Страница:
– Теперь, кратко политические и макроэкономические перспективы для Белоруссии. Это уже моя забота.
Ларионову приходилось в своей жизни заниматься тем, что на профессиональном языке называется системной инженерией. Иными словами, оформлением подачи различных технических идей с точки зрения их влияния на макроэкономику, социальную сферу, экологию и политику.
– Итак, – продолжал он, – что остаётся?
– Можно сказать об экологических эффектах…
– Нужны они, эти эффекты, когда речь идёт фактически об экономической войне!… Нет, дружище, для принятия решения о масштабном внедрении твоей технологии нужно ответить на два неясных для любого человека вопроса. Первое. Почему же это такая хорошая методика теплообеспечения не внедряется у нас самих? Вернее, почему дело ограничивается единичными случаями? А?… Это настораживает.
– Сам знаешь, почему…
– Это не ответ. Я то знаю! А нужно, чтобы это поняли те люди, которым мы адресуем наши предложения. Впрочем, для белорусов, прекрасно знающих российские реалии, это не бином Ньютона. Однако, чётко обозначить позиции, если и не письменно, то хотя бы устно, надо. Итак, бытовой вариант изделия невозможно пробить из-за чиновничьих барьеров. А промышленный внедряется так медленно, потому что это оформляется как экспериментальная технология. Так легче обойти бюрократические препоны. Кроме того, внедрению препятствует топливное и энергетическое лобби. Впрочем, это тоже феномен у нас распространённый. Внедрение базальтовых конструкций тормозится металлургическим лобби, внедрение новых видов асфальтовых покрытий, не реагирующих на зимние перепады температур тормозится нашими долбаными мэрами, которые наваривают бешеные деньги на бесконечных ремонтах и так далее. Я правильно излагаю?
– Правильно. Однако, что за второй вопрос, который ты упомянул?
– Второй вопрос состоит в том, что все более или менее грамотные и вменяемые люди, хотя бы смутно, но помнят физику из средней школы. А имеющие инженерное или естественно-научное высшее образование помнят её даже несколько лучше. И вот из этих смутных воспоминаний одно из самых ярких – это закон сохранения энергии. А у тебя совершенно не ясно, откуда эта энергия на отопление берётся.
– Но я же пишу об этом ясно! Это следует из основных законов электродинамики…
– Юра, ну что ты несёшь?! Ну, кто знает эту твою электродинамику, кроме специалистов? Возьми, например, меня. Всё же у меня два полноценных университетских диплома. Один из них – Мехмата МГУ. Я доктор технических наук, как и ты. И некоторое время я проработал в системе Госкомитета по науке и технике, общался со специалистами многих отраслей. И то мне твоя электродинамика ничего не говорит!
– Это ничего не значит, может ты такой дремуче тупой.
– Да хрен с ним, тупой я, тупой!… Но, дружище, те, кто будет принимать решения по поводу твоей технологии, не умнее меня в области электродинамики. Объяснишь мне, значит, считай, объяснил и им.
– Ну, давай я тебе объясню с самого начала…
И Юрий начал излагать свою теорию строения Вселенной, а потом и концепцию своей оригинальной энергетической теории. Ларионов слушал с интересом. Будто читал интересную статью в журнале «Знание-сила». При этом он прекрасно понимал, что всё это совершенно не годится с точки зрения представления новой технологии. Всё-таки кое-чему за годы полудилетантского вращения в кругах политиков и политических журналистов он научился.
– Ты закончил, Юра? – спросил Пётр, видя, что Муравьев намерен сделать паузу.
– Не совсем…
– А ты заметил, сколько ты говорил?
– Нет.
– А жаль, дружище. Полчаса тебя никто из ответственных лиц слушать не будет!
Юра заметно погрустнел.
– Слушай, это очень важный вопрос, а у нас с тобой почти мозговой штурм. Поэтому давай зайдём с другой стороны. Согласен?
– Давай.
– Итак, я буду излагать тебе свою версию. А ты меня поправляй. Что представляет собой твоё изделие? Я считаю, что это один из вариантов, так называемого, теплового насоса. Подобного рода насосы способны брать энергию из окружающей среды и закачивать её в виде тепла в помещения, которые они призваны отапливать. На первый взгляд, это противоречит законам сохранения и второму началу термодинамики. Однако, это только на первый взгляд. Теорию тепловых насосов обосновал ещё в сороковых годах двадцатого века известный русский изобретатель Павел Кондратьевич Ощепков. Кстати, ряд воплощений этой идеи он запатентовал. Пока без проколов?
– В общем да, можно так сказать…
– Тогда продолжим. В отличие от тебя, Юра, Ощепков озаботился популярным объяснением своей теории. У него есть очень яркое сравнение, многое объясняющее дилетантам. Представим паровоз, который сжигая уголь, ведёт состав, в свою очередь гружёный углём. Этот процесс что, противоречит законам физики? Нет, мы его можем наблюдать в жизни много раз. Вернее, наблюдали во времена Ощепкова. Но, ведь паровоз использует энергию, относительно небольшую по сравнению с той, что заключена в угле, который он везёт. Так, тратя небольшую энергию, мы организовываем энергетический поток гораздо большей интенсивности. Причём, мы можем везти уголь из мест, где его не так много в место, где мы его уже накопили гораздо больше. Вот вам и принцип теплового насоса!
Пока понятно, без противоречий и нарушения логики?
– Вообще то да… Но, по-дилетантски как-то…
– Но ведь ты объясняешь именно дилетантам! А им и надо по-дилетантски. Однако у Ощепкова всё сводится к отнятию энергии у потока холодной воды с улицы. Что то вроде холодильника наоборот, где эта вода играет роль фреона. Иными словами, у изделий Ощепкова есть некое устройство, которое выступает в роли насоса. И есть поток энергии, который идёт по конкретному пути, по трубе с водой. А у тебя что является насосом?
– Насосом, если ты хочешь именно в таких терминах, у меня является второй контур в бойлерной. Вот ты греешь воду в котле, которая потом отдаёт тепло другой воде, идущей непосредственно на батареи.
– Так.
– Вот к этому котлу приварен ещё один контур. По нему гоняют воду из котла и обратно в котёл. Стоит маленький насосик, который и гоняет эту горячую воду. А по пути следования этой воды, внутри трубы, стоит наша вставка. Это наше ноу-хау. Потом ты резко опускаешь температуру в котле, и эта вставка начинает работать, она заставляет воду вновь нагреться до прежней температуры. Например, было девяносто градусов, стало пятьдесят. А потом, без привлечения дополнительного топлива, снова стало девяносто.
– Так, твоя вставка это и есть твоё ноу-хау. Колебания температуры – это пресловутый насос. Но откуда энергия?
– Энергия идёт из земли. Наша вставка заземлена.
– Ага, значит энергия электрическая. И её можно просто померить. Так, или не так?
Муравьев смутился.
– Видишь ли, если бы всё было так, то никаких объяснений и не требовалось бы. Но дело в том, что вокруг этого заземления создаётся магнитное поле, которое теоретически соответствовало бы по некоторым параметрам току, идущему из земли и тратящемуся на обогрев воды, но…
– Что но?
– Сам-то ток фиксируется. Правда, очень слабый. Так, на пальцах, я не объясню, но мы умеем мерить переменный ток, когда электроны перемещаются вдоль по проводнику туда сюда. А в нашем случае имеет место некая волна электронов, которые колеблются от одного края проводника к другому. Как если бы все электроны были связаны в некий шнур, и ты пускал волну по этому шнуру типа того, как иногда пускают волну вдоль детской скакалки, привязанной одним концом к столбу.
– Ты знаешь, Юра, мне понятно вполне. Материальный коридор транспорта энергии есть. Это твой провод. Кстати, если провод вдруг перерубить, установка перестаёт работать?
– Да.
– Это очень информативный момент, показывающий, что энергия каким-то образом действительно идёт по проводу. Итак, источник энергии тоже есть. Это земля. Механизм передачи энергии есть. Это некая волна. При этом, как и в случае со скакалкой, сам этот, условно говоря, «шнур электронов» не дёргается поступательно туда-сюда, как в случае переменного тока, а изгибается волнами. Перемещаются не электроны, а эта их волна. Кстати, так и в открытом море, волна перемещается, но сама вода вдоль волны не перемещается. А если и перемещается, то очень незначительно. Это и есть некий аналог зафиксированных вами малых токов. При этом морская волна несёт огромную энергию, на порядки большую, чем энергия слабого течения, вызванного волнами.
– Ох, Пётр, как же все это некорректно звучит!…
– Но, по сути, так?
– По сути, так. Но я бы это объяснял по-другому…
– Вот ты и объяснял, как мог. Но как видно, не столь убедительно. Потому что хотел быть понятным и специалистам, и дилетантам одновременно. А надо работать адресно. Специалистам одно, дилетантам другое. И эти объяснения надо давать в разных разделах сопроводительных документов. Так что, давай так, ты подрабатываешь все профессиональные вещи, а я просто держу в голове наш разговор, и если наш проект пойдёт, то беру на себя объяснения для высокопоставленных «не профессионалов».
Впрочем, мне кажется, что при случае надо напирать на успешные примеры применения. Особенно в Германии. У нас все знают, что немцы зря ничего у себя устанавливать не станут. Кстати, возвращаясь к практике, что особенно важное мы с тобою ещё не отметили?
– Стоимость энергии. Если в электроэнергетике и ЖКХ киловатт установленной мощности стоит от двух тысяч долларов до трёхсот долларов, то в наших установках он стоит один рубль.
– Это надо везде отмечать. Ты прав. Хотя, понятие установленной мощности тоже не всем известно. Дилетант может на слух спутать киловатт установленной мощности с киловатт-часом на счётчике. Это надо помнить. И быть готовым объяснить, что установленная мощность, это мощность электростанции. Кстати, и применяется этот термин в основном в электроэнергетике, а не в теплоснабжении…
– Ты, Пётр, придираешься к терминам…
– Ага, вот оно!… Сам в своей узкой специализации держишься за формальности, а немного забрался в близкие отрасли, так позволяешь себе некорректности. Нет уж, дружище! Будем, как говориться, взаимно терпимыми в мелочах. В конце концов, практика – критерий истины. А тебе, слава Богу, хватило предпринимательских и организаторских способностей, чтобы реализовать свою идею в нескольких успешно работающих изделиях без всяких теоретических дискуссий. Теперь настало время массового тиражирования. Тем более что мы имеем кровно заинтересованного в этом адресата.
– Кстати, Пётр, ты в случае успеха нашей затеи становишься завом по рекламе и пиару.
– Брось, Юра… Это не моё, а твоё детище. Мой интерес в этом деле чисто идейный. Я хочу помочь батьке Лукашенко на кривой козе объехать кремлёвских топливно-энергетических шантажистов. Тем более что у меня есть в загашнике ещё пара идей в развитие данной темы. Ну а ты, разумеется, получишь в результате реализации идеи некоторый профит. И это справедливо.
– Тогда действуй!… Я полностью доверяю тебе запуск проекта.
– Благодарю за доверие, – усмехнулся Ларионов.
Глава 4
Ларионову приходилось в своей жизни заниматься тем, что на профессиональном языке называется системной инженерией. Иными словами, оформлением подачи различных технических идей с точки зрения их влияния на макроэкономику, социальную сферу, экологию и политику.
– Итак, – продолжал он, – что остаётся?
– Можно сказать об экологических эффектах…
– Нужны они, эти эффекты, когда речь идёт фактически об экономической войне!… Нет, дружище, для принятия решения о масштабном внедрении твоей технологии нужно ответить на два неясных для любого человека вопроса. Первое. Почему же это такая хорошая методика теплообеспечения не внедряется у нас самих? Вернее, почему дело ограничивается единичными случаями? А?… Это настораживает.
– Сам знаешь, почему…
– Это не ответ. Я то знаю! А нужно, чтобы это поняли те люди, которым мы адресуем наши предложения. Впрочем, для белорусов, прекрасно знающих российские реалии, это не бином Ньютона. Однако, чётко обозначить позиции, если и не письменно, то хотя бы устно, надо. Итак, бытовой вариант изделия невозможно пробить из-за чиновничьих барьеров. А промышленный внедряется так медленно, потому что это оформляется как экспериментальная технология. Так легче обойти бюрократические препоны. Кроме того, внедрению препятствует топливное и энергетическое лобби. Впрочем, это тоже феномен у нас распространённый. Внедрение базальтовых конструкций тормозится металлургическим лобби, внедрение новых видов асфальтовых покрытий, не реагирующих на зимние перепады температур тормозится нашими долбаными мэрами, которые наваривают бешеные деньги на бесконечных ремонтах и так далее. Я правильно излагаю?
– Правильно. Однако, что за второй вопрос, который ты упомянул?
– Второй вопрос состоит в том, что все более или менее грамотные и вменяемые люди, хотя бы смутно, но помнят физику из средней школы. А имеющие инженерное или естественно-научное высшее образование помнят её даже несколько лучше. И вот из этих смутных воспоминаний одно из самых ярких – это закон сохранения энергии. А у тебя совершенно не ясно, откуда эта энергия на отопление берётся.
– Но я же пишу об этом ясно! Это следует из основных законов электродинамики…
– Юра, ну что ты несёшь?! Ну, кто знает эту твою электродинамику, кроме специалистов? Возьми, например, меня. Всё же у меня два полноценных университетских диплома. Один из них – Мехмата МГУ. Я доктор технических наук, как и ты. И некоторое время я проработал в системе Госкомитета по науке и технике, общался со специалистами многих отраслей. И то мне твоя электродинамика ничего не говорит!
– Это ничего не значит, может ты такой дремуче тупой.
– Да хрен с ним, тупой я, тупой!… Но, дружище, те, кто будет принимать решения по поводу твоей технологии, не умнее меня в области электродинамики. Объяснишь мне, значит, считай, объяснил и им.
– Ну, давай я тебе объясню с самого начала…
И Юрий начал излагать свою теорию строения Вселенной, а потом и концепцию своей оригинальной энергетической теории. Ларионов слушал с интересом. Будто читал интересную статью в журнале «Знание-сила». При этом он прекрасно понимал, что всё это совершенно не годится с точки зрения представления новой технологии. Всё-таки кое-чему за годы полудилетантского вращения в кругах политиков и политических журналистов он научился.
– Ты закончил, Юра? – спросил Пётр, видя, что Муравьев намерен сделать паузу.
– Не совсем…
– А ты заметил, сколько ты говорил?
– Нет.
– А жаль, дружище. Полчаса тебя никто из ответственных лиц слушать не будет!
Юра заметно погрустнел.
– Слушай, это очень важный вопрос, а у нас с тобой почти мозговой штурм. Поэтому давай зайдём с другой стороны. Согласен?
– Давай.
– Итак, я буду излагать тебе свою версию. А ты меня поправляй. Что представляет собой твоё изделие? Я считаю, что это один из вариантов, так называемого, теплового насоса. Подобного рода насосы способны брать энергию из окружающей среды и закачивать её в виде тепла в помещения, которые они призваны отапливать. На первый взгляд, это противоречит законам сохранения и второму началу термодинамики. Однако, это только на первый взгляд. Теорию тепловых насосов обосновал ещё в сороковых годах двадцатого века известный русский изобретатель Павел Кондратьевич Ощепков. Кстати, ряд воплощений этой идеи он запатентовал. Пока без проколов?
– В общем да, можно так сказать…
– Тогда продолжим. В отличие от тебя, Юра, Ощепков озаботился популярным объяснением своей теории. У него есть очень яркое сравнение, многое объясняющее дилетантам. Представим паровоз, который сжигая уголь, ведёт состав, в свою очередь гружёный углём. Этот процесс что, противоречит законам физики? Нет, мы его можем наблюдать в жизни много раз. Вернее, наблюдали во времена Ощепкова. Но, ведь паровоз использует энергию, относительно небольшую по сравнению с той, что заключена в угле, который он везёт. Так, тратя небольшую энергию, мы организовываем энергетический поток гораздо большей интенсивности. Причём, мы можем везти уголь из мест, где его не так много в место, где мы его уже накопили гораздо больше. Вот вам и принцип теплового насоса!
Пока понятно, без противоречий и нарушения логики?
– Вообще то да… Но, по-дилетантски как-то…
– Но ведь ты объясняешь именно дилетантам! А им и надо по-дилетантски. Однако у Ощепкова всё сводится к отнятию энергии у потока холодной воды с улицы. Что то вроде холодильника наоборот, где эта вода играет роль фреона. Иными словами, у изделий Ощепкова есть некое устройство, которое выступает в роли насоса. И есть поток энергии, который идёт по конкретному пути, по трубе с водой. А у тебя что является насосом?
– Насосом, если ты хочешь именно в таких терминах, у меня является второй контур в бойлерной. Вот ты греешь воду в котле, которая потом отдаёт тепло другой воде, идущей непосредственно на батареи.
– Так.
– Вот к этому котлу приварен ещё один контур. По нему гоняют воду из котла и обратно в котёл. Стоит маленький насосик, который и гоняет эту горячую воду. А по пути следования этой воды, внутри трубы, стоит наша вставка. Это наше ноу-хау. Потом ты резко опускаешь температуру в котле, и эта вставка начинает работать, она заставляет воду вновь нагреться до прежней температуры. Например, было девяносто градусов, стало пятьдесят. А потом, без привлечения дополнительного топлива, снова стало девяносто.
– Так, твоя вставка это и есть твоё ноу-хау. Колебания температуры – это пресловутый насос. Но откуда энергия?
– Энергия идёт из земли. Наша вставка заземлена.
– Ага, значит энергия электрическая. И её можно просто померить. Так, или не так?
Муравьев смутился.
– Видишь ли, если бы всё было так, то никаких объяснений и не требовалось бы. Но дело в том, что вокруг этого заземления создаётся магнитное поле, которое теоретически соответствовало бы по некоторым параметрам току, идущему из земли и тратящемуся на обогрев воды, но…
– Что но?
– Сам-то ток фиксируется. Правда, очень слабый. Так, на пальцах, я не объясню, но мы умеем мерить переменный ток, когда электроны перемещаются вдоль по проводнику туда сюда. А в нашем случае имеет место некая волна электронов, которые колеблются от одного края проводника к другому. Как если бы все электроны были связаны в некий шнур, и ты пускал волну по этому шнуру типа того, как иногда пускают волну вдоль детской скакалки, привязанной одним концом к столбу.
– Ты знаешь, Юра, мне понятно вполне. Материальный коридор транспорта энергии есть. Это твой провод. Кстати, если провод вдруг перерубить, установка перестаёт работать?
– Да.
– Это очень информативный момент, показывающий, что энергия каким-то образом действительно идёт по проводу. Итак, источник энергии тоже есть. Это земля. Механизм передачи энергии есть. Это некая волна. При этом, как и в случае со скакалкой, сам этот, условно говоря, «шнур электронов» не дёргается поступательно туда-сюда, как в случае переменного тока, а изгибается волнами. Перемещаются не электроны, а эта их волна. Кстати, так и в открытом море, волна перемещается, но сама вода вдоль волны не перемещается. А если и перемещается, то очень незначительно. Это и есть некий аналог зафиксированных вами малых токов. При этом морская волна несёт огромную энергию, на порядки большую, чем энергия слабого течения, вызванного волнами.
– Ох, Пётр, как же все это некорректно звучит!…
– Но, по сути, так?
– По сути, так. Но я бы это объяснял по-другому…
– Вот ты и объяснял, как мог. Но как видно, не столь убедительно. Потому что хотел быть понятным и специалистам, и дилетантам одновременно. А надо работать адресно. Специалистам одно, дилетантам другое. И эти объяснения надо давать в разных разделах сопроводительных документов. Так что, давай так, ты подрабатываешь все профессиональные вещи, а я просто держу в голове наш разговор, и если наш проект пойдёт, то беру на себя объяснения для высокопоставленных «не профессионалов».
Впрочем, мне кажется, что при случае надо напирать на успешные примеры применения. Особенно в Германии. У нас все знают, что немцы зря ничего у себя устанавливать не станут. Кстати, возвращаясь к практике, что особенно важное мы с тобою ещё не отметили?
– Стоимость энергии. Если в электроэнергетике и ЖКХ киловатт установленной мощности стоит от двух тысяч долларов до трёхсот долларов, то в наших установках он стоит один рубль.
– Это надо везде отмечать. Ты прав. Хотя, понятие установленной мощности тоже не всем известно. Дилетант может на слух спутать киловатт установленной мощности с киловатт-часом на счётчике. Это надо помнить. И быть готовым объяснить, что установленная мощность, это мощность электростанции. Кстати, и применяется этот термин в основном в электроэнергетике, а не в теплоснабжении…
– Ты, Пётр, придираешься к терминам…
– Ага, вот оно!… Сам в своей узкой специализации держишься за формальности, а немного забрался в близкие отрасли, так позволяешь себе некорректности. Нет уж, дружище! Будем, как говориться, взаимно терпимыми в мелочах. В конце концов, практика – критерий истины. А тебе, слава Богу, хватило предпринимательских и организаторских способностей, чтобы реализовать свою идею в нескольких успешно работающих изделиях без всяких теоретических дискуссий. Теперь настало время массового тиражирования. Тем более что мы имеем кровно заинтересованного в этом адресата.
– Кстати, Пётр, ты в случае успеха нашей затеи становишься завом по рекламе и пиару.
– Брось, Юра… Это не моё, а твоё детище. Мой интерес в этом деле чисто идейный. Я хочу помочь батьке Лукашенко на кривой козе объехать кремлёвских топливно-энергетических шантажистов. Тем более что у меня есть в загашнике ещё пара идей в развитие данной темы. Ну а ты, разумеется, получишь в результате реализации идеи некоторый профит. И это справедливо.
– Тогда действуй!… Я полностью доверяю тебе запуск проекта.
– Благодарю за доверие, – усмехнулся Ларионов.
Глава 4
Как у всякого политического журналиста и аналитика, у Ларионова были некие связи. В частности, в посольстве Республики Беларусь. После разговора с Юрием он подготовил соответствующее оформление предложений Муравьева и начал обзванивать своих знакомых из белорусского посольства. Увы, все они уже были на других должностях и в других странах. Однако его инициативы были замечены и ему предложили встретиться с весьма ответственным чиновником посольства.
В назначенный день и час Пётр с пакетом документов пришёл в здание на Маросейке. Признаться, он немного опасался исхода своего разговора. Ларионов много и плодотворно работал в разное время с белорусскими коллегами. Они всегда производили на него самое лучшее впечатление своей основательностью, обязательностью и дисциплинированностью. Все эти качества можно было в двух словах оценить как добротную консервативность.
Но наши недостатки суть продолжение наших достоинств. Для того чтобы оценить прорывную идею, нужно быть натурой достаточно раскованной. Немного даже раздолбайской. Это плохо сочетается с консервативностью в любом из её вариантов. Как то воспримет его инициативу высокопоставленный белорусский чиновник?
К счастью для Ларионова, его собеседник оказался неожиданно молод. Он был остроумен, жив и весел. Пётр сразу успокоился. Такого типа люди в принципе способны воспринимать прорывные идеи.
Впрочем, как он и ожидал, беседа вскоре свелась к двум вопросам, которые они поднимали при обсуждении с Муравьевым. Но если по проблеме невозможности внедрить прорывные идеи в России белорус оказался весьма осведомлённым, то по вопросу, как технология Муравьева соответствует элементарным законам физики, он был весьма въедлив.
Пётр, как можно более убедительно, украшая каждый свой тезис многочисленными примерами из истории техники, пытался показать собеседнику, что ничего сверхъестественного в технологии Муравьева нет. Напоследок он прибег к следующему аргументу.
– Николай Михайлович, я вижу, что лично вас я убедил. Более того, вы оценили экономическую и политическую перспективность данной технологии. И именно поэтому вы хотите быть более уверенным в обосновании своей позиции перед своими экспертами. Или я не прав?
Вместо ответа молодой дипломат искренне рассмеялся. Ободрённый такой реакцией, Ларионов продолжал.
– Я понимаю ваши сомнения. Но, если внимательно их проанализировать, привести, так сказать, к общему знаменателю, то выяснится, что они касаются, в основном, неких теоретических частностей. Разработчики вполне могут доказать, даже не апеллируя пока к самому мощному своему аргументу – практическому опыту, что их технология отнюдь не находится в вопиющих противоречиях с общепринятой теорией. Остаются, повторяюсь, некоторые частности.
Но эти частности не должны влиять на принятие политического решения. Приведу один пример из истории техники. К концу Первой мировой войны все воюющие страны, вместе взятые, производили сотни и даже тысячи самолётов в год. Однако полноценной теории винта ещё не существовало. Представьте себе, как глупо выглядели бы военные руководители этих стран, если бы отказались от производства и применения самолётов на этом основании. И ждали, например, начала 1920-х годов, когда Жуковский эту теорию наконец-то создал.
– Интересный аргумент. Впрочем, вы правы, меня вы почти убедили. И я лично обязательно прослежу судьбу вашей записки у наших ответственных товарищей.
– Тогда самый сильный аргумент практического характера под самый занавес, в порядке закрепления вашего личного впечатления. Обращу ваше внимание на экономический и производственный аспект внедрения…
– Я уже понял, что технология предельно проста.
– Она ещё и баснословно, именно баснословно, дешева! Если киловатт установленной мощности на энергоустановках стоит от 300 до 2000 долларов, то в рамках этой технологии киловатт стоит… один рубль! Почувствуйте разницу!
– Постойте, постойте, киловатт установленной мощности – понятие из области электроэнергетики…
Белорус впервые открыто проявил свою профессиональную осведомлённость в вопросе, дотоле дипломатично скрываемую.
– Да, но мы можем говорить и о киловатте тепловой энергии в установках теплоснабжения. Когда речь идёт о ТЭЦ, это вообще вполне приемлемо, ибо мы получаем и тепло и электроэнергию на одной и той же станции.
– Всё же, говоря о тепле, гораздо привычнее измерять его не в киловаттах а в килокалориях.
– Согласен. Но не в этом суть! И тепло и энергия могут быть в итоге оценены эквивалентно. Так вот, «наше» тепло или «наша» энергия дешевле традиционно получаемых тепла и энергии в среднем в тридцать тысяч раз.
– Впечатляет…
– Это не только впечатляет, это даёт и очень выигрышную для нас оценку риска принятия решения о массовом внедрении предлагаемых технологий. Поясню свою мысль. Допустим, наша технология вообще чудесна, но дорога. Тогда, принимая решение о её использовании, можно опасаться, что большие деньги будут потрачены впустую. В случае, если технология не сработает. Опасение этого риска, особенно в напряжённой экономической ситуации, вызовет известную насторожённость. Так?
– Разумеется.
– Но в нашем-то случае риска нет вообще! Вдумаемся, при текущей эксплуатации энергетики или ЖКХ в год заменяются около одного процента соответствующих фондов. Может быть, больше, может быть, меньше, но порядок цифр приблизительно таков. Говоря попросту, труб, котельных, насосных и т. д. То есть, допустим, чисто условно, у вас все эти фонды оценены в тридцать миллиардов долларов. Так вот, в год вы фактически строите новых объектов, взамен выбывших, как минимум на триста миллионов. А то и больше. Понятно излагаю?
– Пока, да.
– Так вот, чтобы полностью, я повторяю, полностью дооснастить все ваше ЖКХ предлагаемыми установками, то есть к «вашему» киловатту или килокалории прибавить одну «нашу», которая обходится в тридцать тысяч раз дешевле, потребуется всего один миллион долларов. Это в триста раз меньше, чем вы тратите на ежегодные ремонтные и регламентные работы в вашем ЖКХ. Это не та сумма, которой нельзя было бы рискнуть даже в очень напряжённой ситуации. Но… миллион долларов – и через полгода для теплообеспечения Белоруссии станет потребляться в два раза меньше стремительно дорожающих российских нефти и газа. И это сэкономит вам сотни миллионов долларов. Если не миллиарды.
– Это фантастика!
– Это реальность. Вернее, это может стать реальностью, если будет принято соответствующее решение. Все, замолкаю. Я выполнил свой гражданский и свой… родовой, что ли, национальный, долг. Больше я ничего не могу сделать. Остальное – в ваших руках.
Они попрощались очень тепло, почти дружески. Но, выйдя на улицу, Ларионов почувствовал вдруг дикую усталость. Пётр сделал все что мог. И эта исчерпанность своих возможностей выматывала гораздо больше, чем перспектива больших трудностей, большой работы или тяжёлой борьбы.
«Делай, что должно, и будь, что будет», – к месту вспомнил он завет средневековых рыцарей. Он усмехнулся про себя. Вот, сподобился в подлейшее время повести себя по-рыцарски. И даже не махая мечом.
А как хотелось бы… В чём-то, всё же, глубоко прав был друг Федя. Как хочется частенько просто физически почувствовать радость боя со злом и подлостью. И своими руками поставить точку в этом бою. Не доверив это дело никому другому, даже тому, кому веришь и симпатизируешь.
Да, пусть победа будет обеспечена в первую очередь интеллектуальным прорывом. Но точку надо ставить собственноручно. А иначе навек останется это чувство усталости. Парадоксальное чувство усталости от не сделанного.
Ларионову по жизни не часто, но приходилось всё же бывать в шикарных представительских помещениях. И поэтому ониксовые и малахитовые камины, серебро и позолоченная бронза в огромных количествах не вызывали у него удивления. Более того, он научился ценить в представительских помещениях именно скромность и элегантность. Эту тонкую грань, когда более простая обстановка не соответствовала бы статусу. Такое стремление к минимуму необходимой роскоши и умение достигать этот минимум, не переходя некоторой грани и не впадая в юродство, если вдуматься, гораздо выигрышнее характеризует конкретного руководителя, фирму или страну, нежели кричащее жирное варварское великолепие.
Смешно, но он больше всего боялся встретить у Президента Лукашенко именно эту советско-азиатскую роскошь. И был несказанно рад, что помещение, где происходила встреча, оказалось аристократически простым и элегантным.
Первый секретарь посольства Белоруссии в России сдержал своё слово. Он лично проследил путь записки Ларионова, и Петра Григорьевича пригласили в Минск. Сначала были встречи в соответствующей комиссии, созданной распоряжением Президента Белоруссии. Потом Муравьев с сотрудниками в считанные недели дооборудовали котельную одного из микрорайонов Минска в рамках проведения там летних регламентных работ. А потом последовало это приглашение на беседу с самим Александром Григорьевичем. Характерно, и, в общем-то, справедливо, что Муравьеву достались на откуп экономические возможности развития проекта. А Ларионову предстояло прикоснуться к возможностям политическим.
Лукашенко был прост и приветлив. Он был своим, и этим всё сказано. Ларионов в начале разговора с ним вспомнил, как его жена однажды ходила с ним на товарищеский хоккейный матч, где играл Лукашенко. Тогда Петра поразило, как его холодноватая супруга по-хулигански свистела и орала неистово «Саня, давай!». Было, значит, нечто в Александре Григорьевиче такое, что располагало к нему определённых людей. Голос крови, или ещё что-то.
– Я нахожу, что ваши предложения полностью себя оправдали, – убеждённо заявил Президент Белоруссии после первых слов необходимых при знакомстве и представлении. – Здесь даже нечего добавить. Но, насколько я знаю, этим предложением не исчерпываются ваши задумки.
– Это, строго говоря, не мои задумки. Данные технологии известны довольно давно. И, тем не менее… Что, собственно, Белоруссия достигает при полномасштабном внедрении изделий Муравьева? Сокращение потребления топлива на обеспечение теплом ЖКХ республики в два раза. Дальнейший шаг в этом направлении очевиден. И его сразу хочется сделать.
– Сократить затраты энергоносителей в электроэнергетике.
– Совершенно справедливо. И здесь есть две довольно простые и эффектные технологии. Первая, это турбины профессора Полетавкина. Принцип их работы, в отличие от технологии Муравьева, не вызовет вопросов у теоретиков.
– Знаете, Пётр Григорьевич, вы можете, как учёный обидеться, но я считаю, что теория должна помогать практике, а не мешать ей.
– Что вы, Александр Григорьевич, я тоже так считаю. Более того, я убеждён, что по-настоящему хорошая теория всегда, я подчёркиваю, всегда есть лучшее средство намного улучшить и облегчить практику. Дурная голова рукам покоя не даёт. А вот умная – даёт. К счастью, Муравьев оказался не только блестящим инженером. Он смог, в итоге, худо-бедно, но убедить и теоретиков, и управленцев и бизнесменов. Впрочем, я отвлёкся.
– Не волнуйтесь, Пётр Григорьевич, у нас достаточно времени для самого обстоятельного разговора. Так что, если находите нужным, можете отвлекаться.
Боже, до чего же он прост!… Нормальный мужик. Спасибо Богам, что хоть один такой прорвался к рычагам власти и может теперь использовать её для воплощения Божьего замысла.
– Спасибо.
– Не за что… – Лукашенко открыто улыбнулся.
– Тогда, в продолжение, так сказать, темы. Согласитесь, всё же, что несоответствие устоявшимся теоретическим представлениям сильно осложняет принятие решений при внедрении некой новой технологии.
– Пожалуй, да. Хотя в данных ситуациях теория всё же не является решающим фактором.
– А здесь и не надо, чтобы она была решающим фактором. Просто, ещё один аргумент в пользу отказа может быть той каплей, которая, в итоге, и повлияет на решение. Отрицательное решение. Но, в случае с теми технологиями, о которых я хочу рассказать, этого фактора нет. Теоретическая подоплёка данных технических решений предельно проста. В случае с турбинами Полетавкина – это впрыскивание воды в определённые части обычной тепловой турбины. Вода мгновенно испаряется, давление повышается, мощность растёт. Кстати, снижаются требования к некоторым узлам турбины. Ибо температура в районе лопаток падает. Они могут быть не такими тугоплавкими.
– Стандартный вопрос. Когда создана эта технология и почему не применялась до сих пор?
– Создана в начале 1960-х годов. Запатентована. Автора довели до инфаркта. Технологию забыли. Имеются данные, что без покупки соответствующей лицензии применяется в Англии на некоторых изделиях военного назначения. Ну, а почему всё так произошло, не мне судить. Видимо, было что-то изначально порочное в советской системе, чтобы подобные случаи повторялись с поразительной регулярностью. Впрочем, я плохо знаю соответствующую западную практику. Возможно, у них все аналогично. И тогда можно говорить уже о порочности, и даже тупиковости, всей нынешней цивилизации.
– Интересная мысль. Но вернёмся к нашей практике. Такие изделия надо ставить на новые объекты, как я понял. Так? И потом, не совсем понятно, зачем в паровую турбину ещё добавлять пара? Ведь турбины то у нас на электростанциях паровые. Или я что-то путаю?
– Нет, вы ничего не путаете. Технологию Полетавкина предполагается применять на газовых турбинах. Таких не так много. Но сейчас появилась тенденция к децентрализации электроэнергетики. То же объединение «Пермские моторы» успешно продаёт фактически некие увеличенные варианты авиационных двигателей. Извините, говорю довольно непрофессионально, но суть именно такова. Получается, что пермяки обеспечивают электростанциями посёлки или небольшие города, или конкретные заводы. Так вот, на изделиях подобного рода как раз очень эффектно применять те улучшения, что разработал Полетавкин.
В назначенный день и час Пётр с пакетом документов пришёл в здание на Маросейке. Признаться, он немного опасался исхода своего разговора. Ларионов много и плодотворно работал в разное время с белорусскими коллегами. Они всегда производили на него самое лучшее впечатление своей основательностью, обязательностью и дисциплинированностью. Все эти качества можно было в двух словах оценить как добротную консервативность.
Но наши недостатки суть продолжение наших достоинств. Для того чтобы оценить прорывную идею, нужно быть натурой достаточно раскованной. Немного даже раздолбайской. Это плохо сочетается с консервативностью в любом из её вариантов. Как то воспримет его инициативу высокопоставленный белорусский чиновник?
К счастью для Ларионова, его собеседник оказался неожиданно молод. Он был остроумен, жив и весел. Пётр сразу успокоился. Такого типа люди в принципе способны воспринимать прорывные идеи.
Впрочем, как он и ожидал, беседа вскоре свелась к двум вопросам, которые они поднимали при обсуждении с Муравьевым. Но если по проблеме невозможности внедрить прорывные идеи в России белорус оказался весьма осведомлённым, то по вопросу, как технология Муравьева соответствует элементарным законам физики, он был весьма въедлив.
Пётр, как можно более убедительно, украшая каждый свой тезис многочисленными примерами из истории техники, пытался показать собеседнику, что ничего сверхъестественного в технологии Муравьева нет. Напоследок он прибег к следующему аргументу.
– Николай Михайлович, я вижу, что лично вас я убедил. Более того, вы оценили экономическую и политическую перспективность данной технологии. И именно поэтому вы хотите быть более уверенным в обосновании своей позиции перед своими экспертами. Или я не прав?
Вместо ответа молодой дипломат искренне рассмеялся. Ободрённый такой реакцией, Ларионов продолжал.
– Я понимаю ваши сомнения. Но, если внимательно их проанализировать, привести, так сказать, к общему знаменателю, то выяснится, что они касаются, в основном, неких теоретических частностей. Разработчики вполне могут доказать, даже не апеллируя пока к самому мощному своему аргументу – практическому опыту, что их технология отнюдь не находится в вопиющих противоречиях с общепринятой теорией. Остаются, повторяюсь, некоторые частности.
Но эти частности не должны влиять на принятие политического решения. Приведу один пример из истории техники. К концу Первой мировой войны все воюющие страны, вместе взятые, производили сотни и даже тысячи самолётов в год. Однако полноценной теории винта ещё не существовало. Представьте себе, как глупо выглядели бы военные руководители этих стран, если бы отказались от производства и применения самолётов на этом основании. И ждали, например, начала 1920-х годов, когда Жуковский эту теорию наконец-то создал.
– Интересный аргумент. Впрочем, вы правы, меня вы почти убедили. И я лично обязательно прослежу судьбу вашей записки у наших ответственных товарищей.
– Тогда самый сильный аргумент практического характера под самый занавес, в порядке закрепления вашего личного впечатления. Обращу ваше внимание на экономический и производственный аспект внедрения…
– Я уже понял, что технология предельно проста.
– Она ещё и баснословно, именно баснословно, дешева! Если киловатт установленной мощности на энергоустановках стоит от 300 до 2000 долларов, то в рамках этой технологии киловатт стоит… один рубль! Почувствуйте разницу!
– Постойте, постойте, киловатт установленной мощности – понятие из области электроэнергетики…
Белорус впервые открыто проявил свою профессиональную осведомлённость в вопросе, дотоле дипломатично скрываемую.
– Да, но мы можем говорить и о киловатте тепловой энергии в установках теплоснабжения. Когда речь идёт о ТЭЦ, это вообще вполне приемлемо, ибо мы получаем и тепло и электроэнергию на одной и той же станции.
– Всё же, говоря о тепле, гораздо привычнее измерять его не в киловаттах а в килокалориях.
– Согласен. Но не в этом суть! И тепло и энергия могут быть в итоге оценены эквивалентно. Так вот, «наше» тепло или «наша» энергия дешевле традиционно получаемых тепла и энергии в среднем в тридцать тысяч раз.
– Впечатляет…
– Это не только впечатляет, это даёт и очень выигрышную для нас оценку риска принятия решения о массовом внедрении предлагаемых технологий. Поясню свою мысль. Допустим, наша технология вообще чудесна, но дорога. Тогда, принимая решение о её использовании, можно опасаться, что большие деньги будут потрачены впустую. В случае, если технология не сработает. Опасение этого риска, особенно в напряжённой экономической ситуации, вызовет известную насторожённость. Так?
– Разумеется.
– Но в нашем-то случае риска нет вообще! Вдумаемся, при текущей эксплуатации энергетики или ЖКХ в год заменяются около одного процента соответствующих фондов. Может быть, больше, может быть, меньше, но порядок цифр приблизительно таков. Говоря попросту, труб, котельных, насосных и т. д. То есть, допустим, чисто условно, у вас все эти фонды оценены в тридцать миллиардов долларов. Так вот, в год вы фактически строите новых объектов, взамен выбывших, как минимум на триста миллионов. А то и больше. Понятно излагаю?
– Пока, да.
– Так вот, чтобы полностью, я повторяю, полностью дооснастить все ваше ЖКХ предлагаемыми установками, то есть к «вашему» киловатту или килокалории прибавить одну «нашу», которая обходится в тридцать тысяч раз дешевле, потребуется всего один миллион долларов. Это в триста раз меньше, чем вы тратите на ежегодные ремонтные и регламентные работы в вашем ЖКХ. Это не та сумма, которой нельзя было бы рискнуть даже в очень напряжённой ситуации. Но… миллион долларов – и через полгода для теплообеспечения Белоруссии станет потребляться в два раза меньше стремительно дорожающих российских нефти и газа. И это сэкономит вам сотни миллионов долларов. Если не миллиарды.
– Это фантастика!
– Это реальность. Вернее, это может стать реальностью, если будет принято соответствующее решение. Все, замолкаю. Я выполнил свой гражданский и свой… родовой, что ли, национальный, долг. Больше я ничего не могу сделать. Остальное – в ваших руках.
Они попрощались очень тепло, почти дружески. Но, выйдя на улицу, Ларионов почувствовал вдруг дикую усталость. Пётр сделал все что мог. И эта исчерпанность своих возможностей выматывала гораздо больше, чем перспектива больших трудностей, большой работы или тяжёлой борьбы.
«Делай, что должно, и будь, что будет», – к месту вспомнил он завет средневековых рыцарей. Он усмехнулся про себя. Вот, сподобился в подлейшее время повести себя по-рыцарски. И даже не махая мечом.
А как хотелось бы… В чём-то, всё же, глубоко прав был друг Федя. Как хочется частенько просто физически почувствовать радость боя со злом и подлостью. И своими руками поставить точку в этом бою. Не доверив это дело никому другому, даже тому, кому веришь и симпатизируешь.
Да, пусть победа будет обеспечена в первую очередь интеллектуальным прорывом. Но точку надо ставить собственноручно. А иначе навек останется это чувство усталости. Парадоксальное чувство усталости от не сделанного.
Ларионову по жизни не часто, но приходилось всё же бывать в шикарных представительских помещениях. И поэтому ониксовые и малахитовые камины, серебро и позолоченная бронза в огромных количествах не вызывали у него удивления. Более того, он научился ценить в представительских помещениях именно скромность и элегантность. Эту тонкую грань, когда более простая обстановка не соответствовала бы статусу. Такое стремление к минимуму необходимой роскоши и умение достигать этот минимум, не переходя некоторой грани и не впадая в юродство, если вдуматься, гораздо выигрышнее характеризует конкретного руководителя, фирму или страну, нежели кричащее жирное варварское великолепие.
Смешно, но он больше всего боялся встретить у Президента Лукашенко именно эту советско-азиатскую роскошь. И был несказанно рад, что помещение, где происходила встреча, оказалось аристократически простым и элегантным.
Первый секретарь посольства Белоруссии в России сдержал своё слово. Он лично проследил путь записки Ларионова, и Петра Григорьевича пригласили в Минск. Сначала были встречи в соответствующей комиссии, созданной распоряжением Президента Белоруссии. Потом Муравьев с сотрудниками в считанные недели дооборудовали котельную одного из микрорайонов Минска в рамках проведения там летних регламентных работ. А потом последовало это приглашение на беседу с самим Александром Григорьевичем. Характерно, и, в общем-то, справедливо, что Муравьеву достались на откуп экономические возможности развития проекта. А Ларионову предстояло прикоснуться к возможностям политическим.
Лукашенко был прост и приветлив. Он был своим, и этим всё сказано. Ларионов в начале разговора с ним вспомнил, как его жена однажды ходила с ним на товарищеский хоккейный матч, где играл Лукашенко. Тогда Петра поразило, как его холодноватая супруга по-хулигански свистела и орала неистово «Саня, давай!». Было, значит, нечто в Александре Григорьевиче такое, что располагало к нему определённых людей. Голос крови, или ещё что-то.
– Я нахожу, что ваши предложения полностью себя оправдали, – убеждённо заявил Президент Белоруссии после первых слов необходимых при знакомстве и представлении. – Здесь даже нечего добавить. Но, насколько я знаю, этим предложением не исчерпываются ваши задумки.
– Это, строго говоря, не мои задумки. Данные технологии известны довольно давно. И, тем не менее… Что, собственно, Белоруссия достигает при полномасштабном внедрении изделий Муравьева? Сокращение потребления топлива на обеспечение теплом ЖКХ республики в два раза. Дальнейший шаг в этом направлении очевиден. И его сразу хочется сделать.
– Сократить затраты энергоносителей в электроэнергетике.
– Совершенно справедливо. И здесь есть две довольно простые и эффектные технологии. Первая, это турбины профессора Полетавкина. Принцип их работы, в отличие от технологии Муравьева, не вызовет вопросов у теоретиков.
– Знаете, Пётр Григорьевич, вы можете, как учёный обидеться, но я считаю, что теория должна помогать практике, а не мешать ей.
– Что вы, Александр Григорьевич, я тоже так считаю. Более того, я убеждён, что по-настоящему хорошая теория всегда, я подчёркиваю, всегда есть лучшее средство намного улучшить и облегчить практику. Дурная голова рукам покоя не даёт. А вот умная – даёт. К счастью, Муравьев оказался не только блестящим инженером. Он смог, в итоге, худо-бедно, но убедить и теоретиков, и управленцев и бизнесменов. Впрочем, я отвлёкся.
– Не волнуйтесь, Пётр Григорьевич, у нас достаточно времени для самого обстоятельного разговора. Так что, если находите нужным, можете отвлекаться.
Боже, до чего же он прост!… Нормальный мужик. Спасибо Богам, что хоть один такой прорвался к рычагам власти и может теперь использовать её для воплощения Божьего замысла.
– Спасибо.
– Не за что… – Лукашенко открыто улыбнулся.
– Тогда, в продолжение, так сказать, темы. Согласитесь, всё же, что несоответствие устоявшимся теоретическим представлениям сильно осложняет принятие решений при внедрении некой новой технологии.
– Пожалуй, да. Хотя в данных ситуациях теория всё же не является решающим фактором.
– А здесь и не надо, чтобы она была решающим фактором. Просто, ещё один аргумент в пользу отказа может быть той каплей, которая, в итоге, и повлияет на решение. Отрицательное решение. Но, в случае с теми технологиями, о которых я хочу рассказать, этого фактора нет. Теоретическая подоплёка данных технических решений предельно проста. В случае с турбинами Полетавкина – это впрыскивание воды в определённые части обычной тепловой турбины. Вода мгновенно испаряется, давление повышается, мощность растёт. Кстати, снижаются требования к некоторым узлам турбины. Ибо температура в районе лопаток падает. Они могут быть не такими тугоплавкими.
– Стандартный вопрос. Когда создана эта технология и почему не применялась до сих пор?
– Создана в начале 1960-х годов. Запатентована. Автора довели до инфаркта. Технологию забыли. Имеются данные, что без покупки соответствующей лицензии применяется в Англии на некоторых изделиях военного назначения. Ну, а почему всё так произошло, не мне судить. Видимо, было что-то изначально порочное в советской системе, чтобы подобные случаи повторялись с поразительной регулярностью. Впрочем, я плохо знаю соответствующую западную практику. Возможно, у них все аналогично. И тогда можно говорить уже о порочности, и даже тупиковости, всей нынешней цивилизации.
– Интересная мысль. Но вернёмся к нашей практике. Такие изделия надо ставить на новые объекты, как я понял. Так? И потом, не совсем понятно, зачем в паровую турбину ещё добавлять пара? Ведь турбины то у нас на электростанциях паровые. Или я что-то путаю?
– Нет, вы ничего не путаете. Технологию Полетавкина предполагается применять на газовых турбинах. Таких не так много. Но сейчас появилась тенденция к децентрализации электроэнергетики. То же объединение «Пермские моторы» успешно продаёт фактически некие увеличенные варианты авиационных двигателей. Извините, говорю довольно непрофессионально, но суть именно такова. Получается, что пермяки обеспечивают электростанциями посёлки или небольшие города, или конкретные заводы. Так вот, на изделиях подобного рода как раз очень эффектно применять те улучшения, что разработал Полетавкин.