Холт Виктория. Замок Менфрея

   — Фанни, — спросила я, — что нам делать?
   — Надо вывести их на чистую воду. Мы будем внимательно следить.
   — Наверное, следует позвать доктора.
   Фанни покачала головой.
   — Нет, — возразила она. — Тогда они узнают, что мы догадались, и придумают что-то еще, к чему мы не будем готовы. Пусть лучше считают, что вы просто не стали пить отвар и вылили его. Пусть думают так.
   Глаза Фанни расширились и сияли. Мне не поправился ее вид, и я колебалась, не вызвать ли все-таки доктора.
   Я сказала ей об этом, но она только покачала головой:
   — Вы не должны ничего брать к себе в комнату. Это — единственный способ уберечься от опасности.
   — Ты можешь сварить еще ячменного отвара, — предложила я, — и мы отдадим его на экспертизу. Наверное, это правильный вариант.
   — Нет, — отозвалась она. — Они — очень хитрые. Если мы это сделаем, они попробуют что-нибудь еще.
   — Фанни, это безумие!
   — Вы помните, кто вчера входил в вашу комнату?
   — Да все! Уильям, который принес кое-какие бумаги из штаб-квартиры. Леди Менфрей принесла цветы. Сэр Энделион заходил справиться о моем здоровье. Мисс Треларкен приводила Бенни повидаться со мной. Это не считая горничных.
   — Вот видите, все очень запутано, и мы ничего не знаем, а они, возможно, не захотят применять один и тот же способ дважды. Сейчас мне лучше, хотя ночью мне казалось, что я отдаю богу душу. О, моя маленькая мисс, я не знаю, что все это значит, но мне это не нравится. Мне это никогда не нравилось. Я чувствую, словно меня гонят… вот что я чувствую.
   — Я считаю, нам все же надо что-то предпринять, Фанни.
   — Нужно подождать немножко… и хорошенько подумать.
   Она так настаивала, что я пообещала ей ничего не предпринимать…пока.
   После того как первый ужас прошел, я стала сомневаться в предположении Фанни, что ячменный отвар был отравлен. Я простудилась, возможно, болезнь дала осложнение на желудок, а Фанни заразилась от меня: после того ночного приступа она явно уже чувствовала себя неважно. Пусть случившееся останется между нами, сказала я себе. Это все — одна только ревность и подозрения, не имеющие под собой ничего реального. Бевил говорил, что не был тогда на острове; но даже если он лгал, он никогда никому не позволит причинить мне вред.
   Яд! Это было невозможно.
   Фанни изменилась: она похудела, а глаза, казалось, стали глубже; в них порой мелькало странное выражение, которое тревожило меня; она стала еще большей собственницей, нежели всегда, и старалась все время быть со мной.
   Примерно через неделю после всего этого я отправилась в штаб-квартиру в Ланселле, и тут меня ждало новое потрясение: я обнаружила, с каким коварством Джессика пыталась занять мое место.
   Одна из просительниц, которую я приняла, усаживаясь, сказала:
   — В прошлый раз я говорила с миссис Менфрей. Очаровательная леди! Такая добрая и внимательная. Не удивляюсь, что наш депутат, как я слышала, очень ею гордится.
   — Миссис Менфрей — это я.
   — О! — воскликнула она, слегка покраснев. — Простите… я решила, знаете, по тому, как она себя вела… э-э… и когда я называла ее «миссис Менфрей», она не возражала… потому я и подумала…
   Увидев в тот же день Джессику, я сказала ей:
   — Оказывается, в штаб-квартире вас принимают за меня.
   Она подняла свои безупречно очерченные брови в притворном удивлении.
   — Да, — продолжала я, — одна из просительниц заявила, что в прошлый раз говорила с женой депутата. И это были вы.
   Джессика пожала плечами:
   — Это — на ее совести.
   — Она была твердо уверена, ибо обращалась к вам как к миссис Менфрей и вы ее не поправили.
   — О, она просто придумала это в свое оправдание.
   Я посмотрела на нее: спокойная улыбка, прекрасные глаза, которые хранят свою тайну, ничем себя не выдавая, безупречно гладкая кожа, свежий цвет лица… И в эту минуту я подумала: «Если она желает занять мое место, она не остановится ни перед чем».

Глава 9

 
   Бевил вернулся из Лондона и провел с нами все Рождество. В день праздника я проснулась рано. Меня разбудила суета в доме — слуги носились туда-сюда, чтобы приготовить пироги, дичь и домашнюю птицу. Они пребывали в таком радостном воодушевлении, что просто не могли соблюдать тишину, да в день Рождества никто от них этого и не требовал.
   Бевил подарил мне бриллиантовый браслет, а Бенедикт ворвался в нашу спальню, чтобы показать, что он обнаружил в своем чулке, который Джессика велела ему повесить над кроватью.
   — Посмотри, дядя Бевил! Посмотри, тетя Хэрриет!
   Мы осмотрели подарки и повосхищались ими, и я подумала, как обрадовалась бы Гвеннан, если б могла сейчас его видеть; хотя и опечалилась бы тоже, потому что, именно исполняя ее волю, я вынуждена была ввести в дом Джессику.
   Услышав, что Джессика зовет его обратно, я взяла Бенедикта за руку и отвела к ней; она стояла в коридоре в голубом платье, казавшемся элегантным только потому, что было на ней, и с подобранными волосами. С каждым днем она становилась все красивее.
   Позже Бевил и сэр Энделион отправились на охоту; и звук их рогов эхом отдавался в доме, а когда они вернулись, во дворе по обычаю развели костры из вяза и дуба, обложенные ароматным дерном.
   Явились певцы, чтобы исполнить рождественские гимны: пели они не слишком благозвучно, по вдохновенно.
 
   На теплой отмели я сижу,
   На теплой отмели, на теплой отмели,
   На теплой отмели я сижу
   В рождественский денек.
 
   Солнечный свет заливал дом, а в открытое окно залетал юго-западный ветер. Было похоже, что к вечеру пойдет дождь. Обычная рождественская погода в Корнуолле — никакого снега. Если в Новый год нам удавалось увидеть несколько снежинок, они быстро таяли. На Рождество у нас бывало тепло и сыро.
   Потом все собрались в зале, украшенном плющом и остролистом. На стол поставили чашу с приправленным специями элем, и сэр Эпделион выпил из нее за здоровье всех, живущих в доме; а потом чашу пустили по кругу, чтобы мы все могли из нее отхлебнуть.
   Передавая мне чашу, Бевил весело расширил глаза.
   — Счастливого Рождества, Хэрриет, — прошептал он, и я подумала: «Как я могла быть настолько безумна, чтобы усомниться в нем?»
   В тот вечер я надела свое топазовое платье; по случаю праздника мы ужинали в большом зале, как повелось каждое Рождество — с тех пор, как сэр Эиделиои и Бевил себя помнили.
   Пришли ряженые, и мы потанцевали с ними; а потом раздавали жителям деревни, явившимся поглазеть на представление ряженых, приправленный эль и пунш, шафранный пирог, картофельный пудинг, пирожки и имбирные пряники, как делали Менфреи на протяжении многих поколений.
   Это был замечательный праздник.
   А через несколько дней в Менфрее поднялась тревога.
   Фанни сообщила мне новость, когда принесла поднос с завтраком. По ее лицу я сразу поняла, что она расстроена.
   — Что такое, Фанни? — спросила я.
   — Часы остановились, — коротко сказала она. — Часы на башне.
   — Быть не может.
   — И все же это случилось. Они показывают двадцать минут третьего. Внизу — настоящий скандал, я вам скажу. Дауни только что явился в дом на беседу с сэром Энделионом и с его сыном. Уж его ждет нагоняй, не сомневайтесь.Говорят, такого не случалось лет сто или больше.
   — Сколько шума вокруг старых часов! — отвечала я.
   Фанни посмотрела на меня странным взглядом и поставила поднос на постель. Вареные яйца, тонко нарезанный хлеб и масло, кофе и мармелад. Мое обычное меню с тех пор, как после своей простуды я стала завтракать в постели, но сегодня утром у меня не было аппетита.
   Фанни стояла у края моей кровати.
   — Вы знаете, что болтают люди. Они говорят, что это предвещает смерть в семье.
   — Бабушкины сказки, — сказала я.
   — Но они все еще остаются в силе.
   Когда Фанни ушла, я заставила себя немного поесть, ибо не хотела никому показывать, как я расстроена. Как часы могли остановиться? Первой обязанностью Дауни было следить за тем, чтобы с ними этого не случилось. Их вовремя смазывали, чистили, за ними следили — только чтобы быть совершенно уверенными, что они не сломаются.
   Как ни глупо казалось потворствовать суевериям, но мы жили в Корнуолле, и Менфреи были корнуолльцами.
   Наверное, новость уже передается из уст в уста. Часы остановились! Одному из Менфреев грозит опасность.
   Теперь все соседи станут следить за нами: они уже видят, как вокруг нас бродит смерть. Готовится нечто ужасное. У нас на острове поселился призрак; а теперь еще часы остановились. Разумеется, люди сочтут это дурными знаками.
   Когда за тобой наблюдают с затаенным ожиданием, это действует на нервы. Если я или Бевил выезжали верхом во двор, все конюхи выбегали из конюшни, чтобы убедиться, что мы и вправду вернулись целы и невредимы. Они явно ждали, что нас принесут домой на носилках. Кроме того, меня не оставляло странное чувство, что роль жертвы отводилась именно мне. От этого становилось не по себе. Что, если они знают что-то, о чем я только догадываюсь? Говорят, когда мужчина предпочитает своей жене другую женщину, об этом обычно знают все, кроме его жены, до которой новость доходит в последнюю очередь.
   Хорошо смеяться над суевериями, но в глубине души большинство людей к ним весьма склонны. Я тревожилась все больше. Мне вспомнились те два случая с ячменным отваром, о которых знали только мы с Фанни. Но может быть, не только мы? Был еще тот, кто пытался нас отравить? Но ведь это — нелепость. Глупые бредни Фанни! Она заразила меня своими страхами. Но только ли в этом дело? Я не могла сказать наверняка.
   От Фанни толку не было никакого. Она упорно следила за мной, и, если я являлась домой позже, чем предполагалось, я находила ее в страшной тревоге. Один раз я слышала, как она молилась… Билли. Теперь она всякий раз обращалась к Билли.
   Порой мне хотелось выбраться из дому, и я отправлялась по тропе, ведущей в Менфрейстоу. Отойдя немного, я садилась и, глядя на море, думала о прошлом — обо мне и Бевиле; как он нашел меня на острове, когда я сбежала из дома; как я встретила его на балу леди Меллингфорт. Но чаще всего мне вспоминался тот день, когда Бевил пришел в дом тети Клариссы повидать меня, а я задержалась, чтобы сменить платье. Это было еще до смерти Дженни, до того как я унаследовала огромное состояние. Если бы он тогда сделал мне предложение! Мне так хотелось верить, что именно это он и намеревался сказать мне.
   Подозрения пропитывали все мои мысли, все воспоминания о прошлом.
   Однажды, когда я сидела так на деревянной скамье, которую поставили здесь на утесе для усталых путников, на тропинке появился А'Ли.
   Он поприветствовал меня, и я заметила, что его подбородок непроизвольно дрогнул, выдав его изумление.
   — Я не я, если передо мной не миссис Менфрей!
   — Как поживаете, А'Ли? — спросила я.
   — О, мы в «Вороньих башнях» готовимся к бою, миссис Менфрей.
   Готовятся к бою! Старый дворецкий напомнил мне о соперничестве, которое возникло между нами, и о том, на чьей он стороне.
   — Не будете возражать, если я немного передохну здесь, миссис Менфрей? — спросил он. — Много времени прошло с тех пор, как мы болтали с вами в последний раз. А ведь когда-то мы были друзьями.
   — Почему же нам не оставаться ими и теперь? — спросила я.
   Его подбородок дрогнул.
   — Теперь вы одна из них, а я на другой стороне, словно…
   — Но мистер Хэрри и мой муж — добрые приятели, — заметила я.
   Подбородок задрожал сильнее. Дворецкий поспешил перевести разговор на другую тему и кивнул в сторону поднимавшегося из моря острова:
   — Говорят, на острове бродят души людей, которые приняли там жестокую смерть.
   — Нескольких людей?
   — Я слыхал, что раньше это было обычное дело: человек отправлялся на остров, и больше о нем ничего не слышали — если только его тело не прибивало волной к берегу.
   — Как такое могло быть?
   — Говорят, этот дом использовали в качестве перевалочного пункта контрабандисты, и ни одного из таможенников, которые отправлялись в Малую Менфрею искать контрабанду, больше в живых не видели.
   — Это — одна из ваших корнуолльских легенд?
   — Похоже что нет. Хотя их у нас множество. А теперь еще эти часы остановились. Мне это не нравится, миссис Менфрей.
   — Ну, как видите, мы пока все живы.
   — Не смейтесь. Нельзя смеяться над такими вещами. Эти часы не останавливались много лет. Менфреи, говорят, очень о них заботились. И на памяти живущих они никогда не останавливались. У нас достаточно рассказывают всяких историй. Не выходите из дому в плохую погоду, мисс Хэрриет. — Он назвал меня прежним именем, и я почувствовала, что его отношение ко мне не изменилось. Я снова стала для него ребенком, которого он всегда жалел, а не лазутчиком из вражеского лагеря. — Я помню, как мой дед рассказывал мне о Менфреях. Был такой случай. Джентльмен, который гостил здесь, поехал кататься на лодке вместе с сэром Бевилом, а этот благородный джентльмен не умел плавать. Ну а сэр Бевил, как и все Менфреи, был превосходным пловцом. Я видел несколько раз молодого сэра Бевила… нашего сэра Бевила, моя дорогая… который плавает словно рыба.
   — Да, и что же случилось с тем, другим Бевилом?
   — Он вывез благородного джентльмена на веслах в море, а лодка возьми и перевернись. Благородный джентльмен утонул, а сэр Бевил доплыл до берега.
   — И он не пытался спасти друга?
   — Море штормило, и ничего нельзя было сделать… так он сказал. Хотя, по его словам, он пытался. Но это была ложь. Прошли годы, и он стал очень набожным. Обхохотаться можно. Он ловил мальчишек и девчонок, которые, что называется, любезничали, и наказывал. Мальчишек пороли, а девушек выставляли на позор в церкви. Так его разбирало на почве благочестия, хотя некоторые из этих детишек могли быть его плоть и кровь, потому что он отличался обычной для Менфреев любвеобильностью — в грешные дни молодости. Ну, в общем, когда пришел его смертный час, и он сам об этом знал, он перепугался, что все его праведные дела в старости не смогут искупить главного греха, и на смертном одре исповедался. Он проиграл тому благородному джентльмену все свои владения, включая и саму Менфрею. Кроме того, он вожделел очаровательную жену благородного джентльмена. Поэтому он решил, что единственный выход — убрать благородного джентльмена с дороги. Он проделал в лодке дыру и забил ее чем-то…он уже не входил в детали, потому что дышать ему становилось все труднее и времени у него оставалось совсем немного…и он вывез джентльмена в море, а лодка начала заполняться водой. Благородный джентльмен ударился в панику, лодка перевернулась. Сэру Бевилу оставалось только доплыть до земли и надеяться, что джентльмена спасти уже не удастся. И правда, не удалось — и это сочли несчастным случаем… вот и все.
   — Разве можно проделать в лодке дырку так, чтобы какое-то время вода в нее не набиралась?
   — Можно. Если заткнуть дыру чем-то вроде затычки — как бочку, — разве нет?
   — Да, но в таком случае вода будет сочиться очень медленно…
   А'Ли пожал плечами:
   — Говорили, что сэр Бевил сделал затычку, которая постепенно растворялась.
   — Как это?
   — Например, из соли или из сахара. Это — еще лучше. Кусок сахара в холодной соленой воде растворится не сразу.
   — Хитро!
   — Да уж.
   — Но все это, — сказала я, — было давным-давно. Если вообще было.
   — Я всегда рассказывал вам всякие истории, мисс Хэрриет, помните? Когда вы были маленькая и приезжали в «Башни»… я всегда думал: «Бедняжка, у ее папы никогда нет времени заниматься с ней»… я всегда себя спрашивал: «Чем бы мне развлечь мисс Хэрриет?»
   — Вы заботились обо мне, А'Ли.
   — Да.
   — И ваша история — замечательная. Это вправду было?
   — Что именно, мисс Хэрриет? Привидения на острове или случай с сэром Бевилом и лодкой?
   — И то и другое.
   — Ну, знаете, вам давно пора понять, что мы, корнуолльцы, любим всякие сказки, а чем больше в них привидений, тем больше они нам нравятся. В те дни, когда мы были друзьями…
   — Но мы и теперь друзья, А'Ли.
   — Да, — согласился он. — И никто ничего не сможет с этим поделать.
   Он говорил искренне, ибо правда был встревожен, и я знала, что он думает о тех остановившихся часах.
   В мою дверь постучали. Было одиннадцать утра. Бевил в тот день отправился в Плимут по своим делам.
   — Войдите, — сказала я, и в комнату вошла Джессика, как всегда холодная и прекрасная — в своем льняном сиреневом платье с белым кружевным воротничком и манжетами. Я не могла видеть ее без того, чтобы представлять Бевила в роли ее любовника, и в подобных обстоятельствах мне было нелегко сохранять спокойствие.
   — Тут один человек спрашивает мистера Менфрея. — Теперь я заметила, что она бледней обычного и очень сильно встревожена. — Это просто немыслимо.
   Она протянула мне карточку, и я прочла:
   «Дж. Хэмфорт и сыновья, гробовщики Фотстрит . Ланселла»
   — Я ничего не понимаю, — продолжала гувернантка. — Я подумала, может быть, вы…
   — Хорошо, я спущусь вниз и узнаю, что ему нужно.
   Посетитель ожидал меня внизу, в библиотеке. Он был одет в черное и торжественно-мрачен, а когда я вошла в комнату, встал и побледнел. Мы немного знали друг друга, поскольку его контора на Фот-стрит располагалась недалеко от штаб-квартиры Бевила, и, разумеется, нас с Бевилом хорошо знали в том районе.
   — Мистер Хэмфорт… что вам угодно?
   — Простите меня, мадам… Я… Это был такой удар, мы просто не могли поверить, когда получили письмо.
   — Письмо, — повторила я. — Что за письмо?
   — Письмо, в котором меня вызывают, чтобы… э-э… распорядиться насчет… приготовлений.
   — Каких приготовлений?
   Он поджал губы и опустил глаза, словно не находил сил на меня смотреть. Мне почудилось, что, когда я вошла в комнату, он принял меня за привидение. Здесь происходило что-то странное.
   — Вы приехали, чтобы распорядиться насчет похорон? — резко спросила я.
   — Э… да, мадам, миссис Менфрей.
   — Чьих?
   Он ничего не ответил, но я и так все поняла.
   — Вы приехали организовать мои похороны?
   — Ну, мадам, там было сказано…
   — Что там было сказано?
   — Что я должен немедленно приехать в Менфрею, чтобы приготовить все необходимое.
   — Для меня?
   Он страшно растерялся, бедняга. Ему никогда не приходилось хоронить живых.
   — Я очень расстроился, — сообщил он, — и моя жена, и все служащие. Они бывали на предвыборных митингах и видели вас там.
   Да, все знают. В Ланселле станут судачить о моей смерти. Слухи разнесутся по всей округе. Такие вести распространяются быстро. И нет сомнений, все уже видели, как двуколка мистера Хэмфорта въезжает в Менфрею. Смерть в Менфрее! Часы, которые исправно шли сотню лет, недавно остановились. А теперь в Менфрею вызвали гробовщика.
   — Это просто немыслимо, — сказала я.
   — Я никогда не сталкивался ни с чем подобным — за всю мою жизнь, мадам.
   — Еще бы. Но я хотела бы узнать подробности.
   — Сегодня утром нам пришло письмо. Оно было странное. Но тогда мне это в голову не пришло.
   — Странное? Где оно?
   — Я взял его с собой и показал молодой леди.
   — Мисс Треларкен?
   — Да. Она была очень озадачена и попросила меня дать ей его посмотреть. Понимаете, я сказал ей, что приехал по вызову, а она не могла понять, о чем я говорю, поэтому я показал ей письмо, и она сказала, что отведет меня к вам, поскольку мистера Менфрея нет дома.
   Я даже обрадовалась. Было письмо. Это чья-то злая шутка, и при наличии улики мы можем выяснить, кто за всем этим стоит.
   — Пожалуйста, дайте его мне, мистер Хэмфорт.
   Он раскрыл свой портфель и начал в нем копаться. Он, казалось, был озадачен, потом на его лице выразилось облегчение, и он произнес:
   — Ну, конечно, его взяла молодая леди и не вернула.
   Я направилась к звонку и, когда появилась горничная, сказала:
   — Пусть мисс Треларкен немедленно явится сюда.
   Видимо, она была неподалеку, потому что появилась почти тотчас же.
   — Мне нужно письмо, — сказала я.
   — Письмо? — повторила она.
   — Письмо, которое дал вам мистер Хэмфорт. То самое, из-за которого он сюда приехал.
   — О да. Но… я вернула его вам, мистер Хэмфорт.
   — Нет, мисс.
   — Но я точно помню.
   Они в растерянности посмотрели друг на друга, и я почувствовала, как меня охватывает какой-то болезненный страх.
   — Но оно должно где-то быть, — бросила я Джессике. — Посмотрите у себя в карманах.
   Джессика вывернула оба кармана своего платья и покачала головой. Она выглядела очень расстроенной — или просто была хорошей актрисой? Именно тогда мне в голову пришла эта мысль: она играет.
   Но что это значило? Или они с Бевилом устроили все это, состроив против меня этот дьявольский заговор? Если меня здесь не будет, на ее пути не останется препятствий… а может быть, и на его пути тоже.
   — Надо его найти, — сказала я. — Я очень хочу видеть это письмо и знать, кто написал мистеру Хэмфорту с просьбой приехать и похоронить меня.
   Мы обыскали библиотеку, и Джессика сказала:
   — Наверное, письмо осталось в вестибюле. Я собиралась выйти в сад, когда вы приехали, мистер Хэмфорт, и мы сначала постояли в вестибюле. Мы пошли в библиотеку уже после.
   Я первая двинулась в вестибюль, и мы обшарили его весь, но ничего не нашли.
   — Это очень странно, — проговорила я почти в панике. — В конце концов, вы видели это письмо. Кто его написал?
   Они посмотрели друг на друга.
   — Я не узнала почерка, — сказала Джессика. — В нем было сказано, чтобы мистер Хэмфорт приехал и подготовил все к похоронам миссис Менфрей.
   — Но там должна была стоять подпись, — настаивала я.
   — Я подумал, что оно написано секретарем мистера Менфрея, — сказал мистер Хэмфорт.
   — Мистером Листером?
   — Нет, его написал не мистер Листер, — вмешалась Джессика. — Я хорошо знаю его почерк. Но подписано оно было «Б. Менфрей».
   Я переводила взгляд с мистера Хэмфорта па Джессику.
   Кто сделал это и почему? Может быть, этот кто-то избрал такой мрачный способ предостеречь меня?
   Бевил вернулся из Лондона в тот же вечер. Я уже лежала в постели, но не спала, перебирая в памяти события дня. Я все еще видела перед собой перепуганного и озадаченного мистера Хэмфорта и Джессику — на сей раз она не улыбалась, но была столь же загадочна, как и всегда.
   Бевил вошел в спальню:
   — Проснись, Хэрриет. У меня для тебя потрясающие новости. Бэлфур пригласил меня на вечер в конце недели. Там будут и несколько других политиков.
   — Это замечательно. Но…ты слышал о Хэмфорте?
   — Хэмфорт? Какого черта премьер-министру приглашать Хэмфорта?
   — Конечно, он этого не делал. Но Хэмфорт сегодня приезжал сюда, чтобы снять с меня мерки для гроба.
   — Что?!
   Я объяснила.
   — Господи боже! Кто мог это сделать?
   — И мне бы хотелось это знать. Было письмо, но Джессика Треларкен куда-то его задевала… и оно потерялось.
   — Но какой смысл?
   — Сначала остановились часы… а теперь еще это. Очевидно, что меня избрали жертвой.
   — Хэрриет, ради бога, не смей думать о таких вещах.
   — Похоже на то, что кто-то меня предостерегает.
   — Знаешь, мы должны разобраться во всей этой нелепице. Завтра я поеду к Хэмфорту.
   — Он не скажет тебе ничего нового. Если бы у нас было письмо…но его взяла Джессика…и потеряла. Очень глупо.
   — Должно быть, она разволновалась не меньше тебя.
   — Во всяком случае, не для нее собирались делать гроб.
   — Что за мрачный розыгрыш. Моя бедная Хэрриет…
   Он нежно обнял меня. Как же мне хотелось уткнуться ему в плечо и выплакаться.
   Он выключил свет, и мы еще долго говорили о происшествии с Хэмфортом и о том, что может означать приглашение премьер-министра.
   На следующий день Бевил отправился в Ласеллу. Я не поехала. У меня не хватало духу предстать перед всеми, кто сейчас наверняка обсуждал мою смерть. Я решила подождать какое-то время — пока разговоры не стихнут.
   Фанни внесла поднос с завтраком и сказала, чтобы я не торопилась подниматься с постели.
   Вид у нее был очень удрученный. Я не сомневалась, что приезд Хэмфорта напугал ее не меньше, чем меня.
   — Фанни, — сказала я, — не волнуйся.
   — «Не волнуйся»! — вскричала она. — Я последнего ума лишилась, думая, что делать.
   — По-твоему, нам следует рассказать о ячменном отваре? Теперь все предстает в ином свете.
   — Об этом вам не нужно беспокоиться, — сказала Фанни, кивая на мой поднос. — Я спустилась в кухню и сама все приготовила.
   — О, Фанни, пока ты со мной, я — в безопасности.
   — Я не позволю никому причинить вам зло.
   — Подумай, Фанни. Меня предупреждают. Кто может это делать?
   Ее лицо скривилось, словно она собиралась заплакать.
   — Кто-то остановил часы, чтобы предостеречь меня. И он же послал письмо Хэмфорту, чтобы я знала, что мне грозит опасность. Похоже, тот, кто все это делает, хочет, чтобы я была настороже, и это не тот человек, который хочет моей смерти, так?
   Фанни вытянула вперед руки и принялась разглядывать их, качая головой.
   Неожиданно она замерла и бросила на меня зоркий взгляд:
   — Я должна вам кое-что сказать. О мисс Треларкен. Вы можете не сомневаться. Я это вижу в ее лице. Женщины от этого меняются. Я-то знаю, говорю вам.
   — Знаешь — что?
   — Сегодня утром я вошла в ее комнату. Мальчишка забежал в кухню, когда она еще не встала. Я отвела его назад, и она была без платья. В нижней рубашке. Она носит широкие юбки, но в нижней рубашке уже видно.