Холт Виктория. Римский карнавал

   Джулия сожалела, что рядом с ней нет подруги, чтобы было с кем поделиться своими переживаниями.
   Семья Орсини по традиции поддерживала ее мужа. Она заявила, что Орсино требует только того, что требовать имеет полное право. Ее любовник? Теперь они могли посмеяться над пожилым господином, получившим отставку. Он долго не протянет.
   Адриана тоже изменилась.
   — Я должна оставаться на стороне своего сына, — заявила она. — Самая естественная вещь на свете — желать, чтобы его собственная жена жила вместе с ним.
   Скоро о том, что происходит, узнал Александр.
   Никто раньше не видел его в такой ярости, как на этот раз. Он метался по комнатам и сыпал проклятиями налево и направо. Он не оставит Джулию в руках этого неотесанного идиота, этого косоглазого. Ее немедленно должны привезти в Рим.
   Почему ей позволили покинуть Пезаро? Что с его дочерью? Принимала ли она участие в этом заговоре против него?
   Он написал Лукреции. Плохо, писал он, что она не выказала никакого желания вернуться к отцу, но то, что она ослушалась его, просто выходит за рамки приличия. Он должен разочароваться в той, кого любил больше всех на свете. Она оказалась лживой предательницей, равнодушной к своему отцу, а письма, которые она писала брату Чезаре, были не столь холодны и неискренни, как те, которые она писала отцу.
   Когда Лукреция получила такое письмо от Александра, она почувствовала себя совершенно несчастной.
   Она часто оказывалась свидетельницей ссор между Чезаре и Джованни, но не помнила, чтобы кто-то ссорился в их семье, кроме братьев. И то, что отец написал ей полное упреков письмо, глубоко ранило ее.
   В одиночестве она впала в состояние меланхолии. Что произошло с их любимой семьей? Теперь они все разъединены. Неудивительно, что они перестали понимать друг друга. Джованни в Испании, Гоффредо в Неаполе, Чезаре в Риме, еще более суровый и мрачный перед нависшей угрозой вражеского нашествия. И самое трагичное — это то, что отец любит ее так мало, что предательство Джулии расценивает как измену Лукреции, своей дочери.
   Она решила умерить свою тоску, написав отцу. Лукреция умоляла его поверить ей, что она не смогла отговорить Джулию от поездки домой, что она сделала все, что было в ее силах, чтобы остановить подругу. Ее письмо дышало такой любовью, такой нежностью, напоминая ее послания Чезаре. Отец может не сомневаться в ее любви и преданности. «Я полна желания, — писала она, — припасть к ногам Вашего Высокопреосвященства, единственное мое желание — быть достойной Вашего уважения, в противном случае я не буду знать покоя и потеряю интерес к жизни».
   Получив письмо от дочери, Александр заплакал и нежно его поцеловал.
   — Как мог я усомниться в моей дорогой девочке? — спрашивал он сам себя. — Моя Лукреция, моя маленькая любовь. Она навсегда останется преданна мне. Это другие обманывают меня.
   Но как несчастлив он был! Его преследовали демоны чувственности, и он не в силах был отогнать от себя видения Джулии и косоглазого Орсино вдвоем.
 
   Французский флот одержал легкую победу над неаполитанцами в Рапалло. Французская армия перешла Альпы, и с самого начала итальянцы терпели поражение. Армии под белыми знаменами Валуа продвигались в глубь страны. В Павии Карл VIII нашел полупомешанного Джана Галеаццо, законного герцога Миланского, и когда его молодая красавица-жена бросилась к ногам юного Карла, король был растроган — ведь она была так прекрасна и так страдала, и пообещал ей сделать все возможное, чтобы восстановить ее мужа в правах. Но друзья Людовико Сфорца поспешили отправить беднягу на тот свет — вскоре молодой герцог скончался. После чего Людовико был объявлен герцогом Миланским.
   Новости для итальянцев оказались плохими. Людовико решил не оказывать сопротивления врагу, позволив им пройти через свои земли. Знаменитый капитан Вирджинио Орсини тоже решил сдаться, но убеждал всех, что просто позволяет захватчикам пройти дальше.
   Нашелся только один человек, который, казалось, полон решимости остановить врага, — Александр.
   Он чувствовал презрение к итальянцам.
   — Они жалкие трусы, — говорил он. — Ни на что не годны, им бы только красоваться в парадной форме. Единственное оружие, которое понадобится французам, — это кусочки мела, чтобы начищать пряжки на ремнях.
   Он был полон уверенности в том, что сумеет выстоять, даже оставшись в полном одиночестве, один на один с врагом.
   Снова, как тогда, когда умер Каликст, Александр показал миру, из чего он сделан. Нельзя было не восхищаться его спокойной уверенностью, что он сумеет одолеть даже весь мир, если тот выступит против него.
   Король французский, король Коротышка, как звали его итальянцы из-за его уродства, странно выглядел среди своих дюжих солдат. Его тревожила необходимость атаковать людей, которые сохраняли веру в себя и мужество. Ему казалось, что Александр наделен божественной силой. Поэтому он не внял убедительным мольбам врагов Александра двинуться на того и лишить его папского трона.
   Карл решил, что он не должен причинить зло папе. Если он поступит так, то настроит против себя весь католический мир Франции и Испании.
   Кардинал делла Ровере, старый враг Александра, ставший союзником короля Франции, ехал верхом рядом с ним и убеждал Карла избавить Италию от ига Александра. Делла Ровере хмурился. Он еще раз убедился, что мечты занять место папы снова превратились в дым.
   Французам предстояло пройти через Рим по пути на юг, но Карл решил, что он должен попросить разрешения папы беспрепятственно миновать папские владения.
   Александр между тем сохранял полное спокойствие и твердость. Он не согласился на требования французов. Те, кто убеждал себя, что папа скоро лишится своего могущества, почувствовали ужас. Адриана и Орсини в Каподимонте первыми начали колебаться.
   Адриана корила сына за то, что он ослушался папу, а члены семьи старались уговорить Орсино отправиться к месту службы, чтобы не вызвать новую вспышку гнева у Александра.
   Постепенно смелость мужа Джулии испарилась, что она и обнаружила одним прекрасным утром, узнав, что Орсино уехал.
   От разгневанного папы пришло письмо.
   «Вероломная и неблагодарная Джулия! Ты сообщила нам, что не можешь вернуться в Рим без разрешения своего мужа. Хотя теперь мы поняли испорченность твоей натуры и низость твоих близких и мы можем только предполагать причину, по которой ты не хочешь возвращаться в Рим, — ты хочешь остаться с мужем, чтобы продолжать отношения с этим жеребцом».
   Джулия с тревогой прочитала адресованное ей письмо разгневанного Александра. Никогда раньше он не писал ей в подобном тоне. Семья начала корить ее за то, что она из-за мужа бросила любовника, а муж, который проявил себя таким смелым, при первом же признаке несокрушимости папы дрогнул.
   Дрожа от страха, она прижала к себе дочь.
   — Нам не надо было уезжать из Рима, — сказала она.
   — Мы поедем навестить моего отца? — спросила малышка. Она отказывалась называть косоглазого Орсино своим папой. Для нее отцом был богоподобный человек, высокий, отдающий распоряжения, в красивой одежде, с глубоким певучим голосом, ласкающими мягкими руками, любовь которого наполняла ее радостью.
   — Обязательно, — отвечала Джулия, в глазах ее светилась решимость. Неожиданно она рассмеялась. В конце концов, она ведь красотка и сумеет вернуть то, что, казалось, уже утратила навсегда.
   Она послала рабыню за Адрианой.
   — Я уезжаю в Рим, — сообщила она свекрови, как только та появилась.
   — В Рим! Но на дорогах опасно. Французские захватчики могут везде… Мы можем встретить их прежде, чем доберемся до Рима.
   Адриана пристально смотрела на невестку, и Джулия поняла, что как бы ни были опасны дороги, еще опаснее оставаться в немилости у Александра.
   Итак, Джулия, Адриана и небольшая свита выехали из Каподимонте и направились в Рим.
   Джулия была в прекрасном настроении, Лаура тоже. Джулия недоумевала, как могла она уступить мужу, который при первых признаках тревоги проявил малодушие. Она всей душой хотела воссоединиться со своим возлюбленным. Лаура непрерывно лепетала о возвращении домой и о своем дорогом отце, которого она скоро снова увидит. Адриана молча молилась, чтобы святой отец не гневался на нее и на Джулию и чтобы папа снова проникся к ним обеим прежними чувствами. Все жаждали скорее попасть в Рим.
   Путешествие оказалось длинным и мучительным. Погода стояла отвратительная — был ноябрь. Но веселость Джулии оказалась заразительной, и путешествующая компания не выглядела печальной. Скоро на горизонте показался город Витербо.
   — Теперь совсем недалеко, — воскликнула Джулия. — Мы проехали больше половины пути. Я напишу его святейшеству, когда мы доберемся до города, что мы торопимся к нему в Рим.
   — Послушай-ка, — сказала Адриана.
   — Что это? — спросила Джулия.
   — Мне показалось, что я слышала цокот копыт.
   Они подождали. Было тихо. Джулия рассмеялась.
   — Ты просто нервничаешь. Или тебе показалось, что за нами гонится Орсино? Лаура заплакала:
   — Я хочу к папе!
   — Скоро ты его увидишь, моя дорогая. Не бойся. Совсем скоро мы будем с ним. Поехали, давайте не терять время и как можно быстрее доберемся до Витербо.
   Они тронулись вперед, но тут и Джулии показалось, что она слышит лошадиный галоп.
   Они снова остановились. Да, не было никакого сомнения — их преследовали.
   — Нужно мчаться вперед как можно скорее, — сказала Джулия. — Ведь кто знает, кого мы встретим на этой дороге в такое время.
   Они в отчаянии рванулись вперед, но преследователи приближались. Примерно в миле от Витербо путешественники оказались окружены.
   Губы Адрианы скривились в немой молитве. Джулию охватил страх, когда она узнала форму французских захватчиков.
   Положение было отчаянным. Их заставили остановиться и окружили мужчины, и Джулия почувствовала устремленные на нее взгляды, отлично зная, что они означают.
   — Прекрасная незнакомка, — проговорил командир, — куда это вы так торопитесь?
   Он говорил по-французски, и Джулия не совсем хорошо его понимала. Она повернулась к Адриане, которая была настолько испугана, что почти бессознательно твердила молитвы, в то время как ее воображение рисовало ей картины одну ужаснее другой — что может произойти с женщинами в руках захватчиков.
   Лаура, ехавшая на одной лошади с матерью, вдруг раскинула руки, словно хотела защитить Джулию от чужих людей. Девочка громко плакала.
   — Клянусь всеми святыми, — воскликнул один из французов, — да она настоящая красавица!
   — Не очень-то на нее заглядывайся, — посоветовал другой. — Капитан оставит ее себе. Если ты достаточно сообразителен, то лучше рассмотри других девочек и будь доволен.
   — Я — Джулия Фарнезе, жена Орсино Орсини, — высокомерно начала Джулия. — Будет лучше, если вы позволите нам проехать. Папа римский — мой друг.
   Один из мужчин приблизился к ней и коснулся рукой ее золотистых волос, как бы раздумывая. Джулия отбросила его руку, и он угрожающе что-то прорычал.
   Потом кто-то сказал:
   — Посмотрите, вон скачет капитан. К ним приближался высокий красивый мужчина верхом на породистом коне. При появлении капитана у Джулии отлегло от сердца — он выглядел настоящим аристократом, лицо его выражало некоторое участие, что было в такое тревожное время редкостью.
   — Что здесь происходит? — поинтересовался он.
   Мужчины, которые уже пустили в ход руки, отступили.
   — Группа женщин со своими слугами, господин, — ответил капитану тот, который возглавлял отряд. — Одна из них — настоящая красавица.
   Командир взглянул на Джулию и медленно проговорил:
   — Я и сам вижу.
   Потом он отвесил Джулии поклон и заговорил по-итальянски, бегло и почти без акцента.
   — Сударыня, прошу простить грубость моих солдат. Надеюсь, что они не обидели вас.
   — Обидели, — сказала Джулия. — Я полагаю, вы знаете, что я — Джулия Фарнезе, жена Орсино Орсини. Вы наверняка должны были обо мне слышать.
   Он снова поклонился.
   — Кто же не слышал о самой прекрасной женщине Италии? Теперь я убедился, что слухи не преувеличены. Мадам Красотка, примите мои извинения за все случившееся. Меня зовут Ив д'Аллегр, рад буду вам служить.
   — Мне приятно познакомиться с вами, мосье д'Аллегр, — сказала Джулия. — А теперь я не сомневаюсь, что вы прикажете своим людям отпустить нас. Я спешу.
   — Увы, увы, — вздохнул Ив д'Аллегр. — Дороги теперь небезопасны для прекрасных дам.
   — В таком случае проводите нас до Витербо, а там, возможно, нам сумеют выделить несколько человек для охраны. Мы сообщим его святейшеству папе о нашем положении, и он немедленно пришлет за нами.
   — Не сомневаюсь, — ответил француз, взор его был прикован к изящной фигуре Джулии. — В Италии и Франции не найдется мужчины, который бы не хотел услужить вам.
   Постепенно страхи Джулии рассеялись. Этот молодой человек так очарователен. Французы всегда славились своей галантностью, а капитан казался более обходительным, чем его соотечественники. Ей начинало нравиться это небольшое приключение.
   — Увы, — продолжал он. — Ваша красота такова, мадам, что может свести с ума любого, кто любуется ею, заставит забыть о должном уважении и любезности, которые правила этикета предписывают проявлять по отношению к даме вашего положения. Я прошу вас позволить мне сопровождать вас до Монтефьясконе, чтобы я мог защитить вас своим мечом.
   — Благодарю вас, — отвечала Джулия, — но мы направляемся Витербо.
   — Очень жаль, но я солдат, и у меня есть долг. Как трудно выполнять его, когда приходится возражать прекрасной даме! Тысяча извинений, но мне все же придется проводить вас и ваших спутников в Монтефьясконе.
   Джулия пожала плечами.
   — Но после того как мы доедем до города, вы позволите отправить папе письмо, чтобы он знал, что с нами произошло?
   Ив поклонился и сказал, что он бесспорно сделает это.
   Взяв под уздцы ее коня и заняв место впереди небольшого отряда, он повел путешественников в Монтефьясконе.
   Монтефьясконе уже находился в руках французов, и когда они въехали в город, солдаты бросились рассматривать путников. Увидев Джулию, французы принялись громко выражать восторг, глаза мужчин не могли оторваться от прекрасной итальянки. Но Ив отдал строгий приказ. Его пленница оказалась не обыкновенной женщиной. Если только кто-то осмелится прикоснуться к ней или к женщинам, которые сопровождают ее, то будет немедленно сурово наказан.
   Мужчины отступили. Они решили, что поняли распоряжение правильно — капитан оставляет Джулию себе.
   Джулия и сама так решила и, глядя на красивого молодого человека, гарцевавшего рядом с ней, трепетала, не без удовольствия представляя, что ждет ее впереди.
   Ив въехал вместе с ней в город и после непродолжительного разговора с вышестоящими командирами проводил Джулию и остальных в один из самых удобных домов города.
   Джулия отправила Лауру отдохнуть под присмотром няни в отдельную комнату, а сама прошла в спальню. Она сбросила плащ, распустила волосы и прилегла на кровать, размышляя обо всем, что произошло с ней с тех пор, как она уехала из Рима. Джулия с отвращением вспомнила Орсино; она убеждала себя, что он силой вынудил ее подчиниться, и радовалась, что постыдная связь кончилась.
   Это… это будет тоже вынужденное падение, право сильного. Капитан так очарователен, так хорош собой…
   Но напрасно ждала она прихода Ива д'Аллегра, бравый капитан в это время сочинял послание к папе, в котором говорилось, что красавица Джулия — его пленница и что требуется три тысячи монет, если он хочет, чтобы Джулия благополучно вернулась в Рим.
 
   Узнав о положении Джулии, папа едва не сошел с ума от волнения, в тревоге, как бы его возлюбленной не причинили зла. Он поспешно собрал деньги и немедленно отправил их капитану. После чего, дрожа от нетерпения, понял, что не сможет спокойно ждать в Ватикане ее возвращения.
   Он должен отправиться встречать ее. Неважно, что французы совсем близко, неважно, что весь мир станет смеяться над страстью старика к юной женщине, все равно он не мог остаться в Ватикане. Ему немедленно надо было встретить Джулию.
   Папа вел себя, как двадцатилетний юноша. Он приказал сшить себе новую роскошную одежду. Он надел черный камзол с золотым позументом, талию обхватывал испанский кожаный пояс, украшенный драгоценными камнями, с пояса свисали меч и кинжал. На ногах были сапоги, на голове красовался надетый по моде бархатный берет.
   Он отправился в путь, чтобы приветствовать Джулию и доставить ее в Рим.
   Джулия была счастлива видеть его. Она чувствовала себя униженной при воспоминании о связи с Орсино и задетой поведением Ива д'Аллегра, но теперь перед ней стоял Александр, самый могущественный человек в Италии и, несмотря на все последние слухи о нем, он оставался ее самым пылким и преданным любовником.
   — Джулия, любимая моя! — воскликнул папа.
   — Ваше высокопреосвященство! — покорно произнесла Джулия.
   И если бы даже вся Италия стала смеяться над святым отцом, который был одет, как испанский дворянин, и вел себя, словно двадцатилетний юноша, Александр не обратил бы на это ни малейшего внимания. Его положение казалось ненадежным, французы стояли почти у ворот Рима, ему предстояло бороться за свой трон, но все это представлялось незначительным человеку, обладавшему умом стратега. Он был счастлив обнять вернувшуюся возлюбленную, а она радовалась своему возвращению, отвергая ради Александра более молодых поклонников.
   Оставалось одно — следовало вернуть домой в Рим Лукрецию.
 
   Скучая в замке мужа в Пезаро, Лукреция ждала новостей. Иногда приходил странствующий монах, прося милостыню, иногда приезжал с письмом гонец от папы. Лукреция с радостью принимала подобных гостей, с жадностью слушая их рассказы, — она чувствовала себя изолированной от всего мира горами, окружавшими Пезаро.
   Она узнала, что конфликт разгорается, что Карл Французский находится на пути в Рим; она услышала о пленении Джулии и ее освобождении и о той готовности, с которой Александр уплатил за нее выкуп. Она услышала о том, как ее отец торопился встретить свою возлюбленную, нарядившись, словно знатный испанский молодой сеньор, и как счастлив он был снова обнять Джулию.
   Должно быть, люди смеялись над ее отцом. Лукреция не станет. Она часто садилась у окна, глядя на гладь моря и завидуя Джулии, сумевшей внушить ее отцу такую страсть, и думая о том, насколько не похож Александр на человека, за которого она сама вышла замуж.
 
   В Риме нельзя было найти никого, кто оставался бы более спокойным, чем папа, когда он думал о французах и их маленьком короле со своей победоносной армией и об итальянцах, охваченных желанием играть в солдатики, а не воевать по-настоящему.
   Чезаре оставался в это трудное время рядом с отцом, лишившим сына возможности и удовольствия выступить против французов. Чезаре не упускал случая подчеркнуть, что отец сам будет нести ответственность за дальнейшие события, стараясь убедить Александра, что есть по крайней мере один человек, готовый оказать сопротивление армиям Карла Французского.
   Он смеялся, хотя смех его был полон печали, и сжимал кулаки.
   — Как же! Я обречен служить церкви. Я, который должен спасти Рим, всю Италию и тебя самого от унижения, не могу начать борьбу.
   — Мой дорогой сын, — журил его Александр, — ты слишком нетерпелив. Давай не будем спешить. Война еще не окончена.
   — Ваше святейшество знает, что французы захватили Чивитавеккья и через несколько дней будут у ворот Рима.
   — Конечно, знаю, — бросил папа.
   — И вы намереваетесь оставаться здесь, чтобы король мог захватить вас в плен и навязать вам свои условия, на которые вы вынуждены будете согласиться?
   — Ты слишком забегаешь вперед, мой мальчик. Я еще не пленник Карла и не собираюсь им становиться. Подожди немного и тогда через несколько месяцев увидишь, кто вышел победителем в этой кампании. Прошу тебя, не делай ошибку, становясь одним из тех, кто с первого же момента появления французов на итальянской земле посчитал, стараясь убедить и других, что я обречен на поражение.
   Выдержка Александра оказывала успокаивающее действие даже на Чезаре.
   Но стоило только Александру увидеть передовой отряд французской армии, расположившийся лагерем в Монте Марио, как он понял, что вместе с семьей ему следует немедленно поискать убежища в крепости Святого Ангела.
 
   Вступление в Рим Карла Французского представляло собой зрелище. Начинало темнеть, когда он и его армия вошли в город, и в сумерках воины казались более устрашающими, чем днем. Они появились при свете тысяч факелов, и римляне, дрожа от страха, собрались посмотреть на них. Германцы и шведы, зарабатывавшие себе на жизнь участием в войнах против других народов, оказались здоровыми крепкими молодцами, какими их и ожидали увидеть. Французская армия до сих пор одерживала легкие победы. Многочисленную знать сопровождали солдаты, украсившие себя множеством драгоценностей, большей частью похищенных ими по дороге в Рим. Армии понадобилось целых шесть часов, чтобы пройти через город. Там были лучники из Гаскони и шотландцы, чьи волынки издавали трогательные звуки; маршировали булавоносцы и арбалетчики, солдаты тащили тридцать шесть бронзовых пушек. В процессии участвовал король, менее всех внушавший страх. Окруженный своей победоносной армией, уродливый и низенький Карл выглядел в своих позолоченных доспехах весьма комично.
   Колонна миновала Виа Лата и направилась ко дворцу Святого Марка, где королю отвели покои. Пушки остались на площади, внушая ужас жителям города.
   Находясь в крепости, Александр и его свита слышали крики, доносившиеся из города: «Французы! Ровере!»
   Чезаре стоял рядом с отцом, сжимая кулаки. Он знал, как и Александр, что с наступлением темноты жителям Рима придется несладко. В домах хранились соблазны — серебряные блюда, украшения из майолики и оловянная посуда. И еще там были женщины.
   Рим, Вечный город, находился на грани разорения.
   Некоторое время спустя они услышали крики, плачь и тысячи голосов горожан, подвергавшихся насилию в униженном городе.
   — Это дом моей матери, — негромко проговорил Чезаре.
   — Не жалей дома, — сказал Александр. — Твоя мать не у себя дома.
   — А где же она? — воскликнул Чезаре.
   — Не бойся. Я устроил так, что она с мужем несколько дней назад покинула Рим.
   Как удавалось ему сохранять такое спокойствие, удивлялся Чезаре. Борджиа в опасности, а он, несмотря ни на что, может стоять здесь и слушать крики ужаса, спокойный, словно просто пережидает грозу.
   — Я отомщу тем, кто осмелился войти в дом моей матери, — вскричал Чезаре.
   — Я ни на мгновение не сомневаюсь в этом, — спокойно ответил сыну Александр.
   — Но что ты делаешь? Как ты можешь оставаться таким спокойным?
   — Ничего делать и не надо, — возразил папа. — Мы должны подождать, пока наступит подходящий момент, чтобы продиктовать свои условия.
   Чезаре был потрясен, ему казалось, что Александр просто не понял, о чем идет речь и что происходит вокруг. А Александр в это время вспоминал о другом переломном моменте своей жизни. Это происходило тогда, когда его дядя находился при смерти и все жители Рима выступили против друзей и сторонников Каликста. Брат Александра, Педро Луис, покинул Рим и никогда не сумел осуществить своих честолюбивых замыслов. Александр же остался, рассчитывая исключительно на свой талант стратега и свое высокое происхождение. И он жил, изо дня в день преуспевая в осуществлении своих амбиций.
   Именно так он поступит и сегодня.
 
   В покоях Борджиа в Ватикане маленький король французский не мог остановиться. Он мерил шагами комнату, поглядывая в окно на сады, взгляд его устремлялся поверх апельсиновых деревьев и сосен к Монте Марио.
   Он чувствовал себя удрученным. Он пришел как завоеватель. Подобает ли ему ждать побежденного? Но этот человек не был обычной жертвой победителей. Это был сам папа римский, глава католической церкви во всем мире. Карл был католиком, как и большинство его подданных, и король никогда бы не смог отбросить уважение, которое он питал к святому отцу.
   Наконец-то папа согласился обсудить условия. Что еще мог он сделать? Север Италии завоеван. Карл в Риме, готовый прорваться в Неаполь и превратить в реальность давнюю мечту своей страны.
   Папа вынужден был пойти на уступки, согласившись обговорить условия. Он укрылся в замке Святого Ангела, но когда пушечное ядро пробило стену, казавшуюся непреступной, он почувствовал, что пришло время покинуть убежище и приступить к обсуждению мирных условий. И эти условия, решил король, будут его условиями, и папе как узнику, оказавшемуся в плену в своем собственном городе, придется принять их.
   Январское солнце освещало стены, еще не до конца расписанные живописцем. На висевших портретах были изображены члены семейства Борджиа. Карл внимательно разглядывал лица, пока не уловил в комнате шум и, обернувшись, увидел величественную фигуру в золотой мантии. На мгновение ему показалось, что рядом с ним находится сверхъестественное существо или что ожили портреты. Это был Александр, появившийся в комнате через низкий узкий проход. Карл опустился на колени перед грозным величием папы.