Страница:
– И всем, кроме меня, ситуация кажется нормальной, – пробормотала Анни себе под нос.
Ей стало тревожно, неуютно, во рту появился горький привкус. Она вышла из раздевалки и пошла по коридору.
Сержант Хукер многозначительно округлил глаза, когда Анни прошла мимо стойки дежурного:
– Посмотрим, сможешь ли ты сегодня арестовать преступников, Бруссар.
Анни не стала ему отвечать, но, расписываясь в книге ухода, заметила:
– В три часа я должна быть в суде.
– Да что ты говоришь? И как, ты выступаешь за нас или против?
– Дело Ипполита Граньона, грабеж, – невозмутимо ответила она.
Хукер хмуро посмотрел на нее своими поросячьими глазками.
– Твой рапорт должен быть на столе у шерифа к полудню.
– Да, сэр.
Ей следовало бы отправиться в кабинет и немедленно написать отчет, но она не в состоянии была сделать это сейчас. Анни вышла из здания и вдохнула влажный воздух.
Дождь кончился к пяти утра. Анни пролежала всю ночь без сна, прислушиваясь к шуму ливня, бьющего по крыше. Наконец она отказалась от мысли заснуть, заставила себя встать и поработать с гантелями и штангой, придававшими второй спальне в ее доме такой экзотический вид.
Делая зарядку, она наблюдала, как занимается заря над бухтой Ачафалайя. Иногда по утрам солнце напоминало огненный шар, а небо приобретало такие яркие оттенки розового и оранжевого, что казалось, оно плавится. Этим утром его закрывали тяжелые угольно-серые облака, предвещающие грозу.
Анни подумала, что буря ее вполне бы устроила. Правда, не стоило забывать и о том, что весенняя гроза отгремит и забудется, а с переделкой, в которую она попала, этого не случится.
– Помощник шерифа Бруссар, не могли бы вы уделить мне минуту?
Анни резко обернулась на звук низкого приятного голоса. Ричард Кадроу прислонился к стене здания, запахнув полы своего просторного плаща, словно эксгибиционист, притаившийся на школьном дворе.
– Прошу прощения, но у меня нет времени, – быстро проговорила Анни, сходя с тротуара и направляясь через стоянку к патрульной машине.
– Рано или поздно вам придется поговорить со мной, – адвокат шел за ней по пятам.
– Пусть лучше поздно, мистер Кадроу. Я на службе.
– Вашу службу оплачивают налогоплательщики. Должен ли я напомнить вам, мисс Бруссар, что я и сам аккуратно плачу налоги, финансируя жиры Огюста Ноблие и, следовательно, с технической точки зрения, я тоже являюсь вашим работодателем?
– У меня нет времени на дискуссию. – Анни отперла дверцу машины, другой рукой придерживая папки, блокноты и книжку со штрафными квитанциями. – Сержант будет недоволен, если я не справлюсь с работой.
– Сержант? Или шериф Ноблие – за то, что вы со мной беседовали?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – солгала Анни, пытаясь открыть дверцу машины.
– Я могу вам помочь? – Кадроу галантно протянул руку.
– Нет, – резко бросила Анни, уклоняясь.
От резкого движения папки и квитанции полетели на землю. Из дела Ренара вывалилось все содержимое. Анни в панике нагнулась, судорожно хватая документы, пока они не разлетелись на ветру. Кадроу присел на корточки и протянул руку к блокноту с записями, столь же привлекательными для адвоката, как кружевное белье для донжуана. Анни выхватила блокнот у него из-под руки и тут же увидела, как его худая, испещренная венами рука потянулась к постановлению об аресте, которое она не подшила в дело и не отправила в бумагорезку.
Анни рванулась вперед, схватила документ и поспешно скомкала его. Она прижала собранные бумаги к груди, неловко поднялась и попятилась к открытой двери патрульной машины.
Кадроу с интересом наблюдал за ней.
– Мне что-то не полагалось видеть, мисс Бруссар?
Пальцы Анни плотнее сжали скомканное постановление об аресте.
– Я должна ехать.
– Вы ведь были на месте преступления вчера вечером. Мой клиент заявил, что вы спасли ему жизнь. Вам потребовалось немало смелости, чтобы остановить Фуркейда. – Адвокат придержал дверцу, пока Анни устраивалась за рулем. – Чтобы жить честно, требуется мужество.
– Откуда вам это знать? – пробурчала Анни. – Вы же адвокат.
Насмешливое выражение исчезло с его пожелтевшего лица. Анни почувствовала, как горяч его взгляд, хотя она даже не смотрела на него.
– Злоупотребление властью, злоупотребление служебным положением, злоупотребление общественным доверием – все это ужасные вещи, мисс Бруссар.
– То же самое можно сказать и о преследовании, и об убийстве. И называйте меня «помощник шерифа Бруссар». – Анни повернула ключ зажигания и захлопнула дверцу.
Машина двинулась вперед, и Кадроу пришлось отступить в сторону. Он плотнее запахнул плащ, когда порыв весеннего бриза залетел на стоянку. Болезнь нарушила его температурный баланс, поэтому адвокат теперь либо горел, как в огне, либо дрожал от холода. В этот день Кадроу промерз до костей, но в его душе горел огонь целеустремленности. Если бы он шел чуть быстрее, постановление об аресте Ника Фуркейда было бы теперь у него в руках. Только покровительство Огюста Ноблие спасло его от тюрьмы.
– Я уничтожу вас обоих, – пробормотал Ричард Кадроу, глядя вслед удаляющейся полицейской машине. – И мисс Бруссар поможет мне в этом.
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
Ей стало тревожно, неуютно, во рту появился горький привкус. Она вышла из раздевалки и пошла по коридору.
Сержант Хукер многозначительно округлил глаза, когда Анни прошла мимо стойки дежурного:
– Посмотрим, сможешь ли ты сегодня арестовать преступников, Бруссар.
Анни не стала ему отвечать, но, расписываясь в книге ухода, заметила:
– В три часа я должна быть в суде.
– Да что ты говоришь? И как, ты выступаешь за нас или против?
– Дело Ипполита Граньона, грабеж, – невозмутимо ответила она.
Хукер хмуро посмотрел на нее своими поросячьими глазками.
– Твой рапорт должен быть на столе у шерифа к полудню.
– Да, сэр.
Ей следовало бы отправиться в кабинет и немедленно написать отчет, но она не в состоянии была сделать это сейчас. Анни вышла из здания и вдохнула влажный воздух.
Дождь кончился к пяти утра. Анни пролежала всю ночь без сна, прислушиваясь к шуму ливня, бьющего по крыше. Наконец она отказалась от мысли заснуть, заставила себя встать и поработать с гантелями и штангой, придававшими второй спальне в ее доме такой экзотический вид.
Делая зарядку, она наблюдала, как занимается заря над бухтой Ачафалайя. Иногда по утрам солнце напоминало огненный шар, а небо приобретало такие яркие оттенки розового и оранжевого, что казалось, оно плавится. Этим утром его закрывали тяжелые угольно-серые облака, предвещающие грозу.
Анни подумала, что буря ее вполне бы устроила. Правда, не стоило забывать и о том, что весенняя гроза отгремит и забудется, а с переделкой, в которую она попала, этого не случится.
– Помощник шерифа Бруссар, не могли бы вы уделить мне минуту?
Анни резко обернулась на звук низкого приятного голоса. Ричард Кадроу прислонился к стене здания, запахнув полы своего просторного плаща, словно эксгибиционист, притаившийся на школьном дворе.
– Прошу прощения, но у меня нет времени, – быстро проговорила Анни, сходя с тротуара и направляясь через стоянку к патрульной машине.
– Рано или поздно вам придется поговорить со мной, – адвокат шел за ней по пятам.
– Пусть лучше поздно, мистер Кадроу. Я на службе.
– Вашу службу оплачивают налогоплательщики. Должен ли я напомнить вам, мисс Бруссар, что я и сам аккуратно плачу налоги, финансируя жиры Огюста Ноблие и, следовательно, с технической точки зрения, я тоже являюсь вашим работодателем?
– У меня нет времени на дискуссию. – Анни отперла дверцу машины, другой рукой придерживая папки, блокноты и книжку со штрафными квитанциями. – Сержант будет недоволен, если я не справлюсь с работой.
– Сержант? Или шериф Ноблие – за то, что вы со мной беседовали?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – солгала Анни, пытаясь открыть дверцу машины.
– Я могу вам помочь? – Кадроу галантно протянул руку.
– Нет, – резко бросила Анни, уклоняясь.
От резкого движения папки и квитанции полетели на землю. Из дела Ренара вывалилось все содержимое. Анни в панике нагнулась, судорожно хватая документы, пока они не разлетелись на ветру. Кадроу присел на корточки и протянул руку к блокноту с записями, столь же привлекательными для адвоката, как кружевное белье для донжуана. Анни выхватила блокнот у него из-под руки и тут же увидела, как его худая, испещренная венами рука потянулась к постановлению об аресте, которое она не подшила в дело и не отправила в бумагорезку.
Анни рванулась вперед, схватила документ и поспешно скомкала его. Она прижала собранные бумаги к груди, неловко поднялась и попятилась к открытой двери патрульной машины.
Кадроу с интересом наблюдал за ней.
– Мне что-то не полагалось видеть, мисс Бруссар?
Пальцы Анни плотнее сжали скомканное постановление об аресте.
– Я должна ехать.
– Вы ведь были на месте преступления вчера вечером. Мой клиент заявил, что вы спасли ему жизнь. Вам потребовалось немало смелости, чтобы остановить Фуркейда. – Адвокат придержал дверцу, пока Анни устраивалась за рулем. – Чтобы жить честно, требуется мужество.
– Откуда вам это знать? – пробурчала Анни. – Вы же адвокат.
Насмешливое выражение исчезло с его пожелтевшего лица. Анни почувствовала, как горяч его взгляд, хотя она даже не смотрела на него.
– Злоупотребление властью, злоупотребление служебным положением, злоупотребление общественным доверием – все это ужасные вещи, мисс Бруссар.
– То же самое можно сказать и о преследовании, и об убийстве. И называйте меня «помощник шерифа Бруссар». – Анни повернула ключ зажигания и захлопнула дверцу.
Машина двинулась вперед, и Кадроу пришлось отступить в сторону. Он плотнее запахнул плащ, когда порыв весеннего бриза залетел на стоянку. Болезнь нарушила его температурный баланс, поэтому адвокат теперь либо горел, как в огне, либо дрожал от холода. В этот день Кадроу промерз до костей, но в его душе горел огонь целеустремленности. Если бы он шел чуть быстрее, постановление об аресте Ника Фуркейда было бы теперь у него в руках. Только покровительство Огюста Ноблие спасло его от тюрьмы.
– Я уничтожу вас обоих, – пробормотал Ричард Кадроу, глядя вслед удаляющейся полицейской машине. – И мисс Бруссар поможет мне в этом.
ГЛАВА 8
Как Анни и подозревала, известие о стычке между Ренаром и Фуркейдом уже обошло весь город. Полицейские, дежурившие ночью, медсестры из больницы Милосердия рассказали свою часть истории за ужином в закусочной «У мадам Колетт», а за завтраком официантки подавали эту новость вместе с дежурным блюдом.
Анни выдержала лавину едких замечаний, когда подошла к стойке за обычной чашкой кофе. А потом получила от враждебно настроенной официантки ответ:
– Кофе кончился.
Владельцы закусочной «У мадам Колетт» вынесли свой вердикт. Остальные жители Байу-Бро с этим тоже не станут медлить. Анни подумала, что людям всегда требуется виновный, осужденный пусть не судом, так хотя бы общественным мнением. Они почувствовали себя преданными, обманутыми системой, которая вдруг оказалась снисходительной не к тому, к кому следовало.
В маленьком придорожном кафе официантка выдала Анни стаканчик с кофе и пожелала приятного дня. Она явно была не в курсе новостей. Напиток оказался типичным для этого заведения – слишком черный, слишком крепкий и горький от цикория. Анни перелила его в свою кружку-непроливайку, добавила три порции суррогатных сливок и поехала прочь из города.
Затрещало радио, напоминая ей, что она в городе не единственная, кто попал в передрягу.
– Всем патрульным машинам, находящимся поблизости. Возможна ситуация два-шесть-один на стоянке трейлеров. Конец связи.
Анни схватила микрофон, одновременно нажимая на акселератор:
– Говорит Чарли-один. Я в двух минутах езды. Конец связи.
Когда в ответ не раздалось ни звука, Анни снова взялась за микрофон. Снова зазвучал хриплый голос.
– Внимание, Чарли-один. Вы выходите из эфира. У вас, вероятно, проблемы с рацией. Конец связи.
– Я приняла сигнал два-шесть-один. Конец связи.
Рация молчала. Анни положила микрофон на место, раздраженная поломкой, не еще более взбудораженная вызовом. Код два-шесть-один означал сексуальное насилие. Она расследовала много дел об изнасиловании. В таких случаях Анни оказывалась не просто еще одним полицейским, прибывшим на место происшествия, но и женщиной, способной помочь жертве, поддержать ее и посочувствовать.
Стоянка трейлеров располагалась как раз посередине между Байу-Бро и Лаком – дюжина старых проржавевших вагончиков, размещенных на двух акрах поросшей сорняками земли еще в начале семидесятых.
Трейлер Дженнифер Нолан – розовый с грязно-белым – стоял в дальней части стоянки. На входной двери красовалась желтая лента с надписью «полицейское расследование». Анни постучала и представилась. Внутренняя дверь приоткрылась сначала на два дюйма, потом на пять.
Если представшее перед ней лицо и было когда-то хорошеньким, то Анни засомневалась, что оно когда-нибудь снова станетчгаким. Губы были рассечены и распухли, а карие глаза заплыли.
– Слава богу, вы женщина, – едва шевеля губами, пролепетала Дженнифер Нолан.
– Миссис Нолан, вы вызвали «Скорую»? – спросила Анни, следуя за ней в крошечную гостиную.
В трейлере неприятно пахло застоявшимся табачным дымом и плесенью. Дженнифер Нолан с трудом опустилась на встроенный диван, обитый клетчатой тканью.
– Нет, нет, – прошептала она. – Я не хочу… Все будут на меня глазеть.
– Дженнифер, вам нужна медицинская помощь.
Анни присела рядом с ней на корточки, понимая, что несчастная женщина еще не оправилась от пережитого потрясения.
– Дженнифер, я все-таки вызову для вас «Скорую». Ваши соседи не узнают, зачем она сюда приезжала. Надо убедиться, что у вас нет серьезных повреждений.
– Ну и ну, – сказал Маллен, входя без стука в дверь. – Кажется, нас опередили.
Анни метнула на него свирепый взгляд.
– Вызови «Скорую». Моя рация вырубилась.
Она снова повернулась к жертве, хотя Маллен и не подумал выполнить ее распоряжение.
– Дженнифер, когда это случилось?
Женщина обвела глазами комнату, пока взгляд ее не остановился на настенных часах.
– Это было ночью. Я… Я проснулась, а он… Он уже был здесь. Уселся на меня верхом. Он… он… ударил меня.
– Он вас изнасиловал?
Лицо Дженнифер исказилось, из опухших глаз потекли слезы.
– Я в-всегда т-так осторожна. Почему… почему это случилось?
Анни промолчала. Что можно было ответить на этот вопрос?
– Когда он ушел, Дженнифер?
Женщина только качнула головой. Не может она вспомнить или не хочет, так и осталось неясным.
– Уже рассвело или было еще темно?
– Темно.
Следовательно, насильник ушел давно.
– Отлично, – пробормотал Маллен. Анни еще раз оглядела Дженнифер Нолан – мокрые волосы, розовый купальный халат.
– Дженнифер, вы принимали ванну или душ после его ухода?
Слезы полились сильнее.
– Он… он заставил меня. И я должна была… – ответила она торопливым шепотом. – Я не могла этого вынести… Я чувствовала его везде!
Маллен недовольно покачал головой – улики пропали. Анни мягко положила руку на плечо Дженнифер, избегая прикасаться к следам веревок на запястьях, просто на всякий случай. Ведь волокна веревки могли остаться на поврежденной коже.
– Дженнифер, вы знаете этого мужчину? Вы можете описать его?
– Нет, нет, – прошептала она, глядя на ботинки Маллена. – На нем… на нем была маска.
Дженнифер дрожащей рукой потянулась за сигаретами и дешевой пластмассовой зажигалкой, лежащими на столе. Не говоря ни слова, Анни перехватила сигареты и отложила их подальше. Возможно, с ее стороны было глупо надеяться, что Дженнифер Нолан не курила и не чистила зубы после ухода насильника, но пробы слизистой рта все равно будут взяты.
– Ужасно, как в кошмарном сне. – Женщина задрожала. – Перья, черные перья…
– Вы имеете в виду карнавальную маску? – уточнила Анни.
Чез явился на место преступления, доедая свой завтрак – буррито. Он был в одном из своих обычных нарядов – мешковатые коричневые брюки и коричневая с желтым рубаха, какие мужчины в пятидесятых надевали, идя в кегельбан. Потрепанная черная шляпа, низко надвинутая на солнечные очки, свидетельствовала о бурно проведенной ночи, так как день выдался пасмурным.
– Она приняла ванну, – объявил ему Маллен, спускаясь по ржавым ступенькам трейлера. – Ладно, хоть белье не выстирала. Мы осмотрели место преступления.
Анни заторопилась вслед за ним:
– Насильник заставил ее выкупаться. А это большая разница, парень.
– Ты бы лучше заткнулась, Бруссар! – рявкнул Маллен. – Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор в форме после того, что случилось вчера.
– Ах, простите меня за то, что я арестовала человека, преступившего закон.
– Ники наш человек, – сказал Стоукс, бросая огрызок буррито в клумбу с увядшими маргаритками, протянувшуюся вдоль трейлера Дженнифер. – Ты набросилась на одного из наших. В чем дело, Бруссар? Он к тебе приставал или что? Всем известно, что ты считаешь себя слишком выдающейся личностью, чтобы работать простым полицейским.
– Самое время сейчас выяснять это. Лучше вспомни, зачем мы здесь, ты, задница, – прошипела Анни. – Жертва насилия сидит в вагончике, и дверь осталась открытой. Она говорит, что на парне была черная карнавальная маска, украшенная перьями.
Стоукс нахмурился.
– Господи боже, еще и имитатор на нашу голову!
– Возможно.
– Что ты хочешь сказать? Ренар здесь ни при чем, а именно он расправился с Памелой Бишон. Или у тебя другое мнение по делу Бишон?
Анни не стала говорить, что никто так и не доказал вину Ренара. Стоукс ей нарочно противоречит. Если она скажет «белое», Чез скажет «черное». Черт побери, да она сама верит, что Ренар убийца.
– Что случилось, Бруссар? – встрял в разговор Маллен, мерзко ухмыляясь. – Сходишь с ума от ренаровского сморщенного стручка? Что это ты вдруг перебежала на его сторону? Ник и Чез говорят, что он виновен, значит, так оно и есть.
– Начинай опрашивать соседей, Бруссар, – приказал Стоукс, как только на стоянку трейлеров въехала машина «Скорой помощи». – Оставь расследование настоящим полицейским.
– Я могла бы помочь осмотреть место преступления, – предложила Анни, когда Чез открыл багажник своего «Камаро».
Департамент был не настолько велик или не настолько загружен работой, чтобы держать специальную выездную группу для осмотра места преступлений. Детектив, принявший вызов, всегда привозил с собой набор необходимых инструментов и следил за полицейскими, снимавшими отпечатки пальцев и собиравшими улики.
Багажник машины Стоукса оказался набит каким-то барахлом – проржавевшая коробка для инструментов, отрезок нейлонового буксировочного троса, грязный желтый дождевик, два пакета из «Макдоналдса». Стоукс достал все необходимое и покосился на Анни:
– Обойдемся без твоей помощи.
Анни отошла, потому что ей не оставили выбора. Стоукс был старше ее по званию. При мысли о том, как они с Малленом будут осматривать место преступления, ее затошнило. Стоукс был лодырем, а Маллен – идиотом. Если эта парочка что-нибудь пропустит или в чем-нибудь напортачит, то дело можно считать проваленным.
Анни обошла трейлер кругом, обнося его желтой лентой. Насильник ворвался в вагончик Дженнифер Нолан посреди ночи, воспользовавшись задней дверью, которую не видно из других трейлеров. Шансы на то, что кто-то из соседей что-то видел, равнялись нулю. Телефонный провод преступник перерезал. Нолан позвонила 911 из ближайшего к ней трейлера, где жила пожилая женщина, которая, по словам Дженнифер, была туга на ухо.
Анни сняла «Полароидом» раскуроченную первую дверь и вторую, которую преступник без труда отжал и оставил открытой. Никаких отпечатков пальцев там не будет. Нолан сказала, что на насильнике были перчатки. Он набросился на нее, когда женщина лежала в постели, и привязал руки и ноги к стойкам кровати при помощи полос белой материи, которые он принес с собой. На простынях не осталось следов спермы, что указывало либо на то, что нападавший использовал презерватив, либо на то, что во время акта у него не произошла эякуляция.
Еще со времени учебы Анни знала, что у насильников сексуальные дисфункции встречаются очень часто. Насилие становилось для них воплощением власти, позволяло причинить женщине боль и управлять ею. Мотивом могла стать ненависть к определенной женщине или ко всем женщинам сразу, но в данном случае это не годилось. Насильник заранее спланировал нападение и все организовал, следовательно, в данном случае речь прежде всего могла идти об утверждении собственной власти и возможности контролировать жертву.
То, что насильник не оставил следов спермы, может заставить всех вспомнить про Душителя из Байу. Но тот жестоко избивал женщин, расчленял их, так что здесь сходства никакого нет. Основным доказательством того, что преступление против Дженнифер Нолан совершил не Душитель из Байу, служил тот факт, что жертва осталась в живых. На нее напали в ее собственном доме, а не отвезли в другое место. Она была изнасилована, но не убита и не искалечена. Это же отличало дело Нолан от дела Бишон, и все-таки пресса постарается найти связующие нити. Карнавальная маска послужит мощным фактором устрашения.
«Господи, как же все перепуталось», – подумала Анни, глядя в землю. Офис шерифа и так много критиковали в связи с делом Бишон. А теперь еще и этот насильник в маске совершает преступление, пока полицейские развлекались тем, что арестовывали друг друга. Именно так все и опишут журналисты. И не последнее место в этой истории занимает она, Анни Бруссар.
Позади трейлера раскинулась заросшая сорняками, усыпанная гравием площадка. Анни осмотрела все от одного конца трейлера до другого в поисках чего-нибудь – отпечатка обуви, сигаретного окурка, разорванного презерватива. На северном конце она обнаружила черное перо длиной в дюйм, запутавшееся в траве. Она сняла на пленку перо и то, как оно лежало, потом вырвала чистую страницу из блокнота, осторожно взяла бумагой перо и положила его между страницами для пущей сохранности.
А где насильник оставил машину? Почему он выбрал именно это место? Почему напал на Дженнифер Нолан? Женщина жила одна, работала в вечернюю смену на ламповом заводе в Байу-Бро. Завод, судя по всему, и станет тем местом, с которого следовало бы начать искать подозреваемых.
Вряд ли Анни позволят допросить кого-либо, кроме соседей. Теперь это дело Стоукса. Если ему понадобится помощь, то уж к ней он ни за что не обратится. Но насильником мог оказаться и сосед. Соседу незачем беспокоиться о том, где спрятать машину. Сосед отлично знаком с образом жизни Дженнифер Нолан и ее распорядком дня.
Когда Анни вышла из-за угла вагончика Нолан, машина «Скорой помощи» как раз выезжала со стоянки. Женщина, придерживающая на бедре малыша, с сигаретой в руке стояла на крыльце второго трейлера в этом ряду. В другом трейлере грузный старик в нижнем белье отодвинул занавеску, чтобы посмотреть, что происходит.
Анни положила перо в пакет и зашла внутрь. Стоукса она нашла в ванной комнате. Тот пинцетом собирал лобковые волосы с сетки слива.
– Я нашла это позади трейлера, – Анни положила пластиковый пакет на туалетный столик. – Похоже на те перья, что используют при изготовлении масок и карнавальных костюмов. Возможно, наш плохой парень линял.
Стоукс изогнул бровь:
– Наш? Ты не имеешь к этому никакого отношения, Бруссар. И что, черт побери, я должен делать с этим пером?
– Отправить его в лабораторию. Сравни с перьями на маске Памелы Бишон…
– Ренар убил Бишон. То дело не имеет никакого отношения к этому. Здесь поработал имитатор.
– Отлично, тогда отправь его в лабораторию, заставь Дженнифер Нолан нарисовать ту маску, в которой был насильник, и посмотри, может быть, ты сможешь найти изготовителя. Может быть…
– Может быть, тебе лучше помолчать, Бруссар? – Стоукс выпрямился. Он завернул собранные волосы в бумажку и положил ее на край унитаза. – Я тебе уже сказал – ты мне здесь не нужна. Убирайся отсюда. Пойди выпиши кому-нибудь штраф. Потренируйся для своей новой работы. Тебя ведь ждет место контролера на платной стоянке. Это все, что тебе светит, дорогуша.
– Это угроза?
Стоукс протянул руку и пальцем коснулся синяка на скуле Анни. Его глаза казались осколками холодного матового стекла.
– Я никому не угрожаю, сладкая моя. – Анни стиснула зубы от острой боли. – И постарайся выучить назубок, что на самом деле случилось с Ренаром прошлой ночью.
– Я отлично знаю, что случилось.
Стоукс покачал головой:
– Ты, цыпленок, ведь ничего не знаешь о чести, правда? Анни отбросила его руку.
– Я только знаю, что честь не имеет ничего общего с уголовным преступлением. Пойду опрашивать соседей.
Анни выдержала лавину едких замечаний, когда подошла к стойке за обычной чашкой кофе. А потом получила от враждебно настроенной официантки ответ:
– Кофе кончился.
Владельцы закусочной «У мадам Колетт» вынесли свой вердикт. Остальные жители Байу-Бро с этим тоже не станут медлить. Анни подумала, что людям всегда требуется виновный, осужденный пусть не судом, так хотя бы общественным мнением. Они почувствовали себя преданными, обманутыми системой, которая вдруг оказалась снисходительной не к тому, к кому следовало.
В маленьком придорожном кафе официантка выдала Анни стаканчик с кофе и пожелала приятного дня. Она явно была не в курсе новостей. Напиток оказался типичным для этого заведения – слишком черный, слишком крепкий и горький от цикория. Анни перелила его в свою кружку-непроливайку, добавила три порции суррогатных сливок и поехала прочь из города.
Затрещало радио, напоминая ей, что она в городе не единственная, кто попал в передрягу.
– Всем патрульным машинам, находящимся поблизости. Возможна ситуация два-шесть-один на стоянке трейлеров. Конец связи.
Анни схватила микрофон, одновременно нажимая на акселератор:
– Говорит Чарли-один. Я в двух минутах езды. Конец связи.
Когда в ответ не раздалось ни звука, Анни снова взялась за микрофон. Снова зазвучал хриплый голос.
– Внимание, Чарли-один. Вы выходите из эфира. У вас, вероятно, проблемы с рацией. Конец связи.
– Я приняла сигнал два-шесть-один. Конец связи.
Рация молчала. Анни положила микрофон на место, раздраженная поломкой, не еще более взбудораженная вызовом. Код два-шесть-один означал сексуальное насилие. Она расследовала много дел об изнасиловании. В таких случаях Анни оказывалась не просто еще одним полицейским, прибывшим на место происшествия, но и женщиной, способной помочь жертве, поддержать ее и посочувствовать.
Стоянка трейлеров располагалась как раз посередине между Байу-Бро и Лаком – дюжина старых проржавевших вагончиков, размещенных на двух акрах поросшей сорняками земли еще в начале семидесятых.
Трейлер Дженнифер Нолан – розовый с грязно-белым – стоял в дальней части стоянки. На входной двери красовалась желтая лента с надписью «полицейское расследование». Анни постучала и представилась. Внутренняя дверь приоткрылась сначала на два дюйма, потом на пять.
Если представшее перед ней лицо и было когда-то хорошеньким, то Анни засомневалась, что оно когда-нибудь снова станетчгаким. Губы были рассечены и распухли, а карие глаза заплыли.
– Слава богу, вы женщина, – едва шевеля губами, пролепетала Дженнифер Нолан.
– Миссис Нолан, вы вызвали «Скорую»? – спросила Анни, следуя за ней в крошечную гостиную.
В трейлере неприятно пахло застоявшимся табачным дымом и плесенью. Дженнифер Нолан с трудом опустилась на встроенный диван, обитый клетчатой тканью.
– Нет, нет, – прошептала она. – Я не хочу… Все будут на меня глазеть.
– Дженнифер, вам нужна медицинская помощь.
Анни присела рядом с ней на корточки, понимая, что несчастная женщина еще не оправилась от пережитого потрясения.
– Дженнифер, я все-таки вызову для вас «Скорую». Ваши соседи не узнают, зачем она сюда приезжала. Надо убедиться, что у вас нет серьезных повреждений.
– Ну и ну, – сказал Маллен, входя без стука в дверь. – Кажется, нас опередили.
Анни метнула на него свирепый взгляд.
– Вызови «Скорую». Моя рация вырубилась.
Она снова повернулась к жертве, хотя Маллен и не подумал выполнить ее распоряжение.
– Дженнифер, когда это случилось?
Женщина обвела глазами комнату, пока взгляд ее не остановился на настенных часах.
– Это было ночью. Я… Я проснулась, а он… Он уже был здесь. Уселся на меня верхом. Он… он… ударил меня.
– Он вас изнасиловал?
Лицо Дженнифер исказилось, из опухших глаз потекли слезы.
– Я в-всегда т-так осторожна. Почему… почему это случилось?
Анни промолчала. Что можно было ответить на этот вопрос?
– Когда он ушел, Дженнифер?
Женщина только качнула головой. Не может она вспомнить или не хочет, так и осталось неясным.
– Уже рассвело или было еще темно?
– Темно.
Следовательно, насильник ушел давно.
– Отлично, – пробормотал Маллен. Анни еще раз оглядела Дженнифер Нолан – мокрые волосы, розовый купальный халат.
– Дженнифер, вы принимали ванну или душ после его ухода?
Слезы полились сильнее.
– Он… он заставил меня. И я должна была… – ответила она торопливым шепотом. – Я не могла этого вынести… Я чувствовала его везде!
Маллен недовольно покачал головой – улики пропали. Анни мягко положила руку на плечо Дженнифер, избегая прикасаться к следам веревок на запястьях, просто на всякий случай. Ведь волокна веревки могли остаться на поврежденной коже.
– Дженнифер, вы знаете этого мужчину? Вы можете описать его?
– Нет, нет, – прошептала она, глядя на ботинки Маллена. – На нем… на нем была маска.
Дженнифер дрожащей рукой потянулась за сигаретами и дешевой пластмассовой зажигалкой, лежащими на столе. Не говоря ни слова, Анни перехватила сигареты и отложила их подальше. Возможно, с ее стороны было глупо надеяться, что Дженнифер Нолан не курила и не чистила зубы после ухода насильника, но пробы слизистой рта все равно будут взяты.
– Ужасно, как в кошмарном сне. – Женщина задрожала. – Перья, черные перья…
– Вы имеете в виду карнавальную маску? – уточнила Анни.
Чез явился на место преступления, доедая свой завтрак – буррито. Он был в одном из своих обычных нарядов – мешковатые коричневые брюки и коричневая с желтым рубаха, какие мужчины в пятидесятых надевали, идя в кегельбан. Потрепанная черная шляпа, низко надвинутая на солнечные очки, свидетельствовала о бурно проведенной ночи, так как день выдался пасмурным.
– Она приняла ванну, – объявил ему Маллен, спускаясь по ржавым ступенькам трейлера. – Ладно, хоть белье не выстирала. Мы осмотрели место преступления.
Анни заторопилась вслед за ним:
– Насильник заставил ее выкупаться. А это большая разница, парень.
– Ты бы лучше заткнулась, Бруссар! – рявкнул Маллен. – Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор в форме после того, что случилось вчера.
– Ах, простите меня за то, что я арестовала человека, преступившего закон.
– Ники наш человек, – сказал Стоукс, бросая огрызок буррито в клумбу с увядшими маргаритками, протянувшуюся вдоль трейлера Дженнифер. – Ты набросилась на одного из наших. В чем дело, Бруссар? Он к тебе приставал или что? Всем известно, что ты считаешь себя слишком выдающейся личностью, чтобы работать простым полицейским.
– Самое время сейчас выяснять это. Лучше вспомни, зачем мы здесь, ты, задница, – прошипела Анни. – Жертва насилия сидит в вагончике, и дверь осталась открытой. Она говорит, что на парне была черная карнавальная маска, украшенная перьями.
Стоукс нахмурился.
– Господи боже, еще и имитатор на нашу голову!
– Возможно.
– Что ты хочешь сказать? Ренар здесь ни при чем, а именно он расправился с Памелой Бишон. Или у тебя другое мнение по делу Бишон?
Анни не стала говорить, что никто так и не доказал вину Ренара. Стоукс ей нарочно противоречит. Если она скажет «белое», Чез скажет «черное». Черт побери, да она сама верит, что Ренар убийца.
– Что случилось, Бруссар? – встрял в разговор Маллен, мерзко ухмыляясь. – Сходишь с ума от ренаровского сморщенного стручка? Что это ты вдруг перебежала на его сторону? Ник и Чез говорят, что он виновен, значит, так оно и есть.
– Начинай опрашивать соседей, Бруссар, – приказал Стоукс, как только на стоянку трейлеров въехала машина «Скорой помощи». – Оставь расследование настоящим полицейским.
– Я могла бы помочь осмотреть место преступления, – предложила Анни, когда Чез открыл багажник своего «Камаро».
Департамент был не настолько велик или не настолько загружен работой, чтобы держать специальную выездную группу для осмотра места преступлений. Детектив, принявший вызов, всегда привозил с собой набор необходимых инструментов и следил за полицейскими, снимавшими отпечатки пальцев и собиравшими улики.
Багажник машины Стоукса оказался набит каким-то барахлом – проржавевшая коробка для инструментов, отрезок нейлонового буксировочного троса, грязный желтый дождевик, два пакета из «Макдоналдса». Стоукс достал все необходимое и покосился на Анни:
– Обойдемся без твоей помощи.
Анни отошла, потому что ей не оставили выбора. Стоукс был старше ее по званию. При мысли о том, как они с Малленом будут осматривать место преступления, ее затошнило. Стоукс был лодырем, а Маллен – идиотом. Если эта парочка что-нибудь пропустит или в чем-нибудь напортачит, то дело можно считать проваленным.
Анни обошла трейлер кругом, обнося его желтой лентой. Насильник ворвался в вагончик Дженнифер Нолан посреди ночи, воспользовавшись задней дверью, которую не видно из других трейлеров. Шансы на то, что кто-то из соседей что-то видел, равнялись нулю. Телефонный провод преступник перерезал. Нолан позвонила 911 из ближайшего к ней трейлера, где жила пожилая женщина, которая, по словам Дженнифер, была туга на ухо.
Анни сняла «Полароидом» раскуроченную первую дверь и вторую, которую преступник без труда отжал и оставил открытой. Никаких отпечатков пальцев там не будет. Нолан сказала, что на насильнике были перчатки. Он набросился на нее, когда женщина лежала в постели, и привязал руки и ноги к стойкам кровати при помощи полос белой материи, которые он принес с собой. На простынях не осталось следов спермы, что указывало либо на то, что нападавший использовал презерватив, либо на то, что во время акта у него не произошла эякуляция.
Еще со времени учебы Анни знала, что у насильников сексуальные дисфункции встречаются очень часто. Насилие становилось для них воплощением власти, позволяло причинить женщине боль и управлять ею. Мотивом могла стать ненависть к определенной женщине или ко всем женщинам сразу, но в данном случае это не годилось. Насильник заранее спланировал нападение и все организовал, следовательно, в данном случае речь прежде всего могла идти об утверждении собственной власти и возможности контролировать жертву.
То, что насильник не оставил следов спермы, может заставить всех вспомнить про Душителя из Байу. Но тот жестоко избивал женщин, расчленял их, так что здесь сходства никакого нет. Основным доказательством того, что преступление против Дженнифер Нолан совершил не Душитель из Байу, служил тот факт, что жертва осталась в живых. На нее напали в ее собственном доме, а не отвезли в другое место. Она была изнасилована, но не убита и не искалечена. Это же отличало дело Нолан от дела Бишон, и все-таки пресса постарается найти связующие нити. Карнавальная маска послужит мощным фактором устрашения.
«Господи, как же все перепуталось», – подумала Анни, глядя в землю. Офис шерифа и так много критиковали в связи с делом Бишон. А теперь еще и этот насильник в маске совершает преступление, пока полицейские развлекались тем, что арестовывали друг друга. Именно так все и опишут журналисты. И не последнее место в этой истории занимает она, Анни Бруссар.
Позади трейлера раскинулась заросшая сорняками, усыпанная гравием площадка. Анни осмотрела все от одного конца трейлера до другого в поисках чего-нибудь – отпечатка обуви, сигаретного окурка, разорванного презерватива. На северном конце она обнаружила черное перо длиной в дюйм, запутавшееся в траве. Она сняла на пленку перо и то, как оно лежало, потом вырвала чистую страницу из блокнота, осторожно взяла бумагой перо и положила его между страницами для пущей сохранности.
А где насильник оставил машину? Почему он выбрал именно это место? Почему напал на Дженнифер Нолан? Женщина жила одна, работала в вечернюю смену на ламповом заводе в Байу-Бро. Завод, судя по всему, и станет тем местом, с которого следовало бы начать искать подозреваемых.
Вряд ли Анни позволят допросить кого-либо, кроме соседей. Теперь это дело Стоукса. Если ему понадобится помощь, то уж к ней он ни за что не обратится. Но насильником мог оказаться и сосед. Соседу незачем беспокоиться о том, где спрятать машину. Сосед отлично знаком с образом жизни Дженнифер Нолан и ее распорядком дня.
Когда Анни вышла из-за угла вагончика Нолан, машина «Скорой помощи» как раз выезжала со стоянки. Женщина, придерживающая на бедре малыша, с сигаретой в руке стояла на крыльце второго трейлера в этом ряду. В другом трейлере грузный старик в нижнем белье отодвинул занавеску, чтобы посмотреть, что происходит.
Анни положила перо в пакет и зашла внутрь. Стоукса она нашла в ванной комнате. Тот пинцетом собирал лобковые волосы с сетки слива.
– Я нашла это позади трейлера, – Анни положила пластиковый пакет на туалетный столик. – Похоже на те перья, что используют при изготовлении масок и карнавальных костюмов. Возможно, наш плохой парень линял.
Стоукс изогнул бровь:
– Наш? Ты не имеешь к этому никакого отношения, Бруссар. И что, черт побери, я должен делать с этим пером?
– Отправить его в лабораторию. Сравни с перьями на маске Памелы Бишон…
– Ренар убил Бишон. То дело не имеет никакого отношения к этому. Здесь поработал имитатор.
– Отлично, тогда отправь его в лабораторию, заставь Дженнифер Нолан нарисовать ту маску, в которой был насильник, и посмотри, может быть, ты сможешь найти изготовителя. Может быть…
– Может быть, тебе лучше помолчать, Бруссар? – Стоукс выпрямился. Он завернул собранные волосы в бумажку и положил ее на край унитаза. – Я тебе уже сказал – ты мне здесь не нужна. Убирайся отсюда. Пойди выпиши кому-нибудь штраф. Потренируйся для своей новой работы. Тебя ведь ждет место контролера на платной стоянке. Это все, что тебе светит, дорогуша.
– Это угроза?
Стоукс протянул руку и пальцем коснулся синяка на скуле Анни. Его глаза казались осколками холодного матового стекла.
– Я никому не угрожаю, сладкая моя. – Анни стиснула зубы от острой боли. – И постарайся выучить назубок, что на самом деле случилось с Ренаром прошлой ночью.
– Я отлично знаю, что случилось.
Стоукс покачал головой:
– Ты, цыпленок, ведь ничего не знаешь о чести, правда? Анни отбросила его руку.
– Я только знаю, что честь не имеет ничего общего с уголовным преступлением. Пойду опрашивать соседей.
ГЛАВА 9
Ник стоял в пироге, сосредоточенно глядя на водную гладь. Он не думал ни о чем, кроме собственных медленных, размеренных движений.
День выдался прохладным, но на лбу Ника выступила испарина, а серая шерстяная безрукавка промокла от пота. Его мышцы сокращались и дрожали при каждом его движении. Напряжение вызывали не упражнения тайци, а желание сосредоточиться.
«Двигайся медленно… Не напрягайся… Не насилуй себя…»
И вдруг перед мысленным взором Ника предстал предыдущий вечер. Сердце бешено забилось, вся концентрация полетела к чертям. Ощущение гармонии, которого он пытался добиться, исчезло. Пирога дернулась у него под ногами. Фуркейд рухнул на сиденье и спрятал лицо в ладонях.
Он сам сделал эту пирогу из кипариса и клееной фанеры, сам выкрасил ее зеленой и красной краской, как это делали много лет назад местные жители. Ник радовался, что снова вернулся на болота. Новый Орлеан был неподходящим для него местом. Оглядываясь в прошлое, он понимал, что всегда чувствовал там душевный разлад. А Ник Фуркейд произошел именно отсюда, с берегов бухты Ачафалайя, где вокруг миллиона акров дикой природы расположилась гирлянда небольших городов, таких как Байу-Бро и Сент-Мартинвилл.
Ник неохотно поднял весло и направил пирогу к дому. Небо нависло низко, приглушая краски болота, окрашивая все кругом в тусклый серый цвет – и только что появившиеся нежно-зеленые листья тупелы, вытянувшейся из воды, словно часовой; и кружевную зелень ив и каменных деревьев, укрывавших острова; и несколько расцветших желтоголовок, поддавшихся преждевременному теплу и распустившихся слишком рано. День был холодным, но, если снова потеплеет, роскошные цветы очень скоро скроют берега, а белые головки нивяника и яркие маргаритки расцветут у самой воды, смешиваясь с ядовитым плющом, аллигаторовыми водорослями и диким виноградом.
Весной на болотах всегда кипит жизнь. А в этот день все, казалось, затаило дыхание, ожидая, наблюдая.
Так же выжидал и Ник. Накануне вечером он запустил маховик. На каждое действие есть противодействие. На каждый вызов есть ответ. Ничего не кончилось, хотя Гас и отослал его домой. Все еще только начиналось.
Ник Фуркейд провел свою пирогу сквозь строй засохших кипарисов и обогнул острый конец островка, который станет в два раза больше, когда сойдет весенний паводок. Его жилище располагалось в двухстах ярдах к западу, настоящий домик переселенца. Ник сам переделывал дом, постепенно, по одной комнате, возвращая ему былое очарование, заменяя дешевку качественными вещами. Работа руками оказалась весьма подходящим средством против его неуспокоенности, которую он некогда попытался вылечить спиртным.
Ник сразу же увидел рядом со своим пикапом полицейскую машину. Офицер в белой форме стоял рядом с коренастым негром в элегантном костюме и галстуке. Последний был страшно доволен собой, что бросалось в глаза даже издалека. Ну, как же, Джонни Эрл, глава полицейского управления Байу-Бро.
Ник подвел лодку к причалу и привязал ее.
– Детектив Фуркейд, – окликнул его Эрл, направляясь к берегу и выставляя вперед свой золотой значок. – Я Джонни Эрл, начальник полиции Байу-Бро.
– Здравствуйте, – ответил Ник, – чем могу помочь вам, господин начальник полиции?
– Я полагаю, вам известно, почему мы здесь, – сказал Эрл. – Согласно жалобе, поступившей этим утром от Маркуса Ренара, вчера вечером вы совершили преступление на территории, подведомственной моему управлению. Хотя шериф Ноблие думает иначе, это дело нашей полиции. Вы арестованы за нападение на Маркуса Ренара. Надень на него наручники, Тарлтон.
Анни поднялась по лестнице на второй этаж здания суда, пытаясь придумать, как бы ей избежать разговора с Эй-Джеем наедине. Если ей удастся проскользнуть в зал суда в ту секунду, как только объявят о начале слушания дела Ипполита Граньона, а потом сбежать сразу же после того, как она даст показания…
Сегодня с нее достаточно! Анни не смогла даже заправить машину без того, чтобы не попререкаться с кем-нибудь. Но последней каплей стал визит в полицию Байу-Бро.
Часовой разговор с Джонни Эрлом показался Анни вечностью. Он лично занимался теперь этим делом и поджаривал ее на медленном огне, словно телячьи ребрышки, пытаясь добиться от нее признания, что она арестовывала-таки Фуркейда на месте преступления. Анни ни шаг не отступала от истории, которую навязал ей шериф, говоря самой себе, что это было не так уж далеко от истины. Она не слышала никакого сообщения о грабителе, потому что его и не было. Она на самом деле не арестовала Фуркейда, потому что никто в офисе шерифа не позволил ей этого сделать.
Эрл не поверил ни единому ее слову. Он слишком долго проработал полицейским. Но уличить Ноблие в сокрытии преступления было не самым главным. Ему не требовалось чистосердечное признание Анни Бруссар, чтобы представить шерифа не в лучшем свете, и начальник полиции отлично это понимал. На самом деле он вообще прекрасно бы без этого признания обошелся. В таком случае Эрлу предоставлялась возможность заявить, что коррупция в офисе шерифа распространилась и поразила буквально всех. Он мог посчитать помощника шерифа Бруссар участницей всеобщего заговора.
День выдался прохладным, но на лбу Ника выступила испарина, а серая шерстяная безрукавка промокла от пота. Его мышцы сокращались и дрожали при каждом его движении. Напряжение вызывали не упражнения тайци, а желание сосредоточиться.
«Двигайся медленно… Не напрягайся… Не насилуй себя…»
И вдруг перед мысленным взором Ника предстал предыдущий вечер. Сердце бешено забилось, вся концентрация полетела к чертям. Ощущение гармонии, которого он пытался добиться, исчезло. Пирога дернулась у него под ногами. Фуркейд рухнул на сиденье и спрятал лицо в ладонях.
Он сам сделал эту пирогу из кипариса и клееной фанеры, сам выкрасил ее зеленой и красной краской, как это делали много лет назад местные жители. Ник радовался, что снова вернулся на болота. Новый Орлеан был неподходящим для него местом. Оглядываясь в прошлое, он понимал, что всегда чувствовал там душевный разлад. А Ник Фуркейд произошел именно отсюда, с берегов бухты Ачафалайя, где вокруг миллиона акров дикой природы расположилась гирлянда небольших городов, таких как Байу-Бро и Сент-Мартинвилл.
Ник неохотно поднял весло и направил пирогу к дому. Небо нависло низко, приглушая краски болота, окрашивая все кругом в тусклый серый цвет – и только что появившиеся нежно-зеленые листья тупелы, вытянувшейся из воды, словно часовой; и кружевную зелень ив и каменных деревьев, укрывавших острова; и несколько расцветших желтоголовок, поддавшихся преждевременному теплу и распустившихся слишком рано. День был холодным, но, если снова потеплеет, роскошные цветы очень скоро скроют берега, а белые головки нивяника и яркие маргаритки расцветут у самой воды, смешиваясь с ядовитым плющом, аллигаторовыми водорослями и диким виноградом.
Весной на болотах всегда кипит жизнь. А в этот день все, казалось, затаило дыхание, ожидая, наблюдая.
Так же выжидал и Ник. Накануне вечером он запустил маховик. На каждое действие есть противодействие. На каждый вызов есть ответ. Ничего не кончилось, хотя Гас и отослал его домой. Все еще только начиналось.
Ник Фуркейд провел свою пирогу сквозь строй засохших кипарисов и обогнул острый конец островка, который станет в два раза больше, когда сойдет весенний паводок. Его жилище располагалось в двухстах ярдах к западу, настоящий домик переселенца. Ник сам переделывал дом, постепенно, по одной комнате, возвращая ему былое очарование, заменяя дешевку качественными вещами. Работа руками оказалась весьма подходящим средством против его неуспокоенности, которую он некогда попытался вылечить спиртным.
Ник сразу же увидел рядом со своим пикапом полицейскую машину. Офицер в белой форме стоял рядом с коренастым негром в элегантном костюме и галстуке. Последний был страшно доволен собой, что бросалось в глаза даже издалека. Ну, как же, Джонни Эрл, глава полицейского управления Байу-Бро.
Ник подвел лодку к причалу и привязал ее.
– Детектив Фуркейд, – окликнул его Эрл, направляясь к берегу и выставляя вперед свой золотой значок. – Я Джонни Эрл, начальник полиции Байу-Бро.
– Здравствуйте, – ответил Ник, – чем могу помочь вам, господин начальник полиции?
– Я полагаю, вам известно, почему мы здесь, – сказал Эрл. – Согласно жалобе, поступившей этим утром от Маркуса Ренара, вчера вечером вы совершили преступление на территории, подведомственной моему управлению. Хотя шериф Ноблие думает иначе, это дело нашей полиции. Вы арестованы за нападение на Маркуса Ренара. Надень на него наручники, Тарлтон.
Анни поднялась по лестнице на второй этаж здания суда, пытаясь придумать, как бы ей избежать разговора с Эй-Джеем наедине. Если ей удастся проскользнуть в зал суда в ту секунду, как только объявят о начале слушания дела Ипполита Граньона, а потом сбежать сразу же после того, как она даст показания…
Сегодня с нее достаточно! Анни не смогла даже заправить машину без того, чтобы не попререкаться с кем-нибудь. Но последней каплей стал визит в полицию Байу-Бро.
Часовой разговор с Джонни Эрлом показался Анни вечностью. Он лично занимался теперь этим делом и поджаривал ее на медленном огне, словно телячьи ребрышки, пытаясь добиться от нее признания, что она арестовывала-таки Фуркейда на месте преступления. Анни ни шаг не отступала от истории, которую навязал ей шериф, говоря самой себе, что это было не так уж далеко от истины. Она не слышала никакого сообщения о грабителе, потому что его и не было. Она на самом деле не арестовала Фуркейда, потому что никто в офисе шерифа не позволил ей этого сделать.
Эрл не поверил ни единому ее слову. Он слишком долго проработал полицейским. Но уличить Ноблие в сокрытии преступления было не самым главным. Ему не требовалось чистосердечное признание Анни Бруссар, чтобы представить шерифа не в лучшем свете, и начальник полиции отлично это понимал. На самом деле он вообще прекрасно бы без этого признания обошелся. В таком случае Эрлу предоставлялась возможность заявить, что коррупция в офисе шерифа распространилась и поразила буквально всех. Он мог посчитать помощника шерифа Бруссар участницей всеобщего заговора.