В гостях офицеры не засиделись – время было уже позднее. Выкушав по стакану чая и перекинувшись с нами парой фраз, они откланялись – им ведь еще нужно было пройти лесом версты две с гаком до Гиреево… Ночных прогулок они в отличие от нас не боялись – напасть в лесу на вооруженных военных, рискуя получить пулю из нагана, наверняка ни один душегуб не решится.
   Мы, попрощавшись с гостями, тоже разбрелись по комнатам – сегодняшний день, как и все предыдущие, был слишком плотно наполнен событиями, а ведь усталому человеку нужен хоть изредка полноценный отдых. Я лично чувствовала определенный дискомфорт от хронического недосыпания и постоянного нервного напряжения.
   Господи, когда я вернусь из этого тихого лесного уголка в военную Москву, я прежде всего улягусь спать и просплю сутки напролет, не вставая.
   Недолго предаваясь столь сладким мечтам, я тут же стала обдумывать два очень важных, хотя и менее приятных вопроса – завтрашнюю беседу с прибывшим из Москвы сыскным агентом, которому я собиралась рассказать во всех подробностях о происходящих в имении событиях, дабы он сам мог отобрать факты, важные для расследования, и загадочный план дедушки-славянофила (поди-ка догадайся, что там изображено?).
   Поскольку эти вопросы никак не соприкасались между собой, мне приходилось прыгать мыслями туда-сюда – от следователя к дедушкиному плану и обратно, и мыслительный процесс шел не так гладко, как могло бы показаться со стороны.
   Кто знает, какие чудеса проницательности я бы продемонстрировала и до каких высот логики добралась на этом непростом пути, но меня сморил сон – усталость взяла свое.
   Господи, только оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах, когда полноценный сон становится для тебя недоступной роскошью, начинаешь его по-настоящему ценить. И сколь же горьким было мое пробуждение, когда среди ночи я услышала возню, крики и треск сучьев под окнами! Похоже, там кого-то били.
   Увы, если я и питала надежду как следует отдохнуть, то надежда эта оказалась беспочвенной… Я понимаю, что в каждом уголке необъятной матушки России существуют свои собственные традиции, но привольнинскую традицию регулярно не давать людям выспаться, одобрить никак не возможно. Более того, со всей ответственностью заявляю, что я категорически против подобных обычаев!
   Что ж, придется вмешаться в непонятную потасовку, происходившую возле дома, тем более на встречу с духами я уже не очень-то и рассчитывала. Драка явно носила совершенно обычный материальный характер.
   Моя рука сама собой потянулась было к забытому на тумбочке увесистому тому Шекспира – при умелом использовании он мог превратиться в страшное оружие. Но, пожалуй, всем видам оружия я сейчас предпочту огнестрельное. Схватив браунинг, с которым мне редко удавалось расстаться в этих милых местах, и морально готовясь к тому, что наконец-таки можно с чистой совестью перестрелять всех подряд, я побежала во двор.
   Выскочить из дома мне удалось не сразу – спросонья я забыла, что дверь теперь заперта на новый замок. Чтобы ее открыть, пришлось еще раз подняться наверх за ключом.
   «Нет, все же в спрятанных возле каждой притолоки запасных ключиках был большой практический смысл, – размышляла я, топая обратно вверх по ступеням. – Жаль только, что воспользоваться ими мог кто угодно, кроме хозяев».
   События под окнами дома продолжали тем временем развиваться своим чередом без меня. Бегая по лестнице взад-вперед, я пропустила самое интересное.
   Схватка, шум которой меня разбудил, была уже завершена, тяжелые звуки ударов и злые отрывистые междометия стихли, зато со стороны парка доносился шум погони и резкий мужской голос, выкрикивавший нечленораздельные проклятья.
   Кто-то во тьме убегал по аллеям прочь, а кто-то его преследовал, требуя немедленно остановиться, причем лексика этих требований была весьма далека от литературных норм.
   Мне, вероятно, следовало бы присоединиться к погоне, но за последнее время у меня накопилась такая усталость… Недосыпание и вечная нервотрепка убили у меня волю к борьбе.
   Я решила присесть на ступени крыльца и отсюда посмотреть, что будет дальше и как развернутся события без моего непосредственного участия! Даже томика Шекспира, которым можно было дать кому-нибудь по голове, чтобы вложить в эту голову уважение к красотам литературного языка, у меня под рукой не оказалось.
   Однако шум схватки разбудил не только меня…
   – Что случилось? Леля, это ты? Что там происходит? – кричала Аня, появившаяся на балконе своей спальни. – Почему под окном так кричали? Была драка, да? Неужели опять кого-нибудь убили?
   – Типун тебе на язык! – не слишком вежливо ответила я, но обстоятельства отчасти извиняли мою грубость. – Кажется, пока еще никого не убили, во всяком случае выстрелов не было и кто-то вполне живой и здоровый улепетывает отсюда со всех ног, словно за ним гонится полдюжины взбешенных привидений. Аня, пожалуйста, прислушайся к моей просьбе – не изображай из себя Джульетту на балконе, не облокачивайся на перила. Они совсем ветхие, проржавели до основания и могут проломиться. И вообще, лучше уйди с балкона, мне будет спокойнее!
   – Подожди, я сейчас спущусь к тебе, – ответила Аня, покидая свой наблюдательный пункт.
   Но прежде, чем она успела появиться во дворе, на крыльцо выползла, охая и причитая, няня. Надо сказать, что вынужденная бессонница особенно остро сказалась на характере старушки, и без того склонной к брюзгливой воркотне…
   Столь изощренных проклятий неизвестному ворогу, позволившему себе бесчинство под окнами дома, мне слышать еще не доводилось. Особенно колоритной получилась фраза: «Чтоб ему, проклятому, на том свете в сковородке с кипящим маслом сидеть!»
   Попытавшись представить себе проклятого ворога, приготовленного чертями во фритюре, я смогла вызвать только зрительный образ блинчиков, подаваемых здесь на завтрак…
   Эти утешительные размышления слегка примирили меня с жизнью – ведь если все в ней воспринимать серьезно, можно сойти с ума. Уж очень однообразно я провожу здесь время. Нет, вариации, конечно, есть – по ночам то крики, то драки, то призраки; то в погребе меня запрут, а то на чердаке; то я кого-то преследую, дико ругаясь, а то не я, а другие; убийства опять же не каждый день бывают…
   Однако некая однотипность в этих приключениях наблюдается и уже начинает мне надоедать. Если у этой драмы есть автор, то его творческая манера не выдерживает никакой критики.
   Когда весь наш женский гарнизон оказался в сборе, мы услышали шаги и тяжелое дыхание приближавшегося к дому человека. Несмотря на все попытки взбодриться, настроение мое, по понятным причинам, носило несколько меланхолический и нервозный характер, что всегда толкает на необдуманные действия. Я подняла револьвер и приготовилась к стрельбе, используя вазон с нимфами как укрытие (боюсь, не слишком надежное), но из парка вышел не кто иной, как Валентин Салтыков, пытающийся отдышаться после бега.
   На исходящую от меня угрозу Валентин отреагировал в весьма непринужденной форме.
   – Леночка, не убивай меня! – шутливо взмолился он, поднимая руки. – В довершение всего не хватало только пасть от твоей пули у крыльца госпожи Чигаревой…
   Я опустила оружие.
   – Надеюсь, ты нам что-нибудь объяснишь? – Вопрос пришлось задать с нейтральной интонацией – пока было неясно, какова роль Валентина в новом акте нашей драмы, и с теплыми дружескими нотками не стоило торопиться.
   – Леночка, присущий тебе дух авантюризма заразил и меня. Я не только поменял замок в вашей двери, милые дамы, чтобы оставить незваного ночного визитера с носом, но к тому же потихоньку вернулся и устроил засаду под вашими окнами, – покаянно ответил Валентин. – Прошу простить, если при попытке задержать злоумышленника нарушил ваш покой. Как жаль, что хватка у меня стала не та. Увы, негодяя я упустил. Никогда себе этого не прошу.
   – Задержать злоумышленника? – запинаясь, повторила Аня. – Боже мой! А кто же он такой?
   – Полагаю, это и был ваш призрак, – ответил Салтыков. – Так называемый. Оставшись без ключа от дома, он решился влезть на чердак по лестнице…
   Как оказалось, к крыше в том месте, где было легко забраться в окно мезонина, была приставлена большая деревянная лестница, которая обычно висела на стене сарая на дальнем хозяйственном дворе.
   Сидевший в засаде неподалеку от дома Валентин, увидев, как по лестнице поднимается человек, кинулся к нему, сбил его со ступенек в кусты, растущие под окнами, и попытался скрутить.
   Но злодей оказался не робкого десятка, к тому же весьма силен. Завязалась драка. Изловчившись, незваный гость могучим ударом отшвырнул нашего защитника и кинулся бежать. Пробиваясь прямо сквозь кусты жасмина, росшие под окнами (то-то страшный треск хрупких жасминовых веток поднял нас всех на ноги), мерзавец сумел добежать до липовой аллеи, выскочить за ворота парка и скрыться.
   Несчастный штабс-капитан после ранения был не в лучшей форме, и ему просто не хватило дыхания, чтобы догнать убегавшего.
   Хуже всего было то, что в темноте и общей суматохе Валентин не разглядел как следует лица злоумышленника, и теперь было совершенно неясно, кого же нам опасаться и кого подозревать в дерзкой попытке проникнуть во владения одинокой вдовы под покровом ночи… Однако в том, что сапог на ноге злодея был военного образца, Салтыков клятвенно нас заверял – с сапогом он познакомился ближе всего, когда стаскивал за ногу неизвестного злодея с лестницы, и вторично, когда получил этим сапогом удар в живот.
   – Не знаю, какими намерениями руководствовался данный субъект, но явно, что намерения его были недобрыми, – задумчиво заметил Валентин, подводя итог ночному происшествию.
   У меня, с тех пор как я узнала о прапрадедушкином кладе с дарами императрицы, зародились некоторые догадки о намерениях ночного визитера, но до поры до времени я сочла за лучшее попридержать их при себе.
   Мы принесли фонари и керосиновые лампы и вчетвером обошли вокруг дома, пытаясь что-нибудь найти. Должны же на месте преступления остаться улики! Правда, ничего интересного найти так и не удалось, поскольку мы и сами не знали, что, собственно, ищем.
   Кроме оставшейся у стены дома лестницы и сломанных жасминовых кустов под ней, ничто не останавливало взгляда. Может быть, поползав в траве, мы смогли бы обнаружить какую-нибудь потерянную злодеем мелочь – кольцо, пуговицу, выпавший из кармана перочинный нож (а еще лучше – потерянное письмо с его именем, вот была бы удача!), но, увы, для детальных поисков света от сальных огарков в фонарях явно не хватало.
   В конце концов мы вернулись в дом, пригласив Салтыкова в гостиную. Он шутливо отбивался, говоря, что его внешний вид не подходит для поздних визитов к дамам. И в самом деле, после драки с неизвестным он был весь вымазан грязью, а его щегольской мундир являл собой довольно жалкое зрелище.
   Но вопросы светских приличий волновали нас с Аней сейчас куда меньше, чем наша благодарность человеку, готовому защищать двух женщин как ангел-хранитель, стоя на часах под их окнами.
   Мы, насколько это было возможно, отчистили китель Салтыкова, угостили штабс-капитана стаканчиком горячительного (початая бутылка арманьяка так и стояла, тщательно оттертая от пыли, на полке буфета со времени моей экспедиции в погреб) и предоставили в его распоряжение диван в гостиной для ночлега – не отправлять же восвояси человека глубокой ночью после всех перенесенных волнений.
   Валентин рассыпался в благодарности, а я почувствовала, что валюсь от усталости с ног в самом прямом смысле.
   – А теперь, господа, одно из двух – либо мне дадут хоть немного поспать, либо час моего вечного сна стремительно приблизится, и вам скоро придется оплакивать мое хладное тело, – заявила я, удаляясь в свою спальню.
   Все, больше никто не сможет помешать моему сну – ни стадо оголодавших комаров, ни призраки дедушек и прадедушек, ни неизвестный взломщик, грохочущий лестницей под окном. Знать больше никого не хочу! Спать, спать, спа…

ГЛАВА 17
Анна

   Наутро Валентин Салтыков первым отправился в Гиреево, сразу же после завтрака. Елена Сергеевна одобрила подобную предусмотрительность – если бы штабс-капитан появился в лечебнице вместе с дамами из Привольного, у всех гиреевских обитателей же зародились бы совершенно однозначные подозрения о том, где он провел эту ночь, и игривым вопросам не было бы конца.
   Сплетни и досужие домыслы всегда развлекают скучающее общество, но становиться объектом подобных развелечений – дело не из приятных. Как для репутации дам, так и для общего спокойствия, штабс-капитану Салтыкову лучше было появиться в Гиреево в одиночестве.
   Впрочем, после ночного происшествия Анна стала склоняться к мысли, что все же стоит пригласить Валентина пожить в Привольном, а стало быть, сплетни так и так будут неизбежны. В таких обстоятельствах лучше уж сразу честно и недвусмысленно изложить всем интересующимся свои планы, чем дать повод для всевозможных вздорных слухов.
   Собираясь ехать в лечебницу, чтобы снова приступить там к обязанностям сестры милосердия, Аня зашла в комнату Елены Сергеевны. Та в упоении крутилась перед зеркалом, примеряя вынутые из чемодана наряды. Несколько модных платьев было разложено на кровати, а на подзеркальник бережно водружены две шляпки.
   – Этот костюм неплохо смотрится, но юбка сильно помялась и требует утюга. Сейчас в нем из дома не выйдешь, – задумчиво говорила Елена Сергеевна, осматривая себя со всех сторон. – А вчера было недосуг посмотреть…
   – Леля, неужели тебе после всех наших кошмарных событий еще хочется наряжаться? – удивилась Аня.
   – Именно. После всех наших событий нарядиться хочется просто как никогда. Женщина всегда должна оставаться женщиной. Знаешь, если у меня случаются серьезные неприятности или наваливается слишком много проблем, я извлекаю из гардероба все самое лучшее для украшения своей особы, наряжаюсь и отправляюсь на люди. Этим я привожу себя в гармоническое душевное равновесие и укрепляю пошатнувшееся чувство самоуважения.
   Леля с сожалением сняла с себя модный светло-серый костюм и влезла в одежду попроще – спортивный свитер и твидовую юбку, накинув сверху нечто вроде пыльника или плаща из однотонной ткани.
   – Конечно, сельская жизнь предоставляет не так много возможностей для демонстрации нарядов, но нынешнее похолодание все же позволит мне обновить одно из последних приобретений. Обрати внимание – новинка парижской моды нынешнего сезона, легкое дамское пальто «авиатик». Покрой напоминает одежду воздухоплавателей. Со времени начала войны в женской одежде тоже стали активно использовать стиль «милитари». Может быть, это не так женственно, но элегантно и отвечает современным тенденциям. В качестве дополнений использую легкий спортивный свитер с воротом «гольф», закрывающим шею, и шелковый шарф.
   Извлеченный из чемодана шарф был самым затейливым образом повязан на голову, прибавляя обладательнице той самой женственности, малую толику которой отняло пальто «авиатик».
   – Видишь, и в деревенской простоте есть своя прелесть, – продолжала рассуждать Елена Сергеевна. – Куда в Москве можно было бы пойти в свитере? Разве что в скетинг-ринг или на корт, сыграть партию в лаун-теннис. Заявись я в облегающем свитере в театр или на публичную лекцию, на меня стали бы показывать пальцем. А в деревне в свитере можно пойти практически куда угодно. Он хорошо сочетается с одеждой в военном стиле и совсем не полнит, позволяя спрятать под полой пальто еще и кобуру с браунингом. Вполне подходящий наряд для дамы, вступившей на путь борьбы с неведомым злом.
   – Да, очень элегантно, – подтвердила Аня. – И так необычно. Амазонка XX века. Ты, наверное, тратишь на наряды безумные деньги?
   – Ничего из ряда вон выходящего. Я всегда гордилась своей практичностью и умением прилично выглядеть, не влезая при этом в долги. Хотя смотря с кем сравнивать. Знаешь, мне как-то, еще перед войной, попалась на глаза интересная статья в «Огоньке». В ней приводились данные о том, сколько денег на наряды тратят европейские королевы. Ведь представители царствующих домов для многих являются эталоном в смысле моды и хорошего вкуса. Причем корреспондент очень любезно перевел все денежные суммы в рублевый эквивалент – сумма в каких-нибудь лирах, гульденах или фунтах стерлингов мне, например, ни о чем бы не говорила. Так вот, некоторые монархини, как оказалось, бьются на грани полной нищеты. Голландская королева Вильгельмина, бедняжка, может себе позволить потратить на одежду сумму, равную лишь десяти тысячам рублей. Представляешь? На уровне московской лавочницы средней руки. На втором месте по скупости английская королева Мэри и германская королева Августа Виктория – у них на платья уходит по двадцать тысяч рублей. Итальянская королева Елена тратит в год тридцать тысяч, а испанская королева Виктория на общем фоне выглядит просто мотовкой, расходуя аж сорок восемь тысяч рублей. Так вот, если говорить о моих собственных тратах, измеряя их в королевском эквиваленте, то до испанской королевы я, пожалуй, недотяну – излишняя роскошь засасывает, но уж одеваться так бедненько, как голландская королева, я себе тоже не позволю. Остановлюсь на уровне моей тезки, королевы Елены – тысяч на тридцать можно одеться вполне элегантно и без вульгарной помпы.
   Аня потихоньку вздохнула. Ей со вдовьей пенсией, увы, недотянуть и до уровня Вильгельмины. Да, скромненький траур – это во всех смыслах спасение для овдовевшей женщины…
   Но Леля, словно бы прочтя мысли молодой вдовы, завершила свой монолог совершенно неожиданным образом:
   – Как только мы справимся со всеми здешними проблемами, поедем в Москву и пройдемся по модным салонам. Несмотря на войну, модная жизнь в Первопрестольной просто-таки бьет ключом. Модистки в салонах работают как проклятые, выбрасывая на продажу все новые и новые модели – и как ни странно, их раскупают моментально. Многие ухитрились нажиться на войне и теперь сорят деньгами. Так вот, я хочу заказать для тебя новый гардероб, чтобы поднять твой дух. Увидишь, как только ты облачишься в модное платье из французского шелка, сразу же ощутишь, как мир вокруг стремительно меняется.
   – Да, но деньги… Я, признаться, оказалась в столь стесненных обстоятельствах, что не могу позволить себе лишние траты, – горько вздохнула Анна.
   – Ах, дорогая моя, о деньгах не думай. Птичке божьей всегда ниспошлется горсть зернышек. Господь милостив, неужели же он откажет бедной вдове в такой малости, как несколько платьев и пара шляпок? Я, например, с радостью оплачу твои счета от модистки, считая это малой лептой на благо вдов защитников нашего отечества.
   – Ой, что ты? Мне будет неловко! – возразила Аня. – Лучше пожертвуй деньги на нужды фронта.
   – Чтобы их разворовали интенданты? Нет уж, дудки! Гораздо приятнее помочь одной знакомой вдове, чем бухать деньги в бездонную бочку анонимной благотворительности, – не согласилась Леля. – Да о чем мы вообще говорим? Может быть, не сегодня-завтра отыщется клад твоего пращура и ты станешь богатой, как мадам Дюпон и мадам Ротшильд вместе взятые! А, кстати, ты не хочешь сейчас что-нибудь примерить?
   И она потянулась за шляпной коробкой.
   – Но я ведь в трауре! – привела Аня последний убийственный аргумент.
   – Ну и что? Просто примерить модную вещь из чистого академического интереса, дабы убедиться – к лицу она или нет, и вдовам не возбраняется, – парировала Леля. – Посмотри, какая шляпка! Настоящий шедевр. Кстати, она черного цвета. Как раз для безутешной вдовы…
   – Ты привезла с собой в деревню новые шляпы? – удивилась Аня, примеряя означенный шедевр модистки. – Боже, как красиво!
   – Я в любую поездку беру с собой парочку новых шляп, иначе поездка будет не в радость. Шляпная коробка руки не оттянет, а сколько в ней радости сокрыто! Анечка, тебе очень идет этот фасон! Словно он создан специально для твоего лица. Послушай, не снимай шляпу с головы, поедешь в Гиреево прямо в ней. И вообще, носи ее всегда! Ты просто преобразилась. Если бы меня шляпа так украшала, я бы и спала в ней…
   – Но фасон шляпы такой… пикантный, – замялась Аня. – Подходит ли он для вдовы? Не слишком вызывающе? И будет ли такая модная шляпа сочетаться с трауром?
   – А кто сказал, что вдова должна напоминать плакучую иву? – задала риторический вопрос Леля, поправляя на Ане черную вуалетку.
   Аня поняла, что у нее нет сил отказаться от этой красивой вещицы – ведь в модной шляпе к ней возвращалось забытое самоощущение красивой женщины…
 
   Дорогой, пока старая лошадка, медленно переступая ногами, тащила коляску в Гиреево, Елена Сергеевна вернулась к волновавшей ее теме.
   – Анюта, может быть, после ночного происшествия с дракой и погоней я должна была отвлечься от нашего вчерашнего открытия, но меня по-прежнему безумно интересует план твоего деда. Где же он припрятал клад? Я все ломаю голову, что за площадку с кругами он изобразил на чертеже, и ничего не могу придумать. А ведь это что-то простое, обиходное, что его родные сразу же должны узнать… Он, похоже, даже не сомневался, что для наследников его план – очевиден. Может быть, в вашем парке или в ближнем лесу есть какая-нибудь полянка, поросшая по периметру деревьями или кустами?
   – И под одним из них зарыт сундучок с сокровищами екатерининского фаворита?
   – А почему бы и нет? Клады иногда зарывают в подобных местах, и они могут долго пролежать под землей. Я где-то читала, что два года назад на Кавказе, в Сванетии, в глухой горной деревушке был найден совершенно невероятный древний клад. И найден случайно. Один крестьянин решил устроить на пустыре за своим домом ток для молотьбы хлеба. Для этого нужно было расчистить площадку от крупных камней и разровнять землю – горная местность, куда деваться. Самый большой камень никак не давался. Упрямый сван призвал на помощь своих соседей. Когда оказалось, что несколько сильных здоровых мужчин не в силах справиться с проклятым камнем, привели лошадей… В конце концов конной тягой вросший в землю камень удалось сдвинуть с места, а под ним открылась глубокая яма, в которой хранился старинный глиняный сосуд. Крестьяне разбили его, и на землю просыпалась огромная куча золотых монет. Как оказалось, это были статеры – основная денежная единица империи Александра Македонского… Теперь остается только гадать, кто зарыл сокровище под камнем в горах в те древние времена и почему не смог забрать свой клад, оставив его далеким потомкам… А твой клад не хотелось бы оставлять в земле на века. Потомки потомками, но и для тебя он не лишний.
   – Ну что ж, – задумалась Аня. – В свободную минуту можно погулять по парку и поискать место с деревьями или кустами, напоминающее дедовский рисунок. В лес идти я боюсь, там бродит убийца…
   – На предмет встречи с возможным убийцей мы прихватим браунинг и надежного провожатого, – пообещала Леля, имея в виду, вероятно, штабс-капитана Салтыкова.
   – Посмотри, посмотри, – закричала вдруг Аня, указывая на полянку, окруженную кустами, мимо которой неспешно трусила их лошадь. – Вот, например, подходящее место. Нужно сосчитать кусты. Ты не помнишь, сколько кругов было на плане?
   – Боюсь, во времена твоего деда этого кустарника еще не было, он слишком молодой, – грустно заметила Елена Сергеевна. -
   И вообще, если дед имел в виду какой-нибудь природный уголок, мы, даже проходя мимо, можем не узнать это место. За прошедшие десятилетия все сильно изменилось – одни деревья высохли и упали, другие были срублены, кусты разрослись… Ладно, об этом мы подумаем позже, а сейчас я мысленно подготовлюсь к разговору с сыскным агентом. Мне надо сосредоточиться, чтобы не пропустить в беседе с ним что-нибудь важное.
   И Леля замолчала, глядя на проплывавшие вдоль дороги ели…
 
   По приезде в Гиреево она уединилась в кабинете хозяйки с сыщиком, похоже, только и ожидавшим этого момента, а Аня занялась перевязками раненых и впервые подумала, что работа, поначалу вынужденная и не слишком приятная, стала приносить ей определенное удовлетворение.
   И вправду нечего сидеть, замкнувшись в своем горе, как в раковине, – нужно быть с людьми…
 
   Сделав все перевязки и завершив прочие медицинские дела, усталая Аня присела отдохнуть в беседке в саду. Лели все еще не было – как оказалось, к ее переговорам с сыскным агентом присоединился следователь и тройственная конфиденциальная беседа весьма затянулась.
   Но побыть в одиночестве Ане так и не удалось – ее уединение нарушил поручик Степанчиков, разыскавший молодую вдову с целью составить ей компанию и развлечь забавной болтовней.
   – Вы подумайте, наша добрая Елена Сергеевна попалась в лапы этого занудливого полицейского агента, – сообщил он таким тоном, словно это была важная новость. – А ведь хороший сыщик – как вурдалак, если уж поймает человека, так с живого не слезет. Да, Елене Сергеевне, бедняжке, не позавидуешь. Беседа с сыскным агентом – пренеприятнейшее дело. Ох, знали бы вы, как я ненавижу полицию! Со студенческих времен… Я ведь до войны был студентом и вовсе не помышлял об офицерской карьере. И у меня с полицией свои давние счеты. Не поверите, сегодня за завтраком не мог съесть ни куска – само присутствие полицейского агента за столом вредило аппетиту.