Страница:
«Ничего, найду, – решил Лайам. – Узнаю у горожан!»
Приезжих, блуждающих по столице в поисках нужного адреса, так много, что его расспросы не вызовут подозрений. Он ведь уже, добираясь до дома мастера Кейда, трижды обращался к прохожим за помощью – все они отвечали охотно, и косо никто из них на чужака не смотрел. Мысль о злосчастном профессоре тут же напомнила Лайаму о флакончике, и в голове его вдруг забрезжил еще один план. Нет, уходить от старухи пока рановато.
– Не утруждайтесь, матушка, я их разыщу, – сказал он самым беспечным тоном. – Приятно будет повидаться с Маркейд. Старая дружба, она никогда не ржавеет. И, кстати, если уж вспоминать старых знакомых, вы, кажется, упомянули о профессоре Бахореле. Я у него учился. Он по-прежнему тут?
Старая Бекка нахмурилась.
– Нет, вот уж шесть лет, как нет. Мэтр уволился, маги его сманили. Нашли у него способности и взяли в ученики.
– Бахореля? Да вы шутите!
Это не лезло ни в какие ворота. Чтобы старый почтенный ученый подвизался в роли приготовишки у каких-то кудесников и колдунов!
Старуха многозначительно приподняла палец.
– Им ведь нужны не способности мэтра, а его знание книг.
Надо же! Бахорель! Специалист по любым редким текстам и непревзойденный знаток старины!
– Досадно, что он нас покинул, однако, по слухам, ему там неплохо живется. Его даже пригласили советником на съезд этих олухов в Кэрнавон.
– Хм… Да, действительно, это досадно.
И еще как! Бахорель мог взглянуть на любой черепок и тут же сказать, от какой вещи тот отбит и что эта вещь некогда из себя представляла. Он мигом бы разобрался, что за флакончик принес ему бывший его ученик!
– А кто же теперь его замещает?
Оказалось, что некий ученый по имени Толлердиг. Лайам с небрежным видом поинтересовался, нельзя ли ему с ним повидаться.
– Мне надо бы кое-что уточнить. Ничего важного, в сущности, но раз уж я здесь…
Угрюмому увальню вовсе не улыбалось тащиться под дождиком через двор, однако матери прекословить он все-таки не посмел и с жалобным вздохом побрел справиться, не согласится ли уважаемый мэтр принять нежданного посетителя в столь неурочный час. Старая Бекка мигом устроилась поудобней и опять засыпала гостя вопросами, в основном о бывших его однокашниках, интересуясь по большей части самыми интимными подробностями их теперешней жизни. Лайам отвечал односложно, да ему, в общем-то, и нечего было сказать, но старуха разгорячилась и сама принялась перемывать косточки всем их общим знакомцам, заостряя внимание собеседника на особенно некрасивых или попросту мерзких историях, приключавшихся с кем-то, и даже вроде бы приглашая его вместе их посмаковать. Лайаму вскорости все это надоело, он извинился и встал.
– Что-то сынок ваш задерживается. Пойду посмотрю, куда он пропал.
Привратница стала упрашивать «доброго лорда» посидеть с ней еще, однако тот решительно затворил за собой дверь и с наслаждением вдохнул свежий холодный воздух.
«Вот ведь старая кляча!» В прежние времена он никогда бы себе не позволил подумать о Бекке в таком нелицеприятном ключе. К ней было принято относиться с благоговением, и все ее россказни словно окутывал некий многозначительно-таинственный флер. «Бабьи сплетни и более ничего, – поморщился Лайам. – Может, мы так с ней носились лишь потому, что она многое нам спускала?» Да иногда ведь и не спускала. Ей ничего не стоило, например, вдруг осердиться и захлопнуть ворота перед носом припозднившегося студента, а нарушителям режима в коллегии грозили весьма крупные неприятности.
Лайам сделал пару шагов и прислонился лицом к влажной кованой решетке. Слева, в окнах студенческого крыла горели огни, и листва колючих кустарников, которые заполняли весь внутренний двор, переливалась в их свете. Между кустами мокро поблескивал гравий очень извилистых и узких дорожек. Одной из старейших традиций братства коллегии «Обалденствия» было обязать новичка пройти по какой-либо из них – сильно подвыпившего и с завязанными глазами. Лайам умиленно заулыбался, но резкий хруст гравия отвлек его от приятных воспоминаний.
– Он вас примет, – недовольно буркнул преемник Бекки, отпирая замок. – Он живет там же, где прежде жил Бахорель. Соберетесь уйти – позвоните.
Увалень указал подбородком на длинный шнурок и, проскользнув в ворота, с лязгом захлопнул их за собой.
Северо-западное крыло почтенного учебного заведения, подпирающее угрюмую башню и являющееся обителью преподавательского состава коллегии, тоже могло о многом напомнить ему, но веселого в этих воспоминаниях было бы мало. Разносы, накачки, нотации, выговоры: студиозус Ренфорд был не очень радив. Поэтому, подходя к нему, Лайам расправил плечи и выпятил подбородок. «Помни – ты уже не студент! Ты взрослый самостоятельный человек, ты торговец, ты квестор грозного герцога Южного Тира! – твердил он себе, поднимаясь по узенькой темной лестнице, ведущей к личным покоям профессоров. – А еще не забудь, что ты также преступник, которого разыскивает столичная стража!»
Как ни странно, последняя мысль вселила в него бодрость. Если уж он способен противостоять тысяче миротворцев Торквея («Способен ли?» – хмыкнул внутренний голосок), то разговор с каким-то ученым ему нипочем.
Наверху все было по-прежнему: те же темные панели на стенах, те же неровные, жутко поскрипывающие полы, те же мрачные твердого дерева двери, от стука в которые у студентов ныли костяшки пальцев. Лайам постучал в нужную дверь, ушибся, не рассчитав силу удара, и в ярости зашипел, но тут ворчливый голос пригласил гостя войти.
Башня есть башня, в ней не очень-то разбежишься, да и воск в Торквее дороговат, так что комната мастера Толлердига представляла собой нечто вроде чулана неправильной формы и освещалась одной-единственной – и весьма тощей – свечой. Ученый сидел у высокого секретера, уткнувшись в какую-то книгу. Он поднял голову и близоруко прищурился.
– А-а! Вы, значит, и есть господин Ренфорд? – Мэтр слез с табурета и отвесил легкий поклон.
– Толлердиг, к вашим услугам. – Блуждающая полуулыбка и туманный взгляд хозяина кабинета выдавали в нем человека рассеянного, витающего в заоблачных высях, однако этому поспешному выводу стойко противоречили как аккуратность костюма мэтра, так и вся окружающая его обстановка. Бордово-зеленая мантия безупречно отглажена и чиста, книги расставлены по формату, стопки бумаг выровнены, перья и чернильница расположены так, чтобы до них легко было дотянуться.
– Я так понимаю, у вас ко мне какое-то дело?
– Дело? Ах, ну да, разумеется. Это даже не дело, а так – пустячок. У меня имеется одна маленькая вещица… да вот, не угодно ли поглядеть?
Лайам выудил из кармана загадочную посылку, на ходу сочиняя приемлемую историю того, как она попала к нему.
– Один мой друг, точнее, знакомый, нашел кое-что странное… среди вещей своего скоропостижно умершего отца. И ему захотелось узнать, что этот предмет из себя представляет. И что может находиться внутри.
Он умолк и протянул сверток ученому.
Толлердиг бережно развернул бумагу и поднес флакон к самому носу. Повертел в руках. Лайам обратил внимание, что ногти его ровно подстрижены и что, однако, их кончики грязны от чернил. Исследование длилось и длилось. Наконец мэтр поморщился и оттопырил губу.
– Хм!
– Что?
– Да, это похоже, похоже.
Не вдаваясь в дальнейшие пояснения, мэтр отошел к столу, взял маленький ножичек, лежавший возле стопки бумаг, и, прежде чем Лайам успел вмешаться, провел лезвием по черной оплетке.
– Эй!
Толлердиг не повел и ухом.
– Так я и думал, – сказал он и продемонстрировал Лайаму флакончик и нож. – Видите, на ноже остались зазубрины, с металлом же ничего не случилось.
Зазубрины были внушительными. Лайам присвистнул.
– Верный знак, что это – идеальный металл.
– Идеальный металл?
– Именно так, – кивнул Толлердиг. – Теперь поглядим, что у нас со стеклом…
Ученый снял с верхней полки ступку, сунул туда склянку и занес над ней пестик.
На этот раз Лайам оказался проворнее: он накрыл ступку рукой.
– Что вы себе позволяете?! – Ученый растерянно заморгал.
– Как что? Проверяю гипотезу.
– Вы же ее разобьете!
Толлердиг улыбнулся и покачал головой.
– Если все верно, то не разобью.
– А если нет?!
Лайаму хотелось сказать, что из-за этой штуковины уже погибли двое людей и что в его намерения вовсе не входит так глупо ею рисковать. Однако он ничего не сказал и только выхватил флакончик из ступки.
Мэтр Толлердиг вдруг заупрямился и потянулся к странному пузырьку.
– Это наверняка не стекло!
– А что же, профессор, что же?
– Идеальный хрусталь. И, судя по всему, королевский!
Лайам ошеломленно уставился на ученого. Тот закатил глаза и пустился в терпеливые пояснения.
– Идеальный хрусталь известен также как магическое стекло, хотя ни один из ныне живущих магов не способен его изготовить. Секрет получения этого вещества, равно как и других идеальных материалов, утрачен задолго до того, как Семнадцать семейств осели в этих краях, чтобы создать таралонское королевство…
Далее стало ясно, что идеальные материалы уничтожить практически невозможно и что именно они и составляют основу многих древнейших реликвий.
– Взять Эдаранские Мечи… – Мэтр воздел палец и смолк, вопросительно глядя на гостя. Лайам кивнул. Он знал, что эти мечи действительно существуют и что их изображение входит в гербовую символику династии, управляющей Таралоном. – Им уже тысяча лет, они побывали в бесчисленных битвах, и, однако же, на их лезвиях нет ни единой царапины!
– Королевский хрусталь, – продолжал Толлердиг, – это тот же идеальный хрусталь, только алый. Пэры и герцоги имеют право владеть хрусталем любого другого цвета, но алый может принадлежать лишь королям.
Он вновь умолк, потом с пафосом прокричал:
– Да не познает грешных вин мой кубок – царственный рубин! Это цитата из сочинений Гальбы Благочестивого. Итак, я с огромной степенью вероятности утверждаю: место вашей вещице – в сокровищнице короля. А если вам нужны дополнительные доказательства – пожалуйста. Взгляните на пробку.
«В сокровищнице короля?» Лайам нахмурился, разглядывая флакончик.
– Как видите, она имеет форму короны. – «Имеет-имеет!» Лайам совсем помрачнел.
«Если этой штуковиной владел сам король, то как же она попала к Веспасиану?»
– А каким же образом эта вещица могла оказаться… ну, не там, где ей должно бы находиться?
– Воровство, – лаконично откликнулся Толлердиг, затем заколебался. – Ну, в принципе ее могли преподнести кому-нибудь в дар, такое бывает. Редко, конечно, но все же бывает, причем документально такая акция практически нигде не фиксируется. У нас вообще ничего не фиксируется! – взъярился он вдруг. – Известно ли вам, например, что таралонский архив до сих пор не имеет более-менее основательного каталога всех королевских реликвий? Это бесценные редкости, раритеты, а между тем толком о них никто ничего не знает!
Он отмахнулся, словно бы отвергая возражения гостя, хотя гость и не думал ему возражать.
– Нет-нет, об Эдаранских Мечах наслышаны все и распрекрасно себе представляют, как они выглядят. Любой вам опишет и Квинтинов Щит, и Псаллантову Колесницу. Но что такое, скажите на милость, Десница Урдоха? Одни полагают, что это жезл с навершием в форме раскрытой ладони, другие – что это боевая перчатка, есть тьма других домыслов, и чему же нам верить? А Пиллова Кладовая, а Око Северна, а Монаршая Панацея!.. Века прошли с тех времен, как появились упоминания об этих диковинах, но их описаний у нас нет как нет!
Ученый вздохнул поглубже и продолжил свой монолог, но Лайам уже не слушал его, погрузившись в свои размышления. На доме, куда он был послан, висел герб с шевроном, означающим, что там живет человек не простой, а принадлежащий к роду, верой и правдой служащему монаршей фамилии. Значит, вполне возможно, что герцог намеревался переправить этот странный флакончик именно королю. «Но почему таким обходным путем? Зачем все эти сложности? Почему Кейд не мог попросту поручить мне зайти в королевскую канцелярию? Почему, наконец, сам герцог мне этого не поручил?» Внезапно ему в голову пришла сумасшедшая мысль. Никанор ведь болен, и, судя по слухам, смертельно. Вполне вероятно, что во флакончике снадобье, сулящее ему исцеление!
Но Лайам тут же отверг это предположение. «Имея лекарство, способное исцелить короля, герцог вряд ли его доверил бы заботам простого посыльного. Нет, он отправил бы такое ценное снадобье в бронированном сундуке, в сопровождении рыцарей, под пение труб…»
Однако же из-за этого крохотного флакончика уже погибло два человека и за ним охотится сам пацифик Торквея. Стало быть, за всем этим что-то стоит. «Но что же? Что?» Лайам мучительно застонал, скривился – и не сразу сообразил, что мэтр Толлердиг уже перестал бубнить и теперь смотрит на него, по-совиному моргая глазами.
– Простите, я отвлекся. Что вы сказали?
– Я спросил, – ученый укоризненно мотнул головой, – я спросил, не согласитесь ли вы оставить эту вещь у меня? Я мог бы порыться в библиотеке коллегии и попробовать выяснить, нет ли о ней каких-либо упоминаний.
– Ага, – кивнул Лайам. Идея ему понравилась. – Только оставить ее вам я не могу. Мой знакомый – человек щепетильный и весьма чтит все, что связано с памятью об отце. Я обещал ему не расставаться с этой безделицей. Сколько времени могут занять изыскания?
Толлердиг заколебался – он явно был огорчен.
– День-два, не больше. Но… понадобятся расходы. Свечи, чернила, может, придется нанять помощника, чтобы делать необходимые выписки… и вообще…
– Хорошо-хорошо.
Лайам достал два золотых. Глаза ученого загорелись.
– Мой корабль скоро уходит, у меня мало времени. Через день-другой я к вам загляну.
«Если, конечно, не окажусь за решеткой или не буду лежать в безымянной могиле».
Монеты перешли из рук в руки, и Толлердиг засуетился.
– Я немедля примусь за работу. Вы позволите мне для памяти зарисовать этот предмет?
Не дожидаясь ответа, он уселся на табурет и подтянул к себе лист бумаги.
– Превосходно, – сказал Лайам, глядя на королевский хрусталь в идеальной оправе, лежащий у него на ладони. В свете свечи склянка приобрела цвет крови. – Превосходно! – повторил он и сунул флакончик в карман.
Пригоршня мелочи творит чудеса. Сын старой Бекки заулыбался и рассыпался в благодарностях, но Лайам жестом оборвал его излияния и повелел принести себе кусочек бечевки.
«Фануил, – позвал он, когда требуемое было получено и привратник скрылся в каморке, – спустись-ка сюда!»
Дракончик влетел под арку.
«Ну что, мастер, порядок?»
«Порядок-порядок. – Лайам встал на колени и вынул из кармана флакончик. – Ты можешь его поносить?»
Дракончик склонил голову набок.
«Не очень долго. В зубах или в когтях».
Лайам показал бечевку.
«Не в зубах и не в когтях, а на спине?»
Фануил только фыркнул.
«Так надежней. Меня могут поймать, тебя – нет».
«Разумеется, мастер. – Дракончик дернулся и развернул крылья. – Так я смогу носить эту штуку сколько угодно. Хорошая мысль».
Конечно, хорошая. У нас плохих не бывает. Похваливая себя за сообразительность, Лайам пропустил бечевку под узкой грудью рептилии, завел ее за основания крыльев, обмотал вокруг пузырька и завязал двойным узлом ближе к хвосту.
«Не туго?»
Фануил встал и по-кошачьи выгнулся. Потом взмахнул крыльями, вильнул хвостом, подпрыгнул, подвигал задом. Пузырек не шевелился.
«Нет, не туго. Все хорошо».
Лайам с шумом выдохнул воздух.
– Вот и ладно. Теперь двинем к Маркейд.
«А где она живет?»
«За рекой. И, клянусь, я поднимусь в горы и засыплю песком и камнями ту дырку, из которой она вытекает, если сегодня мне еще раз понадобится ее пересечь!»
5
Приезжих, блуждающих по столице в поисках нужного адреса, так много, что его расспросы не вызовут подозрений. Он ведь уже, добираясь до дома мастера Кейда, трижды обращался к прохожим за помощью – все они отвечали охотно, и косо никто из них на чужака не смотрел. Мысль о злосчастном профессоре тут же напомнила Лайаму о флакончике, и в голове его вдруг забрезжил еще один план. Нет, уходить от старухи пока рановато.
– Не утруждайтесь, матушка, я их разыщу, – сказал он самым беспечным тоном. – Приятно будет повидаться с Маркейд. Старая дружба, она никогда не ржавеет. И, кстати, если уж вспоминать старых знакомых, вы, кажется, упомянули о профессоре Бахореле. Я у него учился. Он по-прежнему тут?
Старая Бекка нахмурилась.
– Нет, вот уж шесть лет, как нет. Мэтр уволился, маги его сманили. Нашли у него способности и взяли в ученики.
– Бахореля? Да вы шутите!
Это не лезло ни в какие ворота. Чтобы старый почтенный ученый подвизался в роли приготовишки у каких-то кудесников и колдунов!
Старуха многозначительно приподняла палец.
– Им ведь нужны не способности мэтра, а его знание книг.
Надо же! Бахорель! Специалист по любым редким текстам и непревзойденный знаток старины!
– Досадно, что он нас покинул, однако, по слухам, ему там неплохо живется. Его даже пригласили советником на съезд этих олухов в Кэрнавон.
– Хм… Да, действительно, это досадно.
И еще как! Бахорель мог взглянуть на любой черепок и тут же сказать, от какой вещи тот отбит и что эта вещь некогда из себя представляла. Он мигом бы разобрался, что за флакончик принес ему бывший его ученик!
– А кто же теперь его замещает?
Оказалось, что некий ученый по имени Толлердиг. Лайам с небрежным видом поинтересовался, нельзя ли ему с ним повидаться.
– Мне надо бы кое-что уточнить. Ничего важного, в сущности, но раз уж я здесь…
Угрюмому увальню вовсе не улыбалось тащиться под дождиком через двор, однако матери прекословить он все-таки не посмел и с жалобным вздохом побрел справиться, не согласится ли уважаемый мэтр принять нежданного посетителя в столь неурочный час. Старая Бекка мигом устроилась поудобней и опять засыпала гостя вопросами, в основном о бывших его однокашниках, интересуясь по большей части самыми интимными подробностями их теперешней жизни. Лайам отвечал односложно, да ему, в общем-то, и нечего было сказать, но старуха разгорячилась и сама принялась перемывать косточки всем их общим знакомцам, заостряя внимание собеседника на особенно некрасивых или попросту мерзких историях, приключавшихся с кем-то, и даже вроде бы приглашая его вместе их посмаковать. Лайаму вскорости все это надоело, он извинился и встал.
– Что-то сынок ваш задерживается. Пойду посмотрю, куда он пропал.
Привратница стала упрашивать «доброго лорда» посидеть с ней еще, однако тот решительно затворил за собой дверь и с наслаждением вдохнул свежий холодный воздух.
«Вот ведь старая кляча!» В прежние времена он никогда бы себе не позволил подумать о Бекке в таком нелицеприятном ключе. К ней было принято относиться с благоговением, и все ее россказни словно окутывал некий многозначительно-таинственный флер. «Бабьи сплетни и более ничего, – поморщился Лайам. – Может, мы так с ней носились лишь потому, что она многое нам спускала?» Да иногда ведь и не спускала. Ей ничего не стоило, например, вдруг осердиться и захлопнуть ворота перед носом припозднившегося студента, а нарушителям режима в коллегии грозили весьма крупные неприятности.
Лайам сделал пару шагов и прислонился лицом к влажной кованой решетке. Слева, в окнах студенческого крыла горели огни, и листва колючих кустарников, которые заполняли весь внутренний двор, переливалась в их свете. Между кустами мокро поблескивал гравий очень извилистых и узких дорожек. Одной из старейших традиций братства коллегии «Обалденствия» было обязать новичка пройти по какой-либо из них – сильно подвыпившего и с завязанными глазами. Лайам умиленно заулыбался, но резкий хруст гравия отвлек его от приятных воспоминаний.
– Он вас примет, – недовольно буркнул преемник Бекки, отпирая замок. – Он живет там же, где прежде жил Бахорель. Соберетесь уйти – позвоните.
Увалень указал подбородком на длинный шнурок и, проскользнув в ворота, с лязгом захлопнул их за собой.
Северо-западное крыло почтенного учебного заведения, подпирающее угрюмую башню и являющееся обителью преподавательского состава коллегии, тоже могло о многом напомнить ему, но веселого в этих воспоминаниях было бы мало. Разносы, накачки, нотации, выговоры: студиозус Ренфорд был не очень радив. Поэтому, подходя к нему, Лайам расправил плечи и выпятил подбородок. «Помни – ты уже не студент! Ты взрослый самостоятельный человек, ты торговец, ты квестор грозного герцога Южного Тира! – твердил он себе, поднимаясь по узенькой темной лестнице, ведущей к личным покоям профессоров. – А еще не забудь, что ты также преступник, которого разыскивает столичная стража!»
Как ни странно, последняя мысль вселила в него бодрость. Если уж он способен противостоять тысяче миротворцев Торквея («Способен ли?» – хмыкнул внутренний голосок), то разговор с каким-то ученым ему нипочем.
Наверху все было по-прежнему: те же темные панели на стенах, те же неровные, жутко поскрипывающие полы, те же мрачные твердого дерева двери, от стука в которые у студентов ныли костяшки пальцев. Лайам постучал в нужную дверь, ушибся, не рассчитав силу удара, и в ярости зашипел, но тут ворчливый голос пригласил гостя войти.
Башня есть башня, в ней не очень-то разбежишься, да и воск в Торквее дороговат, так что комната мастера Толлердига представляла собой нечто вроде чулана неправильной формы и освещалась одной-единственной – и весьма тощей – свечой. Ученый сидел у высокого секретера, уткнувшись в какую-то книгу. Он поднял голову и близоруко прищурился.
– А-а! Вы, значит, и есть господин Ренфорд? – Мэтр слез с табурета и отвесил легкий поклон.
– Толлердиг, к вашим услугам. – Блуждающая полуулыбка и туманный взгляд хозяина кабинета выдавали в нем человека рассеянного, витающего в заоблачных высях, однако этому поспешному выводу стойко противоречили как аккуратность костюма мэтра, так и вся окружающая его обстановка. Бордово-зеленая мантия безупречно отглажена и чиста, книги расставлены по формату, стопки бумаг выровнены, перья и чернильница расположены так, чтобы до них легко было дотянуться.
– Я так понимаю, у вас ко мне какое-то дело?
– Дело? Ах, ну да, разумеется. Это даже не дело, а так – пустячок. У меня имеется одна маленькая вещица… да вот, не угодно ли поглядеть?
Лайам выудил из кармана загадочную посылку, на ходу сочиняя приемлемую историю того, как она попала к нему.
– Один мой друг, точнее, знакомый, нашел кое-что странное… среди вещей своего скоропостижно умершего отца. И ему захотелось узнать, что этот предмет из себя представляет. И что может находиться внутри.
Он умолк и протянул сверток ученому.
Толлердиг бережно развернул бумагу и поднес флакон к самому носу. Повертел в руках. Лайам обратил внимание, что ногти его ровно подстрижены и что, однако, их кончики грязны от чернил. Исследование длилось и длилось. Наконец мэтр поморщился и оттопырил губу.
– Хм!
– Что?
– Да, это похоже, похоже.
Не вдаваясь в дальнейшие пояснения, мэтр отошел к столу, взял маленький ножичек, лежавший возле стопки бумаг, и, прежде чем Лайам успел вмешаться, провел лезвием по черной оплетке.
– Эй!
Толлердиг не повел и ухом.
– Так я и думал, – сказал он и продемонстрировал Лайаму флакончик и нож. – Видите, на ноже остались зазубрины, с металлом же ничего не случилось.
Зазубрины были внушительными. Лайам присвистнул.
– Верный знак, что это – идеальный металл.
– Идеальный металл?
– Именно так, – кивнул Толлердиг. – Теперь поглядим, что у нас со стеклом…
Ученый снял с верхней полки ступку, сунул туда склянку и занес над ней пестик.
На этот раз Лайам оказался проворнее: он накрыл ступку рукой.
– Что вы себе позволяете?! – Ученый растерянно заморгал.
– Как что? Проверяю гипотезу.
– Вы же ее разобьете!
Толлердиг улыбнулся и покачал головой.
– Если все верно, то не разобью.
– А если нет?!
Лайаму хотелось сказать, что из-за этой штуковины уже погибли двое людей и что в его намерения вовсе не входит так глупо ею рисковать. Однако он ничего не сказал и только выхватил флакончик из ступки.
Мэтр Толлердиг вдруг заупрямился и потянулся к странному пузырьку.
– Это наверняка не стекло!
– А что же, профессор, что же?
– Идеальный хрусталь. И, судя по всему, королевский!
Лайам ошеломленно уставился на ученого. Тот закатил глаза и пустился в терпеливые пояснения.
– Идеальный хрусталь известен также как магическое стекло, хотя ни один из ныне живущих магов не способен его изготовить. Секрет получения этого вещества, равно как и других идеальных материалов, утрачен задолго до того, как Семнадцать семейств осели в этих краях, чтобы создать таралонское королевство…
Далее стало ясно, что идеальные материалы уничтожить практически невозможно и что именно они и составляют основу многих древнейших реликвий.
– Взять Эдаранские Мечи… – Мэтр воздел палец и смолк, вопросительно глядя на гостя. Лайам кивнул. Он знал, что эти мечи действительно существуют и что их изображение входит в гербовую символику династии, управляющей Таралоном. – Им уже тысяча лет, они побывали в бесчисленных битвах, и, однако же, на их лезвиях нет ни единой царапины!
– Королевский хрусталь, – продолжал Толлердиг, – это тот же идеальный хрусталь, только алый. Пэры и герцоги имеют право владеть хрусталем любого другого цвета, но алый может принадлежать лишь королям.
Он вновь умолк, потом с пафосом прокричал:
– Да не познает грешных вин мой кубок – царственный рубин! Это цитата из сочинений Гальбы Благочестивого. Итак, я с огромной степенью вероятности утверждаю: место вашей вещице – в сокровищнице короля. А если вам нужны дополнительные доказательства – пожалуйста. Взгляните на пробку.
«В сокровищнице короля?» Лайам нахмурился, разглядывая флакончик.
– Как видите, она имеет форму короны. – «Имеет-имеет!» Лайам совсем помрачнел.
«Если этой штуковиной владел сам король, то как же она попала к Веспасиану?»
– А каким же образом эта вещица могла оказаться… ну, не там, где ей должно бы находиться?
– Воровство, – лаконично откликнулся Толлердиг, затем заколебался. – Ну, в принципе ее могли преподнести кому-нибудь в дар, такое бывает. Редко, конечно, но все же бывает, причем документально такая акция практически нигде не фиксируется. У нас вообще ничего не фиксируется! – взъярился он вдруг. – Известно ли вам, например, что таралонский архив до сих пор не имеет более-менее основательного каталога всех королевских реликвий? Это бесценные редкости, раритеты, а между тем толком о них никто ничего не знает!
Он отмахнулся, словно бы отвергая возражения гостя, хотя гость и не думал ему возражать.
– Нет-нет, об Эдаранских Мечах наслышаны все и распрекрасно себе представляют, как они выглядят. Любой вам опишет и Квинтинов Щит, и Псаллантову Колесницу. Но что такое, скажите на милость, Десница Урдоха? Одни полагают, что это жезл с навершием в форме раскрытой ладони, другие – что это боевая перчатка, есть тьма других домыслов, и чему же нам верить? А Пиллова Кладовая, а Око Северна, а Монаршая Панацея!.. Века прошли с тех времен, как появились упоминания об этих диковинах, но их описаний у нас нет как нет!
Ученый вздохнул поглубже и продолжил свой монолог, но Лайам уже не слушал его, погрузившись в свои размышления. На доме, куда он был послан, висел герб с шевроном, означающим, что там живет человек не простой, а принадлежащий к роду, верой и правдой служащему монаршей фамилии. Значит, вполне возможно, что герцог намеревался переправить этот странный флакончик именно королю. «Но почему таким обходным путем? Зачем все эти сложности? Почему Кейд не мог попросту поручить мне зайти в королевскую канцелярию? Почему, наконец, сам герцог мне этого не поручил?» Внезапно ему в голову пришла сумасшедшая мысль. Никанор ведь болен, и, судя по слухам, смертельно. Вполне вероятно, что во флакончике снадобье, сулящее ему исцеление!
Но Лайам тут же отверг это предположение. «Имея лекарство, способное исцелить короля, герцог вряд ли его доверил бы заботам простого посыльного. Нет, он отправил бы такое ценное снадобье в бронированном сундуке, в сопровождении рыцарей, под пение труб…»
Однако же из-за этого крохотного флакончика уже погибло два человека и за ним охотится сам пацифик Торквея. Стало быть, за всем этим что-то стоит. «Но что же? Что?» Лайам мучительно застонал, скривился – и не сразу сообразил, что мэтр Толлердиг уже перестал бубнить и теперь смотрит на него, по-совиному моргая глазами.
– Простите, я отвлекся. Что вы сказали?
– Я спросил, – ученый укоризненно мотнул головой, – я спросил, не согласитесь ли вы оставить эту вещь у меня? Я мог бы порыться в библиотеке коллегии и попробовать выяснить, нет ли о ней каких-либо упоминаний.
– Ага, – кивнул Лайам. Идея ему понравилась. – Только оставить ее вам я не могу. Мой знакомый – человек щепетильный и весьма чтит все, что связано с памятью об отце. Я обещал ему не расставаться с этой безделицей. Сколько времени могут занять изыскания?
Толлердиг заколебался – он явно был огорчен.
– День-два, не больше. Но… понадобятся расходы. Свечи, чернила, может, придется нанять помощника, чтобы делать необходимые выписки… и вообще…
– Хорошо-хорошо.
Лайам достал два золотых. Глаза ученого загорелись.
– Мой корабль скоро уходит, у меня мало времени. Через день-другой я к вам загляну.
«Если, конечно, не окажусь за решеткой или не буду лежать в безымянной могиле».
Монеты перешли из рук в руки, и Толлердиг засуетился.
– Я немедля примусь за работу. Вы позволите мне для памяти зарисовать этот предмет?
Не дожидаясь ответа, он уселся на табурет и подтянул к себе лист бумаги.
– Превосходно, – сказал Лайам, глядя на королевский хрусталь в идеальной оправе, лежащий у него на ладони. В свете свечи склянка приобрела цвет крови. – Превосходно! – повторил он и сунул флакончик в карман.
Пригоршня мелочи творит чудеса. Сын старой Бекки заулыбался и рассыпался в благодарностях, но Лайам жестом оборвал его излияния и повелел принести себе кусочек бечевки.
«Фануил, – позвал он, когда требуемое было получено и привратник скрылся в каморке, – спустись-ка сюда!»
Дракончик влетел под арку.
«Ну что, мастер, порядок?»
«Порядок-порядок. – Лайам встал на колени и вынул из кармана флакончик. – Ты можешь его поносить?»
Дракончик склонил голову набок.
«Не очень долго. В зубах или в когтях».
Лайам показал бечевку.
«Не в зубах и не в когтях, а на спине?»
Фануил только фыркнул.
«Так надежней. Меня могут поймать, тебя – нет».
«Разумеется, мастер. – Дракончик дернулся и развернул крылья. – Так я смогу носить эту штуку сколько угодно. Хорошая мысль».
Конечно, хорошая. У нас плохих не бывает. Похваливая себя за сообразительность, Лайам пропустил бечевку под узкой грудью рептилии, завел ее за основания крыльев, обмотал вокруг пузырька и завязал двойным узлом ближе к хвосту.
«Не туго?»
Фануил встал и по-кошачьи выгнулся. Потом взмахнул крыльями, вильнул хвостом, подпрыгнул, подвигал задом. Пузырек не шевелился.
«Нет, не туго. Все хорошо».
Лайам с шумом выдохнул воздух.
– Вот и ладно. Теперь двинем к Маркейд.
«А где она живет?»
«За рекой. И, клянусь, я поднимусь в горы и засыплю песком и камнями ту дырку, из которой она вытекает, если сегодня мне еще раз понадобится ее пересечь!»
5
По улице Мантий по-прежнему шлялись взад-вперед пьяные студиозусы, однако миротворцев нигде не было видно. Дождь перестал, сменившись промозглым туманом. В глубине Башенного распадка колокола одной из коллегий пробили девять, вскоре к ним присоединились другие, и по всему городу пошел гулять звон.
Спускаясь к реке, Лайам пересказал Фануилу то, что наговорил ему Толлердиг.
«Ты когда-нибудь слышал о магических стеклах?»
«Да. Все маги знают о них. Но изготовить не могут. Это загадка древности, считающаяся неразрешимой. Не проходит и года, чтобы кто-нибудь не объявил, что нашел правильное заклятие, но каждый раз открытие оказывается фальшивкой. Мастер Танаквиль пробовал этим заняться, но быстро зашел в тупик».
Лайам уважительно покивал головой. Раз уж самому Танаквилю, прежнему хозяину Фануила, это не удалось, то проблема и впрямь не имеет решения.
Впереди уже завиднелись огни «Кувшинчика» и «Торбы с гвоздями». Ниже – пристань, там можно нанять лодку.
«Ну, хорошо. А для чего же может предназначаться эта вещица?»
«Не знаю, мастер. Но думаю, ищут не сам сосуд, а то, что находится в нем. Истинный или, как ты говоришь, идеальный металл и магическое стекло – это всего лишь материалы. Зачем из-за них лить кровь?»
Лайам кивнул. Да, логично.
«Значит, я зря потратил два золотых? Толлердиг ничего интересного мне не скажет?»
«Похоже. Конечно, бывают сосуды, в которые льешь одно, а получаешь другое, неизмеримо более ценное, чем первая жидкость. Но тут работает магия – это заклятые сосуды. А наша склянка не из таких».
Уловив вопрос, исходящий от шагающего внизу человека, дракончик незамедлительно пояснил, что на идеальный металл и магическое стекло заклятие наложить невозможно, они противостоят любому воздействию – и магии, и грубой силе.
«Может, и существуют заклятия посильнее, но пока их никто не открыл».
Это означало, что человек в желтом охотится именно за содержимым флакончика – жидкостью, не имеющей ни цвета, ни запаха.
«Мастер, а это не яд?»
«Нет. Яды относительно дешевы, и добыть их не так уж сложно. А потом, зачем бы герцогу посылать королю яд?»
«Возможно, он хочет его отравить!» – предположил Фануил.
Лайам поморщился и отрицательно мотнул головой. Герцог, конечно, самодур, консерватор и сумасброд, но никак уж не заговорщик, рвущийся к трону. Даже в эти, не очень-то легкие для правящей династии времена, когда реальная королевская власть не простирается далее чем на день пути от Торквея, сюзерен Южного Тира продолжает платить короне вассальную дань – причем в полном объеме, от чего давно отказались практически все более-менее крупные таралонские феодалы.
«Забудь», – лаконично бросил он фамильяру.
«Значит, это лекарство. Или что-то магическое. Тебе надо найти какого-нибудь чародея и попробовать с ним об этом потолковать».
Лайам согласно кивнул, но потом саркастически хмыкнул.
«Все маги сейчас в Кэрнавоне. А ждать, когда они возвратятся, я не могу».
В голове у него забрезжила новая мысль. Если флакончик действительно послан именно Никанору, значит надо найти способ его передать и покончить со всем этим делом. «Легко сказать!» – одернул он тут же себя. Встретиться с королем ой как не просто, пожалуй, трудней, чем с кем-либо в Таралоне. Путь к нему преграждают отряды стражи, толпы придворных и табуны слуг. И все-таки, если флакончик и впрямь содержит лекарство, в котором нуждается недужный монарх, то… Лайам не позволил себе довести рассуждение до конца. «Сейчас у тебя одна забота – переправиться через реку. О Никаноре подумаешь позже. Если останешься жив».
Миновав «Кувшинчик» и «Торбу», он вышел к пристани. По набережной, пользуясь тем, что дождь стих, прогуливались влюбленные парочки, которым ничуть не мешали ни сырость, ни тьма. Туман скрадывал их очертания, и все-таки рассеянный свет фонарей позволил Лайаму убедиться, что в обозримом пространстве миротворцев не наблюдается. Он облегченно вздохнул и спустился к воде.
Теперь хорошо бы поймать перевозчика, однако все они в этот промозглый вечер, очевидно, решили взять себе выходной. Лайам тоскливо оглядывал мглу над Монаршей, пытаясь отличить огоньки лодочников от тех, что подрагивали на том берегу. Порой он ошибался и тщетно оглашал криками мрак, порой лодки действительно появлялись, но с пассажирами – и проходили мимо. Наконец небо вняло его мольбам, и световой шарик уверенно повернул к пристани.
«Мастер, с запада идет миротворец!»
Лайам испуганно обернулся. Вдали, наверное в сотне ярдов, и впрямь появился раскачивающийся огонек, но лодка была ближе.
«Не спускай с него глаз!»
Лодка скользила к пристани. Ее очертания уже проступали в тумане. Лодочник греб ужасающе неторопливо, насвистывая «Шипы и розы» – заунывную, с бесконечным числом куплетов балладу. Лайам мысленно выругался.
«Миротворец приближается!»
«Далеко он?»
«В пятидесяти ярдах. Но ему, похоже, до тебя дела нет».
Лодочник, более поглощенный балладой, чем греблей, зазевался. Лодка, носом налетев на причал, отскочила, и на то, чтобы развернуть ее боком к пристани, ушло еще несколько драгоценных секунд. Причалив, перевозчик широко улыбнулся новому пассажиру.
– Куда вам, сударь?
«Мастер, тут еще четверо каких-то людей!»
– Эй, постой-ка, любезный! Эта лодка не для тебя!
Лайам, каждый миг ожидавший ареста, испуганно обернулся. Молодые оболтусы лет двадцати, разодетые в бархат и атлас, нагло пялились на него.
– Простите?
Коновод компании ухмыльнулся.
– И не вздумай перечить мне, хам! Я сказал, лодка наша!
«Мастер, миротворец совсем рядом». Лайам скрипнул зубами, указал на лодку и произнес:
– Мои извинения, сударь. Пожалуйста, проходите.
«Мастер, миротворец смотрит на вас».
Предводитель гуляк воинственно подбоченился. Его дружки с хохотом сошли в лодку. У шалопая были жидкие усики и широко расставленные поросячьи глаза.
– Эй, пес, а ты, похоже, наглец! «Успокойся! – успел приказать себе Лайам, хотя рука его уже стиснула трость. В череде событий этого сумасшедшего дня не хватало лишь уличной стычки, и она казалась ему даже желанной. – Драться нельзя, тут миротворец!»
– Мои извинения, сударь, – повторил он таким тоном, словно и впрямь был виноват.
Его обидчик самодовольно ухмыльнулся, шагнул в лодку, но садиться не стал. Лодочник взялся за весла.
– В другой раз будь повежливей, пес! – Лодка пошла. Юнец продолжал сверлить Лайама взглядом. Лайам не менее пристально глядел на него.
«Где миротворец?»
«На набережной. Стоит».
Лодка медленно растворялась в тумане. Лайам в каком-то оцепенении продолжал за ней наблюдать.
– Вы поступили разумно.
Это прозвучало так громко, что Лайаму даже не пришлось притворяться, будто его застигли врасплох. Он и впрямь вздрогнул от неожиданности, резко поворотился и замер, вглядываясь в туман.
– Кто тут? Ох, господин миротворец! Я и не слышал, как вы подошли.
В конце концов, он вооружен, Фануил рядом, а миротворец один.
– Вы поступили разумно, – повторил страж порядка, одобрительно улыбаясь. В форменной черно-белой тунике, в широкополой шляпе, он выглядел очень внушительно и несомненно об этом знал. – Эти молодчики только и ищут, с кем бы сцепиться. Очень немногие понимают, что связываться с ними не стоит. Ваша выдержка делает вам честь.
Лайам потупился.
– Благодарю.
– К тому же, – продолжал снисходительно страж, – если бы драка все-таки завязалась, мне пришлось бы арестовать всех участников стычки, включая и вас. А ведь вам ночь в кутузке вряд ли пришлась бы по вкусу?
Лайам с трудом выдавил из себя смешок.
– Вы правы, господин миротворец. Это не очень порадовало бы меня.
– Понимаю. Ничего, лодки еще будут. Удачного вам вечера. Постарайтесь и впредь не терять головы.
Миротворец дружески подмигнул, поднес к шляпе два пальца и неторопливо двинулся дальше.
Лайам остался стоять как стоял. Его вдруг затрясло – то ли от облегчения, то ли от гнева, он и сам не мог разобрать – от чего.
Миротворец был прав: вскоре пришла еще одна лодка. Лайам плюхнулся на скамью под плетеным навесом, сказал, куда плыть, и замер как истукан. Дрожь унялась, вместо нее пришло осознание того, что вся его жизнь – со всеми ее чаяниями, стремлениями и надеждами – всего минуту назад буквально висела на волоске! Он охнул и прижал ладони к глазам.
– Что, сударь, устали?
Лайам опустил руки и растерянно заморгал.
– Что? Ах да. Да, я устал.
Гребец сочувственно хмыкнул и оставил пассажира в покое.
«О боги! Я едва не погиб!» В глубине души он сознавал, что положение его не было совсем уж отчаянным, – у него ведь действительно имелся стилет, да и дракончик не упустил бы возможности встрять в заваруху, – но наваждение не проходило. «Едва не погиб. Едва. – Он передернулся, в нем вспыхнула злость. – Все было бы гладко, если бы не ублюдок в роскошном камзоле! А каков миротворец! Он полагает, что свел бы меня в кутузку! Щен-нок… Знал бы он, кто стоит перед ним, небось тут же бы и обделался! Но… о небо, я едва не погиб!»
Постепенно шоковое состояние миновало, и мысли беглеца более или менее упорядочились. Уорден наверняка еще не успела сообщить всем своим подчиненным приметы преступника, но очень скоро сделает это. Так что рассчитывать на благополучный исход пиковых ситуаций, подобных только что завершившейся, в дальнейшем не стоит. Более того, миротворец, снисходительно похваливший проглотившего оскорбление труса за выдержку, чтобы подсластить тому горечь пилюли, получив новую директиву, может сообразить, кого он упустил. «Значит, мне надо выбросить эту одежду, сумку и как-нибудь изменить свою внешность». Лайам потер подбородок. Там уже пробивалась щетина. Может быть, отпустить бороду? Или обриться наголо? Маркейд подскажет, что делать. Женщины в этих вопросах опытнее мужчин.
Спускаясь к реке, Лайам пересказал Фануилу то, что наговорил ему Толлердиг.
«Ты когда-нибудь слышал о магических стеклах?»
«Да. Все маги знают о них. Но изготовить не могут. Это загадка древности, считающаяся неразрешимой. Не проходит и года, чтобы кто-нибудь не объявил, что нашел правильное заклятие, но каждый раз открытие оказывается фальшивкой. Мастер Танаквиль пробовал этим заняться, но быстро зашел в тупик».
Лайам уважительно покивал головой. Раз уж самому Танаквилю, прежнему хозяину Фануила, это не удалось, то проблема и впрямь не имеет решения.
Впереди уже завиднелись огни «Кувшинчика» и «Торбы с гвоздями». Ниже – пристань, там можно нанять лодку.
«Ну, хорошо. А для чего же может предназначаться эта вещица?»
«Не знаю, мастер. Но думаю, ищут не сам сосуд, а то, что находится в нем. Истинный или, как ты говоришь, идеальный металл и магическое стекло – это всего лишь материалы. Зачем из-за них лить кровь?»
Лайам кивнул. Да, логично.
«Значит, я зря потратил два золотых? Толлердиг ничего интересного мне не скажет?»
«Похоже. Конечно, бывают сосуды, в которые льешь одно, а получаешь другое, неизмеримо более ценное, чем первая жидкость. Но тут работает магия – это заклятые сосуды. А наша склянка не из таких».
Уловив вопрос, исходящий от шагающего внизу человека, дракончик незамедлительно пояснил, что на идеальный металл и магическое стекло заклятие наложить невозможно, они противостоят любому воздействию – и магии, и грубой силе.
«Может, и существуют заклятия посильнее, но пока их никто не открыл».
Это означало, что человек в желтом охотится именно за содержимым флакончика – жидкостью, не имеющей ни цвета, ни запаха.
«Мастер, а это не яд?»
«Нет. Яды относительно дешевы, и добыть их не так уж сложно. А потом, зачем бы герцогу посылать королю яд?»
«Возможно, он хочет его отравить!» – предположил Фануил.
Лайам поморщился и отрицательно мотнул головой. Герцог, конечно, самодур, консерватор и сумасброд, но никак уж не заговорщик, рвущийся к трону. Даже в эти, не очень-то легкие для правящей династии времена, когда реальная королевская власть не простирается далее чем на день пути от Торквея, сюзерен Южного Тира продолжает платить короне вассальную дань – причем в полном объеме, от чего давно отказались практически все более-менее крупные таралонские феодалы.
«Забудь», – лаконично бросил он фамильяру.
«Значит, это лекарство. Или что-то магическое. Тебе надо найти какого-нибудь чародея и попробовать с ним об этом потолковать».
Лайам согласно кивнул, но потом саркастически хмыкнул.
«Все маги сейчас в Кэрнавоне. А ждать, когда они возвратятся, я не могу».
В голове у него забрезжила новая мысль. Если флакончик действительно послан именно Никанору, значит надо найти способ его передать и покончить со всем этим делом. «Легко сказать!» – одернул он тут же себя. Встретиться с королем ой как не просто, пожалуй, трудней, чем с кем-либо в Таралоне. Путь к нему преграждают отряды стражи, толпы придворных и табуны слуг. И все-таки, если флакончик и впрямь содержит лекарство, в котором нуждается недужный монарх, то… Лайам не позволил себе довести рассуждение до конца. «Сейчас у тебя одна забота – переправиться через реку. О Никаноре подумаешь позже. Если останешься жив».
Миновав «Кувшинчик» и «Торбу», он вышел к пристани. По набережной, пользуясь тем, что дождь стих, прогуливались влюбленные парочки, которым ничуть не мешали ни сырость, ни тьма. Туман скрадывал их очертания, и все-таки рассеянный свет фонарей позволил Лайаму убедиться, что в обозримом пространстве миротворцев не наблюдается. Он облегченно вздохнул и спустился к воде.
Теперь хорошо бы поймать перевозчика, однако все они в этот промозглый вечер, очевидно, решили взять себе выходной. Лайам тоскливо оглядывал мглу над Монаршей, пытаясь отличить огоньки лодочников от тех, что подрагивали на том берегу. Порой он ошибался и тщетно оглашал криками мрак, порой лодки действительно появлялись, но с пассажирами – и проходили мимо. Наконец небо вняло его мольбам, и световой шарик уверенно повернул к пристани.
«Мастер, с запада идет миротворец!»
Лайам испуганно обернулся. Вдали, наверное в сотне ярдов, и впрямь появился раскачивающийся огонек, но лодка была ближе.
«Не спускай с него глаз!»
Лодка скользила к пристани. Ее очертания уже проступали в тумане. Лодочник греб ужасающе неторопливо, насвистывая «Шипы и розы» – заунывную, с бесконечным числом куплетов балладу. Лайам мысленно выругался.
«Миротворец приближается!»
«Далеко он?»
«В пятидесяти ярдах. Но ему, похоже, до тебя дела нет».
Лодочник, более поглощенный балладой, чем греблей, зазевался. Лодка, носом налетев на причал, отскочила, и на то, чтобы развернуть ее боком к пристани, ушло еще несколько драгоценных секунд. Причалив, перевозчик широко улыбнулся новому пассажиру.
– Куда вам, сударь?
«Мастер, тут еще четверо каких-то людей!»
– Эй, постой-ка, любезный! Эта лодка не для тебя!
Лайам, каждый миг ожидавший ареста, испуганно обернулся. Молодые оболтусы лет двадцати, разодетые в бархат и атлас, нагло пялились на него.
– Простите?
Коновод компании ухмыльнулся.
– И не вздумай перечить мне, хам! Я сказал, лодка наша!
«Мастер, миротворец совсем рядом». Лайам скрипнул зубами, указал на лодку и произнес:
– Мои извинения, сударь. Пожалуйста, проходите.
«Мастер, миротворец смотрит на вас».
Предводитель гуляк воинственно подбоченился. Его дружки с хохотом сошли в лодку. У шалопая были жидкие усики и широко расставленные поросячьи глаза.
– Эй, пес, а ты, похоже, наглец! «Успокойся! – успел приказать себе Лайам, хотя рука его уже стиснула трость. В череде событий этого сумасшедшего дня не хватало лишь уличной стычки, и она казалась ему даже желанной. – Драться нельзя, тут миротворец!»
– Мои извинения, сударь, – повторил он таким тоном, словно и впрямь был виноват.
Его обидчик самодовольно ухмыльнулся, шагнул в лодку, но садиться не стал. Лодочник взялся за весла.
– В другой раз будь повежливей, пес! – Лодка пошла. Юнец продолжал сверлить Лайама взглядом. Лайам не менее пристально глядел на него.
«Где миротворец?»
«На набережной. Стоит».
Лодка медленно растворялась в тумане. Лайам в каком-то оцепенении продолжал за ней наблюдать.
– Вы поступили разумно.
Это прозвучало так громко, что Лайаму даже не пришлось притворяться, будто его застигли врасплох. Он и впрямь вздрогнул от неожиданности, резко поворотился и замер, вглядываясь в туман.
– Кто тут? Ох, господин миротворец! Я и не слышал, как вы подошли.
В конце концов, он вооружен, Фануил рядом, а миротворец один.
– Вы поступили разумно, – повторил страж порядка, одобрительно улыбаясь. В форменной черно-белой тунике, в широкополой шляпе, он выглядел очень внушительно и несомненно об этом знал. – Эти молодчики только и ищут, с кем бы сцепиться. Очень немногие понимают, что связываться с ними не стоит. Ваша выдержка делает вам честь.
Лайам потупился.
– Благодарю.
– К тому же, – продолжал снисходительно страж, – если бы драка все-таки завязалась, мне пришлось бы арестовать всех участников стычки, включая и вас. А ведь вам ночь в кутузке вряд ли пришлась бы по вкусу?
Лайам с трудом выдавил из себя смешок.
– Вы правы, господин миротворец. Это не очень порадовало бы меня.
– Понимаю. Ничего, лодки еще будут. Удачного вам вечера. Постарайтесь и впредь не терять головы.
Миротворец дружески подмигнул, поднес к шляпе два пальца и неторопливо двинулся дальше.
Лайам остался стоять как стоял. Его вдруг затрясло – то ли от облегчения, то ли от гнева, он и сам не мог разобрать – от чего.
Миротворец был прав: вскоре пришла еще одна лодка. Лайам плюхнулся на скамью под плетеным навесом, сказал, куда плыть, и замер как истукан. Дрожь унялась, вместо нее пришло осознание того, что вся его жизнь – со всеми ее чаяниями, стремлениями и надеждами – всего минуту назад буквально висела на волоске! Он охнул и прижал ладони к глазам.
– Что, сударь, устали?
Лайам опустил руки и растерянно заморгал.
– Что? Ах да. Да, я устал.
Гребец сочувственно хмыкнул и оставил пассажира в покое.
«О боги! Я едва не погиб!» В глубине души он сознавал, что положение его не было совсем уж отчаянным, – у него ведь действительно имелся стилет, да и дракончик не упустил бы возможности встрять в заваруху, – но наваждение не проходило. «Едва не погиб. Едва. – Он передернулся, в нем вспыхнула злость. – Все было бы гладко, если бы не ублюдок в роскошном камзоле! А каков миротворец! Он полагает, что свел бы меня в кутузку! Щен-нок… Знал бы он, кто стоит перед ним, небось тут же бы и обделался! Но… о небо, я едва не погиб!»
Постепенно шоковое состояние миновало, и мысли беглеца более или менее упорядочились. Уорден наверняка еще не успела сообщить всем своим подчиненным приметы преступника, но очень скоро сделает это. Так что рассчитывать на благополучный исход пиковых ситуаций, подобных только что завершившейся, в дальнейшем не стоит. Более того, миротворец, снисходительно похваливший проглотившего оскорбление труса за выдержку, чтобы подсластить тому горечь пилюли, получив новую директиву, может сообразить, кого он упустил. «Значит, мне надо выбросить эту одежду, сумку и как-нибудь изменить свою внешность». Лайам потер подбородок. Там уже пробивалась щетина. Может быть, отпустить бороду? Или обриться наголо? Маркейд подскажет, что делать. Женщины в этих вопросах опытнее мужчин.