Хьюсон Дэвид. Вилла загадок

   "Одна пилюля сделает тебя больше", – пела она низким, хрипловатым голосом, звучавшим словно наваждение.

* * *

   – Он предлагает мне что?
   Эмилио Нери не поверил своим ушам. Видно, он недооценивал мальчишку. Было уже почти восемь тридцать. Проведенной в одиночестве ночью он прекрасно выспался, а в подвале конспиративной квартиры, расположенной на Авентинском холме, только что хорошо позавтракал. Ее выбрал Бруно Буччи – сам Нери уже и забыл, что у него есть такой дом. По радио и телевидению вовсю полоскали его имя, называя главным виновником вчерашнего взрыва. Одна из газет даже назначила награду тому, кто поможет его выследить. Все это его не беспокоило. Буччи – хороший парень и неплохо справился со своим домашним заданием. Он заплатил кому надо, запечатав рты тем, кто о себе не забывает. Албанская группировка собиралась в конце дня вывезти Нери из страны. К полуночи он будет в Северной Африке. А еще через пару дней осядет в Кейптауне и проведет там небольшой отпуск, готовясь к путешествию через Атлантику в свой новый дом. Как только он окажется вдали от родных берегов, никто его уже не достанет. Деньги подмажут дорогу – от одного чуткого государства к другому.
   Но тут неожиданно возникло небольшое искушение, и Эмилио Нери, едва о нем услышав, сразу понял, что не в силах отказаться от предложения, сделанного Мики.
   – Повтори мне еще раз, – попросил он. – Чтобы я понял, что не сплю.
   Буччи скривился – идея не нравилась ему с самого начала.
   – Если вы его простите и оставите жизнь ему и Аделе, он на блюдечке преподнесет вам Уоллиса. Он просто хочет получить деньги, вот и все. И некоторые гарантии.
   – Гарантии? – Покачивая головой, Нери вразвалочку расхаживал по комнате. – Позови его к телефону, вот что, я поговорю с мальчиком и дам ему гарантии. И почему он не позвонил прямо мне? Разве я ему не отец?
   – Он не будет говорить с вами, босс. Он на вас злится. Считает, будто вы приказали Тони Мартелли его прикончить. Он расценил это как оскорбление или что-то в этом роде.
   – Нуда, – засмеялся Нери. – Может, он и прав. Но ведь Мартелли мертвый, а он живой. Так где же теперь это оскорбление? И сколько он хочет?
   – Хочет войти в долю, – мрачно сообщил Буччи. – Десять процентов от всего, что будет.
   Нери весело похлопал его по щеке:
   – Ну, не надо так грустить, Бруно! В будущем много чего может случиться. Будь реалистом. Мы же не на камне договор высекаем, верно?
   – Как хотите, босс.
   "Бруно Буччи сказал уже достаточно, – подумал Нери. – Это начинает раздражать".
   – Тебе об этом что-нибудь известно? – спросил он. – Что, Мики трахает эту девчонку на стороне? Говори откровенно – я-то на тебя не злюсь.
   Буччи повел широкими плечами, словно оскорбившись.
   – Нет. Вы бы первым узнали об этом. Он же всегда готов. Вот дурак! Зачем с этим связываться? Какой в этом смысл?
   – В хрене весь его смысл. Некоторые вещи никогда не меняются.
   Буччи вздохнул и посмотрел на Нери понимающим взглядом:
   – Идиот...
   – Не будь таким неблагодарным, Бруно. Когда обо всей этой ерунде станет известно, ты будешь неплохо выглядеть. Никому не нужны дурацкие сюрпризы. Ты получаешь мой бизнес. Я ухожу на покой. А этот черный ублюдок Верджил Уоллис распрощается с жизнью, что станет хорошим уроком для всех, кто надеется в будущем шутить шутки с этим домом. Понятно?
   – Конечно. – Но вид у Буччи оставался невеселый. – Послушайте, босс. У нас масса хороших планов. Я вывезу вас из страны – нет вопросов. Но если мы начнем заниматься такими проблемами, то я не знаю...
   – Ты справишься, – улыбнулся Нери.
   – Почему бы мне самому или одному из ребят не заняться Уоллисом? Мы сможем о нем позаботиться.
   – Ну да, – усмехнулся Нери. – И об Ад еле с Мики тоже. Думаешь, я дурак?
   Буччи молчал. Нери похлопал его по плечу:
   – Послушай, я и сам бы так поступил. Черт побери, да ты все равно это сделаешь, когда меня здесь уже не будет – самих себя-то обманывать не стоит. Но у меня есть старые счеты с Верджилом Уоллисом. Есть и кое-какие личные вопросы, на которые я хочу получить ответ. Он замочил моего бухгалтера. Отдал ДИА все мои бумаги. Это благодаря ему я должен теперь уйти на покой. И теперь я хочу его немного отблагодарить. Понятно?
   – Я понимаю. Но стоит ли так рисковать?
   – Стоит! – отрезал Нери. – Очень даже стоит. Кроме того, когда ты все планируешь, риска никакого нет. Разве я не прав? – Буччи смотрел на него странным взглядом. И Нери не понимал, о чем он думает. – Разве я не прав, Бруно?
   – Я никогда ни о чем не просил вас, босс. А сейчас хочу попросить. Только один раз. Давайте будем придерживаться первоначального плана. Никаких отвлечений. Наслаждайтесь отдыхом, а я обо всем позабочусь.
   Нери мог бы ему уступить, отказавшись от задуманного. Но он зашел уже слишком далеко, и Буччи, как он догадывался, тоже это понимал.
   – Я все еще здесь хозяин! – рявкнул Нери. – Ты будешь делать то, что я скажу. Человек должен оставить о себе память. Вчера вечером кое-что уже было сделано. Теперь настала очередь Уоллиса. Это мой долг, Бруно. Не шути с этим.
   Буччи пробормотал что-то невнятное.
   – Так когда же мы с этим покончим? – спросил Нери. – И где?
   – Он должен нам перезвонить.
   Эмилио Нери подумал о своем сыне. И Ад еле. Возможно, это все ее шутки. Возможно, она вот так пыталась убедить Мики, что он может устроить с ней свою жизнь. И станут прекрасной парой. А перед Рождеством она бы трахалась с шофером.
   – Знаешь, тут есть кое-что, чего я не понимаю, – сказал Нери, обращаясь больше к себе, нежели к Бруно Буччи. – Как, черт возьми, Мики уговорил Уоллиса так подставиться? Через столько лет? Он что, поглупев под старость?
   – Может, он тоже подумывает уйти на покой, – предположил Буччи. – И хочет все утрясти.
   – Ну, на покой-то он уйдет, – усмехнулся Эмилио Нери. – Это уж точно.

* * *

   Они обнимают друг друга на влажной, холодной кровати. Его блестящие, с расширенными зрачками глаза скользят по комнате, которую он не желает видеть. Она следит за ним, улыбаясь и о чем-то размышляя; он ощущает ее дыхание на своей коже.
   Он смотрит ей в глаза, и только теперь, окончательно завладев его вниманием, она вдруг начинает говорить – новым, низким голосом, который словно принадлежит кому-то другому:
   – Каждое доброе дело нуждается в свидетелях, Ник. Каждое преступление должно быть наказано. А без этого...
   Он смеется, не в силах сдержаться, не в силах поверить в ее слова.
   – Вызови полицию, – говорит он. – Для этого мы и существуем.
   Она прижимается к его груди своим стройным, тугим телом. Ее сильные пальцы впиваются в него, заставляя взглянуть ей в глаза. Затем она поворачивает его голову, и он снова видит фигуры на стенах – сплетающиеся между собой, смеющиеся, болтающие на каком-то незнакомом языке. Он закрывает глаза.
   Откуда-то из глубины, которую он не в силах пронизать взглядом, доносится голос, грубый и резкий, вырывающийся из уст безумной маски.
   – Смотри, козел, – говорит он, – наконец-то до тебя дошло.
   Он понимает, что не произносит этих слов вслух. Из-за деревянной двери доносятся какие-то звуки. Люди, события – возможно, они реальны, а возможно, это лишь воспоминания, тени прошлого, которые просочились в настоящее.
   – По-моему, – говорит она, – здесь когда-то побывала одна девушка. Много лет назад, но не так давно, чтобы об этом забыть. Молодая девушка. Были и другие. Но эта девушка была особенной.
   – Все они особенные, – бормочет он.
   – Она была красива.
   – Все красивые. До известной степени.
   Грубый голос хохочет из-за маски, в нем слышится насмешка.
   Горячее дыхание обжигает его, поток слов в голове превращается в образы. Он видит их в своем воображении. Обе стоят к нему спиной, в смиренной позе школьниц. Длинные светлые волосы спадают по стройным плечам на холщовые мантии. Юные шеи увивают гирлянды цветов, другие, поменьше, венчают светлые головки. Гвоздики символизируют любовь, лилии – смерть. Их запах наполняет комнату, резкий и насыщенный, но за ним ощущается что-то еще – наркотический дурман, проникающий в самые отдаленные уголки сознания.
   Одна из них поворачивается, и он видит Барбару Мартелли, на шестнадцать лет моложе той женщины, которую он знал. Длинные локоны ниспадают до самой талии, на улыбающемся лице отражается радость встречи.
   Барбара открывает рот, но Ник ничего не слышит. Она предназначена в дар. Он понимает это по ее виду, по тому, как она стоит, как манит к себе, и что-то в лице Барбары говорит ему о том, что она тоже это знает.
   Ее загорелые руки, все еще по-девичьи округлые, тянутся вперед в ожидании мужского прикосновения и того дара, который оно с собой несет.
   "Барбара знает, – думает он. – Барбара хочет".
   К его уху прижимаются губы Миранды, жаркие и влажные.
   – Смотри, – шепчет она.
   Вторая девушка поворачивается, и он чувствует, что сердце останавливается и становится нечем дышать.
   Перед ним стоит Элеанор Джеймисон, живая и улыбающаяся. Миранда права. Она красивее любой из них, и дело тут не только в ее внешности. Из глаз ее льется наивный, неземной свет невинности, который хочется притушить, потому что он слишком ярок. В этом кроется ее гибель. При виде этого огня мужчины, а может быть, и женщины захотят лишить ее этой силы, да и самой жизни. Но она этого не понимает. Просто улыбается и манит к себе.
   – Она ничего не знает, идиотка! – гремит голос. – Она ничего не понимает.
   Элеанор Джеймисон открывает свой прелестный рот и улыбается.
   У нее красно-коричневые зубы. Ее широко раскрытые, невидящие глаза так же мертвы, как и зловонные воды Тибра.
   В ее горле что-то сверкает, отливая серебром и золотом. Монета, предназначенная для перевозчика.
   За ее спиной в тени кто-то движется.

* * *

   Прочитав отчет из лаборатории, Верджил Уоллис добрых пять минут сидел молча. По знаку своего шефа Перони вышел, якобы за кофе, чтобы узнать, нет ли новостей. Люди, прочесывавшие город, пока ничего не нашли. Мики Нери, кажется, все хорошо организовал.
   Вернувшись, Перони незаметно покачал головой и поставил перед американцем чашку кофе. У Уоллиса в глазах стояли слезы, он вытер их тыльной стороной ладони.
   – Простите, – наконец сказал он. – У вас тут полно сюрпризов.
   – Слишком много, – подтвердил Фальконе. – А вы разве не знали этого? Вы что, не подозревали, что она имела связь с Мики?
   Наступил критический момент, понял Перони. Верджил Уоллис может стоять на своем, делая вид, что все время говорил правду, и бесстыдно выкручиваясь. В таком случае Ник Коста умрет, вместе с Джулиус и ее девочкой. Все сейчас зависит от решения этого старого бандюги.
   – Нет, – печально ответил Уоллис. – Я все еще не могу в это поверить. Увидев их вместе, вы ни за что бы об этом не догадались. Элеанор была умной, немного наивной. Может, поэтому я время от времени ей потакал. Она могла поступить в любой колледж, в какой бы только захотела. А мальчишка Нери был настоящим оболтусом. Хуже, чем его отец, – если такое вообще возможно.
   – Может, это ей и понравилось, – предположил Перони, стараясь вести себя корректно с этим человеком, который так много для них значил. – У меня есть дети, и волей-неволей начинаешь понимать подобные вещи – по крайней мере отчасти. Иногда они все делают вам назло, просто из духа противоречия. Это не значит, что вы должны винить себя за то, что происходит потом. Просто так уж устроены люди.
   – Это верно, – кивнул Уоллис.
   – Ну вот, – продолжал Перони. – Теперь, когда вам это известно, перестаньте прикидываться. Мы знаем, что она исчезла совершенно неожиданно. И должен заметить, мистер Уоллис, что вы и сами это понимаете. Так что не пудрите нам мозги. До назначенного вам срока осталось совсем немного времени. Вы должны рассказать, что же тогда произошло в действительности.
   – Неужели? – горько улыбнулся Уоллис, и Перони это совсем не понравилось. Этот человек, пожалуй, может им помочь, но он не теряет контроля над собой и никогда не сообщит больше того, что считает необходимым. – Не имею понятия. Это правда. Клянусь! Если бы я знал... – Он не закончил фразы.
   – Вы бы его убили? – предположил Перони. – Только за то, что он был с ней в связи?
   – Учитывая, каким я тогда был... Да, я бы его убил, – кивнул Уоллис.
   – А сейчас?
   – Сейчас я живу в Риме и читаю книги, – пожал он плечами и плотнее запахнул пальто. – Любой человек может предаваться иллюзиям. Что в этом плохого?
   Фальконе, переглянувшись с Перони попытался вернуться к прежней теме.
   – Куда, как вы считали, направлялась в тот день Элеанор?
   – Нечто вроде костюмированного бала. Нери знал, что меня интересует, и знал, что интересует ее. Собственно, это было одно и то же. Когда мы выезжали вместе на отдых, как раз после дня рождения Элеанор, Нери сказал, что хотел бы сделать ей подарок. Преподнести сюрприз – что-нибудь связанное с прошлым. На тот день рождения я подарил ей книгу Кирка. Эта чушь ей страшно понравилась, за пару дней она прочитала ее всю. И я, упомянув об этом, сказал Нери, что, может быть... – Уоллис тяжело вздохнул. – Тогда Нери устроил в своем доме совещание. Я, он и этот Кирк, у которого горели глаза при мысли о том, что ему заплатят за осуществление его же мечты. Если бы я пораскинул мозгами, то, возможно, и ощутил бы какую-то тревогу. Я даже не знал, что собой представляет дионисийская церемония. Наверное, поэтому Кирк все время так странно на меня смотрел. Я просто не мог... вообразить. – Он помолчал. – Элеанор, конечно, знала. Мальчишка Нери, должно быть, заморочил ей голову.
   – И где это должно было произойти? – осведомился Перони.
   – Не знаю, – ответил Уоллис. – Я не спрашивал. Я мог бы пойти, если бы захотел. Но я не захотел.
   – Почему? – поинтересовался Перони.
   Уоллис бросил на него сердитый взгляд:
   – Смотреть, как дети танцуют в маскарадных костюмах? Я ведь думал, что будет именно так. Я прожил в Риме достаточно долго, чтобы отличать все то дерьмо, которое пытаются всучить туристам. Говорят, что это культура, я же считал, что это просто еще один способ выманить деньги. Если Элеанор это нравится – что ж, прекрасно. А у меня есть дела поважней.
   Перони выразительно взглянул на Фальконе:
   – Вы ее туда отвезли?
   – Нет. Она уехала на своем маленьком мотоцикле. Как я уже говорил.
   – Вы действительно не имеете представления, куда она могла уехать?
   – Никакого. И это чистая правда.
   Они ждали. Уоллис не спешил делиться с ними воспоминаниями.
   – Итак, в девять часов утра она отправляется на этот костюмированный бал, – не выдержал Фальконе. – На ней что, была та одежда, в которой мы ее нашли?
   – Она лежала в сумке. Этот Кирк прислал ее вместе с некоторыми другими вещами.
   – И что потом? – спросил Фальконе.
   Уоллис на миг закрыл глаза, и Перони испугался, что американец больше не захочет с ними откровенничать.
   – А потом ничего. В течение нескольких часов я был занят, нужно было переговорить с людьми, позвонить. Так что я об этом больше не думал. И лишь вечером вспомнил... что она не говорила, когда вернется. Уезжая, она была так взволнована, что ни о чем другом не могла и думать.
   – И тогда вы позвонили Эмилио Нери. – Перони знал это по собственному опыту. Отцы поступают именно так – не связываются непосредственно с детьми, даже если их можно найти. Это неправильно. Это стыдно. Ты звонишь их папам и говоришь: послушай, давай поговорим как мужчина с мужчиной...
   – Нери сам мне позвонил. – Уоллис покачал головой. – Я никогда не пробовал наркотики. Продавал, но никогда о них не думал. Это меня не касалось. И не касалось тех, кого я любил, даже в те далекие времена, когда я был начинающим уличным бандитом в черном квартале. Наркотики просто существовали. Как любая другая полезная вещь. Вроде воды или электричества.
   – Более чем полезная, мистер Уоллис, – заметил Перони. – Она дала вам возможность купить этот замечательный дом на холме.
   – Она дала мне возможность купить часть этого замечательного дома. Причем не такую большую, как вы думаете.
   – Надеюсь, теперь вы понимаете, что ребенок может погибнуть от наркотиков?
   На мгновение Перони показалось, что Верджил Уоллис достанет сейчас из кармана пальто свой большой черный кулак и ударит его по лицу.
   – Но ведь она умерла не от этого? – спокойно отозвался Уоллис. – Кто-то перерезал ей горло. Нери сказал, что это был наркотик. Он сделал вид, будто тоже взбешен. Сказал, что провел расследование и обнаружил, что дети доставали наркотики на стороне и даже этот профессор не знал, как плохо обстоит дело. Он сказал...
   "Или Верджил Уоллис очень хороший актер, – подумал Перони, – или он действительно так сильно страдает после стольких лет".
   – ...что это был несчастный случай, – продолжил Уоллис. – Элеанор получила передозировку крэка, который притащил на вечеринку один из подростков – не Мики. И впала в кому. Они вызвали знакомого врача. Все перепробовали. Но девочка умерла, и они ничего не смогли сделать.
   – А что потом?
   Уоллис, сгорбившись, рассматривал свои длинные черные руки. Вид у него был совершенно несчастный – такого Джанни Перони еще не видел.
   – На пару часов я просто обезумел. Ходил и крушил вещи. Бросался на всех, кого только видел. Пытался найти виноватого.
   – Вы винили себя, – произнес Перони, чувствуя невольное сострадание. – Так оно и бывает.
   – Так и бывает.
   – Но потом, – продолжал Перони, – перестав бушевать, что вы сделали? Пошли в полицию? Нет. Потому что вы гангстер, мистер Уоллис, а гангстеры не обращаются к полицейским. Мы бы начали спрашивать, откуда взялись наркотики. Мы бы начали спрашивать обо всем.
   Уоллис молча кивнул. Перони выдержал паузу.
   – И ваши боссы были бы, естественно, не слишком довольны. И все-таки я захотел бы увидеть тело. А вам не хотелось его увидеть?
   – В свое время я повидал много тел, мистер, – пробормотал Верджил Уоллис. – А это тело я не хотел видеть, чтобы оно не снилось мне по ночам. Я попросил Нери, чтобы он обо всем позаботился. Он убрал мальчишку, который, по его словам, принес наркотик. Или по крайней мере так мне сказал. Я спрятался в свою скорлупу. И предался воспоминаниям. – Он сверкнул глазами. – У меня хорошая память.
   – Значит, наркотики. – Перони не любил работать с наркотиками – все становилось слишком непредсказуемым. Когда начинаешь этим заниматься, все еще более запутывается! А кто, собственно, сказал, что они здесь ни при чем? Что маленький Мики вовсе не из-за них совсем потерял голову и вообразил себя богом любви? И схватился за нож, когда она сказала: "Нет! И кстати, Мики, я ношу в себе маленький подарочек для тебя"?
   Уоллис еще глубже сунул руки в карманы пальто.
   – Что вы от меня-то хотите? Я ведь не могу вернуть ее обратно.
   – Зато есть две женщины и один полицейский, которых вы можете вернуть обратно, мистер Уоллис! – воскликнул Перони.
   – Почему я?
   – Мики Нери сказал, что вы знаете дорогу, – напомнил ему Фальконе. – Эхо так?
   – Не имею понятия, о чем он, черт возьми, говорит. Я, как и вы, могу только догадываться. Ему нужна моя шкура. И есть все основания потерять ее из-за людей, которых я даже не знаю.
   Фальконе посмотрел на настенные часы. Было без двух минут девять.
   – Вы можете выяснить, кто в действительности ее убил. Разве этого не достаточно? Разве не этой приманкой размахивает перед вами Мики? Кроме того, за вами буду я и половина римской полиции в придачу. Мы забудем террористов, уличных воров и наркодельцов, сутенеров и убийц, чтобы вместо этого спасать вашу лживую задницу. Выбор за вами, мистер Уоллис. Но если из-за всего этого мне придется подбирать новые трупы, ваше полюбовное соглашение с ДИА будет разорвано. И в своем удобном доме на холме вы вряд ли надолго задержитесь. Понятно?
   – Значит, это и есть та сделка, которую вы мне предлагаете? – скривился Уоллис. – Будешь сотрудничать – я от тебя отстану?
   Перони тихо присвистнул.
   – Ну, если вы так это понимаете... – ответил Фальконе.
   – И вы думаете, что сможете сохранить мне жизнь? Все эти трупы, которые я видел в новостях последние несколько дней, не дают особых оснований для оптимизма.
   – Как хотите, – пожал плечами Фальконе. – В любом случае мы уберем людей, которые дежурят у ваших ворот. ДИА не занимается охраной. Кто, как вы думаете, будет вас тогда охранять? Ваши партнеры по гольфу рано или поздно уедут домой. А люди Нери никуда не денутся. И они жаждут крови за этого своего бухгалтера. Между прочим, спасибо за подарок.
   Верджил Уоллис перегнулся через стол и ткнул длинным черным пальцем в сторону Фальконе:
   – Послушайте, я не трогал бухгалтера Нери. Я ушел на покой. Это ясно? – Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
   Минута в минуту – Мики Нери оказался пунктуальным – зазвонил телефон. Полицейские посмотрели на Верджила Уоллиса. Немного выждав – чтобы заставить их понервничать, – он достал мобильный.
   – Слушаю! – нажав кнопку, рявкнул Уоллис.
   Через несколько секунд он отключился.
   – Ну? – спросил Фальконе.
   Сунув руку во внутренний карман пальто, Уоллис достал оттуда отливающий серебром красивый пистолет – его марку не определил бы ни один полицейский.
   – Вы не хотите забрать у меня эту штуку?
   – Надо же! – заметил Перони. – В наши дни пенсионеры носят с собой такие вещи. Вы что, государственную пенсию получаете?
   Раскрыв сумку, Уоллис опустил туда пистолет.
   – На крыльце собора Святого Иоанна. Через двадцать пять минут. Пусть меня отвезет этот сладкоречивый господин. Я слышал, что некогда он был начальником. Не хочу, чтобы у меня под ногами путались дилетанты.

* * *

   Вдыхая мертвый воздух пещер, Мики Нери искал в себе силы, чтобы выйти наружу, на свет божий, подальше от того дерьма, в которое вляпался. Но это было невозможно. Аделе заставила его позвонить. Говорила, что у них нет выбора. Им нужны деньги. Нужно, чтобы старик Нери позволил им начать все заново, не страшась его гнева. И вот они сидели в одной из камер этого темного, вонючего лабиринта и старались не ругаться друг с другом. Мики не мог сориентироваться в этом месте, а вот Аделе разгуливала по нему так, словно знала здесь каждый угол, каждый поворот. Это его огорчало. Он ведь надеялся, что станет главным. Конечно, он был благодарен ей за Тони Мартелли, но ведь он все равно убил бы старого ублюдка и без ее помощи... в конечном счете.
   Если бы все сработало, у них появились бы какие-то деньги, а старик сказал бы им спасибо. Мики хорошо знал своего отца. Чувство благодарности для него кое-что значило. У Эмилио есть свои недостатки, но у него имеются определенные представления о справедливости. Если они с Аделе преподнесут ему голову Верджила Уоллиса, то возможно – всего лишь возможно, – что остальное будет прощено. Или по крайней мере забыто. Наступило, как правильно подметила Аделе, время перемен. Подорвав кучу полицейских, Эмилио Нери уже не сможет оставаться в Риме. Власть от него ускользнула. А вот на Мики полиции нечего навесить. Он останется здесь и будет жить за счет предприятия. С Аделе или без нее – он еще этого не решил.
   Все зависело от того, появится ли Верджил Уоллис. Без него, думал Мики, они оба мертвы. Эта мысль не давала ему покоя. Если бы он был на месте этого большого черного гангстера, жил на холме и старался выглядеть респектабельно, то ни за что на свете не стал бы доставлять послание своему злейшему врагу. Это не имело никакого смысла.
   – А если Уоллис не появится? – спросил он.
   – Появится.
   – Почему ты так уверена?
   – Ты что, ничего не понимаешь? – огрызнулась Аделе. – Это серьезные люди. Возможно, в итоге они попытаются друг друга убить. Может, для нас это будет хорошо. Но сначала они захотят поговорить – даже в самый разгар войны. Им нужно понять, как обстоят дела, нельзя ли найти какой-то компромисс. Уоллис хочет урегулировать это не меньше, чем Эмилио. А кроме того... – Она бросила на него тот откровенный взгляд, от которого у него начинали дрожать поджилки. – Мне кажется, он хочет узнать, что произошло тогда. А ты?
   – Зачем ты меня спрашиваешь? – занервничал Мики. – Я даже не был знаком с этой заносчивой девчонкой. Я к ней даже не притрагивался.
   – Да ну? – Кажется, это не слишком ее убедило.
   – Точно. В любом случае прошло много лет. Пора думать о настоящем, а не о прошлом.
   Засмеявшись, она встряхнула своими роскошными волосами и одарила точно таким же взглядом, каким часто смотрел на него отец. Взглядом, который говорил: "Не будь таким дураком!"
   – Когда ты становишься старше, Мики, у тебя остается не так уж много будущего. А прошлое обретает реальность.
   – Откуда ты это знаешь? Ты старше меня всего на пару лет.
   – А может, я более зрелая? – предположила она, глядя, как он тянется за сигаретой. – Не надо этого делать.
   – Почему?
   – Потому что, если дело не задастся, кто-нибудь начнет палить в темноте. Хоть раз в жизни подумай – на дым стрелять легче.
   Выругавшись, он швырнул пачку на пол.
   – А если все пойдет хорошо? Что тогда?