение лица изменилось, когда он вошел и увидел ее; она была нужна ему так же сильно, как и он ей. Иногда он думал о Марго, понимая, что она была теперь совсем другим человеком, нежели в юности. Когда-то он любил Марго, но она разочаровала его; она позволила собственной гордости погубить жизнь, которую они могли провести вместе; он был способен простить ей многое, но не то, что казалось ему величайшей глупостью. Он мимоходом заметил Шарлотту, и в этой аморальной женщине из Эскадрона нашел то, что искал. Эта связь продолжалась уже много лет, но их взаимная привязанность только росла. Шарлотта служила королеве-матери, Гиз — Франции; эти обстоятельства надолго разлучали их, но они говорили друг другу, что живут ради встреч, и в этом было много правды.
   Должен ли я потерять ее из-за интриг и планов моего убийства? — думал де Гиз.
   Но ему не удавалось избавиться от мысли о том, что он остался не только из-за Шарлотты, хотя он и пытался скрыть от себя этот факт.
   Она горячо обняла его; однако Шарлотта всю ночь ощущала беспокойство Гиза; завывания декабрьского ветра, раскачивавшего шторы, заставляли его вскакивать и хвататься за шпагу.
   Лежа рядом с ним в темноте, Шарлотта сказала:
   — Что-то случилось. Ты постоянно прислушиваешься… ждешь чего-то. Чего именно, дорогой?
   — Наверное, убийцу.
   Она вздрогнула. Шарлотта знала, что ему постоянно угрожает опасность; его поведение говорило об этом. Шарлотта не могла успокоиться до тех пор, пока он не рассказал ей о полученном предупреждении.
   — Ты должен срочно уехать, — заявила она. — Завтра… нет, сейчас. Не жди до утра.
   — Кажется, ты спешишь избавиться от меня.
   — Я боюсь за тебя, мой дорогой.
   — Ты уверена, что не хочешь поскорей встретиться с другим любовником? — спросил он легкомысленным тоном.
   Гиз запел популярную песенку: «Моя маленькая роза, разлука изменила твои чувства».
   Но Шарлотта беззвучно заплакала.
   — Ты должен уехать, — сказала она. — Должен.
   Желая успокоить ее, он ответил:
   — Не бойся, моя любимая. Я могу постоять за себя. Я уеду завтра, чтобы ты не волновалась.
   Но утром он передумал.
   — Как я могу уехать? Я не знаю, когда увижу тебя снова.
   — Для тебя опасен каждый час, проведенный в Блуа. Я знаю это. Отправляйся в Париж. Там ты будешь в безопасности.
   — Что? — воскликнул он. — Я в Париже! Ты в Блуа! Какой в этом смысл?
   Она была испугана. Она поняла, что он сознает опасность и наслаждается ею с бесстрашием сумасшедшего. Шарлотта хорошо знала Гиза, но никогда еще не видела его таким. Она чувствовала, что он хочет умереть.
   Он посмотрел ей в глаза, и на его лице появилось насмешливое выражение. Он отдавал себе отчет в том, что выдал свои самые сокровенные мысли любившей его женщине. Теперь она знала, что величайший, по мнению многих, гражданин Франции боится жизни больше, чем смерти. То, к чему он всегда стремился, было почти в его руках, но он боялся сделать несколько последних шагов к цели. Он был наполовину эгоист, наполовину идеалист; две части его натуры конфликтовали между собой. Самый смелый человек Франции испытывал страх — страх перед платой за желанное величие. Он мог получить корону, лишь убив короля; генерал, устраивавший массовое истребление людей на поле боя, оставался в душе разборчивым аристократом и отвергал идею хладнокровного убийства одного никчемного человека.
   Проделав определенный путь, он остановился перед убийством, которое должен был совершить; он не мог повернуть назад. Уйти от того, к чему его привели честолюбивые помыслы, можно было лишь одной дорогой. Ведущей к смерти.
   Шарлотта посмотрела на него сквозь слезы.
   — Ты уедешь? — спросила она. — Ты должен сегодня покинуть Блуа.
   — Позже, — сказал он. — Позже.
   Вечером Гиз сообщил ей:
   — Я проведу здесь еще одну ночь и уеду завтра. Еще одну ночь о тобой и затем… я обещаю тебе, что уеду.
   Шарлотта навсегда запомнила этот день. Они поужинали вместе; за время трапезы Гизу принесли пять записок с предостережениями. Герцог Эльбеф, кузен Гиза, попросил герцога принять его.
   — Нельзя терять ни мгновения, — сказал Эльбеф. — Лошади приготовлены. Твои люди ждут. Если ты дорожишь жизнью, выезжай немедленно.
   Шарлотта умоляюще взглянула на Генриха, но он не желал замечать выражение ее глаз.
   — Если бы я увидел в окне смерть, я бы не стал убегать от нее через дверь, — заявил герцог.
   — Это безумие, — сказал Эльбеф.
   — Мой любимый, он прав, — промолвила Шарлотта. — Уезжай… уезжай сейчас. Не теряй ни минуты, умоляю тебя.
   Он поцеловал ее руку.
   — Моя дорогая, как ты можешь просить меня покинуть тебя? Эта просьба более жестока, чем нож убийцы.
   — Сейчас не время для глупых любезностей, — сердито заявила она.
   Гиз перевел взгляд с любовницы на кузена и ответил с глубоким чувством:
   — Убегающий всегда проигрывает. Если необходимо отдать жизнь ради того, что мы посеяли, я сделаю это без сожаления.
   — Ты обманываешь себя, — закричала Шарлотта. — Нет нужды жертвовать твоей жизнью.
   — Если бы я располагал сотней жизней, — продолжил он так, словно она ничего не сказала, — я бы посвятил их сохранению католической веры во Франции и избавлению бедняков от страданий, заставляющих мое сердце обливаться кровью. Ложись спать, кузен. И дай нам сделать то же самое.
   Эльбеф, в отчаянии пожав плечами, удалился.
   — Ты не передумаешь? — спросила Шарлотта.
   Он покачал головой.
   — Довольно говорить о смерти. Пусть лучше нас окружают жизнь и любовь.
   Но когда они легли в постель, к герцогу привели гонца, который получил указание как можно быстрее вручить письмо лично в руки Генриху де Гизу.
   Герцог прочитал послание и сунул его под подушку.
   — Очередное предупреждение? — испуганно спросила Шарлотта.
   Он поцеловал ее, не став отвечать.

 
   Утро выдалось мрачным, дождь хлестал в окна замка Блуа. Катрин, страдая от боли, лежала в постели. Король встал рано; срочные дела требовали его внимания. Гиз проспал до восьми часов. Подняв голову, он посмотрел на спящую любовницу.
   Сегодня появятся новые предостережения; сегодня его будут просить уехать в Париж. Все его друзья будут молить об этом, и Шарлотта присоединится к ним.
   Пожав плечами, он встал с кровати.
   Гиз надел новый костюм из серого атласа, в котором он собирался пойти на утреннее заседание совета. Шарлотта, поглядев на герцога, попыталась отогнать свой страх. Сделать это утром пусть даже мрачного, пасмурного дня оказалось легче, чем вечером.
   — Тебе нравится? — спросил он, демонстрируя ей костюм; голос его звучал легкомысленно; Генрих пытался приободрить Шарлотту.
   — Великолепно! Но он слишком светлый для такого темного дня, правда?
   Генрих поцеловал ее.
   — Шарлотта, я хочу обратиться к тебе с просьбой.
   — Я с радостью сделаю все, что в моих силах.
   — Тогда не проси меня уехать сегодня из Блуа.
   — Но ты сказал, что уедешь сегодня.
   — Ехать сквозь дождь, ночевать в каком-нибудь мрачном замке, когда я могу спать с тобой?
   Она обняла его и улыбнулась, потому что ей было легко улыбаться при свете дня; глядя на Генриха, который обладал аристократической внешностью и был выше всех остальных мужчин, которых она видела, Шарлотта верила в его неуязвимость.
   Он опаздывал на заседание. Шагая по коридорам, он ощущал дыхание Судьбы, притаившейся где-то рядом. Генриха охватил легкий озноб, но он не желал признавался себе в том, что ему страшно. Прохладное утро, подумал он.
   Генрих повернулся к человеку, стоявшему в зале.
   — Сходи к двери, ведущей к лестнице, — сказал он. — Там ты увидишь одного из моих пажей. Попроси его принести мне платок.
   Герцог не мог не замечать окружавшую его странную атмосферу, страх на лицах друзей. Ему показалось, что прошло много времени, пока слуга не принес платок.
   — Как холодно! — произнес герцог. — Разожги дрова в камине. Я замерзаю. В серванте есть что-нибудь способное оживить меня?
   Слуга открыл королевский сервант и нашел там четыре заспиртованные сливы.
   Гиз съел одну из слив.
   — Кто-нибудь еще хочет их? — спросил он.
   В двери королевского кабинета появился человек; он был бледен, руки его дрожали.
   — Месье, — он поклонился Гизу, — король зовет вас к себе. Он в своем старом кабинете.
   Человек не дождался ответа и неуверенно удалился. Друзья Гиза посмотрели на герцога, они предупреждали его взглядами, но он не хотел видеть этого.
   Генрих перекинул плащ через руку, взял перчатки и шагнул к двери, которая вела к покоям короля.

 
   Король встал рано. Он должен был многое подготовить и поэтому попросил разбудить его в четыре часа.
   Королева, находившаяся рядом с ним, смотрела на него растерянно, потому что отблеск свечей подчеркивал бледность его сосредоточенного лица. Сегодня он не, уделил внимание своей внешности.
   Он прошел в свой личный кабинет, где в соответствии с указанием короля его ждали сорок пять человек. Тщательно проинструктировав их, он приказал им показать свои кинжалы. Король встал слишком рано; ждать предстояло долго. Он бы успел сделать все необходимое, если бы его разбудили в шесть часов. Стоя сейчас здесь и время от времени произнося что-то шепотом, он вспоминал канун дня Святого Варфоломея. Он думал о священниках и пасторах, уже вымаливающих для него у Господа прощение за преступление, которое он еще не совершил.
   Он очистил коридоры от людей, чтобы никто из сторонников Гиза не оказался возле герцога; король боялся неудачи и ее последствий. Кто-то из них двоих должен умереть; король считал, что уцелеет нанесший удар первым.
   К королю подбежал взволнованный человек. Он сказал Генриху Валуа, что герцог находится в зале заседаний, но он послал за платком одного из своих приближенных, который, конечно, обнаружит, что коридоры по приказу короля очищены от сторонников Гиза, и догадается о причине. Если он сообщит об этом Гизу, герцог тотчас поймет, что убийство запланировано на это утро.
   Король торопливо отдал распоряжение:
   — Арестуйте этого человека, когда он вернется с платком, и принесите платок мне.
   Это было исполнено. Рука короля дрожала, когда он протянул ее, чтобы взять платок. Он был аккуратно сложен; внутри лежала записка следующего содержания: «Спасайтесь, или вы умрете».
   Король обрадовался. Он поступил мудро. Он взял записку и вручил платок слуге — скромному, незаметному человеку, которого не знали находившиеся в зале сторонники Гиза.
   — Возьми это, — сказал король. — Постучи в дверь зала и отдай платок первому человеку, которого ты увидишь. Постарайся остаться незамеченным, скажи, что это платок, который просил принести Гиз. После этого уходи без промедления.
   Приказ короля был исполнен; человек, получивший платок, не понял, что его дал ему слуга монарха.
   Назначенное время приближалось. Король посмотрел на своих людей.
   — Вы готовы? — спросил он их. В ответ они положили руки на кинжалы.
   — Револь, — обратился король к своему секретарю, — подойди к двери зала постучи в дверь и скажи герцогу де Гизу, что я хочу видеть его в моем старом кабинете. В чем дело, дружище? Твое лицо напоминает своим цветом пергамент; ты дрожишь, как листок на ветру. Возьми себя в руки. Ты нас выдашь.
   Револь ушел.
   Король удалился в свою спальню; в старом кабинете убийцы, обнажив кинжалы, ждали герцога де Гиза.

 
   Гиз вошел в покои короля. Один из гвардейцев за хлопнул за ним дверь. Когда Гиз шагнул в старый кабинет, человек, стоявший у двери, внезапно устремился вперед и наступил герцогу на ногу. Гиз посмотрел ему в лицо, тотчас прочитал там предостережение и понял, что это была последняя попытка спасти его. Он знал, что ему угрожает серьезная опасность; в нем появилось желание уцелеть. Возможно, он легкомысленно предвкушал смерть, потому что не верил в то, что король осмелится организовать покушение. Стоя в мрачном кабинете, Гиз внезапно понял, что такой человек, как Генрих Третий, способен внезапно отбросить сомнения и совершить отчаянный шаг.
   Он услышал шорох и повернулся, но опоздал. Несколько кинжалов вонзились в его спину.
   — Мои друзья… мои друзья… — изумленно выдохнул Гиз.
   Он попытался схватить свою шпагу, но она застряла в плаще. Один из убийц ударил его кинжалом в грудь. Кровь, хлынувшая из раны, залила серый атлас нового костюма. Гиз опустился на пол старого кабинета.
   Он еще был жив; перед смертью его силы, казалось, удвоились. Он схватил одного из убийц за горло и вместе с ним пополз по полу кабинета.
   — Король… ждет меня, — выдавил из себя герцог. — Я пойду к королю.
   Изумляя убийц, он дополз до спальни короля. Возле кровати Гиз обессилел и вытянулся на залитом его кровью ковре.
   — Господи, — пробормотал он. — Господи… смилуйся надо мной.
   Он лежал неподвижно; король приблизился к герцогу, чтобы поглядеть на него. Убийцы с окровавленными кинжалами замерли возле Генриха Валуа.
   — Он мертв? — шепотом спросил король.
   Один из мужчин опустился на колени перед герцогом и расстегнул его испачканный мундир.
   — Мертв, Ваше Величество. Знаменитого короля Парижа больше нет.
   Король коснулся Гиза ногой.
   — Здесь лежит человек, пожелавший стать королем Франции, — сказал Генрих Третий. — Видите, мои друзья, к чему приводят человека непомерные амбиции. Господи, как он высок! После смерти он кажется еще длиннее, чем при жизни.
   Генрих засмеялся.
   — Теперь, мои друзья, у вас остался только один король, и это — я.
   Немного позже король отправился в покои матери. Она неподвижно лежала в постели. Король был в роскошном наряде, с тщательно завитыми волосами, накрашенным лицом; он улыбался.
   — Как ты чувствуешь себе сегодня, мама? — спросил он.
   Она через силу улыбнулась. Катрин ужасно не хотелось признаваться в том, как ей плохо; всегда презиравшая болезни, она не желала жаловаться на свои нынешние недуги. Она никому не выражала сочувствие и не нуждалась в нем.
   — Спасибо, мне уже лучше, — сказала Катрин. — Очень скоро я совсем поправлюсь. Мне надоело лежать в постели. А как чувствует себя наш король?
   — Очень хорошо, мадам. Просто превосходно. К тому есть причина.
   — Причина?
   Она чуть приподнялась, стараясь не морщиться от боли в ногах.
   — Да, мадам. Теперь я настоящий король Франции, потому что короля Парижа больше нет.
   Она побледнела.
   — Что ты имеешь в виду, мой сын?
   — Он умер сегодня утром.
   — Умер! Умер от чего?
   — От ран, мадам. Друзья короля устранили его врага.
   Она потеряла самообладание. Она ослабла от боли и непривычного для нее бездействия.
   — Ты хочешь сказать, что ты убил Гиза? — пронзительно закричала Катрин.
   — Похоже, вы не рады этому, мадам. Я забыл, что он был вашим любимцем.
   — О, мой сын, когда все это кончится? — спросила она. — Что ты наделал? Ты знаешь, что ты наделал?
   — Я знаю, что теперь я — настоящий король Франции. Только это для меня важно.
   — Как бы тебе не стать очень скоро королем без королевства, — мрачно сказала Катрин.
   Его глаза сверкнули.
   — Понимаю, мадам. Вы скорбите по вашему дорогому другу!
   — У меня нет друзей. Я предана только тебе.
   — Эта преданность заставляет вас оплакивать моих врагов?
   — Да, он был врагом, сын мой; но существуют такие враги, которых следует оставлять в живых. Ты совершил убийство.
   Король засмеялся.
   — Вы, мадам, обвиняете меня в убийстве! Как часто вы совершали их на протяжении вашей жизни?
   Она приподнялась в кровати; ее глаза были усталыми, лишенными всякого выражения.
   — Я никогда не совершала глупых убийств, — сказала Катрин. — Ты убил человека, которого любил Париж. Я молюсь о том, чтобы Париж простил тебя.
   Король был близок к истерике.
   — Ты смеешь говорить так со мной! Если я научился убивать, то у кого? Кто самая знаменитая убийца во Франции?
   — Ты плохо усвоил эти уроки, мой сын, — устало отозвалась она. — Но что сделано, то сделано. Пусть это не обернется злом для тебя.
   Она заплакала от своего бессилия, но быстро сдержала слезы.
   — Тебе не следует находиться здесь. Немедленно уезжай в Орлеан. Не дай им шанса восстать против тебя. О, мой сын, что сделает Париж? Не показывайся в столице. Прошу тебя, извести легата.
   Она откинулась на подушки.
   — Святая Дева! — пробормотала Катрин. — К чему это приведет? Не могу сказать. Я знаю только, что то, ради чего я работала всю жизнь, обращено в руины. Где мои дети? Их осталось только двое! Моя дочь — беглая, неверная жена. Мой сын — король Франции, но как долго он будет оставаться им? Господи, как долго?
   Король посмотрел на мать. Он почувствовал, что ее охватило пророческое состояние; слова Катрин испугали его.
   Но она справилась с мрачным настроением. К ней вернулась ее давняя привычка не оглядываться назад, принимать неизбежное.
   Она начала отдавать приказы.
   — Где кардинал де Гиз?
   — Он арестован.
   — Освободи его.
   Король сузил глаза. Он исполнит желание матери. Он поступит так, как поступала она сама в ее лучшие годы. Он не должен забывать о том, что сейчас она — старая больная женщина, очень слабая и, возможно, потерявшая ясность ума. Он посмеется над ней. Кардинала Гиза следует выпустить из темницы, в которую его заточили после убийства герцога, но лишь для того, чтобы он смог увидеть перед собой кинжалы друзей короля.
   — Мой сын, — взмолилась Катрин, — ты должен прислушаться к моим словам.
   — Мама, — мягко произнес он, — ты болела. Ты многого не знаешь. Будь спокойна — я не забуду твои уроки. Не бойся — я справлюсь с ситуацией так как это сделала бы ты сама.

 
   Она лежала в кровати и волновалась. Она пыталась встать, но к горлу подступила тошнота, и Катрин откинулась на подушки. Она с отвращением смотрела на окружавших ее фрейлин. Где Мадаленна? Где дамы из Летучего Эскадрона? Чем они занимаются? Почему ее не предупредили об ужасных планах сына?
   Они считают ее старухой, чья жизнь заканчивается. Но она будет действовать до последнего вздоха.
   Она послала за Мадаленной.
   — Что с тобой случилось? — спросила Катрин. — Почему меня не проинформировали? Какие новости?
   — Мадам, кардинал Бурбон арестован. Мать герцога, принц Жуанвилль и герцог Эльбеф брошены в тюрьму. Все Гизы, до которых дотянулся король… находятся в заточении.
   — Я не могу лежать здесь, когда происходит такое, — закричала Катрин. — Приготовьте мой паланкин. Я отправлюсь к кардиналу Бурбону. Я должна поговорить с ним.