Холт Виктория. Долгий путь к счастью

   Однако будто неведомая сила потянула меня через площадь. Идти я сама хотела, но по мере того как я двигалась, потусторонняя тяга становилась все мощнее. Я зайду и спокойно осмотрю все, уверяла я себя, осмотрю и увижу, что это просто пустое строение. И от сотен других незаселенных домов оно ничем не отличается.
   Потянув за решетчатую калитку, я услышала сердитый скрип ржавых петель. Дурные предзнаменования так и мерещатся, укорила я себя. Настроившись не брать в голову весь этот вздор, я решительно прошла по короткой дорожке, ведущей к парадному входу. Я зашла, прикрыла за собой двери и оказалась в холле. Внезапно снова накатила волна невыразимых словами тяжелых предчувствий. Казалось, будто сам дом меня гонит прочь. Меня здесь не ждали, и кроме беды ничем не встречали.
   Я посмотрела на высокие расписные потолки, на необыкновенной красоты винтовую лестницу. Достоинства дома я оценила, несмотря на его мрачное недоброжелательство.
   Наверное, моя впечатлительность перевешивала серьезные намерения. Только такая взбалмошная фантазерка может из года в год, из месяца в месяц мучиться одним и тем же ночным кошмаром, да еще усматривать в нем зловещий смысл. Да сотни людей уже наутро забывают свои сны. Только я такая безумная.
   Нарочито медленно я поднялась вверх на один пролет и принялась бродить по залам и гостиным. Все здесь было создано для светских развлечений. Изысканные линии высоких — от пола до потолка — окон были характерны для стиля того времени, камины поражали простотой и строгостью очертаний. Я представила эти апартаменты обставленными мебелью, обжитыми, а себя — хозяйкой, грациозно обходящей гостей. Я — леди Каррингтон, скривив губы, подумала я. "О, вечер добрый, кузина Агата. Как мило, что вы пришли. Мы с Филиппом так рады вам! "Помилуйте, миссис Оман Лемминг, это просто очаровательно, что вы пришли со своими дочерьми (сколько их там у нее, две, что ли?). И все будут счастливы, что их пригласили на прием супруги Каррингтоны. Мысль о том, как мы с Филиппом разыгрываем этот «спектакль», развеселила меня.
   Я поднялась еще на этаж выше. Здесь будут наши спальни, а вот в этой маленькой комнатке можно оборудовать ванную. «Не надо почти ничего переделывать, — вспомнила я слова Филиппа, — этот дом — просто идеальный вариант».
   — Это идеальный дом, — громко произнесла я. Прислушалась. Показалось, долетает чье-то насмешливое «ха-ха».
   Я оглядела помещения для прислуги и пошла дальше в будущие детские комнаты, попыталась представить белые стены, узорные, с силуэтами зверюшек, бордюры, маленькую детскую кроватку из светлого дерева, голубое одеяльце на ней.
   Может быть, не такое близкое это будущее. Но иначе зачем вообще выходить замуж, создавать семью? Именно поэтому Каррингтоны так поддерживали идею Филиппа жениться пораньше, поскольку вряд ли в семье Ролло появятся когда-нибудь дети. Непривычно было даже в мыслях называть себя с Филиппом родителями.
   И вдруг мое сердце замерло. В гулкой тишине дома я услышала какие-то звуки. Напряженно вслушивалась я в пустоту. Все тихо. Неужели почудилось? На все же странно, что порой даже в полной тиши ощущаешь чье-то незримое присутствие. Это жуткое чувство переживала я в тот момент — в доме кто-то есть. Еще звук. Значит, я не ошиблась. Я не одна. Сердце заколотилось почти болезненно. Кто здесь? Филипп? Нет, я знала, куда он отправился. Он говорил, что должен помочь отцу в конторе.
   Я вся обратилась в слух. Опять! Приглушенные звуки; легкий скрип открываемой двери.
   На лестнице раздались шаги.
   Тело не слушалось меня. Я будто окаменела. Что за бред! Дом продается, мы еще не решили с покупкой его окончательно, так почему же никакой другой возможный покупатель не может осмотреть его?
   Шаги приближались.
   Как завороженная я смотрела на дверь. Кто-то сейчас войдет…
   Дверь медленно подалась, начала раскрываться… я ахнула: там стоял Ролло Каррингтон.
   — Надо же, — сказал он, — думал, что здесь ни души.
   — Да… я здесь.
   — Боюсь, что испугал вас.
   — Я… я услышала звуки снизу… и…
   Он был очень высок ростом, и я сразу вспомнила, как давным-давно Филипп рассказывал о своих предках-викингах. Даже имя Ролло, казалось, подтверждало это.
   Я смотрела на него, будто видела впервые. От него исходила сила, энергия, власть. Его нельзя было не заметить.
   — Вы ведь мистер Каррингтон, — продолжала я, — брат Филиппа. А я Эллен Келлевэй, его невеста.
   — Да, я знаю. Примите мои поздравления.
   — Благодарю вас. Я не знала, что вы в Лондоне.
   — Я приехал прошлой ночью. Естественно, уж слышал о помолвке.
   Интересно, неужели он только из-за этого отправился в Лондон?
   — Филипп рассказал мне об этом особняке. Я сказал, что хочу взглянуть на него, тогда брат дал мне ключи.
   — А я захотела осмотреть дом без спешки, одна, — объяснила я.
   — Разумеется, ведь надо убедиться, приемлем ли о для жилья, — согласился Ролло.
   — Посоветовали бы вы покупать его?
   — Вообще вариант вполне подходящий. Впрочем, окончательно я не уверен в этом.
   Он пристально смотрел на меня, стало даже не по себе от его оценивающего взгляда, будто он посягал на мои самые тайные, сокровенные помыслы. А о чем он думал, изучая меня, я даже представить не могла. Сама же я вспоминала его несчастную жену — скорее это был лишь расплывчатый образ — запертую в верхних комнатах Трентхэм Тауэре, и размышляла, что же побудило Ролло взять для нее сиделку.
   Не могла я представить этого человека одержимым такой страстной любовью, которая толкнула бы его на столь поспешный брак. Меня настораживали горькие складки его жестко очерченного рта. Несомненно, он проклинал судьбу за безумие своей жены, за то, что все вскрылось уже после свадьбы. Такой сдержанно-холодный, он, казалось, все да и всех способен подчинить себе, и трагическая история его романтической любви никак не укладывалась у меня в голове.
   — Вы уже обошли весь дом? — поинтересовался он.
   — Не совсем.
   — Может, посмотрим вместе?
   — Да, пожалуй.
   — Тогда давайте начнем с самого верха.
   Он заговорил о том, что могут обнаружиться неожиданные подвохи при покупке дома. Я едва ли вникала в его слова, лишь вслушивалась в звучание голоса, такого глубокого, уверенного. Мне ужасно хотелось узнать этого человека получше, поближе. Ролло казался таким взрослым рядом с Филиппом и мною; да и говорил он о брате почти как о ребенке, а уж меня, наверное, держал совсем за несмышленыша.
   — У меня есть некоторый опыт в приобретении недвижимости, — сказал он, — тут следует быть крайне осмотрительным. Интересы покупателя превыше всего, знаете ли.
   Мы осмотрели дом, затем вышли в сад и остановились в тени деревьев.
   Я обернулась, взглянула на особняк. Он казался сейчас, как никогда, угрожающим, и опять почти непреодолимое желание поскорее унести отсюда ноги охватило меня, несмотря на присутствие родного брата Филиппа, который мог бы оградить меня от надвигающейся беды.
   Ролло вновь направился в дом, и я следом за ним. Будто не двери, а тюремные ворота закрылись за мной, освободиться от дурных предчувствий было почти невозможно, я даже испугалась, что вот-вот обнаружу свои страхи и сомнения. Ролло пристально посмотрел мне в лицо, как бы собираясь сказать что-то, но вдруг передумал или притворился, что передумал. Наконец он открыл парадные двери, и мы вышли на улицу; какое необыкновенное облегчение испытала я.
   — Я возьму кэб, — сказал он, — и отвезу вас домой.
   Не знаю даже, смогу ли описать Ролло. Было в этом человеке нечто загадочное и непостижимое. Легкомысленности и обаяния Филиппа у него и близко не было. Черты лица были жестче, резче, он источал силу, притягивал ею. Он был из тех людей, кому стоило лишь появиться в комнате, и все оказывались в его власти. Скорее всего, любые его начинания и деловые предприятия имели успех.
   Я никак не могла избавиться от мысли о Ролло. Возможно, наша случайная встреча стала причиной этого. Я испугалась сначала — глупо, конечно, — услышав шаги в пустом доме, потому что сама «накрутила» себя, пустившись в фантазии об одушевленности этого особняка. И вдруг увидела… Ролло.
   Вообще, с тех пор, как я узнала историю его женитьбы, Ролло не выходил у меня из головы. A уж после того, как я побывала на верхнем этаже Трентхэм-Тауэре, воображение мое разгулялось. Все мне рисовались картины романтических свиданий, а потом ужасное открытие, что жена его… Но только сам этот человек не вписывался в историю страстной любви, не совпадал у меня его образ с естественными для такого случая человеческими переживаниями. Правда, я уверяла себя, что Ролло просто безукоризненно владеет собой и прекрасно управляет своими эмоциями.
   Может быть, с годами я узнаю его ближе, думала я. В конце концов, он мой деверь.
   Дождавшись нашего с Филиппом свидания в парке я рассказала ему о неожиданной встрече в пустом особняке. Это его позабавило.
   — Ролло только вчера поздно вечером вернулся из Рима, — сказал он, — совершенно неожиданно для нас. Правда, мать писала ему о помолвке.
   — И что же, именно это привело его домой?
   — О да, он должен был обязательно приехать.
   — Чтобы удостовериться в приемлемости невесты?
   — Да он и раньше встречал тебя. Семью вашу хорошо знает.
   — И дом он осматривал.
   — Да, как только узнал, что мы ищем подходящий вариант, сразу решил присоединиться. Кстати, он считает, что это будет неплохая сделка, полагает, что на этом варианте можно остановиться.
   — И он не возражает против нашего брака?
   — Возражает? С чего бы это?
   — Ты такой богатый, а я вовсе без гроша.
   — Ну и выдумала! — засмеялся он. — Да кого это волнует? Моя мать была бедна, когда выходила замуж за отца, уже в ту пору богатого человека.
   — У нее был титул.
   — А у тебя? У тебя красота и доброта, что, пожалуй, ценится дороже королевского венца. Такие вещи надо знать.
   — …Что верное сердце дороже чистой норманнской крови? Ну и как, я соответствую?
   — Будешь меня любить — будешь соответствовать.
   Он был так весел, так беспечен, так уверен в том, что жизнь прекрасна и удивительна! А я все сравнивала его с братом. Ну ничего общего.
   — Это потрясающе, как твои близкие хорошо приняли меня. Кузина Агата просто поражена.
   — Кузина Агата хоть и твоя кузина, но старая глупая гусыня. Ты уж прости меня.
   — Можешь не извиняться, мы дальние, очень дальние родственники. А мне такое суждение из уст Каррингтонов приносит удовлетворение.
   — В общем, мои страшно рады. Они хотят, чтобы я женился, не видят в этом ничего плохого. И они хотят скорее заполучить маленьких Каррингтонов. Что касается Ролло, то он доволен и счастлив, насколько вообще способен быть счастлив. Все проблемы сразу решаются, всем удобно, все довольны.
   — Очень удобно, — согласилась я, — бывает брак ради богатства, а у нас, назовем это так, брак ради удобства.
   — И самое большое удобство достанется мне, — все веселился он.
   — Ну, так ты мог с тем же успехом подобрать другую, более удобную кандидатуру.
   — Это кого же? А кого же еще я все эти годы дразнил и подначивал?
   — Мне кажется, тебе от меня все эти годы доставалось больше.
   И так далее.
   Филипп мне очень нравился, но все же смущало одно: я не испытывала к нему настоящей любви. Он добрый, он ласковый, он такой знакомый. Но почему-то будущее страшило меня.
   Я захотела узнать побольше о Ролло Каррингтоне. Хорошим источником информации была Рози, при наличии ее любимого кучера.
   — Хэрри говорит, в следующем году быть нашей свадьбе, — поделилась как-то она со мной, — старший кучер уходит, Хэрри займет его место, и весь извозничий двор будет наш. Мистер Каррингтон уже пообещал. Хорошие они хозяева. Мне найдется работа в доме — мы так предполагаем. Хэрри говорит, лучших хозяев он не встречал. Мистер Каррингтон то и дело в отъезде, леди Эмили ни во что не вмешивается. А с тобой, мисс Эллен, мы тоже будем видеться — ты же будешь навещать нас время от времени? Должна сказать, не очень мне здесь нравится. Сама всюду суется, что-то выискивает, высматривает, всем и всеми недовольна. Повар говорит, повстречай Сама архангела Гавриила на кухне, она бы и к нему придралась. А там, Хэрри говорит, все по-другому. Они не лезут в дела прислуги, не указывают постоянно на твое место. Вообще, хозяйство они в голову не берут. Мистер Каррингтон занят государственными делами, а про леди Эмили и говорить нечего…
   — А их сын?
   — Мистер Филипп? Ну, мисс Эллен, вот кого ты должна сама неплохо знать.
   — Я говорю о мистере Ролло.
   — Ах, о нем! Да он вроде своего отца. Весь в делах, как говорится.
   — Однако умудрился жениться.
   — А, ты об этом!
   — Рози, ты ее когда-нибудь видела?
   Рози замялась на секунду. Потом сказала:
   — Хэрри видел. Он один или два раза возил их.
   — Ну и какая она?
   — Хэрри толком не мог рассказать. Чтобы она говорила что-то, он не слышал. Просто сидела с мужем в экипаже.
   — А он говорил с ней?
   — Этого Хэрри тоже не слышал. Они как глухонемые были. Да и много ли Хэрри их возил? Потом она вообще уехала, Хэрри больше ее не видел.
   — И все-таки, как она выглядела?
   — Да я сколько раз пытала Хэрри, но ты же знаешь мужчин, мисс Эллен. Разве они замечают что-нибудь? Хэрри ничего не понял, ничего не увидел. Сказал только, что какая-то она тихая, печальная была, будто серое привидение. Она всегда только в сером была одета.
   — Серое печальное привидение, — эхом откликнулась я.
   — Ну, принялась опять фантазировать, мисс Эллен. Ты что, позабыла, какая ты обычно была? Везде попевает, все знает, а чего не знает, так выясняет. Уж я-то тебя знаю.
   В комнату заглянула одна из горничных.
   — Ну, Бесс, — спросила Рози, — чего тебе?
   — Я только хотела сказать, что тебя разыскивала Дженет.
   — Скажи, я сейчас иду. А пока я занята с мисс Эллен.
   Девушка скрылась за дверью, а Рози бросила ей вслед.
   — Эта молодежь… подслушивает! И болтает потом, к сожалению, больше, чем следует.
   Я вдруг сообразила, что сама именно болтовней в данный момент и занимаюсь, совсем как прежде. А мне надлежало блюсти себя со всей строгостью, ведь носить мне вскоре фамилию Каррингтон. И я отрывисто сказала:
   — Что же, не смею тебя задерживать, Рози.
   Леди Эмили оказалась очень разговорчивой. К моему ему приятному удивлению, она прониклась ко мне искренним расположением, как только узнала о моей бедности. Настойчиво просила она меня бывать у них почаще, что я и делала. Леди Эмили была большая мастерица в плетении кружев, и наблюдать за ее ловкими пальцами, слушая ее немного сбивчивую речь, было истинным удовольствием. И она очень полюбила мое общество.
   — Я всегда мечтала о дочке, — как-то сказала она мне, — надеюсь, что у вас все же будут девочки. Мужчины, конечно, всегда хотят сыновей… и первенец должен быть мальчиком, я считаю, но девочки — они такие славные. Как бы я хотела иметь дочку… или двух.
   Из ее разговоров я узнала о семействе Каррингтонов очень много нового.
   Поместье в Сассексе досталось ей в наследство. Она была у родителей единственным ребенком, и Тренхэм хэм Тауэрс принадлежал их роду уже больше пятисяти лет.
   — Жалко, конечно, что не было у родителей сына… титул унаследовал мой кузен, видишь ли, так уж принято. Но имение перешло мне. Я так счастлива была. Тогда казалось… а у меня вот мальчики, два сына, а дочерей нет. Ну, не странно ли? Мои родители мечтали о сыне, а заимели только меня… я же хотела дочку, а получилось… два мальчика. Теперь ты мне станешь дочерью, Эллен. Я думаю, мы подружимся. Ты такая удивительная девочка, вы с Филиппом такие юные…
   — Может быть, вы думаете, мы даже слишком молоды для… — сказала я.
   — Мне было семнадцать, когда я выходила замуж. Партия была блестящей. Ведь мы были тогда так едны. Трентхэм просто разваливался по частям, Джосайя столько сделал… А то я обычно дрожала от холода в своей комнате. Такие холодные зимы. А вот теперь мы зимы проводим в этом доме, летом уезжаем туда. Это так приятно. И потом, конечно, наши слуги… самые честные и преданные люди работали у нас. Бедняги, частенько им нечем было платить. Крыша все время протекала… Все говорили о строительных материалах, о ремонте. Что за тема для бесед! Потом появился Джосайя. Конечно, та семья была совсем из другого мира… но богатая. Он же на десять лет меня старше. Трудно поверить, да? Каррингтоны преуспевали, высоко голову держали всегда. В них столько энергии. Постоянно дела, жизненно важные — для бизнеса, для страны и для самих себя, конечно. Они всегда полны сил, бодры, говорят, это сохраняет молодость. А я бодрой никогда не была. Вот только вышла замуж за Джосайю. Сразу все беды для Трентхэма кончились. Ни о каких строительных материалаx я больше в жизни не слышала. На Джосайю работали люди — каменщики, строители… Дом сразу принял другой вид… Все изменилось в тот день, когда я вышла замуж за Джосайю. Родители были в восторге от нашего брака, а уже через год Ролло родился. Как знать, может, в этот же день еще через год…
   — Надеюсь, что и я произведу на свет младенца, — добавила я.
   — Да-да! — воскликнула она. — Вы влюблены, это ведь так важно. Филипп тебя боготворит, и боготворил всегда. Он столько о тебе говорил…
   — Я думала, он мечтает об Эсмеральде.
   — Если честно, дорогая, я тоже так думала. И кузина твоя была в этом уверена. Но Джосайя говорит, что ты такая веселая, живая и, сказать по совести, гораздо красивее той девочки, так что мы счастливы, что вы с Филиппом нашли друг друга.
   В порыве нежности и признательности я поцеловала ей руку.
   — Ты очень милая девушка. Как бы я мечтала, чтобы Ролло нашел себе кого-нибудь вроде тебя. Ах, Ролло!..
   — Вы огорчены его судьбой? — осторожно поинтересовалась я.
   — Ну а как же, моя дорогая… при всех этих обстоятельствах… как иначе? Он во всем повторяет отца. В Сити ему суждено стать у власти… Да во всем, за что он ни возьмется… Но и жена ему нужна. Ах, дитя мое, какое несчастье, какое несчастье. Но, конечно, не стоит нам говорить об этом. Все это так печально, а нас с тобой ждут радостные события. Скажи, вы с Филиппом уже определили точную дату?
   — Филипп предлагает конец июня.
   — Прекрасное время года для свадьбы. И мы с Джосайей поженились в июне. Дивная была церемония… в Трентхэмской церкви, естественно. Вам тоже следует там венчаться… хотя, не знаю, может, в Лондоне удобнее? Впрочем, какое это имеет значение, когда люди любят друг друга? Лондон просто больше подходит, если твои родственники собираются устраивать пышное торжество.
   — Не знаю. У меня ведь нет своего дохода, вы же знаете, леди Эмили.
   — Тем лучше, — ответила она, — у меня тоже не было ничего. Все, что я имела, это ветхое, полуразрушенное имение. Кроме того, мужчинам нравится все брать на себя.
   Вот так мы говорили подолгу, и отношения наши становились все теплее и дружелюбнее. Похоже, что Филипп был ее любимцем, при всей материнской гордости за Ролло. Ролло был для нее слишком умен, по секрету призналась она, он идет по стопам отца. Вместе они не разлей вода.
   Часто к нам присоединялся Филипп, устраивался в кресле и поглядывал то на мать, то на меня, свою невесту. Несомненно, наша с ней взаимная привязанность радовала его.
   Однажды он позвал меня пойти на конюшню и посмотреть новую лошадь. Лицо одного из грумов сразу привлекло мое внимание — оно было мне знакомо. Филипп представил меня и принялся непринужденно болтать с грумом в манере, которая всегда привлекала людей к нему.
   — Это Хоули, — сказал Филипп, — он не так давно у нас.
   — Добрый день, мисс Келлевэй, — приветствовал меня Хоули.
   Я все недоумевала, где же могла видеть его.
   Когда мы ушли, я сказала:
   — Я уже где-то встречала его. Но где?
   — Мало ли, может, в доме видела. Я забыл, откуда он к нам пришел, хотя, если честно, он и не конюх вовсе. Ему нужна была работа, соглашался на любое место, так, по-моему, говорил отец. Человек он вроде достойный, была вакансия, его взяли… Я думаю, надо согласиться на тот особняк на площади. Это лучшее из того, что нам предлагали. Ты как?
   — Я бы все-таки еще раз взглянула на него, Филипп.
   — Да ладно тебе, Эллен; если мы сейчас не примем решение, найдется другой покупатель. И где мы тогда будем жить после свадьбы? Нам и так придется какое-то время пожить у отца, я ведь не уверен, что к июню можно успеть закончить с ремонтом.
   Холодок пробежал у меня по коже. Июнь. Так скоро! Стало не по себе.
   Уже ложась в постель, я вдруг вспомнила, откуда мне знакомо лицо того человека, Хоули.
   Я его видела однажды во время прогулки с Филиппом в Гайд-парке. Тогда мне показалось, что он следил за нами.
   Мы собирались к Каррингтонам на музыкальный вечер. Леди Эмили пригласила знаменитого итальянского музыканта, который даст небольшой концерт. Кузина Агата была крайне взбудоражена.
   — Половина Лондона там будет, — говорила она, — по крайней мере, те, кто представляют собой что-нибудь существенное, придут.
   — Я полагаю, — возразила я, — всякий представляет собой что-нибудь существенное в своем роде, к тому же, я сомневаюсь, что гостиная леди Эмили способна вместить более семидесяти человек.
   Я не могла противиться искушению быть, что называется, дерзкой. По-человечески, наверное, можно было объяснить мое стремление в какой-то степени использовать нынешнее положение невесты Каррингтона. Забавно было наблюдать, как рос мой авторитет в доме кузины не по дням, а по часам, особенно с той поры, как я стала часто бывать в особняке на Парк-Лейн. Впрочем, в этих визитах не было ничего необычного.
   Но для кузины Агаты все это стало откровением. Рози рассказывала мне, как кузина говорила мужу, что я, похоже, околдовала не только Филиппа — чего еще ждать от незрелого мальчишки, — но и леди Эмили с мистером Каррингтоном тоже. Конечно, леди Эмили всегда была немного не от мира сего, рассуждала кузина Агата, да и мистер Каррингтон, вероятно, слишком погружен в дела…
   Тилли днями и ночами кроила, приметывала, шила заряды и для меня, и для Эсмеральды, потому что, без сомнения, такие мероприятия должны были пройти для Эсмеральды с толком. И я в этом не сомневалась. Позже я сама собиралась устраивать приемы для нее, где она сможет выбрать себе подходящего жениха — доброго, мягкого, покладистого.
   — Вся эта суета должна была быть из-за тебя, — однажды сказала ей, на что Эсмеральда ответила:
   — Слава Богу, что это не так. Я бы и наполовину не подошла Филиппу так, как ты. Мистера Каррингтона я побаиваюсь. Он ведь такой умный, важный. А за словами леди Эмили я никогда не могла уследить.
   Большим облегчением было знать, что наша помолвка не разбила ей сердце. Мы много болтали о том, какова будет жизнь в загородном поместье. Эсмеральда обязательно приедет, мы устроим замечательные вечеринки, будем вместе ездить верхом, совсем как когда-то в детстве.
   — Я ужасно рада, что все так устроилось, Эллен, — призналась Эсмеральда. — Эта миссис Оман Лемминг просто страшная женщина. Бесси говорила, она безобразно обращается с прислугой, а уж гувернантку свою просто измучила. Та не выдержала, сбежала.
   — Мне чудом удалось избежать этого ужаса! — воскликнула я. — Точнее не чудом, а благодаря Филиппу.
   Подспудно я понимала, что уговариваю себя радоваться всему происходящему, тому, что все так легко решилось, однако глубокое смутное беспокойство оставалось.
   Наконец настал долгожданный музыкальный вечер у Каррингтонов. Мы стояли рядом с Филиппом, принимали поздравления. Появился даже фоторепортер из газеты.
   — Ну и тоска, — тихонько буркнул Филипп, — однако мамочку он уже щелкнул, она не решилась отказать.
   Пианист-итальянец блистательно исполнял произведения Шопена. Мечтательные романтические ме лодии вдруг взрывались волнующими, бурными звуками.
   — Мы обговариваем стоимость особняка, — говорил Филипп тем временем. — Ну, они и зануды, я тебе скажу, все эти нотариусы да поверенные. Ролло же настроен решить все как можно скорее.
   Я кивнула, не особенно вдумываясь в смысл его слов.
   — Мы отправимся с тобой в Европу. Что ты думаешь насчет Венеции или Рима? Здорово будет, а, Эллен?
   Я ответила, что это будет замечательно.
   — А в доме, наверное, к нашему возвращению закончат ремонт и отделку. Ролло берет на себя все хлопоты, раз уж оказался в Лондоне. У отца времени не будет на это. Они все считают, что я сам на такие дела не способен, и, похоже, они правы.
   — Это так любезно со стороны Ролло.
   — Ну, он этими вещами с удовольствием занимается.
   Концерт закончился, подали ужин. Все обсуждали музыку и игру пианиста, и Филипп, заметив в толпе старого приятеля, отошел поговорить с ним, на время оставив меня в одиночестве.
   — Я искал встречи с вами весь вечер, — услышала я за спиной незнакомый голос.
   Резко обернувшись, я увидела человека необычайно высокого роста. Совершенно ясно было, что прежде я его никогда не видела у Каррингтонов, иначе не забыла бы его. Необычными были не только его рост и размах плеч, привлекал он другим. Он будто светился силой. Глаза его были темны, посажены глубоко, но из-за тяжелых век смотрели пронзительно, хотя выражение их было определить трудно. Крупный нос придавал его облику оттенок высокомерия, линия рта могла одновременно показаться и суровой, и мягкой, я не могла определить точно. Одно знаю наверняка: в первые мгновения я поняла, что вижу самое выразительное лицо на свете.