– Ну и что?
   Она пристально наблюдала за его реакциями.
   – Сегодня вечером Поульсен был убит. Соболезную.
   Мысли Рабена завертелись волчком. Так бывает, когда он начинает злиться. По-настоящему злиться. Когда в нем возникает красный рев.
   – Что случилось? – спросил он так спокойно, как только смог.
   – Я попрошу полицейских прийти завтра. Сама я ничего об этом не знаю.
   – Что…
   – Все вопросы завтра.
   Она глянула на часы, нахмурилась озабоченно.
   Простите, что задержал, хотелось ему сказать.
 
   Лунд сидела на пассажирском сиденье машины Странге и жевала жвачку. Она больше не курила и не испытывала желания курить, это пристрастие ушло. Странге вел терпеливо, осторожно, тихо говоря по телефону через гарнитуру.
   Управление получило перевод листовок, найденных рядом с телом Поульсена. Там говорилось: «Сражайся во имя Аллаха. Убивай тех, кто ставит других рядом с Богом».
   – И что это значит? – спросила Лунд.
   – Очевидно, какая-то цитата из Корана.
   – Что-то еще?
   – Сейчас пытаются узнать, где были отпечатаны листовки.
   Она просматривала данные о военном прошлом Анны Драгсхольм, которые подготовил для нее Брикс.
   – Итак, – произнес Странге. – Поскольку мы теперь коллеги, настало время как следует познакомиться. Меня зовут Ульрик.
   Он оторвал руку от руля и протянул ее Лунд. Длинные пальцы, даже изящные. Как у пианиста, хотя вряд ли он действительно играл на пианино.
   – В управление я пришел чуть больше года назад, – сказал Странге с улыбкой, более уместной на собеседовании при устройстве на работу. – Незадолго до этого развелся, но мы прекрасно общаемся, тут никаких проблем. У нас двое замечательных детей, к нашему решению они отнеслись спокойно. Насколько это возможно, конечно.
   – Я не просила…
   – Дети всегда переживают, когда родители расходятся. Но я думаю, так будет лучше для всех. Из интересов могу назвать футбол и оперу, но без фанатизма. Школьником любил ходить в походы и наблюдать за птицами. Вообще любил бывать на природе. Но теперь… время… время…
   – Сара, – сказала Лунд и быстро пожала его ладонь. – На следующем перекрестке поверните налево. У Поульсена были награды.
   – А что насчет вас?
   – У меня нет ни одной.
   – Я имею в виду…
   – Я понимаю, о чем вы. Просто мне нечего рассказывать.
   Он посмотрел на нее непонимающе:
   – У всех есть что рассказать.
   – Вы были в Гедсере. Вы слышали, что обо мне говорят в управлении.
   – Я не слушаю эту чушь.
   – А я не говорю о ней.
   Он умолк.
   – Можем поговорить о чем-то еще, – предложила Лунд. – О футболе. Об опере. О походах. – Она засмеялась. – Или о птицах!
   – Теперь вы насмехаетесь надо мной.
   – Вовсе нет. Давайте поговорим. Я же не против.
   – Да ладно, я вижу, вы хотите говорить только о деле.
   Он опять уставился на дорогу. Видно, она обидела его, но не знала, чем именно.
   – Налево теперь?
   Появился указатель на воинскую часть Рювангена. У ворот стояло много военных, все с оружием.
   – Держитесь рядом, – сказала Лунд.
 
   Небольшой район Рюванген находился в руках военных уже более века и представлял собой скопление строений, казарм и площадок для подготовки офицерского состава. Прохождение поста охраны заняло десять минут. Пока длилась проверка, Лунд думала о Минделундене, до которого отсюда было меньше километра. От воинской части парк отделяла оживленная железнодорожная ветка, но пересечь ее не составило бы труда. Тем более для солдата. Воспоминание из школьного курса истории подсказывало, что эти два места – Рюванген и Минделунден – раньше были объединены, и поэтому нацисты, занявшие казармы, использовали старый полигон для расстрела пленных.
   Совпадение? Скорее всего.
   Оказавшись внутри, она словно попала совершенно в другой мир. Через завесу дождя в боевом порядке бежали группы вооруженных солдат. Мимо то и дело проносились грузовики в камуфляже и военные внедорожники. Здания на территории части были в основном в стиле кирпичной готики – тускло-красные, четырехэтажные, угловатые и внушительные.
   Лунд не очень понимала, какие у них здесь полномочия. У армии была собственная полиция. Еще больше усложняло дело то, что Лунд не могла точно сказать, где заканчивалась сфера влияния Управления полиции и начиналась юрисдикция службы безопасности. Но факт оставался фактом: оба убийства совершены в городе, а не за этими высокими заборами. И самое главное – она снова занималась расследованием убийства, а значит, была на своей территории. И пусть сюда никто не суется.
   Встреча состоялась в кабинете полковника Ярнвига – насколько могла судить Лунд, командира части. Разменявший шестой десяток, высокий и строгий, он не обрадовался их приходу. С ним был майор Кристиан Согард, надменный светловолосый офицер с охотничьей бородкой. Оба были в камуфляже, на плечах погоны, на груди медали. Они все обменялись рукопожатиями, но военные смотрели в основном на Странге. Это был мир мужчин.
   Лунд и Странге уселись за стол напротив Ярнвига, Согард так и стоял навытяжку, словно по стойке смирно.
   – Я знаю, зачем вы здесь, – начал полковник. – Мюг Поульсен. Мне звонили.
   – Кто? – тут же спросила Лунд.
   – Из Ольборга, – произнес он коротко, как будто это все объясняло.
   – Кто конкретно из Ольборга? – не унималась она.
   – В Ольборге находится Главный штаб Вооруженных сил, – подсказал ей Странге. – Брикс собирался им сообщить. Процедура…
   – Процедура, – кивнул Ярнвиг.
   – Какое отношение имел Поульсен к вашей части? – спросил Странге.
   – Капрал Поульсен служил здесь много лет, – ответил Ярнвиг. – Он был хорошим человеком, смелым и надежным солдатом. Мы потрясены известием о его смерти.
   – Сколько времени он служил?
   – Впервые пришел сюда по призыву, потом подписал контракт, – сказал Согард. – Служил за границей. В обычных местах.
   – Когда вы видели его в последний раз?
   – Вчера на утреннем построении. Месяц назад он снова к нам вернулся. Должен был отбыть в Гильменд с новой командой через неделю.
   – В этом нет ничего странного – сначала уволился из армии, потом снова записался? – поинтересовалась Лунд.
   – Да нет, – ответил Согард, пожимая плечами. – Некоторые ноют и стонут, пока служат. А как только окажутся на гражданке, сразу понимают, что не так уж плохо здесь было.
   – Как он погиб? – спросил Ярнвиг.
   Странге собирался ответить, но Лунд опередила его:
   – Мы не можем разглашать детали дела.
   – Но я правильно понимаю, что его смерть связана с террористической угрозой? Он один из двух убитых, о которых передавали в новостях? – Ярнвиг не собирался сдаваться.
   – Возможно, – сказала она. – Ему кто-нибудь угрожал? Не могло ли это стать причиной его возвращения в армию?
   – Он вернулся, потому что хотел вернуться, – сказал Согард со скучающим видом. – Ни о каких проблемах он нам не говорил.
   – А общих угроз в ваш адрес не поступало? – спросил Странге.
   Ярнвиг мрачно ухмыльнулся:
   – В угрозах недостатка нет. Подростки, психи, смутьяны разные – нам звонят и пишут каждый день. Но о Мусульманской лиге мы не слышали.
   Лунд и Странге переглянулись.
   – О ней сообщали в новостях, – пояснил полковник. – Я запомнил название.
   – Нам нужны копии всех угроз, полученных вами, – сказал Странге.
   – И личное дело Аллана Мюга Поульсена, – добавила Лунд. – Вся информация, касающаяся его пребывания на службе в армии.
   Ярнвиг немного подумал.
   – Согард передаст вам данные, которые мы имеем право раскрывать, – сказал он.
   – Я хочу всё, – сказала Лунд, постукивая пальцем по столу.
   Ярнвиг покачал головой:
   – Он был военнослужащим. Вы получите то, что не затрагивает вопросы национальной безопасности. Это максимум, что я могу сделать…
   – Мы расследуем убийство. Вы разговариваете с полицией…
   – А мы – воинская часть. Через неделю мы отправляем восемьсот человек в Афганистан, где они будут рисковать своей жизнью ради нашей страны. Я не разрешу выпустить за пределы части ни единого документа, который хотя бы на секунду поставит под удар их безопасность. То, что я могу вам дать, вы получите через Согарда. А теперь…
   Он поднялся из-за стола, протянул руку. Странге тотчас подскочил, пожал ее.
   Еще один бывший солдат, догадалась Лунд. Что неудивительно, ведь в Дании существует воинская повинность. Почтение к старшему по званию, вырабатываемое за время службы в армии, оставалось в человеке потом на всю жизнь.
   – Если вы не возражаете, я хотел бы лично оповестить своих солдат о случившемся, – сказал Ярнвиг.
   Лунд достала из папки портрет Драгсхольм, сделанный недавно.
   – Вы знаете эту женщину? – спросила она.
   – Нет, – ответил Ярнвиг, ни на миг не задумавшись.
   – Ее имя – Анна Драгсхольм. Она консультировала Министерство обороны. Возможно, выполняла какую-то работу и для вашей части.
   Он передал фотографию Согарду, тот едва взглянул и тоже покачал головой.
   – Мы хотели бы поговорить с теми, кто хорошо знал Мюга Поульсена, – сказал Странге.
   Ярнвиг кивнул:
   – Понимаю. Его командир проводит вас. – Он вручил полицейским свою визитку, велел Согарду сделать то же. – Крайне важно, чтобы полиция четко видела нашу позицию. Это печальное происшествие вызовет беспокойство и тревогу, а моим людям перед опасным заданием нельзя отвлекаться. Все мероприятия или заявления, связанные с этим делом, должны быть заранее согласованы со мной или майором Согардом. Надеюсь, вам ясно.
   – Разумеется, – тут же согласился Странге.
   Лунд забрала портрет Анны Драгсхольм и ничего не сказала.
 
   Командиром отряда Поульсена был лейтенант Саид Биляль – молодой и печальный офицер, выросший в Дании, если судить по произношению, но выращенный родителями-иммигрантами, если судить по его внешности.
   Биляль отвел их в комнату Поульсена, которую с ним делили еще семеро солдат. Кровати в два яруса, немного личных вещей – она была почти такой же голой и безликой, как и помещение клуба ветеранов, где он умер.
   – Большинство сейчас разошлись по домам, – сказал Биляль, показывая им комнату. Он кивнул на узкую кровать у окна. – Спал он тут, когда был на дежурстве. – Затем он прошел к высоким металлическим шкафчикам. – Это его шкаф.
   Лунд открыла дверь. Одежда, обувь, белье. Фотографии девушек в бикини.
   – Вы хорошо его знали? – спросил Странге.
   – Не совсем. – Биляль стоял у кровати хмурый. У него были очень темные волосы и лицо скучающего подростка. – Никто его не знал. Он ни с кем особо не общался.
   – И при этом занимался делами ветеранского клуба, – заметила Лунд.
   Биляль кивнул:
   – Да, думаю, ему нравилось помогать людям, которые ушли из армии.
   – Когда вы видели его в последний раз? – спросил Странге.
   Лунд снова открыла дверцу шкафчика, стала перебирать содержимое.
   – Вчера утром, на построении.
   – А потом?
   – Нет. Остаток дня у них был свободен.
   Странге продолжал задавать вопросы один за другим:
   – Когда он решил снова поехать в Гильменд?
   Биляль подумал пару секунд, потом сказал:
   – На прошлой неделе. Вскоре после того, как подписал контракт.
   – Это было внезапное решение?
   – Я так не думаю.
   У Странге зазвонил мобильный телефон. Лунд просматривала расписание Поульсена: обучение, медицинское освидетельствование, спортивные тренировки. В день убийства стояла сделанная от руки пометка: «Рабен».
   – Кто такой Рабен? – спросила она.
   Биляль обвел взглядом комнату, посмотрел в окно, потом, так и не встретившись с ней глазами, сказал:
   – Не знаю.
   – Разве это не кто-то из вашей части?
   – Я же сказал, что не знаю его.
   Странге закончил говорить по телефону.
   – Нашли типографию, где печатали листовки. Их доставили в книжный магазин в Нёрребро. Владелец – Аиша Оман.
   – Что-нибудь еще? – спросил Биляль.
   – Нет, – сказал Странге.
   Лунд закрыла дверцу шкафа.
   – Брикс говорит, нам следует съездить туда, – сказал ей Странге.
   – Хорошо, – ответила она и потом, остановившись перед Саидом Билялем, вежливо улыбнулась ему. – Спасибо за все.
 
   Начало одиннадцатого вечера, кабинет Бука. На столе кипы документов вперемешку с грязными картонками и использованными палочками для еды – Карина заказывала ужин в японском ресторане. Бук позвонил домой и сообщил жене, что теперь их семью будут охранять; новость ее не порадовала.
   И проект антитеррористического закона – то самое дело, ради которого он согласился на этот хлопотный пост, – оказался отброшен назад. Сначала Бук надеялся, что новости об угрозе террористов заставят Краббе и Аггер присоединиться к позиции руководства страны. Но, переместившись с задней скамьи парламента в правительство, он начинал понимать, сколь наивны были его убеждения относительно национального единства.
   – Они утверждают, что поддержат общую платформу… – проговорила Карина, закончив второй из двух долгих телефонных звонков.
   – К черту общую платформу. Законопроект они поддержат?
   – Сначала они хотят узнать, как продвигается расследование, министр.
   – Ради бога, зовите меня Томас.
   – Не могу, – улыбнулась она. – Это неудобно. И вам не следует обращаться к Плоугу по имени, он чувствует себя неловко.
   Бук доел последние суши.
   – Хотите, я закажу чего-нибудь еще?
   – Нет, я не хочу выглядеть в ваших глазах обжорой. Почему здесь все такие чопорные?
   В ее глазах зажглись лукавые огоньки.
   – Такова госслужба, ничего не поделаешь.
   – Зовите меня Томасом, хотя бы когда никто не слышит.
   – Нет. Извините.
   – Это смешно. Значит, сегодня мы не дождемся соглашения?
   – Сначала мы должны проинформировать их о новостях в расследовании.
   Бук смял свою салфетку в шар и прицельно бросил в урну. Был очень доволен тем, что попал в самый центр.
   – Плоуг был прав, – сказал он. – Они только и ждут случая, чтобы поиграть в политику. Краббе потребует чего-нибудь нового, Аггер тоже, а может, попытается как-то очернить нас. Ладно, попробую еще раз. Посмотрим, удастся ли мне достучаться до их совести.
   Карина рассмеялась, и у него потеплело на душе. Она казалась слишком молодой, чтобы работать до ночи в скучных кабинетах.
   Он позвонил Краббе.
   – Вы хотели поговорить со мной.
   – Насколько серьезна ситуация?
   – Сейчас я не могу сказать ничего определенного. Важно, чтобы мы действовали заодно…
   Его прервала трель другого телефона. Карина ответила на звонок, замахала Буку рукой.
   – Секундочку, – сказал он Краббе и прикрыл трубку ладонью.
   – Полиция узнала, кто создал веб-сайт для видеоролика, – сообщила она.
   Он кивнул, вернулся к Краббе:
   – Давайте встретимся завтра утром, и я расскажу вам все, что знаю.
   – Почему не сейчас?
   – Потому что я занят. Вам такое не приходило в голову?
   – По-видимому, мы не сработаемся.
   Томаса Бука эти слова задели за живое.
   – Надеюсь все же, что у нас получится, во имя общего блага. Значит, завтра в восемь. Я бы хотел, чтобы Аггер тоже присутствовала.
   – В восемь, – подтвердил Краббе и отключился.
 
   Дом стоял на берегу озера, рядом с мостом Королевы Луизы. На первом этаже обычная забегаловка – пицца и кебаб, над ней и за ней – квартиры, всего около пятнадцати. Они обходили дверь за дверью и добрались уже до третьего этажа.
   – Где же тут книжный магазин? – ворчала Лунд.
   По лестнице поднималась молодая женщина ближневосточной внешности в фиолетовом хиджабе.
   – Здравствуйте, – сказала Лунд, доставая удостоверение. – Мы ищем Аишу Оман.
   Следом за женщиной шел мужчина с младенцем на руках. Муж, решила Лунд.
   – Вы ошиблись, – сказал он. – Здесь живем мы.
   – У нее должен быть книжный магазин.
   Мужчина на секунду задумался, потом предположил:
   – Может, на первом этаже? За пиццерией. Кажется, там кто-то занимается книгами.
   – Кто? – спросил Странге.
   – Кодмани. Сегодня я его не видел.
   – А его жена? – спросила Лунд.
   – Она умерла пару лет назад.
   Лунд посмотрела на Странге:
   – Вы же туда звонили?
   – Ну да. Никто не ответил.
   Она спустилась по лестнице, нашла кнопку звонка, нажала один раз. Подождав несколько секунд, снова вдавила кнопку большим пальцем и не отпускала ее, слушая, как за дверью разливаются трели. Никакой реакции изнутри.
   Они отошли, осмотрели дом. Внутри горел свет, где-то играла музыка. Лунд глянула на Странге, подняв бровь, но ничего не сказала, просто ждала. А потом со стороны наблюдала, как он одним ударом вышиб дверь и с криком ворвался в квартиру, держа пистолет на изготовку. По крайней мере в этом он был хорош.
   Везде горел яркий свет, на стенах висели ковры с восточными узорами. Помещения отделялись друг от друга занавесками из бисера. Из прихожей видна была гостиная и маленькая опрятная кухня.
   Раздались шаги. Пистолет дернулся в ту сторону. Из-за бисера вышел высокий, плотный человек с густой черной бородой и закричал на них сначала на каком-то иностранном языке, потом на датском.
   – Мои дети уже спят. Что это? Чего вам надо?
   Маленький мальчик, лет восьми или девяти, выглядывал из-за его спины, цепляясь за длинную белую рубаху отца. В глубине квартиры показалась и девочка, чуть постарше, глаза на красивом личике горели ненавистью.
   Странге велел мужчине вытянуть вперед руки, ощупал его сверху донизу.
   – Вы Кодмани?
   – Что вы от меня хотите?
   Он перебирал правой рукой молельные четки.
   – Не надо бояться, – сказала Лунд детям. – Идите спать, все хорошо. – Потом она посмотрела на мужчину. – Кодмани, нам нужна ваша помощь. К вашим детям это не имеет отношения.
   При этих словах он немного успокоился, жестом велел детям возвращаться в свои комнаты.
   Ох уж эти большие старые дома, думала Лунд, оглядываясь. Сколько в них комнат, коридоров, поворотов.
   – Три месяца назад вы заказывали в типографии листовки, заказ был сделан на имя вашей жены, – сказала Лунд, когда дети скрылись за занавесками. – Зачем вы это сделали?
   Он гордо выпятил грудь. Точно так же, как мужчины в Рювангене, Кодмани считал, что женщины не имеют права задавать вопросы.
   – У вас есть ордер? Я знаю свои права…
   – Где вы были сегодня днем?
   – Я требую адвоката.
   – Зачем вам адвокат? – спросил Странге. – Вы совершили что-то плохое?
   – Я знаю свои права. – Он потряс перед ними длинным смуглым пальцем. – Я знаю, что вы не можете просто так вломиться в мой дом…
   Лунд смотрела на ковер на полу и протянутую вокруг него электропроводку. Провод был приделан кое-как вдоль плинтуса и скрывался рядом с тем местом, где стоял Кодмани.
   – Отодвиньтесь, – сказала она.
   Он не шелохнулся.
   – В сторону! – рявкнул Странге.
   Кодмани нехотя отошел в сторону. Лунд потянула за край ковра.
   По всей длине пола до самой стены, где был выступ для дымохода от неиспользуемого камина, тянулась дверца люка. Лунд взялась за ручку и дернула ее на себя.
   – Там моя кладовка! – заорал Кодмани злобно и испуганно. – Вы не имеете права… Покажите ордер…
   Лунд нашла выключатель, щелкнула им и спустилась по ступеням современной металлической лестницы. Внизу было тепло, душно и пахло сыростью. Лестница выходила в большую, практически пустую комнату, где лежали только трубы и какие-то инструменты. Но сбоку, из-за бисерной занавески, пробивался свет.
   Она вошла во второе помещение. Стол, аквариум, изогнутая лампа. Множество коробок со свежеотпечатанными листовками и постерами. Стопки одинаковых книг, на обложке которых крупный заголовок на английском языке: «Аль-Джихад». И ряды полок с компьютерным оборудованием, радиоэлектроникой, проводами, спутниковой тарелкой. На столе большой монитор.
   Лунд села за стол. На экране компьютера висела заставка, Лунд узнала эту фотографию. Мекка во время хаджа. Тысячи и тысячи паломников вокруг черно-золотого куба Каабы.
   Она пошевелила мышкой, пробудив компьютер. Вместо заставки на экране появилось единственное открытое окно, в котором Анна Драгсхольм, привязанная к креслу, произносила последние в своей жизни слова.
   Вернувшись наверх, она кивнула Странге.
   – У вас есть родственники, которые могут присмотреть за детьми? – спросила она у Кодмани.
   – А что?
   – А то, что вам придется расстаться с ними на некоторое время.

Вторник, 15 ноября 07:43

   Звуки машин за окном. Городской душный воздух. Она не сразу поняла, где находится. Затем Сара Лунд прошла в крошечную ванную комнату в квартире ее матери, чтобы подготовиться к новому дню.
   Марк вернулся к отцу, не оставив после себя даже маленького обрывка оберточной бумаги от подарков. Ее сын превратился в подростка, который сам наводит порядок. Как же все изменилось.
   Вибеке еще спала. Пока Лунд делала себе кофе с бутербродом, позвонил Странге.
   – Его зовут Абдель Хуссейн Кодмани. Вдовец. Марокканец.
   Она перешла в гостевую комнату. Там еще оставалась кое-какая одежда двухлетней давности: футболки, джинсы и свитера с Фарерских островов, которые она так любила. Глядя на них сейчас, она никак не могла вспомнить, почему не взяла их с собой в Гедсер.
   Странге перечислял все подробности, добытые за ночь:
   – В Копенгагене Кодмани шестнадцать лет. Это он обслуживал веб-сайт, на котором был размещен видеоролик.
   «Об этом я и сама догадалась», – подумала Лунд.
   Всего пару лет назад эти свитера что-то значили. Обещали жизнь, которой у нее никогда не будет на сельских просторах Швеции с Бенгтом Рослингом, где ей пришлось бы притворяться той, кем она не была.
   Лунд выбрала один плотный свитер толстой вязки. Но не почувствовала себя в нем комфортно – еще нет. Слишком много воспоминаний. Поэтому она заменила его на простой красный и влезла в чистые джинсы. Они оказались ей впору, то есть Гедсер на самом деле не изменил ее.
   – Выясняется, что Кодмани работал под разными именами.
   – В полицию уже были приводы?
   – Ни разу. В школе говорят, что он хороший отец. Очень дотошно относится к учебной программе своих детей. А здешние мусульмане считают его слегка чокнутым.
   Лунд молчала.
   – О чем вы думаете? – спросил Странге.
   – С чего вы взяли, что я думаю?
   – Это я уже научился различать.
   – Просто я подумала… если ты внедряешь террористическую ячейку, то разве поставишь во главе нее чокнутого?
   – Хм, ну да, – произнес Странге без особой убежденности. – Так, это были хорошие новости, а вот плохие: с нами хочет встретиться шеф службы безопасности. Он страшно зол. Они уже давно присматриваются к Кодмани. Мы его забрали, а они как раз ждали прибытия какой-то крупной рыбы.
   – Откуда нам было знать?
   – Сами спросите у них. Мы должны быть там в девять.
   И на этом разговор закончился.
   Вошла Вибеке. Она уже не выглядела так приветливо, как днем ранее.
   – Только не говори, что собираешься ночевать в гостинице.
   – Я не хочу тебе мешать. Не знаю, когда приду вечером…
   – Ты мне не помешаешь.
   Занимался солнечный, бледный день. Улица, на которой жила Вибеке, шла вдоль линии железной дороги, ведущей в Рюванген и затем в Минделунден. То есть в каком-то смысле дело об убийстве казалось местным, близким событием.
   – Тебе лучше взять запасной ключ. Я почти все время провожу у Бьорна. Нам с тобой еще надо обсудить субботу.
   Лунд собрала сумку, надела куртку.
   – А что в субботу?
   Вибеке возмущенно воззрилась на дочь:
   – Я выхожу замуж. Ты еще помнишь об этом?
   – Конечно помню, – солгала Лунд. – Я хотела сказать… что обсуждать про субботу?
   – Приезжают родственники Бьорна. Нас будет около тридцати человек. Пока помню, надо дать тебе ключ…
   Она подошла к столу и отыскала в ящике ключ на короткой ленте.
   – У тебя будет время пообедать с нами? Я бы хотела, чтобы ты поближе узнала Бьорна. Он чудесный. Такой добрый и забавный.
   Лунд взяла обычную резинку для волос, кое-как стянула волосы на затылке, даже не взглянув в зеркало.
   – Я бы очень хотела с вами пообедать. Но только не сегодня. Я буду занята. И еще я бы хотела увидеться с Марком.
   – Но ведь тебе все равно надо когда-то есть! – Вибеке сделала глубокий вдох. – У Бьорна есть очень приятный друг. Он гораздо младше его. Было бы замечательно, если бы ты познакомилась с ним.
   Лунд молча натягивала сапоги.
   – Ну что ж, – произнесла Вибеке удрученно. – Можно будет сделать это в другой день.
   С улицы раздался автомобильный гудок. Лунд выглянула в окно. Внизу, возле скамеек перед подъездом, стоял черный автомобиль Странге. Сам он стоял у водительской дверцы и через опущенное окно нажимал на сигнал рукой. Майер сделал бы так же, невольно подумала Лунд.
   – Мне пора, – сказала она матери. – И я обязательно пообедаю с тобой и Бьорном. Когда-нибудь.
   Вибеке стояла у окна.
   – Кто этот мужчина?
   – Ключ, мама.
   – Ой. – Она протянула дочери ключ. – Сара, я видела новости. Я знаю, что не могу расспрашивать тебя…
   – Не можешь.
   – Я же сказала, что знаю это!
   Лунд никогда не умела справляться в подобных случаях, но не догадывалась, что и матери они давались совсем не легко.
   – Не беспокойся за меня, – сказала она и прикоснулась к руке Вибеке на мгновение.