Страница:
– Маркус, – поправил он. – Я понимаю, что власти пользуются законом так, как выгодно им. Они не испытывают ни малейшего уважения к правде. Все, кроме вас, Анни. Ведь я в вас не ошибся? Вы не похожи на остальных. Вам нужна правда.
– Все, кто занимается этим делом, хотят докопаться до истины.
– Нет, это не так. – Ренар чуть подался вперед. – Они с самого начала отнеслись ко мне предвзято. Стоукс и Фуркейд занимались только мной и никем другим.
– Это неправда, мистер Ренар. У следствия были и другие подозреваемые, но в результате проверки вы остались единственным. Мы об этом уже говорили.
– Да, говорили, – подтвердил Ренар, откидываясь на спинку кресла. Какое-то мгновение он изучал лицо молодой женщины. – И вы сказали, что верите в мою виновность. Если так, тогда почему вы приехали, Анни? Чтобы уличить меня? Я так не думаю. Вы бы не стали беспокоиться, понимая, что ни одно мое слово не может быть использовано против меня. Вы сомневаетесь. Вот почему вы здесь.
– Вы заявили, что с вами обошлись несправедливо. Если это правда, если детективы упустили факты, которые могут снять с вас подозрения, тогда почему ваш собственный следователь, нанятый мистером Кадроу, не нашел ни единой детали в вашу пользу?
Маркус отвернулся.
– Он действовал в одиночку. Мои средства весьма ограничены.
– На что, по-вашему, нам следовало обратить внимание?
– Прежде всего вам следовало заняться мужем Памелы.
– Мы тщательно проверяли мистера Бишона.
– Никто даже не пытался найти человека, который помог мне с машиной на дороге. – Маркус не стал спорить, а просто сменил тему разговора.
Анни заглянула в записи, которые захватила с собой.
– Мужчину, чье имя вы даже не спросили?
– Я же не думал, что это понадобится.
– Мужчину, сидевшего за рулем «какого-то грузовика» с номерными знаками, где «вроде бы» есть буквы «ф» и «ж»?
– Уже стемнело. Грузовик был весь в грязи. Да и потом у меня не было причины записывать номер.
– Даже эти незначительные детали, что вы сообщили нам, мистер Ренар, были широко растиражированы прессой. Никто не отозвался.
– Но разве офис шерифа пытался найти этого водителя?
– Я проверю еще раз, но у меня слишком мало данных, – ответила Анни.
Ренар вздохнул с явным облегчением.
– Спасибо, Анни. Не могу выразить, как для меня важно ваше участие в деле.
– Повторяю, я не жду слишком впечатляющих результатов.
– Это неважно. Хотите чаю? – Он потянулся к кувшину, стоявшему в центре стола рядом с парой стаканов и вазочкой с желтыми нарциссами.
Анни взяла предложенный стакан и стала медленно пить, в промежутках между глотками оглядывая двор. До Пони-Байу было рукой подать. Чуть ниже течение огибало грязноватый островок, поросший ивами и кустами ежевики. Немного южнее, за плотной полосой леса, где распевали весенние птицы, стоял дом, где убили Памелу Бишон. Анни задумалась, знает ли об этом рыбак, устроившийся в своей лодке у излучины. Может быть, он и приплыл сюда только поэтому?
Ее вдруг охватила паника. А если этот рыбак – человек из офиса шерифа? Вдруг Ноблие снова установил наблюдение за домом Ренаров? Или сержант Хукер в свой выходной отправился именно сюда, чтобы наловить окуней? Если кто-то увидит Анни с Ренаром, то ее просто смешают с дерьмом.
– Что вы держите в этом сарае? – Анни устроилась удобнее в своем кресле, постаравшись повернуться спиной к рыбаку, и кивком головы указала на маленькое, низкое строение из проржавевшего железа.
– Старую лодку. Моему брату нравится исследовать затон. Он своего рода любитель природы. Правда, Виктор?
Тот показался из-за шторы, висевшей у стеклянной двери, чью створку Маркус не потрудился закрыть.
– Виктор, – Маркус осторожно встал, – это Анни Бруссар. Она спасла мне жизнь.
– Лучше бы вы перестали это все время повторять, – пробормотала Анни.
– Почему? Вы скромны от природы или сожалеете о своем поступке?
– Я просто делала свое дело.
Виктор бочком подошел к столу, чтобы лучше рассмотреть Анни. Он был одет в чуть коротковатые брюки и наглухо застегнутую спортивную клетчатую рубашку. Он был похож на брата – те же невыразительные черты, аккуратно причесанные темные волосы. Иногда Анни видела Виктора в городе, но всегда в сопровождении Маркуса или матери.
– Рада познакомиться с вами, Виктор. Он подозрительно прищурился.
– Добрый день. – Виктор перевел взгляд на Маркуса. – Есть маска, нет маски. Пересмешник. Только подражает песням других птиц.
– Что это значит? – удивилась Анни. Маркус попытался улыбнуться.
– Возможно, вы ему кого-то напомнили. Или, если говорить точнее, вы похожи на кого-то, кем на самом деле не являетесь.
Виктор начал чуть раскачиваться, бормоча:
– Красное и белое. Сейчас и тогда.
– Виктор, почему бы тебе не принести бинокль? – предложил Маркус. – Сегодня на деревьях так много птиц.
Виктор нервно оглянулся через плечо на Анни и заторопился обратно в дом.
– Я полагаю, брат заметил сходство между вами и Памелой, – заговорил Маркус.
– Он ее знал?
– Они встречались у меня в офисе пару раз. И разумеется, он видел ее портрет в газетах после… Виктор читает каждый день три газеты, но воспринимает все по-своему. При виде двоеточия он может заволноваться, а террористический акт в Оклахоме, гибель людей для него пустой звук.
– Должно быть, очень непросто справляться с его… состоянием, – сказала Анни.
Маркус посмотрел на открытую дверь и пустую столовую за ней.
– Как говорит моя мать, это наш крест и нам его нести. Разумеется, она очень рада, что есть на кого переложить эту тяжесть. – Он снова повернулся к Анни с вымученной улыбкой. – Никогда не видел в городе ваших родственников. Они у вас есть, Анни?
– В некотором роде, да, – последовал уклончивый ответ. – Это долгая история.
– Семенные истории всегда такие. Посмотрите на дочку Памелы. Бедняжка, какая у нее будет семейная история. Что будет с ее дедом?
– Вам лучше спросить об этом у окружного прокурора, – отозвалась Анни, хотя могла бы ответить и сама. Ничего серьезного Хантеру Дэвидсону не грозит. Смит Притчет никогда не станет рисковать голосами избирателей и доводить дело до суда.
– Он пытался меня убить, – с возмущением заметил Ренар. – Пресса же пишет о нем как о герое.
– Да. Так иногда бывает. Вас не очень любят, мистер Ренар.
– Маркус, – снова поправил он Анни. – Вы по крайней мере ведете себя цивилизованно. Мне нравится думать, что мы друзья, Анни.
Его глаза смотрели мягко, в них появилась какая-то беззащитность. Анни попыталась представить выражение этих глаз глухой ноябрьской ночью, когда он вонзил нож в тело Памелы Бишон.
– Учитывая то, что произошло с вашим последним «другом», мне все это не очень нравится, мистер Ренар.
Маркус так быстро отвернулся, словно Анни ударила его. Он старался смахнуть с ресниц слезы, делая вид, что его внимание привлек рыбак в затоне.
– Я бы никогда не смог причинить Памеле боли. – Голос Ренара звучал глухо. – Я говорил вам об этом, Анни. Вы намеренно сказали это. Я от вас такого не ожидал.
– Это всего лишь разумная предосторожность с моей стороны, – заметила она. – Я вас совсем не знаю.
– Я бы не смог обидеть вас, Анни. – Маркус Ренар снова посмотрел на нее своими влажными газельими глазами. – Вы спасли мне жизнь. Согласно требованиям некоторых восточных культур я должен был бы отдать ее вам.
– Ну, мы с вами в Южной Луизиане. Обычной благодарности вполне достаточно.
– Едва ли. Я знаю, что вы страдаете из-за вашего поступка. Мне известно, что это такое, когда тебя преследуют, Аннн. Нас это объединяет.
Выражение его глаз нервировало ее, словно Маркус Ренар уже решил для себя, что отныне их судьбы связаны навек. Неужели вот так все и начиналось между ним и Памелой? Между ним и погибшей девушкой из Батон-Ружа?
– Не обижайтесь, – предупредила Анни, – но у вас слишком плохая репутация. Вы пытались ухаживать за Памелой, и теперь она мертва. Вы были связаны с Элейн Ингрэм в Батон-Руже, и ее тоже нет в живых.
– Смерть Элейн была трагическим несчастным случаем.
– Но вы же понимаете, что над этим нельзя не задуматься. Поговаривают, что Элейн собиралась с вами расстаться.
– Это неправда, – с горячностью возразил Маркус. – Элейн никогда бы не могла меня бросить. Она меня любила.
«Не могла бы». Он не сказал – «не бросила бы». Выбор слов говорит сам за себя. Не то что Элейн никогда бы не бросила его по собственной воле. А то, что женщина не смогла бы бросить Маркуса Ренара без его разрешения. Этот странноватый архитектор не первый из мужчин, кто руководствуется принципом «так не доставайся же ты никому». Среди маньяков это весьма распространенная точка зрения.
Именно в эту минуту на террасу вышла Долл Ренар в синтетическом платье в горошек, вышедшем из моды лет двадцать назад, и неимоверных размеров кухонном фартуке, завязки которого обвивали ее талию дважды. Долл даже не улыбнулась при виде гостьи. Мрачное лицо, плотно сжатые губы.
Анни показалось, что Маркус поморщился. Она встала и протянула хозяйке дома руку.
– Я Анни Бруссар из офиса шерифа. Прошу прощения, что пришлось побеспокоить вас в воскресенье, миссис Ренар.
Долл фыркнула, и ее пальцы хлопнули о ладонь Анни словно пучок розог.
– Вы испоганили все, что могли, воскресенье это наименьшее, что вы могли испортить.
Маркус умоляюще посмотрел на мать.
– Мама, прошу тебя. Анни не такая, как остальные.
– Что ж, это твое мнение, – пробормотала Долл.
– Она собирается кое-что проверить, чтобы доказать мою невиновность. Ради всего святого, ведь Анни дважды спасла мне жизнь.
– Я просто выполняла свою работу, – подчеркнула Анни. – И сейчас я здесь по долгу службы.
Долл изогнула подведенную карандашом бровь и поцокала языком:
– Ты снова все не так понял, Маркус.
Ренар отвернулся от матери, его лицо покраснело. Чувствовалось, как он напрягся. Анни наблюдала за перепалкой и думала, что ей, возможно, очень повезло, ведь у нее нет кровных родственников.
– Ладно, – продолжала Долл Ренар, – пора офису шерифа что-нибудь сделать и для нас. Вы же понимаете, что наш адвокат подаст иск. Нам причинили столько неприятностей.
– Мама, может быть, ты не станешь отталкивать единственного человека, который хочет нам помочь?
Долл посмотрела на сына так, словно он обругал ее непечатными словами.
– Я имею право говорить то, что думаю. С нами обошлись хуже, чем с отбросами, пока с этой Бишон все носились, как со святой. А теперь еще ее отец! Его называют героем-мучеником за то, что он пытался убить тебя. Ему место в тюрьме. Я от всей души надеюсь, что окружной прокурор оставит этого Дэвидсона там.
– Мне и вправду пора идти. – Анни встала, взяла блокнот и ручку. – Я посмотрю, что можно выяснить о том грузовике.
– Я провожу вас до машины. – Маркус тоже отодвинул кресло и бросил на мать уничижительный взгляд.
Только когда они отошли достаточно далеко, Ренар заговорил снова:
– Мне жаль, что вы не можете задержаться.
– Вы хотите сообщить что-то еще, относящееся к делу?
– Ну… Гм… Я не знаю, – Маркус начал заикаться. – Я же не знаю, какие вопросы вы собирались еще задать.
– Правда не зависит от моих вопросов, – довольно резко ответила Анни. – А именно за правдой я сюда и пришла, мистер Ренар. Мне хотелось бы, чтобы вы не распространялись о моем визите. У меня и так достаточно неприятностей.
Ренар приложил палец к губам:
– На моих устах печать. Это будет нашим секретом. – Казалось, эта мысль особенно пришлась ему по сердцу. – Благодарю вас, Анни.
Маркус открыл ей дверцу джипа, и Анни села за руль. Пока она разворачивала машину, Ренар прислонился к своей «Вольво» – преуспевающий молодой архитектор на отдыхе. «Он убийца, – напомнила себе Анни, – и он хочет стать моим другом». Солнечный зайчик привлек ее внимание, и Анни посмотрела на второй этаж дома Ренаров. У одного из окон стоял Виктор и рассматривал ее в бинокль.
– Господи, да по сравнению с вами семейка Адамс будет выглядеть невинной, как три поросенка, – пробормотала она себе под нос.
Маркус Ренар захотел стать ее другом. По спине у Анни пробежал холодок. Она включила радио.
– …и я все равно думаю, что все эти преступления, все эти изнасилования – это следствие эмансипации.
– Хорошо, спасибо, Рут. Было интересно выслушать ваше мнение. Говорит радиостанция «Кейджун». Продолжаем наше ток-шоу в прямом эфире. В связи с сообщением об изнасиловании женщины прошлой ночью в Лаке, темой нашего разговора сегодня стало насилие против женщин.
Еще одно изнасилование. После гибели Памелы Бишон и разговоров о Душителе из Байу все женщины в округе жили в постоянном страхе. Отличное время для сексуальных маньяков. Самое главное для насильника – это страх жертвы. Он наслаждается им, как наркотиком.
У Анни сразу же возникло множество вопросов. Сколько лет было жертве? Где и когда на нее напали? Было ли у нее что-то общее с Дженнифер Нолан? Так же ли вел себя насильник, как и в предыдущем случае? Стоит ли теперь искать серийного насильника? Скорее всего дело передали Стоуксу. Только этого ему и не хватало, чтобы совсем забросить дело Памелы Бишон.
Сельский пейзаж сменился небольшими участками, на которых расположились странные старые трейлеры, потом появилось новое строительство в окрестностях города. Единственная Л. Фолкнер, которая значилась в телефонной книге, жила на Шеваль-Корт в квартале Квайл-Ран. Анни сбавила скорость и стала смотреть на номера почтовых ящиков.
Памела Бишон жила совсем рядом отсюда, на Квайл-драйв. Дом Линдсей Фолкнер оказался аккуратным зданием из красного кирпича в колониальном стиле. У парадной двери стояли горшки с цветами.
Анни свернула на подъездную дорожку и остановила джип рядом с «Миатой» с откидным верхом и просроченными номерами. Она не предупреждала о своем визите, ей не хотелось давать Линдсей Фолкнер возможность сказать «нет».
На ее звонок никто не ответил. Сквозь застекленную часть двери просматривалось внутреннее убранство. Дом казался открытым, полным воздуха, гостеприимным. Гигантский папоротник сидел в горшке в прихожей. По кухне неторопливо и грациозно прошла кошка. Стеклянные раздвижные двери вели из кухни на террасу.
Аромат жареного мяса защекотал ноздри Анни, когда она направилась в обход дома. Из магнитофона лился голос Уитни Хьюстон, ему вторил гортанный женский смех.
Линдсей Фолкнер сидела за столом со стеклянной столешницей, ее волосы были собраны в конский хвост. Потрясающая рыжеволосая женщина в солнечных очках в черепаховой оправе вышла во внутренний дворик с банками диетической колы в руках. Как только Линдсей увидела Анни, улыбка на ее лице увяла.
– Простите за непрошеный визит, миссис Фолкнер, но мне надо задать вам еще пару вопросов, если вы не возражаете. – Анни изо всех сил пыталась справиться с желанием одернуть помятый пиджак.
– Возражаю, детектив. Мне казалось, что мы все выяснили вчера. Я предпочитаю не иметь с вами дела.
– Детектив? – переспросила рыжеволосая подруга Линдсей. Она поставила банки на стол и опустилась в кресло. Мрачноватая улыбка чуть скривила губы ярко накрашенного рта. – Что ты на этот раз натворила, Линдсей?
– Она здесь из-за Памелы. – Миссис Фолкнер не отводила глаз от Анни. – Я тебе о ней говорила.
– Ах, так это она! – Женщина нахмурилась и наградила Анни снисходительным, уничижительным взглядом.
– Если бы я вообще захотела говорить с людьми из офиса шерифа, я бы предпочла детектива Стоукса. Именно с ним я всегда имела дело.
– Мы с вами на одной стороне, миссис Фолкнер, – не отступала Анни. – Я хочу увидеть, как накажут убийцу Памелы.
– Тогда не надо было этому препятствовать.
Линдсей отвернулась и едва слышно фыркнула, наморщив свой аристократический нос. Анни подвинула себе кресло, давая понять, что чувствует себя вполне свободно и не торопится уезжать.
– Насколько хорошо вы знали Маркуса Ренара?
– Это еще что за вопрос?
– Вы встречались с ним вне работы? Он заявляет, что вы ужинали вместе пару раз. Это правда?
Линдсей невесело рассмеялась, явно оскорбленная.
– Просто ушам своим не верю. Вас интересует, встречалась ли я с этим сумасшедшим ублюдком?
Анни с невинным видом ждала ответа.
– Мы иногда выходили вместе с коллегами из моего офиса и из его фирмы.
– Но никогда вдвоем?
Фолкнер взглянула на рыжеволосую подругу:
– Он не в моем вкусе. А почему это вас интересует, детектив?
– Я помощник шерифа, – поправила ее Анни. – Мне просто нужна ясная картина.
– У меня не было никаких «отношений» с Ренаром, – горячо запротестовала Линдсей. – Вероятно, это плод его больного воображения. Что…
Миссис Фолкнер вдруг замолчала. И Анни догадалась почему. До нее дошло, что Ренар мог зациклиться на ней точно так же, как и на Памеле. Судя по виноватому выражению ее лица, Линдсей не в первый раз благодарила судьбу за такое везение, пусть и за счет подруги. Она провела рукой по лбу, словно прогоняя эту мысль.
– Памела была слишком мягкой, – наконец негромко сказала Линдсей. – Она не умела отказывать и не любила никого обижать.
– Меня интересует и кое-что еще, – продолжала Анни. – Донни наделал много шума, оспаривая право Памелы на воспитание дочери. Но я не вижу для этого никаких оснований. Может быть, что-то все-таки было? Например, другой мужчина?
Линдсей опустила глаза на свои ухоженные руки.
– Нет.
– Тогда почему Донни подумал…
– Донни – дурак. Если вы этого до сих пор не поняли, то и вы не лучше. Он считал, что сможет представить в суде Памелу плохой матерью, потому что та задерживалась на работе и иногда ужинала с клиентами-мужчинами. Как будто торговля недвижимостью – это бордель. Идиот! Это было смешно. Он цеплялся за соломинку. Донни использовал бы и преследование против нее, если бы смог.
– Памела принимала его всерьез?
– Мы говорим об опеке над ее дочерью. Разумеется, она относилась к этому серьезно. Не понимаю, какое отношение это имеет к Ренару.
– Он утверждает, что Памела, говорила ему, будто не осмеливается ни с кем встречаться, пока не получит развода, потому что боится Донни.
– Допустим. Но, как выяснилось, ей следовало опасаться совсем не Донни, верно?
– Вы говорили, что ей с трудом удавалось отделаться от мужчин, проявлявших к ней интерес. Много ли было таких вокруг нее?
Линдсей прижала пальцы к виску.
– Мы все это уже обсуждали с детективом Стоуксом. Мужчинам нравилось флиртовать с ней. Даже Стоукс с ней заигрывал. Это ничего не значит.
Анни захотелось спросить, не потому ли это ничего не значило, что Памелу не интересовали мужчины вообще. Если Памела и Линдсей стали партнерами не только по работе и Донни об этом узнал, он наверняка постарался бы это использовать при разводе. Такого рода открытия становятся последним ударом по самолюбию мужчин и доводят их до крайностей. Этот мотив легко подходил как Ренару, так и Донни.
Она хотела спросить прямо: «Вы с Памелой были любовницами?» Но Анни прикусила язык. Она не могла себе позволить еще больше вывести из себя Линдсей Фолкнер. Если эта дама пожалуется на нее шерифу или Стоуксу, ей придется подметать двор у офиса шерифа до конца своей карьеры.
Анни отодвинула кресло и медленно поднялась, доставая визитную карточку из нагрудного кармана. Она зачеркнула рабочий телефон, вписала домашний и подтолкнула карточку по столу к Линдсей.
– Если вспомните какие-то детали, которые могут пригодиться, позвоните мне. Я буду вам очень благодарна. Спасибо, что уделили мне время. – Анни повернулась к рыжеволосой женщине: – На вашем месте я бы поменяла номера на машине. Это чревато неприятностями.
Уже сидя в джипе, Анни в последний раз оглядела дом и попыталась вспомнить, было ли что-то полезное в разговоре с его хозяйкой. А что, собственно, она собиралась найти?
Правду, ключ, недостающий фрагмент головоломки, который свяжет все воедино. Где-то лежит это звено, затерявшись среди лжи. Кто-то должен найти его, и если Анни постарается, поработает, копнет чуть поглубже, то этим кем-то станет она.
ГЛАВА 23
– Все, кто занимается этим делом, хотят докопаться до истины.
– Нет, это не так. – Ренар чуть подался вперед. – Они с самого начала отнеслись ко мне предвзято. Стоукс и Фуркейд занимались только мной и никем другим.
– Это неправда, мистер Ренар. У следствия были и другие подозреваемые, но в результате проверки вы остались единственным. Мы об этом уже говорили.
– Да, говорили, – подтвердил Ренар, откидываясь на спинку кресла. Какое-то мгновение он изучал лицо молодой женщины. – И вы сказали, что верите в мою виновность. Если так, тогда почему вы приехали, Анни? Чтобы уличить меня? Я так не думаю. Вы бы не стали беспокоиться, понимая, что ни одно мое слово не может быть использовано против меня. Вы сомневаетесь. Вот почему вы здесь.
– Вы заявили, что с вами обошлись несправедливо. Если это правда, если детективы упустили факты, которые могут снять с вас подозрения, тогда почему ваш собственный следователь, нанятый мистером Кадроу, не нашел ни единой детали в вашу пользу?
Маркус отвернулся.
– Он действовал в одиночку. Мои средства весьма ограничены.
– На что, по-вашему, нам следовало обратить внимание?
– Прежде всего вам следовало заняться мужем Памелы.
– Мы тщательно проверяли мистера Бишона.
– Никто даже не пытался найти человека, который помог мне с машиной на дороге. – Маркус не стал спорить, а просто сменил тему разговора.
Анни заглянула в записи, которые захватила с собой.
– Мужчину, чье имя вы даже не спросили?
– Я же не думал, что это понадобится.
– Мужчину, сидевшего за рулем «какого-то грузовика» с номерными знаками, где «вроде бы» есть буквы «ф» и «ж»?
– Уже стемнело. Грузовик был весь в грязи. Да и потом у меня не было причины записывать номер.
– Даже эти незначительные детали, что вы сообщили нам, мистер Ренар, были широко растиражированы прессой. Никто не отозвался.
– Но разве офис шерифа пытался найти этого водителя?
– Я проверю еще раз, но у меня слишком мало данных, – ответила Анни.
Ренар вздохнул с явным облегчением.
– Спасибо, Анни. Не могу выразить, как для меня важно ваше участие в деле.
– Повторяю, я не жду слишком впечатляющих результатов.
– Это неважно. Хотите чаю? – Он потянулся к кувшину, стоявшему в центре стола рядом с парой стаканов и вазочкой с желтыми нарциссами.
Анни взяла предложенный стакан и стала медленно пить, в промежутках между глотками оглядывая двор. До Пони-Байу было рукой подать. Чуть ниже течение огибало грязноватый островок, поросший ивами и кустами ежевики. Немного южнее, за плотной полосой леса, где распевали весенние птицы, стоял дом, где убили Памелу Бишон. Анни задумалась, знает ли об этом рыбак, устроившийся в своей лодке у излучины. Может быть, он и приплыл сюда только поэтому?
Ее вдруг охватила паника. А если этот рыбак – человек из офиса шерифа? Вдруг Ноблие снова установил наблюдение за домом Ренаров? Или сержант Хукер в свой выходной отправился именно сюда, чтобы наловить окуней? Если кто-то увидит Анни с Ренаром, то ее просто смешают с дерьмом.
– Что вы держите в этом сарае? – Анни устроилась удобнее в своем кресле, постаравшись повернуться спиной к рыбаку, и кивком головы указала на маленькое, низкое строение из проржавевшего железа.
– Старую лодку. Моему брату нравится исследовать затон. Он своего рода любитель природы. Правда, Виктор?
Тот показался из-за шторы, висевшей у стеклянной двери, чью створку Маркус не потрудился закрыть.
– Виктор, – Маркус осторожно встал, – это Анни Бруссар. Она спасла мне жизнь.
– Лучше бы вы перестали это все время повторять, – пробормотала Анни.
– Почему? Вы скромны от природы или сожалеете о своем поступке?
– Я просто делала свое дело.
Виктор бочком подошел к столу, чтобы лучше рассмотреть Анни. Он был одет в чуть коротковатые брюки и наглухо застегнутую спортивную клетчатую рубашку. Он был похож на брата – те же невыразительные черты, аккуратно причесанные темные волосы. Иногда Анни видела Виктора в городе, но всегда в сопровождении Маркуса или матери.
– Рада познакомиться с вами, Виктор. Он подозрительно прищурился.
– Добрый день. – Виктор перевел взгляд на Маркуса. – Есть маска, нет маски. Пересмешник. Только подражает песням других птиц.
– Что это значит? – удивилась Анни. Маркус попытался улыбнуться.
– Возможно, вы ему кого-то напомнили. Или, если говорить точнее, вы похожи на кого-то, кем на самом деле не являетесь.
Виктор начал чуть раскачиваться, бормоча:
– Красное и белое. Сейчас и тогда.
– Виктор, почему бы тебе не принести бинокль? – предложил Маркус. – Сегодня на деревьях так много птиц.
Виктор нервно оглянулся через плечо на Анни и заторопился обратно в дом.
– Я полагаю, брат заметил сходство между вами и Памелой, – заговорил Маркус.
– Он ее знал?
– Они встречались у меня в офисе пару раз. И разумеется, он видел ее портрет в газетах после… Виктор читает каждый день три газеты, но воспринимает все по-своему. При виде двоеточия он может заволноваться, а террористический акт в Оклахоме, гибель людей для него пустой звук.
– Должно быть, очень непросто справляться с его… состоянием, – сказала Анни.
Маркус посмотрел на открытую дверь и пустую столовую за ней.
– Как говорит моя мать, это наш крест и нам его нести. Разумеется, она очень рада, что есть на кого переложить эту тяжесть. – Он снова повернулся к Анни с вымученной улыбкой. – Никогда не видел в городе ваших родственников. Они у вас есть, Анни?
– В некотором роде, да, – последовал уклончивый ответ. – Это долгая история.
– Семенные истории всегда такие. Посмотрите на дочку Памелы. Бедняжка, какая у нее будет семейная история. Что будет с ее дедом?
– Вам лучше спросить об этом у окружного прокурора, – отозвалась Анни, хотя могла бы ответить и сама. Ничего серьезного Хантеру Дэвидсону не грозит. Смит Притчет никогда не станет рисковать голосами избирателей и доводить дело до суда.
– Он пытался меня убить, – с возмущением заметил Ренар. – Пресса же пишет о нем как о герое.
– Да. Так иногда бывает. Вас не очень любят, мистер Ренар.
– Маркус, – снова поправил он Анни. – Вы по крайней мере ведете себя цивилизованно. Мне нравится думать, что мы друзья, Анни.
Его глаза смотрели мягко, в них появилась какая-то беззащитность. Анни попыталась представить выражение этих глаз глухой ноябрьской ночью, когда он вонзил нож в тело Памелы Бишон.
– Учитывая то, что произошло с вашим последним «другом», мне все это не очень нравится, мистер Ренар.
Маркус так быстро отвернулся, словно Анни ударила его. Он старался смахнуть с ресниц слезы, делая вид, что его внимание привлек рыбак в затоне.
– Я бы никогда не смог причинить Памеле боли. – Голос Ренара звучал глухо. – Я говорил вам об этом, Анни. Вы намеренно сказали это. Я от вас такого не ожидал.
– Это всего лишь разумная предосторожность с моей стороны, – заметила она. – Я вас совсем не знаю.
– Я бы не смог обидеть вас, Анни. – Маркус Ренар снова посмотрел на нее своими влажными газельими глазами. – Вы спасли мне жизнь. Согласно требованиям некоторых восточных культур я должен был бы отдать ее вам.
– Ну, мы с вами в Южной Луизиане. Обычной благодарности вполне достаточно.
– Едва ли. Я знаю, что вы страдаете из-за вашего поступка. Мне известно, что это такое, когда тебя преследуют, Аннн. Нас это объединяет.
Выражение его глаз нервировало ее, словно Маркус Ренар уже решил для себя, что отныне их судьбы связаны навек. Неужели вот так все и начиналось между ним и Памелой? Между ним и погибшей девушкой из Батон-Ружа?
– Не обижайтесь, – предупредила Анни, – но у вас слишком плохая репутация. Вы пытались ухаживать за Памелой, и теперь она мертва. Вы были связаны с Элейн Ингрэм в Батон-Руже, и ее тоже нет в живых.
– Смерть Элейн была трагическим несчастным случаем.
– Но вы же понимаете, что над этим нельзя не задуматься. Поговаривают, что Элейн собиралась с вами расстаться.
– Это неправда, – с горячностью возразил Маркус. – Элейн никогда бы не могла меня бросить. Она меня любила.
«Не могла бы». Он не сказал – «не бросила бы». Выбор слов говорит сам за себя. Не то что Элейн никогда бы не бросила его по собственной воле. А то, что женщина не смогла бы бросить Маркуса Ренара без его разрешения. Этот странноватый архитектор не первый из мужчин, кто руководствуется принципом «так не доставайся же ты никому». Среди маньяков это весьма распространенная точка зрения.
Именно в эту минуту на террасу вышла Долл Ренар в синтетическом платье в горошек, вышедшем из моды лет двадцать назад, и неимоверных размеров кухонном фартуке, завязки которого обвивали ее талию дважды. Долл даже не улыбнулась при виде гостьи. Мрачное лицо, плотно сжатые губы.
Анни показалось, что Маркус поморщился. Она встала и протянула хозяйке дома руку.
– Я Анни Бруссар из офиса шерифа. Прошу прощения, что пришлось побеспокоить вас в воскресенье, миссис Ренар.
Долл фыркнула, и ее пальцы хлопнули о ладонь Анни словно пучок розог.
– Вы испоганили все, что могли, воскресенье это наименьшее, что вы могли испортить.
Маркус умоляюще посмотрел на мать.
– Мама, прошу тебя. Анни не такая, как остальные.
– Что ж, это твое мнение, – пробормотала Долл.
– Она собирается кое-что проверить, чтобы доказать мою невиновность. Ради всего святого, ведь Анни дважды спасла мне жизнь.
– Я просто выполняла свою работу, – подчеркнула Анни. – И сейчас я здесь по долгу службы.
Долл изогнула подведенную карандашом бровь и поцокала языком:
– Ты снова все не так понял, Маркус.
Ренар отвернулся от матери, его лицо покраснело. Чувствовалось, как он напрягся. Анни наблюдала за перепалкой и думала, что ей, возможно, очень повезло, ведь у нее нет кровных родственников.
– Ладно, – продолжала Долл Ренар, – пора офису шерифа что-нибудь сделать и для нас. Вы же понимаете, что наш адвокат подаст иск. Нам причинили столько неприятностей.
– Мама, может быть, ты не станешь отталкивать единственного человека, который хочет нам помочь?
Долл посмотрела на сына так, словно он обругал ее непечатными словами.
– Я имею право говорить то, что думаю. С нами обошлись хуже, чем с отбросами, пока с этой Бишон все носились, как со святой. А теперь еще ее отец! Его называют героем-мучеником за то, что он пытался убить тебя. Ему место в тюрьме. Я от всей души надеюсь, что окружной прокурор оставит этого Дэвидсона там.
– Мне и вправду пора идти. – Анни встала, взяла блокнот и ручку. – Я посмотрю, что можно выяснить о том грузовике.
– Я провожу вас до машины. – Маркус тоже отодвинул кресло и бросил на мать уничижительный взгляд.
Только когда они отошли достаточно далеко, Ренар заговорил снова:
– Мне жаль, что вы не можете задержаться.
– Вы хотите сообщить что-то еще, относящееся к делу?
– Ну… Гм… Я не знаю, – Маркус начал заикаться. – Я же не знаю, какие вопросы вы собирались еще задать.
– Правда не зависит от моих вопросов, – довольно резко ответила Анни. – А именно за правдой я сюда и пришла, мистер Ренар. Мне хотелось бы, чтобы вы не распространялись о моем визите. У меня и так достаточно неприятностей.
Ренар приложил палец к губам:
– На моих устах печать. Это будет нашим секретом. – Казалось, эта мысль особенно пришлась ему по сердцу. – Благодарю вас, Анни.
Маркус открыл ей дверцу джипа, и Анни села за руль. Пока она разворачивала машину, Ренар прислонился к своей «Вольво» – преуспевающий молодой архитектор на отдыхе. «Он убийца, – напомнила себе Анни, – и он хочет стать моим другом». Солнечный зайчик привлек ее внимание, и Анни посмотрела на второй этаж дома Ренаров. У одного из окон стоял Виктор и рассматривал ее в бинокль.
– Господи, да по сравнению с вами семейка Адамс будет выглядеть невинной, как три поросенка, – пробормотала она себе под нос.
Маркус Ренар захотел стать ее другом. По спине у Анни пробежал холодок. Она включила радио.
– …и я все равно думаю, что все эти преступления, все эти изнасилования – это следствие эмансипации.
– Хорошо, спасибо, Рут. Было интересно выслушать ваше мнение. Говорит радиостанция «Кейджун». Продолжаем наше ток-шоу в прямом эфире. В связи с сообщением об изнасиловании женщины прошлой ночью в Лаке, темой нашего разговора сегодня стало насилие против женщин.
Еще одно изнасилование. После гибели Памелы Бишон и разговоров о Душителе из Байу все женщины в округе жили в постоянном страхе. Отличное время для сексуальных маньяков. Самое главное для насильника – это страх жертвы. Он наслаждается им, как наркотиком.
У Анни сразу же возникло множество вопросов. Сколько лет было жертве? Где и когда на нее напали? Было ли у нее что-то общее с Дженнифер Нолан? Так же ли вел себя насильник, как и в предыдущем случае? Стоит ли теперь искать серийного насильника? Скорее всего дело передали Стоуксу. Только этого ему и не хватало, чтобы совсем забросить дело Памелы Бишон.
Сельский пейзаж сменился небольшими участками, на которых расположились странные старые трейлеры, потом появилось новое строительство в окрестностях города. Единственная Л. Фолкнер, которая значилась в телефонной книге, жила на Шеваль-Корт в квартале Квайл-Ран. Анни сбавила скорость и стала смотреть на номера почтовых ящиков.
Памела Бишон жила совсем рядом отсюда, на Квайл-драйв. Дом Линдсей Фолкнер оказался аккуратным зданием из красного кирпича в колониальном стиле. У парадной двери стояли горшки с цветами.
Анни свернула на подъездную дорожку и остановила джип рядом с «Миатой» с откидным верхом и просроченными номерами. Она не предупреждала о своем визите, ей не хотелось давать Линдсей Фолкнер возможность сказать «нет».
На ее звонок никто не ответил. Сквозь застекленную часть двери просматривалось внутреннее убранство. Дом казался открытым, полным воздуха, гостеприимным. Гигантский папоротник сидел в горшке в прихожей. По кухне неторопливо и грациозно прошла кошка. Стеклянные раздвижные двери вели из кухни на террасу.
Аромат жареного мяса защекотал ноздри Анни, когда она направилась в обход дома. Из магнитофона лился голос Уитни Хьюстон, ему вторил гортанный женский смех.
Линдсей Фолкнер сидела за столом со стеклянной столешницей, ее волосы были собраны в конский хвост. Потрясающая рыжеволосая женщина в солнечных очках в черепаховой оправе вышла во внутренний дворик с банками диетической колы в руках. Как только Линдсей увидела Анни, улыбка на ее лице увяла.
– Простите за непрошеный визит, миссис Фолкнер, но мне надо задать вам еще пару вопросов, если вы не возражаете. – Анни изо всех сил пыталась справиться с желанием одернуть помятый пиджак.
– Возражаю, детектив. Мне казалось, что мы все выяснили вчера. Я предпочитаю не иметь с вами дела.
– Детектив? – переспросила рыжеволосая подруга Линдсей. Она поставила банки на стол и опустилась в кресло. Мрачноватая улыбка чуть скривила губы ярко накрашенного рта. – Что ты на этот раз натворила, Линдсей?
– Она здесь из-за Памелы. – Миссис Фолкнер не отводила глаз от Анни. – Я тебе о ней говорила.
– Ах, так это она! – Женщина нахмурилась и наградила Анни снисходительным, уничижительным взглядом.
– Если бы я вообще захотела говорить с людьми из офиса шерифа, я бы предпочла детектива Стоукса. Именно с ним я всегда имела дело.
– Мы с вами на одной стороне, миссис Фолкнер, – не отступала Анни. – Я хочу увидеть, как накажут убийцу Памелы.
– Тогда не надо было этому препятствовать.
Линдсей отвернулась и едва слышно фыркнула, наморщив свой аристократический нос. Анни подвинула себе кресло, давая понять, что чувствует себя вполне свободно и не торопится уезжать.
– Насколько хорошо вы знали Маркуса Ренара?
– Это еще что за вопрос?
– Вы встречались с ним вне работы? Он заявляет, что вы ужинали вместе пару раз. Это правда?
Линдсей невесело рассмеялась, явно оскорбленная.
– Просто ушам своим не верю. Вас интересует, встречалась ли я с этим сумасшедшим ублюдком?
Анни с невинным видом ждала ответа.
– Мы иногда выходили вместе с коллегами из моего офиса и из его фирмы.
– Но никогда вдвоем?
Фолкнер взглянула на рыжеволосую подругу:
– Он не в моем вкусе. А почему это вас интересует, детектив?
– Я помощник шерифа, – поправила ее Анни. – Мне просто нужна ясная картина.
– У меня не было никаких «отношений» с Ренаром, – горячо запротестовала Линдсей. – Вероятно, это плод его больного воображения. Что…
Миссис Фолкнер вдруг замолчала. И Анни догадалась почему. До нее дошло, что Ренар мог зациклиться на ней точно так же, как и на Памеле. Судя по виноватому выражению ее лица, Линдсей не в первый раз благодарила судьбу за такое везение, пусть и за счет подруги. Она провела рукой по лбу, словно прогоняя эту мысль.
– Памела была слишком мягкой, – наконец негромко сказала Линдсей. – Она не умела отказывать и не любила никого обижать.
– Меня интересует и кое-что еще, – продолжала Анни. – Донни наделал много шума, оспаривая право Памелы на воспитание дочери. Но я не вижу для этого никаких оснований. Может быть, что-то все-таки было? Например, другой мужчина?
Линдсей опустила глаза на свои ухоженные руки.
– Нет.
– Тогда почему Донни подумал…
– Донни – дурак. Если вы этого до сих пор не поняли, то и вы не лучше. Он считал, что сможет представить в суде Памелу плохой матерью, потому что та задерживалась на работе и иногда ужинала с клиентами-мужчинами. Как будто торговля недвижимостью – это бордель. Идиот! Это было смешно. Он цеплялся за соломинку. Донни использовал бы и преследование против нее, если бы смог.
– Памела принимала его всерьез?
– Мы говорим об опеке над ее дочерью. Разумеется, она относилась к этому серьезно. Не понимаю, какое отношение это имеет к Ренару.
– Он утверждает, что Памела, говорила ему, будто не осмеливается ни с кем встречаться, пока не получит развода, потому что боится Донни.
– Допустим. Но, как выяснилось, ей следовало опасаться совсем не Донни, верно?
– Вы говорили, что ей с трудом удавалось отделаться от мужчин, проявлявших к ней интерес. Много ли было таких вокруг нее?
Линдсей прижала пальцы к виску.
– Мы все это уже обсуждали с детективом Стоуксом. Мужчинам нравилось флиртовать с ней. Даже Стоукс с ней заигрывал. Это ничего не значит.
Анни захотелось спросить, не потому ли это ничего не значило, что Памелу не интересовали мужчины вообще. Если Памела и Линдсей стали партнерами не только по работе и Донни об этом узнал, он наверняка постарался бы это использовать при разводе. Такого рода открытия становятся последним ударом по самолюбию мужчин и доводят их до крайностей. Этот мотив легко подходил как Ренару, так и Донни.
Она хотела спросить прямо: «Вы с Памелой были любовницами?» Но Анни прикусила язык. Она не могла себе позволить еще больше вывести из себя Линдсей Фолкнер. Если эта дама пожалуется на нее шерифу или Стоуксу, ей придется подметать двор у офиса шерифа до конца своей карьеры.
Анни отодвинула кресло и медленно поднялась, доставая визитную карточку из нагрудного кармана. Она зачеркнула рабочий телефон, вписала домашний и подтолкнула карточку по столу к Линдсей.
– Если вспомните какие-то детали, которые могут пригодиться, позвоните мне. Я буду вам очень благодарна. Спасибо, что уделили мне время. – Анни повернулась к рыжеволосой женщине: – На вашем месте я бы поменяла номера на машине. Это чревато неприятностями.
Уже сидя в джипе, Анни в последний раз оглядела дом и попыталась вспомнить, было ли что-то полезное в разговоре с его хозяйкой. А что, собственно, она собиралась найти?
Правду, ключ, недостающий фрагмент головоломки, который свяжет все воедино. Где-то лежит это звено, затерявшись среди лжи. Кто-то должен найти его, и если Анни постарается, поработает, копнет чуть поглубже, то этим кем-то станет она.
ГЛАВА 23
Бар «Буду Лаундж» косвенным образом оказался причастным к чудовищному убийству, и этот факт притягивал к нему местных полицейских лучше любой рекламы. В девяносто третьем году бар сменил хозяина – спустя несколько месяцев после гибели Анник Делауссе-Жерар от рук Душителя из Байу. Тогда опустошенные горем родители Анник продали свой бизнес местному музыканту и бармену Леонсу Комо.
Полицейские появились здесь сразу после убийства дочери хозяев, в знак сочувствия и осознания общей вины за случившееся. Посещения, начавшиеся при таких трагических обстоятельствах, превратились в привычку, и эта привычка продолжала жить.
Стоянка оказалась заполненной на две трети. Здание стояло на берегу затона, поднимаясь над землей на прочных сваях на тот случай, если вода подойдет слишком близко. Громкая, как каменный обвал, музыка пробивалась даже сквозь стены. Она стала еще слышнее, когда дверь распахнулась и выпустила на ступени две смеющиеся пары.
Ник вошел внутрь. В баре гремела музыка, над стойкой и столами висел густой табачный дым, аромат жареной рыбы и гумбо пропитывал воздух, словно крепкие духи.
Стоукс сидел на своем обычном месте на углу стойки, что позволяло видеть весь бар и всех присутствующих женщин. Он увидел Ника и приветственно поднял стакан.
– Эй, братва, к нам пожаловал наш опозоренный товарищ! – провозгласил он, широкая улыбка засияла на его лице, прямо посреди козлиной бородки. – Ники! Ты решил выйти в свет или тебя привели сюда дела?
Ник пробрался среди постоянных клиентов, стерпел хлопки по спине от полицейских, имен которых он не вспомнил бы и под угрозой смерти, обошел официантку в тесной футболке, улыбавшуюся так призывно, будто она снималась для рекламного плаката.
Стоукс покачал головой, сожалея об упущенной возможности, чмокнул обесцвеченную блондинку, сидевшую рядом с ним на табурете, и ущипнул ее за задницу.
– Эй, сладкая почему бы тебе не пойти попудрить носик и не освободить место моему другу Ники? Он у нас легенда, разве ты не в курсе?
Блондинка соскользнула с табурета, коснувшись грудью руки Ника.
– Надеюсь, вы скоро снова начнете работать, детектив.
Стоукс подтолкнул его локтем, когда женщина ушла, унося свой задок, упакованный в слишком тесные, чтобы быть удобными, джинсы. Ее наряд был рассчитан только на то, чтобы соблазнять.
– Это Валери. Парень, эта девочка просто нечто, должен тебе сказать. У нее просто сказочная лохматка. Ты с ней развлекался?
– Я с ней даже незнаком, – с деланным спокойствием ответил Ник.
– Да это же секретарша Ноблие. Копам всегда дает. Господи, Ники, иногда мне кажется, что твои гормоны впали в спячку, – с отвращением констатировал Чез. – Ты же знаешь, что с тобой пошла бы любая курочка в этом заведении.
Не обращая внимания на свободный табурет, Ник прислонился к стойке, заказал пиво, потом закурил. Ему было плевать на замечание Чеза Стоукса о его сексуальном аппетите. Ник не считал секс всего лишь способом убить время, но он не собирался тратить силы и объяснять это Стоуксу.
Ансамбль объявил перерыв, и теперь в баре можно было разговаривать.
– Скучаешь без работы? – поинтересовался Стоукс. Он уже прилично выпил, потому что его взгляд был слегка затуманенным, а щеки неестественно разрумянились.
– Немного.
– Гас сказал, когда разрешит тебе вернуться?
– Все зависит от того, отправят меня в тюрьму или нет.
Стоукс покачал головой.
– А все эта Бруссар… Вот сучка! Эта телка не стоит таких неприятностей. Я все гадал, не лесбиянка ли она, но нет, как-то не похоже. Я думаю, ей просто надо вставить как следует, ну, ты меня понимаешь…
Ник взглянул прямо в глаза Чезу.
– Прекрати издеваться над Бруссар. Она просто выполнила свой долг. А на это требуется мужество.
Стоукс ошеломленно посмотрел на Фуркейда.
– Что с тобой такое, парень? Она прищемила тебе хвост…
– Я сам прищемил себе хвост. Бруссар всего лишь оказалась рядом.
Чез фыркнул.
– Что-то ты запел по-другому. И с чего бы это? – Он вдруг ухмыльнулся, подвинулся ближе, щекоча Ника бородкой – Может, ты решил оказать ей честь, а?
– Поговаривают, что жить без мозгов чертовски тяжело, – задумчиво произнес Ник, выпуская сигаретный дым из ноздрей. – Ты-то своими пользовался в последние дни или за тебя думает то, что висит у тебя между ног?
– Они работают по очереди. Господи, какая муха тебя сегодня укусила?
– Укусила она меня не сегодня, Чез, а несколько дней назад. И я до сих пор не слишком уверен, что это была за тварь. Может, ты мне поможешь разобраться?
– Возможно, если я только соображу, о чем идет речь.
Ник подвинулся чуть ближе.
– Пойдем-ка подышим вечерним воздухом, Чез. И поболтаем.
Стоукс попытался уклониться:
– Ники, послушай, у меня на сегодня другие планы, приятель. Я загляну к тебе завтра. И мы обо всем потолкуем. Но сегодня…
Фуркейд сделал шаг вперед, схватил Стоукса за яйца и как следует сжал.
– Вперед, Чез, – его голос напоминал львиный рык. – Ты начинаешь действовать мне на нервы.
Полицейские появились здесь сразу после убийства дочери хозяев, в знак сочувствия и осознания общей вины за случившееся. Посещения, начавшиеся при таких трагических обстоятельствах, превратились в привычку, и эта привычка продолжала жить.
Стоянка оказалась заполненной на две трети. Здание стояло на берегу затона, поднимаясь над землей на прочных сваях на тот случай, если вода подойдет слишком близко. Громкая, как каменный обвал, музыка пробивалась даже сквозь стены. Она стала еще слышнее, когда дверь распахнулась и выпустила на ступени две смеющиеся пары.
Ник вошел внутрь. В баре гремела музыка, над стойкой и столами висел густой табачный дым, аромат жареной рыбы и гумбо пропитывал воздух, словно крепкие духи.
Стоукс сидел на своем обычном месте на углу стойки, что позволяло видеть весь бар и всех присутствующих женщин. Он увидел Ника и приветственно поднял стакан.
– Эй, братва, к нам пожаловал наш опозоренный товарищ! – провозгласил он, широкая улыбка засияла на его лице, прямо посреди козлиной бородки. – Ники! Ты решил выйти в свет или тебя привели сюда дела?
Ник пробрался среди постоянных клиентов, стерпел хлопки по спине от полицейских, имен которых он не вспомнил бы и под угрозой смерти, обошел официантку в тесной футболке, улыбавшуюся так призывно, будто она снималась для рекламного плаката.
Стоукс покачал головой, сожалея об упущенной возможности, чмокнул обесцвеченную блондинку, сидевшую рядом с ним на табурете, и ущипнул ее за задницу.
– Эй, сладкая почему бы тебе не пойти попудрить носик и не освободить место моему другу Ники? Он у нас легенда, разве ты не в курсе?
Блондинка соскользнула с табурета, коснувшись грудью руки Ника.
– Надеюсь, вы скоро снова начнете работать, детектив.
Стоукс подтолкнул его локтем, когда женщина ушла, унося свой задок, упакованный в слишком тесные, чтобы быть удобными, джинсы. Ее наряд был рассчитан только на то, чтобы соблазнять.
– Это Валери. Парень, эта девочка просто нечто, должен тебе сказать. У нее просто сказочная лохматка. Ты с ней развлекался?
– Я с ней даже незнаком, – с деланным спокойствием ответил Ник.
– Да это же секретарша Ноблие. Копам всегда дает. Господи, Ники, иногда мне кажется, что твои гормоны впали в спячку, – с отвращением констатировал Чез. – Ты же знаешь, что с тобой пошла бы любая курочка в этом заведении.
Не обращая внимания на свободный табурет, Ник прислонился к стойке, заказал пиво, потом закурил. Ему было плевать на замечание Чеза Стоукса о его сексуальном аппетите. Ник не считал секс всего лишь способом убить время, но он не собирался тратить силы и объяснять это Стоуксу.
Ансамбль объявил перерыв, и теперь в баре можно было разговаривать.
– Скучаешь без работы? – поинтересовался Стоукс. Он уже прилично выпил, потому что его взгляд был слегка затуманенным, а щеки неестественно разрумянились.
– Немного.
– Гас сказал, когда разрешит тебе вернуться?
– Все зависит от того, отправят меня в тюрьму или нет.
Стоукс покачал головой.
– А все эта Бруссар… Вот сучка! Эта телка не стоит таких неприятностей. Я все гадал, не лесбиянка ли она, но нет, как-то не похоже. Я думаю, ей просто надо вставить как следует, ну, ты меня понимаешь…
Ник взглянул прямо в глаза Чезу.
– Прекрати издеваться над Бруссар. Она просто выполнила свой долг. А на это требуется мужество.
Стоукс ошеломленно посмотрел на Фуркейда.
– Что с тобой такое, парень? Она прищемила тебе хвост…
– Я сам прищемил себе хвост. Бруссар всего лишь оказалась рядом.
Чез фыркнул.
– Что-то ты запел по-другому. И с чего бы это? – Он вдруг ухмыльнулся, подвинулся ближе, щекоча Ника бородкой – Может, ты решил оказать ей честь, а?
– Поговаривают, что жить без мозгов чертовски тяжело, – задумчиво произнес Ник, выпуская сигаретный дым из ноздрей. – Ты-то своими пользовался в последние дни или за тебя думает то, что висит у тебя между ног?
– Они работают по очереди. Господи, какая муха тебя сегодня укусила?
– Укусила она меня не сегодня, Чез, а несколько дней назад. И я до сих пор не слишком уверен, что это была за тварь. Может, ты мне поможешь разобраться?
– Возможно, если я только соображу, о чем идет речь.
Ник подвинулся чуть ближе.
– Пойдем-ка подышим вечерним воздухом, Чез. И поболтаем.
Стоукс попытался уклониться:
– Ники, послушай, у меня на сегодня другие планы, приятель. Я загляну к тебе завтра. И мы обо всем потолкуем. Но сегодня…
Фуркейд сделал шаг вперед, схватил Стоукса за яйца и как следует сжал.
– Вперед, Чез, – его голос напоминал львиный рык. – Ты начинаешь действовать мне на нервы.