Хоуг Тэми. Тонкая темная линия

   Ник покачал головой:
   – Я такого не помню, да и пропускал обычно треп мимо ушей. Тем более не слушал Стоукса. Ведь у него каждую неделю новая бабенка. Я помню, что он по-дружески держался с Памелой. А после ее убийства как-то притих. Ему хотелось играть первую скрипку в этом деле, но в то утро, когда ты нашла Памелу Бишон, Чез был занят с окружным прокурором. Расследованием занялся я, и Ноблие этому не препятствовал, хотя Стоукс буквально ходил за мной по пятам.
   – Но Стоукс никогда не упоминал ничего личного о себе и Памеле?
   – В сексуальном плане точно нет. Позже Чез признался, что жалеет о том, что отнесся к делу недостаточно серьезно, когда Памела обратилась за помощью.
   – Да что ты говоришь, – не удержавшись, съязвила Анни. – Я просматривала его рапорты. Он едва выслушивал ее и советовал обратиться в телефонную компанию, чтобы ей на аппарат установили подслушивающее устройство. Ленивый сукин сын.
   Она широким шагом подошла к Нику, ее глаза сверкали от ярости.
   – А что, если Стоукс не просто лентяй, а гораздо хуже? – поинтересовалась Анни, впервые произнося вслух давно мучившую ее мысль. Она чувствовала себя так, как будто выпустила на свободу ядовитую гадину.
   Фуркейд подозрительно покосился на нее.
   – Что ты имеешь в виду, Туанетта?
   – Мы сегодня немного поцапались со Стоуксом по поводу улик. Он клянется, что послал их в лабораторию в Шривпорте, но пригрозил мне неприятностями, если я попробую это проверить. Чез заявил, что пойдет к Ноблие и подаст официальную жалобу – якобы я копаюсь в его делах. Но зачем так беспокоиться из-за моего звонка в лабораторию, если улики на самом деле там?
   – Ты думаешь, что Стоукс их не посылал? – переспросил Ник. – Зачем ему это?
   – Этот насильник знает обо всем, что мы станем искать на месте преступления, – о волосах, нитках, отпечатках пальцев, сперме. Он заходит так далеко, что заставляет своих жертв потом вычистить все из-под ногтей. Кто знает о том, что надо соблюдать такую осторожность? Профессионал… или полицейский.
   – Ты считаешь, что насильник Стоукс? Но это безумие! – Ник даже рассмеялся. Но Анни не видела в этом ничего забавного. – Да ладно тебе, Туанетта! Днем Стоукс полицейский, а по ночам насильник? Глупости!
   – Ты полагаешь, что он не способен на насилие в отношении женщины? Ну как же! Добрый старина Чез. Но могу тебе сказать по собственному опыту, что детектив Чез Стоукс очень не любит слово «нет».
   В Нике неожиданно пробудились ревность и желание защитить, хотя раньше он считал, что на такие чувства просто не способен.
   – Стоукс к тебе прикасался?
   – Ему ни разу не представился такой случай, – ответила Анни. – Но это не означает, что ему этого не хочется или он об этом не думал раз сто. У него взрывной характер, и завести его ничего не стоит.
   Ник подумал, что в ее словах есть большая доля правды. Он только накануне видел темперамент Стоукса в действии.
   – Ты сам думал, что он тебя подставил, – напомнила ему Анни.
   И Ник до сих пор не был полностью уверен, что это не так. Но сейчас он уже начал сомневаться во всем.
   – Даже если ты права, все же продать меня – это одно, а насиловать и убивать женщин – совсем другое, – сказал он наконец.
   – Но посмотри, как все сходится на Стоуксе, – заметила Анни. – Куда ни глянь, везде Стоукс. Он возглавил особую группу, у него есть доступ ко всем уликам. И теперь у него есть два пера с места изнасилования и маска, которая была на Памеле Бишон, но Стоукс не отправил их в лабораторию для идентификации.
   Ник примирительно поднял руки.
   – Ладно, Туанетта, успокойся. Ты же не станешь пытаться привязать его к делу Бишон.
   – Почему нет? Стоукс расследовал жалобы Памелы. По словам Линдсей Фолкнер, Донни ревновал, когда Памела проводила с детективом время. Она встречалась со Стоуксом за ленчем в понедельник, а в ту же ночь ей проломили голову.
   – Вот тут ты ошибаешься, Туанетта. – Ник покачал голевой. – Ведь дело Бишон вел я. Ты полагаешь, что я бы это проглядел?
   – А ты смотрел? – бросила ему вызов Анни. – На кого Стоукс натравил тебя? На Ренара.
   – Меня никто не натравливал. Я вышел на Ренара, потому что так подсказала мне логика. Если будем продолжать в том же духе, то сможешь привязать к убийству меня, а я тебя – к изнасилованиям.
   – Но ведь не я пытаюсь скрыть улики, – парировала Анни.
   – Ты же не знаешь наверняка, что это делает Стоукс. Может быть, он просто хочет от тебя отвязаться.
   – Нет, я права, а ты не хочешь меня слушать, потому что в таком случае будешь выглядеть идиотом. Я считаю, что есть все основания подозревать Стоукса.
   – Он полицейский.
   – Ты тоже! – выкрикнула Анни. – Это не удержало тебя, когда ты нарушил закон.
   Ее слова упали словно тяжелый камень. Анни почувствовала себя виноватой. Ей не в чем было себя винить, и все-таки ей стало не по себе.
   – Прости, пожалуйста, – прошептала она. – Я вела себя как стерва.
   – Нет. Это правда.
   Он подошел к окну и уставился в пустоту.
   – Я просто подумала, что никакими версиями не надо пренебрегать, – продолжала Анни. – Под таким углом дело еще никто не рассматривал.
   Ник вынужден был признать, что под этим углом он и не хотел его рассматривать. И причину этого Анни подметила верно. Убийство Памелы Бишон расследовал он. Если Фуркейд работал бок о бок с убийцей и ничего не заметил, тогда что он вообще за полицейский? Ник постарался посмотреть на все так, как если бы он вообще не был знаком ни с делом, ни со Стоуксом.
   – Нет, не годится, – наконец высказался он. – Стоукс прожил здесь около пяти лет, и вдруг ни с того ни с сего начал потрошить женщин и превратился в серийного насильника? Не-а. Так не бывает, – Фуркейд повернулся и медленно подошел к Анни. – Какие еще улики были собраны по изнасилованиям?
   – Ни крови, ни спермы, ни частиц кожи. Ничего из того, что оставляют насильники. – И тут Анни вспомнила: – После изнасилования Нолан я видела, как Стоукс пинцетом подбирал лобковый волос в ее ванной.
   – Проверь это. А пока продиктуй мне номера дел по изнасилованиям. Я позвоню в Шривпорт и назовусь Квинлэном. Посмотрим, что они мне скажут.
   Анни кивнула.
   – Спасибо, – она не отводила от него глаз. – Прости меня…
   – Не стоит извиняться, Туанетта. – На этот раз слова прозвучали уже как приказ. – Это напрасная трата сил. Ты сказала то, что думала. Посмотрим, куда это нас приведет, но я не хочу, чтобы ты отвлекалась. Дела об изнасилованиях тебя не касаются. Твое дело – расследование убийства Памелы Бишон. Ренар – подозреваемый номер один. Об этом нам сказала сама Памела Бишон. Если не хочешь слушать меня, послушай ее.
   Тут Ник был прав, и ей оставалось только подчиниться.
   – И почему я не стала официанткой? – с тяжелым вздохом произнесла Анни.
   – Если бы ты не стала полицейским, ты бы не смогла лихачить за рулем, – негромко ответил Ник.
   Шутка прозвучала неожиданно и очень кстати. Анни посмотрела на его покрытое синяками лицо, на глаза, столько повидавшие. Логика подсказывала ей держаться от него подальше, но соблазн почувствовать что-то другое, кроме неуверенности и недовольства собой, был слишком велик. Ник обладал властью на время изгонять эти чувства, он мог заставить Анни не ощущать ничего, кроме страсти и яростного желания. Короткая интерлюдия забвения и одержимости.
   Одержимость не казалась столь привлекательной, если учитывать, куда она привела Фуркейда. Но чего же все-таки боялась Анни – одержимости, Фуркейда или самой себя?
   Она буквально заставила себя подойти к доске с фотографиями с места преступления и посмотреть на то, что осталось от Памелы Бишон. Ее пронизало отвращение, отрезвляющее, словно холодный душ.
   Могли такое сотворить Стоукс? И был ли у него мотив? Линдсей Фолкнер говорила, что он флиртовал с Памелой, а Донни ревновал. Но она ни словом не упомянула о том, что Памеле это внимание не нравилось. Если Памела отвергала его, потому что боялась мести Донни, то Стоукс прекрасно мог дождаться, пока женщина получит развод. Но Чез Стоукс не из терпеливых, и он никогда не отличался рассудительностью. Мог ли он переступить черту в приступе слепой ярости?
   Самой Анни это казалось неубедительным. Может быть, она обратила внимание на Стоукса только потому, что он действовал ей на нервы, или потому, что знала, что он ленивый полицейский.
   А способен ли на такое зверство Донни? Анни сразу представила его в кабинете при мягком свете лампы. В приступе гнева, когда ревность довела его до края, мог ли этот симпатяга буквально выпотрошить мать собственного ребенка?
   Донни Бишон пил в вечер убийства, а спиртное выпускает на свободу самые низменные пороки. Но дойти до такой степени жестокости?
   – Ты в деле с самого начала, – обратилась она к Нику. – Тебе когда-нибудь приходила в голову мысль, что это дело рук Донни?
   Фуркейд встал с ней рядом.
   – Я никогда не мог поверить, что у него хватит на это духу. Может быть, у него был мотив… Но все остальное… Нет, я никогда в это не верил. – Ник достал из пачки сигарету и крутил ее в пальцах. – Я говорил с барменом из «Буду Лаундж», обслуживавшим Донни в тот вечер. Он клянется, что Донни здорово перебрал.
   – Я читала его показания. Но это было в пятницу вечером, – напомнила Анни, – во время наплыва посетителей. Мог ли бармен с уверенностью сказать, что Донни выпил все, что заказал? А если он и выпил все, то откуда нам известно, что он не пошел в туалет и не сунул два пальца в рот? Если он способен сотворить такое с женщиной, то у него хватит ума создать себе алиби.
   – Вот здесь-то ты, милая, как раз и ошибаешься. У Донни совсем нет ума, – заметил Ник. – Он больше говорит, чем делает, и всегда совершает промахи. Невозможно, чтобы Донни Бишон совершил такое преступление и нигде не облажался. Отпечатки пальцев, волокна ткани, частички кожи под ее ногтями, сперма, хоть что-нибудь, но он бы оставил. А на месте этого преступления мы практически ничего не нашли. Бишон дал согласие на обыск своего городского дома, и там по нулям. Никаких кровавых пятен на одежде, никаких кровавых следов в гараже, нигде в доме не оказалось даже пятнышка крови.
   – А как насчет его вероятной связи с Маркотом и связи Маркота с Ди Монти?
   – Это не преступление мафии, – ответил Ник. – Когда мафия хочет кого-нибудь убрать, то они просто вывозят человека на болота и там приканчивают. К телу прикрепляют восемь фунтов железной цепи и бросают в воду. Ни один мафиози не станет держать на службе такого психопата, как тот, что убил Памелу Бишон. Такого рода убийцы непредсказуемы, из-за них рискуют все. Я говорил это с самого начала и повторю сейчас – это преступление одиночки.
   Анни отвернулась от фотографий и потерла лицо руками:
   – У меня мозги уже расплавились.
   – Туанетта, не забывай о Ренаре только потому, что ты подозреваешь другого. Он звонит тебе, посылает подарки. Точно так же архитектор вел себя с Памелой. Оставь Донни и Маркота мне, а сама сосредоточься на Ренаре. Ты поймала его на крючок, малышка. Теперь вытаскивай.
   «А что потом?» – подумала Анни, но вслух этого вопроса не задала. Она просто позволила тишине повиснуть между ними, ей было слишком жарко, и она слишком устала, чтобы продолжать. На верхнем этаже дома было душно, неожиданно жаркий день нагрел крышу. Вентиляторы под потолком только гоняли теплый воздух туда-сюда.
   – Ну что, достаточно на сегодня? – поинтересовался Ник. Он поднес сигарету к губам, потом передумал закуривать и положил ее на стол рядом с пачкой. – Оставайся на ночь, – предложил он. И излучаемая им энергия сразу стала сексуальной, как будто Ник повернул выключатель. Анни почувствовала прикосновение этой ауры к коже, ощутила, как ее собственное тело завибрировало в ответ.
   – Я не могу, – негромко ответила она. – В связи с последними событиями Сэм и Фаншон беспокоятся. Я должна быть дома.
   – Тогда задержись ненадолго. – Ник приподнял ее подбородок. – Я хочу тебя, Туанетта, – прошептал он, наклоняя голову.
   – Как бы мне хотелось, чтобы все было так просто.
   – Нет, тебе этого не хочется. Потому что если бы это был только секс, ты бы почувствовала себя обманутой, грязной, использованной. А этого ты не хочешь.
   – А что же это тогда, если не просто секс? – спросила Анни, удивленная его намеком на нечто большее. Фуркейд всегда казался ей мужчиной, который стремится к необременительным отношениям с противоположным полом.
   С задумчивым выражением Ник провел пальцем по щеке Анни.
   – Это то, что есть, – негромко ответил он, накрывая ее губы своими. – Останься, и мы рассмотрим возможные варианты.
   Его язык проник в ее рот, и Анни сразу же отреагировала на эту ласку.
   – Я хочу тебя, – прошептал он, лаская ее спину. – Ведь и ты хочешь меня? Не бойся этого, Туанетта. Ты можешь спуститься глубже вместе со мной.
   Глубже. В черную воду, в неизведанное. Утонешь или выплывешь. Анни вспомнила, как Эй-Джей обвинил ее в том, что она отталкивает его потому, что он слишком хорошо ее знает. А Ник говорил, что она плохо знает себя и боится того, что может скрываться в глубине ее души. Фуркейд увлекает ее за собой. Или она вытащит его наверх, или он утянет ее за собой в свою темноту так глубоко, что Анни утонет.
   Ник ждал и молчал. Спокойный и собранный, словно сжатый кулак.
   – Хорошо, я останусь ненадолго, – сдалась Анни.
   Он поднял ее на руки и понес к кровати. Они торопливо раздевали друг друга, их пальцы спешили, спотыкались на пуговицах. На них действовала жара в комнате. Кожа стала влажной от желания. Их тела касались друг друга, горячие и влажные, плоть к плоти, мужчина к женщине. Его руки исследовали ее тело – мягкую полноту груди, острый кончик соска, влажное тепло лона. Она касалась его рельефных мускулов, густых темных волос на груди, мощного члена, гладкого и твердого, как мраморная колонна.
   Они упали на простыни, ее темные волосы разметались по подушке. Она выгнулась, подставляя тело его поцелуям, а он ловил губами капельки пота в ложбинке между ее грудями, его губы двигались вниз к животу, ласкали округлое бедро, чувствительную кожу под коленями. Анни открылась навстречу его рукам. Ник довел ее до крайнего возбуждения, заставив жаждать воссоединения с ним.
   Он вытащил пакетик из ночного столика, прислонился к спинке кровати и отдался сладострастной пытке, когда тонкие пальчики надевали презерватив. Она подняла на него глаза, ее губы опухли и стали вишнево-красными от его поцелуев. Анни выглядела одновременно распутной и невинной. Никогда еще Ник так не желал женщину, эту женщину, положившую конец его карьере. Ему не следовало вмешиваться в ее судьбу, но она сама ворвалась в его владения, и его потребность прикоснуться к ней, держать в своих объятиях перевесила соображения чести.
   Ник протянул к ней руки.
   – Иди сюда, дорогая, – прошептал он, подталкивая Анни к себе. – Возьми то, чего ты так хочешь.
   Держа ее за талию, он потянул ее на себя. Анни опустилась сверху, вобрав его плоть глубоко в себя, пальцы вцепились ему в плечи. Они двигались в едином ритме. Ник крепко держал ее, словно она в любой миг могла исчезнуть.
   Анни откинулась назад, опираясь на его руки, и наслаждалась, пока Ник завладел ее соском.
   – Открой глаза, дорогая, – приказал Ник. – Открой глаза и смотри на меня.
   Ее глаза не отрывались от его, когда они оба достигли пика. Это было мощное, захватывающее ощущение, а не просто секс.
   «Через неделю в зале суда я буду давать показания против него».
   Эта мысль улиткой ползла в ее голове, пока Анни лежала рядом с Ником. Ей хотелось узнать, не намерен ли его адвокат заключить сделку с прокурором, но не стала. Она попыталась представить, как навещает его в тюрьме. Ей сразу стало тошно.
   Анни предполагала, что ни один суд присяжных в Южной Луизиане не осудит его, учитывая то количество ложных показаний, которые готовы дать под присягой ее коллеги в защиту детектива Фуркейда. К тому же почти все жители округа Парту полагали, что Ренар заслужил куда худшую участь, чем просто избиение. И теперь Анни надеялась, что система правосудия, которой она присягала служить, даст сбой и оправдает ее надежды. И как-то все само собой утрясется.
   Серые оттенки, так говорил ей Ноблие. Словно слои сажи и грязи. Анни физически ощущала, как они окутывают ее.
   – Я должна ехать, – она чувствовала странную смесь нежелания и нетерпения.
   Ник промолчал. Он не ожидал, что Анни останется на всю ночь. С чего бы ей это делать? Их отношения не могли сложиться просто, а у нее в запасе есть симпатичный ручной адвокат, готовый предоставить ей спокойную, нормальную жизнь. Ник убеждал себя, что он из тех людей, кому на роду написано одиночество. Он уже к этому привык. И ничто не должно отвлекать его от работы.
   Но работы он скоро лишится, как только его осудят за избиение Маркуса Ренара. До слушания дела осталась всего неделя. И главный свидетель обвинения стоит спиной к нему и собирает спутанные темные волосы в «конский хвост». Его обвинитель, его партнер, его любовница. Было бы куда лучше ее ненавидеть. Но Ник этого не мог.
   Он выбрался из кровати и взял свои джинсы.
   – Я провожу тебя до дома. На тот случай, если парень в «Кадиллаке» снова выйдет на охоту.
   Ник ехал за Анни до самого дома. Иногда ей казалось, что Фуркейд потерял ее, но он тут же давал о себе знать, мигнув фарами. Ник ехал за ней не для того, чтобы помешать преступнику напасть. Он намеренно выпустил ее вперед, как выпускают кролика, чтобы заманить хищника. Если ее враг нападет, Фуркейд в ту же минуту окажется рядом, чтобы схватить мерзавца.
   Да, не все любовники так развлекаются. Но Фуркейд не был типичным ни с какой точки зрения. Да и любовниками они по сути не были. Большинству любовников не приходится встречаться в зале суда, стоя по разные стороны барьера.
   Анни припарковалась возле магазина. Спустя несколько мгновений мимо проехал Фуркейд и посигналил ей фарами. Он не остановился.
   Молодая женщина посидела немного в джипе, словно ожидая чего-то, потом перебралась на пассажирское сиденье, собрала вещи, повесила рюкзак на плечо, подхватила папки, отданные ей Фуркейдом.
   Неловко двигаясь из-за обилия вещей, с оттягивающим плечо рюкзаком, она выбралась из машины и бедром захлопнула дверцу. Папки посыпались у нее из рук, ремень рюкзака соскользнул с плеча.
   – Черт! – выругалась Анни, опускаясь на колени. Звук ружейного выстрела прозвучал на долю секунды раньше, чем в джип ударила пуля.

ГЛАВА 36

   Пуля пролетела сквозь пластиковое заднее стекло джипа, выбила ветровое стекло и разнесла витрину магазина. На все ушло так мало времени, что человек не успел бы и вздохнуть. Правда, Анни и не дышала.
   Она распласталась на земле и заползла под джип, таща за собой рюкзак. От днища машины исходил удушливый жар. Трясущимися руками Анни достала свой револьвер, спустила предохранитель и стала ждать.
   Где-то вдалеке хлопнула сетчатая дверь.
   – Кто там? – грозно выкрикнул Сэм. – Я вооружен! Буду стрелять без предупреждения!
   – Дядя Сэм! – закричала Анни. – Возвращайся в дом! Вызови девять-один-один!
   – Я лучше выпущу весь магазин в задницу мерзавца! Где ты, дорогая?
   – Вернись в дом! Звони девять-один-один!
   – Черта с два! Твоя тетушка уже позвонила! Полиция сейчас приедет!
   Анни подумала, что, если им очень повезет, через полчаса явится помощник шерифа. Разумеется, если это не один из них стоит на другой стороне дороги с дымящимся ружьем. Анни подумала о Маллене. О Стоуксе. На ум пришел и Донни Бишон. Не забыла она и Ренара. Анни обвинила его в том, что он сам стрелял в свою семью. Возможно, это его возмездие.
   Анни поудобнее перехватила револьвер и поползла вперед. Стреляли явно с другой стороны шоссе или из леса. Машины она не видела и звука мотора не слышала. Ночью в лесу спрятаться легко. Чтобы поймать стрелка, понадобится служебная собака, но пока подразделение К-9 сюда доберется, он уже давно будет у себя дома.
   Анни услышала в отдалении шум машины, завывание сирены, дававшей всем преступникам в округе сигнал о прибытии полиции.
   Дежурным помощником шерифа оказался Питр. К Сэму и Фаншон он отнесся с минимальным уважением. А Анни заявил, что никогда еще не видел столь незадачливого стрелка. Он лаконично сообщил обо всем в диспетчерскую, с сарказмом доложив ситуацию – описание предполагаемого преступника отсутствует, описание машины отсутствует, улик никаких. По настойчивой просьбе Анни он все-таки позвонил в К-9, и ему сообщили, что дежурного нет. Детектив займется расследованием утром. Если, конечно, Анни захочет открывать дело, подчеркнул Питр.
   – Кто-то пытался меня убить, – резко ответила ему Анни. – Я не собираюсь делать вид, будто ничего не случилось.
   Питр только пожал плечами, как бы говоря: «Поступай, как знаешь».
   Пуля разнесла витрину магазина и влепилась в стальной кассовый аппарат на стойке продажи туристических билетов. В кассе теперь зияла внушительная дыра, но она работала. А пуля превратилась в лепешку. Даже если бы кто-то взял на себя труд искать подозреваемого, то им нечего было бы предъявить баллистикам.
   – Что ж, еще раз спасибо за ничегонеделание, – не удержалась от замечания Анни, провожая Питра до машины.
   Он сделал невинное лицо.
   – Ну что ты, я же примчался с мигалкой и сиреной!
   Анни хмуро взглянула на него:
   – Не выводи меня, Питр. Скажу только, что ты такой же осел, как и Маллен.
   – Теперь ты за меня принялась, да? Я слышал, как ты набросилась сегодня на Стоукса. Что с тобой такое, Брус-cap? Или тебе кажется, что подняться по служебной лестнице можно только в том случае, если столкнешь всех остальных? А ведь женщины могут прокладывать себе путь к вершине через постель.
   – Вали отсюда, Питр!
   Проводив Фаншон в дом, она позвонила Фуркейду.
   Слушая долгие гудки, Анни обкусывала сломанный ноготь. После шестого гудка включился автоответчик. Где он пропадает в половине второго ночи? Анни не переставала думать об этом, помогая Сэму загородить окно, чтобы защитить магазин от енотов-мародеров. Она осознавала, что нуждается в поддержке Ника, и это беспокоило ее. Если Анни собирается преодолеть все эти неприятности с Ренаром, с коллегами по работе и судом над Фуркейдом, она обязана стать жестче и полагаться только на себя.
   Работая вместе с дядей, Анни как-то ухитрялась отвечать на его вопросы, особо не рассказывая о той ситуации, в которой оказалась. Но Сэм понимал, что его воспитанница не говорит всей правды, и Анни об этом знала. Он наградил ее тяжелым взглядом, когда они выходили из магазина.
   – Во что ты впуталась, малышка? Почему у тебя всегда все так непросто? Почему бы тебе просто не выйти замуж за Андрэ и не успокоиться? Подарила бы нам с Фаншон симпатичных внучат. Так ведь нет, нашла себе мужскую работу. А сегодня тебя чуть не убили. Это совершенное безумие!
   – Все перемелется, дядя Сэм, – без особого оптимизма пообещала Анни.
   Сэм взял ее лицо в свои натруженные ладони.
   – Мы же очень беспокоимся о тебе, дорогая. Подумай хорошенько над моими словами.
   Анни проводила его взглядом. Ей было очень неприятно, что она невольно навлекла опасность на близких людей. Возможно, ей стоит подумать о переезде.
   – Возможно, стоит подумать о переезде в сумасшедший дом, – пробормотала Анни себе под нос, направляясь к лестнице.
   На третьей ступеньке снизу ее поджидала маленькая, красиво упакованная коробочка. Ренар. Точно так же была завернута коробка с шелковым шарфом. Анни опять стало не по себе. Знакомое чувство. Оно охватывало ее всякий раз при мысли о том, что Маркус Ренар запросто приходил к ней домой, словно имел право вмешиваться в ее личную жизнь.
   Она взяла коробочку и поднялась в квартиру.
   Анни сразу же поняла, что в доме побывал кто-то чужой. Она стояла у самого входа и видела гостиную. Окна были закрыты на задвижку, воздух в квартире застоялся, и она отчетливо ощутила какой-то посторонний запах. Анни положила рюкзак у двери и достала револьвер. С оружием наготове она прошла в гостиную, нажала на кнопку автоответчика.
   Аппарат исправно озвучивал оставленные сообщения. Леди из фирмы «Мэри Кей» видела ее в новостях и желала сделать ей комплимент по поводу цвета лица. Отдаленный «кузен» из клана Дусе тоже видел ее по телевизору и спрашивал, не поможет ли ему Анни получить работу помощника шерифа.
   Анни перешла в кухню, осмотрелась. Все казалось на своих местах. Старый холодильник гудел и вздрагивал. Аллигатор на его дверце приветствовал ее улыбкой. На столе было чисто. Утром перед уходом Анни собрала все папки и материалы по делу и положила в старый бак для кипячения. Просто так, на всякий случай.
   Автоответчик продолжал работать. Серена, сестра Эй-Джея и психолог, предлагала по-дружески высказать ей все, что Анни захочется рассказать. Два раза просто повесили трубку.