Холт Виктория. Долгий путь к счастью

   По всей длине широкого полукруглого окна тянулась низкая каменная скамья. Две-три ступеньки вели к нише с маленьким окошком. Я поднялась по этой миниатюрной лестнице и выглянула на улицу. Оказалось, что замок довольно уединенно стоит на небольшой возвышенности. Однако сам Остров населен был довольно густо. Живописные домики с яркими крышами, разбросанные тут и там, имели несколько неанглийский вид. Постройки и дома образовывали даже нечто вроде улицы, где располагались магазины и гостиница, словом, все как в городе, только игрушечном. Дальше в глубине острова угадывались фермы, ровные квадраты полей и пастбищ. Я разглядела фруктовые сады, и даже небольшой лесок, и снова домики, дома, домишки. Должно быть, жизнь здесь довольно приятная. А вот там виднеется Остров Голубых Скал, обрадовалась я и подумала, что не верится, будто расстояние до него около полумили, как мне говорили; он казался гораздо ближе — лишь узкая полоска моря разъединяла эти клочки суши. Взгляд мой метнулся дальше, к Большой земле. Что там сейчас Майкл Хайдрок поделывает?
   — Великолепно! — громко сказала я, от окна отступая в глубь комнаты.
   — Мистер Яго велел именно эту комнату приготовить для вас, мисс. Она одна из лучших в замке.
   — Как это мило с его стороны.
   Дженет сдавленно хихикнула.
   — Мы тут все получили инструкции, мисс, оказывать вам особый прием.
   Прием был действительно исключительно теплый.
   — Если вам что понадобится, мисс…. — с этими словами Дженет указала на золотисто-красный шнур, — надо только потянуть за него, и я тут же буду у вас. Мы, конечно, обо всем подумали, но разве все предусмотришь?
   В этот момент в комнату ввалился мальчик с моими чемоданами.
   — Вам будет угодно, чтобы я разобрала все это? — просила она.
   О чем расспросить ее. — Вещей у меня немного, управимся быстро.
   — Я сначала вам водички горячей принесу, мисс.
   Девушка вышла. Я же стала осматривать комнату: дубовый диван, массивный шкаф, очаг, на каминной доске — тяжелый подсвечник. Высокий потолок поражал витиеватой резьбой.
   Я раскрыла один из чемоданов, извлекла платье — одно из тех, что сшиты были для моего медового месяца. Платье это сапфиро-синего шелка шло мне особенно. Помню, что на последнюю его примерку дамского портного за мной увязался Филипп и все поглядывал в дверь. «Ну, Эллен, — сказал тогда он, — теперь я вижу, что беру в жены настоящую красотку».
   Внезапная боль резанула душу, мысли вновь унеслись назад, в те дни, когда мы строили планы нашего свадебного путешествия. «Венеция, — говорил Филипп, — гондольеры. Серенады. Каналы… Сплошная романтика!»
   Так я и стояла, держа в руках платье, когда вошла Дженет.
   — Платье какое красивое у вас, мисс, — пропела она.
   Молча кивнув, я положила его на кровать.
   — Мистер Яго только что приехал, мисс, — уже озабоченно продолжала она, — он обязательно захочет видеть вас. И вы, наверное, не захотите его задерживать. Он пока еще во дворе.
   — Тогда я буду умываться.
   Дженет отдернула штору, закрывающую просторную нишу, в которой был умывальник, на нем кувшин. Горячая вода освежила меня; горничная тем временем развешивала мои платья. Синее платье она оставила.
   — Вы его наденете к обеду, мисс?
   Ответить я не успела, потому что в комнату заглянул мальчишка, Джим.
   — Мистер Яго в гостиной. Он просит мисс Келлевэй прийти туда.
   — Хорошо, Джим. Иди, — ответила Дженет, а мне сказала:
   — Ну, мисс, пора. Мистер Яго не любит ждать.
   Я вдруг ощутила дрожь в коленках. Вот-вот я увижу человека, о котором за последние дни столько слышала и который представлялся мне теперь личностью исключительной.
   И вот я направилась в гостиную на свою первую встречу с Яго Келлевэем. Гостиная была восхитительная, с эркером, с окном, выходящим на море, с огромным камином, дрова в котором лежали на решетчатой подставке, перед очагом — кушетка, покрытая гобеленом того же рисунка, что и на обивке стен; потолок был выложен ромбовидными и квадратными панелями. Отделка комнаты была изысканной и величественной одновременно. Но все это разглядела я гораздо позже, а тогда…
   …Дженет постучала в дверь, и едва она, будто по мановению волшебной палочки, отворилась, я буквально влетела в гостиную, потом вдруг услышала позади себя тихий смех и звук захлопнутой двери. Он стоял, прислонившись к ней, и с веселым интересом наблюдал за мной.
   — Вы! — вскрикнула я. — Вы… Яго Келлевэй?
   Передо мной был смуглый незнакомец, который когда-то беседовал со мной после концерта, который зашел в пустующий дом на площади Финлей… именно тогда Ролло и застал нас там обоих.
   Я затрепетала — от ужаса и изумления сразу.
   — Но… я не понимаю… — пробормотала я наконец.
   — Я так и думал, что вы будете удивлены.
   В его голосе звучал смех. Он взял меня за руку. Я совсем забыла, как он высок. Он подвел меня к окну, взял за плечи и посмотрел прямо в лицо.
   — Эллен, — сказал он, — наконец-то вы здесь!
   — Я… хотела бы знать… — начала я.
   — И узнаете обязательно. Вы очень любознательная юная леди, и я согласен, что все это кажется вам немного странным.
   — Немного странным! Да не брежу ли я? Зачем вы приезжали в Лондон? Что вы делали на концерте? Почему не сказали мне, кто вы, в конце концов?
   — Вы задаете столько вопросов, на которые сразу я ответить не могу. Прежде всего, я рад приветствовать вас на Острове Келлевэй и спешу сообщить, что я безмерно счастлив вашему приезду. Вы действительно Келлевэй. Вы во многом похожи на вашего отца. Он был очень нетерпелив.
   — Может, вы все же объясните…
   — Конечно, объясню. Садитесь, Эллен, дорогая, и я начну отвечать на ваши вопросы.
   Он повел меня к креслу с резными подлокотниками и обитой гобеленом спинкой, почти силой усадил меня туда. Сам же неторопливо, будто наслаждаясь моим нетерпением и не стремясь удовлетворить мое любопытство, расположился в другом кресле, которое скорее походило на трон. Размерами оно было под стать хозяину, спинка была украшена не только резьбой, но и инкрустацией.
   Теперь я смогла рассмотреть его лицо, которое производило впечатление более сильное, чем в Лондоне. У него были густые, темные волосы, глаза полуприкрытые тяжелыми веками, которые, я сразу это почувствовала, могли скрывать многое. Сейчас эти глаза смотрели на меня с откровенным удовольствием. Одет он был в темно-синий смокинг, у ворота был повязан белый галстук. Безукоризненной формы кисти рук, покрытых бронзовым загаром, неподвижно лежали на подлокотниках. На мизинце правой руки поблескивала печатка, на которой я разобрала литеру "К".
   — Итак, — начал он, — вы спрашиваете, кто я. Отвечаю: Яго Келлевэй. В каком родстве мы состоим, также спрашиваете вы. Это вопрос довольно сложный. Но лучше я сам вам на него отвечу, чем вы получите искаженные версии этой истории. Ничего необычного в ней нет. — Губы его дрогнули, будто в усмешке. — Хотя, — продолжал он, — кое-кому она может показаться и неделикатной. Но нет, не вам. Вы же из утонченного светского общества, вам знакомы материи такого рода, время от времени в самых степенных семействах случается что-то подобное. Я прав?
   — Я не могу ответить, пока не услышу, — ответила я резко, ибо что-то заставляло меня противодействовать ему. Он прекрасно понимал, как жажду я все узнать, и намеренно тянул время. Странное его поведение в Лондоне обернулось для меня страшными переживаниями, хотя было ясно, что сам он воспринимал это не более как шутку. Ну а я, которая совсем иначе представляла себе своего «опекуна», сейчас была даже раздражена его манерами, несмотря на то что страстно хотела получить от него ответы на все вопросы.
   — В истории этой фигурирует черная печать незаконнорожденности, — начал он. — Один из наших предков — не такой уж дальний, кстати, это был ваш прадед — имел сестру по имени Гвеннол. Гвеннол была неистовой красавицей. У нас в галерее висит ее портрет. Я обязательно покажу вам его. Семейство Келлевэй было богатым и знатным. Они владели островами и жили на широкую ногу. Блистательная партия, вероятно, готовилась для Гвеннол, но в один прекрасный день она с гордостью объявила, что ждет ребенка. Имя отца называть отказалась, как ни в малейшей степени не собиралась выходить замуж. Отец ее пришел в ярость, грозился вышвырнуть Гвеннол вон, если она не признается, от кого у нее ребенок. Но она не пошла на это. Она покинула замок в сопровождении нескольких слуг. Так или иначе, но девица среди людей получила дурную славу ведьмы, а отцом ее ребенка все считали самого Дьявола.
   В глазах Яго опять мелькнул лукавый огонек.
   — Очень может быть, что это так и есть, потому что теперь все Келлевэи имеют этакую дьявольскую жилку в характере. А вы, Эллен? Впрочем, зачем это я вас спрашиваю? Вы явно не сатанинского племени, вы же исходите от другой, благопристойной ветви нашего рода. Так вот, эта Гвеннол нашла приют на Острове Голубых Скал, что всего в полумиле от нашего. Вы, наверное, обратили на него внимание.
   — Да, мистер Трегардиер показывал его мне, из моего окна он хорошо виден.
   — Вот там она и поселилась. Сначала кровом ей служила хижина из веток и сучьев, позже построили там жилище посолиднев. Оно и по сей день цело, кстати. Вот там и родился у нее сын. Мой отец.
   — Родство наше становится мне более ясным. Мы с вами что-то вроде троюродных-двоюродных…
   — Трижды троюродных, я бы сказал. Но мы оба носим имя Келлевэи. Я был совсем мальчишкой, когда умер мой отец, так что нас с сестрой отправили в этот замок, где жили ваши предки. Мы с вашим отцом нашли общий язык, все время проводили вместе. По зднее мы оба в равных долях владели Островом; потом он стал болеть, и я взял все хозяйство под свое руководство. А в прошлом году отец ваш скончался.
   — И ни разу за эти годы не поинтересовался, где я его дочь, что со мной.
   Пристально глядя на меня, Яго покачал головой.
   — Он много думал о вас перед смертью. И поручил мне вас разыскать, назначил меня опекуном — до вашего совершеннолетия.
   — До которого мне немного осталось. Отцу следовало бы знать об этом.
   — Естественно, он помнил ваш возраст. А вот отыскать вас оказалось очень не просто; ваша матушка как в воду канула, чего и хотела, уехав с острова.
   — Разве вы не знали, что она вернулась в родительский дом?
   — Отец ваш ничего не рассказывал о ее родне. Но, увидев имя Келлевэи в газетах, узнав, что вы собираетесь замуж, я отправился в Лондон.
   — Все же странно, что вы не сказали мне, кем являетесь.
   — А я, знаете ли, шутник. У меня полно всяких чудачеств. У вас будет еще возможность убедиться в этом. Я люблю удивлять, люблю неожиданности, люблю, чтобы жизнь бурлила. А вас я хотел узнать прежде, чем вы познакомитесь со мной. Вот я и явился на тот концерт.
   — Но как? Каррингтоны не знакомы с вами.
   — Скажем так, я пришел без приглашения. Проникнуть в дом ничего не стоит — при известной уверенности в себе, а уж этого у меня предостаточно. В общем, «билет» я не предъявлял при входе.
   — Какая дерзость… дерзость!
   — Да, и этого у меня в избытке.
   — А как вы зашли в особняк на площади Финлей? Вы сказали, будто агент дал вам ключ, однако ключей было всего два, насколько мне известно.
   — Это агент вам так сказал. Вы же знаете эту публику «от недвижимости». Они так страстно мечтают все поскорее продать, что готовы идти на любые хитрости.
   — А как же вышло, что вы появились там именно в день и час моего визита?
   — Ждал, когда вы зайдете в особняк — все проще простого, а? Вот что я вам скажу: это был мой долг. Я ваш опекун. Я должен был выяснить, что это за семейство, с которым вы собирались породниться.
   — Конечно, узнать о Каррингтонах было несложно.
   — Да. И узнал я очень многое. Но потом произошла трагедия, и я предложил вам приехать сюда. Ну, кое-что уже понятно?
   — Да, — призналась я.
   — Я надеюсь, Эллен, — серьезно произнес он, — что вы поживете у нас подольше.
   — Вы так добры, — тронутая его словами, ответила я, однако не верила, что он рассказал мне всю правду.
   — Я хочу, чтобы вы полюбили этот уголок, — продолжал он, — мне он очень дорог. Здесь мой дом. Ваша мать когда-то увезла вас отсюда, но вот вы снова здесь, Вам довелось пережить ужасные, трагические дни, надеюсь, мы сможем утешить вас.
   Говорил он искренне. Смотрел ласково и дружелюбно. Лицо его было самым выразительным из всех лиц, что мне приходилось видеть. Буквально несколько минут назад он имел вид лукавый, плутовской, а тогда, в пустом лондонском особняке, было в его облике и взгляде нечто сатанинское. Сейчас же и глаза, и слова его были ясны и понятны, и таинственный незнакомец превратился в доброго заботливого опекуна. До конца я ему, правда, не доверяла, но заинтересовал он меня всерьез.
   — Как мне вас называть? — спросила я.
   — Яго, естественно. Это мое имя, мы с вами родственники. Попечительство не обязывает нас к церемониям. Вам нечего благоговеть передо мной.
   — Я и не собираюсь. Я сама всю жизнь за себя отвечала и на данный момент не считаю, что так уж нуждаюсь в опекуне.
   — И тем не менее он у вас есть, хотите вы этого, Эллен, или нет; это человек, наделенный, к несчастью, а может, и к счастью, повышенным чувством долга, и как бы вы ни возражали против его попечительства, он будет обязательства свои выполнять. Таким образом, для вас я — Яго, и… будем друзьями. Яго — старобританский вариант имени Джеймс, ветхозаветного Иакова. Параллели эти возникли еще на заре истории, которой я всегда интересовался, изучая наши древние обычаи, собирая факты, имена… Надеюсь, вам будет это любопытно. Никаких испанских «влияний», имя Яго не имело, хотя многие уверены в этом. Ведь испанское влияние на язык, традиции нашего побережья было огромным. Пресловутая Великая Армада постоянно совершала сюда вояжи, а когда славе их настал конец, многие ее бойцы осели в этих краях, многие были взяты в плен… Но я не об этом. Я о своем имени. Яго, повторяю, старобританского происхождения и, подчеркиваю, не английского. Вы вообще знакомы с древней историей?
   — Очень поверхностно, — ответила я, — на домашних уроках нам что-то рассказывали, но я помню немногое.
   — Мы — чистокровные бритты, — продолжал он, — кровь наша не имеет ничего общего с теми, кто называет себя сегодня англичанами. Наши предки очень изолированно жили на островах и на побережье… здесь сохранились древние традиции, национальные особенности. Со многими из них вы у нас познакомитесь. Эти острова — родовое владение Кэллевэев, уже несколько столетий мы обитаем здесь, наш Остров — удивительное место: щедрая земля, мягкий климат, богатые урожаи. Скалы защищают нас от ледяных ветров с востока, холмы — от юго-западных холодов, Гольфстрим верно служит свою службу. Я как-нибудь покажу вам пальмы и субтропические растения в моем саду. У нас своя «городская» торговля, своя церковь, свое кладбище, своя гостиница; хозяйство наше преуспевает. Мы независимы… почти независимы… от Большой земли. И это — край Келлевэев.
   Произнося эти слова, Яго вновь изменил свой облик: теперь он светился гордостью и достоинством чистокровного бритта. Он не стеснялся своих чувств к Острову, и это смягчило меня, к тому же его почти яростный патриотический энтузиазм был заразителен. И пусть я не видела еще толком родовых владений, я тоже преисполнилась гордости за свою принадлежность к древней фамилии и к древней земле Келлевэев. Мне ужасно захотелось, чтобы Яго продолжал этот исторический экскурс. Он заметил мой интерес, и я поняла, что это ему приятно.
   — Я с огромным удовольствием все покажу вам, Эллен, все расскажу, — сказал он. — У нас здесь столько праздников: наше Рождество, наши «Кулачки», наша «Верхушка Лета», вся полыхающая кострами… На Острове традиции соблюдаются строже, чем на берегу, многие обычаи уходят еще в языческие времена. Но вы все сами узнаете. Для начала неплохо было бы познакомить вас с родней. Итак, моя сестра, Дженифрай. Она вдова, мужа потеряла несколько лет назад во время эпидемии тифа, которая свирепствовала на Большой земле и даже сюда просочилась, Сестра старше меня на несколько лет. Именно она отправилась в одну из семей, где хозяин прикован болезнью к постели. Вы знаете, Эллен, мы здесь никого не бросаем в беде. И к нам идут люди за помощью. Это накладывает определенную ответственность на нас. А дочь Дженифрай, Гвеннол, составит вам славную компанию. Вы примерно одних лет. Гвеннол не бросит вас одну. Ну а теперь я жду вашего рассказа.. о себе, о жизни в доме ваших родственников.
   Я начала свое повествование, которое даже развеселило Яго, правда, я намеренно излагала события детства и юности в этакой озорной, легкой форме. Иначе говорить о кузине Агате я не умела.
   Однако Яго поинтересовался:
   — Что же, значит, не очень сладко вам жилось? У них своя дочь, и наполовину не такая очаровательная, как вы. А вас кузина держала на положении жалкой родственницы, пользующейся ее щедротами?
   Я поразилась, насколько проницателен он был.
   — В общих чертах — да, — призналась я.
   — А потом, — продолжал Яго, — наступило время этого юноши — богатого и великодушного. Ваша родня хотела заполучить его себе в зятья, а он выбрал вас — молодец! И вдруг покончил с собой?..
   — Нет. Он не мог этого сделать. Если бы вы знали его, вы поняли бы, что это немыслимо. Невозможно.
   — Что случилось, то случилось. — Его голос успокаивал, утешал. — Все позади. Я просто вспомнил об этом, раз уж разговор шел о прошлом. Не будем возвращаться к тем дням, лучше будем думать о настоящем и о будущем. Но, заканчивая эту тему, я только одно еще хотел узнать: какие планы у вас были, пока вы не получили от меня письмо?
   — Я собиралась идти в гувернантки в дом приятельницы моей кузины.
   — И такая перспектива вам не улыбалась?
   — Да мне противно думать об этом! — горячо откликнулась я.
   — Еще бы! Вы — и в гувернантки! Моя дорогая Эллен, вам это никак не подходит. Вы слишком горды ря такой лакейской работы. Вам самой следует нанимать гувернанток для своих детей.
   — Я не замужем, так что…
   — Такая привлекательная, как вы, девушка долго одна в жизни не останется. — Я не собираюсь… — начала я, протестуя.
   — Конечно, не собираетесь, пока не встретили подходящего человека. Как опекуну мне бы очень хотелось вашего счастливого замужества. Ну а теперь, я полагаю, вам надо немного отдохнуть. Комната в вашем распоряжении. Все просьбы и пожелания Дженет исполнит, вам стоит только позвонить.
   Я встала. Поднялся и Яго. Он вызвал прислугу.
   Затем положил мне руку на плечо и легонько сжал его. Я ощущала кожей его сильные пальцы, уверенные движения.
   — Проводите мисс Эллен в ее апартаменты, — приказал он, ласково пожимая на прощание руку. Двери в его гостиную закрылись.
   В странном настроении вернулась я к себе. Только что я виделась с самым необычным человеком в своей жизни. До конца я ему доверять не могла, как не могла избавиться от впечатления, которое он произвел на меня когда-то в пустом особняке на площади Финлей. Настроение и поведение его менялись резко и неожиданно, каждый раз казалось, будто передо мной уже другой человек. А пока мне было ясно только одно: я так и не поняла, что представляет собой мой кузен-попечитель Яго.
   Естественно, мне было не до отдыха. Я была слишком взбудоражена. До обеда оставалось еще куча времени, и я решила обследовать территорию в пределах стен замка. Мне совершенно четко дали понять, что здесь я — дома. Вот я и начну осматриваться, изучать округу.
   По лестнице, по которой меня вели в комнату, я теперь спустилась вниз, вошла в небольшое помещение, типа караульной. Сознание одиночества в этом огромном замке всколыхнуло во мне настроения, которые не возникали в присутствии других людей. Все оказалось совсем иначе, чем я себе представляла. Замок-крепость, опекун — отнюдь не пожилой господин, а мужчина в расцвете лет. К тому же очень своеобразного нрава. Сестра его и племянница, с которыми мне еще предстояло встретиться, и, конечно, он сам, происходили из родовой ветви, печально известной «связью» с дьяволом. В таком месте, где всем и всеми повелевает столь необычный человек, мне явно скучать не придется; мысль эта взбодрила меня, чего после смерти Филиппа не бывало. Кроме всего прочего, я хотела дознаться, отчего моя мать так поспешно и таинственно сбежала отсюда. Моя жизнь сложилась бы, наверное, совсем по-другому, если бы не тот ее побег…
   Атмосфера пустого караульного помещения, где я стояла, вдруг показалась мне угрожающей. До чего же я была опрометчива, приехав сюда, мелькнула мысль.
   А нет же, что это я, ведь здесь моя родня. Некоторую неуверенность в себе и сомнение вызвал тот неожиданный факт, что Яго оказался тем самым человеком, которого я безумно испугалась в особняке на площади Финлей. Да, он определенно шутник и большой оригинал. Бывают такие люди. Он сам признался, что любит театральные эффекты в жизни.
   Акая роль мне в этом спектакле уготовлена?
   А смутные предчувствия не оставляли меня. Правда, я всегда была впечатлительна. До сих пор с содроганием вспоминала я страх и отвращение, которые ощущала, едва переступив порог пустого особняка на площади Финлей. А эта средневековьем ропитанная комната, вся завешенная оружием — мечи крест-накрест, копья, секиры, алебарды, — напомнила оружейную в Трентхэм Тауэрз, где Филипп показывал мне коробку из-под пары пистолетов, в которой одна ячейка пустовала, а «обитатель» ее поставил точку в жизни моего жениха… Смутное ощущение какой-то опасности закралось и сейчас в мою душу.
   Так было с особняком Финлей, так было в Трентхэм Тауэрз, так было и здесь, в замке Келлевэй.
   Я направилась к выходу; шаги мои гулко отдавались от мраморных плит пола. Я замерла. Наступившая тишина поразила меня. Что за глупость наделять дома человеческими свойствами! Но глупость ли? Когда дом стоит уже семь столетий, когда столько всего здесь произошло, тогда стены начинают говорить. И рассказать могут ох как много! Такие замш, как этот, знали и радости, и печали, здесь разыгрывались и драмы, и комедии. И не могло это не запечатлеться на мощных серых камнях. И навечно сохранить свои тайны им не удастся.
   Вздор, глупость, ерунда, отмахивалась я. Однако уверенности от этого не прибавлялось. Легко ли раз и навсегда отбросить прежнюю жизнь со всеми ее несчастьями и вступить в новую, неведомую?
   Я вышла на улицу. Передо мной был дворик, откуда через небольшую арку в стене можно было выйти на хозяйственный внутренний двор. Из него, спустив шись по ступенькам к низкой калитке, я прошла каким-то постройкам. Окна в них, маленькие, закрытые ставнями, смотрели во внутренний двор. Домии эти с одной стороны и основная крепостная стена другой образовали нечто вроде узкого глухого коридора. По нему я и пошла.
   Через несколько шагов я обнаружила уже трети двор-закуток. Отсюда слышно было воркование птиц, хлопанье крыльев, какие-то шорохи. Сделав еще пару шагов, я увидела стайку голубей, которые клевали рассыпанное по каменной кладке дворике зерно.
   При моем приближении некоторые птицы с шумом вспорхнули и облепили перекладины голубятни, устроенной под крышей, другие продолжали поедать корм. Большинство голубей были обычного сизо-серого цвета, а вот несколько птиц имели коричневую окраску. Таких голубей я никогда еще не видела.
   На этот небольшой квадрат двора выходило лишь одно узкое окошко. Боковым зрением я заметила в нем чью-то тень. За мной наблюдали. Я резко обернулась. Тень исчезла. Снова зянялась я птицами и снова уголком глаза увидела в окне какое-то движение.
   — Это ваши голуби? — обратилась я неизвестно к кому.
   Молчание. Тогда я подошла ближе к окошку, где только что темнели чьи-то очертания, но теперь там уже никого не было.
   Вдруг рядом с собой я увидела низкую дверь и постучала. Мне просто хотелось узнать, что это за буро-коричневые голуби. Только что чуть приоткрытая дверь тихо захлопнулась передо мной. Кто-то, кто был там, внутри, совершенно определенно не хотел впускать меня. Мне даже показалось, что через тонкие доски я слышу прерывистое дыхание. Как странно. Что же, кто бы там ни был, со мной он говорить не хотел, значит, не стоит его, или ее, беспокоить… И все же я еще раз легонько постучала.
   Никакого ответа.
   Тогда я громко сказала:
   — Я только хотела расспросить вас об этих голубях.
   Та же тишина.
   Непонятно. И не очень-то любезно. Должно быть, там кто-то из прислуги. Пожав плечами, я покинула голубиный дворик и прежним путем пошла обратно.
   Неразумно, может быть, что я начала самостоятельно осматривать замок. Гораздо лучше было бы дождаться кого-нибудь из его обитателей в качестве проводника. Наверняка нашелся бы кто-то, кто с радостью помог бы мне.
   Вернувшись по путаным коридорам и переходам в свою комнату, я начала переодеваться к обеду. Выбор я давно сделала — синее платье такое элегантное. Интересно, пригодится ли теперь «практичное» черное, которое я надевала в тот вечер, когда Филипп сделал мне предложение? Были бы сейчас те орхидеи, что он прислал, черное платье вновь приобрело бы очарование…
   И опять я в мыслях обратилась к прошлому. Избавлюсь ли я от него когда-нибудь? Освобожусь ли от мучительных воспоминаний? Даже сейчас, обряжаясь в ярко-синее платье, я вспомнила, как мечтала появиться в нем рядом с Филиппом.
   Из комнаты меня препроводили в приемную, где в полном сборе меня ожидала семья Келлевэй. Заложив руки за спину, стоял у камина Яго, глаза его светились радостью. По одну сторону от него сидела женщина лет сорока, как я догадалась, это была его сестра Дженифрай, по другую — молодая девушка, его племянница Гвеннол.