Холт Виктория. Замок Менфрея

   — Я хотела бы видеть миссис Беллэйрс, — сообщила я ей.
   — Идите прямо наверх, — отозвалась она.
   Пока я взбиралась по расшатанным ступеням, мне стало нехорошо; дело было не в запахе, не в грязи и нищете — я панически боялась того, что увижу за той дверью, где ждала меня Гвеннан.
   Я постучала. И услышала голос, так похожий на голос Бевила:
   — Хэрриет. Значит, ты пришла… ты ангел!
   — Гвеннан.
   Я стояла и смотрела на нее. Куда делась моя красавица Гвеннан, с пылающим, высокомерным взглядом, пышными рыжевато-коричневыми волосами, с особым выражением, характерным для всех Менфреев? Передо мной стояла увядшая, измученная женщина, такая худая, что несколько секунд мне пришлось убеждать себя, что это моя подруга. Она куталась в халат, который когда-то был пестрым. Я заметила, что кое-где он порван.
   Мне хотелось разрыдаться, но я постаралась скрыть свои чувства и, чтобы Гвеннан не прочла ничего на моем лице, быстро притянула ее к себе и обняла.
   — О, Хэрриет…сентиментальная особа! Ты всегда была такая, я это знала.
   — Лучше расскажи мне все, — попросила я. — Где Бенедикт Беллэйрс?
   — Этого я не знаю.
   — Значит, вы расстались?
   Она кивнула:
   — Это была самая большая ошибка из всех, которые я совершила, Хэрриет.
   — Все пошло не так?
   — Почти с самого начала. Он думал, что у меня есть свои деньги. Он слышал о Менфреях… старинное семейство… традиции и все такое. А я… я ничего ему не принесла.
   — И тогда ты обнаружила, что твой брак — ошибка, и…
   — Это даже не был настоящий брак. То есть я-то думала, что настоящий, но в конце концов выяснилось, что он уже женат. Я была слепа, Хэрриет, и не требовалось много хитрости, чтобы меня обмануть. Я прошла через какую-то церемонию бракосочетания…но его не обвинили и в двоеженстве. Просто его друг изобразил священника, он тоже актер и хорошо сыграл роль.
   — Гвеннан!
   — Тебя это задевает? Я читала о тебе в газетах: «Дочь предыдущего парламентария от округа Ланселла выходит замуж за нынешнего депутата. Мисс Хэрриет Делвани, дочь сэра Эдварда Делвани, сочеталась браком с мистером Бевилом Менфреем, членом парламента от Ланселлы». Видимо, Хэрриет, ты добилась того, чего хотела. Ты ведь всегда хотела заполучить Бевила, правда?
   Я кивнула.
   Она улыбнулась — довольно печально:
   — Расскажи мне, что было, когда я сбежала?
   Все та же Гвеннан! Ее собственные дела всегда интересовали ее больше, чем дела всех прочих людей, и она и не пыталась этого скрывать.
   — Жуткий скандал.
   — Могу себе представить. А Хэрри?
   — Ты разбила ему сердце.
   — Бедняжка! Он был бы мне хорошим мужем.
   — А что случилось после этого… шутовского венчания?
   — Я, как говорится, «осталась одна с ребенком».
   — У тебя есть ребенок?
   — На самом деле именно поэтому я попросила тебя приехать. Ради него я готова поступиться своей гордостью.
   — Где же он?
   Гвеннан подошла к двери и открыла ее. В маленькой комнатушке стояла старая корзина для грязного белья, в которой спал мальчик. Он был бледненьким и не слишком чистым, но по рыжеватым волосам Менфреев я сразу узнала в нем одного из них.
   — Бенедикт, — нежно произнесла Гвеннан.
   — Бенедикт Беллэйрс, — добавила я.
   — Бенедикт Менфрей, — поправила меня она.
   — Ну, конечно.
   — Все очень трудно, Хэрриет.
   Я согласилась.
   — Зачем ты просила меня приехать? Расскажи мне все, Гвеннан.
   — Я попросила тебя, потому что ты теперь член семьи и я больше надеюсь на тебя, чем на других. Я хочу вернуться обратно в Менфрею, Хэрриет. Я не могу больше жить так. И я хочу привезти в Менфрею его.
   — Конечно, возвращайся.
   — Но как мне объяснить?
   — Это можно будет устроить. Ты потеряла мужа и вернулась домой. Это — дело деликатное, но все можно будет устроить.
   — Я не могу вернуться, если они этого не хотят.
   — Но, Гвеннан, конечно, они хотят. Ты одна из них.
   — Добрая старушка Хэрриет! У тебя всегда такие прекрасные мысли. Хэрриет, мы — настоящие Менфреи, а не те, кто стал ими благодаря браку, — вовсе не так добры, как ты. Я хочу вернуться домой. Я хочу привезти домой своего ребенка. Но я не желаю выслушивать упреки. Мне не нужны одолжения.
   — Ты хочешь, чтобы они заклали тельца в честь блудной дочери?
   — Нет. Я просто хочу вернуться… и чтобы ты это устроила. И пусть Бенедикта признают Менфреем. Я хочу забыть, что на свете был такой человек, как Бенедикт Беллэйрс.
   — Но мальчик назван в его честь!
   — Ну, когда он родился, мы еще не расстались. И только потом…когда я так и не оправилась после родов… у нас все пошло наперекосяк.
   — Не оправилась? Ты больна, Гвеннан. Ты выглядишь…
   — Ты хочешь сказать, что я растеряла всю свою красоту? Но мне здорово досталось, Хэрриет.
   — Я вижу. Скажи мне, что с тобой, Гвеннан.
   — О… ничего такого, что не мог бы исцелить морской ветер.
   — Как же ты живешь теперь? На что?
   Она пожала плечами.
   — Гвеннан, пойдем со мной! — в ужасе вскричала я.
   — Хорошо же мы будем смотреться вместе. Жена члена парламента, сама элегантность, и то, чем я стала.
   — Я не оставлю тебя здесь.
   — Я хочу, чтобы ты вернулась и рассказала, что встречалась со мной. Пусть меня пригласят обратно в Менфрею. Я надеялась, что мне никогда не придется это пережить, но сейчас я готова.
   — Я поеду туда немедленно. Но я не хочу бросать тебя, Гвеннан.
   Она покачала головой.
   — Ты вернешься со мной, — настаивала я.
   — Я вернусь, только когда Бевил или отец приедут за мной, Хэрриет.
   — Я отправляюсь прямиком в Менфрею, и они сегодня же будут здесь.
   — Ты думаешь?
   — Конечно. Я их заставлю.
   — Ты, Хэрриет?
   Она рассмеялась.
   Я вытащила из своего кошелька все деньги, оставив себе лишь несколько шиллингов на обратную дорогу, и, изругав себя за то, что не догадалась взять больше, поцеловала Гвеннан, и мы простились.
   — До скорой встречи, — сказала я напоследок.
   Чуть ли не бегом добравшись до вокзала, я в ожидании поезда вспоминала прежнюю Гвеннан. Вот она на лошади несется по тропкам в окрестностях Менфреи, вот она на балу в «Вороньих башнях» или по дороге в Плимут, на примерку свадебного платья. Вспоминать нынешнюю Гвеннан у меня не было сил.
   Дорога показалась мне томительно долгой, тем более что в Лискерде мне пришлось сесть в местный поезд, шедший в Менфрейстоу, а потом идти пешком, поскольку никто не знал, когда именно я собиралась вернуться.
   Я уже входила в дом, когда во двор влетел Бевил.
   — Бевил! — прокричала я. — Мне надо поговорить с тобой прямо сейчас.
   — Я тоже должен кое-что сказать тебе.
   Он казался встревоженным, но мои мысли настолько занимала Гвеннан, что я ни о чем другом думать не могла. Бевил позвал конюха, чтобы тот взял его лошадь, и последовал за мною в дом.
   — Бевил… поднимемся в комнату. Я хочу с тобой поговорить.
   Он взял меня за руку:
   — Кто бы мог подумать. Невероятно. Что ты на это скажешь, Хэрриет?
   — Бевил, я была в Плимуте…
   — Хэрри Леверет. Он выставил свою кандидатуру против моей. Представляешь? Ты могла себе помыслить что-нибудь подобное?
   — Бевил, я…
   — Конечно, у него не много шансов. Но все будет серьезней, чем я полагал. Местный парень, вроде Хэрри…
   Он даже не замечал, что я его почти не слушаю, настолько его захватил этот новый поворот событий, когда Хэрри Леверет становился его противником на выборах.
   Мы вошли в нашу комнату. Я закрыла за собой дверь и выпалила:
   — Я видела Гвеннан.
   Бевил вздрогнул. Несколько секунд он невидящим взглядом смотрел на меня, потом резко спросил:
   — Где?
   — В убогой комнатушке в Плимуте.
   — Господи боже!
   — У нее — ребенок.
   — А этот… актер?
   — Она с ним рассталась. Они по-настоящему не были женаты.
   Бевил растерялся. Я видела, что он пытается вообразить все то ужасное, что случилось с гордой, прекрасной Гвеннан; но к его сожалениям о сестре примешивалась еще одна мысль. Он рисовал себе, как Гвеннан вернется в Менфрею с ребенком. Начнутся скандальные разговоры; припомнят неосмотрительность его отца. «Эти бешеные Менфреи, — скажут обыватели. — Разве такие люди должны представлять нас в Лондоне?» А Хэрри Леверет тут как тут — и проскользнет на место Бевила.
   — Она больна. Она хочет привезти мальчика сюда…чтобы он стал Менфреем.
   — Это невозможно, Хэрриет! — одними губами проговорил Бевил.
   — Если бы ты ее видел, Бевил, ты бы понял, что это единственный выход.
   — Но можно же сделать как-то иначе. Мы позаботимся о ней, но если она приедет сюда… с ребенком и без мужа… прямо перед выборами…
   — Я знаю, это сильно осложнит дело, — сказала я. — Но речь идет о жизни Гвеннан.
   — Предоставь все мне, — твердо отвечал он.
   Я пристально смотрела на него и прикидывала, хорошо ли знаю своего мужа. Я была разочарована. Мне казалось, что он разделит мои чувства, мы тотчас же сообщим семье о бедственном положении Гвеннан и без промедления привезем ее обратно в Менфрею.
   — Завтра я поеду повидаться с ней, — сказал Бевил. — Родителям пока ничего не говори.
   Пришлось удовольствоваться этим. Но я не сомневалась, что, когда он увидит Гвеннан, придет в такой же ужас, как и я, и Гвеннан вскоре окажется дома.
   На следующий день Бевил вернулся из Плимута поздно. Увидев, что он выходит из коляски один, я ужасно встревожилась.
   Он только входил в дом, а я уже ждала его на пороге.
   — Гвеннан… — начала я.
   — С ней все в порядке, — ответил он. — Тебе не стоит беспокоиться.
   — Все в порядке? Но…
   — Она решила, что ей не стоит возвращаться.
   — Не стоит возвращаться! Но…
   — Она понимает, чем обернется ее возвращение, и не хочет лишних неприятностей. Она говорит, что навлекла их на нас достаточное количество и будет теперь осмотрительней.
   У меня в глазах потемнело от ярости. Он был там, говорил с ней и дал ей понять, как ее присутствие в Менфрее отразится на его карьере, тем самым практически закрыв для нее двери родного дома.
   — Я хочу ее повидать, — сказала я. — Я должна сама поговорить с ней.
   Бевил пожал плечами.
   — Ты что, не веришь мне, Хэрриет? — холодно спросил он.
   Он очень устал — я это видела — и был совершенно вымотан физически и душевно. Я понимала, что возвращение Гвеннан не повысит престиж семьи в глазах соседей, но мне казалось, это ничто по сравнению с ее бедами.
   — Я не знаю, чему верить, — ответила я.
   — Тому, что я сделал для нее все, что мог в данной ситуации.
   — Сделал все, что мог? — требовательно спросила я. — Для кого? Для Гвеннан или для доброго имени семьи, которое теперь — в преддверии выборов — настолько важно?
   — Ради бога, Хэрриет, не глупи! Надо тебе сказать, что все это не доставило мне особого удовольствия. Гвеннан не вернется домой. Но с ней все будет в порядке. Ей назначено содержание, а о ребенке позаботятся. Ты не проговорилась матери? Она бы расстроилась больше всех.
   Я только покачала головой.
   Поднявшись к нам в спальню, я села у окна, глядя на море. Бевил не хочет, чтобы Гвеннан возвращалась. Он полагает, достаточно дать ей денег. Но нет, Гвеннан тоскует по Менфрее. Я подумала о ее матери — доброй и покорной. Она приняла те правила, по которым жили мужчины Менфреев, но я никогда так не сделаю. Теперь я была одной из них, но я твердо решила оставаться собой.
   Есть еще мой дом на острове. Если Гвеннан не дают вернуться в Менфрею, она может приехать туда. Так ей будет видно Менфрею, и это ее утешит.
   Я поняла, что делать. Завтра я отправляюсь в Плимут — повидаться с Гвеннан.
   Утром Бевил, казалось, совсем успокоился. Похоже, в его душе на проблеме с Гвеннан уже красовался штамп «Дело закрыто». Вероятно, он встретился со своим поверенным и устроил так, чтобы Гвеннан выплачивалось содержание. Позже он позаботится о воспитании малыша. Он даже будет время от времени навещать сестру. Но я считала, что Гвеннан нужно другое.
   Я тоже ничего не говорила о вчерашнем, и, должно быть, это обмануло Бевила. За завтраком он обсуждал со мной дела, как обычно.
   — Избирательная кампания набирает ход, и я хочу, чтобы ты почаще появлялась со мной. У Хэрри Леверета появилась возможность рассчитаться с Менфреями, и в его распоряжении имелось миллионное состояние, чтобы вовсю развернуть избирательную кампанию.
   — Мы вступили в битву, Хэрриет, — заявил Бевил, — и ты должна мне помочь ее выиграть. Сегодня вечером я возьму тебя с собой в Ланселлу, где мы встретимся с организаторами предвыборной кампании и некоторыми функционерами. Я скажу им, что моя жена хочет участвовать в деле.
   Я не слушала его. Я думала: как только Бевил уедет, я отправлюсь в Плимут и вернусь как раз вовремя, чтобы сопровождать его в Ланселлу. Но я должна повидать Гвеннан. Мне надо понять, почему она переменила свое решение.
   Я любила Бевила, но не желала терять себя. Я никогда не стану подобием леди Менфрей — безвольной рабыней мужчин. Если наша с Бевилом любовь чего-то стоит, он должен понять, что я — не тень другого человека, даже его самого. Я всегда останусь сама собой.
   Как Бевил выехал за ворота, я приказала подать карету и отправилась в Лискерд, где села в поезд до Плимута. Я собиралась вернуться дневным поездом, и тот же экипаж должен был меня встретить.
   Во второй раз я прошла по мрачным улицам, открыла дверь убогого домишки и поднялась наверх к комнате Гвеннан. На мой стук никто не ответил. Я открыла дверь.
   — Гвеннан, — позвала я. — Это — Хэрриет.
   Но комната оказалась пуста. Я спустилась вниз. Та же старуха сидела в своем кресле-качалке. перед распахнутой дверью. Я подумала, что она здесь хозяйка, а заодно и привратница.
   — Мне нужна миссис Беллэйрс, — сказала я.
   — Она уехала. Вместе с джентльменом, который к ней приходил.
   — Куда?
   — Она не оставила адреса.
   — Она уехала вместе с ребенком?
   — С ребенком и с джентльменом. Она задолжала мне за три недели. Он заплатил за месяц… и это правильно, после того что пришлось столько ждать…
   — Но она должна была оставить адрес.
   — Она этого не сделала. Она очень торопилась уйти с ним.
   Так вот почему Бевил так быстро успокоился. Он перевез Гвеннан в другое место и позаботился о том, чтобы никто в Менфрее об этом не узнал.
   Это было для меня сильным ударом. Расстроенная, я отправилась на мыс и просидела там довольно долго, размышляя о Гвеннан и о Бевиле, а когда посмотрела на часы, поняла, что пропустила поезд.
   В Менфрее я появилась только к вечеру.
   Бевил вернулся поздно, и я ждала его в нашей комнате.
   Он был сердит — и не без оснований, как сказала себе я.
   — По твоей милости я выглядел довольно глупо, — бросил он.
   — Прости.
   — Значит, ты ездила в Плимут. Ты не поверила тому, что я тебе сказал, и пожелала удостовериться сама. Очень глупо.
   — По-моему, это — не глупость, а нормальное человеческое сострадание.
   — Мне пришлось извиняться за тебя в Ланселле. Я сказал, что ты плохо себя чувствуешь, пообещал, что ты скажешь несколько слов на митинге на следующей неделе.
   — О чем я должна говорить? О том, какой у меня замечательный муж и что я убеждена, что избиратели могут всецело положиться на него, ибо его поведение с собственной сестрой…
   Бевил пришел в ярость: я поняла это по тому, как засверкали его глаза.
   — Я уже сказал тебе, что Гвеннан не вернется и что я сделал для нее все, что нужно. Ты не веришь мне, принимая только то, что тебе кажется правильным.
   — Она ведь твоя сестра.
   — Я поступил так, как она хотела.
   — Нет, Бевил. Думаешь, я ничего не понимаю!
   Он схватил меня за локти и тряхнул.
   — Я устал, а кроме того, я не люблю, когда из меня делают дурака.
   — О, не сомневаюсь: ты предпочтешь быть жестоким в глазах своей жены, нежели глупцом в глазах своих друзей!
   Он сжал мои руки так, что мне стало больно, а когда я вздрогнула, сказал:
   — Пытаюсь соответствовать твоему мнению обо мне.
   — Я считаю, что нам надо объясниться, — сказала я, высвобождаясь. Он стоял рядом.
   — Ну хорошо.
   — То, что я вышла за тебя замуж, еще не означает, что я стану твоей копией. Я не буду жестокой только оттого, что жесток ты. Гвеннан хочет вернуться в Менфрею.
   — Она этого не хочет.
   — Но она хотела — до тех пор, пока ты с ней не увиделся.
   — Я уже говорил тебе: она предпочитает, чтобы все оставалось как есть. Ты что, не веришь?
   Я молча развернулась и направилась к дверям.
   — Куда ты? — спросил он.
   — Полагаю, одному из нас следует провести ночь в гардеробной.
   — Но я так не думаю.
   — Если ты не намерен отправиться туда…значит, это сделаю я.
   — Я тебя не отпущу.
   Конечно, Бевил был сильнее меня. Но я никогда не думала, что мне придется когда-нибудь тягаться с ним. И вот теперь я пыталась бороться с ним, и чем отчаяннее я сопротивлялась, тем решительней он стремился овладеть мной. Какая-то животная грубость пробудилась в нем.
   Задыхаясь, я прошептала:
   — Ты с ума сошел? Я — не деревенская простушка, чтобы ты меня насиловал, когда тебе пришла к этому охота.
   Но все оказалось бесполезно. Сила была на его стороне. И никогда больше я не хотела бы пережить такое.
   Фанни принесла поднос с завтраком мне в постель.
   — Вы выглядите усталой, — сказала она.
   — Ночь прошла не слишком хорошо.
   — Мистер Менфрей уехал рано утром. Позвольте, я накину что-нибудь вам на плечи. — Она подхватила халат, и, когда я просовывала руку, рукав ночной рубашки задрался. На запястье красовался большой синяк.
   — Спаси господи! — воскликнула Фанни. — Где вы ухитрились?
   Я в растерянности смотрела на нее:
   — Я… я не знаю.
   — У меня одна мазь — очень хорошо от синяков. Исчезают в момент.
   Но, смазывая синяк, она обнаружила царапины у меня на плече.
   — Откуда они, наверняка тоже не знаете, — только и сказала Фанни, но в глазах ее зажглись злые огоньки.
   Я знала, о чем она думает. Бевил ей никогда не нравился, и я помнила, как она предостерегала меня против него.
   Теперь она станет еще больше его ненавидеть, решив, что он меня истязает.
   Я стояла на трибуне рядом с Бевилом и вглядывалась в лица людей. С виду Бевил был спокоен: он только что произнес блестящую речь и держался со мной подчеркнуто внимательно; однако он все же боялся.
   Отношения наши изменились. Мы были вежливы друг с другом; полагаю, он немного стыдился того, что обошелся со мной грубо, но извиняться не стал, и я знала, что той ночью мне предстал некий прообраз нашей дальнейшей жизни. Бевил дал мне понять, что он — хозяин. Он ожидал от меня покорности, и, покуда я слушалась, со мной следовало обращаться уважительно; но если требовалось преподать мне урок, он готов был это сделать, хотя подобные вещи не доставляли ему удовольствия.
   Моя любовь к нему не стала меньше. Она жила во мне всегда — с тех пор, как я увидела его, будучи еще ребенком, и я не верила, что она когда-нибудь увянет. Каким бы он ни был, меня влекло к нему. Единственное, чего я не смогла бы вынести, — это его безразличия. И он тоже знал это, ибо, даже чувствуя себя обиженной и униженной, я не могла совладать со своей страстью.
   «Чего я еще хочу? — спрашивала себя я. — Идеального героя? Но их не бывает. Бевил — мужчина как раз по мне: бешеный Менфрей, который всегда знает, чего он хочет и как это получить».
   Но я не могла простить ему то, как он поступил с Гвеннан. Если бы я только могла, я бы привезла ее назад в Менфрею, этого требовали мои гордость и чувство справедливости, как бы сильно ни возненавидел меня за это Бевил.
   Он выиграл это сражение, потому что оказался умнее меня, а дальше повел себя так, как обычно ведут себя победители с побежденными. Он всячески показывал мне, что готов забыть мой промах и вернуть мне свое расположение. А теперь я стояла вместе с ним на трибуне и ждала, что меня вот-вот попросят сказать несколько слов, которые убедят слушателей, что я обожаю своего мужа, поддерживаю все его начинания и что мы любим друг друга, поэтому вокруг нас никогда не возникнет скандала вроде того, какой заставил отца Бевила распрощаться с политикой.
   Но Бевил волновался. Я это чувствовала. Он знал, что у меня есть свои принципы и что между нами стоит теперь Гвеннан. Настал момент, и я поднялась. Я не могла оторвать глаз от птицы на шляпке одной из дам в первом ряду; я видела лица и устремленные на меня любопытные глаза. В руках я держала бумажки с речью, которую подготовили для меня распорядители и которую я должна была выучить.
   Ровно такая же, как тысячи подобных речей.
   Я начала говорить, и то, что я сказала, совсем не походило на то, что было написано на бумаге. Я видела, как Бевил наклонился вперед. Он встревожился, а потом… улыбнулся. Я видела, как изменились лица слушателей: они стали оживленными и в них читался интерес.
   Я не могу припомнить, что именно я говорила, но это было совершенно естественно: я просто объясняла им, что они должны поддержать моего мужа.
   Мое выступление заняло три минуты, но за ним последовали громкие аплодисменты, и я села, чувствуя легкую дрожь. Это был успех.
   Тот вечер прошел чудесно. Бевил сказал мне:
   — Ты — просто находка, Хэрриет Менфрей.
   Он всячески выказывал мне свою нежность и любовь, и, возвращаясь с ним домой, я была почти счастлива. Если бы только не Гвеннан!
   Я не упоминала о ней, а Бевил был не тот человек, чтобы копаться в чужой душе. Для него все складывалось замечательно. Он женился на девушке, которая обещала стать хорошей женой для политика, кроме того, она принесла в семью деньги, а если порой проявляла излишнюю самостоятельность, он легко мог подавить этот бунт, ибо он был полноценным мужчиной, хозяином, а она, несмотря на свой острый язычок, всего лишь женщиной, к тому же некрасивой и соответственно не избалованной мужским вниманием.
   В ту ночь Бевил мог насладиться в полной мере своим браком.
   В последовавшие за тем недели я почти не расставалась с Бевилом. Он брал меня с собой всюду, и постепенно наши отношения стали почти такими же, как в дни медового месяца. Как я радовалась теперь, что когда-то специально интересовалась политикой, так что теперь могла вполне здраво рассуждать о текущих событиях. Мало что доставляло мне большее удовольствие, чем видеть своего мужа, когда он сидел, откинувшись, сложив руки на груди, с серьезным лицом — глаза опущены, чтобы спрятать сияющую в них гордость, — пока я выступала со своим комментарием или произносила очередную речь.
   Впервые за всю жизнь меня совершенно не заботила моя хромота; я знала, что никакая — пусть даже превосходно сложенная женщина — не заменит Бевилу меня… во всяком случае, сейчас.
   Но жизнь не стояла на месте. Примерно через два месяца пришло еще одно письмо от Гвеннан. Оно было коротким.
   «Дорогая Хэрриет!
   Это — очень срочно. Мне надо тебя увидеть. Пожалуйста, приезжай ко мне, как только получишь письмо. Не откладывай. Прошу тебя, Хэрриет.
   Гвеннан».
   На конверте стоял плимутский адрес.
   Когда я вскрыла письмо, Бевил одевался. Я не стала ничего ему говорить, ибо была уверена, что он постарается всеми способами помешать мне исполнить просьбу Гвеннан, а я ни за что не согласилась бы предать свою подругу.
   Поэтому я спрятала конверт и присела на кровать, прикидывая наши планы на день. Мне предстояло все утро провести с Бевилом в штаб-квартире в Ланселле: одной из моих обязанноетей, с которой я вполне справлялась, было выслушивать женщин, записывать их просьбы и давать им советы.
   Я не могла сказать мужу, что поеду в Плимут, — кончится все тем, что он силой отнимет у меня письмо и, скорее всего, сам отправится к Гвеннан вместо меня.
   Мы должны были вернуться в Менфрею к обеду, а на вечер у Бевила были свои планы, и мое присутствие ему не требовалось.
   Никогда еще утро не тянулось так долго; ко всему прочему я страшно боялась, что что-нибудь помешает мне исполнить задуманное, но в конце концов эти тревоги оказались напрасными.
   Я приехала в Плимут около четырех часов и, взяв кеб, назвала вознице адрес, который дала мне Гвеннан.
   Мы подъехали к маленькому, но вполне фешенебельному отелю, где поселил свою сестру Бевил.
   Когда я спросила миссис Беллэйрс, глаза служащей за стойкой расширились, и она попросила меня подождать минутку. Вскоре ко мне торопливо вышла хозяйка отеля.
   — Слава богу, — выдохнула она. — Пожалуйста, пойдемте со мной.
   Она провела меня в приятный, хотя очень скромно обставленный кабинет.
   — Вы — родственница? — спросила она.
   — Я ее невестка.
   На ее лице явственно выразилось облегчение.
   — Она умерла сегодня, рано утром.
   — Умерла… — непонимающе повторила я.
   — Этого следовало ожидать. Она была очень слаба и, без сомнения, весьма долгое время пренебрегала своим здоровьем. Когда она приехала сюда, было уже слишком поздно, и мы знали, что конец близок. Я сообщила ее брату.
   — Когда?
   — Письмо отправили сегодня утром.
   — А ребенок?
   — За ним присматривает одна из горничных. Благодарение Богу, что вы приехали. Без вас мы просто не знали, что делать. Вероятно, вы — миссис Хэрриет Менфрей?
   — Да.
   — У меня для вас письмо. Она попросила, чтобы его, если возможно, передали вам лично в руки. Я сейчас его принесу.
   Несколько секунд я могла только смотреть на знакомый почерк и думать о Гвеннан…об умершей Гвеннан.