Кей Хупер
Семейное проклятие
Глава 1
— Это будет завтра утром. И займет всего пару часов, честное слово. Пойдем, Лаура, там будет много интересного.
Лаура Сазерленд, сдвинув темные очки на нос, взглянула поверх них на подругу, щурясь от яркого солнечного света, отражающегося от гладкой поверхности бассейна.
— Интересного для кого? Кэсс, я ненавижу псевдохудожественное старье. Ты же знаешь, как я это ненавижу.
Старательно поджаривающаяся под ярким полуденным солнцем Кэссиди Берк открыла очередную баночку крема для загара.
— Там будет не только антиквариат, Лаура. Я слышала, будут разные вещи. И мебель всех стилей. И вообще, разве тебе не хочется попасть в поместье Килбурнов?
— Не особенно.
Лаура с завистью посмотрела на безукоризненный загар подруги и немного подвинулась, чтобы ее плечо ни на сантиметр не высовывалось из-под зонтика. Как несправедливо устроен мир! Ведь Кэсс — светлая блондинка с голубыми глазами. Да на таком солнцепеке она должна была за десять минут превратиться в непрожаренный бифштекс! Но ничего подобного. Ровный золотисто-коричневый загар покрывал ее тело. Лауре же не только никогда не удавалось загореть, просто полежав на солнышке, — она не загорала ни при каких ухищрениях. Ей оставалось только жаловаться на судьбу и проклинать свою чувствительную белую кожу. За несколько минут она получала ожог или — в лучшем случае! — покрывалась отвратительными мелкими веснушками. И вот результат: бледное привидение, — и это в конце долгого жаркого лета в Атланте.
— Как ты можешь быть такой нелюбопытной? — возмущалась Кэссиди. — Килбурны жили здесь задолго до Гражданской войны. Тайны этой семьи кормят уже не одно поколение газетчиков. Все знают, что старую Эмили Килбурн подозревали в убийстве собственного мужа. Ее сын тоже погиб при загадочных обстоятельствах, когда оба внука были еще детьми…
— Кэссиди! — Лаура поправила очки и покачала головой. — Даже если все эти «говорят» и «все знают, что» — истинная правда, неужели ты действительно думаешь увидеть или услышать что-то интересное на распродаже дорогостоящего хлама? Если кто-нибудь из семейства и будет в доме, то они спрячутся в комнатах, отгороженных шелковыми канатами и недоступных для публики. Держу пари.
Теперь уже Кэссиди лукаво посмотрела на подругу:
— Вообще-то, весь дом будет закрыт для публики. Распродажа проводится на площадке за домом. Я слышала, что, когда блудный сын вернулся, он с удвоенной энергией взялся командовать. И не позволит посторонним топтаться в священных коридорах своего дома. Хотя и готов продать зевакам пару ненужных безделушек.
— Блудный сын? — переспросила вдруг Лаура.
— Дэниел Килбурн. Старший внук Эмили. Он жил где-то на севере, умножал богатство семьи. Финансовый гений своего рода, как я поняла. Так или иначе, но Эмили вбила себе в голову, что захламленный чердак и подвал следует почистить, и объявила распродажу. И, как черт из табакерки, тут же появился Дэниел и все это устроил.
— А есть что-нибудь, чего твои газеты НЕ знают?
Кэссиди засмеялась, вновь поправила очки и перевернулась на живот.
— Не так много. Например, неизвестно, почему Мэдлин, мать мальчиков, кроткая и мягкая, соглашается жить в доме Эмили и делает все, что пожелает старуха. Оба ее сына тоже живут в этом Доме. Но с ними все ясно. Дэниел и так творит, что захочет, не обращая внимания на Эмили, а Питеру обаяние обеспечивает исполнение всех его желаний.
— Приятная семейка! — заметила Лаура.
— Ты еще не слышала и половины. Честно говоря, Лаура, их жизнь напоминает, телесериал. Эмили юридически контролирует состояние семьи, но Дэниел уже много лет практически самостоятельно управляет им. Но, говорят, ему приходится воевать с Эмили из-за каждого шага.
Кэссиди перевела дух и продолжала:
— Из-за неких распоряжений, которые сделал муж Эмили перед тем, как утонуть в собственном бассейне, после смерти жены все должен унаследовать Дэниел. Абсолютно все. Остальным же придется или пресмыкаться перед ним, или идти работать.
Кэссиди была неутомима в своем рассказе.
— А в доме, учти, достаточно много родственников. Например, Джози Килбурн, жена покойного внучатого племянника Эмили. Кажется, она не очень ладит с внучкой Эмили, Энн — это дочь ее дочери, которая тоже умерла при странных обстоятельствах, и…
Лаура протестующе подняла руки.
— Хватит, Кэсс, ты меня уже замучила.
Но остановить Кэссиди ей не удалось.
— А я еще не рассказала тебе о жене Питера, Кэрри, — продолжала подруга невозмутимым тоном. — Хочешь, расскажу о ней и о шофере?
— Господи! Неужели в этой семье нет ни одного нормального, ординарного человека?
— Нет, как видишь. Я же говорю тебе, это настоящая «Санта-Барбара».
Лаура решительно покачала головой:
— В любом случае, меня не интересуют такие распродажи, Кэсс. И Килбурны тоже. И в субботнее утро я найду себе занятие поинтереснее.
Кэссиди улыбнулась и, не глядя на подругу, задумчиво сказала:
— Мне кажется, на этой распродаже будут зеркала. Просто должны быть, дом такой огромный. Подумай только, зеркала, — протянула она тоном искусительницы. — Старинные. Таких больше нигде не найдешь.
Лаура не помнила, когда ее начали интересовать зеркала. Ей казалось, что это увлечение существовало всегда. Еще в детстве все дразнили ее, называя кокеткой за то, что она постоянно смотрелась в зеркало. Но они не догадывались, что на самом деле ее интересовало не собственное отражение, а что-то другое. Она не могла бы объяснить, что стремилась увидеть.
Когда Лаура стала старше, она научилась скрывать свое пристрастие. Так же, как она научилась скрывать другие необъяснимые стороны своей натуры. Свое увлечение зеркалами Лаура превратила в банальное распространенное занятие: она начала их коллекционировать. Она собирала ручные зеркала. Кого-то это удивляло, но никто не называл ее сумасшедшей. Многие люди собирают странные вещи.
Иногда ее называли барахольщицей, но более близкие люди, стремясь сделать приятный подарок Лауре, искали какое-нибудь редкое зеркало.
В спальне для гостей хранились бесчисленные коробочки, а в них — сотни и сотни зеркал. Конечно, она покупала не все ручные зеркала, которые видела. Некоторые были слишком большими или слишком маленькими, некоторые — слишком вычурными или слишком простыми, иногда ей не нравился материал или форма. Она не могла бы точно описать, какие характеристики ее устраивают. Но когда она видела зеркало, она сразу понимала, какое из них «не годилось». И как правило, все купленные ею экземпляры в конце концов разочаровывали ее, как бы ни нравились вначале.
Ей приходило в голову, что она ищет какое-то определенное зеркало, но она не понимала, зачем она это делает и что оно может означать для нее. Она не представляла себе, каким оно должно быть, — ей приходилось полагаться на интуицию и на те образцы, которые она собрала за эти годы. И все же, глядя на свою коллекцию, она чувствовала, что ищет — красивое маленькое ручное зеркало из металла с замысловатым рисунком на ручке и на обратной стороне.
Зачем? Это было для нее загадкой. Лаура знала одно — она не сможет отказаться от нового зеркала так же, как не сможет заставить свое сердце не биться.
Владения Килбурнов находились в старейшем и красивейшем пригороде Атланты, вдали от дороги. Их окружала ограда из красного кирпича и кованых железных решеток. Вокруг самого дома росли высокие дубы. Все тридцать ярдов поместья тщательно распланированы и прекрасно ухожены. Различные журналы и исторические общества столько лет называли это поместье самым красивым в Атланте, что уже давно владения Килбурнов по всеобщему молчаливому согласию были вне конкуренции, пальма первенства безоговорочно принадлежала им.
Огромный дом в южном плантаторском стиле, типичном для Луизианы. Двойная галерея с шестью дорическими колоннами на каждом уровне расширялась на главной секции фасада, на запад и на восток от которой простирались два больших крыла — во всех архитектурных деталях было заметно смешение всех стилей и эпох. Классика была представлена дорическими колоннами, Пропорции и симметричность строения напоминали о греческом Возрождении, пышность украшений говорила о влиянии французского барокко.
Лаура влюбилась в дом с первого взгляда. И сама удивилась этому. Ей не случалось привязываться к местам, и хотя ее глаз, глаз художника, привлекало все прекрасное, никогда раньше ее пальцы не тянулись к кистям, а душа никогда так сильно не отзывалась на красоту архитектуры, и никогда ей не хотелось так же рассмотреть каждую деталь, каждый гвоздик здания.
Но, к сожалению, это было невозможно. Дом не рисовали с 1840 года, и во время нынешней распродажи он был закрыт для посторонних. Несмотря на то, что охранники не носили униформы, они выделялись среди посетителей. Их обязанность — следить за тем, чтобы никто не вошел в дом или не проник в обширные знаменитые сады, — ни для кого не составляла секрета.
— Килбурны слишком чувствительны к появлению чужих на их территории. Особенно если учесть, насколько их личные дела открыты для широкой публики, — прошептала Лаура подруге.
Глаза Кэссиди горели от возбуждения. Она кивнула:
— Уж это точно. Я вижу, нам придется следовать регламенту, обозначенному на табличках.
— Наверное.
Они ступили на дорожку с табличками, которая вела от места, отведенного для парковки перед фасадом дома, в обход восточного крыла, —к площадке позади дома, примыкающей к просторному гаражу, специально освобожденному от машин и заполненному мебелью и другими предметами для продажи. Через распахнутые двери гаража можно было рассмотреть вещи, выставленные на аукцион.
Как и прочие посетители, Лаура и Кэссиди сначала остановились у столика регистрации и получили номера для торгов. После этого они направились к гаражу, по которому уже прохаживались несколько десятков людей, несмотря на то что до начала аукциона оставалось еще около двух часов.
— Похоже, что крупные предметы и мебель в этом конце, — заметила Кэссиди, осматривая зал. — А вещи поменьше в дальнем углу. Слушай, я ищу столик в спальню, а ты — зеркала, так что давай разделимся. Встретимся здесь, когда начнется аукцион.
Лаура, заметив издалека что-то блестящее, рассеянно кивнула подруге и прошла в среднюю дверь гаража, чтобы сократить путь к дальнему стенду. Помещение было хорошо освещено. Ощущение уюта и тепла в это прохладное утро успокаивало. На импровизированных полках, расставленных в ряды в дальнем углу, лежали разные мелкие предметы. Именно туда и направилась Лаура.
Почти все покупатели начали осмотр с входа и пока не добрались сюда в этом уголке было тихо и пустынно. Посетители, настроенные на возможность совершить выгодные покупки, сосредоточенно искали тут свои сокровища — сокровища по сходной цене.
Лаура сразу же заметила несколько настенных зеркал — все они висели рядом у задней двери гаража — ее, разумеется, потянуло к ним. Она внимательно рассматривала каждое, рассеянно отмечая красоту резных позолоченных рам. Не меньше минуты простояла она перед каждой зеркальной поверхностью, изучая отражение зала за спиной. Именно это больше всего интересовало ее — то, что находилось за ней.
И снова погоня за невыраженным, неуловимым. Как всегда разочарованная, Лаура вздохнула и перешла к ближайшему ряду полок, на которых была выставлена всякая мелочь. Она обнаружила именно то, что и ожидала: сломанные, испорченные или вышедшие из моды вещицы из выброшенных многими поколениями Килбурнов в подвалы и на чердаки. Старые вазы, украшения, подсвечники, пара красивых бронзовых подставок для книг, несколько миниатюрных настольных ламп, резные рамки для открыток, механические часы, стопки старых книг.
Она медленно проходила по ряду. На некоторых вещах была указана первоначальная цена — аукционер начнет торговлю именно с этой цифры. На других были только номера. Они будут проданы за предложенную в ходе торгов наибольшую сумму, даже если это будет всего два доллара.
Кое-что из выставленного вызывало у Лауры любопытство, но не более. Наконец на средней полке она увидела зеркало, лежащее как бы отдельно, на расстоянии от других вещей.
Около пятнадцати дюймов в длину, вероятно, в бронзовой раме, хотя металл настолько потускнел от времени, что сказать наверняка было трудно. На ручке обращал на себя внимание выгравированный или вырезанный сложный орнамент. Даже не взглянув на обратную сторону, Лаура была уже уверена, что там узор продолжается. Она никогда не видела этого рисунка, но каким-то непостижимым образом узнала его.
Более того, она была абсолютно уверена, что это то самое зеркало, которое она искала всю свою жизнь. Она знала это точно.
Она чувствовала это безошибочно.
Сердце Лауры взволнованно билось; ее рука, потянувшаяся к зеркалу, дрожала. Сначала она только коснулась его, провела пальцами по сложному узору. Затем бережно, словно точность каждого движения имела огромное значение, Лаура обхватила пальцами ручку зеркала и подняла его.
Только поднеся его к лицу, девушка поняла, что ее глаза закрыты. Она боялась открыть их. Боялась того, что увидит — или не увидит, — когда откроет их. Она испугалась, что наконец найдет разгадку своей загадочной страсти.
Глубоко вдохнув, она открыла глаза.
И увидела свое отражение. Рыжие волосы, зеленые глаза. Лицо бледнее, чем обычно. Почему-то оно всегда оказывалось не таким, каким она ожидала его увидеть. А за ним, за ее отражением, темнели ряды полок, уставленных вещами, и кусок яркого светлого квадрата — на месте распахнутой гаражной двери.
Ничего больше.
Ну что ж, половина загадки разгадана. Это то самое зеркало. Лаура была уверена в этом. Но что она должна была увидеть за своим отражением? И увидит ли это когда-нибудь?
Лаура осторожно положила зеркало на полку. Но не ушла отсюда. Она осталась стоять, снова и снова прикасаясь к зеркалу в ожидании начала аукциона.
— Оно безобразно, — сказала Кэссиди, на секунду отводя глаза от дороги, чтобы взглянуть на зеркало, лежащее на коленях Лауры. — Разумеется, что можно купить за пять долларов?
— Оно станет другим, когда я его отполирую, — спокойно ответила Лаура. — Только на аукционе можно по дешевке купить настоящие произведения искусства. Это старое зеркало, Кэсс, очень старое.
— Для того чтобы быть ценным, недостаточно быть старым.
— Ты ворчишь просто потому, что этот парень перебил у тебя столик.
— Это был мой столик, — сердито сказала Кэссиди. Властный характер девушки не позволял ей смириться с неудачей.
Лаура не сдержала улыбки. Она рассеянно поддерживала разговор, не сводя глаз с зеркала, лежащего на коленях. Она была все так же взволнована, как в тот момент, когда увидела зеркало и не могла дождаться, когда наконец попадет домой и счистит с него толстый слой патины, оставленный десятилетиями — а может быть, веками? Лаура хотела поскорее вернуть зеркалу первозданный вид, рассмотреть загадочный узор на металле, узнать о нем все, что только может. Она осязала пальцами гравировку на обратной стороне, там были цифры или буквы внутри рисунка, но из-за патины невозможно было рассмотреть, что именно.
Сбоку на ручке была царапина, будто зеркало ударилось обо что-то острое. И на ручке чувствовалась потертость — след от большого пальца. За долгие годы износился Металл. Лаура была уверена, что стекло не раз разбивалось и его меняли.
Оно расскажет многое, это зеркало, думала Лаура.
— Опять! Я с таким же успехом могла бы говорить сама с собой.
Лаура испуганно моргнула и повернулась к Кэссиди:
— Извини, пожалуйста, я задумалась.
— Да ладно. — Кэссиди потрясла головой. На ее лице было огорчение. — Мы уже дома.
Она уже припарковывала свою двухлетнюю «Мазду» на стоянке их многоквартирного комплекса.
— Мне очень жаль, что тебе не удалось купить этот столик, честное слово, Кэсс.
— Да забудь ты об этом проклятом столе! В любом случае, думаю, ты будешь остаток дня возиться со своим волшебным зеркальцем и для общения не годишься.
— Пожалуй, я действительно хотела бы побыть сегодня дома.
Лаура даже не пыталась оправдать как-то свое желание провести день, рассматривая новое приобретение, потому что была уверена: Кэссиди ее все равно не поймет. «Господи! Да я и сама этого не понимаю!» — подумала она.
Девушки вошли в холл, поздоровались с охранником и вызвали лифт. Кэссиди вышла на четвертом этаже все в том же мрачном настроении. Она заявила, что закажет на обед пиццу, а затем проведет остаток дня у бассейна. Лаура поехала дальше, на пятый этаж.
Подруги жили в этом доме уже пять лет, часто встречались и постепенно очень сблизились. Обе принадлежали к большим семьям, и, получив свободу, ни одна из девушек не торопилась заводить собственную семью. Кэссиди работала в банке и считала, что работа Лауры в качестве рекламного художника намного почетнее. А Лаура завидовала умению подруги ладить с людьми и завязывать отношения с мужчинами.
Лаура не умела флиртовать, по натуре она была одиночкой. Она всегда внимательно прислушивалась к своим эмоциям, что, видимо, естественно для творческой личности. Она избегала случайных знакомств. Конечно, у нее были друзья, но она редко виделась с ними, если не считать Кэссиди.
Что касается личной жизни, то после колледжа у нее только два раза были настолько серьезные отношения с молодыми людьми, что Лаура задумывалась, не пригласить ли своего избранника на Рождество, чтобы познакомить со своей семьей. Но ни один из них так и не попал в тихий городок на побережье, в котором она выросла. Наступало отчуждение, тонкие связи рвались. Лаура винила в разрыве себя, свое стремление к одиночеству, но все-таки верила, что однажды появится человек, который будет понимать ее по-настоящему.
А сегодня она хотела остаться наедине с зеркалом.
Лаура прошла в свою угловую квартиру, очень светлую благодаря большому количеству окон, выходящих на юг и на восток. Маленькая кухня была отделена от гостиной столом-стойкой с двумя высокими вращающимися стульями. В центре комнаты располагался мольберт.
Сейчас на мольберте стоял неоконченный набросок — очередная попытка Лауры выяснить, может ли она зарабатывать себе на жизнь как серьезный художник, без вульгарных рекламных проспектов и прочей дребедени. Приговор снова гласил — «нет»! К такому выводу Лаура пришла несколько дней назад. Она не находила в себе того огня, который, по ее мнению, ярко горит в душе истинного художника. По крайней мере, пока. Но она не оставляла надежду. Когда-нибудь…
В правой части гостиной, около двери в холл, была выставлена коллекция ручных зеркал. Некоторые из них лежали на полках, некоторые висели на стене. Зеркала в бронзовых, серебряных оправах, в рамках из полированного дерева, разных размеров и всевозможных форм. Было даже одно треугольное зеркальце в оправе из кованого железа.
Лаура даже не взглянула на них.
Она прошла в гостиную, бросила сумочку в кресло и, положив на журнальный столик свое новое приобретение, кинулась в кладовую, чтобы найти подходящий порошок для чистки.
Было около пяти часов, когда охранник здания позвонил Лауре, чтобы сообщить, что к ней пришел гость.
— А кто это, Ларри?
— Это мистер Питер Килбурн, мисс Сазерленд, — ответил дежурный охранник, не замечая смятения, в которое он повергает девушку. — Он говорит, что пришел по поводу зеркала, которое вы сегодня купили.
На мгновение Лауру охватило желание схватить свое драгоценное приобретение и убежать. Это было необъяснимо, но страх был таким сильным, что она похолодела. К счастью, это состояние длилось недолго. Вновь вступивший в законные права рассудок потребовал ответа: чего, собственно, она так испугалась? В конце концов, она купила это зеркало совершенно законно, и никто не имел права отнять его у нее. Даже Питер Килбурн!
Стараясь говорить спокойно, Лаура ответила:
— Спасибо, Ларри. Пропусти его ко мне, пожалуйста.
Она надела туфли, рассеянно поправила несколько прядок, выбившихся из длинной косы, не задумываясь особенно о том, как она выглядит, и остановилась у дивана в ожидании незваного гостя. Глаза ее были устремлены на зеркало, лежащее на журнальном столике поверх стопки газет и журналов.
После нескольких часов кропотливого труда оно выглядело совсем иначе. Ей удалось вернуть старой бронзе теплый красновато-золотой оттенок; теперь можно было рассмотреть сложный узор, выгравированный на металле. Рисунок оказался очень замысловатым — это был не растительный орнамент, как она предполагала вначале, скорее, его можно было охарактеризовать как серию перепутанных петель, нарисованных без отрыва руки. Очень похоже на лабиринт.
А в центре лабиринта Лаура обнаружила какие-то цифры и буквы, которые она пока еще не смогла прочесть, так как не закончила полировать обратную сторону зеркала.
Тихий стук в дверь вернул ее к действительности. Лаура мысленно собралась, готовясь к встрече. Она никогда раньше не видела Питера Килбурна, но, безусловно, не ожидала, что ее порог переступит такой красавец.
Она испытала что-то вроде потрясения. Ужас, который охватил бы ее, если бы вдруг задышала, стала двигаться и говорить статуя Аполлона Бельведерского. Высокий, стройный, гибкий — но это не все. Черные волосы, светло-голубые глаза, ослепительная улыбка. Идеальные черты лица и бездна обаяния. Казалось, его обаяние обволакивает собеседника и начинает действовать еще до того, как Питер заговорит. Лаура услышала низкий, теплый голос:
— Мисс Сазерленд? Я Питер Килбурн.
Голос, разбивающий сердца.
Лаура собралась, мысленно стряхивая колдовские чары, и отступила назад, раскрывая дверь шире и пропуская гостя.
— Входите.
Ей показалось, что они примерно одного возраста, он, возможно, на год-два старше.
Он вошел в гостиную, явно не стесняясь, осмотрелся, окинув комнату быстрым, внимательным взглядом. И, безусловно, сразу же заметил зеркало на журнальном столике. Его глаза удивленно расширились при виде большой коллекции зеркал. Хотя, возможно, Лауре это только показалось. Когда Питер повернулся к ней и посмотрел ей в глаза, его улыбка стала еще более чарующей.
Ей стало неуютно — настолько сильно подействовал на нее магнетизм Питера Килбурна. Девушка никогда не считала себя слишком впечатлительной, особенно, когда речь шла о красивых мужчинах, но не было сомнений, что сопротивляться Питеру было бы трудно — чего бы он от нее ни захотел. Так и не придя в себя от шока, она не предложила ему сесть и сама продолжала молча стоять, опираясь одной рукой о кресло и глядя на него с вежливой и спокойной — как она надеялась — улыбкой.
Если даже Питер Килбурн и решил, что она обнаруживает плохое воспитание, не предлагая ему сесть, он не подал виду. Сделав жест рукой в сторону журнального столика, он сказал:
— Я вижу, вы проделали большую работу, мисс Сазерленд.
Лаура заставила себя пожать плечами.
— Оно было все в патине. Мне хотелось получше рассмотреть рисунок.
Он кивнул, его взгляд перешел на зеркала на полках и стене.
— У вас целая коллекция. А вы… давно собираете зеркала?
Этот вопрос показался Лауре странным, может быть, из-за какой-то неуверенности, которая слышалась в голосе гостя, или из-за того удивления, которое она еще раньше заметила в его глазах. Не справившись с волнением, она ответила:
— Еще с детства. Так что теперь вам понятно, почему я купила это зеркало на распродаже.
— Да. — Он сунул руки в карманы темных брюк, распахнув при этом пиджак. — Мисс Сазерленд, кстати, нельзя ли мне называть вас Лаура?
— Да, конечно.
— Спасибо. — Он кивнул, ее скованность не укрылась от него, она была ему приятна. — А мое имя — Питер.
Она кивнула в ответ, но ничего не сказала.
— Лаура, я хотел бы выкупить у вас это зеркало. Конечно, с выгодой для вас.
— Мне очень жаль. — Она замотала головой еще до того, как он закончил фразу. — Я не хочу продавать это зеркало.
— Я дам вам за него сто долларов.
Лаура нахмурилась и снова покачала головой:
— Я не так зарабатываю деньги, мистер Килбурн…
— Питер.
Сделав усилие, она повторила, за ним:
— Питер. Я не хочу продавать это зеркало, ведь я приобрела его на законных основаниях.
— Никто не оспаривает ваши права, Лаура, — мягко сказал Питер. — И, конечно, вы не должны страдать из-за моей ошибки. Понимаете, дело в том, что это зеркало вообще не должно было попасть на аукцион. Оно очень давно принадлежит нашей семье, и мы хотели бы получить его обратно. Пять сотен.
«Неплохая выручка за пятидолларовую вещицу», — промелькнуло в голове Лауры. Но она набрала воздуха в легкие и сказала:
— Нет. Мне очень жаль, но… Я искала его — зеркало, такое, как это, — очень долго. Для моей коллекции. Так что, прошу вас, не будем торговаться. Даже если вы предложите пять тысяч, мой ответ не изменится.
Взгляд его сузившихся глаз был прикован к ее лицу, затем он неожиданно улыбнулся, признавая свое поражение. — Да, я понял. Но вам незачем так беспокоиться, Лаура. Я не собираюсь отнимать его у вас силой.
— Я и не думала, что вы собираетесь, — солгала девушка. Он кашлянул.
— Нет. Боюсь, я заставил вас понервничать. Я совсем не собирался этого делать. Вы позволите мне пригласить вас как-нибудь на ужин, чтобы загладить свою вину?
Лаура Сазерленд, сдвинув темные очки на нос, взглянула поверх них на подругу, щурясь от яркого солнечного света, отражающегося от гладкой поверхности бассейна.
— Интересного для кого? Кэсс, я ненавижу псевдохудожественное старье. Ты же знаешь, как я это ненавижу.
Старательно поджаривающаяся под ярким полуденным солнцем Кэссиди Берк открыла очередную баночку крема для загара.
— Там будет не только антиквариат, Лаура. Я слышала, будут разные вещи. И мебель всех стилей. И вообще, разве тебе не хочется попасть в поместье Килбурнов?
— Не особенно.
Лаура с завистью посмотрела на безукоризненный загар подруги и немного подвинулась, чтобы ее плечо ни на сантиметр не высовывалось из-под зонтика. Как несправедливо устроен мир! Ведь Кэсс — светлая блондинка с голубыми глазами. Да на таком солнцепеке она должна была за десять минут превратиться в непрожаренный бифштекс! Но ничего подобного. Ровный золотисто-коричневый загар покрывал ее тело. Лауре же не только никогда не удавалось загореть, просто полежав на солнышке, — она не загорала ни при каких ухищрениях. Ей оставалось только жаловаться на судьбу и проклинать свою чувствительную белую кожу. За несколько минут она получала ожог или — в лучшем случае! — покрывалась отвратительными мелкими веснушками. И вот результат: бледное привидение, — и это в конце долгого жаркого лета в Атланте.
— Как ты можешь быть такой нелюбопытной? — возмущалась Кэссиди. — Килбурны жили здесь задолго до Гражданской войны. Тайны этой семьи кормят уже не одно поколение газетчиков. Все знают, что старую Эмили Килбурн подозревали в убийстве собственного мужа. Ее сын тоже погиб при загадочных обстоятельствах, когда оба внука были еще детьми…
— Кэссиди! — Лаура поправила очки и покачала головой. — Даже если все эти «говорят» и «все знают, что» — истинная правда, неужели ты действительно думаешь увидеть или услышать что-то интересное на распродаже дорогостоящего хлама? Если кто-нибудь из семейства и будет в доме, то они спрячутся в комнатах, отгороженных шелковыми канатами и недоступных для публики. Держу пари.
Теперь уже Кэссиди лукаво посмотрела на подругу:
— Вообще-то, весь дом будет закрыт для публики. Распродажа проводится на площадке за домом. Я слышала, что, когда блудный сын вернулся, он с удвоенной энергией взялся командовать. И не позволит посторонним топтаться в священных коридорах своего дома. Хотя и готов продать зевакам пару ненужных безделушек.
— Блудный сын? — переспросила вдруг Лаура.
— Дэниел Килбурн. Старший внук Эмили. Он жил где-то на севере, умножал богатство семьи. Финансовый гений своего рода, как я поняла. Так или иначе, но Эмили вбила себе в голову, что захламленный чердак и подвал следует почистить, и объявила распродажу. И, как черт из табакерки, тут же появился Дэниел и все это устроил.
— А есть что-нибудь, чего твои газеты НЕ знают?
Кэссиди засмеялась, вновь поправила очки и перевернулась на живот.
— Не так много. Например, неизвестно, почему Мэдлин, мать мальчиков, кроткая и мягкая, соглашается жить в доме Эмили и делает все, что пожелает старуха. Оба ее сына тоже живут в этом Доме. Но с ними все ясно. Дэниел и так творит, что захочет, не обращая внимания на Эмили, а Питеру обаяние обеспечивает исполнение всех его желаний.
— Приятная семейка! — заметила Лаура.
— Ты еще не слышала и половины. Честно говоря, Лаура, их жизнь напоминает, телесериал. Эмили юридически контролирует состояние семьи, но Дэниел уже много лет практически самостоятельно управляет им. Но, говорят, ему приходится воевать с Эмили из-за каждого шага.
Кэссиди перевела дух и продолжала:
— Из-за неких распоряжений, которые сделал муж Эмили перед тем, как утонуть в собственном бассейне, после смерти жены все должен унаследовать Дэниел. Абсолютно все. Остальным же придется или пресмыкаться перед ним, или идти работать.
Кэссиди была неутомима в своем рассказе.
— А в доме, учти, достаточно много родственников. Например, Джози Килбурн, жена покойного внучатого племянника Эмили. Кажется, она не очень ладит с внучкой Эмили, Энн — это дочь ее дочери, которая тоже умерла при странных обстоятельствах, и…
Лаура протестующе подняла руки.
— Хватит, Кэсс, ты меня уже замучила.
Но остановить Кэссиди ей не удалось.
— А я еще не рассказала тебе о жене Питера, Кэрри, — продолжала подруга невозмутимым тоном. — Хочешь, расскажу о ней и о шофере?
— Господи! Неужели в этой семье нет ни одного нормального, ординарного человека?
— Нет, как видишь. Я же говорю тебе, это настоящая «Санта-Барбара».
Лаура решительно покачала головой:
— В любом случае, меня не интересуют такие распродажи, Кэсс. И Килбурны тоже. И в субботнее утро я найду себе занятие поинтереснее.
Кэссиди улыбнулась и, не глядя на подругу, задумчиво сказала:
— Мне кажется, на этой распродаже будут зеркала. Просто должны быть, дом такой огромный. Подумай только, зеркала, — протянула она тоном искусительницы. — Старинные. Таких больше нигде не найдешь.
Лаура не помнила, когда ее начали интересовать зеркала. Ей казалось, что это увлечение существовало всегда. Еще в детстве все дразнили ее, называя кокеткой за то, что она постоянно смотрелась в зеркало. Но они не догадывались, что на самом деле ее интересовало не собственное отражение, а что-то другое. Она не могла бы объяснить, что стремилась увидеть.
Когда Лаура стала старше, она научилась скрывать свое пристрастие. Так же, как она научилась скрывать другие необъяснимые стороны своей натуры. Свое увлечение зеркалами Лаура превратила в банальное распространенное занятие: она начала их коллекционировать. Она собирала ручные зеркала. Кого-то это удивляло, но никто не называл ее сумасшедшей. Многие люди собирают странные вещи.
Иногда ее называли барахольщицей, но более близкие люди, стремясь сделать приятный подарок Лауре, искали какое-нибудь редкое зеркало.
В спальне для гостей хранились бесчисленные коробочки, а в них — сотни и сотни зеркал. Конечно, она покупала не все ручные зеркала, которые видела. Некоторые были слишком большими или слишком маленькими, некоторые — слишком вычурными или слишком простыми, иногда ей не нравился материал или форма. Она не могла бы точно описать, какие характеристики ее устраивают. Но когда она видела зеркало, она сразу понимала, какое из них «не годилось». И как правило, все купленные ею экземпляры в конце концов разочаровывали ее, как бы ни нравились вначале.
Ей приходило в голову, что она ищет какое-то определенное зеркало, но она не понимала, зачем она это делает и что оно может означать для нее. Она не представляла себе, каким оно должно быть, — ей приходилось полагаться на интуицию и на те образцы, которые она собрала за эти годы. И все же, глядя на свою коллекцию, она чувствовала, что ищет — красивое маленькое ручное зеркало из металла с замысловатым рисунком на ручке и на обратной стороне.
Зачем? Это было для нее загадкой. Лаура знала одно — она не сможет отказаться от нового зеркала так же, как не сможет заставить свое сердце не биться.
Владения Килбурнов находились в старейшем и красивейшем пригороде Атланты, вдали от дороги. Их окружала ограда из красного кирпича и кованых железных решеток. Вокруг самого дома росли высокие дубы. Все тридцать ярдов поместья тщательно распланированы и прекрасно ухожены. Различные журналы и исторические общества столько лет называли это поместье самым красивым в Атланте, что уже давно владения Килбурнов по всеобщему молчаливому согласию были вне конкуренции, пальма первенства безоговорочно принадлежала им.
Огромный дом в южном плантаторском стиле, типичном для Луизианы. Двойная галерея с шестью дорическими колоннами на каждом уровне расширялась на главной секции фасада, на запад и на восток от которой простирались два больших крыла — во всех архитектурных деталях было заметно смешение всех стилей и эпох. Классика была представлена дорическими колоннами, Пропорции и симметричность строения напоминали о греческом Возрождении, пышность украшений говорила о влиянии французского барокко.
Лаура влюбилась в дом с первого взгляда. И сама удивилась этому. Ей не случалось привязываться к местам, и хотя ее глаз, глаз художника, привлекало все прекрасное, никогда раньше ее пальцы не тянулись к кистям, а душа никогда так сильно не отзывалась на красоту архитектуры, и никогда ей не хотелось так же рассмотреть каждую деталь, каждый гвоздик здания.
Но, к сожалению, это было невозможно. Дом не рисовали с 1840 года, и во время нынешней распродажи он был закрыт для посторонних. Несмотря на то, что охранники не носили униформы, они выделялись среди посетителей. Их обязанность — следить за тем, чтобы никто не вошел в дом или не проник в обширные знаменитые сады, — ни для кого не составляла секрета.
— Килбурны слишком чувствительны к появлению чужих на их территории. Особенно если учесть, насколько их личные дела открыты для широкой публики, — прошептала Лаура подруге.
Глаза Кэссиди горели от возбуждения. Она кивнула:
— Уж это точно. Я вижу, нам придется следовать регламенту, обозначенному на табличках.
— Наверное.
Они ступили на дорожку с табличками, которая вела от места, отведенного для парковки перед фасадом дома, в обход восточного крыла, —к площадке позади дома, примыкающей к просторному гаражу, специально освобожденному от машин и заполненному мебелью и другими предметами для продажи. Через распахнутые двери гаража можно было рассмотреть вещи, выставленные на аукцион.
Как и прочие посетители, Лаура и Кэссиди сначала остановились у столика регистрации и получили номера для торгов. После этого они направились к гаражу, по которому уже прохаживались несколько десятков людей, несмотря на то что до начала аукциона оставалось еще около двух часов.
— Похоже, что крупные предметы и мебель в этом конце, — заметила Кэссиди, осматривая зал. — А вещи поменьше в дальнем углу. Слушай, я ищу столик в спальню, а ты — зеркала, так что давай разделимся. Встретимся здесь, когда начнется аукцион.
Лаура, заметив издалека что-то блестящее, рассеянно кивнула подруге и прошла в среднюю дверь гаража, чтобы сократить путь к дальнему стенду. Помещение было хорошо освещено. Ощущение уюта и тепла в это прохладное утро успокаивало. На импровизированных полках, расставленных в ряды в дальнем углу, лежали разные мелкие предметы. Именно туда и направилась Лаура.
Почти все покупатели начали осмотр с входа и пока не добрались сюда в этом уголке было тихо и пустынно. Посетители, настроенные на возможность совершить выгодные покупки, сосредоточенно искали тут свои сокровища — сокровища по сходной цене.
Лаура сразу же заметила несколько настенных зеркал — все они висели рядом у задней двери гаража — ее, разумеется, потянуло к ним. Она внимательно рассматривала каждое, рассеянно отмечая красоту резных позолоченных рам. Не меньше минуты простояла она перед каждой зеркальной поверхностью, изучая отражение зала за спиной. Именно это больше всего интересовало ее — то, что находилось за ней.
И снова погоня за невыраженным, неуловимым. Как всегда разочарованная, Лаура вздохнула и перешла к ближайшему ряду полок, на которых была выставлена всякая мелочь. Она обнаружила именно то, что и ожидала: сломанные, испорченные или вышедшие из моды вещицы из выброшенных многими поколениями Килбурнов в подвалы и на чердаки. Старые вазы, украшения, подсвечники, пара красивых бронзовых подставок для книг, несколько миниатюрных настольных ламп, резные рамки для открыток, механические часы, стопки старых книг.
Она медленно проходила по ряду. На некоторых вещах была указана первоначальная цена — аукционер начнет торговлю именно с этой цифры. На других были только номера. Они будут проданы за предложенную в ходе торгов наибольшую сумму, даже если это будет всего два доллара.
Кое-что из выставленного вызывало у Лауры любопытство, но не более. Наконец на средней полке она увидела зеркало, лежащее как бы отдельно, на расстоянии от других вещей.
Около пятнадцати дюймов в длину, вероятно, в бронзовой раме, хотя металл настолько потускнел от времени, что сказать наверняка было трудно. На ручке обращал на себя внимание выгравированный или вырезанный сложный орнамент. Даже не взглянув на обратную сторону, Лаура была уже уверена, что там узор продолжается. Она никогда не видела этого рисунка, но каким-то непостижимым образом узнала его.
Более того, она была абсолютно уверена, что это то самое зеркало, которое она искала всю свою жизнь. Она знала это точно.
Она чувствовала это безошибочно.
Сердце Лауры взволнованно билось; ее рука, потянувшаяся к зеркалу, дрожала. Сначала она только коснулась его, провела пальцами по сложному узору. Затем бережно, словно точность каждого движения имела огромное значение, Лаура обхватила пальцами ручку зеркала и подняла его.
Только поднеся его к лицу, девушка поняла, что ее глаза закрыты. Она боялась открыть их. Боялась того, что увидит — или не увидит, — когда откроет их. Она испугалась, что наконец найдет разгадку своей загадочной страсти.
Глубоко вдохнув, она открыла глаза.
И увидела свое отражение. Рыжие волосы, зеленые глаза. Лицо бледнее, чем обычно. Почему-то оно всегда оказывалось не таким, каким она ожидала его увидеть. А за ним, за ее отражением, темнели ряды полок, уставленных вещами, и кусок яркого светлого квадрата — на месте распахнутой гаражной двери.
Ничего больше.
Ну что ж, половина загадки разгадана. Это то самое зеркало. Лаура была уверена в этом. Но что она должна была увидеть за своим отражением? И увидит ли это когда-нибудь?
Лаура осторожно положила зеркало на полку. Но не ушла отсюда. Она осталась стоять, снова и снова прикасаясь к зеркалу в ожидании начала аукциона.
— Оно безобразно, — сказала Кэссиди, на секунду отводя глаза от дороги, чтобы взглянуть на зеркало, лежащее на коленях Лауры. — Разумеется, что можно купить за пять долларов?
— Оно станет другим, когда я его отполирую, — спокойно ответила Лаура. — Только на аукционе можно по дешевке купить настоящие произведения искусства. Это старое зеркало, Кэсс, очень старое.
— Для того чтобы быть ценным, недостаточно быть старым.
— Ты ворчишь просто потому, что этот парень перебил у тебя столик.
— Это был мой столик, — сердито сказала Кэссиди. Властный характер девушки не позволял ей смириться с неудачей.
Лаура не сдержала улыбки. Она рассеянно поддерживала разговор, не сводя глаз с зеркала, лежащего на коленях. Она была все так же взволнована, как в тот момент, когда увидела зеркало и не могла дождаться, когда наконец попадет домой и счистит с него толстый слой патины, оставленный десятилетиями — а может быть, веками? Лаура хотела поскорее вернуть зеркалу первозданный вид, рассмотреть загадочный узор на металле, узнать о нем все, что только может. Она осязала пальцами гравировку на обратной стороне, там были цифры или буквы внутри рисунка, но из-за патины невозможно было рассмотреть, что именно.
Сбоку на ручке была царапина, будто зеркало ударилось обо что-то острое. И на ручке чувствовалась потертость — след от большого пальца. За долгие годы износился Металл. Лаура была уверена, что стекло не раз разбивалось и его меняли.
Оно расскажет многое, это зеркало, думала Лаура.
— Опять! Я с таким же успехом могла бы говорить сама с собой.
Лаура испуганно моргнула и повернулась к Кэссиди:
— Извини, пожалуйста, я задумалась.
— Да ладно. — Кэссиди потрясла головой. На ее лице было огорчение. — Мы уже дома.
Она уже припарковывала свою двухлетнюю «Мазду» на стоянке их многоквартирного комплекса.
— Мне очень жаль, что тебе не удалось купить этот столик, честное слово, Кэсс.
— Да забудь ты об этом проклятом столе! В любом случае, думаю, ты будешь остаток дня возиться со своим волшебным зеркальцем и для общения не годишься.
— Пожалуй, я действительно хотела бы побыть сегодня дома.
Лаура даже не пыталась оправдать как-то свое желание провести день, рассматривая новое приобретение, потому что была уверена: Кэссиди ее все равно не поймет. «Господи! Да я и сама этого не понимаю!» — подумала она.
Девушки вошли в холл, поздоровались с охранником и вызвали лифт. Кэссиди вышла на четвертом этаже все в том же мрачном настроении. Она заявила, что закажет на обед пиццу, а затем проведет остаток дня у бассейна. Лаура поехала дальше, на пятый этаж.
Подруги жили в этом доме уже пять лет, часто встречались и постепенно очень сблизились. Обе принадлежали к большим семьям, и, получив свободу, ни одна из девушек не торопилась заводить собственную семью. Кэссиди работала в банке и считала, что работа Лауры в качестве рекламного художника намного почетнее. А Лаура завидовала умению подруги ладить с людьми и завязывать отношения с мужчинами.
Лаура не умела флиртовать, по натуре она была одиночкой. Она всегда внимательно прислушивалась к своим эмоциям, что, видимо, естественно для творческой личности. Она избегала случайных знакомств. Конечно, у нее были друзья, но она редко виделась с ними, если не считать Кэссиди.
Что касается личной жизни, то после колледжа у нее только два раза были настолько серьезные отношения с молодыми людьми, что Лаура задумывалась, не пригласить ли своего избранника на Рождество, чтобы познакомить со своей семьей. Но ни один из них так и не попал в тихий городок на побережье, в котором она выросла. Наступало отчуждение, тонкие связи рвались. Лаура винила в разрыве себя, свое стремление к одиночеству, но все-таки верила, что однажды появится человек, который будет понимать ее по-настоящему.
А сегодня она хотела остаться наедине с зеркалом.
Лаура прошла в свою угловую квартиру, очень светлую благодаря большому количеству окон, выходящих на юг и на восток. Маленькая кухня была отделена от гостиной столом-стойкой с двумя высокими вращающимися стульями. В центре комнаты располагался мольберт.
Сейчас на мольберте стоял неоконченный набросок — очередная попытка Лауры выяснить, может ли она зарабатывать себе на жизнь как серьезный художник, без вульгарных рекламных проспектов и прочей дребедени. Приговор снова гласил — «нет»! К такому выводу Лаура пришла несколько дней назад. Она не находила в себе того огня, который, по ее мнению, ярко горит в душе истинного художника. По крайней мере, пока. Но она не оставляла надежду. Когда-нибудь…
В правой части гостиной, около двери в холл, была выставлена коллекция ручных зеркал. Некоторые из них лежали на полках, некоторые висели на стене. Зеркала в бронзовых, серебряных оправах, в рамках из полированного дерева, разных размеров и всевозможных форм. Было даже одно треугольное зеркальце в оправе из кованого железа.
Лаура даже не взглянула на них.
Она прошла в гостиную, бросила сумочку в кресло и, положив на журнальный столик свое новое приобретение, кинулась в кладовую, чтобы найти подходящий порошок для чистки.
Было около пяти часов, когда охранник здания позвонил Лауре, чтобы сообщить, что к ней пришел гость.
— А кто это, Ларри?
— Это мистер Питер Килбурн, мисс Сазерленд, — ответил дежурный охранник, не замечая смятения, в которое он повергает девушку. — Он говорит, что пришел по поводу зеркала, которое вы сегодня купили.
На мгновение Лауру охватило желание схватить свое драгоценное приобретение и убежать. Это было необъяснимо, но страх был таким сильным, что она похолодела. К счастью, это состояние длилось недолго. Вновь вступивший в законные права рассудок потребовал ответа: чего, собственно, она так испугалась? В конце концов, она купила это зеркало совершенно законно, и никто не имел права отнять его у нее. Даже Питер Килбурн!
Стараясь говорить спокойно, Лаура ответила:
— Спасибо, Ларри. Пропусти его ко мне, пожалуйста.
Она надела туфли, рассеянно поправила несколько прядок, выбившихся из длинной косы, не задумываясь особенно о том, как она выглядит, и остановилась у дивана в ожидании незваного гостя. Глаза ее были устремлены на зеркало, лежащее на журнальном столике поверх стопки газет и журналов.
После нескольких часов кропотливого труда оно выглядело совсем иначе. Ей удалось вернуть старой бронзе теплый красновато-золотой оттенок; теперь можно было рассмотреть сложный узор, выгравированный на металле. Рисунок оказался очень замысловатым — это был не растительный орнамент, как она предполагала вначале, скорее, его можно было охарактеризовать как серию перепутанных петель, нарисованных без отрыва руки. Очень похоже на лабиринт.
А в центре лабиринта Лаура обнаружила какие-то цифры и буквы, которые она пока еще не смогла прочесть, так как не закончила полировать обратную сторону зеркала.
Тихий стук в дверь вернул ее к действительности. Лаура мысленно собралась, готовясь к встрече. Она никогда раньше не видела Питера Килбурна, но, безусловно, не ожидала, что ее порог переступит такой красавец.
Она испытала что-то вроде потрясения. Ужас, который охватил бы ее, если бы вдруг задышала, стала двигаться и говорить статуя Аполлона Бельведерского. Высокий, стройный, гибкий — но это не все. Черные волосы, светло-голубые глаза, ослепительная улыбка. Идеальные черты лица и бездна обаяния. Казалось, его обаяние обволакивает собеседника и начинает действовать еще до того, как Питер заговорит. Лаура услышала низкий, теплый голос:
— Мисс Сазерленд? Я Питер Килбурн.
Голос, разбивающий сердца.
Лаура собралась, мысленно стряхивая колдовские чары, и отступила назад, раскрывая дверь шире и пропуская гостя.
— Входите.
Ей показалось, что они примерно одного возраста, он, возможно, на год-два старше.
Он вошел в гостиную, явно не стесняясь, осмотрелся, окинув комнату быстрым, внимательным взглядом. И, безусловно, сразу же заметил зеркало на журнальном столике. Его глаза удивленно расширились при виде большой коллекции зеркал. Хотя, возможно, Лауре это только показалось. Когда Питер повернулся к ней и посмотрел ей в глаза, его улыбка стала еще более чарующей.
Ей стало неуютно — настолько сильно подействовал на нее магнетизм Питера Килбурна. Девушка никогда не считала себя слишком впечатлительной, особенно, когда речь шла о красивых мужчинах, но не было сомнений, что сопротивляться Питеру было бы трудно — чего бы он от нее ни захотел. Так и не придя в себя от шока, она не предложила ему сесть и сама продолжала молча стоять, опираясь одной рукой о кресло и глядя на него с вежливой и спокойной — как она надеялась — улыбкой.
Если даже Питер Килбурн и решил, что она обнаруживает плохое воспитание, не предлагая ему сесть, он не подал виду. Сделав жест рукой в сторону журнального столика, он сказал:
— Я вижу, вы проделали большую работу, мисс Сазерленд.
Лаура заставила себя пожать плечами.
— Оно было все в патине. Мне хотелось получше рассмотреть рисунок.
Он кивнул, его взгляд перешел на зеркала на полках и стене.
— У вас целая коллекция. А вы… давно собираете зеркала?
Этот вопрос показался Лауре странным, может быть, из-за какой-то неуверенности, которая слышалась в голосе гостя, или из-за того удивления, которое она еще раньше заметила в его глазах. Не справившись с волнением, она ответила:
— Еще с детства. Так что теперь вам понятно, почему я купила это зеркало на распродаже.
— Да. — Он сунул руки в карманы темных брюк, распахнув при этом пиджак. — Мисс Сазерленд, кстати, нельзя ли мне называть вас Лаура?
— Да, конечно.
— Спасибо. — Он кивнул, ее скованность не укрылась от него, она была ему приятна. — А мое имя — Питер.
Она кивнула в ответ, но ничего не сказала.
— Лаура, я хотел бы выкупить у вас это зеркало. Конечно, с выгодой для вас.
— Мне очень жаль. — Она замотала головой еще до того, как он закончил фразу. — Я не хочу продавать это зеркало.
— Я дам вам за него сто долларов.
Лаура нахмурилась и снова покачала головой:
— Я не так зарабатываю деньги, мистер Килбурн…
— Питер.
Сделав усилие, она повторила, за ним:
— Питер. Я не хочу продавать это зеркало, ведь я приобрела его на законных основаниях.
— Никто не оспаривает ваши права, Лаура, — мягко сказал Питер. — И, конечно, вы не должны страдать из-за моей ошибки. Понимаете, дело в том, что это зеркало вообще не должно было попасть на аукцион. Оно очень давно принадлежит нашей семье, и мы хотели бы получить его обратно. Пять сотен.
«Неплохая выручка за пятидолларовую вещицу», — промелькнуло в голове Лауры. Но она набрала воздуха в легкие и сказала:
— Нет. Мне очень жаль, но… Я искала его — зеркало, такое, как это, — очень долго. Для моей коллекции. Так что, прошу вас, не будем торговаться. Даже если вы предложите пять тысяч, мой ответ не изменится.
Взгляд его сузившихся глаз был прикован к ее лицу, затем он неожиданно улыбнулся, признавая свое поражение. — Да, я понял. Но вам незачем так беспокоиться, Лаура. Я не собираюсь отнимать его у вас силой.
— Я и не думала, что вы собираетесь, — солгала девушка. Он кашлянул.
— Нет. Боюсь, я заставил вас понервничать. Я совсем не собирался этого делать. Вы позволите мне пригласить вас как-нибудь на ужин, чтобы загладить свою вину?