Холт Виктория. Слезы печали

   - Буду помнить об этом.
   - Хотелось бы мне иметь возможность оказать вам самую большую помощь.
   Я ничего не поняла и промолчала. Карлтон тихо рассмеялся, в его смехе опять сквозила насмешка.
   - Мне, конечно, известно, какое решение было бы идеальным для будущности юного Эдвина. Увы, к тому слишком много препятствий.
   - Я в самом деле не понимаю, о чем вы говорите.
   - Короче: как хорошо было бы, если бы вы решили выйти замуж за меня, а я имел бы возможность к этому.
   Я в ужасе отстранилась от него.
   - О, я всего лишь размышлял о том, как удобнее было бы уладить дело. Ничего больше, уверяю вас. Всего лишь предположения. "Если бы", "если бы" и еще раз "если бы"...
   - Непреодолимый барьер из "если бы", - сухо ответила я. - Я вижу отца. Он смотрит на нас. Проводите меня к нему.
   - С удовольствием. Ах да, еще одно. Вам обязательно надо сходить в театр, раз уж вы выбрались в город. Я все устрою к завтрашнему дню. С нами пойдут Карлотта и мой дядя. Я приглашаю ваших родителей и надеюсь, что вы захотите присоединиться к ним.
   - Спасибо, - сказала я.
   ***
   Этот человек привел меня в замешательство. Мне не понравилось, как он пожимал мою руку во время танца. Если бы не насмешка в его глазах и не легкая манера ведения разговора, к которой я постепенно привыкала, я была бы, пожалуй, более встревожена. Невозможно поверить! Неужели он действительно считает, что в иных обстоятельствах мы могли бы пожениться? Конечно, это могло бы произойти только ради Эдвина. Карлтон видит в себе единственного человека, способного должным образом воспитать моего сына, и это лишь потому, что Эдвин, появившись, отнял то, чем Карлтон надеялся обладать. Но в любом случае он женат. И слава Богу! Что за удивительный человек! Что за странный разговор! Правда, он происходил в меняющемся обществе, которое становилось все более и более смелым. Люди вели себя так, будто долгие годы сидели в тюрьме, а теперь, попав на волю, решили вознаградить себя за вынужденное воздержание.
   И еще кое-что беспокоило меня в Карлтоне Эверсли. Я не сознавалась себе в этом, но где-то в глубине души допускала, что он оказывает на меня сильное влияние. Я не забыла слова матери, произнесенные ею когда-то: "Такие женщины, как мы, должны жить в замужестве. Мы не способны быть одинокими". Я знала, что она думает о своей сестре Анжелет, которая питала отвращение к телесному общению и вследствие этого разрушила свой собственный брак. В этом отношении я не до конца понимала себя. Меня вполне удовлетворяло то, как это складывалось у нас с Эдвином. Я разделяла его страсть и одновременно не могла испытывать влечения к кому-либо другому. Я тосковала по Эдвину, все еще любила Эдвина и верила, что буду любить его до конца своих дней. Я хотела Эдвина, но не могла представить на его месте никого другого.
   Возможно, я просто не до конца повзрослела. Возможно, я была, как выразился Карлтон, "деревенской мышкой". Конечно, за те дни, что я провела в обществе, столь сильно отличавшемся от общества Эверсли, мои горизонты расширились. Я начала задумываться, не слишком ли упрощены мои взгляды на жизнь. Черное для меня было черным, а белое - белым, и никаких оттенков я не видела.
   Эти мысли опять обратили меня к личности Карл-тона. Я считала его повесой. Он хорошо вписывался в это безнравственное общество. У него была жена, и я знала, что они, по их собственному выражению, "ходили своими дорожками". Видимо, такая жизнь устраивала обоих. Они придавали огромное значение тому, что называли "своей свободой". Но были ли они счастливы? В этом я не была уверена. Существовало так много вещей, в которых я не была уверена, и особенно - во всем, что касалось Карлтона.
   Меня беспокоило, что, едва Карлтон входил в помещение, я сразу чувствовала его присутствие. Он был выше большинства мужчин и, по-видимому, с полным безразличием относился к производимому им эффекту, что, по-моему, можно было бы назвать позой. Создавалось впечатление, что ему совершенно безразлично, как к нему относятся окружающие. У Эдвина не было этой черты. Эдвин всегда стремился вызвать у всех ощущение легкости и радости. Карлтон старался казаться безразличным. Он был очень самоуверен. Более того, груб, - решила я. И еще одно. В нем всегда ощущалось мужское начало, в какие бы костюмы он ни одевался. Никакое количество бархата и кружев не могло заставить Карлтона казаться женоподобным.
   Мне было непонятно, почему он проводил так много времени при дворе, в то время как душой - я уверена - стремился в Эверсли. Впрочем, потеряв права на наследство, он был вынужден делать самостоятельную карьеру и, возможно, именно этим и занимался при дворе. Но в то же время его волновали дела в Эверсли. Он желал воспитать молодого Эдвина так, чтобы тот был способен достойно выполнить свой долг.
   Самые различные мысли кружили у меня в голове. Я была не способна уловить их и разобраться в них. Да мне и не хотелось этого. Некоторые из них были просто абсурдными... Слишком смехотворными для того, чтобы рассматривать их всерьез.
   Но мне хотелось бы прекратить думать о Карлтоне Эверсли.
   ***
   У моих родителей на этот день имелись иные планы, и они не могли присоединиться к нам, так что в карете лорда Эверсли, ехавшей к театру, находились мой свекор, Карлотта, Карлтон и я. Поездка по улицам Лондона к Кингз-хаусу на Друри-лейн уже сама по себе являлась приключением. Улицы были заполнены толпами людей. Кареты, подобные нашей, направлялись к театру, в них сидели изысканно одетые кавалеры и дамы с подкрашенными глазами и мушками на щеках. Какой контраст они составляли с оборванными нищими и с теми, кто жил своим умом! Я видела этих ловкачей, быстро пробирающихся среди толпы, и была уверена в том, что кое-кто из прохожих сегодня обеднеет на содержимое своих кошельков. Улицы были плохо освещены, кое-как замощены булыжником и покрыты грязью, так что мне не хотелось бы оказаться на месте пешеходов, на которых время от времени летели потоки грязи из-под колес проезжающих экипажей. Я никогда в жизни не видела такого контраста богатства и нищеты, как сегодня на улицах Лондона.
   - Не вздумайте как-нибудь отправиться на пешую прогулку! - предупредил меня Карлтон. - Вы постоянно будете подвергаться опасности.
   - Я уверена, - сказала я, - что сумею сама о себе позаботиться.
   - Моя дорогая, - вмешался лорд Эверсли, - эти нищие весьма преуспели в своем ремесле. Им известны сотни подлых способов. Улицы наводнены организованными бандами преступников.
   - Я слышала, что от ночных стражников мало пользы, - добавила Карлотта.
   - Вы правы. Они стали чем-то вроде посмешища, - ответил Карлтон. Бедняги, они каждую ночь рискуют своей жизнью.
   - Что за опасное место этот Лондон! - воскликнула я. - И почему люди так рвутся в него?
   - Здесь кипит жизнь, кузина, - сказал Карлтон, внимательно посмотрев на меня. Мне было непонятно выражение его глаз. Насмешка, презрение, жалость?
   Я не была уверена. - Я предпочитаю встретиться скорее с опасностью, чем с застоем. Да и вы наверняка тоже.
   - Разве тихая достойная жизнь называется застоем?
   - Ого, вы видите, мой лорд, ваша невестка любит вступать в споры. Но я не жалуюсь. Я сам их люблю. Как-нибудь на днях, дорогая кузина, мы рассмотрим этот вопрос поподробнее, но сейчас, если я не ошибаюсь, мы сворачиваем на Друри-лейн, и вы будете иметь счастье увидеть Королевский театр. Как я полагаю, это любимый театр Его Величества, и принадлежащий герцогу театр в Линкольн-инне не пользуется тем же успехом, потому что мода, естественно, за королем.
   Как только мы вышли из кареты, нас обступили нищие. Я хотела дать им милостыню, но Карлтон взял меня под руку и увел прочь.
   - Никогда не вынимайте кошелек на улице, - сказал он, - даже если вы идете с покровителем.
   Мне не понравилось то, как он произнес слово "покровитель", но я не решилась протестовать, поскольку лорд Эверсли и Карлотта могли бы услышать и задуматься, отчего я все время цепляюсь к словам Карлтона и пытаюсь спорить с ним.
   Я никогда не забуду свои первые впечатления от интерьера театра. В нем царила какая-то магия, и, по-моему, я была не единственной, кто ощущал это. Мы занимали ложу поблизости от сцены, что давало возможность осмотреть весь зрительный зал. Зрители собирались с шумом. В зале был партер, где находились явно не самые удобные зрительские места, поскольку над ними не было крыши, и я представляла, что здесь происходит во время дождя. Зрители, сидевшие там, должны были либо разбежаться, либо промокнуть до нитки. Места на средней галерее стоили дороже, чем на верхней, которая в данный момент быстро заполнялась.
   В ложе напротив сидела весьма изысканная дама в маске, а рядом с ней излишне крикливо одетый джентльмен. Когда мы вошли в ложу, джентльмен отвесил поклон, а Карлтон и лорд Эверсли ответили ему. Этот джентльмен - если он заслуживал такого имени - уставился вначале на меня, затем на Карлотту и вновь на меня.
   - Как неприятен этот высокомерный мужчина! - пробормотала Карлотта.
   - Дорогая кузина, это лорд Уэлдон, - объяснил Карлтон. - Он думает, что оказывает вам честь, глазея на вас.
   - Это скорее похоже на оскорбление, - возразила Карлотта.
   - Его даме это тоже не нравится.
   - А кто она? - спросила я.
   - О, не спрашивайте! Он меняет любовниц каждый вечер.
   - Возможно, в один прекрасный день он найдет свою Шехерезаду, предположила я.
   - Чтобы удержать его, ей придется выдумать что-нибудь более любопытное, чем сказки, уверяю вас.
   - Во всяком случае, она не хочет, чтобы мы видели ее лицо, и потому надела маску.
   - Мода, кузина.
   - Так, может быть, нам тоже следовало надеть маски?
   - Вам нет нужды прятаться за ними. Вы находитесь в респектабельном обществе. Тем не менее Уэлдон обратил на вас внимание. Меня не удивит, если завтра он набросится на меня с расспросами.
   - Надеюсь, вы сможете ответить ему должным образом и дадите понять, что считаете его назойливость оскорбительной для вашей семьи.
   - Дорогая кузина, если вы пожелаете, я вызову его на дуэль.
   - Дуэли следует запретить, - сказал лорд Эверсли. - В любом случае они незаконны.
   - Согласен, дядя, но, хотя мы сами, возможно, виновны в оскорблении некоторых дам, нам не следует стеснять себя, если оскорбление направлено против наших дам.
   Карлтон цинично улыбнулся, и я, отвернувшись от него, посмотрела вниз, где начали прохаживаться девушки с корзинами апельсинов, предлагая зрителям купить свой товар и обмениваясь шуточками с мужчинами. Мужчины отпускали остроты, а некоторые из них пытались ущипнуть или поцеловать девушек. Апельсины катились на пол, кое-кто пытался подхватить их, слышались визг и смех.
   Зал был наполнен шумом и запахом не слишком чистых тел; но даже это меня возбуждало. Я с нетерпением ожидала начала спектакля.
   Должны были ставить "Виндзорских кумушек". Карлтон сообщил нам, что это комедия. Никто не желал смотреть трагедии. Люди хотели смеха, а не слез. Слезы кончились вместе с "круглоголовыми". Люди хотели видеть на сцене шалости, а не трупы. А больше всего они хотели видеть на сцене женщин. Долгое время женские роли исполнялись мужчинами, и хотя некоторые из них, например Эдвард Кинейстон, все еще исполняли женские роли и выглядели на сцене так, что многие женщины, говорят, влюблялись в них и поджидали после окончания спектаклей, чтобы усадить их в свои кареты, все-таки главной изюминкой театра, причиной его растущей популярности становились именно актрисы.
   Карлтон рассказал нам о том, как король решил посмотреть "Гамлета", где Кинейстон играл королеву, и, поскольку спектакль никак не мог начаться, Карл потребовал объяснений. Управляющий, трясясь от страха, вошел в королевскую ложу и сказал: "Простите, Ваше Величество, королева еще не побрилась".
   Его Величество был полностью удовлетворен этим и, более того, пришел в особо благостное настроение, передавшееся всему театру и обеспечившее успех спектаклю.
   - Его Величество, конечно, уже проявил свою особую благосклонность к дамам, - сказал Карлтон, - и его верноподданные обязаны следовать примеру монарха.
   Лорд Эверсли покачал головой.
   - Мне не хотелось бы проявлять нелояльность, - сказал он, - но, по-моему, его верноподданные были бы более счастливы, если бы он проявлял больше склонности к своей королеве и меньше - к этим гарпиям, которые окружают его.
   - Позиции Кастлмейн сильны как никогда, - заметил Карлтон. - Но это не исключает возможности того, что королевский взгляд может упасть и на кого-то другого.., что вы и увидите, когда начнется спектакль.
   Судя по усмешке на его устах, готовился какой-то сюрприз. Интересно, какой же? Вскоре мне предстояло об этом узнать, поскольку вдоль края сцены зажглись свечи, и это значило, что спектакль начинается.
   Появились Шеллоу и Слендер, но некоторое время ничего нельзя было расслышать из-за шума в зале. Слендер сделал несколько шагов вперед, и кто-то прокричал:
   - Поберегись, приятель! Сейчас у тебя загорятся штаны!
   Шеллоу поднял руку:
   - Дамы и господа, все и каждый, прошу тишины, мы начинаем спектакль.
   Манера, с которой он произносил эти слова, вернула меня в тот давний вечер в Конгриве, когда прибыли странствующие актеры. Шеллоу напоминал их драматическими нотками в голосе и жестами.
   В зале стало потише, и кто-то прокричал:
   - Тогда давай, приятель!
   - С вашего позволения, - сказал Шеллоу, отвесив глубокий поклон.
   Спектакль начался.
   Впервые оказавшись в театре, я почувствовала сильнейшее волнение. Мне всегда нравилось сценическое искусство, а теперь мне предстояло увидеть профессионалов. Я знала содержание пьесы и приготовилась наслаждаться ею.
   В первой сцене второго акта на сцену вышла миссис Пейдж.
   В руке она держала лист бумаги, и, когда я пригляделась к ней, у меня оборвалось сердце. Ошибиться было невозможно. Харриет!
   Повернув голову, я увидела, что за мной наблюдает Карлтон. Он насмешливо улыбался. Он все знал и специально привел нас сюда.
   Я вновь обратила свое внимание на сцену. Харриет немножко изменилась. Возможно, стала менее стройной. А может быть, слегка постарела. Но она была красива, как и раньше.
   Я почувствовала, что Карлотта напряглась. Она тоже узнала ее.
   И новь я посмотрела на сцену. Мне хотелось смотреть на Харриет, не отрываясь. Я всегда чувствовала в ней какой-то магнетизм, и зрители тоже ощущали его, так как шушуканье и покашливания прекратились и в зале воцарилась мертвая тишина.
   Я была глубоко потрясена и не могла следить за развитием сюжета. Все мои мысли были заняты Харриет. Что произошло с ней? Как она попала сюда? Бросил ли ее Джеймс Джилли, или она сама покинула его? Была ли она счастлива? Занималась ли тем, чем хотела? Мне нужно было поговорить с ней сегодня же.
   Напряжение Карлотты, сидевшей рядом со мной, росло.
   - С тобой все в порядке? - спросила я.
   - Ты видишь? - шепнула она. Я кивнула.
   - Он, должно быть, бросил ее. Она дошла до этого...
   - Прошу тишины, дамы! Зрители, как ни странно, увлечены происходящим на сцене, - шепнул Карл-тон Я продолжала размышлять о Харриет. Я была чрезвычайно взволнована, потому что вновь увидела ее.
   ***
   - Мне нужно видеть ее, - сказала я. - Я не могу уйти, не встретившись с ней. Карлотта воскликнула:
   - Нет, Арабелла! Это невозможно. Мы не хотим ее больше знать.
   - Я не могу не повидаться с ней, я должна видеть ее.
   - Я проведу вас в ее гримерную. Несомненно, она будет там, - сказал Карлтон.
   - Благодарю вас, - ответила я.
   - Всегда к вашим услугам, - шепнул он. Я заметила, что он хорошо знаком с расположением помещений в театре. Персонал тоже знал его. Мы подошли к какому-то мужчине и объяснили, что мы - друзья миссис Пейдж и хотели бы с нею поговорить.
   Некоторая сумма денег сменила владельца, и оказалось, что наш визит вполне возможен. Впервые я была благодарна Карлтону. Нас провели в небольшую комнату, в которой вскоре появилась Харриет.
   - Харриет! - воскликнула я и, не раздумывая, бросилась к ней, протягивая руки. Она крепко обняла меня.
   - Я видела тебя в ложе, - сказала она, - и знала, что ты зайдешь.
   Карлтон поклонился.
   - Ваша игра была великолепна, - признал он.
   - Благодарю вас, добрый сэр, - кивнула она в ответ.
   - Я оставлю вас, чтобы дать вам возможность поговорить, и вернусь минут через десять, кузина.
   Когда за ним захлопнулась дверь, Харриет состроила гримасу.
   - Он мне никогда не нравился, - сказала она.
   - Харриет, что ты здесь делаешь?
   - Мне казалось, что это очевидно.
   - Ты...
   - Я - одна из актрис Томаса Киллигрю, и, поверь мне, это немалое достижение.
   - Но сэр Джеймс...
   - Сэр Джеймс! Он послужил только ступенькой. Мне нужно было уехать. Подвернулся он.., и предоставил мне средства.
   - Значит, ты его не любила?
   - Любила! Ах, моя милая, романтичная Арабелла, всегда думающая о любви! Что толку любить девушке, у которой нет крыши над головой и которая склонна получать от жизни некоторые радости?
   - Ведь ты так красива! Ты могла бы выйти замуж за Чарльза Конди.
   - Рядом с тобой в ложе я видела Карлотту с кислой физиономией. Уж наверняка она пришла сюда не для того, чтобы полюбоваться на меня.
   - Ты обошлась с ней весьма дурно, Харриет.
   - Дурно! Я просто хорошо отнеслась к молодому человеку, которому явно не нравилась Карлотта. Но мы понапрасну тратим время. Расскажи мне, как ты живешь. Как тебе понравилась нынешняя Англия? Как мальчики?
   - Все в порядке.
   - А маленький Ли?
   - Он очень миловиден и умеет постоять за себя.
   - Значит, он пошел в меня. Как ты относишься к нему? По-матерински?
   - Харриет, почему ты его бросила?
   - Но разве я могла взять его с собой? Конечно, мне было больно, но что было делать? Если бы я поехала с тобой, то вряд ли могла бы рассчитывать на добрый прием. Уж, во всяком случае, не со стороны Карлотты. Твоя мать, по всей видимости, тоже не собиралась навязываться мне с приглашениями. Бедняжку Харриет все бросили. Поэтому я решила: сюда меня привезет Джеймс Джилли, и я буду с ним до тех пор, пока он мне не надоест. Я всегда мечтала о сцене - и вот я здесь.
   - Ты хорошо живешь, Харриет? Она расхохоталась.
   - Милая Арабелла, ты всегда меня смешила. Для меня жизнь достаточно хороша. Сплошные взлеты и падения... Никакой скуки. Я создана для этой жизни. А ты? Продолжаешь оплакивать Эдвина?
   - Его мне никто не заменит.
   - А что с Карлтоном?
   - Ты о чем?
   - У него репутация неотразимого мужчины. Я слышала, он весьма разборчив. Сама Кастлмейн посматривает на него. Но для этого он слишком хитер. Он не хочет, чтобы Черный Парень занес его в свою нехорошую книжечку.
   - Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   - Кастлмейн - это любовница короля, а Черным Парнем называют Его Величество. Карлтон - большой оригинал. Вначале он наводняет весь город слухами, а потом ускользает в Эверсли и некоторое время там отсиживается. Я слышала, он был просто взбешен, услышав о юном наследнике. О твоем милом малыше, Арабелла. О, знаешь, о Карлтоне Эверсли ходит масса сплетен, и я не пропускаю их мимо ушей... Все-таки когда-то мы были знакомы.
   - Харриет, мне хотелось бы верить, что ты счастлива.
   - Мне хотелось бы сказать то же самое тебе.
   - Я настолько счастлива, насколько могу быть счастлива без Эдвина. Скажи мне правду, Харриет.
   - Я настолько счастлива, насколько могу быть счастливой без собственной усадьбы и приличного состояния, позволяющего жить в роскоши до конца дней.
   - Ах, Харриет, - воскликнула я, - как чудесно, что мы вновь встретились с тобой!
   - Возможно, мы опять встретимся. Я собираюсь стать звездой лондонских театров. Сейчас за тобой придет Карлтон. Я рада, что ты пришла, Арабелла. Между нами всегда существовали какие-то узы, правда?
   Она несколько загадочно улыбнулась. Я не понимала, действительно ли она рада встрече со мной. Я чувствовала смущение и нерешительность. Мне хотелось убедить ее бросить сцену и уехать со мной в Эверсли.
   Однако я знала, что не смогу этого сделать. С одной стороны, она сама откажется, а с другой - на это никогда не согласится моя новая семья.
   Я попрощалась с ней, и она, поцеловав меня, сказала:
   - Мы снова встретимся. Наши жизни, как говорится в пьесах, будут переплетаться, пока мы живы.
   Это было самым волнующим событием за время моего пребывания в Лондоне.
   ЧУМА
   После Лондона Эверсли показался скучным, но я была рада, что вернулась к Эдвину, и убедилась в том, что он не пострадал за время моего отсутствия. Мы с Карлоттой сразу же пошли в детскую, где нас шумно встретили мальчики, а после того, как они увидели привезенные подарки, прием с их стороны стал еще более теплым. Мы постарались разделить дары поровну, так что оба получили по игрушечному ружью, стреляющему глиняными шариками, по трубе, изготовленной из коровьего рога, и по воздушному змею - синий для Эдвина и красный для Ли. Всем этим да еще мятными шариками в коробочках, на которых был изображен Уайтхолл, дети были просто очарованы. Ли, конечно же, схватился за ружье и начал палить из него во все и во всех, в то время как Эдвину особенно полюбилась труба. Змеи, по-моему, были одобрены обоими, и оба желали тут же идти запускать их.
   Карлотта спросила:
   - А чему вы больше рады: нам или нашим подаркам?
   Оба мальчика были озадачены вопросом. Ли уставился на свое ружье, а Эдвин вертел в руках трубу. Затем жестом, глубоко тронувшим меня и сразу же напомнившем об его отце, Эдвин отложил в сторону трубу, бросился ко мне и обнял меня.
   Ли предусмотрительно сделал то же самое в отношении Карлотты.
   Мы хорошенько посмеялись, а затем Эдвин сказал:
   - Если бы вы не вернулись, то не привезли бы этих подарков, правда?
   Ли серьезно кивнул.
   Хотя нам дали понять, что наша компания менее желанна, чем подарки, нас повеселила и порадовала находчивость ребят.
   Это были счастливые дни: мы помогали запускать воздушных змеев, постоянно слышали звуки труб и пытались уклониться от глиняных шариков. Мы были рады вернуться домой. Но меня постоянно тревожили воспоминания о Харриет, и я не могла выбросить их из головы.
   Я размышляла о Карлтоне, который нарочно организовал посещение театра, зная, что там будет Харриет. Несомненно, он был склонен к озорству, но больше всего меня расстраивали его явный интерес ко мне и напоминание о том, что между ним и наследством встал Эдвин.
   В том, что Карлтон любил Эверсли, я была уверена. Он отдавал много времени поддержанию порядка в поместье, и я заметила, что его визиты в Лондон становились все реже и реже.
   Лето шло к концу, когда в Эверсли-корт явилась жена Карлтона, Барбари. Карлтон отнесся к ней с полным безразличием, которое мне показалось невежливым.
   Уже через день после ее приезда я поняла, что дела ее не слишком хороши. Заметив, что в течение всего дня Барбари ни разу не появилась на людях, я расспросила слуг и узнала, что она лежит в кровати и чувствует себя слишком слабой, чтобы встать.
   Я пошла навестить ее.
   Она выглядела больной, и я спросила, чем ей помочь.
   Барбари покачала головой.
   - Я просто приехала отдохнуть в деревенской тишине, - сказала она. - Я так делаю время от времени.., когда чувствую, что слишком устала. Не думаю, чтобы леди Эверсли это очень нравилось, но, в конце концов, это дом моего мужа, и я имею право быть здесь, не так ли?
   - Да, конечно.
   - Ну что ж, приятно это слышать, ведь вы являетесь кем-то вроде заместительницы хозяйки замка. А вам здесь не одиноко? - Она как-то пренебрежительно махнула рукой.
   - Мне здесь спокойно, - ответила я, - Очевидно, так же, как и вам, раз вы приехали сюда отдохнуть. Вы часто чувствуете такую потребность?
   Барбари кивнула:
   - Здесь тихо... Один день похож на другой, мычат коровы, блеют овцы, щебечут птички.
   - Вот не думала, что вам это может нравиться.
   - Вы должны знать, кузина Арабелла, что многие вещи совсем не таковы, какими кажутся.
   - Это правда. Может быть, вам чего-нибудь принести?
   - У Салли Нуленс есть хороший настой. По-моему, она дает его детям, когда те становятся слишком возбужденными.
   - Я спрошу ее.
   Я спустилась вниз и нашла Салли в детской, где она зашивала порванный Ли камзольчик.
   Да, она знала, о чем идет речь. Она и раньше давала это госпоже Барбари.
   - Бедная госпожа Барбари, - вздохнула Салли, - похоже, она не слишком счастливая женщина.
   - Я тоже так думаю... Находясь замужем...
   - Ну, чтобы брак был счастливым, нужны двое, и, чтобы он был несчастным, тоже. Они всегда бывают непутевыми, эти браки, которые специально устраивают. Молодые люди сами должны искать друг Друга.
   - Так их брак был специально устроен?
   - Да, десять лет назад. Хозяин Карлтон делал вид, что он из "круглоголовых". А она была из тех семеек, что всегда стояли на стороне Кромвеля. Мне думается, он женился на ней, чтобы показать, какой он хороший "круглоголовый". Он хорошо все это разыграл, а по-настоящему они и не были женаты. Оба гуляли, как хотели. Оба они какие-то дикие: она, наверное, оттого, что ее в такой строгости воспитывали, а он - потому, что он такой и есть. Вот она и приезжает сюда приходить в себя. Мои настои для нее, прямо как живая вода, так она говорит. Но я-то думаю, что есть тут и еще кое-что. Я думаю, временами на нее что-то находит и ей хочется все изменить.
   Я часто заходила навестить нашу гостью, и между нами возникло что-то вроде дружбы. Мои посещения явно доставляли ей удовольствие, и через некоторое время она завела со мной разговор.
   Она сообщила, что посещает Эверсли, когда здесь нет Карлтона.