Страница:
— В мою комнату, естественно.
Алекс обхватил ее за талию, легко опрокинул обратно на постель и прижал ее своим телом.
— А по-моему, ты никуда не пойдешь.
— Алекс…
Он нежно поцеловал ее, его зеленые глаза отражали свет лампы и казались болотными огоньками, затягивающими в неведомую трясину, а губы и язык умело будили уснувшее желание.
Джози чувствовала все его горячее сильное тело. Ничего удивительного, что она не устояла перед ним. Он знал о ней все. Он всегда мог возбудить ее, даже когда она не хотела, когда пыталась протестовать, не поддаваться.
Его глаза сверкнули, и Алекс прошептал, касаясь губами ее губ:
— Ты ведь на самом деле не хочешь уходить, правда? Правда? — повторил он низким голосом, который волновал ее не меньше, чем его ласки.
Джози хотела быть сильной, она хотела доказать — хотя бы себе, — что Алекс ничего не изменил в ней. Но ее тело изменилось и изменило ей, оно научилось отвечать на его ласки, как бы она ни хотела отрицать это,
— Правда, — выдохнула она. — Правда, я не хочу уходить. О Господи, Алекс, что ты…
— И ты останешься на всю ночь?
Джози не хватало дыхания, чтобы ответить. Если бы сейчас он предложил ей пройти по битому стеклу или броситься в огонь, она, кажется, сделала бы это не задумываясь.
— Да, Алекс, да. Алекс, ради Бога!
— А не ради тебя? — прошептал он, поднимая голову и улыбаясь.
— Что ты со мной делаешь?..
Только когда Алекс перекатился на спину, захватив ее с собой, Джози постепенно возвращалась к действительности. Алекс все еще тяжело дышал. Она лежала, прижавшись щекой к его груди, и чувствовала, что живая подушка под ее головой поднимается все реже и реже.
— Это было нечестно, — прошептала она. Алекс обнял ее сильнее. Он не стал притворяться, будто не понял, что она имела в виду.
— Конечно, нечестно. Но ты уже два месяца удираешь из моей постели, как испуганная школьница, я не мог больше этого выносить.
Джози подняла голову и пристально посмотрела на него.
— Но ты никогда мне ничего не говорил.
— А это как-нибудь повлияло на тебя? — Она промолчала в ответ, и Алекс кивнул. — Да, именно так я и думал.
— Эмили… — начала Джози, но Алекс в ответ лишь покачал головой.
— Не обманывай себя, Джози. Ты крадешься по ночам в свою комнату не потому, что боишься Эмили. Ты делаешь это потому, что хочешь думать, будто наши отношения — это обычный секс.
Она нахмурилась.
— Разве это не то, что тебе нужно от меня?
Несколько секунд Алекс внимательно смотрел ей в глаза, иронично улыбаясь. Затем сказал:
— Конечно. Но секс делает нас любовниками, а любовники иногда спят вместе целую ночь в одной постели. И это мне тоже нужно. Но ты не должна беспокоиться. Это не сделает нас супругами. И не заставит любить друг друга. Так что тебе не придется бросать Джереми.
Джози отшатнулась от него и натянула на себя простыню, чтобы прикрыть наготу.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Нет, ты понимаешь.
Он приподнялся на локте, на его лице блуждало насмешливое выражение.
— Если наши отношения — это безобидный секс, необходимый взрослым людям, это никак не угрожает твоим воспоминаниям о Джереми. Если ты возвращаешься по ночам в свою постель, постель, которую ты воспринимаешь как супружескую, хотя он никогда не спал с тобой в этой постели, то ты вроде бы не изменяешь ему.
— Он мертв, — тихо сказала Джози.
— Да, но ты его не похоронила. Ты продолжаешь жить с ним. — Алекс слабо улыбнулся, как будто его развлекал этот разговор. — Не смотри так испуганно, Джози. Это меня не взволнует. Если ты хочешь носить свой вдовий наряд еще сорок лет, как Эмили, и держать фотографию нестареющего Джереми на своем ночном столике, чтобы улыбаться ему каждый вечер, ложась в постель, то это твое дело. Черт побери, возможно, он и сам хотел бы, чтобы ты прожила так всю свою жизнь. Но поскольку в сложившейся ситуации у него имеются некоторые затруднения при выполнении супружеских обязанностей, то вряд ли он осудит нас, если мы будем заниматься сексом время от времени. Что для него пара часов? Или даже целая ночь? И, в конце концов, кто должен позаботиться о его вдове, если не я? Я ведь его кузен.
Шокированная, Джози вскочила с постели и бросилась собирать разбросанную одежду. Она не смотрела на Алекса, но была уверена, что он наблюдает за ней.
— Ты обещала остаться на всю ночь, — сдержанно напомнил он.
Джози бросила на него возмущенный взгляд и вылетела из комнаты, словно ее преследовало чудовище со страшными зубами и когтями. Держа в руках туфли, она пробиралась по тускло освещенному коридору и заметила, что не дышала все это время, только тогда, когда закрыла за собой дверь своей комнаты.
Джози была потрясена. Алекс никогда прежде не был так жесток с ней. Он никогда не дразнил ее трауром и не говорил таким издевательским тоном, как сейчас. Почему же это произошло сегодня? Зачем он говорил вещи, которые — он прекрасно знал это — сильно огорчат ее. Это было совсем не похоже на Алекса.
Постепенно успокаиваясь, Джози снова разделась и приняла душ. Ее движения были автоматическими, мысли полностью занимал Алекс. Наконец, вытирая волосы, она решила, что он мог сказать все это потому, что она согласилась остаться на ночь в его комнате. Хотя это было очень странно. Алекс много раз просил ее остаться, но никогда не протестовал, когда Джози отказывалась. До сегодняшней ночи. Но когда она сдалась И осталась, он почти сразу же начал ее дразнить.
Почему?
Джози надела ночную рубашку и халат, выбрав их совершенно бессознательно. Когда она взглянула на себя в зеркало, она снова подумала, не превращается лив Эмили? Халат был черным, с закрытым горлом и длинными рукавами. Да, сексуальным его не назовешь. А ночная рубашка — скучного темно-серого цвета. Неужели она носит траур по Джереми даже во сне? Или это какое-то символическое искупление? Извинение перед умершим за то, что она только что вернулась из постели другого мужчины?
Джози посмотрела на фотографию в серебряной рамке. Темноволосый красивый молодой человек, как всегда, улыбался ей. Первый раз в жизни ей захотелось перевернуть фотографию лицом вниз.
— Черт тебя побери, — прошептала Джози.
Ответа, конечно, не последовало, и Джози зашагала по комнате, пытаясь разобраться в запутанном клубке своих эмоций. Наконец она поняла: ей не заснуть, пока она не поговорит с Алексом.
Осторожно открыв дверь спальни и перешагнув через порог, она замерла. В этом крыле дома, кроме комнат ее и Алекса, были спальни Дэниела, Питера и Кэрри — супруги спали отдельно. Когда Джози выглянула в коридор, она заметила Алекса, выходящего из комнаты Питера. Он был полностью одет, нес что-то в правой руке и показался ей немного расстроенным.
Вместо того чтобы вернуться к себе, Алекс прошел до конца коридора и тихо постучал к Дэниелу. Практически сразу же Дэниел открыл дверь. Он тоже был полностью одет, и непохоже, чтобы он спал, несмотря на поздний час.
Они были слишком далеко, поэтому Джози не слышала, что они говорят, но тихий разговор продолжался какое-то время, и Алекс показывал Дэниелу то, что он держал в правой руке. Наконец Дэниел кивнул и вернулся в свою комнату. Когда Алекс начал поворачиваться, чтобы идти к себе, Джози скользнула к себе в комнату и закрыла дверь,
Она слышала, как тихо закрылась дверь Дэниела, затем через несколько секунд закрылась другая дверь, и, когда Джози выглянула снова, коридор был пуст.
Отбросив мысль о разговоре с Алексом, Джози снова вернулась в комнату и присела на кровать. Ее сомнения вернулись и мучили ее с удвоенной силой.
Что же все это могло значить?
— Сколько эскизов вы собираетесь сделать? — спросила Эмили.
Лаура посмотрела на нее поверх наброска и улыбнулась:
— Столько, сколько понадобится. Я предупреждала вас.
Эмили улыбнулась в ответ:
— Конечно. Не беспокойтесь, деточка. Я готова позировать так долго и так часто, как вам необходимо. Если при этом можно еще и разговаривать — вообще прекрасно. Если нет — тогда могут появиться проблемы.
— Конечно, можно разговаривать, — успокоила ее Лаура. — Это даже поможет мне. Портрет должен передавать характер человека. Одни глаза всего не расскажут.
— Вы понимаете, что делаете, — довольно сказала Эмили. — Я была уверена в этом.
— Давайте не будем судить об этом до тех пор, пока не получим результат, — спокойно ответила Лаура, хотя совсем не была уверена в успехе.
Поздним утром понедельника они с Эмили находились в домашней оранжерее, полной редких цветущих растений. Эмили начала показывать Лауре дом, но, когда они обходили первый этаж и дошли до оранжереи, Лаура предложила остановиться здесь, чтобы сделать несколько эскизов.
У нее для этого было несколько причин. Во-первых, хотя Эмили не казалась слабой, возраст леди Килбурн все же требовал внимания, и короткий отдых не мог повредить. Кроме того, дом был так велик, что Лауру уже переполняли впечатления, ей самой требовалась небольшая передышка. И наконец, свет и яркие краски оранжереи составляли прекрасный контраст с обликом хрупкой леди в черном.
Эмили устроилась в плетеном кресле. Лаура поставила свое кресло под углом, найдя нужный ракурс, и попросила свою модель сесть поудобнее. Но спина Эмили осталась прямой, как натянутая струна, а руки были чинно сложены на коленях.
Лаура решила смириться с позой своей заказчицы и начала рисовать, краем уха прислушиваясь к тому, что говорила Эмили.
— Эта комната подойдет вам и для работы над настоящим портретом, Лаура. Здесь замечательное освещение. Хотя, может быть, как фон…
— Мы выберем фон перед тем, как писать портрет, но эскизы я хочу сделать в разных местах.
— Что ж, это разумно, — решила Эмили. — Кстати, сегодня за обедом вы встретитесь с несколькими членами семьи. Алекс, мой внучатый племянник, конечно же, в конторе; он будет нашим семейным адвокатом и сейчас почти все время находится на работе. А Энн, моя внучка, нынче занимается покупками. Вы познакомитесь с моей невесткой, Мэдлин. И с женой Питера, Кэрри.
Лаура смотрела на приятную улыбку старой леди и размышляла, можно ли перенести на холст этот ровный, почти равнодушный тон, столь неуместный в подобных обстоятельствах. Если это естественное для Эмили поведение, то это странно вдвойне.
— Я хотела бы, чтобы вы чувствовали себя у нас, как дома, Лаура, — продолжала болтать Эмили. — Когда вы не будете заняты портретом, вы сможете побродить везде и познакомиться подробнее с домом и садом. Я живу здесь шестьдесят лет. Этот дом мой. Здесь на всем лежит мой отпечаток: от подвала до чердака. Дом сможет много рассказать вам о моем характер!
— Думаю, что вы правы, — рассеянно пробормотала Лаура, пытаясь передать линию подбородка.
Эмили продолжала говорить о доме, о старых временах, о балах и приемах прошлого, о планировке сада и парка. Она говорила негромко, почти нежно, редко требуя ответа, и Лаура полностью погрузилась в работу. Девушка была поражена, когда Эмили неожиданно сообщила ей, что прошло уже два часа.
— Извините меня, — начала Лаура.
— Все в порядке, деточка, я прекрасно себя чувствую. Но я хотела бы проверить, готов ли обед, если вы меня отпустите.
— Конечно. Я пока останусь здесь и поработаю еще немного.
Эмили грациозно поднялась, будто не просидела в этом кресле в одной и той же позе целых два часа. Сегодня она была без трости.
— Можно мне посмотреть эскизы? — спросила Эмили.
Лаура немного поколебалась:
— Если вы не возражаете, Эмили, давайте подождем, пока я сделаю еще несколько набросков. Дайте мне время, чтобы войти в работу.
Эмили с улыбкой согласилась:
— Конечно, детка. Я вернусь через пару минут.
И она почти выплыла из комнаты. Оставшись одна, Лаура хмуро изучала свои рисунки. Нормально, решила она. Не видно руки гения, но и не так плохо. Она добавила кое-где тень, а в некоторых местах уменьшила ее, поработала с выражением глаз и наконец со вздохом отложила наброски. Эскизы не должны быть идеальными. Они предназначены для другой цели. Это подготовительная работа, чтобы познакомить художника с моделью.
Лаура смотрела на цветущие растения, не видя их. С того момента, как она приехала в этот дом, она пыталась не думать ни о чем, кроме своей работы. Но царящая здесь напряженная атмосфера произвела на нее сильное впечатление.
Дом казался нежилым. В нем не ощущалось человеческого присутствия. Это впечатление усиливалось тем, что Лаура не встретила никого, кроме Эмили. Даже входную дверь открыла ей сама миссис Килбурн. И хотя Эмили говорила о кухарке, которая готовит обед, и о горничных, которые убирают спальни наверху, за все это время до нее не донеслось ни единого постороннего звука.
Эмили ничего не сказала о Дэниеле. Дома ли он? Должен ли человек, в руках которого управление финансами такой состоятельной семьи, находиться в рабочие дни в своей конторе? Или для него приготовлен большой письменный стол в библиотеке? Он постоянно жил здесь, как поняла Лаура, хотя часто уезжал из Атланты по делам и иногда отсутствовал несколько недель или месяцев.
А сейчас он здесь?
Конечно, все, что знала Лаура, исчерпывалось сплетнями Кэссиди, в достоверности которых можно было сомневаться. Он не женат, это, по крайней мере, известно точно, и нет никаких сведений о том, есть ли у него любовница. Ему тридцать два года, хотя он выглядит старше. Его называют финансовым гением. И говорят, что у него решительный сильный характер.
Он здесь?
— Уже за работой?
Его низкий голос раздался так неожиданно, что Лаура вздрогнула. Дэниел стоял совсем близко, на расстоянии вытянутой руки; он подошел к ней тихо, по-кошачьи — Лаура не услышала его шагов. Он был одет менее официально, чем в прошлую встречу: в черные слаксы и белую рубашку с закатанными рукавами и распахнутую на груди.
Он волновал ее еще больше, чем тогда, хотя это казалось невозможным. Глядя на него, она почувствовала легкое головокружение, как бывает, если слишком быстро вскочить на ноги. Это чувство было и знакомым и странным, как эхо далеких впечатлений.
Сообразив наконец, что он ожидает ответа, она вернулась к действительности.
— Конечно. Ведь Эмили торопится получить свой портрет.
Он сунул руки в карманы и кивнул.
— Она всегда торопится. А вы хотите выяснить, можете ли вы стать настоящим художником. И каков приговор?
— Пока еще рано что-либо говорить. Я сделала несколько набросков.
Как Лаура ни пыталась, она не могла понять, что скрывает его взгляд. Непроницаемое выражение лица не выдавало ни мыслей, ни чувств. Думает ли он по-прежнему, что она была любовницей его брата?
— Вас все еще донимают репортеры? — спросил он.
Лаура пожала плечами:
— Пожалуй, нет. И полицейские тоже перестали беспокоить. Как они ни пытались, им не удалось доказать, что я встречала вашего брата до дня его смерти.
Дэниел улыбнулся:
— Все еще доказываете мне свою невиновность, Лаура?
Она прижала к груди эскизы, превратив их в щит.
— Мне неприятно думать, что вы мне не верите. Особенно теперь, когда я буду проводить столько времени под вашей крышей…
— Под крышей Эмили, — перебил ее Дэниел. — Пока она жива, этот дом принадлежит Эмили. Так почему же вам так важно мое мнение?
Она смотрела на него, потрясенная своими ощущениями. Ее тянуло к нему, как железо к магниту. Но она чувствовала стеснение, не страх, что-то другое, рожденное его внутренней напряженностью. Если он так непроницаем, почему она так хорошо знает, что скрывается за его внешним спокойствием?
— Лаура? Почему вам так важно мое мнение? — спросил он очень мягко.
— Потому, что важно, — прошептала она.
— Почему? Почему вас волнует, что я думаю?
Лаура слышала, как бьется ее сердце. Это биение отзывалось в каждой частице ее существа. Она могла бы поклясться, что удары ее сердца раздаются в комнате, как колокольный звон.
Выражение его глаз изменилось. Теперь в них была теплота, желание. Нет, больше, чем желание. В них была та же страсть, та же непреодолимая тяга, которая была в ней.
Лаура не представляла, что могло бы произойти между ними, если бы именно в эту минуту в оранжерею не вернулась Эмили. Но она вернулась, и ее высокий голос нарушил эту напряженную тишину:
— Тебя просят к телефону, Дэниел. Лаура, обед готов.
Лаура смотрела на нее, будто только что очнулась от глубокого сна. Затем она взглянула на Дэниела и заметила, что на его лице опять появилась бесстрастная вежливая маска.
Может быть, я все это вообразила? Увидела то, что хотела увидеть?
— Спасибо, Эмили, — спокойно сказал он. — Можно мне присоединиться к вам за обедом?
— Конечно, — Эмили была сама корректность.
— Тогда скоро увидимся.
Он покинул оранжерею, двигаясь очень легко и грациозно для такого крупного мужчины.
Лаура не сводила с него глаз, пока он не исчез за дверью.
— Пойдемте обедать, — предложила Эмили.
Все еще прижимая рисунки к груди, Лаура медленно встала. Все ее тело болело, но не из-за того, что она слишком долго сидела. Она пошла с Эмили, вроде бы не замечая присутствия старой леди, и опомнилась только тогда, когда тонкие пальцы впились в ее руку.
— Лаура, я должна предупредить вас.
Девушка остановилась и посмотрела в беспокойные темные глаза Эмили.
— Предупредить? О чем?
Эмили нервно оглянулась, затем, понизив голос до едва слышного шепота, сказала:
— Остерегайтесь Дэниела. Он опасный человек, Лаура. Он очень опасный человек.
Эмили отпустила руку девушки и торопливо направилась к выходу, будто опасность наступала ей на пятки.
Лаура замерла, глядя ей вслед.
Глава 5
Алекс обхватил ее за талию, легко опрокинул обратно на постель и прижал ее своим телом.
— А по-моему, ты никуда не пойдешь.
— Алекс…
Он нежно поцеловал ее, его зеленые глаза отражали свет лампы и казались болотными огоньками, затягивающими в неведомую трясину, а губы и язык умело будили уснувшее желание.
Джози чувствовала все его горячее сильное тело. Ничего удивительного, что она не устояла перед ним. Он знал о ней все. Он всегда мог возбудить ее, даже когда она не хотела, когда пыталась протестовать, не поддаваться.
Его глаза сверкнули, и Алекс прошептал, касаясь губами ее губ:
— Ты ведь на самом деле не хочешь уходить, правда? Правда? — повторил он низким голосом, который волновал ее не меньше, чем его ласки.
Джози хотела быть сильной, она хотела доказать — хотя бы себе, — что Алекс ничего не изменил в ней. Но ее тело изменилось и изменило ей, оно научилось отвечать на его ласки, как бы она ни хотела отрицать это,
— Правда, — выдохнула она. — Правда, я не хочу уходить. О Господи, Алекс, что ты…
— И ты останешься на всю ночь?
Джози не хватало дыхания, чтобы ответить. Если бы сейчас он предложил ей пройти по битому стеклу или броситься в огонь, она, кажется, сделала бы это не задумываясь.
— Да, Алекс, да. Алекс, ради Бога!
— А не ради тебя? — прошептал он, поднимая голову и улыбаясь.
— Что ты со мной делаешь?..
Только когда Алекс перекатился на спину, захватив ее с собой, Джози постепенно возвращалась к действительности. Алекс все еще тяжело дышал. Она лежала, прижавшись щекой к его груди, и чувствовала, что живая подушка под ее головой поднимается все реже и реже.
— Это было нечестно, — прошептала она. Алекс обнял ее сильнее. Он не стал притворяться, будто не понял, что она имела в виду.
— Конечно, нечестно. Но ты уже два месяца удираешь из моей постели, как испуганная школьница, я не мог больше этого выносить.
Джози подняла голову и пристально посмотрела на него.
— Но ты никогда мне ничего не говорил.
— А это как-нибудь повлияло на тебя? — Она промолчала в ответ, и Алекс кивнул. — Да, именно так я и думал.
— Эмили… — начала Джози, но Алекс в ответ лишь покачал головой.
— Не обманывай себя, Джози. Ты крадешься по ночам в свою комнату не потому, что боишься Эмили. Ты делаешь это потому, что хочешь думать, будто наши отношения — это обычный секс.
Она нахмурилась.
— Разве это не то, что тебе нужно от меня?
Несколько секунд Алекс внимательно смотрел ей в глаза, иронично улыбаясь. Затем сказал:
— Конечно. Но секс делает нас любовниками, а любовники иногда спят вместе целую ночь в одной постели. И это мне тоже нужно. Но ты не должна беспокоиться. Это не сделает нас супругами. И не заставит любить друг друга. Так что тебе не придется бросать Джереми.
Джози отшатнулась от него и натянула на себя простыню, чтобы прикрыть наготу.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Нет, ты понимаешь.
Он приподнялся на локте, на его лице блуждало насмешливое выражение.
— Если наши отношения — это безобидный секс, необходимый взрослым людям, это никак не угрожает твоим воспоминаниям о Джереми. Если ты возвращаешься по ночам в свою постель, постель, которую ты воспринимаешь как супружескую, хотя он никогда не спал с тобой в этой постели, то ты вроде бы не изменяешь ему.
— Он мертв, — тихо сказала Джози.
— Да, но ты его не похоронила. Ты продолжаешь жить с ним. — Алекс слабо улыбнулся, как будто его развлекал этот разговор. — Не смотри так испуганно, Джози. Это меня не взволнует. Если ты хочешь носить свой вдовий наряд еще сорок лет, как Эмили, и держать фотографию нестареющего Джереми на своем ночном столике, чтобы улыбаться ему каждый вечер, ложась в постель, то это твое дело. Черт побери, возможно, он и сам хотел бы, чтобы ты прожила так всю свою жизнь. Но поскольку в сложившейся ситуации у него имеются некоторые затруднения при выполнении супружеских обязанностей, то вряд ли он осудит нас, если мы будем заниматься сексом время от времени. Что для него пара часов? Или даже целая ночь? И, в конце концов, кто должен позаботиться о его вдове, если не я? Я ведь его кузен.
Шокированная, Джози вскочила с постели и бросилась собирать разбросанную одежду. Она не смотрела на Алекса, но была уверена, что он наблюдает за ней.
— Ты обещала остаться на всю ночь, — сдержанно напомнил он.
Джози бросила на него возмущенный взгляд и вылетела из комнаты, словно ее преследовало чудовище со страшными зубами и когтями. Держа в руках туфли, она пробиралась по тускло освещенному коридору и заметила, что не дышала все это время, только тогда, когда закрыла за собой дверь своей комнаты.
Джози была потрясена. Алекс никогда прежде не был так жесток с ней. Он никогда не дразнил ее трауром и не говорил таким издевательским тоном, как сейчас. Почему же это произошло сегодня? Зачем он говорил вещи, которые — он прекрасно знал это — сильно огорчат ее. Это было совсем не похоже на Алекса.
Постепенно успокаиваясь, Джози снова разделась и приняла душ. Ее движения были автоматическими, мысли полностью занимал Алекс. Наконец, вытирая волосы, она решила, что он мог сказать все это потому, что она согласилась остаться на ночь в его комнате. Хотя это было очень странно. Алекс много раз просил ее остаться, но никогда не протестовал, когда Джози отказывалась. До сегодняшней ночи. Но когда она сдалась И осталась, он почти сразу же начал ее дразнить.
Почему?
Джози надела ночную рубашку и халат, выбрав их совершенно бессознательно. Когда она взглянула на себя в зеркало, она снова подумала, не превращается лив Эмили? Халат был черным, с закрытым горлом и длинными рукавами. Да, сексуальным его не назовешь. А ночная рубашка — скучного темно-серого цвета. Неужели она носит траур по Джереми даже во сне? Или это какое-то символическое искупление? Извинение перед умершим за то, что она только что вернулась из постели другого мужчины?
Джози посмотрела на фотографию в серебряной рамке. Темноволосый красивый молодой человек, как всегда, улыбался ей. Первый раз в жизни ей захотелось перевернуть фотографию лицом вниз.
— Черт тебя побери, — прошептала Джози.
Ответа, конечно, не последовало, и Джози зашагала по комнате, пытаясь разобраться в запутанном клубке своих эмоций. Наконец она поняла: ей не заснуть, пока она не поговорит с Алексом.
Осторожно открыв дверь спальни и перешагнув через порог, она замерла. В этом крыле дома, кроме комнат ее и Алекса, были спальни Дэниела, Питера и Кэрри — супруги спали отдельно. Когда Джози выглянула в коридор, она заметила Алекса, выходящего из комнаты Питера. Он был полностью одет, нес что-то в правой руке и показался ей немного расстроенным.
Вместо того чтобы вернуться к себе, Алекс прошел до конца коридора и тихо постучал к Дэниелу. Практически сразу же Дэниел открыл дверь. Он тоже был полностью одет, и непохоже, чтобы он спал, несмотря на поздний час.
Они были слишком далеко, поэтому Джози не слышала, что они говорят, но тихий разговор продолжался какое-то время, и Алекс показывал Дэниелу то, что он держал в правой руке. Наконец Дэниел кивнул и вернулся в свою комнату. Когда Алекс начал поворачиваться, чтобы идти к себе, Джози скользнула к себе в комнату и закрыла дверь,
Она слышала, как тихо закрылась дверь Дэниела, затем через несколько секунд закрылась другая дверь, и, когда Джози выглянула снова, коридор был пуст.
Отбросив мысль о разговоре с Алексом, Джози снова вернулась в комнату и присела на кровать. Ее сомнения вернулись и мучили ее с удвоенной силой.
Что же все это могло значить?
— Сколько эскизов вы собираетесь сделать? — спросила Эмили.
Лаура посмотрела на нее поверх наброска и улыбнулась:
— Столько, сколько понадобится. Я предупреждала вас.
Эмили улыбнулась в ответ:
— Конечно. Не беспокойтесь, деточка. Я готова позировать так долго и так часто, как вам необходимо. Если при этом можно еще и разговаривать — вообще прекрасно. Если нет — тогда могут появиться проблемы.
— Конечно, можно разговаривать, — успокоила ее Лаура. — Это даже поможет мне. Портрет должен передавать характер человека. Одни глаза всего не расскажут.
— Вы понимаете, что делаете, — довольно сказала Эмили. — Я была уверена в этом.
— Давайте не будем судить об этом до тех пор, пока не получим результат, — спокойно ответила Лаура, хотя совсем не была уверена в успехе.
Поздним утром понедельника они с Эмили находились в домашней оранжерее, полной редких цветущих растений. Эмили начала показывать Лауре дом, но, когда они обходили первый этаж и дошли до оранжереи, Лаура предложила остановиться здесь, чтобы сделать несколько эскизов.
У нее для этого было несколько причин. Во-первых, хотя Эмили не казалась слабой, возраст леди Килбурн все же требовал внимания, и короткий отдых не мог повредить. Кроме того, дом был так велик, что Лауру уже переполняли впечатления, ей самой требовалась небольшая передышка. И наконец, свет и яркие краски оранжереи составляли прекрасный контраст с обликом хрупкой леди в черном.
Эмили устроилась в плетеном кресле. Лаура поставила свое кресло под углом, найдя нужный ракурс, и попросила свою модель сесть поудобнее. Но спина Эмили осталась прямой, как натянутая струна, а руки были чинно сложены на коленях.
Лаура решила смириться с позой своей заказчицы и начала рисовать, краем уха прислушиваясь к тому, что говорила Эмили.
— Эта комната подойдет вам и для работы над настоящим портретом, Лаура. Здесь замечательное освещение. Хотя, может быть, как фон…
— Мы выберем фон перед тем, как писать портрет, но эскизы я хочу сделать в разных местах.
— Что ж, это разумно, — решила Эмили. — Кстати, сегодня за обедом вы встретитесь с несколькими членами семьи. Алекс, мой внучатый племянник, конечно же, в конторе; он будет нашим семейным адвокатом и сейчас почти все время находится на работе. А Энн, моя внучка, нынче занимается покупками. Вы познакомитесь с моей невесткой, Мэдлин. И с женой Питера, Кэрри.
Лаура смотрела на приятную улыбку старой леди и размышляла, можно ли перенести на холст этот ровный, почти равнодушный тон, столь неуместный в подобных обстоятельствах. Если это естественное для Эмили поведение, то это странно вдвойне.
— Я хотела бы, чтобы вы чувствовали себя у нас, как дома, Лаура, — продолжала болтать Эмили. — Когда вы не будете заняты портретом, вы сможете побродить везде и познакомиться подробнее с домом и садом. Я живу здесь шестьдесят лет. Этот дом мой. Здесь на всем лежит мой отпечаток: от подвала до чердака. Дом сможет много рассказать вам о моем характер!
— Думаю, что вы правы, — рассеянно пробормотала Лаура, пытаясь передать линию подбородка.
Эмили продолжала говорить о доме, о старых временах, о балах и приемах прошлого, о планировке сада и парка. Она говорила негромко, почти нежно, редко требуя ответа, и Лаура полностью погрузилась в работу. Девушка была поражена, когда Эмили неожиданно сообщила ей, что прошло уже два часа.
— Извините меня, — начала Лаура.
— Все в порядке, деточка, я прекрасно себя чувствую. Но я хотела бы проверить, готов ли обед, если вы меня отпустите.
— Конечно. Я пока останусь здесь и поработаю еще немного.
Эмили грациозно поднялась, будто не просидела в этом кресле в одной и той же позе целых два часа. Сегодня она была без трости.
— Можно мне посмотреть эскизы? — спросила Эмили.
Лаура немного поколебалась:
— Если вы не возражаете, Эмили, давайте подождем, пока я сделаю еще несколько набросков. Дайте мне время, чтобы войти в работу.
Эмили с улыбкой согласилась:
— Конечно, детка. Я вернусь через пару минут.
И она почти выплыла из комнаты. Оставшись одна, Лаура хмуро изучала свои рисунки. Нормально, решила она. Не видно руки гения, но и не так плохо. Она добавила кое-где тень, а в некоторых местах уменьшила ее, поработала с выражением глаз и наконец со вздохом отложила наброски. Эскизы не должны быть идеальными. Они предназначены для другой цели. Это подготовительная работа, чтобы познакомить художника с моделью.
Лаура смотрела на цветущие растения, не видя их. С того момента, как она приехала в этот дом, она пыталась не думать ни о чем, кроме своей работы. Но царящая здесь напряженная атмосфера произвела на нее сильное впечатление.
Дом казался нежилым. В нем не ощущалось человеческого присутствия. Это впечатление усиливалось тем, что Лаура не встретила никого, кроме Эмили. Даже входную дверь открыла ей сама миссис Килбурн. И хотя Эмили говорила о кухарке, которая готовит обед, и о горничных, которые убирают спальни наверху, за все это время до нее не донеслось ни единого постороннего звука.
Эмили ничего не сказала о Дэниеле. Дома ли он? Должен ли человек, в руках которого управление финансами такой состоятельной семьи, находиться в рабочие дни в своей конторе? Или для него приготовлен большой письменный стол в библиотеке? Он постоянно жил здесь, как поняла Лаура, хотя часто уезжал из Атланты по делам и иногда отсутствовал несколько недель или месяцев.
А сейчас он здесь?
Конечно, все, что знала Лаура, исчерпывалось сплетнями Кэссиди, в достоверности которых можно было сомневаться. Он не женат, это, по крайней мере, известно точно, и нет никаких сведений о том, есть ли у него любовница. Ему тридцать два года, хотя он выглядит старше. Его называют финансовым гением. И говорят, что у него решительный сильный характер.
Он здесь?
— Уже за работой?
Его низкий голос раздался так неожиданно, что Лаура вздрогнула. Дэниел стоял совсем близко, на расстоянии вытянутой руки; он подошел к ней тихо, по-кошачьи — Лаура не услышала его шагов. Он был одет менее официально, чем в прошлую встречу: в черные слаксы и белую рубашку с закатанными рукавами и распахнутую на груди.
Он волновал ее еще больше, чем тогда, хотя это казалось невозможным. Глядя на него, она почувствовала легкое головокружение, как бывает, если слишком быстро вскочить на ноги. Это чувство было и знакомым и странным, как эхо далеких впечатлений.
Сообразив наконец, что он ожидает ответа, она вернулась к действительности.
— Конечно. Ведь Эмили торопится получить свой портрет.
Он сунул руки в карманы и кивнул.
— Она всегда торопится. А вы хотите выяснить, можете ли вы стать настоящим художником. И каков приговор?
— Пока еще рано что-либо говорить. Я сделала несколько набросков.
Как Лаура ни пыталась, она не могла понять, что скрывает его взгляд. Непроницаемое выражение лица не выдавало ни мыслей, ни чувств. Думает ли он по-прежнему, что она была любовницей его брата?
— Вас все еще донимают репортеры? — спросил он.
Лаура пожала плечами:
— Пожалуй, нет. И полицейские тоже перестали беспокоить. Как они ни пытались, им не удалось доказать, что я встречала вашего брата до дня его смерти.
Дэниел улыбнулся:
— Все еще доказываете мне свою невиновность, Лаура?
Она прижала к груди эскизы, превратив их в щит.
— Мне неприятно думать, что вы мне не верите. Особенно теперь, когда я буду проводить столько времени под вашей крышей…
— Под крышей Эмили, — перебил ее Дэниел. — Пока она жива, этот дом принадлежит Эмили. Так почему же вам так важно мое мнение?
Она смотрела на него, потрясенная своими ощущениями. Ее тянуло к нему, как железо к магниту. Но она чувствовала стеснение, не страх, что-то другое, рожденное его внутренней напряженностью. Если он так непроницаем, почему она так хорошо знает, что скрывается за его внешним спокойствием?
— Лаура? Почему вам так важно мое мнение? — спросил он очень мягко.
— Потому, что важно, — прошептала она.
— Почему? Почему вас волнует, что я думаю?
Лаура слышала, как бьется ее сердце. Это биение отзывалось в каждой частице ее существа. Она могла бы поклясться, что удары ее сердца раздаются в комнате, как колокольный звон.
Выражение его глаз изменилось. Теперь в них была теплота, желание. Нет, больше, чем желание. В них была та же страсть, та же непреодолимая тяга, которая была в ней.
Лаура не представляла, что могло бы произойти между ними, если бы именно в эту минуту в оранжерею не вернулась Эмили. Но она вернулась, и ее высокий голос нарушил эту напряженную тишину:
— Тебя просят к телефону, Дэниел. Лаура, обед готов.
Лаура смотрела на нее, будто только что очнулась от глубокого сна. Затем она взглянула на Дэниела и заметила, что на его лице опять появилась бесстрастная вежливая маска.
Может быть, я все это вообразила? Увидела то, что хотела увидеть?
— Спасибо, Эмили, — спокойно сказал он. — Можно мне присоединиться к вам за обедом?
— Конечно, — Эмили была сама корректность.
— Тогда скоро увидимся.
Он покинул оранжерею, двигаясь очень легко и грациозно для такого крупного мужчины.
Лаура не сводила с него глаз, пока он не исчез за дверью.
— Пойдемте обедать, — предложила Эмили.
Все еще прижимая рисунки к груди, Лаура медленно встала. Все ее тело болело, но не из-за того, что она слишком долго сидела. Она пошла с Эмили, вроде бы не замечая присутствия старой леди, и опомнилась только тогда, когда тонкие пальцы впились в ее руку.
— Лаура, я должна предупредить вас.
Девушка остановилась и посмотрела в беспокойные темные глаза Эмили.
— Предупредить? О чем?
Эмили нервно оглянулась, затем, понизив голос до едва слышного шепота, сказала:
— Остерегайтесь Дэниела. Он опасный человек, Лаура. Он очень опасный человек.
Эмили отпустила руку девушки и торопливо направилась к выходу, будто опасность наступала ей на пятки.
Лаура замерла, глядя ей вслед.
Глава 5
Лаура догнала Эмили, когда миссис Килбурн уже вошла в небольшую гостиную, но, как бы девушка ни хотела расспросить ее о Дэниеле, это было невозможно: они были не одни.
— Лаура, — сказала Эмили, она снова казалась спокойной, — познакомьтесь с Кэрри, женой Питера. Это Лаура Сазерленд, Кэрри.
Кэрри Килбурн поразила Лауру и отвлекла ее от мыслей о Дэниеле. Кэрри оказалась неожиданно молодой, не больше двадцати трех — двадцати четырех лет. Но дело было не в возрасте, а в ее внешности. Большинство людей назвали бы ее простушкой: худое, бледное лицо с мелковатыми чертами. Ее волосы, густые и блестящие — самая замечательная ее черта, — имели оттенок бледного золота, которого никогда не добиться с помощью краски. Прическа была очень простой: у шеи они были перевязаны темной лентой. Кэрри была примерно того же роста, что и Лаура, но еще более худой, и казалась костлявой в плохо сидящей темной блузке и слишком длинной юбке.
Хотя Лауру никто не предупредил, она справилась с собой и не выдала своего удивления, кода Кэрри повернулась к ней и девушка увидела другую сторону ее лица, обезображенную страшным шрамом от ожога, тянувшимся от глаза почти до воротника блузки.
Ни глаза, ни губы не пострадали, но, когда Кэрри приветливо улыбнулась Лауре, обожженная сторона лица сморщилась, как бы живя своей отдельной жизнью и насмехаясь над ними.
— Рада с вами познакомиться, — сказала Кэрри тоном воспитанного ребенка, которому целыми днями твердят о хороших манерах.
На это чопорное приветствие Лаура могла ответить только таким же:
— Мне тоже очень приятно, миссис Килбурн. Сожалею о вашем муже.
Улыбка Кэрри осталась неизменной, а в ее ореховых глазах не проскользнуло и намека на истинные чувства или мысли, которые вызывало у нее присутствие Лауры в этом доме.
— Благодарю вас.
— В этом доме слишком много женщин, которых зовут «миссис Килбурн», — решительно заявила Эмили. — Называйте нас по именам: это будет намного удобнее.
Заметив, что Кэрри согласно кивнула, Лаура ответила:
— Хорошо, Эмили, я так и сделаю.
— Прекрасно. Кэрри, а где Мэдлин?
— Я не видела ее, Эмили.
— А Энн?
— Думаю, что она все еще в городе.
Эмили была, видимо, разочарована, но не ста-ла ничего говорить. Она только сказала:
— Тогда мы начнем обедать без них. Сюда, Лаура.
Кэрри двигалась удивительно грациозно, ее стройное тело, казалось, само собой перемещалось в пространстве без помощи мышц и костей. И, пока Лаура шла за обеими миссис Килбурн в столовую, ей невольно пришла в голову мысль, что рок — неизвестно для чего, для восстановления справедливости или в приступе жестокости — испортил почти совершенную красоту.
Она не могла представить себе Кэрри рядом с Питером, настолько странной ей показалась эта пара. Они были женаты всего несколько лет, а из того, что его видели в мотеле с другой женщиной, ясно, что он изменял своей жене. Почему он женился на ней? Может быть, он ее по-своему любил? Или жалел?
А Кэрри? На что похожа была ее семейная жизнь с красивым распутником?
Лаура припомнила сплетни Кэссиди.
А я еще не рассказала тебе о жене Питера, Кэрри. Хочешь послушать о ней и о шофере?
Все-таки Лаура не могла поверить, что эта сдержанная молодая леди, изуродованная шрамом, могла иметь связь с шофером, но чего только не бывает. Возможно, она завела себе любовника, когда муж перестал обращать на нее внимание. А может быть, они поженились на условиях, что каждый останется свободным. Или их супружество определялось деловыми интересами и чувства не принимались во внимание.
Лаура сказала себе, что посторонний человек не может знать, что свело этих людей, и глупо пытаться понять отношения Кэрри и Питера, зная так мало о них обоих. Но ситуация казалась ей такой необычной, что она не могла удержаться от догадок.
Но все эти рассуждения были мгновенно забыты, когда она вошла в столовую и увидела там Дэниела. Либо его телефонный разговор не продлился больше минуты, либо он решил, что присутствие в столовой более важно, этого Лаура не знала, но готова была поставить на вторую причину.
— Вы можете положить свою папку на буфет, Лаура, — предложил Дэниел девушке, и только тогда она поняла, что по-прежнему прижимает к груди рисунки. Она положила папку, затем Эмили указала ей место справа от себя. Дэниел отодвинул ее стул, и Лаура скованно села к столу.
— Обычно здесь сидит Алекс, — сказала Эмили, ожидая, пока внук поможет ей сесть. — Но думаю, я пересажу его на место Питера.
Кэрри спокойно заняла свое место на другой стороне стола, через одно от Эмили, не дожидаясь, когда Дэниел поухаживает за ней. Казалось, слова Эмили ее абсолютно не задели. На это заявление отозвался Дэниел. Несмотря на спокойный тон, в голосе проскальзывали иронические нотки:
— Этот дом полон традиций и правил, Лаура, большинство из них установила Эмили.
— Не вижу в этом ничего плохого, — парировала Эмили. — Я люблю, чтобы каждая вещь была на своем месте.
— И каждый человек, — заметил Дэниел, но по его тону нельзя было понять, что он хотел этим сказать.
Во всяком случае, подумала Лаура, у каждого за этим столом есть свое определенное место. Между Кэрри и Эмили стоял прибор, у остальных трех стульев по ту сторону стола приборов не было. Рядом с Лаурой тоже кто-то должен был сидеть, затем было пустое место, затем еще один прибор.
Дэниел сел на последнее место: между ним и Лаурой оказалось два стула. Она бросила на него быстрый взгляд, и ей показалось, что она выдала себя — он уловил ее разочарование; Лаура, в свою очередь, заметила в его глазах искорки удовольствия.
Он очень опасный человек.
Неужели это правда? Или это еще один ход в тонкой и непонятной непосвященному игре между Эмили и Дэниелом? Может быть, старую леди в самом деле волнует безопасность Лауры? Или она хочет перетянуть девушку на свою сторону?
Лаура не могла этого понять. Но после этого предупреждения Эмили она еще явственней ощутила, что становится частью опасной игры.
— А где Джози? — поинтересовалась Эмили.
— Идет, — ответил Дэниел. — Когда я уходил из библиотеки, ее задержал телефонный звонок.
— А Мэдлин?
— Спит. Доктор оставил мне таблетки для нее, и я решил, что сон ей нужнее, чем еда.
Дэниел высказал это совершенно спокойно, без всякого вызова, но Эмили так посмотрела на него, будто бы он нанес ей оскорбление.
— Я хотела, чтобы она познакомилась с Лаурой.
Дэниел улыбнулся, развертывая свою салфетку.
— Ты же не хотела, чтобы она устроила сцену. Мама в тяжелом состоянии, мы все об этом знаем. Сон ей поможет. Она сможет познакомиться с Лаурой завтра.
Прежде чем Эмили успела ответить, в столовую почти вбежала смущенная своим опозданием Джози.
— Я прошу прощения, Эмили, меня задержал водопроводчик, он опять извинялся и обещал прийти завтра в это же время. Он поклялся, что придет. Привет, Лаура.
— Привет, Джози.
Лаура чувствовала, что становится своей в доме, почти членом семьи. Это ее обескураживало. То, как естественно приняли ее присутствие здесь Кэрри и Джози, скорее раздражало, чем успокаивало. И Лаура, как это ни странно, была благодарна единственному человеку в этом доме, отсутствующей за столом Мэдлин, за то, что она искренне переживает смерть Питера. Бедная женщина, без сомнений, расстроена присутствием Лауры. И девушка это прекрасно понимала.
Лауре было бы легче, если бы кто-то из сидящих за столом смотрел на нее с подозрением или даже с неприязнью. Это, по крайней мере, было бы нормально. И Лаура знала бы, как ей защищаться и почему ей так не по себе. А сейчас она чувствовала себя очень неловко, несмотря на вежливый прием, оказанный ей.
— Лаура, — сказала Эмили, она снова казалась спокойной, — познакомьтесь с Кэрри, женой Питера. Это Лаура Сазерленд, Кэрри.
Кэрри Килбурн поразила Лауру и отвлекла ее от мыслей о Дэниеле. Кэрри оказалась неожиданно молодой, не больше двадцати трех — двадцати четырех лет. Но дело было не в возрасте, а в ее внешности. Большинство людей назвали бы ее простушкой: худое, бледное лицо с мелковатыми чертами. Ее волосы, густые и блестящие — самая замечательная ее черта, — имели оттенок бледного золота, которого никогда не добиться с помощью краски. Прическа была очень простой: у шеи они были перевязаны темной лентой. Кэрри была примерно того же роста, что и Лаура, но еще более худой, и казалась костлявой в плохо сидящей темной блузке и слишком длинной юбке.
Хотя Лауру никто не предупредил, она справилась с собой и не выдала своего удивления, кода Кэрри повернулась к ней и девушка увидела другую сторону ее лица, обезображенную страшным шрамом от ожога, тянувшимся от глаза почти до воротника блузки.
Ни глаза, ни губы не пострадали, но, когда Кэрри приветливо улыбнулась Лауре, обожженная сторона лица сморщилась, как бы живя своей отдельной жизнью и насмехаясь над ними.
— Рада с вами познакомиться, — сказала Кэрри тоном воспитанного ребенка, которому целыми днями твердят о хороших манерах.
На это чопорное приветствие Лаура могла ответить только таким же:
— Мне тоже очень приятно, миссис Килбурн. Сожалею о вашем муже.
Улыбка Кэрри осталась неизменной, а в ее ореховых глазах не проскользнуло и намека на истинные чувства или мысли, которые вызывало у нее присутствие Лауры в этом доме.
— Благодарю вас.
— В этом доме слишком много женщин, которых зовут «миссис Килбурн», — решительно заявила Эмили. — Называйте нас по именам: это будет намного удобнее.
Заметив, что Кэрри согласно кивнула, Лаура ответила:
— Хорошо, Эмили, я так и сделаю.
— Прекрасно. Кэрри, а где Мэдлин?
— Я не видела ее, Эмили.
— А Энн?
— Думаю, что она все еще в городе.
Эмили была, видимо, разочарована, но не ста-ла ничего говорить. Она только сказала:
— Тогда мы начнем обедать без них. Сюда, Лаура.
Кэрри двигалась удивительно грациозно, ее стройное тело, казалось, само собой перемещалось в пространстве без помощи мышц и костей. И, пока Лаура шла за обеими миссис Килбурн в столовую, ей невольно пришла в голову мысль, что рок — неизвестно для чего, для восстановления справедливости или в приступе жестокости — испортил почти совершенную красоту.
Она не могла представить себе Кэрри рядом с Питером, настолько странной ей показалась эта пара. Они были женаты всего несколько лет, а из того, что его видели в мотеле с другой женщиной, ясно, что он изменял своей жене. Почему он женился на ней? Может быть, он ее по-своему любил? Или жалел?
А Кэрри? На что похожа была ее семейная жизнь с красивым распутником?
Лаура припомнила сплетни Кэссиди.
А я еще не рассказала тебе о жене Питера, Кэрри. Хочешь послушать о ней и о шофере?
Все-таки Лаура не могла поверить, что эта сдержанная молодая леди, изуродованная шрамом, могла иметь связь с шофером, но чего только не бывает. Возможно, она завела себе любовника, когда муж перестал обращать на нее внимание. А может быть, они поженились на условиях, что каждый останется свободным. Или их супружество определялось деловыми интересами и чувства не принимались во внимание.
Лаура сказала себе, что посторонний человек не может знать, что свело этих людей, и глупо пытаться понять отношения Кэрри и Питера, зная так мало о них обоих. Но ситуация казалась ей такой необычной, что она не могла удержаться от догадок.
Но все эти рассуждения были мгновенно забыты, когда она вошла в столовую и увидела там Дэниела. Либо его телефонный разговор не продлился больше минуты, либо он решил, что присутствие в столовой более важно, этого Лаура не знала, но готова была поставить на вторую причину.
— Вы можете положить свою папку на буфет, Лаура, — предложил Дэниел девушке, и только тогда она поняла, что по-прежнему прижимает к груди рисунки. Она положила папку, затем Эмили указала ей место справа от себя. Дэниел отодвинул ее стул, и Лаура скованно села к столу.
— Обычно здесь сидит Алекс, — сказала Эмили, ожидая, пока внук поможет ей сесть. — Но думаю, я пересажу его на место Питера.
Кэрри спокойно заняла свое место на другой стороне стола, через одно от Эмили, не дожидаясь, когда Дэниел поухаживает за ней. Казалось, слова Эмили ее абсолютно не задели. На это заявление отозвался Дэниел. Несмотря на спокойный тон, в голосе проскальзывали иронические нотки:
— Этот дом полон традиций и правил, Лаура, большинство из них установила Эмили.
— Не вижу в этом ничего плохого, — парировала Эмили. — Я люблю, чтобы каждая вещь была на своем месте.
— И каждый человек, — заметил Дэниел, но по его тону нельзя было понять, что он хотел этим сказать.
Во всяком случае, подумала Лаура, у каждого за этим столом есть свое определенное место. Между Кэрри и Эмили стоял прибор, у остальных трех стульев по ту сторону стола приборов не было. Рядом с Лаурой тоже кто-то должен был сидеть, затем было пустое место, затем еще один прибор.
Дэниел сел на последнее место: между ним и Лаурой оказалось два стула. Она бросила на него быстрый взгляд, и ей показалось, что она выдала себя — он уловил ее разочарование; Лаура, в свою очередь, заметила в его глазах искорки удовольствия.
Он очень опасный человек.
Неужели это правда? Или это еще один ход в тонкой и непонятной непосвященному игре между Эмили и Дэниелом? Может быть, старую леди в самом деле волнует безопасность Лауры? Или она хочет перетянуть девушку на свою сторону?
Лаура не могла этого понять. Но после этого предупреждения Эмили она еще явственней ощутила, что становится частью опасной игры.
— А где Джози? — поинтересовалась Эмили.
— Идет, — ответил Дэниел. — Когда я уходил из библиотеки, ее задержал телефонный звонок.
— А Мэдлин?
— Спит. Доктор оставил мне таблетки для нее, и я решил, что сон ей нужнее, чем еда.
Дэниел высказал это совершенно спокойно, без всякого вызова, но Эмили так посмотрела на него, будто бы он нанес ей оскорбление.
— Я хотела, чтобы она познакомилась с Лаурой.
Дэниел улыбнулся, развертывая свою салфетку.
— Ты же не хотела, чтобы она устроила сцену. Мама в тяжелом состоянии, мы все об этом знаем. Сон ей поможет. Она сможет познакомиться с Лаурой завтра.
Прежде чем Эмили успела ответить, в столовую почти вбежала смущенная своим опозданием Джози.
— Я прошу прощения, Эмили, меня задержал водопроводчик, он опять извинялся и обещал прийти завтра в это же время. Он поклялся, что придет. Привет, Лаура.
— Привет, Джози.
Лаура чувствовала, что становится своей в доме, почти членом семьи. Это ее обескураживало. То, как естественно приняли ее присутствие здесь Кэрри и Джози, скорее раздражало, чем успокаивало. И Лаура, как это ни странно, была благодарна единственному человеку в этом доме, отсутствующей за столом Мэдлин, за то, что она искренне переживает смерть Питера. Бедная женщина, без сомнений, расстроена присутствием Лауры. И девушка это прекрасно понимала.
Лауре было бы легче, если бы кто-то из сидящих за столом смотрел на нее с подозрением или даже с неприязнью. Это, по крайней мере, было бы нормально. И Лаура знала бы, как ей защищаться и почему ей так не по себе. А сейчас она чувствовала себя очень неловко, несмотря на вежливый прием, оказанный ей.