Хьюсон Дэвид. Вилла загадок

   – Возможно. Я не знаю, Ник. Не знаю. С тех пор прошло уже много времени.
   – И она так вам ничего и не сказала?
   В ее глазах была боль.
   – Увы! В таком возрасте подростки делают глупости и не желают это признавать. Я сама так себя вела. Она явно что-то скрывала. Я должна была это понять...
   Ее глаза затуманились.
   – Господи, какая же я была идиотка! Думала, что девочка ее возраста будет счастлива, проводя отпуск со своей матерью и ни с кем больше не встречаясь. Моя компания не так уж ей и подходит. В конце концов, большую часть времени я была от нее вдалеке. С чего бы ей особенно радоваться моему обществу? Какая самоуверенность с моей стороны!
   Помню, я сказала ей, что он настоящий подонок, – спокойнее продолжала Миранда. – Именно тот тип итальянца, которого следует опасаться. А она посмотрела на меня так, будто я болтаю чепуху. Словно я слишком старая. После этого мы некоторое время не разговаривали. Ждали, пока все забудется.
   Желая поскорее с этим покончить, Миранда принялась суетливо собирать фотографии.
   – Это ведь не он, правда? – спросила она.
   – Это может нам здорово помочь.
   – Как? Вы знаете, кто он такой?
   Коста колебался, сомневаясь, как далеко можно зайти. Перегнувшись через стол, он взял ее руку.
   – Миранда! Мы не все можем говорить, пока идет расследование.
   – К черту правила! Я ее мать. И это из-за меня она попала в такой переплет.
   – Не из-за вас! – повысил голос Коста. – Сюзи шестнадцать лет. Она уже не ребенок, за которым нужно следить двадцать четыре часа в сутки.
   Она покачала головой:
   – Вы ее не знаете. Не знаете меня. Не стоит делать выводы.
   "Это не жалость к себе, – решил он. – Скорее, ненависть".
   – Я знаю достаточно. Вы поступаете так, как в подобных обстоятельствах поступил бы каждый. Не стоит винить себя, пока...
   Это слово вырвалось у него нечаянно. Она пристально смотрела в пыльное окно, пытаясь удержать слезы.
   – Пока – что? Пока для этого нет причины?
   – Я не это имел в виду...
   Миранда молчала, стараясь успокоиться.
   – Кто он? – спросила она. – Вы можете хотя бы это мне сказать?
   – Сын того старика. Его зовут Нери. Мики Нери.
   Ник Коста встал, думая, что сделает Фальконе, когда узнает эту новость. День подходил к концу. Скоро станет совсем темно, а ночью такие операции проводить рискованно. Надо действовать. Времени осталось совсем немного.
   Она подошла, с надеждой всматриваясь в его лицо:
   – А что он за человек? Этот Мики?
   – Лучше и быть не может, – улыбнулся Коста. – По крайней мере для нас. Это не университетский профессор, не какой-то добропорядочный гражданин. Мики Нери бандит и сын бандита, причем не самый ловкий. Мы его знаем. И знаем, где он живет. Мы получим от него то, что нам нужно, Миранда...
   Требовались только ордера, а то, что она опознала Мики по фотографии, дает Фальконе стопроцентную гарантию их получить. После этого они смогут ворваться в большой дом на виа Джулиа, забрать Мики для допроса и постепенно разодрать в клочья всю империю Нери.
   Коста положил руку ей на плечо, пытаясь передать часть охватившего его радостного возбуждения.
   – Мы ее найдем. Я обещаю.
   Она отступила назад. В ее глазах все еще было сомнение.
   – Ох уж эти обещания!

* * *

   День подходил к концу. Прислонившись к перилам, Эмилио Нери стоял на террасе и смотрел на улицу, вдыхая доносившийся с Лунготевере смог. Во времена его детства Рим был почище и каким-то более цельным. За эти годы, как и во всем мире, здесь все изменилось к худшему. Когда он был молод, в такие вечера люди рука об руку прогуливались по чентро сторико^[30], наведывались в магазины или немного выпивали перед ужином. Теперь же они сновали повсюду, насколько позволяло уличное движение. Рим был еще не самым худшим местом. Когда он выезжал в Милан или Лондон, ему казалось, будто тамошние обитатели проводят всю свою жизнь, придавленные безликими бетонными глыбами. По крайней мере его родной город в самом своем сердце сохранил что-то человеческое. Нери еще был способен подниматься на Понте-Систо и испытывать прилив чувств.
   Увы, на это у него никогда не было времени. И никогда уже не будет. Эта часть его жизни навсегда осталась в прошлом. Теперь ему следовало обезопасить свое будущее и предать забвению репутацию.
   Повернувшись, он увидел поднимающегося по лестнице Мики. Мальчишка стоял возле горшков с анемичными пальмами, все еще страдавшими от холода. Он переоделся в такие же идиотские тряпки, как обычно, не подходившие ему по возрасту: джинсы раструбом и тонкий черный свитер на размер меньше нужного. Ему уже тридцать два, пора бы перестать изображать из себя подростка. К тому же он весь дрожал.
   Нери жестом подозвал его к себе, и они встали рядом возле железных перил. Положив руку на плечо сына, Нери взглянул вниз.
   – Ты всегда боялся высоты, Мики. Почему это?
   Бросив беглый взгляд на улицу, Мики хотел отступить, но огромная рука отца его остановила.
   – Не знаю.
   – Ты помнишь, что случилось с женой Уоллиса? Устав от страданий – по крайней мере я так думаю, – она выбросилась с пятидесятого этажа. Сначала рыдала у окна, а уже через минуту ее по кусочкам соскребали с тротуара. Интересно, что заставило ее это сделать? Может, чувство вины? Или же просто глупость?
   Нери подтолкнул Мики к железным перилам. Подтолкнул весьма решительно. Мальчишка попытался вывернуться, но отец прочно держал его в ловушке.
   – А знаешь, – сказал Нери, – иногда одна простая вещь решает все проблемы. У полиции будет тело. Они увидят, что там размазано на асфальте, и поднимутся, чтобы все выяснить. Это вполне может сработать.
   – Папа... – выдохнул Мики, тщетно стараясь освободиться.
   – Заткнись. А хочешь знать, почему ты боишься высоты? Я тебе скажу. Однажды, когда ты был еще совсем маленьким, вы с мамой страшно меня огорчили. Было лето, мы вот так же сидели здесь на террасе. В те дни я не разрешал держать в доме слуг, это все затеяла Аделе. Вообще у нее много идей – ну, я думаю, ты об этом знаешь. Так вот, тебе было года три или четыре, не больше, и ты начал кричать и визжать, потому что мать дала тебе не ту игрушку. А я лежал на старой плетеной кушетке, которой мы пользовались, пока не купили все эти модные вещи. И думал: "Черт побери, я весь день работал. Я содержу вас, паразитов, и что же получаю взамен? Одни крики и стоны". – Нери крепко сжимал плечо Мики и смотрел ему прямо в глаза. – Что, не помнишь?
   – Н-нет, – пролепетал тот.
   – А ведь должен помнить. Просто это слишком глубоко спрятано... – на миг он убрал руку и ткнул Мики пальцем в правый висок, – ...вместе со всем остальным дерьмом.
   – Я не... – выговорил Мики, и в этот момент старик своими сильными руками схватил его за шиворот и перегнул через перила, удерживая над мостовой, булыжники которой с такой высоты напоминали узор на крыльях бабочки "мертвая голова".
   Рванув вверх ноги Мики, Эмилио Нери заставил сына схватиться за его руку – как это было четверть века назад. Сейчас старик чувствовал себя таким же сильным, даже, может быть, еще сильнее. И полным хозяином положения. Они находились лицом к лицу, и оба отчаянно потели.
   – А теперь помнишь? – спросил старик.
   Из глаз Мики потекли слезы, его ноги болтались в пустоте, тщетно пытаясь найти опору. Нери уловил острый запах мочи.
   – Пожалуйста... – прохрипел Мики.
   – Я тут кое-что услышал, сынок. Одну сказочку, которая гуляет по этажам этого вонючего дома. Что ты трахаешь Аделе у меня за спиной. Люди вас видели. Люди вас слышали. Плюс все прочие вещи, о которых, как ты считаешь, я вообще не знаю. Разве ты не понимаешь, как это выглядит с моей точки зрения? Разве не понимаешь, как просто и легко мне будет тебя сейчас отпустить, чтобы твоя физиономия размазалась по мостовой?
   Мики издал невнятный звук.
   – Ты что-то молчишь, сынок. Не говоришь мне, что я не прав.
   Мальчишка закрыл глаза, потом снова открыл их – словно надеясь, что это всего лишь сон.
   – Ты не...
   Нери на миг ослабил хватку, голова Мики дернулась вниз. Мальчишка испуганно закричал, но тут же заткнулся – отец снова крепко его держал.
   – Ты не должен обманывать меня, Мики. Если я решу, что ты меня обманываешь, я просто тебя отпущу. Зачем мне сын, которому я не могу доверять?
   Мики только всхлипнул, но ничего не сказал.
   – Ну, расскажи мне, – спокойно произнес Нери. – Но прежде подумай. Насчет этой истории о тебе с Аделе. Это правда?
   Голова Мики бессильно моталась из стороны в сторону.
   – Ну, скажи хоть что-нибудь, – приказал Нери.
   – Это ложь. Это ложь!
   Нери задумчиво посмотрел на его испуганное лицо, затем перевалил обратно через перила. При этом Мики задел пару цветочных горшков, которые разбились о булыжники. Какой-то мужчина в темном костюме, услышав шум, вздрогнул и посмотрел вверх.
   – Тебе следует вести себя поосторожнее, – промолвил Нери и подал сыну платок. – Так можно и людей покалечить.
   По лицу Мики текли слезы, из груди вырывались короткие рыдания.
   – Зачем? Зачем ты это сделал? – воскликнул он. Нери пожал плечами.
   – Любой отец имеет право знать правду. Если бы ты сказал мне что-то другое, то уже валялся бы внизу. Надеюсь, ты это понимаешь?
   – Да, – прошептал он, и Нери едва не рассмеялся. Мальчишка и вправду думает, что вышел сухим из воды.
   – Я был тебе плохим отцом, – сказал он. – Пытался защитить тебя, вместо того чтобы научить быть жестким со всем этим дерьмом, с которым приходится иметь дело таким, как мы. Я слышал, что ты хотел бы принять участие в настоящем деле.
   – Да, – неопределенно промямлил Мики. Несмотря на слезы, его лицо приняло недовольное выражение. "Прямо как у матери", – подумал Нери.
   – Вот и хорошо. Это время настало.
   Расстегнув пиджак, Нери достал пистолет. Маленькую черную "беретту". Мики смотрел на него широко раскрытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова. Нери сунул пистолет ему в руки.
   – Возьми. Он не кусается, но я знаю, что он в рабочем состоянии.
   – Ч-что? – спросил Мики.
   – Тебе известны правила. В этих кругах ничего не достигнешь, пока кого-нибудь не пришьешь. Ты никогда не делал этого, сынок, – только дрался время от времени. Согласись, это не одно и то же. Будь со мной честным.
   – Да! – простонал Мики.
   Нери похлопал его по спине:
   – Тогда смотри веселей. Настало время мочить. Тут нет ничего сложного, все просто, как мычание. Входишь, ни слова не говоря целишься в голову и нажимаешь на спусковой крючок. Справишься?
   – Один?
   – Разве это проблема?
   – Нет, – запнулся он. – А кто это?
   Нери посмотрел на часы. Мысленно он был уже совсем в другом месте.
   – Всего лишь полицейский. Это лучшее, что я сейчас могу сделать. В следующий раз постараюсь найти тебе настоящего человека.

* * *

   На Верджиле Уоллисе был черный костюм с накрахмаленной белой рубашкой и черным галстуком – прямо как на похороны.
   – Я хотел бы увидеть тело Элеанор.
   – Я вижу, вы в трауре, – заметил Фальконе. – По кому? Вчера вы, кажется, посчитали, что это излишне.
   Д'Амато посмотрела на него со злостью. Возможно, и вправду грубо – так разговаривать с отставным гангстером. Но Фальконе это уже мало заботило.
   – Вчера вы застали меня врасплох, я не мог ясно мыслить. Надеюсь, вы никогда не узнаете, что это такое, инспектор. Много лет вы молитесь о том, чтобы узнать правду. А когда узнаете, сожалеете, что это случилось. Вам кажется, будто вы сами напророчили ее на свою голову.
   – Правды мы не знаем, – признался Фальконе. – Мы даже не на половине пути. К тому же не слишком многие нам помогают.
   Уоллис кивнул в знак согласия, но ничего не сказал.
   – Если мы разрешим вам увидеть тело, вам придется с нами поговорить, – вмешалась д'Амато. – С нами обоими. – Уоллис бесстрастно кивнул. – Хотя не думаю, что вам есть чем торговаться. Хотите, чтобы я позвонила адвокату?
   – Ему не потребуется адвокат, – сказал Фальконе. – Пока не потребуется.
   Они спустились вниз и направились в соседнее здание, где располагался морг. Сейчас там находился дежурный ассистент, низенький темноволосый мужчина с "конским хвостиком". До сих пор Фальконе его не видел и решил, что ничего не потерял. Сильвио ди Капуа, а также остальные члены бригады патологоанатомов все еще находились у Верчильо, пытаясь в отсутствие Терезы Лупо во всем разобраться. Кажется, это была нелегкая задача – не хватало людей, не хватало таланта.
   Услышав, о чем идет речь, служащий морга кивнул:
   – Мы выделили для этого место. Тереза предупредила, что там требуется особое обращение. Говорят, она немного того? Неужели это правда?
   – Давайте показывайте! – рявкнул Фальконе.
   "Конский хвост" повел их по коридору, неумолчно стеная:
   – Господи, вот же неприятность! Неужели Монашка поставят на хозяйство? Поймите меня правильно – он неплохой парень и знает свое дело. Но как начальник... Вы бы посмотрели, что делается у него в шкафчике!
   Они зашли в одну из комнат. Там на секционном столе лежал коричнево-красный труп Элеанор Джеймисон, окруженный каким-то оборудованием, напоминавшим некую систему жизнеобеспечения, слишком поздно приведенную в действие. Стоявшие на полу металлические треножники обвивали прозрачные пластмассовые трубки, в свою очередь питавшие целую сеть трубочек и насадок, через которые в тело поступал раствор, необходимый для его сохранности. Остро пахло химией, и у Фальконе сразу запершило в горле.
   – Не спрашивайте меня, что тут происходит, – продолжал ассистент. – Людей не хватает. Тереза сама тут все организовала. Какой-то ученый из Англии по электронной почте прислал ей рецепт. Сказал, что иначе эта штука съежится, словно старые туфли.
   – Вон! – рявкнул Фальконе, и "конский хвост" как ветром сдуло.
   Не сводя глаз с тела, Уоллис присел в углу комнаты. На Элеанор все еще было одеяние из мешковины. Вскрытия пока не начинали. Фальконе и сам понимал, что в обозримом будущем ее лучше не трогать. Этот странный, наполовину мумифицированный труп был явно не по зубам Сильвио ди Капуа. Следовало либо звать кого-то со стороны, либо убедить Терезу Лупо снова выйти на работу. Что лучше, Фальконе не знал. Эта женщина слишком много болтала, и только квалификация позволяла ей сохранить за собой место. Тем не менее дело пойдет быстрее, если им не будут мешать.
   Д'Амато села рядом с Уоллисом, Фальконе опустился в кресло по другую от него сторону. Помещение выходило на улицу, сквозь крошечное окно сюда доносились звуки обычной римской жизни: шум машин, голоса, музыка и гневные гудки автомобилей. Несмотря на множество расследованных дел об убийстве, Фальконе всегда чувствовал себя в морге неуютно. И дело было даже не в трупе как таковом. Просто смерть отделяла здесь от жизни лишь тонкая занавеска, ее присутствие оставалось незаметным – не считая тех, кого она непосредственно коснулась.
   Взглянув на Ракеле д'Амато, он знаком предложил ей начинать. Эх, если бы можно было получить ответы на те вопросы, которые его сейчас мучили! Д'Амато весьма искусно ввела ДИА в это расследование. Дело облегчалось тем, что она и ее коллеги знали гораздо больше полиции. Не обошлось и без утечки информации, причем д'Амато утверждала, что она идет именно из полиции. Возможно, Ракеле права. Все знали, что в полицейском участке есть продажные полицейские. Тем не менее Фальконе раздражало, что никто не задавал ДИА подобных неудобных вопросов. Неужели д'Амато не приходит в голову, что информация может утекать из ее собственной организации? А если да, получается, что она водит его за нос. Это улица с односторонним движением – подобно тем личным отношениям, которые у них когда-то были. Он снова оказался в невыгодном положении, и это его сильно угнетало.
   – Мистер Уоллис! – заговорила она. – Мы все время бродим в темноте. Нам почти ничего не известно. Мотив. Точное время. Даже, пожалуй, место преступления. Как вы думаете, что там случилось?
   Уоллис покачал головой:
   – Почему вы меня об этом спрашиваете? Вы же сами сказали, что я вне подозрений.
   – У вас должны быть какие-то соображения.
   – Неужели? – удивился Уоллис. – Из чего же это следует?
   – Эмилио Нери как-то был с этим связан? – спросила д'Амато. – Насколько хорошо он знал Элеанор?
   – Нери? – Он помедлил. – Это имя мне знакомо. Но вы должны спросить у него.
   – Вы же вместе выезжали на отдых, – напомнила она. – В Сицилию. Не надо с нами играть. Там были Нери и его сын. Кто еще?
   – Черт возьми, это же было очень давно! Я уже не помню.
   Фальконе вздохнул.
   – Я надеялся, что вы нам как-то поможете. Вчера я говорил – пропала еще одна девушка, при очень похожих обстоятельствах. Мы уверены, что ей грозит опасность.
   Уоллис немного подумал.
   – Но это полная бессмыслица. Вначале вы сказали, что не знаете обстоятельств смерти Элеанор. Теперь говорите, что другая девушка находится в том же положении. Не понимаю – где здесь правда?
   – Некогда валять дурака! – отрезал Фальконе. – Нам нужна ваша помощь.
   Уоллис не отрывал глаз от трупа, яркого и блестящего под струями вонючей жидкости.
   – Я ничего не знаю о другой девушке.
   – А как насчет матери Элеанор? – очень осторожно, наблюдая за его реакцией, спросила д'Амато. Уоллис слегка вздрогнул. – Вашей жены. Разве вы не хотите, чтобы в отношении нее свершилось правосудие?
   – Ее мать сама лишила себя жизни, – ответил он. – Ее никто не заставлял.
   – А у вас нет чувства сожаления? – спросила она. – Чувства... ответственности?
   – Она умерла потому, что захотела умереть. – Слова давались ему с трудом. Д'Амато явно нащупала болезненную точку.
   – Мой вопрос ее не касался. Я просто поинтересовалась, что вы чувствуете.
   Уоллис посмотрел на часы, глаза его стали стеклянными.
   – Это я не хочу обсуждать.
   Фальконе увидел, как напряглась д'Амато. Такая решимость полезна для работы. Именно это им сейчас и нужно. Хотя за прошедшие годы она явно изменилась. Женщина, которую он помнил, женщина, которую он, возможно, некогда любил, не так хорошо владела своими чувствами.
   – Вы их любили? – спросила она. – Ведь Элеанор не была вашей дочерью. Жена вас оставила. Любили вы их в тот момент? Когда ваш брак уже вроде распался?
   Услышав вопрос, Уоллис словно очнулся.
   – Вы очень настойчивы. Скажу вам только одно – они меня изменили. До этого я был тем, кем был. Они увидели во мне нечто такое, чего я сам в себе не видел. Взамен я научился их любить, но и обижаться тоже. Такой, как я, не должен изменяться. Это плохо для бизнеса. И усложняет отношения с хозяевами.
   Фальконе взглянул на тело:
   – Это могли сделать ваши хозяева?
   – С кем, по вашему мнению, я общаюсь? – неожиданно разозлился он. – Боже мой, она ведь была еще ребенком! Почему же... – Он запнулся, его голос дрогнул. – Это мое личное дело. Я больше не собираюсь об этом говорить. Вас это не касается. Мне нечего вам сказать.
   – Где вы были сегодня утром? – прямо спросил Фальконе.
   – Дома, – немедленно ответил тот. – Со своей домоправительницей.
   – А ваши коллеги? – подключилась д'Амато.
   – Какие коллеги?
   Она достала свой блокнот и зачитала несколько имен.
   – У нас есть список ваших знакомых. Людей одного с вами круга. Они прибыли в Рим вчера.
   – Да-да!
   Они ждали продолжения.
   – Все дело в гольфе, – заявил Уоллис. – Не все же новости плохие! Мы встречаемся раз в год, весной. На воскресенье у нас запланирован раунд в Кастельгандольфо и обед. Если хотите, позвоните им и проверьте. Они подтвердят. Этой традиции много лет. С тех пор как я впервые приехал в Рим, это стало ежегодным мероприятием для старых друзей, если хотите, для старых солдат. Отставных солдат. Вы играете в гольф, инспектор?
   – Нет.
   – Жаль. – Он выдержал паузу, чтобы придать своим словам побольше веса. – Я-то считал, что полицейские неплохо обращаются с дубинками. Это же ваш способ общения с людьми.
   – Не у всех, – ответил Фальконе. – А вы так и не спросили...
   – О чем?
   – Почему мне нужно знать, где вы были сегодня утром.
   Уоллис заерзал на стуле. Ему не понравилось, что его так легко поймали. "Пожалуй, – подумал Фальконе, – я впервые так удачно застал человека врасплох".
   – Я надеялся, что вы сами мне сообщите, – неуверенно проговорил Уоллис.
   – Убит бухгалтер Нери, человек по имени Верчильо.
   Тот даже глазом не моргнул, обратив к инспектору мрачное, бесстрастное лицо. И Фальконе вдруг представил, какое сильное впечатление некогда производил Уоллис.
   – Инспектор, неужели я похож на убийцу бухгалтеров? Неужели вы и правда думаете, что, занявшись подобными делами, я начал бы с этого?
   – Никаких войн! – предупредил его Фальконе. – Послушайте, я не хочу, чтобы на наших улицах разыгрывались баталии. Если вы собираетесь драться, занимайтесь этим в другом месте и постарайтесь, чтобы никто больше не пострадал.
   – Войн? – с усмешкой переспросил Уоллис. – А кто говорит о войнах?
   – Это я так, к слову, – сказал Фальконе, понимая, как нелепо звучат его слова.
   – Что значит "к слову"? – наклонился к нему американец, его дыхание отдавало чем-то сладким. – Все вполне очевидно. Вы должны это знать, инспектор, да и все остальные тоже. Война – естественное состояние человечества. Это мир и гармония нам чужды, вот почему так чертовски трудно создать их из всего этого дерьма. К войнам я теперь не имею отношения – ни здесь, ни где-нибудь еще. Что же касается остальных... – он с сожалением развел руками, – они могут считать иначе. Но это уже не мое дело.
   – А если войной пойдут на вас? – спросила д'Амато.
   Он улыбнулся:
   – Ну, тогда я буду надеяться, что полиция меня защитит.
   "Пожалуй, – подумал Фальконе, – следующий вопрос нужно задавать прямо в лоб".
   – Я уже говорил с Эмилио Нери, и он предложил спросить у вас, что произошло с Элеанор Джеймисон. Кажется, он считает, что ваши отношения... выходили за рамки связей между отчимом и падчерицей.
   Уоллис на миг закрыл глаза и издал тихий, невнятный звук.
   – Он предположил, что вы были с ней близки. Я вынужден спросить вас, мистер Уоллис, – так ли это?
   – Вы верите такому мерзавцу, как он? – тихо проговорил Уоллис. – Считаете, что такой человек скажет вам правду, даже если ее знает?
   – Я думаю, что он знает больше, чем говорит. То же самое я думаю о вас.
   – Что вы думаете обо мне – ваше личное дело.
   Фальконе достал фотографию из принесенной с собой папки: Элеанор и Барбара Мартелли с группой поклонников. Обе одеты, Элеанор явно не знает, что случится потом.
   – Что это? – пристально глядя на снимок, спросил Уоллис.
   – Мы считаем, что это снято незадолго до убийства Элеанор.
   – Откуда вы это взяли?.
   – Я не могу это обсуждать, – сказал Фальконе. – Это вещественное доказательство. Вы знаете этих людей? Знаете, что это за... мероприятие?
   – Нет, – немедленно ответил тот.
   – А вторая женщина? Вы ее знаете?
   – Нет.
   Фальконе взглянул на Ракеле д'Амато. Задача оказалась слишком сложной. Уоллис повел себя неправильно. Лучше бы он ответил на заданные вопросы.
   – Эта фотография хоть что-нибудь для вас значит? – спросил он. – Если мы не ошибаемся, через несколько часов она была уже мертва. Возможно, ее убил один из этих людей. Вы действительно не знаете никого из них?
   Уоллис указал на одну из фигур.
   – Его я знаю. И вы тоже. Он был вашим коллегой. Кажется, его фамилия Моска?
   – Откуда он вам известен? – спросила д'Амато.
   – Насколько я помню, познакомился на какой-то вечеринке, – пожал он плечами. – Только и всего.
   Фальконе взял в руки фото:
   – Вроде этой? Вы представляете, где Элеанор провела свои последние часы? Догадываетесь, что там происходило?
   Он взял еще несколько фотографий. Барбара и Моска, совокупляющиеся на полу в чем мать родила.
   – Я провожу время по-другому, – холодно сказал Уоллис. – И тогда проводил иначе. И я не верю, что Элеанор могла пойти в такое место добровольно, зная, что ее там ожидает. У вас есть ее снимки подобного рода, инспектор?
   – Нет, – признался Фальконе. – Что само по себе интересно. Теперь вы видите, в чем моя проблема? Предположение о том, что Элеанор в один прекрасный день просто вышла из вашего дома и исчезла, была случайно похищена неким совершенно незнакомым ей человеком, оказалось неверным. Фотография сделана незадолго до ее смерти. Там она находится в обществе людей, которые вращались в знакомых вам кругах. Преступных, полицейских. Словно она... – он помедлил, уверенный, что сейчас заденет его за живое, – принесена в дар.
   – Интересная мысль, – кивнул Уоллис. – Но это подразумевает, что люди, принявшие ее в дар, должны были предложить что-то взамен. Кому? Только не мне. Тогда кто бы это мог быть?
   – Мы можем провести по результатам вскрытия анализ ДНК, – сказал Фальконе. – Сейчас я могу об этом только просить, но нам очень поможет ваш образец. Наши криминалисты готовы все это сделать прямо сейчас. Всего один момент. Мазок из полости рта. Или волос, если вам это больше нравится.
   – ДНК? – Он даже не моргнул. – Вы хотите сказать, что после стольких лет это принесет какую-то пользу?
   – Возможно. Для вас это проблема?
   – Скажите, что вам нужно. – Уоллис пристально смотрел на тело. Они понимали, что наступает заключительный акт. – Того, что я увидел, вполне достаточно. Я не хочу больше отвечать на ваши вопросы. Вы дадите мне знать, когда можно будет заняться похоронами?