Холт Виктория. Слезы печали

   До чего же увлекательны были их разговоры! Они обсуждали пьесы, свои роли и места, где им доводилось играть; и всем нам, слушавшим их, казалось, что жизнь актеров - лучшее, о чем только можно мечтать. Вошли Жанна, Марианна и Жак и, притулившись в уголке, стали прислушиваться к беседе, которая с течением времени становилась все оживленней. Я послала Жака к Ламбарам с приглашением посетить нас и посмотреть спектакль. Вскоре он вернулся и сообщил, что они приняли приглашение с восторгом.
   Харриет была менее разговорчива, чем остальные. Я заметила, что она осматривается, оценивающе изучая обстановку, видимо, сравнивая ее с иными, более роскошными покоями, где ей доводилось бывать. Время от времени сна бросала на меня быстрый испытующий взгляд.
   Она сидела рядом с очень привлекательным молодым человеком, которого все звали Жабо. Мне показалось, что он несколько тщеславен, так как ему постоянно хотелось обратить на себя внимание. Когда Анджи подошла к нему, положила руки на его колени и сказала: "Какой ты хорошенький!", все расхохотались, а Жабо был так польщен, что поднял ее на руки и расцеловал. Бедная крошка Анджи тут же перепугалась и выбежала из холла, но вскоре возвратилась и стала поодаль, не отрывая глаз от Жабо.
   - Еще одна твоя поклонница, мой мальчик! - заметила мадам Ламотт, и все рассмеялись.
   Флоретт, одна из актрис, слегка поджала губы и сказала:
   - Нам следовало бы предупредить малышку о том, что Жабо непостоянен в своих пристрастиях. Харриет, пожав плечами, сказала:
   - Это слишком общеизвестно, - и пропела низким сильным голосом:
   Хватит плакать, дамы,
   О мужском непостоянстве...
   Все вновь расхохотались.
   Они сидели за столом уже довольно долго, и я решила посоветоваться с Жанной и Марианной. Нам надо было подумать, как накормить их ужином после окончания спектакля, назначенного на шесть часов. Мы были просто обязаны не ударить в грязь лицом. Что же предпринять?
   Служанки были полны решимости сделать все возможное в данных обстоятельствах, а Жак уже начал заносить багаж актеров в холл. Дети в восторге уставились на саквояжи, из которых торчали костюмы, усыпанные мишурой. Впрочем, нам это мишурой не казалось. Актеры словно привезли с собой все необходимое для колдовства.
   Они заявили, что будут спать в холле. У них есть пледы и одеяла, а в путь они собираются отправиться рано утром, как только рассветет. Они не имеют права опоздать на свой ангажемент в Париже.
   Я запротестовала. Актеры не должны спать на полу. Замок, конечно, не может похвастаться роскошью и скорее напоминает простой загородный дом, но предоставить в распоряжение гостей несколько комнат - вполне в наших возможностях.
   - Теплота вашего приема греет нас сильнее, чем горячее вино в холодный день, - торжественно произнес месье Ламотт.
   Мне надолго запомнился этот вечер. В подсвечниках горели свечи, а зрители еще до начала представления были в восторге. Здоровенные, обычно шумные сыновья Ламбара сидели тихо, как зачарованные, и мы все разделяли их благоговейный трепет. Дети сидели на полу, скрестив ноги. По счастливому стечению обстоятельств в конце холла находился небольшой помост, который и был превращен в сцену.
   Играли "Венецианского купца". Харриет исполняла роль Порции, и из всех актеров именно от нее я не могла оторвать глаз. Она была одета в платье из синего бархата с блестящим поясом. При дневном свете, вероятно, стало бы заметно, что бархат потерт и покрыт пятнами, а пояс украшен дешевой мишурой, но слабое освещение скрадывало все несовершенства, и мы видели лишь красоту, в которую с готовностью верили.
   Это было подлинной магией. До сих пор мы никогда не видели настоящих актеров, хотя сами время от времени переодевались в соответствующие костюмы и разыгрывали небольшие сценки, казавшиеся нам верхом совершенства. Жабо играл прекрасного Бассанио, месье Ламотт был коварным Шейлоком с горбом на спине и с весами в руках. Наши малыши завопили от ужаса, когда он появился в решающей сцене, а Анджи разревелась, решив, что он на самом деле собирается отрезать принадлежащий ему фут живой плоти.
   - Не позволяй ему, не позволяй! - рыдала она, и мне пришлось утешать ее, предлагая подождать и посмотреть, как Порция уладит это страшное дело.
   Как она декламировала, как держала голову! И какой несравненной красавицей она была! Я никогда не забуду, как в этот вечер выглядела Харриет, а актеры, должно быть, никогда не играли перед столь благодарной публикой. Ведь все мы были невинными и неискушенными. Жак смотрел на сцену, раскрыв рот, как, впрочем, и Жанна с Марианной, а Ламбары впали в состояние немого восхищения. Лукас находился в экстазе, а малыши были потрясены тем, что в мире возможны такие невероятные чудеса.
   Когда завершился последний акт и Бассанио воссоединился с Порцией, дети с радостным смехом бросились друг другу в объятия, и, кажется, все были несколько ошеломлены.
   Месье Ламотт произнес небольшую речь, в которой выразил надежду на то, что мы получили удовольствие от их игры, и признался, что ему никогда не приходилось играть перед столь отзывчивой публикой. И это было, как я полагаю, чистой правдой.
   Служанки поспешили на кухню, с помоста была убрана бутафория, и вскоре мы уселись за стол и принялись за ужин, какого, я уверена, давно не видели стены замка Конгрив. Семейство Ламбаров осталось у нас на ужин, и мадам Ламбар принесла из дома огромный пирог с цыплятами и свининой, покрытый сверху золотисто-коричневой корочкой. Она разогрела его на очаге и сказала, что, если бы заранее знала, какой чести мы удостоимся, корочка изображала бы сцену из спектакля, поскольку на таких делах она собаку съела.
   Месье Ламотт принес флягу вина. Да, такое событие запомнилось всем надолго.
   Дети были слишком возбуждены, и отправлять их в постель не было смысла, поэтому я сказала, что сегодня особый случай и все могут остаться за столом.., даже Фенн. Правда, вскоре он все-таки уснул, сидя на коленях у мадам Ламотт.
   Актеры говорили.., говорили все одновременно, поскольку, ясное дело, они были склонны скорее говорить, чем слушать, и одновременно велось несколько разговоров, что раздражало меня невозможностью реализовать свое желание слышать их всех сразу. Месье Ламотт в соответствии со своим положением руководителя труппы занял место по правую руку от меня и начал светскую беседу, рассказывая о пьесах, которые они играли, и о городах, где им доводилось ставить спектакли.
   - Моя мечта - сыграть перед самим королем Луи. Он обожает театр, что естественно для столь одаренного человека, не так ли? Думаю, ему должна нравиться комедия. Нам нужны хорошие комедии. Трагедий в этом мире и так более чем достаточно, маленькая госпожа. Люди хотят посмеяться, вы согласны со мной?
   Я была готова согласиться с чем угодно, так как чувствовала себя ошеломленной ничуть не менее всех остальных.
   Харриет сидела в середине стола рядом с Жабо. Они о чем-то шептались, и она казалась рассерженной... Я заметила, что Флоретт внимательно наблюдает за ними. Прямо у меня на глазах разыгрывалась какая-то драма. Мне были очень интересны рассказы месье Ламотта, но в то же время я была заинтригована личностью Харриет и хотела знать, из-за чего они ссорятся с Жабо.
   Я обрадовалась, когда разговор принял более общий характер и присутствующие начали обсуждать пьесы, тут же разыгрывая перед нами небольшие отрывки. Харриет пела, большинство этих песен я знала, они были написаны на стихи Шекспира. Пела она по-французски, а затем по-английски, и мне особенно понравилась одна песня:
   Нам любовь на миг дается,
   Тот, кто весел, пусть смеется:
   Счастье тает, словно снег.
   Можно ль будущее взвесить?
   Ну, целуй - и раз, и десять:
   Мы ведь молоды не век!
   Песенка Шута из "Двенадцатой ночи" В. Шекспира.
   В руках у нее была лютня, она сама себе аккомпанировала, и мне казалось, что не может быть зрелища чудесней, чем Харриет с черными, ниспадающими на плечи волосами и сверкающими глазами на необычайно бледном лице.
   - На сцене нужно побольше петь, - сказала мадам Ламотт, ласково поглаживая мягкие золотистые волосы Фенна. - Зрителям это нравится.
   - У вас прекрасный голос! - похвалила я, глядя на Харриет.
   Она пожала плечами:
   - Скорее, сносный.
   - Какая у вас, должно быть, чудесная жизнь! - воскликнула я.
   Актеры рассмеялись, и для меня остались непонятными взгляды, которыми они обменялись. Уже позже я поняла, что они были несколько циничными.
   Месье Ламотт сказал:
   - О да, это великолепная жизнь.., на иную я не согласился бы. Тяжелые у нас времена. Что же касается английских актеров, то для них.., жизнь стала просто трагедией. Что за варвар этот Кромвель! Насколько я понимаю, в Англии сейчас вообще нет театра. Боже, храни вашу несчастную страну, юная леди!
   - Когда в страну вернется король, у нас опять появятся театры, - ответила я.
   - Но людей уже не устроят старые "Глобус" и "Кокпит", - сказала Харриет. Им будут нужны новые театры. Интересно, увижу ли я их когда-нибудь?
   После этого возобновился общий разговор. Вино лилось рекой, мерцали свечи, и мне хотелось, чтобы этот вечер длился бесконечно, но веки отказывались слушаться меня и слипались сами собой. Дети клевали носами, а Лукас совсем засыпал.
   Я приказала Жанне уложить детей в постели, и мадам Ламотт настояла на том, что сама отнесет маленького Фенна.
   Приятный вечер окончился. Мадам Ламотт, уложив и поцеловав на ночь детей, которые уже почти спали, сказала, что гостям тоже неплохо выспаться перед трудным путешествием.
   Я со слугами проводила их в предназначенные для гостей комнаты: трех женщин - в одну, а мужчин - в другую. Я извинилась за то, что могу обеспечить им лишь такие скромные условия, на что месье Ламотт ответил:
   - Это просто царственные покои, дорогая, просто царственные!
   Затем я удалилась в свою комнату, разделась, легла в постель и попыталась уснуть, но была так возбуждена, что не могла сомкнуть глаз.
   Я глубоко сожалела о том, что утром актеры покинут нас. Жизнь в замке вернется в обычное русло и опять станет, как я теперь сознавала, нестерпимо скучной. Я больше никогда не смогу испытывать радость от наших незатейливых развлечений. Мне хотелось стать актрисой, такой же, как Харриет Мэйн. Она явно выделялась в этой труппе.
   Как великолепно она играла, и как бы мне хотелось, чтобы слова ее роли звучали на английском языке! То, что мы видели, было сокращенным переводом пьесы на французский.., и в переводе произведение, как и следовало ожидать, во многом проигрывало. Месье Ламотт сказал, что это одна из самых популярных пьес Шекспира, именно поэтому ее и перевели на французский. Может быть, им следовало бы показать нам какую-нибудь французскую пьесу, но они хотели угодить нам, поставив Шекспира.
   Какими они были очаровательными! Какими грациозными! Конечно, актерская игра - это притворство, но какое наслаждение она доставляет!
   Я погрузилась в мечты. Я представляла себе, что король Карл занял свой трон, что он открыл по всей стране театры и наши родители вместе в нами возвращаются в Англию. При дворе ставят для короля пьесу, в которой главную роль играю я.
   Это было естественным продолжением волшебного вечера.
   И тут я услышала голоса и села в кровати. Эти приглушенные, шипящие голоса раздавались из коридора...
   Я набросила на себя шаль и, подойдя к двери, тихонько приоткрыла ее.
   - Мне просто тошно, я устала от твоей ревности, - раздался голос Харриет.
   - Ревность! Не хотелось бы мне быть на твоем месте. Сегодняшнюю фаворитку завтра выбрасывают.
   - Тебе, конечно, лучше знать, - подхватила Харриет, - ты-то давно болтаешься на вторых ролях.
   Флоретт размахнулась и отвесила Харриет пощечину. Я отчетливо услышала ее звук.
   - Так ты вздумала распускать руки! - и с этими словами Харриет нанесла ответный удар.
   - Ах ты, английская шлюха... - ответила соперница и, к моему ужасу, вновь замахнулась.
   Я увидела, как Харриет перехватила ее запястье и дернула Флоретт за руку. Та сумела освободиться, и Харриет отступила назад. Позади нее находились три ступеньки - хорошо, что не целая лестница. Споткнувшись, она упала.
   - Это послужит тебе хорошим уроком! - прошипела Флоретт. - Упасть еще до того, как тебя бросил Жабо! Это подготовит тебя к будущим событиям.
   Я уже наполовину высунулась из двери, чтобы посмотреть, не пострадала ли Харриет, но сообразила, что, будучи свидетельницей их ссоры, могу привести их в смущение, поэтому отступила в комнату. Я увидела, что Харриет встает на ноги и, пошатываясь, поднимается по ступенькам.
   - Давай-давай! - поощряла ее Флоретт. - С тобой ничего не случилось. Даже если на тебя обрушится каменная стена, ты будешь подпрыгивать от радости. Таким, как ты, все нипочем.
   - Тогда тебе следует вести себя со мной поосторожней, - сказала Харриет.
   Флоретт рассмеялась и вошла в комнату для гостей.
   Через несколько секунд за ней последовала и Харриет.
   Было ясно, что они ненавидят друг друга, и, судя по всему, причиной служил красавчик Жабо. Я решила, что жизнь актеров чрезвычайно интересна, но назвать ее мирной никак нельзя.
   ***
   Я проснулась рано утром. Накануне я долго не могла уснуть, спала беспокойно, а когда проснулась, то первой моей мыслью было намерение хорошенько накормить актеров перед тем, как они отправятся в путь.
   Я подошла к окну. Снегопад прекратился, лишь на земле лежал тонкий белый слой снега. Я подумала, что это может задержать их и они останутся с нами, так как погода очень уж неблагоприятна для путешествий. И тогда мы каждый вечер сможем смотреть спектакли.
   На кухне уже находились Жак, Жанна и Марианна. Они готовили эль, хлеб и бекон, тоже решив как следует накормить гостей перед дорогой.
   Замок словно ожил с их прибытием. Уже слышались голоса актеров - громкие, зычные: эти люди даже "доброе утро" не могли произнести просто, без драматической окраски. Мы чувствовали некоторую подавленность, так как вскоре они должны были покинуть нас.
   Жанна собирала на стол, а Марианна шумно раздувала огонь в очаге, который так и тлел всю ночь.
   Спустился месье Ламотт и сразу подошел ко мне. Он поцеловал мне руку и отвесил поклон.
   - Дорогая госпожа, мне не часто доводилось ночевать с такими удобствами.
   - Надеюсь, вы не замерзли.
   - Меня всю ночь окутывала теплота вашего приема, - ответил он, видимо, давая мне понять, что одеял было недостаточно, чему я охотно верила.
   Спустилась мадам Ламотт с нашими детишками, на ходу пересказывая им содержание какой-то пьесы из репертуара их труппы.
   Она восторженно приветствовала меня и объявила, что за всю свою жизнь она (так же, как и другие члены труппы) ни от чего не получала такого удовольствия, как от пребывания в замке Контрив.
   Лица актеров засияли от радости при виде накрытого стола, и месье Ламотт велел всем немедленно приниматься за еду. Мне же он сказал:
   - Мы, перепоясавшись мечами, готовы броситься вперед, увы, печаль терзает наши сердца! Я знаю, что ваше гостеприимство готово простираться бесконечно.., и я признаюсь, дорогая леди, что часть души моей готова обратиться к небу и попросить его, разверзнувшись, опять обрушить снег... Вы извините, госпожа, профессиональная привычка... Но нас призывает долг. Если мы не приедем в Париж вовремя, что подумают о нас те, кто с нетерпением ждет нас? Они желают нас видеть, билеты раскуплены заранее, а всякий актер скорее предпочтет поступить во вред себе, чем зрителю.
   Мне пришлось высказаться в том же духе. Я выразила глубокое сожаление по случаю столь быстрого отбытия наших гостей. Я была бы счастлива, если бы они задержались здесь подольше, однако я, разумеется, понимаю необходимость их отъезда. Они обязаны делать свое дело, а мы должны быть благодарны судьбе, что смогли ознакомиться с одним из образчиков их творчества, и это будет для нас источником незабываемых впечатлений...
   Они уже усаживались за стол, когда мадам Ламотт спросила:
   - А где Харриет?
   Я, конечно, с самого начала заметила ее отсутствие, ведь больше всех меня интересовала именно она. Я жила в ожидании момента, когда она спустится в холл.
   Мадам Ламотт взглянула на Флоретт, которая в ответ пожала плечами.
   - Я разбудила ее перед тем, как выйти из комнаты, - сказала мадам Ламотт. - Ей уже пора бы спуститься.
   Я сказала, что поднимусь наверх и сообщу Харриет, что все уже сели завтракать.
   Войдя в комнату, отведенную накануне под ночлег женщин, я увидела, что Харриет лежит в кровати. В утреннем свете она была не менее красива, чем при свечах. Ее волосы были собраны на затылке синей лентой, а одета она была в корсаж с глубоким вырезом и нижнюю юбку.
   Она улыбнулась мне так, что я почувствовала за этой улыбкой что-то непростое, но не смогла понять, что именно.
   - Все ждут вас, - сказала я.
   В ответ она пожала плечами и приподняла ногу.
   - Мне больно ступить на нее, - сказала она. - Я не могу ходить. Не знаю, что и делать.
   Я подошла к кровати и осторожно потрогала распухшую лодыжку. Харриет поморщилась от боли.
   - У вас, должно быть, растяжение, - сказала я. Она кивнула.
   - Но, с другой стороны, это может оказаться и переломом.
   - Я не знаю...
   - Со временем это выяснится. Вы можете встать на эту ногу?
   - Да, но боль при этом страшная.
   - У мадам Ламбар есть множество снадобий. Я попрошу ее осмотреть вас. Но и без осмотра ясно, что вам следует держать ногу в покое.
   - Но.., мы должны ехать. Какая на дворе погода?
   - Холодно, но ясно. Снег уже не идет.., только вчерашний еще лежит тонким слоем. В общем, сегодня ничто не препятствует поездке.
   - Труппе, конечно, необходимо выезжать. В Париже ее ждет ангажемент... Ее губы сложились в улыбку:
   - Госпожа Толуорти.., не могли бы вы.., не согласились бы вы предоставить мне кров до тех пор, пока я не смогу нормально передвигаться? Позвольте, я объяснюсь. Я не только играю и пою на сцене, но и танцую. Видите ли, если я сейчас нанесу какой-нибудь вред ноге, это может погубить всю мою карьеру.
   Я почувствовала, что меня охватывает волнение. Приключение не закончилось. Самый интересный для меня из членов труппы собирается здесь остаться...
   Я быстро ответила:
   - Я никогда не решусь отказать в помощи тому, кто в ней нуждается.
   Она протянула мне руку, которую я пожала. На несколько секунд я замерла, глядя в ее странное, но прекрасное лицо.
   - Господь вас благослови! - сказала она. - Пожалуйста, позвольте мне остаться на некоторое время.
   - Вы - моя гостья, - ответила я, улыбаясь, и на лице моем явно отразилась радость. - А теперь, - поспешно добавила я, - мне необходимо поговорить с мадам Ламбар. Она, должно быть, сумеет выяснить, что же произошло с вашей ногой.
   - Вчера ночью я споткнулась на лестнице, - сказала она.
   "Да, - подумала я, - подравшись с Флоретт".
   - Скорее всего это простое растяжение. Я все-таки вызову мадам Ламбар.
   Я спустилась в холл, где актеры поглощали хлеб с беконом, запивая элем, и сказала:
   - Госпожа Мэйн повредила лодыжку. Она не может передвигаться. Я согласилась оказать ей гостеприимство до той поры, пока она не поправится. Вам не следует опасаться за нее: мы обеспечим ей должный уход.
   На несколько секунд за столом воцарилось молчание. Флоретт криво усмехнулась, а Жабо уставился в кружку с элем.
   Мадам Ламотт встала и сказала:
   - Я поднимусь и поговорю с ней. Я отправилась на кухню и сообщила Жанне и Марианне:
   - Госпожа Мэйн останется у нас на несколько дней, до тех пор, пока не сможет присоединиться к своим товарищам. У нее повреждена нога.
   Лица у них стали радостными. Кухня сразу же преобразилась, даже огонь в очаге засиял ярче.
   Приключение еще не завершилось.
   ***
   Стояла морозная погода, деревья были покрыты инеем. Мы наблюдали за отъездом актеров и махали им на прощание. Караван медленно двигался по дороге из-за вьючных лошадей. Месье Ламотт, подобно библейскому патриарху, возглавлял процессию.
   Я чувствовала себя так, словно смотрю спектакль, разыгрывающийся на сцене. Окончился первый акт, и я благодарила судьбу за то, что не завершилось само представление. Наверху в постели лежала ведущая актриса, и, пока она находилась на сцене, пьеса не могла быть доиграна.
   Как только караван исчез из виду, я поднялась по лестнице. Харриет лежала в кровати, по горло укутанная в пледы, ее волосы были разбросаны по подушке. Она улыбалась и чуть ли не мурлыкала; я сразу же подумала, что ее грацию правильнее всего определить как кошачью.
   - Итак, они уехали, - сказала она. Я кивнула. Она рассмеялась:
   - Пусть им сопутствует удача. Она им понадобится.
   - А вам? - поинтересовалась я.
   - Мне уже повезло. Ведь я подвернула ногу именно здесь.
   - Повезло? - ничего не понимая, спросила я.
   - Ну, здесь гораздо уютнее, чем там, на дороге. Хотела бы я знать, где они сегодня найдут ночлег. Боюсь, он окажется не столь удобным, как здесь. К тому же мне никогда не доводилось играть перед такой благодарной публикой, как ваша.
   - О, мы так мало разбираемся в пьесах и тому подобных вещах!
   - Это многое объясняет, - и она вновь рассмеялась. - Как только я увидела вас, - продолжала она уже серьезно, - я подумала, что мы наверняка подружимся.
   - Я очень рада. Надеюсь, что все так и сложится.
   - Очень мило с вашей стороны позволить мне остаться здесь. Я с ужасом думала, что с моей ногой дело совсем плохо. Видите ли, ноги необходимы мне, чтобы зарабатывать на жизнь.
   - Ну конечно. Скоро вы поправитесь. Я попрошу, чтобы мадам Ламбар осмотрела вашу ногу.
   - Это не так срочно.
   - Я думаю иначе. Она посмотрит, нет ли перелома, и скажет, какое нужно лечение.
   - Подождите минуту. Давайте поговорим. Но я твердо стояла на своем и решила немедленно вызвать мадам Ламбар.
   Мадам Ламбар всегда охотно нас лечила. Когда к ней обращались за помощью, она изображала глубокую задумчивость, поджимала губы, склоняла набок голову и начинала говорить какие-то заумные слова.
   В хозяйстве Ламбаров было специальное помещение, предназначенное для обработки трав, - комната, наполненная странными запахами, с пучками трав, свешивавшимися с потолочных балок, с очагом, над которым висел котел.
   Услышав о том, что одна из актрис повредила ногу и нуждается в помощи, мадам Ламбар пришла в настоящий восторг. Конечно, она придет, не теряя времени. Актеры были чудесные. Как жаль, что они не смогли остаться и дать еще хотя бы одно представление! Даже ее сыновья были восхищены. Они ни о чем другом с тех пор не говорят.
   Войдя в комнату, где лежала Харриет, мадам Лам-бар засуетилась, выражая желание оказать помощь незамедлительно. Она ощупала лодыжку, попросила попытаться встать на ногу, а когда Харриет вскрикнула от боли, поставила диагноз:
   - Держать в покое, - глубокомысленно заявила мадам Ламбар, - и все будет в порядке. Кость, как я вижу, не сломана. Я сделаю припарку, свою собственную, особую, и обещаю, что уже к завтрашнему дню вам станет лучше. Опухоль невелика. Все будет в порядке, причем очень скоро, я клянусь.
   Харриет сказала, что не знает, как ей и благодарить нас всех за помощь.
   - Бедная госпожа, - посочувствовала мадам Ламбар, - должно быть, вы страшно расстроены. Все ваши друзья уехали.., а вам пришлось остаться.
   Харриет вздохнула, но мне показалось, что по ее губам скользнула едва заметная усмешка, означавшая, что она не так опечалена пребыванием здесь, как можно было бы ожидать.
   - Алкана, - торжественно произнесла мадам Ламбар. - Она в припарке. Иногда эту траву называют бурачником. Есть бурачник змеиный, а есть полевой, и их целебные свойства несомненны. Это растение творит чудеса.
   - Мне оно тоже известно, - ответила Харриет. - Мы его зовем красильницей. Из его сока получается красный порошок, а из него - очень хорошие румяна.
   - И вы.., пользуетесь ими? - спросила я.
   - На сцене, - ответила она, опустив глаза и вновь слегка улыбнувшись. Похоже, она плохо контролировала свои губы. - На сцене приходится выглядеть несколько неестественно, в противном случае те, кто находятся в дальних рядах, ничего не разглядят. Поэтому мы стараемся раскрасить себя поярче.
   - Нравится мне слушать об актерской жизни, - вздохнула мадам Ламбар. - До чего же у вас, должно быть, жизнь интересная!
   На лице актрисы появилась легкая гримаска, и я подумала: она совсем не такая, какой кажется.
   Как мы за ней ухаживали! Жанна и Марианна готовили для нее особые блюда; Жак постоянно справлялся о ней; мадам Ламбар в первый день навестила ее трижды, накладывая свежие припарки; дети рвались в комнату, чтобы поговорить с ней, и выгнать их оттуда было почти невозможно; Лукас обожал ее; что же касается меня, то я ею восхищалась.
   Харриет прекрасно понимала это. Она лежала, откинувшись на подушки, и явно наслаждалась ситуацией.
   Мне казалось странным, что она, похоже, вовсе не была огорчена отъездом труппы. Но я предположила, что она обладает достаточным опытом, чтобы в подходящее время отправиться в путь в одиночку и найти своих товарищей. Я была очень наивна.
   На второй день Харриет сообщила нам, что все еще не может ступить на ногу из-за боли, хотя если ногу не беспокоить, то она не болит. Таким образом, она продолжала оставаться в центре внимания, и мы все относились к ней как к почетному гостю. Мне и в голову не пришло бы, что она вводит нас в заблуждение, однако на третий день я совершила открытие.
   Дети под присмотром Лукаса отправились на прогулку. В последнюю минуту я раздумала их сопровождать. Жак колол дрова для Ламбаров, Марианна и Жанна готовили на кухне какое-то особое блюдо для Харриет, а я решила подняться наверх и проведать ее.