Страница:
И мне почему-то кажется, что вы очень заняты сегодня. Так что лучше бы вам отправиться по своим делам.
В ущелье звенит ручей, не видим небрежным взорам.
Кто не слушает мудрых речей, под вечер погибнет с позором.
Носатый немного растерялся. «Если никто не поддержит моего выпада, – подумал профессор, – он сейчас оправится от растерянности и останется, и уйти придётся мне. В конце концов, невозможно начинать серьёзные дела в присутствии чёрт знает кого». Из задумчивости профессора вывела реплика Вадима.
– Витюша, действительно, шёл бы ты по своим делам.
Вадима поддержал Алекс и ещё пара ребят.
Пытаясь сохранит достоинство, носатый вышел.
– Возможно, я погорячился, но в данном случае лучше перебдить чем недобдить. Тем более, мы ещё не знаем, насколько серьёзно положение иных участников нашей сегодняшней встречи. И впредь, ребята, не стоит в кризисной ситуации приводить новых людей. Ну что, вы к разбору полётов готовы?
– Да, – ответил за всех Алекс.
– Ребята, вам, наверное, интуитивно понятно, что это наша последняя лекция. После неё мы либо расстанемся, либо наши встречи будут проходить в ином формате. Впрочем, об этом потом. А пока я попытаюсь затронуть как можно широкий круг вопросов, связанных с событиями, в которых мы все участвовали.
Итак, стоит ли бить чёрных? Или, ещё шире, стоит ли с ними бороться? Разумеется, стоит. Запомните, чёрные сейчас – главная угроза русским. Это многие понимают на уровне эмоций, но далеко не все могут объяснить.
Между тем, что, например, более всего возмущает нас с вами?
– То, что русский народ грабят и держат в нищете, – сказали сразу несколько ребят почти одновременно.
– А кто грабит больше всего?
– Олигархи, – уверенно сказал Вадим.
– Ошибаешься, Вадим, – ответил профессор. На самом трудном для народа начальном этапе реформ, в 1992 и 1993 году, в страны СНГ было безвозмездно перекачано из России ценностей на 45 миллиардов долларов в год, а на Запад реформаторами, ставшими потом олигархами, 25-35 миллиардов в год. Так что наши чёрные братья грабили нас почти в два раза интенсивнее, чем еврейские олигархи и американские агенты в ельцинском правительстве вместе взятые. 72% безумной инфляции 1992 года было обусловлено безвозмездным доением России странами СНГ.
К этому стоит добавить наши милые автономии. Их бюджеты, в среднем, больше чем наполовину формировались за счёт федеральных средств, то есть за счёт русских областей. При этом сами они федеральных налогов почти не платили. Смешно, но Москва за счёт своих русских подданных кормила даже мятежную Чечню, которая вообще ничего не платила в бюджет, но получала 76% своего собственного бюджета из Москвы.
– И что же, так продолжается до сих пор? – спросили из зала.
– Не совсем так. К середине 1990-х годов олигархи и чёрные из СНГ сравнялись в интенсивности грабежа русского народа. Олигархи безвозмездно вывозили из России по 16-18 миллиардов долларов в год, а чёрные из СНГ – около 12 миллиардов. Но ведь были ещё и паразиты из автономий. Если посчитать и их усилия по нашему ограблению, то мы получим примерно равный объем грабежа русских.
– Так значит, меньше стали грабить по сравнению с началом 90-х? Тогда в сумме на 80 миллиардов, а теперь всего– то на 30.
– Прекрасно, что вы так внимательно меня слушаете. Но, во-первых, я бы предпочёл, чтобы Россию вообще не грабили. А во-вторых, к сожалению, с 1999 года, то есть с приходом нынешнего главы Кремля во власть, обстановка по сравнению с серединой 1990-х годов неуклонно ухудшается. Олигархи по-прежнему вывозят по 16-18 миллиардов, долларов, разумеется. А грабёж чёрных нарастает. Хотя теперь о нём можно судить только по косвенным данным.
Например, нынешний глава Кремля сам как-то признал, что только в Азербайджан и только по частным каналам вывозится 8 миллиардов долларов в год. Но ведь есть ещё и неэквивалентный обмен, есть всякая помощь и т. д. и т. п. И потом, не один Азербайджан сидит у нас на шее. Так что, я думаю сейчас чёрные доят Россию примерно на 20-22 миллиарда долларов в год. То есть, гораздо интенсивнее, чем еврейские олигархи. А если добавить сюда ещё и автономии, то картина станет только ещё более контрастной. И Россия сейчас теряет уже не 30, как в 1998, а 40 и больше миллиардов долларов в год.
Но, коллеги, обратите внимание, олигархи, в отличие от чёрных, не загаживают наши города, не отнимают у русских наиболее доходные места работы на среднем и низовом уровне, не насилуют наших женщин и не убивают наших солдат в Чечне или Таджикистане. Да что далеко ходить. Всем известно, что азербайджанская мафия скупает на корню все товары и взвинчивает цены на московских рынках в 2-2,5 раза. А бешеный рост цен на квартиры в Москве обусловлен тем, что имеется повышенный спрос на них. Но спрос не от нас, коренных москвичей, а все от тех же выходцев с Кавказа и Азии. Но в первую очередь всё же с Кавказа.
Уберите сейчас чернозадых из Москвы, и цены на рынках упадут в два раза. Так же упадут цены и на недвижимость. Так что, чёрные – самые большие враги России. Они не дают нашему народу подняться с колен, накопить силы для проведения более самостоятельной политики вовне, и для модернизации производства внутри страны.
А главный союзник чёрных – это так называемые патриоты-государственники во власти. Они упрямо заставляют нас жить вместе, с этой оравой паразитов из СНГ и Кавказа.
– Но, что же тогда делать? Почему же вы сами отговаривали нас от того, чтобы бить чёрных?
– А их бей не бей, без изменения политической линии, без радикальной корректировки политической модели вы их не выведите. Тараканов не давят поодиночке.
– А вам не кажется, что такая корректировка приведёт к развалу России?
– А что бы вы предпочли, питаться помоями из большого грязного корыта, стоящего на огромном загаженном столе, или есть небольшую порцию деликатесов за маленьким, аккуратно сервированным столиком? Мысль понятна? Белоруссия, например, не ахти какая большая и не имеет природных ресурсов. Но простой народ там не голодает как в России, наука и промышленность не развалена. Валовый продукт на душу населения немного, но больше.
Я откровенно говорю, что предпочёл бы видеть на территории России ещё хотя бы пару таких стран, как Белоруссия. Тогда, соединившись, эти страны вместе с той же Белоруссией в итоге смогли бы отвоевать, или захватить, или объединить в одну страну большую часть нынешней России. Разумеется, оставив черным их Кавказ, отказавшись, наконец, от связей с паразитами из СНГ, и, естественно, выгнав всех чёрных из нашей белой страны.
Знаете, мне очень нравится название Белоруссии. Как это прекрасно – Белая Русь. Белая, без чёрных паразитов.
И на этом месте, я хотел бы сделать паузу. Я примерно представляю ваши убеждения и ваши идеалы. Но, не обижайтесь, в ваших идеалах изрядно сумбура и противоречий. Вы, например, ещё не совсем чётко понимаете, что народ, страна и государство – это разные понятия. И интересы этих субъектов могут радикально различаться. Как, например, в нынешней России.
Только взорвав к чёрту это паразитическое государство, мы спасём русский народ. Пусть даже существовать он будет на меньшей территории. Но мне на это наплевать. Я националист, а не патриот.
– А как же национал-патриоты?
– Это вруны или болваны. Не может в современной, чужой нам России, быть патриотом русский националист. Сам российский президент сказал, что, те, кто говорит «Россия для русских» – идиоты и провокаторы. Ну, а мы должны ему ответить, что Россия не для русских нам не нужна. Тем более не нужна нам Россия без русских.
Да…сь она сдохни, – перешёл на матерный сленг профессор.
– Но, к делу. Итак, я спрашиваю у вас, чего вы хотите? Быть пешками в руках патриотических политиканов, реально оставаться жертвами чёрной мрази, или бороться за процветание русской нации?
В аудитории повисло напряжённое молчание. Никто не хотел первым сказать слова, которые могли оказаться роковыми.
– Я не тороплю вас, ребята. И не предлагаю немедленно становиться национальными революционерами или подпольщиками. Просто вы определяйтесь, чего вы хотите. В конце концов, вы пригласили меня прочитать вам курс лекций по истории цивилизации. Мы этот курс закончили. В конце его возникла потребность рассмотреть расовые и этнические, я бы даже сказал, антропологические аспекты цивилизационной эволюции. Так случилось, что эти теоретические изыски по времени совпали с вашей же собственной политической активностью определённого толка.
Теоретически я разъяснил вам эти вопросы. И вы сами можете сделать соответствующие выводы. Дальнейшее наше общение на ниве теории исчерпало себя. Помогать же вам делать бесполезные глупости я не желаю, даже как теоретик и аналитик. Но если вы разделяете мои стратегические идеалы, рациональность и целесообразность которых я вам объяснил, надеюсь, то мы займёмся… Нет, господа, не формированием подпольной организации национальных революционеров. А лишь дальнейшим прояснением идеологических вопросов, вам пока неясных.
– Непонятно, Вячеслав Иванович, – хмуро сказал Вадим. – То вы говорите, что теоретические разговоры себя исчерпали, а то критикуете нас за практическую активность. То намекаете на какую-то, – Вадим запнулся, подбирая слова, – клятву верности, что ли. То снова предлагаете что-то разъяснять теоретически. Клятва верности не нужна для того, чтобы говорить о теории.
– Возможно, это моя недоработка, – ответил профессор. – Поясню ещё раз. Чем, по моему мнению, стоит заниматься даже не вам, но самым политически активным русским людям вашего социального слоя и вашей возрастной группы.
Во-первых, надо определиться чего вы хотите по самому большому счёту. Чем вы готовы при этом жертвовать, ибо побед без жертв не бывает.
Во-вторых, выбрав цели, нужно теоретически подковаться, но уже осознанно и целенаправленно. Чтобы каждый знал свой манёвр и мог определить своё поведение даже в одиночку. Даже потеряв на время связь с товарищами. Опять же повторяю, бороться за свои идеалы можно по-разному. Любое действие в поддержку своих – это вклад в борьбу за наши общие цели… Отличи своего от чужого… Помоги своему не в политике, а просто по жизни… Купи одну газету или книгу, и раскритикуй другую в кругу своих аполитичных знакомых… И так далее и тому подобное.
В-третьих, если вы всё же решили бороться более активно, то сначала займитесь чёткой проработкой своей деятельности. Разведкой, обеспечением, ну и всем тому подобным. Главное на этом пути – избежать шаблонов, использовать свои эксклюзивные возможности, перевести противоборство в плоскость, где у противника нет соответствующих сил и средств.
В данном аспекте уместно напомнить известное боксёрское правило: нокаутирующим бывает только тот удар, который противник не видит.
После этой реплики Вадим несколько оживился, и его оживление передалось другим. Напряжённое оцепенение немного спало. Тем не менее, никто не был готов определиться с ответом. Странно, – подумал профессор, вчера они готовы были рисковать если не шкурой, то, во всяком случае, свободой и благополучием, а сегодня бояться всего лишь сказать самим себе, чего же они хотят.
Вот такие у нас самые политически активные молодые люди… Тратить уйму времени на участие в различных действах, и при этом даже не знать, зачем они это делают… Может, правильно говорят, что они всего лишь тусуются? Но не на почве поклонения року или кантри, а на почве игры в политику. И, как футбольные фанаты готовы драться с фанатами других клубов и ментами, так и молодые русские националисты готовы «махаться» с чёрными и теми же ментами. Глупо, как все глупо…
Все…Пора заканчивать эту напрасную трату времени. На гриве не удержался, на хвосте не удержишься. Увы, мой народ обречён… У него нет внутреннего побуждения не только к борьбе за своё процветание, но и к элементарному выживанию… Да и собственная жизнь уже перевалила зенит. Наверное, это к с частью, что я умру раньше, чем мой народ и моя страна… Да, собственно, и жить– то не хочется… Скучно, неинтересно, бесперспективно… Боишься не самой смерти, а предсмертных мук. Эх, заснуть бы и не проснуться…
– Я хочу и готов бороться, – решительно вскинулся неувязный Ваня, пребывавший до этого в оцепенении. – И мне наплевать, что станет с этой страной…
– Государством, – мягко поправил профессор.
– Да, государством. Но… Да о чём мы здесь треплем. Это же… Это ясно должно быть каждому. Кто хочет… Тот…
– Короче, мальчики направо, девочки налево, – с ехидной, даже глумливой, улыбкой сказал Алекс. – Здесь много моих родных маевцев. Я за студентов МАИ ручаюсь. Остальные, я думаю по желанию…
– Давайте так, – сказал профессор. – Ваню я сейчас возьму с собой на своё ранчо (так профессор называл свой загородный дом за пределами Московской области). Алекс и Вадим?
– Да, сказал Вадим. И я.
– Итак, Алекс и Вадим собирают тех, кто согласен продолжать наше… общение. Я думаю, что к этому готовы не все. Но точно не могу определить, сколько нас соберётся. Давайте так, если будет больше девяти, считая Алекса и Вадима, то структурируемся. Разобьёмся на тройки, что ли…
Короче, семь, максимум девять человек…Собираемся и обсуждаем организационно-технические аспекты, продолжения наших… теоретических семинаров. Что, где, когда, в каком формате и тому подобные вопросы.
– Где собираемся? – спросил Алекс.
– Это мы решим с тобой в рабочем порядке.
Глава 6
После аномально мерзкой, даже по российским меркам, зимы, весна выдалась чудная. Так и хотелось процитировать Высоцкого: «И наградой за ночи отчаянья станет вечный полярный день». Воздух теплел с каждым днём. Не было даже намёка на паузы или, тем более, возвращение холодов. Горы снега (а прошедшая зима была исключительно многоснежной) стремительно таяли.
Профессор смотрел на остатки снега с неким подобием злорадства. Наверное, так же смотрит полководец на добиваемую окружённую группировку некогда сильного и опасного врага. «Тебе конец, конец!» – пела душа при взгляде на последний островок грязноватого, рыхлого и даже совсем не холодного снега, видного с террасы его загородного дома.
Стоял тихий тёплый вечер. Необычайно лёгкий воздух весь был наполнен искрящимся рыжим закатным светом. Казалось, что в пространстве висит тонкая золотая пыльца, покрывая все предметы. Золотой отсвет был даже на тёмном и тусклом – ветках старых яблонь, ржавой железной бочке, сваленных возле забора обрезках старого бруса. Хотя это было, разумеется, не так. Никакой пыльцы не было и в помине. Свежая влажная земля ещё не могла дать ни пылинки.
Как это у иудо-христиан: «В человецех благоговение». Впрочем, цитата из чужой, написанной далеко от Руси, книги никогда не передаст эмоций человека севера. «Каждому – своё», – гораздо более подходит для нас. Это мы терпели холода и это, кажется, навечно посеревшее небо. И только мы можем так радоваться ясному небу и лёгкому теплу.
Было очевидно, что чувства профессора разделяли девять сидевших за столом молодых людей. Даже выражение их, столь разных, лиц было в чём-то одинаковым. Что значит свои, – подумал профессор. Да, наконец-то свои. Наконец-то вместе.
– Вы как в воду глядели, – заметил Алекс, несколько растягивая слова и с неопределённой полуулыбкой. – Никаких троек не понадобилось. Ровно девять.
– Девять – вместе с Ваней. Так что, вас приехало только восемь. Впрочем, ошибка в пятнадцать процентов при оценке социальных систем не столь велика. Итак, начнём. Но сначала о текущем моменте. Ваню не ищут?
– Нет, – ответил Вадим. – Хотя ментяры по общаге прошли капитально. Какие-то наводки у них явно были.
– Ещё бы. На рынке наверняка были спрятаны телекамеры.
– Да, шум стоит по всей Москве, – продолжил Алекс. – Давно так долго не пиарили Адольфа Алоизовича. Теперь не каждый знает, когда родился дедушка Ленин, а тем более отец народов Сталин. Но день рождения Гитлера уже знают даже маньячные бабки.
– Эх, Алекс, тебе это надо? – вздохнул профессор. – И всё же, что о Ване?
– К счастью, никто из азеров не сдох, – сказал Вадим.
– Плохо работал Ваня! – поддал чёрного юмора подвижный голубоглазый парень.
Ваня глянул на него исподлобья и мрачно промолчал.
– Один средневековый епископ мудро сказал: «Не люблю, когда бьют острым по тупым головам», – заметил профессор. – Это должно стать нашим девизом. Потом, мне кажется, что не один Ваня там работал. И этот, с позволения сказать, упрёк – не ему.
– Так мы били не острым, – съегозил любитель чёрного юмора.
– Не все так гладко, – серьёзно заметил Вадим. – Там как минимум десяток могут претендовать на тяжкие телесные повреждения. И на Ваню явно что-то было. Судя по всему, он черножопым запомнился. Хорошо, что он не появлялся в общаге эти десять дней. А то бы его непременно вычислили.
– Расслабляться всё равно рано. Какие могут быть угрозы для Вани, да и для всех присутствующих?
– Из наших, к счастью, никто не попался, – сказал Вадим. – Зато один парень сам получил от азеров и теперь в реанимации. Косит под случайно пострадавшего. Дикие скины, бывшие с нами, знали в основном меня. А Ваня вообще в нашей тусовке, а тем более на такой акции, впервые. Его, считайте, никто, кроме меня, и не знал. Однако, многие из «диких» попались. Но, надеюсь, меня не выдадут. Тем более, что я сам в основном руководил, а не махался. В случае чего – отбрешемся.
Вадим говорил предельно откровенно и по-деловому. Его не интересовало, как будет воспринята его реплика другими. Это очень понравилось профессору. Однако, при этих словах пара ребят со скрытым, возможно даже, невольным, неодобрением покосились на Вадима.
– Дай то Бог, – промолвил профессор. И, заметив косые взгляды в сторону Вадима, поспешил добавить.
– Не стоит порицать товарища за то, что он прикрывал вам спину, обеспечивал координацию действий, и, как оказалось, успешный отход. Отвыкайте от дешёвого пацанства, коллеги. Ну а у ваших, Алекс, как дела?
– Наши, в основном, прорвались. Задымили весь рынок и ушли к лесу. Я успел снабдить гномов дымовухами, по вашему совету.
– Алекс, поточнее. Что значит «в основном»?
– Конкретно попался только один. Но он был в более или менее цивильном. И теперь отбрёхивается. Кроме того, у него папа непростой. Так что, скорее всего, отмажет. И уж во всяком случае, не в его интересах кого-нибудь выдавать.
– А сам то как, – спросил профессор?
– Сам ничего. Во-первых, лицо у меня было измазано по самое не могу. Во-вторых, я корреспондент двух газет, и к тому же помощник депутата Госдумы из комитета по делам молодёжи. В случае чего, я просто наблюдал. По долгу, так сказать, службы.
– Молодец, – уважительно посмотрел на него профессор. И повторил, – молодец.
– Кстати, Вячеслав Иванович, а вот что бы вы сделали на нашем месте?
– Я бы на вашем месте не начинал эту акцию.
– А всё-таки, если бы было, ну, очень надо.
– Тогда давайте с самого начала. Что нам по большому счёту надо – плечи молодецкие размять, сыграть в мазохистов и пострадать в ментовке, пропиарить покойного Адольфа Алоизовича или нечто другое?
Ребята задумались. Действительно, что им всё-таки было надо?
– Надо отомстить азерам и другим черножопым, – резко сказал дотоле молчавший Ваня.
– Как гипотеза годиться, – сказал профессор. – Отомстить. За Свету (он уже был в курсе Ваниной драмы), за вздутые цены на московских рынках, за недоступность для нас московского жилья. Годиться, – повторил он. – Но, что значит отомстить? Это значит нанести урон. Максимальный. Но при нанесении урона могут пострадать третьи лица. Например, я сейчас теоретизирую, мы уничтожим все азерские рынки вместе с чёрными торгашами. И нашим землякам негде будет покупать соответствующую продукцию.
– Пусть покупают на казачьем рынке, – заметил худощавый парень с бледным несколько вытянутым, благородным лицом. Он напоминал юного графа из старомодных романов. Пепельный блондин, глаза светло-карие. Тонкие пальцы, изящество в каждом жесте. И, сквозящая в чётких, скупых движениях, внутренняя твёрдость. Парня звали Женей.
– В конце концов, – продолжал Женя, – «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идёт на бой». Если это быдло неспособно организовать бойкот черным спекулянтам, то пусть немного пострадает от временного насильственного закрытия кавказских рынков.
– Замётано, – сказал профессор. – Цель определена, возможные издержки оговорены. Девиз, надеюсь, не забыли: «Не люблю когда бьют острым по тупым головам». Теперь – мозговой штурм. Но, сначала один эпизод…
– Впрочем, не перейти ли нам в гостиную, господа? На дворе уже изрядно посвежело.
Профессор обожал резкую смену манеры общения. Он любил ошарашивать контрагентов чередованием рафинированной академичности и площадного мата, литературной стилизации и хулиганского сленга. Сейчас же общество Жени способствовало возвышенному стилю.
В просторной гостиной большого профессорского дома, что массивным утёсом высился на окраине довольно маленькой деревни в ста пятидесяти километрах от Москвы, было тепло и уютно. Ребята собрались за длинным столом светлого дерева, посреди которого стоял большой чайник и блюдо с бутербродами. Обстановка была самая, что ни на есть, душевная.
– Итак, коллеги, как я и обещал, эпизод из жизни далёкого бразильского штата Мату-Гросу. Некий грузовик вёз некое вещество и потерял совсем небольшую часть своего груза. Буквально несколько грамм.
Так вот, чтобы очистить территорию, потребовалось срыть многие десятки километров дорог в округе на глубину, не менее, чем на полметра и переселить пару дюжин посёлков. Кроме того, погибло три человека. А уж покалечилось…
Итак, господа, что это был за груз?
Многие из присутствующих смотрели удивлённо. Молчание прервал Ваня.
– Смотря, сколько потеряли. Если совсем мало, то, скорее всего, плутоний. Если побольше, то, наверное, цезий сто тридцать семь.
– Ваня, как всегда прав, – заметил профессор.
Ребята зашевелились. Любитель чёрного юмора радостно захохотал.
– Продолжить мысль? – спросил профессор. И не услышав ответа, заговорил снова.
– Итак, господа, если бы мне надо было сделать большую подляну господам черножопым спекулянтам, я бы потерял немного соответствующего порошочка на их рынке. А потом позвонил бы в МЧС из телефона-автомата, продублировав свой звонок в пару газет и информагентств. К вечеру бы бульдозеры срывали этот рынок с лица земли, а все товары везли бы в специальные хранилища для уничтожения.
И если бы господа черножопые и их московские покровители не вняли, через пару недель бульдозеры бы срывали другой рынок. И так до победы.
– Но где мы добудем соответствующие материалы? – спросил Алекс.
– Вот вопрос профессионала, не мучимого гуманитарными предрассудками! Возьмём там, где он есть. И где будут работать наши соратники по борьбе. Ибо мы будем, помимо всего прочего, работать со студентами и выпускниками соответствующих ВУЗов.
Ваня пристально посмотрел на профессора.
– Некоторые наши тоже по этой части.
– Чудесно. Вот это я и имел в виду, когда говорил о своих методах борьбы. Никаких мордобитий, никаких демонстраций, никаких дискуссий и участия в выборах…
– Ну, уж совсем без выборов нельзя, – возразил Алекс.
– Алекс, дорогой, не путай зарабатывание денег на выборных кампаниях и политическую работу. Деньги можешь зарабатывать любыми способами. В том числе и этим. Ничем другим участие в выборном фарсе для нас не интересно.
– А теперь пора определиться… – Профессор затянул паузу.
– Что мы будем делать? – встрял подвижный паренёк, любитель чёрного юмора, которого профессор про себя называл «юмористом».
– А вот и не угадал, – засмеялся профессор. – Определимся с тем, чего мы делать не будем. Мы не будем даже пытаться создавать партию. Мы не будем участвовать в различных демонстрациях и пикетах для того, чтобы лишний раз засветиться в СМИ. Мы не будем участвовать в выборах, во всяком случае, до определённого момента. Мы не будем привлекать молодёжь через спортивные и, тем более, военно-спортивные структуры. Мы не будем сотрудничать с силовиками, в надежде получить крышу. Это понятно, почему, или объяснить?
– Наверное, понятно станет потом, но всё же один предварительный вопрос. Можно? – спросил Вадим.
– Пожалуйста.
– Почему вы против спорта?
– Я не против спорта, дружище. И ты наверное успел понять, что мы с тобою в наших спортивных увлечениях близки. Более того, все мы должны, несмотря на занятость, стараться поддерживать себя в приличной спортивной форме. Но привлекать молодёжь к нашему делу через спорт нецелесообразно. Ты сам прекрасно знаешь, Вадим, что иногда ребятки просто хотят потренироваться, а не принять участие в политической борьбе. Сейчас тренировки стоят денег. Вот пусть, если хотят тренироваться, платят деньги и ходят в ближайший спортклуб. Нам нужны идейные бойцы, а не любители на халяву получить некую услугу. Например, спортивную.
А то одни вступают в партию, чтобы потренироваться. Другие ходят на демонстрацию, чтобы попить дармового пива. И так далее и тому подобное. Знаете, не могу удержаться от воспоминаний. В начале 60-х в СССР набирал популярность туризм. Так вот многие ребята мечтали стать геологами, чтобы «путешествовать». Иные даже путали геологические и туристские кружки. У руководителей геологических кружков даже возник стандартный слоган: «Мы геологи, а не туристы».
Профессор смотрел на остатки снега с неким подобием злорадства. Наверное, так же смотрит полководец на добиваемую окружённую группировку некогда сильного и опасного врага. «Тебе конец, конец!» – пела душа при взгляде на последний островок грязноватого, рыхлого и даже совсем не холодного снега, видного с террасы его загородного дома.
Стоял тихий тёплый вечер. Необычайно лёгкий воздух весь был наполнен искрящимся рыжим закатным светом. Казалось, что в пространстве висит тонкая золотая пыльца, покрывая все предметы. Золотой отсвет был даже на тёмном и тусклом – ветках старых яблонь, ржавой железной бочке, сваленных возле забора обрезках старого бруса. Хотя это было, разумеется, не так. Никакой пыльцы не было и в помине. Свежая влажная земля ещё не могла дать ни пылинки.
Как это у иудо-христиан: «В человецех благоговение». Впрочем, цитата из чужой, написанной далеко от Руси, книги никогда не передаст эмоций человека севера. «Каждому – своё», – гораздо более подходит для нас. Это мы терпели холода и это, кажется, навечно посеревшее небо. И только мы можем так радоваться ясному небу и лёгкому теплу.
Было очевидно, что чувства профессора разделяли девять сидевших за столом молодых людей. Даже выражение их, столь разных, лиц было в чём-то одинаковым. Что значит свои, – подумал профессор. Да, наконец-то свои. Наконец-то вместе.
– Вы как в воду глядели, – заметил Алекс, несколько растягивая слова и с неопределённой полуулыбкой. – Никаких троек не понадобилось. Ровно девять.
– Девять – вместе с Ваней. Так что, вас приехало только восемь. Впрочем, ошибка в пятнадцать процентов при оценке социальных систем не столь велика. Итак, начнём. Но сначала о текущем моменте. Ваню не ищут?
– Нет, – ответил Вадим. – Хотя ментяры по общаге прошли капитально. Какие-то наводки у них явно были.
– Ещё бы. На рынке наверняка были спрятаны телекамеры.
– Да, шум стоит по всей Москве, – продолжил Алекс. – Давно так долго не пиарили Адольфа Алоизовича. Теперь не каждый знает, когда родился дедушка Ленин, а тем более отец народов Сталин. Но день рождения Гитлера уже знают даже маньячные бабки.
– Эх, Алекс, тебе это надо? – вздохнул профессор. – И всё же, что о Ване?
– К счастью, никто из азеров не сдох, – сказал Вадим.
– Плохо работал Ваня! – поддал чёрного юмора подвижный голубоглазый парень.
Ваня глянул на него исподлобья и мрачно промолчал.
– Один средневековый епископ мудро сказал: «Не люблю, когда бьют острым по тупым головам», – заметил профессор. – Это должно стать нашим девизом. Потом, мне кажется, что не один Ваня там работал. И этот, с позволения сказать, упрёк – не ему.
– Так мы били не острым, – съегозил любитель чёрного юмора.
– Не все так гладко, – серьёзно заметил Вадим. – Там как минимум десяток могут претендовать на тяжкие телесные повреждения. И на Ваню явно что-то было. Судя по всему, он черножопым запомнился. Хорошо, что он не появлялся в общаге эти десять дней. А то бы его непременно вычислили.
– Расслабляться всё равно рано. Какие могут быть угрозы для Вани, да и для всех присутствующих?
– Из наших, к счастью, никто не попался, – сказал Вадим. – Зато один парень сам получил от азеров и теперь в реанимации. Косит под случайно пострадавшего. Дикие скины, бывшие с нами, знали в основном меня. А Ваня вообще в нашей тусовке, а тем более на такой акции, впервые. Его, считайте, никто, кроме меня, и не знал. Однако, многие из «диких» попались. Но, надеюсь, меня не выдадут. Тем более, что я сам в основном руководил, а не махался. В случае чего – отбрешемся.
Вадим говорил предельно откровенно и по-деловому. Его не интересовало, как будет воспринята его реплика другими. Это очень понравилось профессору. Однако, при этих словах пара ребят со скрытым, возможно даже, невольным, неодобрением покосились на Вадима.
– Дай то Бог, – промолвил профессор. И, заметив косые взгляды в сторону Вадима, поспешил добавить.
– Не стоит порицать товарища за то, что он прикрывал вам спину, обеспечивал координацию действий, и, как оказалось, успешный отход. Отвыкайте от дешёвого пацанства, коллеги. Ну а у ваших, Алекс, как дела?
– Наши, в основном, прорвались. Задымили весь рынок и ушли к лесу. Я успел снабдить гномов дымовухами, по вашему совету.
– Алекс, поточнее. Что значит «в основном»?
– Конкретно попался только один. Но он был в более или менее цивильном. И теперь отбрёхивается. Кроме того, у него папа непростой. Так что, скорее всего, отмажет. И уж во всяком случае, не в его интересах кого-нибудь выдавать.
– А сам то как, – спросил профессор?
– Сам ничего. Во-первых, лицо у меня было измазано по самое не могу. Во-вторых, я корреспондент двух газет, и к тому же помощник депутата Госдумы из комитета по делам молодёжи. В случае чего, я просто наблюдал. По долгу, так сказать, службы.
– Молодец, – уважительно посмотрел на него профессор. И повторил, – молодец.
– Кстати, Вячеслав Иванович, а вот что бы вы сделали на нашем месте?
– Я бы на вашем месте не начинал эту акцию.
– А всё-таки, если бы было, ну, очень надо.
– Тогда давайте с самого начала. Что нам по большому счёту надо – плечи молодецкие размять, сыграть в мазохистов и пострадать в ментовке, пропиарить покойного Адольфа Алоизовича или нечто другое?
Ребята задумались. Действительно, что им всё-таки было надо?
– Надо отомстить азерам и другим черножопым, – резко сказал дотоле молчавший Ваня.
– Как гипотеза годиться, – сказал профессор. – Отомстить. За Свету (он уже был в курсе Ваниной драмы), за вздутые цены на московских рынках, за недоступность для нас московского жилья. Годиться, – повторил он. – Но, что значит отомстить? Это значит нанести урон. Максимальный. Но при нанесении урона могут пострадать третьи лица. Например, я сейчас теоретизирую, мы уничтожим все азерские рынки вместе с чёрными торгашами. И нашим землякам негде будет покупать соответствующую продукцию.
– Пусть покупают на казачьем рынке, – заметил худощавый парень с бледным несколько вытянутым, благородным лицом. Он напоминал юного графа из старомодных романов. Пепельный блондин, глаза светло-карие. Тонкие пальцы, изящество в каждом жесте. И, сквозящая в чётких, скупых движениях, внутренняя твёрдость. Парня звали Женей.
– В конце концов, – продолжал Женя, – «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идёт на бой». Если это быдло неспособно организовать бойкот черным спекулянтам, то пусть немного пострадает от временного насильственного закрытия кавказских рынков.
– Замётано, – сказал профессор. – Цель определена, возможные издержки оговорены. Девиз, надеюсь, не забыли: «Не люблю когда бьют острым по тупым головам». Теперь – мозговой штурм. Но, сначала один эпизод…
– Впрочем, не перейти ли нам в гостиную, господа? На дворе уже изрядно посвежело.
Профессор обожал резкую смену манеры общения. Он любил ошарашивать контрагентов чередованием рафинированной академичности и площадного мата, литературной стилизации и хулиганского сленга. Сейчас же общество Жени способствовало возвышенному стилю.
В просторной гостиной большого профессорского дома, что массивным утёсом высился на окраине довольно маленькой деревни в ста пятидесяти километрах от Москвы, было тепло и уютно. Ребята собрались за длинным столом светлого дерева, посреди которого стоял большой чайник и блюдо с бутербродами. Обстановка была самая, что ни на есть, душевная.
– Итак, коллеги, как я и обещал, эпизод из жизни далёкого бразильского штата Мату-Гросу. Некий грузовик вёз некое вещество и потерял совсем небольшую часть своего груза. Буквально несколько грамм.
Так вот, чтобы очистить территорию, потребовалось срыть многие десятки километров дорог в округе на глубину, не менее, чем на полметра и переселить пару дюжин посёлков. Кроме того, погибло три человека. А уж покалечилось…
Итак, господа, что это был за груз?
Многие из присутствующих смотрели удивлённо. Молчание прервал Ваня.
– Смотря, сколько потеряли. Если совсем мало, то, скорее всего, плутоний. Если побольше, то, наверное, цезий сто тридцать семь.
– Ваня, как всегда прав, – заметил профессор.
Ребята зашевелились. Любитель чёрного юмора радостно захохотал.
– Продолжить мысль? – спросил профессор. И не услышав ответа, заговорил снова.
– Итак, господа, если бы мне надо было сделать большую подляну господам черножопым спекулянтам, я бы потерял немного соответствующего порошочка на их рынке. А потом позвонил бы в МЧС из телефона-автомата, продублировав свой звонок в пару газет и информагентств. К вечеру бы бульдозеры срывали этот рынок с лица земли, а все товары везли бы в специальные хранилища для уничтожения.
И если бы господа черножопые и их московские покровители не вняли, через пару недель бульдозеры бы срывали другой рынок. И так до победы.
– Но где мы добудем соответствующие материалы? – спросил Алекс.
– Вот вопрос профессионала, не мучимого гуманитарными предрассудками! Возьмём там, где он есть. И где будут работать наши соратники по борьбе. Ибо мы будем, помимо всего прочего, работать со студентами и выпускниками соответствующих ВУЗов.
Ваня пристально посмотрел на профессора.
– Некоторые наши тоже по этой части.
– Чудесно. Вот это я и имел в виду, когда говорил о своих методах борьбы. Никаких мордобитий, никаких демонстраций, никаких дискуссий и участия в выборах…
– Ну, уж совсем без выборов нельзя, – возразил Алекс.
– Алекс, дорогой, не путай зарабатывание денег на выборных кампаниях и политическую работу. Деньги можешь зарабатывать любыми способами. В том числе и этим. Ничем другим участие в выборном фарсе для нас не интересно.
– А теперь пора определиться… – Профессор затянул паузу.
– Что мы будем делать? – встрял подвижный паренёк, любитель чёрного юмора, которого профессор про себя называл «юмористом».
– А вот и не угадал, – засмеялся профессор. – Определимся с тем, чего мы делать не будем. Мы не будем даже пытаться создавать партию. Мы не будем участвовать в различных демонстрациях и пикетах для того, чтобы лишний раз засветиться в СМИ. Мы не будем участвовать в выборах, во всяком случае, до определённого момента. Мы не будем привлекать молодёжь через спортивные и, тем более, военно-спортивные структуры. Мы не будем сотрудничать с силовиками, в надежде получить крышу. Это понятно, почему, или объяснить?
– Наверное, понятно станет потом, но всё же один предварительный вопрос. Можно? – спросил Вадим.
– Пожалуйста.
– Почему вы против спорта?
– Я не против спорта, дружище. И ты наверное успел понять, что мы с тобою в наших спортивных увлечениях близки. Более того, все мы должны, несмотря на занятость, стараться поддерживать себя в приличной спортивной форме. Но привлекать молодёжь к нашему делу через спорт нецелесообразно. Ты сам прекрасно знаешь, Вадим, что иногда ребятки просто хотят потренироваться, а не принять участие в политической борьбе. Сейчас тренировки стоят денег. Вот пусть, если хотят тренироваться, платят деньги и ходят в ближайший спортклуб. Нам нужны идейные бойцы, а не любители на халяву получить некую услугу. Например, спортивную.
А то одни вступают в партию, чтобы потренироваться. Другие ходят на демонстрацию, чтобы попить дармового пива. И так далее и тому подобное. Знаете, не могу удержаться от воспоминаний. В начале 60-х в СССР набирал популярность туризм. Так вот многие ребята мечтали стать геологами, чтобы «путешествовать». Иные даже путали геологические и туристские кружки. У руководителей геологических кружков даже возник стандартный слоган: «Мы геологи, а не туристы».