– Конечно, вы вряд ли будете заниматься своими обязанностями с сугубым рвением, предпочитая, как обычно, поскорее уехать восвояси с уверениями в готовности сделать все, что в ваших силах, но при этом смирившись с очередным нераскрытым убийством и предоставив бедной вдове самой разбираться с одолевающими ее преступниками…
   – Мадам, может быть, вы не будете столь провоцирующе дерзить? – взвился следователь. – Было бы опрометчиво думать, что следственной работой занимаются одни простофили. Уж мне-то довелось на своем веку раскрыть немало преступлений, и в этом вопросе я смело могу считать себя человеком компетентным. Поэтому ваше стремление обучать меня методам раскрытия убийств выглядит по меньшей мере странно. Да вряд ли найдется хоть один человек в Московской губернии, кто лучше меня разбирался бы в вопросах криминалистики!
   Судебного следователя, что называется, понесло. Ему наконец представилась возможность блеснуть красноречием. Он долго распространялся о мотивах и побуждениях убийц, щегольнул эрудицией по поводу преступности вообще, показал себя знатоком в области психологии и даже позволил себе весьма нелестно отозваться о Сыскной полиции, поглядывая на господина Стукалина со злорадной ухмылкой.
   С тех пор как в России стали широко издавать книги мистера Конан Дойла о Шерлоке Холмсе, многие слуги закона, перепутав беллетристику с криминалистикой, взяли на вооружение методы английского сыщика и норовят заниматься раскрытием преступлений, по возможности не выходя из кабинета (слава богу, хоть скрипкой не каждый из них балуется!). Однако столь же блестящими результатами, как Шерлок Холмс, может похвалиться, увы, далеко не каждый из читателей и почитателей Дойла.
   Вот, например, у нашего следователя, несмотря на всю эрудицию и тягу к психологическим изыскам, результатов в расследовании, собственно, пока никаких… А поговорить-то как любит!
   Я даже чуть-чуть испугалась, что придется до самого вечера слушать лекцию по вопросам теории криминалистики и уголовного права, но Стукалин, вклинившись в маленькую паузу, потребовавшуюся нашему оратору, чтобы перевести дух, умело пресек это словоизвержение.
   – Милостивый государь, мы преклоняемся перед вашими научными познаниями, но нам-с, грешным, некогда витать в эмпиреях юриспруденции-с. Мы люди земные-с и к делу привычные. Все новые факты я имел честь до вашего сведения довести. Рассказ госпожи Хорватовой вы выслушали. Надеюсь, ваши выводы из того, что сообщила Елена Сергеевна, явят нам полный блеск аналитической мысли. А засим дозвольте уж мне-с в приватной беседе выведать у госпожи Хорватовой кое-какие мелочи. Не взыщите-с, служба.
   Обычно полицейский делается таким оскорбительно вежливым, только когда очень зол. Да, между сыскным агентом и судебным следователем явно существуют какие-то тайные трения. Это мне не померещилось. Вероятно, приглашение следователя на нашу беседу было тонким дипломатическим ходом в понятной только господину Стукалину игре.
   Следователь откланялся, а мы с полицейским сыщиком проговорили еще часа полтора. И мне показалось, что в Стукалине, наконец-то, промелькнули знакомые черты того проницательного и хитрого мужичка, способного вывести на чистую воду самого изощренного преступника. И к моим словам он наверняка прислушается всерьез. Пусть в качестве возможного убийцы Кривицкий выглядит пока не очень убедительно, но он вполне может им в конце концов оказаться.
   Терентий Иванович от всех моих смутных подозрений, конечно же, не отмахнулся, а напротив, разложил все по полочкам. Более того, я даже удостоилась комплимента, на мой взгляд, весьма приятного, несмотря на его сомнительность:
   – Вот за что я люблю и ценю вас, Елена Сергеевна, так за то, что при всех своих недостатках вы из тех женщин, кто не боится совать нос куда не надо!
   Каково сказано!
 
   Когда я, до предела уставшая от этой бесконечной беседы (да какой там беседы – двойного допроса с пристрастием!), но все же удовлетворенная последним поворотом событий, покинула кабинет, ко мне подошел Валентин Салтыков.
   – Леля, как, однако, затянулась ваша беседа. За это время можно было раскрыть сыщику всю подноготную каждого из гиреевских пациентов и расписать их родословные до седьмого колена. Неужели ты тайком подрабатываешь в Гнездниковском переулке?
   – Неуместные шутки, – обиделась я. – Я сейчас была близка к тому, чтобы устроить представителям власти небольшой, но весьма впечатляющий скандал. Жаль, что удержалась. Хороший скандал способен разрядить атмосферу. Пока что мы слишком много говорим и слишком мало делаем. Ты не знаешь, где Анна Афанасьевна?
   – Госпожа Чигарева в беседке, – ответил Валентин и ревниво добавил: – В окружении прекрасных принцев.
   – Принцев? Что за немодные нынче монархические фантазии? Давай лучше будем считать их рыцарями, тем более что стол в беседке круглый. Проводите меня в рыцарское собрание, сэр Валентайн!
   – К вашим услугам, миледи!

ГЛАВА 19
Анна

   Анна уже совсем извелась в офицерском обществе, когда на пороге беседки появилась госпожа Хорватова под руку со штабс-капитаном Салтыковым, лицо которого после ночной драки было украшено ссадинами.
   Но то, что и у всех прочих мужчин обнаружатся на лицах подобные украшения, для Елены Сергеевны явно оказалось сюрпризом. Переводя взгляд с одного гиреевского пациента на другого, она непосредственно воскликнула:
   – Господа, вы что, на досуге развлекаетесь кулачными боями?
   Офицеры со смехом принялись пересказывать ей свои истории, а Анна, воспользовавшись общей суматохой, тихонько прошептала одними губами:
   – Леля, поедем наконец домой!
   Елена Сергеевна тут же сумела изящно прервать общий разговор, и дамы сочли возможным откланяться. Салтыков, провожаемый завистливыми взглядами офицеров, усадил женщин в экипаж, получил долгожданное приглашение в Привольное и пообещал прибыть туда не позднее нынешнего вечера, чтобы обеспечить обитательницам усадьбы защиту и поддержку.
   Коляска, радостно встреченная бродячими собаками, огласившими окрестности громким лаем, покатила по разбитой дороге.
   – Леля, я сегодня безумно устала, хотя вроде бы ничего особого и не делала, – призналась Аня. – Наверное, было слишком много волнений. Когда постоянно живешь на нервах, устаешь так, словно камни таскать пришлось…
   – От усталости такого рода хорошо помогает перемена занятий, – отозвалась госпожа Хорватова. – Что-нибудь захватывающе интересное… У меня появился один план! Ты говорила, что в закрытом крыле дома есть большая бальная зала с круглыми колоннами вдоль стен. Давай заглянем туда и посмотрим, не совпадет ли ее устройство со схемой твоего дедушки. Вдруг круги на плане – это колонны бального зала, и клад припрятан в тайнике, устроенном под одной из них? Это ведь не так уж и сложно – вынуть несколько паркетин и опустить ларец в подпол. А потом восстановить паркет – и никто ни о чем не догадается. Твой дед вполне мог поступить именно так. Попробуем простучать полы под колоннами? Глядишь, тайник и обнаружится. Нужно же наконец узнать, куда граф припрятал ларец с драгоценностями…
   Аня хотела было возразить, что в зале наверняка пыльно и грязно и хорошо бы сегодня отдохнуть, а на разведку в необитаемое крыло дома лучше отправиться как-нибудь утром, со свежими силами… Но вдруг ей показалось, что поиск сокровищ – и вправду захватывающе интересное дело, не терпящее никаких отлагательств. Наверное, азарт и энергия, присущие Елене Сергеевне, успели заразить и молодую хозяйку дома…
 
   По приезде в Привольное дамы сразу же, вооружившись дедовским планом и связкой ключей, отправились в путешествие по старым графским покоям.
   Открыть высокую двустворчатую дверь, украшенную резьбой с потускневшей позолотой, оказалось не так-то просто – ключ насилу повернулся в старом замке.
   – Эту дверь давно никто не открывал, – извиняющимся голосом пролепетала Анна, распахивая створки.
   – Зато есть надежда, что такой тугой замок не захлопнется сам собой, как только мы войдем внутрь. Прочие двери в твоем доме имеют тягу к подобным шуточкам. А этот замок нужно смазать, только и всего, – заметила Леля, с интересом осматривая парадные покои старой усадьбы.
   Бальная зала, весьма величественная, даже под слоем пыли сохраняла черты аристократического убранства. Колонны, отделанные под мрамор; наборный паркет из редких пород дерева (насколько можно было это рассмотреть под покрывшим его сором); в простенках между окнами – высокие зеркала, отражавшие некогда, дробя золотыми огоньками пламя сотен свечей, весь блеск проходивших здесь балов; на хорах устроено место для оркестра…
   Ане показалось на секунду, что сквозь нынешнее запустение проступают призрачные картины прошлого – дамы и кавалеры в нарядах ушедшего века кружатся по паркету в танце и даже звуки музыки доносятся откуда-то издалека… Ей захотелось на что-нибудь присесть и сделать пару глубоких вдохов, чтобы успокоить расшалившееся воображение.
   Но Елена Сергеевна, успевшая пройти в смежное фойе, где размещалась галерея портретов в золоченых рамах, окликнула Анну из-за двери и отвлекла от видений своими вопросами.
   – Это твои предки, Анюта? – поинтересовалась она, разглядывая портреты. – Надо сказать, все представители вашего рода обладали внушительной внешностью. Но вот манера письма старых мастеров отличается своей спецификой – кажется, что все твои прадеды страдали жесточайшей простудой. У всех почему-то красные носы и глаза словно бы слезятся… Какой статный генерал! И вся грудь в крестах. Кто он? Герой кавказских войн? Сподвижник Ермолова? Да, судя по всему, абрекам нелегко с ним приходилось.
   Елена Сергеевна перешла к противоположной стене и остановилась у большого парадного портрета, исполненного в манере XVIII столетия.
   – А вот этот куртуазный красавец в парике и бархатном камзоле наверняка и есть фаворит императрицы – у него во взгляде, несмотря на общую для вашего рода болезненную влажность, сквозит нечто призывное, что не могло остаться незамеченным государыней Екатериной. У старушки в таких делах был глаз наметан.
   Но Анна, застывшая в дверях, ничего не отвечала, и Елене Сергеевне пришлось отвернуться от портретов старосветских вельмож, чтобы взглянуть в лицо их наследнице.
   Держась рукой за колонну, побледневшая Аня указывала на портреты и силилась что-то сказать, но губы ее плохо слушались.
   – Боже, что с тобой, дорогая? – кинулась к ней Елена Сергеевна.
   – Леля, здесь кто-то был! – прошептала наконец хозяйка дома.
   Госпожа Хорватова, не забывавшая о практической стороне вещей, принесла стул, отряхнув и обдув его, насколько возможно, от пыли, усадила Аню и только после этого спросила:
   – Что значит – кто-то был? Тебя опять испугало привидение?
   – Нет, не привидение… Леля, тут и вправду кто-то побывал! Эти портреты… они ведь были закрыты полотнами от пыли и солнечного света, а теперь все покровы с них сброшены. Часть рам висит криво, а два портрета вообще сняты со стен… Посмотри, куртуазный красавец, как ты его называешь, почему-то стоит на полу. А стена на том месте, где он прежде висел, прямо под крюком разбита… Смотри, смотри, и паркет в углу кто-то разобрал. И в том дальнем углу тоже. И за колонной…
   Елена Сергеевна быстро пробежала вдоль стен, осматривая каждый закоулок.
   – Ты права, – сказала она, вернувшись к Ане, не нашедшей сил встать и по-прежнему сидевшей на стуле у входа. – Паркет кое-где разобран и штукатурка местами отбита. А главное – я нашла застывший воск, накапавший с чьей-то свечи, и несколько следов мужских сапог. По виду следы довольно-таки свежие. Последнее время было дождливо, и наш тайный посетитель влез неподалеку от усадьбы в глинистую лужу, а потом принес мокрую глину на подошвах в дом… Полагаю, это не призрак – призракам ни к чему шастать по лужам под дождем!
   – Няня говорила, что порой на лестнице появляются сами собой невесть чьи следы,
   – отозвалась Аня. – Но она списывает это на проделки покойного дедушки.
   – Сдается мне, что дедушка, мир его праху, тут вовсе ни при чем и следы образовались отнюдь не сами собой… Если мы поищем запасной ключ от этой двери, то скорее всего не найдем. Его уже кто-то прибрал… И ты ошибаешься, утверждая, что дверь в парадные покои давно не открывали… Видишь, как все, оказывается, просто – когда нас тревожит загадочный стук, который так легко принять за проявление потусторонних сил, на самом деле некто сбивает штукатурку в дальнем крыле дома. И ведь не зря же – этот некто здесь явно что-то искал…
   – А что он мог искать? Что? Неужели он тоже хочет обнаружить тайник с драгоценностями моего прапрадеда? – воскликнула Аня, вскакивая со стула.
   – Похоже на то, – задумчиво ответила Елена Сергеевна. – Ума не приложу, каким образом, но кому-то еще стала известна тайна твоих предков. Надеюсь только, что он пока не нашел то, что ищет, и мы сумеем его опередить.
   – Почему ты так решила? А вдруг он уже нашел дедовский клад?
   – Ну во-первых, в тех дырах, которые он пробил в стенах и в полу, вряд ли поместился бы ларец велик, о котором писал твой пращур. Тут и маленькую шкатулочку не спрячешь. Скорее всего наш миляга некто простукивал стены и пробивал маленькие оконца там, где, как ему казалось, можно найти подходящую для тайника полость. Ничего не найдя, он двигался все дальше, устраивая в углах эти мышиные норы… Плана у него явно нет, и поиск он ведет без всякой системы, где ни попадя.
   – Ладно, допустим, – согласилась Аня. – Но это – во-первых, а что же во-вторых?
   – А во-вторых, если бы он обрел сокровище, то постарался бы скрыться со своей добычей куда-нибудь подальше, а он попрежнему возвращается в дом и беспокоит нас, изображая привидение… Конечно, наш незнакомец успел настолько вжиться в образ духа, что теперь не находит сил расстаться с милой его сердцу личиной, но клад бы его отвлек. Ладно, дорогая моя, дай-ка мне дедушкин чертеж…
   Елена Сергеевна развернула листок и принялась крутить его перед глазами так и этак, пытаясь найти в чертеже черты бальной залы.
   – Нет, пожалуй, здесь изображено какое-то другое помещение, – вынуждена была в конце концов признать пытливая дама. – Смотри – у этой стенки нарисовано шесть кругов, а колонн тут восемь. К тому же вокруг хоров колонны стоят попарно, а на чертеже круги расположены совершенно равномерно. Да и с пропорциями что-то не то. Боюсь, наши поиски снова зашли в тупик. Вот разве что следы обнаружили… Beщественное доказательство проникновения в твой дом посторонних. Попробую завтра заманить в Привольное сыскного агента Стукалина – может быть, следы его заинтересуют. Что ни говори, а господин Стукалин все же не отмахивается от моих слов с такой легкостью, как надутый судебный следователь.
   Елена Сергеевна снова так и этак покрутила план покойного графа.
   – Послушай, а может быть, здесь нарисована не бальная зала, а какая-нибудь из соседних комнат? Интерьеры в любой из них помпезные. Завтра обойдем их все с планом в руках и проверим, не подходит ли чертеж хоть к одному из помещений этого крыла.
   – Хорошо, – согласилась Аня. – А сейчас пойдем отсюда. Пожалуйста. Вот-вот прибудет господин Салтыков, надо проследить, все ли готово к его приезду. Няня убрала третью спальню, чтобы устроить штабс-капитана как следует. Ведь было бы неловко предложить офицеру диван в проходной комнате для долгого проживания. И к ужину пришлось сделать кое-какие дополнения… Все-таки мужчина за столом, и не стоит забывать, что он недавно был ранен. Ему требуется комфорт, чистота и хорошее питание.
   – Да не суетись ты так! – рассеянно сказала Елена Сергеевна, не находившая в себе сил оторваться от чертежа. – Валентин – человек не капризный, привыкший к походной жизни, а от ранения он почти уже оправился… Ему и на диване показалось бы дивно, много лучше, чем в полевом блиндаже. И опять же, домашнее питание в любом случае приятнее, чем из армейского котла… О чем это я? Ах, да! Послушай, а в имении нет какой-нибудь оранжереи?
   – Оранжереи? – Анна, сосредоточившая все мысли на приезде Салтыкова, не могла понять, о чем это говорит Леля.
   – Ну да, оранжереи. Прежде они непременно устраивались во всех богатых усадьбах. Может быть, круги обозначают нечто вроде бочек с пальмами или редких оранжерейных посадок, под одной из которых граф закопал ларец?
   Оказалось, что оранжерея есть – на солнечной стороне за хозяйственными пристройками, но со времени графа-дедушки она сильно обветшала, стекла кое-где повылетали и экзотические растения давно приказали долго жить. Но неутомимая Елена Сергеевна все же отправилась туда, прихватив чертеж и заступ и предоставив хозяйке дома возможность встретить гостя самостоятельно.

ГЛАВА 20
Елена

   Признаться по совести, графская оранжерея, на которую я возлагала такие надежды, находилась в весьма плачевном состоянии и грозила вот-вот рухнуть на голову.
   И все же я решила для очистки совести детально обследовать и оранжерею – ведь если предположить, что некогда здесь в соответствии с планом были расставлены бочки или горшки с растениями (а это более чем вероятно!), то место для припрятывания ларца казалось вполне подходящим и даже много удобнее, чем под колоннами бальной залы.
   Но прежде чем провести пробные раскопки, мне пришлось освободить оранжерею от всякого садового хлама, скопившегося за долгие годы. Прохудившиеся лейки и корзины, мотыги со сломанными черенками, колышки для подвязки растений, мотки бечевки, ржавые серпы и прочую никому не нужную рухлядь приходилось вытаскивать наружу, и вскоре у меня возникло ощущение, что старое барахло не кончается, а напротив, все прибывает и прибывает, словно из рога изобилия…
   Когда я, как археолог, сняла несколько культурных слоев, то почувствовала себя почти итальянской королевой Еленой (мы с ней тезки как-никак).
   В газетах пишут, что эта просвещенная государыня уже свыше десяти лет увлеченно занимается археологическими раскопками в королевском имении Кастель Порциано под Римом. Ей удалось извлечь из земли множество ценных вещей – античные скульптуры, вазы, оружие, предметы быта. Своими находками королева одаривает итальянские музеи, и в особенности музей Диоклетиана, к которому испытывает явную слабость.
   Но в отличие от ее итальянского величества мне попадались не столь ценные находки. Вряд ли кого-либо прельстит экспонат под названием «Тачка садовая (неиспр.), вторая половина XIX века. Автор неизвестен».
   Освободив в конце концов плацдарм для земляных работ в оранжерее (какое счастье, что летом так поздно темнеет!), я снова развернула план.
   О да, внутренний интерьер оранжереи вполне мог бы походить на тот, что изображен на дедушкиной схеме. Особенно если расставить бочки с растениями по нужным местам. Останки этих бочек были мной обнаружены в ходе раскопок, и весьма вероятно, что я на верном пути.
   Прикинув, где могла бы стоять бочка, обозначенная на чертеже кругом с крестиком, я вонзила заступ в слежавшуюся землю. Не могу сказать, что земляные работы были когда-либо моей сильной стороной, но все же вскоре мне удалось проковырять в земле довольно большую ямку и убедиться, что в этом месте ничего нет. Если, конечно же, клад не покоится на глубине трех-четырех саженей, что все-таки маловероятно. Говорят, на севере и северо-востоке Московской губернии наблюдается близкое залегание грунтовых вод, и глубокие ямы сразу же наполняются водой. Вряд ли Анин дедушка, пряча клад, ухитрился выкопать небольшой колодец и швырнул драгоценный ларец в воду…
   Для верности я покопалась еще в разных углах оранжереи (может быть, поиск тайного места нужно было начинать с другой точки, ведь север и юг на схеме не обозначены), и вдруг заступ ударил в дерево… С удвоенной силой принявшись копать и моля бога, чтобы моя находка не оказалась куском забытого садового инструмента, присыпанного землей в старые времена, я раскопала яму пошире. Из земли выступила крышка довольно грубо сколоченного и тронутого тлением деревянного ларца. Я не верила своим глазам! В одном из закутков старой оранжереи, который, строго говоря, не очень-то и соответствовал помеченному на дедовском плане тайному месту, был и вправду зарыт клад!
   Я отказалась от заступа и, вооружившись старым садовым совком, принялась бережно очищать ларец от земли. Извлечь его из ямы было тяжело, но открыть крышку, чтобы заглянуть внутрь, я уже могла. Вот только проржавевшие петли слишком крепко ее держали. Засунув совок в щель под крышкой, я попыталась воспользоваться им как рычагом, но узнать, что скрывается внутри, я, увы, не успела.
   За моей спиной мелькнула чья-то тень, от сильного удара в затылок загудела голова и перед глазами все поплыло…
 
   … Очнулась я в сумерках, обнаружив себя лежащей на земле все в той же старой оранжерее. Передо мной была разрытая яма, рядом валялся разломанный трухлявый ларец, из которого высыпалась внушительная куча старых, позеленевших медных монет.
   Самые крупные из них были достоинством в пятак, и общая сумма клада, наверное, составила бы сотни полторы…
   Но этот клад был явно зарыт не графом. Графский должен был состоять из подарков императрицы, а она вряд ли одаривала возлюбленных пятаками и полушками. Да и год чеканки монет не совпадал со временем царствования Екатерины…
   С проклятьями я поднялась на ноги и от души пнула ногой обломки ларчика, из-за которого чуть всерьез не пострадала.
   Графский клад мне так и не дался. Пришлось вернуться в дом ни с чем. Одна радость, что неизвестному преступнику, посмевшему поднять руку на женщину, тоже ничего не перепало. Он, без сомнения, рассчитывал на что-то более ценное, чем несколько пригоршней медяков. Надеюсь, золотых слитков среди копеечных монет припрятано не было, а медью наш тать побрезговал.
   И я решила, что, пожалуй, не буду рассказывать Анне и Салтыкову о нападении, как-то неловко. Ведь придется выглядеть в их глазах полной дурой! Здесь, в Привольном, непрестанно черт знает что случается. И что толку без конца кому-нибудь жаловаться? Анюта начнет волноваться, кудахтать… Уж больно дурацкая ситуация, а большого вреда, кроме разве шишки на затылке, мне не нанесли.
   Вот сыскному агенту, может, и расскажу при случае про очередное бесчинство неведомого врага. И шишку предъявлю! Пусть тогда попробует сказать, что неизвестный визитер нас не истязает и вообще пальцем не трогает… Спасибо, что не убил пока!
 
   Оставив заступ у крыльца, я поднялась по ступеням и прошла в переднюю, где натолкнулась на кучу чемоданов, баулов и полевых укладок, принадлежавших скорее всего нашему штабс-капитану, решившему всерьез перебраться в Привольное.
   Что ж, с подобной экипировкой можно переселиться куда угодно, даже отправиться на вечное поселение в Сибирь.
   В столовой меня ожидала очень милая и уютная картина – Аня и Салтыков чаевничали у самовара. Няни нигде видно не было, вероятно, добрая старушка тактично удалилась к себе в спаленку.
   Мне тоже не мешало бы проявить деликатность, тем более что мой внешний вид производил скорее всего пугающее впечатление – мне ведь пришлось возиться с пылью, землей и паутиной, да еще и без чувств полежать, а это не добавляет облику человека свежести и привлекательности…
   Но я все же не смогла обойти столовую, не перекинувшись с хозяйкой и ее гостем парой слов. Да, я отношусь к числу женщин, придающих значение даже таким пустякам, как собственная внешность, и показываться перед людьми в образе чумички не люблю, тем не менее правил без исключений не бывает – сегодня мне было не так уж стыдно за свой вид. Небрежность моего облика вполне оправдывалась обстоятельствами.
   Аня-то знала, чем я занимаюсь в старой оранжерее, и встретила меня спокойно, лишь кротко предложила горячую воду и ужин. А вот на лице Валентина читалось некоторое изумление.
   Ну что ж, друзья давно считают меня экстравагантной особой, я к этому уже привыкла.
   – Господа, мне удалось кое-что найти в оранжерее, – сообщила я, интригуя хозяйку дома и Валентина.
   – Неужели клад? – воскликнула Аня.
   Я, не давая ей возможности углубиться в подробности – ведь Салтыкову о дедовских сокровищах пока неизвестно, а само по себе слово «клад» звучит в таком контексте вполне невинно, – продолжила:
   – Представь себе, да. Но только ценности особой он не представляет. Кто-то, может быть, садовник, работавший в оранжерее, зарыл некогда на черный день свои копеечные сбережения. Копеечные в прямом смысле – одна медная мелочь. Если хочешь, Анюта, отправь потом прислугу собрать медяки, они так кучкой в оранжерее валяются. У меня на это уже сил нет.
   – Ты права, наверное, это сбережения садовника, – подтвердила Аня. – Няня говорила, что одного из садовников когда-то, еще при бабушке, подозревали в том, что он потихоньку отправляет на базар фрукты и цветы из хозяйской оранжереи. Вот он, видно, свои накопления и припрятал от греха.
   – Надо же, сколько занятных тайн хранят старые усадьбы! – заметил Салтыков, похоже, переставший удивляться, что я провожу свой досуг в поисках кладов…
   Анна и штабс-капитан нашли фонарь и отправились любопытства ради посмотреть на найденное мной «сокровище», а я, прихватив большой кувшин с горячей водой, уединилась в своей спальне, чтобы вдоволь поплескаться в тазу.