Холт Виктория. Замок Менфрея

   Гвеннан в своей обычной пелерине поверх бального платья выглядела среди всех этих блестящих персон довольно серо, и я могла себе представить, до чего ей не терпится переодеться.
   Один из слуг проводил Гвеннан в мою комнату. Я спряталась, чтобы он не увидел меня в моем наряде, а Фанни отвлекала его беседой, пока Гвеннан проскользнула в комнату. Когда слуга ушел, Фанни сказала:
   — Теперь можете выходить, мисс.
   Она помогла Гвеннан облачиться в голубой наряд и оставила нас вдвоем.
   — Твое платье — не коричневое, — заявила Гвеннан. — Оно просто золотое. — Она разгладила складки голубого бархата и вдруг нахмурилась. — И более необычное, — добавила она, — правда, Хэрриет. Я никогда не видела тебя такой. И кажется, я знаю, в чем дело. Сейчас ты не думаешь, что люди тебя ненавидят, вот в чем причина. Но чего мы ждем? Ты как хочешь, а я желаю отправиться на бал.
   Мне заранее объяснили, куда я должна отвести свою подругу. Нам отвели место на галерее — той самой, что предназначалась якобы для менестрелей. Мы решили, что подождем там, пока не соберутся все гости, а потом наденем маски и спустимся вниз.
   — Тогда, — провозгласила Гвениан, — нас не заметят.
   Мы вышли на галерею. Тяжелые занавеси пурпурного бархата были сдвинуты и перехвачены золотыми ободками, а в глубине поставили два стула, так что мы могли видеть все, не слишком обращая на себя внимание.
   Гвеннан сразу же подбежала к балюстраде и стала смотреть вниз. Я стояла чуть поодаль; но какое же это было величественное зрелище! Газовые фонари покачивались практически вровень с нами, и разыгрывавшаяся внизу сцена выглядела просто фантастической благодаря смешению цветов, эпох и стилей.
   Мы не провели на галерее и пяти минут, как у двери, ведущей в наше убежище, послышались голоса. Один из них принадлежал Фанни.
   — Ну ладно, сэр, — говорила она. — Я не думаю, что это хорошо, но если вы настаиваете…
   — Ну, разумеется, я настаиваю. Ну же, будь душкой.
   Гвеннан посмотрела на меня.
   — Это — Хэрри, — проговорила она. — Хэрри Леверет.
   Дверь отворилась, и Фанни, раскрасневшаяся и сердитая, произнесла:
   — Право, я не знаю…
   — Что такое? — спросила я.
   — Джентльмен уверяет…
   Но Хэрри уже стоял в дверях. Он нарядился Дрейком, и фальшивая борода не слишкомто шла к его рыжим волосам, которые выбивались из-под шляпы. Он отодвинул Фанни, которая тут же исчезла, и прошел на галерею.
   — Хэрри, что ты делаешь? — спросила Гвеннан чуть срывающимся писклявым голосом.
   — Неужели ты думала, что я останусь внизу, когда ты здесь, наверху?
   Похоже, Хэрри ни капли не удивился, увидев нас в костюмах, и я подумала про себя, что Гвеннан рассказала ему, что мы их нашли. Когда он смотрел на Гвеннан, его глаза сияли.
   — У нас еще есть маски, да, Хэрриет? — заметила Гвеннан. — Давай. Мы их наденем и спустимся вниз.
   Я увидела, что Хэрри не слишком радует перспектива получить в придачу еще и меня.
   — Не беспокойся, — отрезала я. — Я не нуждаюсь в няньках.
   — Ты найдешь себе кавалера, — заявила Гвеннан с той убежденностью, которая всегда проскальзывала в ее тоне, когда она искренне желала во что-то поверить.
   — Ну, разумеется, — гордо отвечала я, хотя ни на мгновение не допускала такой возможности, и теперь, когда пришло время присоединиться к танцующим, просто впала в панику. Что, если отец узнает меня? Я позволила Гвеннан втянуть себя в эту авантюру, не вполне осознавая ее последствия. С Гвеннан-то все обойдется, за ней присмотрит Хэрри Леверет; кроме того, ее семья — совсем не то, что мой отец.
   — Да, конечно, — согласился Хэрри.
   Мы покинули галерею и спустились вниз, в бальную залу. Я утешала себя, что, как только почувствую себя заброшенной среди всех этих людей, смогу тут же забраться обратно на галерею, и эта мысль придала мне мужества. А как здорово было спрятаться под маской! Проходя мимо зеркала, я бросила в него взгляд: я себя не узнала. А если так, с чего бы меня узнать кому-то еще? Сердце мое вдруг восторженно забилось — от красок, музыки, сияния огней и от странного ощущения, что в этом платье я стала другим человеком.
   Хэрри едва дождался момента, когда смог привлечь к себе Гвеннан, и, как только мы вошли в залу, обнял ее за талию и закружил в вальсе. Я стояла и смотрела. Прекрасный «Голубой Дунай»! Музыка влекла меня, звала, навевала грезы!
   Я спряталась за кадками с папоротниками, глядя в залу и представляя, что я тоже танцую… разумеется, с Бевилом.
   А потом я увидела его. Он танцевал с красивой девушкой, одетой Клеопатрой, — смеялся, поглядывая на нее сверху вниз, и говорил что-то…что-то нежное — я была в этом уверена. Я вспомнила, как он беседовал со мной, когда увозил с острова; тогда он меня поцеловал. Конечно же в шутку.
   Бевил, снова кружась, пронесся мимо алькова, где я стояла, и на ходу бросил взгляд прямо на меня — я ясно почувствовала это, хотя рассмотреть что-нибудь из-под маски было довольно трудно. Он подошел совсем близко, словно хотел увидеть, кто там прячется в папоротниках. Потом я потеряла его из виду и сказала себе, что просто придумала все это. Я видела, во что он был одет, когда приехал вместе с семьей; кроме того, я бы узнала его где угодно и в чем угодно. Но он — он не знал меня настолько хорошо. Платье, сетка и маска сделали из меня совершенно другого человека.
   Вальс закончился. В перерыве между танцами опасность быть узнанной возросла. А вдруг кто-нибудь видел, как я прячусь в алькове?! Что может делать на балу юная девушка — одна, без бдительной мамаши или какой-нибудь пожилой компаньонки?
   Музыка зазвучала снова. Теперь настал подходящий момент, чтобы пробраться назад, на галерею, — и сидеть там, глядя на танцующих, как мне и было велено. Но искушение остаться было слишком сильным, чтобы я могла побороть его. Я говорила себе, что Гвеннан станет презирать меня за то, что я сбежала. Но не это было главным. Мой наряд преобразил меня. И я не могла забыть, что в той странной круглой комнате в контрфорсе я танцевала.
   — Вы свободны?
   Мое сердце бешено забилось. Я едва выдавила:
   — Не сейчас.
   Бевил рассмеялся. «Нет, это сон, — подумала я. — Это не мог быть Бевил».
   — Я заметил вас, — проговорил он. — И вернулся, втайне надеясь найти вас здесь. Вы, наверное, только что приехали, иначе я непременно заметил бы вас раньше.
   — В такой толпе?
   — Вас бы я не пропустил.
   Он всегда разговаривал с дамами в такой манере. Это был флирт, но в исполнении Бевила он, на мой взгляд, смотрелся исключительно приятно.
   Оркестр заиграл опять.
   — Котильон, — заявил Бевил и скорчил недовольную гримасу. — Давайте останемся здесь и поговорим — если, конечно, вы не хотите потанцевать.
   — Я предпочла бы не танцевать.
   Он присел рядом и стал внимательно разглядывать мое лицо.
   — Мы встречались раньше, — заключил он.
   — Вы так думаете? — отвечала я, стараясь изменить голос.
   Бевил накрыл мою руку своей.
   — Я в этом уверен.
   Я отдернула руку и уронила ее на складки золотистого бархата.
   — Где же, по-вашему? — спросила я.
   — Это нетрудно выяснить.
   — Но, насколько я знаю, на маскараде полагается скрываться. Так ведь веселее?
   — Однако, насколько я знаю, любопытство в конце концов удовлетворяется, так ведь? А я нетерпелив.
   Он наклонился вперед и коснулся моей маски.
   Я отпрянула в негодовании.
   — Простите, — сказал он. — Но я совершенно уверен, что мы знакомы, и мне кажется нелепостью, что я не могу догадаться, кто вы.
   — В таком случае считайте, что я — загадочная незнакомка.
   — Но я уверен, что и вы меня знаете.
   — Да… я вас знаю.
   Он задумался.
   — Сдаетесь? — спросила я.
   — Едва ли вы знакомы со мной близко, иначе бы вы знали, что я никогда не сдаюсь. И, кроме того, у меня впереди еще целый вечер. А для начала разрешите мне заметить, что вы очаровательны. Ваше платье просто чудесно.
   — Оно вам нравится? — Я улыбнулась, вспоминая, как его пришлось выбивать, вытряхивать, вывешивать на солнышко, чтобы отбить запах сырости; и о мешочках с лавандой, которые Гвеннан пришила в складках.
   — Я уже видел его раньше.
   — Где? — спросила я.
   — Пытаюсь вспомнить.
   Меня словно околдовали. Я, смеясь, поддерживала этот легкий, словно морская пена, фривольный разговор, где за внешней беспечностью чувствовалась и глубина. Бевил заинтересовался мной; он заметил меня в алькове, при первой возможности оставил свою даму и пришел сюда. Кто бы поверил в такое?
   И вот я сижу здесь, веселюсь, как и все на балу, пикируюсь с Бевилом, обнаружив в себе внезапно находчивость, которую по ошибке можно принять за живость ума. Он, конечно, не скучал, но был озадачен, ибо не мог угадать, кто я. Наверное, знай он, что я буду на балу, он бы меня узнал; но Бевил до сих пор видел во мне ребенка, и ему просто не приходило в голову, что я могу оказаться здесь. Когда они приехали, Гвеннан была в обычном вечернем платье и, судя по всему, сказала, что мы будем сидеть на галерее и смотреть. Бевил не знал, что мы нашли для себя платья, и даже предположить не мог, что его собеседница — та самая Хэрриет, с которой он однажды пережил столь интригующее приключение.
   Котильон окончился. Зазвучал вальс.
   — Потанцуем? — спросил Бевил.
   Я удивлялась сама себе. Не будь я так околдована этим вечером, присутствием Бевила, своим новым обликом, не случись тех мгновений в круглой комнате, я бы просто смутилась и пробормотала, что не танцую. Но я грезила наяву; я позволила Бевилу вывести меня в центральную часть залы; может быть, я и хромала, но этого не было заметно: пышная юбка скрывала мой недостаток — во всяком случае, я так думала. И вот я танцую с Бевилом. Я не хочу сказать, что танцевала очень хорошо. Да и Бевил не был прирожденным танцором. Но я танцевала, а в зале было столько пар, что один шаг не в такт ничему не мешал, — я словно летела на крыльях счастья навстречу новой, прекрасной жизни.
   Еще до того как окончился танец, Бевил предложил мне отправиться в гостиную, где накрыли ужин. Там он усадил меня за стол, а сам ушел, вернувшись через какое-то время с подносом и двумя бокалами шампанского. Я пила шампанское в первый раз, и после него голова у меня закружилась еще сильнее. Я мельком увидела Гвениан с Хэрри Леверетом, но они были настолько поглощены друг другом, что едва ли меня заметили.
   После ужина мы вышли в сад. Бевил взял меня за руку, мы прошли по залитой лунным светом траве и устроились под деревом: за стеклянными дверями мелькали тени танцоров, из открытых окон доносилась музыка.
   — Понял! — неожиданно воскликнул Бевил. — Платье! Я сообразил, где я видел его раньше.
   — И где же?
   — В Менфрее.
   — О, — неопределенно отозвалась я, припомнив слова Гвеннан о том, что они с братом нашли этот сундук много лет назад. Но неужели в памяти Бевила осталось это платье…
   — Ну да, — взволнованно продолжал он. — Так и есть. Сетка для волос… и это платье. Точь-в-точь вы, но она, разумеется, без маски.
   — Кто?
   — Эта дама на портрете, в Менфрее. Я покажу ее вам… в ближайшие дни. Когда это случится? Вы должны обязательно приехать в Менфрею, чтобы я показал вам ее. Вы приедете?
   — Да, — сказала я.
   — Теперь я спокоен. А то я ужасно боялся, что вы исчезнете, когда часы пробьют полночь, и я никогда больше вас не увижу. Но вы ведь мне пообещали, правда?
   — Да.
   — Когда?
   — Завтра, — проговорила я. — Завтра я найду вас и попрошу показать портрет.
   Он сжал мою руку:
   — Я верю, что вы сдержите обещание.
   — Расскажите мне об этом портрете.
   — Та дама была хозяйкой Менфреи когда-то давным-давно. Она моя прапрапрапрабабушка — или надо добавить еще несколько «пра». Но ваше платье — полная копия того, в которое одета она. Словно вы сошли прямо с холста.
   — Я бы с радостью на нее посмотрела.
   — Завтра, — заявил Бевил. — Вы обещали.
   Мне хотелось остановить время, задержать, стрелки часов не двигались, но я видела, что гости уже потихоньку собираются в зале для последнего танца, после которого в полночь будут сброшены маски. Мне надо было исчезнуть раньше. Я не хотела, чтобы Бевил, сняв с меня маску, в изумлении воскликнул: «Хэрриет!»
   А кроме того, что будет, если меня увидит отец!
   Сегодня мне хотелось остаться прекрасной таинственной незнакомкой.
   Мы влились в поток гостей, торопившихся в бальную залу. Леди Менфреи, оказавшаяся рядом с нами, спросила о чем-то Бевила, и, как только он повернулся к пей, я, воспользовавшись случаем, юркнула в боковой коридор. Без двенадцати двенадцать я уже сидела на галерее.
   Я видела, как он вошел в залу, постоянно оглядываясь и настойчиво всматриваясь в толпу. Бевил искал меня!
   Гвеннан влетела в мою комнату без пяти двенадцать. Я уже думала, что ее застукают, но в ее духе было все делать в самый последний момент.
   Она вся сияла, щеки ее горели.
   — Что за бал, просто чудесный! — закричала она. — Ничего лучшего в жизни не видела.
   Я ехидно напомнила ей, что она и была-то всего на одном балу, так что выбор не велик.
   И мы посмеялись вместе. Я стала другой на этот вечер. То, что случилось со мной, было не менее чудесным, чем у Гвеннан.
   В ту ночь я почти не спала — просто лежала в постели, вспоминая все, что произошло на балу. Один раз я даже встала, зажгла свечу, взяла со столика платье, приложила его к себе и посмотрела на себя в зеркало. Да, оно правда что-то со мной делало. Даже посреди ночи я была другой… таинственной… и даже привлекательной. Да, такая девушка обратит на себя внимание. Я не была красива; даже рассеянный свет свечи не мог меня одурачить до такой степени, но в моем лице крылось некое средневековое очарование, которое нужно было лишь подчеркнуть цветом платья и его старинным покроем.
   Забылась я уже на рассвете и проспала всего час или около того. На следующее утро в доме, как обычно в таких случаях, все было вверх дном; все ходили усталые и злые, кроме меня самой. Я же просто летала.
   Днем я отправилась пешком в Менфрею, где меня ждал Бевил — конечно, не подозревавший, что ждет именно меня. Какой будет для него удар, думала я, увидеть вместо таинственной незнакомки школьницу в сером шерстяном платье, благообразной пелерине и с растрепанными волосами, которые не держали никакие шпильки. Если б я только могла надеть то платье, все было бы иначе.
   В доме царила тишина, но Бевил был здесь, и я, не желая, чтобы его предупредили о моем приходе, направилась в библиотеку.
   — Ну вот и Хэрриет, — заявил он. Бевил умел себя держать и ничем не выдал своего разочарования.
   — Похоже, вы кого-то ждете, — отозвалась я. — Но, к сожалению, я — всего лишь Хэрриет.
   — Я рад.
   Его лицо озарила улыбка, которую я знала и любила.
   — Но ведь вы поджидали некую очаровательную даму и гадали, какой она окажется в современном наряде. Возможно, вы рисовали ее себе в амазонке цвета тутовых ягод, в черной шляпе с вуалью, закрывающей лицо, чтобы сохранить его мраморную бледность.
   — Кто эта дева моей мечты и откуда вы о ней знаете?
   — Знаю, потому что вы были с ней вчера на балу. Приготовьтесь, Бевил. Ваша дама, с которой вы танцевали прошлой ночью, вовсе не та, кого вы себе воображаете. Мне придется открыть вам правду. Прошлой ночью под маской скрывалась я… и вы меня не узнали.
   — Что вы! Неужели вы думаете, что я не узнаю вас где угодно и в каком угодно наряде?
   — Вы знали!
   Он обнял меня за плечи и рассмеялся. А потом наклонился и поцеловал меня, как тогда в лодке.
   — Так вы все время знали!
   — Моя дорогая Хэрриет, почему это вы могли узнать меня, а я вас — нет? Мои умственные способности не уступают вашим.
   — Но я видела, что вы приехали, и я… я узнала бы вас в любом случае.
   — И я вас — тоже. Но скажите, что за игру вы затеяли прошлой ночью? Гвеннан ведь тоже там была. Вы, девушки, составили заговор. Где вы нашли платья?
   — Здесь, в Менфрее.
   — Я так и предполагал.
   — Пообещайте, что вы никому не расскажете. Гвеннан очень рассердится.
   — А я, конечно, ужасно ее боюсь…
   — Ну, понимаете, мы так хотели попасть на бал, и когда нашли в сундуке эти платья…
   — Две маленькие Золушки являются на бал, не позабыв исчезнуть до полуночи, и оставляют двух печальных принцев гадать, что с ними приключилось. Ну что же, Хэрриет, я должен поблагодарить вас за прекрасный вечер. Я сохраню ваш секрет, и еще я обещал показать вам кое-что, если вы придете сюда, помните? Ну что же, пойдемте.
   Я последовала за Бевилом в огромный нижний зал, а оттуда по лестнице в то крыло, где мы нашли платья.
   — Вы не боитесь привидений, Хэрриет? — бросил Бевил через плечо. — Этим крылом особенно не пользуются. Говорят, тут полно призраков. В доме вроде нашего просто обязаны водиться привидения. Если боитесь, дайте мне руку.
   — Я не боюсь, — ответила я.
   — Я всегда знал, что напугать вас не так-то просто, — заметил Бевил и с отвращением воскликнул: — Какая же тут сырость. Мы уже много лет намереваемся открыть это крыло, но до дела никогда не доходит. Слугам здесь не нравится. Они не заходят сюда даже днем.
   — Именно здесь мы с Гвеннан нашли сундук, — сказала я.
   — Правда? Так вы уже бывали здесь раньше! А она рассказала вам историю о привидениях? Женщина с младенцем па руках, Хэрриет, она бродит по этим темным коридорам… и мужчина, но они никогда не появляются вместе, ибо вечно ищут друг друга.
   Я вздрогнула, и Бевил это заметил.
   — Я напугал вас, — заключил он. — Не обращайте внимания на то, что я несу, Хэрриет. Это — сплошные глупости. Просто старая легенда.
   — Здесь холодно, — объяснила я. — Я вовсе не боюсь.
   Бевил обнял меня рукой за плечи и на мгновение притянул к себе; но за этим ничего не чувствовалось — обычный жест, которым успокаивают ребенка. Бевил был совсем другим, чем прошлой ночью, и у меня возникло подозрение, что тогда он все-таки не узнал меня, а сегодня я из очаровательной дамы в маске стала сама собой — знакомой, заурядной Хэрриет.
   — Гвеннан рассказала мне некую историю, — торопливо проговорила я, стараясь скрыть свое разочарование. — О гувернантке, которая жила здесь в комнате, в тайне от всех, кроме какого-то лорда Менфрея.
   — Сэра Бевила, если вам будет угодно. Одного из многих Бевилов в нашей семье.
   — И она умерла при родах, потому что никто не знал об этом, пока не оказалось слишком поздно.
   — Именно так. — Бевил открыл дверь, петли которой издали протестующий звук, уже слышанный мною раньше. — Эта часть дома скоро вообще развалится, — заметил он. — Мы, Менфреи, слишком ленивы. Не такие энергичные, как вы — Делвани. Мы пускаем все на самотек. Как по-вашему, сколько лет в этой комнате не жили?
   Я отшатнулась, ибо что-то коснулось моего лица. Паутина, холодная и тонкая. Мне показалось, что сами эти стены приказывают мне: убирайся. Но Бевил ничего не почувствовал. У него не было такого богатого воображения. Нежилая комната выглядела для него просто нежилой комнатой. А привидения существовали только в легендах.
   — Вот она, — сказал Бевил.
   На стене висела картина — портрет женщины в платье, без сомнения том самом, которое я надевала вчера ночью. Оно было превосходно выписано: складки бархата смотрелись настолько реально, что казалось: прикоснись к ним, и ощутишь мягкую ткань. На темных волосах дамы лежала сетка из золотой нити, украшенная топазами.
   — Это оно! — воскликнула я. — Значит, я надевала ее платье?
   — Может быть.
   Я подошла поближе к картине. Дама смотрела на меня таинственно и немного печально.
   — Она выглядит не очень-то счастливой, — сказала я.
   — Ну, она была замужем за Бевилом — тем самым, который влюбился в гувернантку.
   — О, — отозвалась я. — Тогда понятно.
   Бевил остановился чуть позади и положил руки мне на плечи.
   — Что вам понятно, Хэрриет?
   — Почему она кажется такой несчастной. Но платье — очаровательно. Какой замечательный художник написал его!
   — Я вижу, вы просто без ума от этого платья. Где оно сейчас?
   — В моем платяном шкафу в «Вороньих башнях».
   — И вы не в силах расстаться с ним, так?
   — Я собираюсь принести его назад и отдать Гвеннан.
   — Не надо, — возразил Бевил. — Оставьте его себе. Может, в один прекрасный день вам снова захочется всех одурачить.
   — Что вы!
   — Это — подарок от меня, — произнес он.
   — О, Бевил!
   — Идемте. Здесь холодно.
   Ночь бала изменила Гвеннан — так же, как и меня. Она стала еще более беспокойной и все чаще высказывала недовольство своей жизнью. Однажды, будучи в подобном настроении, она сказала мне:
   — Жизнь очень несправедлива к нам.
   Мы ехали по лесу верхом, задевая головами ветви деревьев, в это время года покрытые густой листвой.
   Я всегда была готова слушать о Менфреях и потому спросила, что она имеет в виду.
   — Деньги! Всегда и везде — деньги. Какое счастье, что папа сейчас не член парламента, потому что парламентские дела — штука очень дорогая. Мне так надоело сидеть без денег, что я уже собралась сама исправить положение.
   — Каким образом?
   — Выйти замуж за Хэрри, разумеется.
   — Гвеннан, ты думаешь, он захочет?
   — Захочет ли он! Ты что, с ума сошла! Разумеется, захочет. Он влюблен в меня по уши. Вот еще одна причина, почему я так злюсь, что мне только шестнадцать. Придется ждать по меньшей мере год.
   Мы выехали на открытое место, и Гвеннан, хлестнув кнутом свою Сахарную Головку, пустила ее в галоп. Я тоже не отставала. Гвеннан хохотала, и я подумала, что в это утро в нее вселился какой-то бес.
   — Я не желаю возвращаться в эту дурацкую школу! — прокричала она мне через плечо.
   — До этого еще далеко. У нас в запасе неделя, даже больше.
   — Я хочу сказать… вообще. Пансион для юных леди! Если и есть что-то более гадкое, чем быть шестнадцатилетней, так это быть юной леди.
   — Во втором я не так уж уверена, хотя насчет первого полностью согласна.
   — Хэрриет Делвани, не старайся говорить заумно, как эти ужасные… политики.
   — По-твоему, я говорю заумно?
   — Я слышала, если очень хотеть, чтобы что-нибудь случилось или не случилось… хотеть изо всех сил… сконцентрировавшись только на одном желании, это иногда помогает.
   — Например, не возвращаться в школу? Или перескочить из шестнадцати лет в восемнадцать за один день?
   — Ты ужасная зануда, Хэрриет. Если не возьмешься за себя, станешь просто змеюкой и синим чулком.
   — А что тут плохого?
   — Такие женщины фатально непривлекательны для мужчин.
   — Подумаешь, открыла Америку. Я всегда была такой.
   — Перестань, Хэрриет. Ты сама во всем виновата.
   — В чем именно?
   — Нынче утром я не собираюсь решать твои проблемы. У меня хватает своих. Я твердо решила не возвращаться в школу в этом году.
   Я промолчала, думая о том, каково мне будет в школе без Гвеннан. Впрочем, у нее, конечно, ничего не выйдет.
   Мы резвым галопом проскакали через пустошь. Гвеннан сегодня была какой-то совсем бешеной.
   — Вот как сейчас! — воскликнула она. — Я свободна. Я хочу, Хэрриет, быть свободной. Свободной делать только то, что мне нравится. Не когда вырасту, но сейчас! Я уже выросла, говорю тебе. Я — уже взрослая и буду такой всегда.
   Я мчалась за ней, крича, чтобы она побереглась; на пустоши валялись довольно неприятные камни, и, если Гвеннан не заботилась о себе, следовало подумать о лошади.
   — Я знаю, что делаю, — огрызнулась Гвеннан.
   И все-таки я вздохнула с облегчением, когда пустошь осталась позади: Гвеннан любила риск больше жизни.
   Впереди показалась деревня, но на вид она была мне незнакома: очаровательная маленькая церковь с серыми башнями и просторным двором, окруженная тонущими в зелени домиками.
   — Это — Гренденгарт, — бросила Гвеннан. — Мы — в шести милях от дома.
   Все произошло совсем близко от деревушки. Мы свернули с дороги в лес, впереди была насыпь, которую не так трудно перескочить. Но, как я уже сказала, Гвеннаи сегодня все утро была не в себе. Я точно не знаю, что случилось: Гвеннан скакала чуть впереди меня, когда брала барьер. Я услышала ее крик, когда она перелетела через голову своей лошади. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я оказалась по другую сторону насыпи. Я увидела, как убегает Сахарная Головка, и перевела взгляд на Гвеннан, неподвижно лежавшую на траве.
   — Гвеннан! — закричала я (это было так глупо!). — Гвеннан, что случилось?
   Я соскользнула с коня и опустилась рядом с ней на колени. Она была бледной и не шевелилась, но дышала. Я смотрела на нее несколько секунд; потом вскочила в седло и поскакала в деревню.
   Мне повезло: выбравшись на дорогу, я увидела мальчишку на пони. Я объяснила, что случилась беда.
   — Надо к доктору Треларкену! — прокричал он и ударил пони по бокам.
   Я вернулась к Гвеннан и, казалось, долгие часы стояла рядом с ней на коленях, ожидая, пока подоспеет помощь. Я боялась, что она умрет. Мне вспомнились ее недавние речи о том, что она не собирается возвращаться в школу, и думала: неужели какой-нибудь жестокий ангел записал ее опрометчивые слова и наказание не заставило себя ждать.
   — Если ты умрешь, Гвеннан, — прошептала я, — ты не вернешься в школу, и твое желание исполнится.
   Я вздрогнула. А потом заметила, что левая нога моей подруги лежит как-то странно, и поняла, что случилось.
   Потом появился доктор Треларкен в сопровождении двоих мужчин с носилками. Он осмотрел ногу, а потом велел отнести Гвеннан в свой дом в Грендепгарт. Сам он шел со мной и задавал мне вопросы.