Страница:
– Если это случится, ты же знаешь, кто будет наказан первым. Мне пора. – Демон легко прикоснулся к его плечу, и Клендерт все-таки взглянул на него.
Увидел веселые искры в глазах. Увидел сочувственную улыбку. Суслик… зараза. С ним порой невыносимо сложно, но он – один из немногих, кто понимает, какая собачья работа у Майра Клендерта, куратора Старой Гвардии.
– Катись отсюда! – Пришлось постараться, чтобы сохранить вид строгий и рассерженный. – И будь осторожен.
– Это твоя забота, – ухмыльнулся Суслик.
Некоторое время Клендерт смотрел ему вслед.
Тонкий силуэт в серой шинели на фоне белого, почти нетронутого снега. Идеально прямая аллея уходит вперед, насколько хватает взгляда, с нее некуда свернуть – по краям сугробы, на ней негде затеряться… Клендерт ждал. И снова, уже в который раз, не смог разглядеть момента, когда Суслик исчез, как будто растаял. Осталась лишь белая пустая аллея и два ряда чахлых заснеженных саженцев.
– Чур меня, – пробормотал Клендерт.
Все новое хорошо хотя бы потому, что оно новое, потому, что оно непременно будет меняться. А к добру или к худу перемены – это уж кому как покажется.
Тир спешил домой, да и осадок после встречи с Клендертом не располагал к спокойной прогулке, так что через парк он прошел быстрым шагом, не задерживаясь и не глядя по сторонам. Но подходя к воротам, к кованой ажурной арке, понял, что теперь, если понадобится, способен улыбнуться вполне искренне.
Они бывали здесь с Гуго. В этом парке и еще в нескольких других, разбитых в Рогере по проекту И'Слэха. Это были парки-дети, младше Гуго или ровесники Гуго, если брать возраст высаженных здесь в конце лета деревьев. Хватило нескольких прогулок, чтоб сын понял это сам, без объяснений. Он настроился на нужную волну, он научился правильно дышать, слышать и смотреть, он будет расти вместе с этими деревьями, расти вместе с новым Рогером и врастать, вживаться в Рогер старый. Полезная способность.
Исхар И’Слэх сделал чудо – он разбудил целый город. Он убрал все лишнее, наносное, искусственное, добавил несколько резких, широких мазков и показал людям душу Рогера. И – что гораздо важнее – показал Рогеру людей.
Проснувшийся город – оказывается, такое возможно не только в Лонгви.
Рогер, хорошея день ото дня, становился все требовательнее, он испытывал свои чары на людях, и Тир уже понимал, что рано или поздно столица превратится в город, который невозможно покинуть навсегда. Вот тогда Гуго пригодится родство с парками и улицами, с площадями, домами и памятниками, с небом и каменной мостовой. У Рогера будет власть над Гуго, но у Гуго будет власть над Рогером. Власть, недоступная Тиру фон Раубу, для которого города всегда были союзниками, а не слугами.
Гуго будет жить совсем не так, как его отец.
Может быть, ему не придется прятаться, не нужно будет тасовать личины, ежедневно, ежечасно выбирая лучшую из множества комбинаций, создавая и разрушая свой образ по сотне раз за день.
Тема личин в последние годы становилась все более болезненной. Раньше неиссякаемые запасы масок и, как следствие, неспособность, расслабившись, надолго удержаться в каком-то одном образе – все это было для Тира обыденностью. Маски нужны, чтобы охотиться и не попадать в неприятности, и то, что за это приходится платить расслоением – абсолютно естественно. Платить нужно за все. Раньше он не знал, что у масок есть предел прочности, после которого они начинают изнашиваться.
А может, это подходит к пределу тот, кто меняет маски, а, Суслик?
Тир ругнулся сквозь зубы.
Ему по-прежнему легко было притворяться, но он заметил за собой уже несколько срывов. Первый звоночек прозвенел почти четыре года назад во Фрейстине. Тогда Тир понял, что не хочет прятать останки Хонта Вейсера, человека, чей образ он использовал для создания очередной личины. От трупа необходимо было избавиться прежде, чем его обнаружит кто-нибудь из людей Эрика, а Тир вместо этого чувствовал желание привести императора в подвал, ставший камерой пыток, и показать, что осталось от человека, побывавшего в руках демона. Показать, что такое Тир фон Рауб…
Как будто Тир фон Рауб – это только пытки и смерть, и ничего больше.
Потом были Блакрены. После – керты, истребленные на глазах у Падре.
Чего он добивается, вбивая все новые и новые гвозди в доски своего будущего гроба?
Хочет доказать, что он чудовище.
Зачем?
Эрик думал, будто бы его легат неадекватно оценивает себя. Как ни смешно, но такое предположение задело гордость Тира фон Рауба, или что там у него вместо гордости. Это было сомнение в его компетентности, и он почти бессознательно хотел сомнение развеять. Но теперь-то Эрик не сомневается…
Да. Во дворце Блакренов Эрик видел все.
И счел увиденное приемлемым.
Он странный человек, его величество император Вальденский. Ну а кто из них шестерых не странный? Кто-то живьем режет на кусочки людей, а кто-то считает, что это вполне естественно – полная гармония в отношениях.
Теперь вот Майр… живой, конечно, но напуганный и получивший повод задуматься. А у Майра этих поводов и так предостаточно. Одна радость: он тоже служит Эрику и пока что осознает полезность легата Старой Гвардии.
Чего же он хотел-то все-таки? Просто предупредить насчет раиминов? Похоже на то. Никто ничего не говорил, никто ничего не слышал, все осталось между куратором Старой Гвардии и ее легатом. Договор, которого нет, по-прежнему в силе, и Тир, если вдруг что, окажет людям Майра Клендерта всю возможную поддержку, а они, со своей стороны, отдадут ему всех, кто выживет.
Все-таки у Майра множество поводов задуматься.
Дома его встретил Шаграт. Вылетел в холл, таща под мышкой хохочущего, размахивающего всеми конечностями Гуго.
– Суслик! – возмущенно заорал орк, не дав Тиру и слова сказать. – Че он, а?! Че у него все «господа», и только я – Шаграт?!
– Потому что все ведут себя как взрослые, – ответила вместо Тира Катрин. – А ты – как двухлетний ребенок.
Забрала Гуго у Шаграта, поставила на пол, одернула на нем одежду.
– Думаю, да, – сказал Тир, сделав вид, что ничуть не удивлен, застав Шаграта в гостях, – думаю, Катрин права.
– Я матом ругаюсь, – обиделся Шаграт.
– Значит, ты – испорченный двухлетний ребенок.
Гуго терпеливо вынес все процедуры по приведению его в порядок, и только когда Катрин выпрямилась, сорвался с места…
Исчез.
Тир перехватил его в воздухе. Перевернул вниз головой, подбросил к потолку. Гуго сделав сальто, упал на корточки, мячиком оттолкнулся от пола…
Тир приподнял бровь, и Гуго тут же угомонился.
Катрин раз и навсегда запретила им демонстрировать свои сверхъестественные способности в присутствии посторонних. Шаграт посторонним не был, но все равно, лучше не расслабляться.
– Я почти успел! – Гуго сиял и требовательно дергал за рукав.
– Я тебя видел, – возразил Тир. – Почти-почти не считается.
– Зато я ни хрена не видел, – утешил Шаграт. – И Катрин не видела. И Суслик тоже не видел, он тебя случайно поймал.
– Ты все еще здесь? – Тир смерил его взглядом. – Вечер на дворе, Шаграт, тебя алкоголики в «Антиграве» ждут.
– Он пришел сказать, что у вас сегодня дела, – сообщила Катрин.
– Шаграт сказал, ты сегодня не пойдешь с нами гулять, – подтвердил Гуго. – Прилетел какой-то господин, которого ты захочешь увидеть.
– Де Трие, – Шаграт бросил Тиру летную куртку (в «Антиграв» пешком не ходили), – явился из Лонгви на выходные.
– Ты правда предпочтешь встретиться с господином де Трие, а не пойти с нами гулять? – уточнил Гуго.
– Слышь, Суслик, – прогнусил Шаграт, – я не говорил тебе, что твой пацан слишком много болтает для двухлетки?
– Ты тоже слишком много болтаешь.
Тир прислушался к эмоциям Катрин. Ну конечно, она напряглась, как всегда, когда кто-то обращал внимание на то, что Гуго развивается быстрее, чем положено ребенку его возраста. Зато сам Гуго ни о чем подобном не беспокоился, у него были другие поводы для расстройства. Он задал вопрос и ждал ответа.
– Мы с тобой пойдем гулять ночью, – пообещал Тир.
Катрин покачала головой. Но улыбнулась, увидев сияющую улыбку Гуго. Тот обожал ночные прогулки. И не его вина, что рассказы о том, где они были и что делали, не радовали его мать. Катрин давно поняла – главное то, что все странные и пугающие уроки, которые дает сыну Тир, нравятся Гуго и необходимы ему.
Но все равно она часто плакала. И Гуго знал об этом…
И это было не то, о чем Тиру хотелось думать сейчас. Сейчас нужно было сосредоточиться на предстоящей встрече с де Трие.
Пилот из Лонгви, о котором в Старой Гвардии уже были наслышаны. Последний год Фой де Трие работал инструктором в Лонгвийской летной академии, а до этого отличился тем, что освоил управление скоростным болидом одновременно со старогвардейцами. Тем, собственно, и привлек внимание.
Да, взглянуть на этого человека стоило. Он прилетел неожиданно, он никого не предупредил о визите, но он и не обязан был предупреждать. Мало ли кто и зачем прилетает в Рогер. В «Антиграве» за годы существования перебывало чертовски много пилотов со всех концов света. Одним больше, одним меньше…
Лонгвийский пилот выбрал для визита выходные дни, уже хорошо.
А все, что хотел увидеть, Тир увидел в первые же секунды. Достаточно оказалось один раз взглянуть на молодого невысокого парня, чтобы зацепиться взглядами, установить мгновенный, сбивающий чувство времени контакт.
Они узнали друг друга. Они были птицами одной породы…
Жаль только, что де Трие, так же как и старогвардейцы, не умел понимать и истолковывать это узнавание. Тир умел. И Эрик. Значит, есть что-то, отличающее Тира и Эрика от остальных, кто был в небе?
Ладно. Неважно.
Делать в «Антиграве» больше нечего – старогвардейцы и без легата развлекут и приветят гостя.
Зачем он прилетел?
Черт, не будешь же спрашивать в лоб. То есть можно, конечно, и в лоб, но пацан молодой и восторженный, в компании легендарных небесных отморозков робеет. Надо дать ему привыкнуть. К тому же может оказаться, что он прилетел просто так. Посмотреть. Ведь и Тир явился сегодня в «Антиграв» именно с этой целью. Посмотреть. Оценить.
Убедиться.
И хотя бы из вежливости нужно послушать, о чем они между собой треплются.
– Новые болиды? – удивленно переспросил де Трие.
Ну разумеется, о чем еще можно говорить с лонгвийским самородком? Конечно же о скоростных болидах и о том, кто и как осваивал управление ими. То есть это для Старой Гвардии – само собой разумеется. А для де Трие, кажется, нет.
Хм, а они уже и на «ты» перейти успели.
Суслик, ты слишком заморочен на своих проблемах. Настолько, что теряешь связь с действительностью…
– Я их испытывал, – сказал де Трие. – Последние полгода перед тем, как наладили их производство, я служил пилотом-испытателем в Вотаншилльском институте.
– Стоп, – нахмурился Риттер, – но это значит, что ты заранее научился летать на скоростных машинах?
– Да, естественно. На тренажерах можно задать любые условия. Твою мать… лучше бы и дальше не слушать!
Тира скривило от безысходной злобы. Он и сам не знал, на кого злится сильнее: на де Трие, рассуждающего о недостижимых для здешних пилотов технологиях, как о чем-то само собой разумеющемся, или на Эрика, не желающего эти технологии использовать.
– Я учился на тренажерах, – продолжил де Трие, – потом, когда освоился, барон предоставил в мое распоряжение собственную машину. Установил ей ограничение в скорости не выше трех харрдарков…
– Ограничение?! – хором переспросили старогвардейцы.
– Э-э… ну да.
Парень только-только начал дышать свободней и вот опять растерялся. Не может понять, что их всех удивляет. Нет, злиться на него не за что. Он обитает в другой вселенной, в мире под названием Лонгви. О том, что за границами баронства люди живут иначе, лонгвийцы, кажется, не подозревают.
– У барона нездешняя машина? – уточнил Тир.
– Так точно, – с облегчением подтвердил де Трие.
Вот так гораздо лучше. Есть на кого злиться. На Лонгвийца. За что? Да за все! В основном за то, что уже два с лишним года жизнь идет наперекосяк и все ощутимее выходит из-под контроля. И плевать, что Лонгвиец тут ни при чем.
– Господин фон Рауб, – окликнул де Трие.
– Да?
– Я ведь прилетел в основном из-за вас. Хотелось бы подробнее обсудить несколько пунктов в вашем последнем учебнике. Чертовски полезная книга. Спасибо.
– Это не учебник. Это методическое пособие.
– Как скажете. Все равно, спасибо. Я, кстати, и сам учился по вашим книгам. Так что появление еще одного Мастера, в изрядной степени – ваша заслуга.
– Ясно…
Тир почувствовал, как Падре под столом слегка толкнул его ногой. Кажется, он разозлился настолько, что это стало заметно. Для Падре – заметно, остальные пока еще не поняли.
– Жду вас завтра, де Трие, – произнес он, поднимаясь из-за стола, – заходите ближе к полудню. На сегодня прощаюсь.
– Эй, Суслик, ты чего это? – встревожился Мал. – Случилось что?
– Да пусть его катится. – Падре махнул рукой. – Все равно же не пьет. Нам больше достанется.
Входя в ангар, Тир уже не злился. Он думал о том, какими же соображениями должен руководствоваться человек, используя для убеждения собеседника взаимоисключающие тезисы, причем озвучивая их подряд и почти без пауз.
Спросить у Падре? А смысл? Падре, к сожалению, далеко не всегда отдает себе отчет в своих действиях.
ГЛАВА 4
На Блуднице до поместья Рауб было двадцать минут полета. На Тото, гражданской спарке, купленной, чтобы летать с Гуго, – почти час. Это если по прямой. Но Гуго, естественно, захотел полетать подольше, поэтому еще час они провели, обучая тяжелую Тото самым простым из доступных ей маневров.
Гуго, вытаращив глаза, обеими руками цеплялся за рычаг управления. Он чувствовал, когда Тир отдает ему контроль над машиной, ловил моменты с точностью до доли секунды. Сразу после войны Тото безошибочно опознавала, когда контроль над ней в руках у Гуго, но по прошествии трех месяцев она ошибается четыре раза из шести. Неплохой результат для мальчика двух с половиной лет от роду.
Впрочем, Гуго казался старше. Он рос быстрее своих ровесников, развивался быстрее. Все дети усваивают и обрабатывают огромное количество информации, но не все делают это с такой бешеной скоростью. Тир даже примерно не представлял, как работают мозг и нервная система его сына… хотя нет, примерно представлял. Можно было предположить, что Гуго развивается так же, как он сам. Только его развитие мать и отец старались хоть как-то приостановить – они жили среди людей и не хотели слишком бросаться в глаза – а развитию Гуго и Тир и Катрин, наоборот, всячески способствовали.
Да, они тоже жили среди людей. Но, даже приложив дополнительные усилия, все равно не смогли бы бросаться в глаза сильнее, чем уже есть. Разве что вывесив из окон скальпы убитых врагов или облицевав фасад отрезанными человеческими головами. Катрин однажды, расстроившись из-за очередной выходки Гуго, выдвигала такое предложение, но Тир, поразмыслив, отказался.
Между прочим, Катрин была не права. Семья фон Раубов, конечно, выделялась среди прочих, даже на Гвардейской улице, но и прочие тоже не давали заскучать никому из соседей. Достаточно вспомнить, например, как Шишка, будучи пьян, крутил прямо посреди улицы фигуры высшего пилотажа, снес фонтан и угодил в госпиталь, получив за порчу машины травмы средней тяжести от легата Старой Гвардии.
Да, безусловно, то, что творилось в саду фон Раубов в тот день, когда Гуго созвал туда всех окрестных кошек и мышей, чтобы посмотреть, что они будут делать все вместе, очень походило на светопреставление. Ну и что? Зато Гуго продемонстрировал, что умеет формулировать цели, планировать свои действия по достижению целей и поэтапно осуществлять планы.
Тир попытался донести до Катрин свою точку зрения… Н-ну, по крайней мере, ему удалось ее насмешить. Ладно, стоит признать, что Катрин смеялась чаще, чем плакала, и это была несомненная заслуга Тира фон Рауба. Заслуга тем большая, что Тир фон Рауб предпочел бы, чтоб эта женщина рыдала от страха и кричала от боли в течение, скажем, часов двенадцати, можно пятнадцати, а потом – умерла.
Вообще-то, он ничего не имел против Катрин. Она была достаточно наказана за попытку украсть Гуго, чтобы больше не пытаться сбежать, а что еще требуется от наказания, кроме воспитательного эффекта? Причинять ей дополнительную боль смысла не было. Убивать – тоже. И желание убить ее медленно и как можно болезненней объяснялось не проблемами в отношениях, а тем, что Катрин постоянно была в пределах досягаемости. Живое разумное существо, которое можно убить в любую секунду, – разве это не соблазн?
Особенно для демона, из-за дурацкой попытки похищения закончившего войну почти без запаса посмертных даров.
Для прежнего… хм – человека или зверя или кем там он был до того, как взял имя «Тир»? – для него не стало бы соблазном убийство ради убийства, без возможности забрать посмертные дары и по капле выпить мучения жертвы. Бессмысленное же занятие. Ну а для нынешнего – для демона – убийства были способом приятно провести время. В рисовании, например, тоже нет никакой практической пользы, но это же не повод не рисовать.
Не повод не убивать.
Объяснение, похожее на правду. С виду, логичное, и сравнение с рисованием выглядит уместным. Тир не верил этому объяснению. Он знал, что постоянно хочет убивать, потому что постоянно живет среди людей. Способность к мимикрии имеет пределы, и к пределу он подошел еще несколько лет назад, но поскольку деться от людей некуда, от понимания причин тяги к убийству не было никакой пользы.
Он рисовал. Когда на это было время. Рисовал почему-то не Катрин. Несмотря на то, что Катрин всегда под рукой, стены его мастерской постепенно заполнялись листами с изображением методичного и последовательного расчленения отца Грэя. Впрочем, о том, что именно изображает мозаика рисунков, развешанных в произвольном порядке, догадался бы разве что врач, да и тот далеко не сразу. Но лицо живого святого узнал бы любой. Тир запечатлел все стадии смертной муки, зафиксировал малейшее сокращение мускулов, воплотил на бумаге рвущийся из сорванной глотки крик, больше похожий на вопль умирающего животного… Он ждал, терпеливо ждал, когда его жертва потеряет надежду. Он мог пытать бесконечно – нарисованный священник не умрет под ножом. Он хотел победить. Но победить пока что не получалось. Тир начинал подозревать, что и не получится. Все-таки святые – они особенные. У отца Грэя даже боль забрать не получится, потому что даже боль тот чувствует как-то иначе.
Да и черт с ним. Рисование, как и убийство, – всего лишь приятное времяпрепровождение.
Брехня, конечно.
Они сделали круг над замком Рауб, над главной башней, над крышей, где всегда горели посадочные огни. Этот замок – один из ориентиров, нанесенных на все карты, и прекрасная мишень что для кертов, что для радзимцев.
Чем-то всегда нужно жертвовать.
Замок, в котором можно жить… Тир так и не привык к этой мысли, но с рождением сына стал уделять поместью больше внимания. Ему самому не нужны ни земля, ни рыцарское звание, но когда его убьют, все это понадобится Гуго. К тому же Катрин нравилось здесь бывать. Приблизительно раз в два месяца она уезжала из столицы и проводила в поместье несколько дней. Говорила, что ей нравится чувствовать себя знатной дамой, отдавать приказания слугам и следить за делами. Когда она уезжала сюда, в Рогере становилось гораздо легче дышать. А что касается знатности, то рыцарю фон Раубу далеко было до Мала и Падре, приобретших вместе с женами баронские титулы, но Тир не мешал Катрин развлекаться. Сам он от баронства отказался раз и навсегда – Эрик предлагал, но Тир служил своему императору не за награды. Ну а Катрин, второй год обучающаяся в Лонгвийской академии финансов, развлекаясь, умудрилась каким-то чудом повысить доходы с поместья.
Уж точно, что чудом. Девчонка за два года прошла четырехлетний курс обучения и получила приглашение поработать в одной из компаний, принадлежащих Марте Сернервилл. Ее бы мозги – да в мирных целях. Занималась бы себе финансами и не связывалась с демонами.
Но тогда не было бы Гуго.
Черт!
Катрин лучше умереть. Или уехать в Лонгви.
Тир улыбнулся, поняв, что невольно поставил между двумя событиями знак равенства. Лонгви действительно был иным миром, но уж не настолько же.
Сегодня они не собирались в замок. Посадили Тото в лесу. Гуго вытряхнулся в снег, провалился по уши. Тир за шкирку втащил сына обратно в машину, достал из багажного отделения снегоступы.
Гуго буркнул:
– Я сам!
И, пыхтя, высунув от усердия язык, стал застегивать на сапогах несложные крепления снегоступов. Все-таки он был нормальным ребенком. Что бы там ни думали окружающие…
Гуго убрел в лес, потерялся в снежном полумраке среди черных сосен на белом снегу. Тир остался в машине. Он слышал, как к Гуго слетелись духи, слышал имя «Риддин», повторяемое на разные лады веселыми призрачными голосами. Мелкий здесь – свой. Это хорошо. Пусть побесится, пока не вырос… Уже скоро можно будет учить его основам лечения животных и осознанному воздействию на людей.
Можно ли?
И можно ли учить его правильно убивать?
Будь оно все проклято… это нужно делать. Убивать и лечить, чинить и калечить, жить и выживать. Гуго уже не спрашивает, почему мама так часто плачет по ночам. Он уже знает, что отличается от других, и знает, что это расстраивает Катрин, и одного этого достаточно, чтобы убить ее, эту женщину, из-за которой он чувствует себя… плохим.
Люди делятся на плохих и хороших. А еще бывают нелюди. И дом на Гвардейской улице поделен на две части: спальня и мастерская Тира отделены от остальных помещений дверями, запирающимися снаружи. Окна во всех других комнатах забраны решетками. И на ночь Катрин запирает входную дверь на прочный засов.
Ночью Тир фон Рауб может попасть в дом только через окно собственной спальни. И не может добраться до женщины, живущей с ним под одной крышей. Он слышит, как она плачет. Он знает, что ее слышит Гуго. И улетает, потому что желание убить становится невыносимым.
Девчонка связалась с демоном. Она не знала, что это такое, она влюбилась, она родила ребенка. Превратила свою жизнь в ад. Но ведь держится же, не устраивает истерик, честно пытается не усложнять ситуацию еще больше. Боится до судорог. Возвращаясь домой со службы, Тир первым делом ловил настороженный взгляд Катрин: она пыталась понять, кто вошел в дом сегодня. Которая из его личин взяла верх. Каким будет вечер, как себя вести, о чем разговаривать? Она выучила привычки и особенности большинства его ипостасей, она научилась приспосабливаться, она действительно очень неглупа.
И лучше бы ей умереть. Или уехать в Лонгви. Потому что, если она не умрет или не уедет, она сойдет с ума. А обвинят в этом Тира. И он не сможет доказать свою невиновность, потому что… потому что сам не поверит в то, что не виноват.
– Ты скоро? – Гуго сунулся в кабину. – А я лосей видел! Они спят! А под снегом куропатки! А еще там заяц… Ну ты скоро?!
– Сейчас все брошу и пойду делать лопатки, – пробормотал Тир, вынимая из багажника лыжи.
Гуго походил на ребенка-монстра из ужастиков. Светящиеся глаза, огни в вертикальных зрачках, острые оскаленные зубы… чудо-дитятко с миллионом различных «почему». Заяц у него, видите ли, лоси у него спят. Никакой возможности посидеть, тупо глядя прямо перед собой. Интересно, как Катрин это мелкое чудовище целыми днями выдерживает?
А еще интереснее, как Гуго выдерживает ее целыми днями…
Так, все, хватит уже об этом. Тут лоси, зайцы, демоненок рядом скачет. Можно хотя бы ненадолго забыть о женщинах.
ГЛАВА 5
Этой ночью Катрин не заперла входную дверь даже на замок. Тир поднялся на крыльцо, но Гуго сонно завозился на руках:
– Не хочу… давай, как будто мама дверь закрыла.
И снова заснул.
– Будешь выделываться – во дворе ночевать оставлю, – неубедительно пригрозил Тир.
Гуго проигнорировал. Во время их первых ночных вылазок Катрин еще запирала дверь на засов, и тогда по возвращении Тир укладывал Гуго спать на диван в своем кабинете. Пацан привык, считал теперь ночевку на диване своим неотъемлемым правом.
Ну что с ним делать? С одной стороны, нужно соблюдать правила, а по правилам дети должны спать в своих детских кроватях. С другой – если уж дите все равно ночами не спит, а резвится с разной нечистью, то не все ли равно, где оно проведет время до завтрака? Честно говоря, Тиру еще ни разу не удалось настоять на том, чтоб Гуго отправлялся спать в свою комнату. А если уж совсем честно, то он ни разу и не пытался.
Катрин давно уже не задвигала засов и даже не запирала дверь, когда они уходили, но ничего не менялось.
Блудница скользнула в окно спальни, и Тир аккуратно выложил Гуго на кровать. Выбрался из машины сам. Блудница пристроилась на своем месте рядом с кроватью, но Тир хлопнул ее по фюзеляжу, отправив под потолок. Гуго нужно было выковырять из слоев зимней одежды, а это занятие требовало пространства.
Увидел веселые искры в глазах. Увидел сочувственную улыбку. Суслик… зараза. С ним порой невыносимо сложно, но он – один из немногих, кто понимает, какая собачья работа у Майра Клендерта, куратора Старой Гвардии.
– Катись отсюда! – Пришлось постараться, чтобы сохранить вид строгий и рассерженный. – И будь осторожен.
– Это твоя забота, – ухмыльнулся Суслик.
Некоторое время Клендерт смотрел ему вслед.
Тонкий силуэт в серой шинели на фоне белого, почти нетронутого снега. Идеально прямая аллея уходит вперед, насколько хватает взгляда, с нее некуда свернуть – по краям сугробы, на ней негде затеряться… Клендерт ждал. И снова, уже в который раз, не смог разглядеть момента, когда Суслик исчез, как будто растаял. Осталась лишь белая пустая аллея и два ряда чахлых заснеженных саженцев.
– Чур меня, – пробормотал Клендерт.
Все новое хорошо хотя бы потому, что оно новое, потому, что оно непременно будет меняться. А к добру или к худу перемены – это уж кому как покажется.
Тир спешил домой, да и осадок после встречи с Клендертом не располагал к спокойной прогулке, так что через парк он прошел быстрым шагом, не задерживаясь и не глядя по сторонам. Но подходя к воротам, к кованой ажурной арке, понял, что теперь, если понадобится, способен улыбнуться вполне искренне.
Они бывали здесь с Гуго. В этом парке и еще в нескольких других, разбитых в Рогере по проекту И'Слэха. Это были парки-дети, младше Гуго или ровесники Гуго, если брать возраст высаженных здесь в конце лета деревьев. Хватило нескольких прогулок, чтоб сын понял это сам, без объяснений. Он настроился на нужную волну, он научился правильно дышать, слышать и смотреть, он будет расти вместе с этими деревьями, расти вместе с новым Рогером и врастать, вживаться в Рогер старый. Полезная способность.
Исхар И’Слэх сделал чудо – он разбудил целый город. Он убрал все лишнее, наносное, искусственное, добавил несколько резких, широких мазков и показал людям душу Рогера. И – что гораздо важнее – показал Рогеру людей.
Проснувшийся город – оказывается, такое возможно не только в Лонгви.
Рогер, хорошея день ото дня, становился все требовательнее, он испытывал свои чары на людях, и Тир уже понимал, что рано или поздно столица превратится в город, который невозможно покинуть навсегда. Вот тогда Гуго пригодится родство с парками и улицами, с площадями, домами и памятниками, с небом и каменной мостовой. У Рогера будет власть над Гуго, но у Гуго будет власть над Рогером. Власть, недоступная Тиру фон Раубу, для которого города всегда были союзниками, а не слугами.
Гуго будет жить совсем не так, как его отец.
Может быть, ему не придется прятаться, не нужно будет тасовать личины, ежедневно, ежечасно выбирая лучшую из множества комбинаций, создавая и разрушая свой образ по сотне раз за день.
Тема личин в последние годы становилась все более болезненной. Раньше неиссякаемые запасы масок и, как следствие, неспособность, расслабившись, надолго удержаться в каком-то одном образе – все это было для Тира обыденностью. Маски нужны, чтобы охотиться и не попадать в неприятности, и то, что за это приходится платить расслоением – абсолютно естественно. Платить нужно за все. Раньше он не знал, что у масок есть предел прочности, после которого они начинают изнашиваться.
А может, это подходит к пределу тот, кто меняет маски, а, Суслик?
Тир ругнулся сквозь зубы.
Ему по-прежнему легко было притворяться, но он заметил за собой уже несколько срывов. Первый звоночек прозвенел почти четыре года назад во Фрейстине. Тогда Тир понял, что не хочет прятать останки Хонта Вейсера, человека, чей образ он использовал для создания очередной личины. От трупа необходимо было избавиться прежде, чем его обнаружит кто-нибудь из людей Эрика, а Тир вместо этого чувствовал желание привести императора в подвал, ставший камерой пыток, и показать, что осталось от человека, побывавшего в руках демона. Показать, что такое Тир фон Рауб…
Как будто Тир фон Рауб – это только пытки и смерть, и ничего больше.
Потом были Блакрены. После – керты, истребленные на глазах у Падре.
Чего он добивается, вбивая все новые и новые гвозди в доски своего будущего гроба?
Хочет доказать, что он чудовище.
Зачем?
Эрик думал, будто бы его легат неадекватно оценивает себя. Как ни смешно, но такое предположение задело гордость Тира фон Рауба, или что там у него вместо гордости. Это было сомнение в его компетентности, и он почти бессознательно хотел сомнение развеять. Но теперь-то Эрик не сомневается…
Да. Во дворце Блакренов Эрик видел все.
И счел увиденное приемлемым.
Он странный человек, его величество император Вальденский. Ну а кто из них шестерых не странный? Кто-то живьем режет на кусочки людей, а кто-то считает, что это вполне естественно – полная гармония в отношениях.
Теперь вот Майр… живой, конечно, но напуганный и получивший повод задуматься. А у Майра этих поводов и так предостаточно. Одна радость: он тоже служит Эрику и пока что осознает полезность легата Старой Гвардии.
Чего же он хотел-то все-таки? Просто предупредить насчет раиминов? Похоже на то. Никто ничего не говорил, никто ничего не слышал, все осталось между куратором Старой Гвардии и ее легатом. Договор, которого нет, по-прежнему в силе, и Тир, если вдруг что, окажет людям Майра Клендерта всю возможную поддержку, а они, со своей стороны, отдадут ему всех, кто выживет.
Все-таки у Майра множество поводов задуматься.
Дома его встретил Шаграт. Вылетел в холл, таща под мышкой хохочущего, размахивающего всеми конечностями Гуго.
– Суслик! – возмущенно заорал орк, не дав Тиру и слова сказать. – Че он, а?! Че у него все «господа», и только я – Шаграт?!
– Потому что все ведут себя как взрослые, – ответила вместо Тира Катрин. – А ты – как двухлетний ребенок.
Забрала Гуго у Шаграта, поставила на пол, одернула на нем одежду.
– Думаю, да, – сказал Тир, сделав вид, что ничуть не удивлен, застав Шаграта в гостях, – думаю, Катрин права.
– Я матом ругаюсь, – обиделся Шаграт.
– Значит, ты – испорченный двухлетний ребенок.
Гуго терпеливо вынес все процедуры по приведению его в порядок, и только когда Катрин выпрямилась, сорвался с места…
Исчез.
Тир перехватил его в воздухе. Перевернул вниз головой, подбросил к потолку. Гуго сделав сальто, упал на корточки, мячиком оттолкнулся от пола…
Тир приподнял бровь, и Гуго тут же угомонился.
Катрин раз и навсегда запретила им демонстрировать свои сверхъестественные способности в присутствии посторонних. Шаграт посторонним не был, но все равно, лучше не расслабляться.
– Я почти успел! – Гуго сиял и требовательно дергал за рукав.
– Я тебя видел, – возразил Тир. – Почти-почти не считается.
– Зато я ни хрена не видел, – утешил Шаграт. – И Катрин не видела. И Суслик тоже не видел, он тебя случайно поймал.
– Ты все еще здесь? – Тир смерил его взглядом. – Вечер на дворе, Шаграт, тебя алкоголики в «Антиграве» ждут.
– Он пришел сказать, что у вас сегодня дела, – сообщила Катрин.
– Шаграт сказал, ты сегодня не пойдешь с нами гулять, – подтвердил Гуго. – Прилетел какой-то господин, которого ты захочешь увидеть.
– Де Трие, – Шаграт бросил Тиру летную куртку (в «Антиграв» пешком не ходили), – явился из Лонгви на выходные.
– Ты правда предпочтешь встретиться с господином де Трие, а не пойти с нами гулять? – уточнил Гуго.
– Слышь, Суслик, – прогнусил Шаграт, – я не говорил тебе, что твой пацан слишком много болтает для двухлетки?
– Ты тоже слишком много болтаешь.
Тир прислушался к эмоциям Катрин. Ну конечно, она напряглась, как всегда, когда кто-то обращал внимание на то, что Гуго развивается быстрее, чем положено ребенку его возраста. Зато сам Гуго ни о чем подобном не беспокоился, у него были другие поводы для расстройства. Он задал вопрос и ждал ответа.
– Мы с тобой пойдем гулять ночью, – пообещал Тир.
Катрин покачала головой. Но улыбнулась, увидев сияющую улыбку Гуго. Тот обожал ночные прогулки. И не его вина, что рассказы о том, где они были и что делали, не радовали его мать. Катрин давно поняла – главное то, что все странные и пугающие уроки, которые дает сыну Тир, нравятся Гуго и необходимы ему.
Но все равно она часто плакала. И Гуго знал об этом…
И это было не то, о чем Тиру хотелось думать сейчас. Сейчас нужно было сосредоточиться на предстоящей встрече с де Трие.
Пилот из Лонгви, о котором в Старой Гвардии уже были наслышаны. Последний год Фой де Трие работал инструктором в Лонгвийской летной академии, а до этого отличился тем, что освоил управление скоростным болидом одновременно со старогвардейцами. Тем, собственно, и привлек внимание.
Да, взглянуть на этого человека стоило. Он прилетел неожиданно, он никого не предупредил о визите, но он и не обязан был предупреждать. Мало ли кто и зачем прилетает в Рогер. В «Антиграве» за годы существования перебывало чертовски много пилотов со всех концов света. Одним больше, одним меньше…
Лонгвийский пилот выбрал для визита выходные дни, уже хорошо.
А все, что хотел увидеть, Тир увидел в первые же секунды. Достаточно оказалось один раз взглянуть на молодого невысокого парня, чтобы зацепиться взглядами, установить мгновенный, сбивающий чувство времени контакт.
Они узнали друг друга. Они были птицами одной породы…
Жаль только, что де Трие, так же как и старогвардейцы, не умел понимать и истолковывать это узнавание. Тир умел. И Эрик. Значит, есть что-то, отличающее Тира и Эрика от остальных, кто был в небе?
Ладно. Неважно.
Делать в «Антиграве» больше нечего – старогвардейцы и без легата развлекут и приветят гостя.
Зачем он прилетел?
Черт, не будешь же спрашивать в лоб. То есть можно, конечно, и в лоб, но пацан молодой и восторженный, в компании легендарных небесных отморозков робеет. Надо дать ему привыкнуть. К тому же может оказаться, что он прилетел просто так. Посмотреть. Ведь и Тир явился сегодня в «Антиграв» именно с этой целью. Посмотреть. Оценить.
Убедиться.
И хотя бы из вежливости нужно послушать, о чем они между собой треплются.
– Новые болиды? – удивленно переспросил де Трие.
Ну разумеется, о чем еще можно говорить с лонгвийским самородком? Конечно же о скоростных болидах и о том, кто и как осваивал управление ими. То есть это для Старой Гвардии – само собой разумеется. А для де Трие, кажется, нет.
Хм, а они уже и на «ты» перейти успели.
Суслик, ты слишком заморочен на своих проблемах. Настолько, что теряешь связь с действительностью…
– Я их испытывал, – сказал де Трие. – Последние полгода перед тем, как наладили их производство, я служил пилотом-испытателем в Вотаншилльском институте.
– Стоп, – нахмурился Риттер, – но это значит, что ты заранее научился летать на скоростных машинах?
– Да, естественно. На тренажерах можно задать любые условия. Твою мать… лучше бы и дальше не слушать!
Тира скривило от безысходной злобы. Он и сам не знал, на кого злится сильнее: на де Трие, рассуждающего о недостижимых для здешних пилотов технологиях, как о чем-то само собой разумеющемся, или на Эрика, не желающего эти технологии использовать.
– Я учился на тренажерах, – продолжил де Трие, – потом, когда освоился, барон предоставил в мое распоряжение собственную машину. Установил ей ограничение в скорости не выше трех харрдарков…
– Ограничение?! – хором переспросили старогвардейцы.
– Э-э… ну да.
Парень только-только начал дышать свободней и вот опять растерялся. Не может понять, что их всех удивляет. Нет, злиться на него не за что. Он обитает в другой вселенной, в мире под названием Лонгви. О том, что за границами баронства люди живут иначе, лонгвийцы, кажется, не подозревают.
– У барона нездешняя машина? – уточнил Тир.
– Так точно, – с облегчением подтвердил де Трие.
Вот так гораздо лучше. Есть на кого злиться. На Лонгвийца. За что? Да за все! В основном за то, что уже два с лишним года жизнь идет наперекосяк и все ощутимее выходит из-под контроля. И плевать, что Лонгвиец тут ни при чем.
– Господин фон Рауб, – окликнул де Трие.
– Да?
– Я ведь прилетел в основном из-за вас. Хотелось бы подробнее обсудить несколько пунктов в вашем последнем учебнике. Чертовски полезная книга. Спасибо.
– Это не учебник. Это методическое пособие.
– Как скажете. Все равно, спасибо. Я, кстати, и сам учился по вашим книгам. Так что появление еще одного Мастера, в изрядной степени – ваша заслуга.
– Ясно…
Тир почувствовал, как Падре под столом слегка толкнул его ногой. Кажется, он разозлился настолько, что это стало заметно. Для Падре – заметно, остальные пока еще не поняли.
– Жду вас завтра, де Трие, – произнес он, поднимаясь из-за стола, – заходите ближе к полудню. На сегодня прощаюсь.
– Эй, Суслик, ты чего это? – встревожился Мал. – Случилось что?
– Да пусть его катится. – Падре махнул рукой. – Все равно же не пьет. Нам больше достанется.
Входя в ангар, Тир уже не злился. Он думал о том, какими же соображениями должен руководствоваться человек, используя для убеждения собеседника взаимоисключающие тезисы, причем озвучивая их подряд и почти без пауз.
Спросить у Падре? А смысл? Падре, к сожалению, далеко не всегда отдает себе отчет в своих действиях.
ГЛАВА 4
Бесятся под кистью краски,
Пляшут бесы, сбросив маски…
Хэмси
На Блуднице до поместья Рауб было двадцать минут полета. На Тото, гражданской спарке, купленной, чтобы летать с Гуго, – почти час. Это если по прямой. Но Гуго, естественно, захотел полетать подольше, поэтому еще час они провели, обучая тяжелую Тото самым простым из доступных ей маневров.
Гуго, вытаращив глаза, обеими руками цеплялся за рычаг управления. Он чувствовал, когда Тир отдает ему контроль над машиной, ловил моменты с точностью до доли секунды. Сразу после войны Тото безошибочно опознавала, когда контроль над ней в руках у Гуго, но по прошествии трех месяцев она ошибается четыре раза из шести. Неплохой результат для мальчика двух с половиной лет от роду.
Впрочем, Гуго казался старше. Он рос быстрее своих ровесников, развивался быстрее. Все дети усваивают и обрабатывают огромное количество информации, но не все делают это с такой бешеной скоростью. Тир даже примерно не представлял, как работают мозг и нервная система его сына… хотя нет, примерно представлял. Можно было предположить, что Гуго развивается так же, как он сам. Только его развитие мать и отец старались хоть как-то приостановить – они жили среди людей и не хотели слишком бросаться в глаза – а развитию Гуго и Тир и Катрин, наоборот, всячески способствовали.
Да, они тоже жили среди людей. Но, даже приложив дополнительные усилия, все равно не смогли бы бросаться в глаза сильнее, чем уже есть. Разве что вывесив из окон скальпы убитых врагов или облицевав фасад отрезанными человеческими головами. Катрин однажды, расстроившись из-за очередной выходки Гуго, выдвигала такое предложение, но Тир, поразмыслив, отказался.
Между прочим, Катрин была не права. Семья фон Раубов, конечно, выделялась среди прочих, даже на Гвардейской улице, но и прочие тоже не давали заскучать никому из соседей. Достаточно вспомнить, например, как Шишка, будучи пьян, крутил прямо посреди улицы фигуры высшего пилотажа, снес фонтан и угодил в госпиталь, получив за порчу машины травмы средней тяжести от легата Старой Гвардии.
Да, безусловно, то, что творилось в саду фон Раубов в тот день, когда Гуго созвал туда всех окрестных кошек и мышей, чтобы посмотреть, что они будут делать все вместе, очень походило на светопреставление. Ну и что? Зато Гуго продемонстрировал, что умеет формулировать цели, планировать свои действия по достижению целей и поэтапно осуществлять планы.
Тир попытался донести до Катрин свою точку зрения… Н-ну, по крайней мере, ему удалось ее насмешить. Ладно, стоит признать, что Катрин смеялась чаще, чем плакала, и это была несомненная заслуга Тира фон Рауба. Заслуга тем большая, что Тир фон Рауб предпочел бы, чтоб эта женщина рыдала от страха и кричала от боли в течение, скажем, часов двенадцати, можно пятнадцати, а потом – умерла.
Вообще-то, он ничего не имел против Катрин. Она была достаточно наказана за попытку украсть Гуго, чтобы больше не пытаться сбежать, а что еще требуется от наказания, кроме воспитательного эффекта? Причинять ей дополнительную боль смысла не было. Убивать – тоже. И желание убить ее медленно и как можно болезненней объяснялось не проблемами в отношениях, а тем, что Катрин постоянно была в пределах досягаемости. Живое разумное существо, которое можно убить в любую секунду, – разве это не соблазн?
Особенно для демона, из-за дурацкой попытки похищения закончившего войну почти без запаса посмертных даров.
Для прежнего… хм – человека или зверя или кем там он был до того, как взял имя «Тир»? – для него не стало бы соблазном убийство ради убийства, без возможности забрать посмертные дары и по капле выпить мучения жертвы. Бессмысленное же занятие. Ну а для нынешнего – для демона – убийства были способом приятно провести время. В рисовании, например, тоже нет никакой практической пользы, но это же не повод не рисовать.
Не повод не убивать.
Объяснение, похожее на правду. С виду, логичное, и сравнение с рисованием выглядит уместным. Тир не верил этому объяснению. Он знал, что постоянно хочет убивать, потому что постоянно живет среди людей. Способность к мимикрии имеет пределы, и к пределу он подошел еще несколько лет назад, но поскольку деться от людей некуда, от понимания причин тяги к убийству не было никакой пользы.
Он рисовал. Когда на это было время. Рисовал почему-то не Катрин. Несмотря на то, что Катрин всегда под рукой, стены его мастерской постепенно заполнялись листами с изображением методичного и последовательного расчленения отца Грэя. Впрочем, о том, что именно изображает мозаика рисунков, развешанных в произвольном порядке, догадался бы разве что врач, да и тот далеко не сразу. Но лицо живого святого узнал бы любой. Тир запечатлел все стадии смертной муки, зафиксировал малейшее сокращение мускулов, воплотил на бумаге рвущийся из сорванной глотки крик, больше похожий на вопль умирающего животного… Он ждал, терпеливо ждал, когда его жертва потеряет надежду. Он мог пытать бесконечно – нарисованный священник не умрет под ножом. Он хотел победить. Но победить пока что не получалось. Тир начинал подозревать, что и не получится. Все-таки святые – они особенные. У отца Грэя даже боль забрать не получится, потому что даже боль тот чувствует как-то иначе.
Да и черт с ним. Рисование, как и убийство, – всего лишь приятное времяпрепровождение.
Брехня, конечно.
Они сделали круг над замком Рауб, над главной башней, над крышей, где всегда горели посадочные огни. Этот замок – один из ориентиров, нанесенных на все карты, и прекрасная мишень что для кертов, что для радзимцев.
Чем-то всегда нужно жертвовать.
Замок, в котором можно жить… Тир так и не привык к этой мысли, но с рождением сына стал уделять поместью больше внимания. Ему самому не нужны ни земля, ни рыцарское звание, но когда его убьют, все это понадобится Гуго. К тому же Катрин нравилось здесь бывать. Приблизительно раз в два месяца она уезжала из столицы и проводила в поместье несколько дней. Говорила, что ей нравится чувствовать себя знатной дамой, отдавать приказания слугам и следить за делами. Когда она уезжала сюда, в Рогере становилось гораздо легче дышать. А что касается знатности, то рыцарю фон Раубу далеко было до Мала и Падре, приобретших вместе с женами баронские титулы, но Тир не мешал Катрин развлекаться. Сам он от баронства отказался раз и навсегда – Эрик предлагал, но Тир служил своему императору не за награды. Ну а Катрин, второй год обучающаяся в Лонгвийской академии финансов, развлекаясь, умудрилась каким-то чудом повысить доходы с поместья.
Уж точно, что чудом. Девчонка за два года прошла четырехлетний курс обучения и получила приглашение поработать в одной из компаний, принадлежащих Марте Сернервилл. Ее бы мозги – да в мирных целях. Занималась бы себе финансами и не связывалась с демонами.
Но тогда не было бы Гуго.
Черт!
Катрин лучше умереть. Или уехать в Лонгви.
Тир улыбнулся, поняв, что невольно поставил между двумя событиями знак равенства. Лонгви действительно был иным миром, но уж не настолько же.
Сегодня они не собирались в замок. Посадили Тото в лесу. Гуго вытряхнулся в снег, провалился по уши. Тир за шкирку втащил сына обратно в машину, достал из багажного отделения снегоступы.
Гуго буркнул:
– Я сам!
И, пыхтя, высунув от усердия язык, стал застегивать на сапогах несложные крепления снегоступов. Все-таки он был нормальным ребенком. Что бы там ни думали окружающие…
Гуго убрел в лес, потерялся в снежном полумраке среди черных сосен на белом снегу. Тир остался в машине. Он слышал, как к Гуго слетелись духи, слышал имя «Риддин», повторяемое на разные лады веселыми призрачными голосами. Мелкий здесь – свой. Это хорошо. Пусть побесится, пока не вырос… Уже скоро можно будет учить его основам лечения животных и осознанному воздействию на людей.
Можно ли?
И можно ли учить его правильно убивать?
Будь оно все проклято… это нужно делать. Убивать и лечить, чинить и калечить, жить и выживать. Гуго уже не спрашивает, почему мама так часто плачет по ночам. Он уже знает, что отличается от других, и знает, что это расстраивает Катрин, и одного этого достаточно, чтобы убить ее, эту женщину, из-за которой он чувствует себя… плохим.
Люди делятся на плохих и хороших. А еще бывают нелюди. И дом на Гвардейской улице поделен на две части: спальня и мастерская Тира отделены от остальных помещений дверями, запирающимися снаружи. Окна во всех других комнатах забраны решетками. И на ночь Катрин запирает входную дверь на прочный засов.
Ночью Тир фон Рауб может попасть в дом только через окно собственной спальни. И не может добраться до женщины, живущей с ним под одной крышей. Он слышит, как она плачет. Он знает, что ее слышит Гуго. И улетает, потому что желание убить становится невыносимым.
Девчонка связалась с демоном. Она не знала, что это такое, она влюбилась, она родила ребенка. Превратила свою жизнь в ад. Но ведь держится же, не устраивает истерик, честно пытается не усложнять ситуацию еще больше. Боится до судорог. Возвращаясь домой со службы, Тир первым делом ловил настороженный взгляд Катрин: она пыталась понять, кто вошел в дом сегодня. Которая из его личин взяла верх. Каким будет вечер, как себя вести, о чем разговаривать? Она выучила привычки и особенности большинства его ипостасей, она научилась приспосабливаться, она действительно очень неглупа.
И лучше бы ей умереть. Или уехать в Лонгви. Потому что, если она не умрет или не уедет, она сойдет с ума. А обвинят в этом Тира. И он не сможет доказать свою невиновность, потому что… потому что сам не поверит в то, что не виноват.
– Ты скоро? – Гуго сунулся в кабину. – А я лосей видел! Они спят! А под снегом куропатки! А еще там заяц… Ну ты скоро?!
– Сейчас все брошу и пойду делать лопатки, – пробормотал Тир, вынимая из багажника лыжи.
Гуго походил на ребенка-монстра из ужастиков. Светящиеся глаза, огни в вертикальных зрачках, острые оскаленные зубы… чудо-дитятко с миллионом различных «почему». Заяц у него, видите ли, лоси у него спят. Никакой возможности посидеть, тупо глядя прямо перед собой. Интересно, как Катрин это мелкое чудовище целыми днями выдерживает?
А еще интереснее, как Гуго выдерживает ее целыми днями…
Так, все, хватит уже об этом. Тут лоси, зайцы, демоненок рядом скачет. Можно хотя бы ненадолго забыть о женщинах.
ГЛАВА 5
Каждый смертный и не очень
Нападает с криком «бей!».
Джэм
Этой ночью Катрин не заперла входную дверь даже на замок. Тир поднялся на крыльцо, но Гуго сонно завозился на руках:
– Не хочу… давай, как будто мама дверь закрыла.
И снова заснул.
– Будешь выделываться – во дворе ночевать оставлю, – неубедительно пригрозил Тир.
Гуго проигнорировал. Во время их первых ночных вылазок Катрин еще запирала дверь на засов, и тогда по возвращении Тир укладывал Гуго спать на диван в своем кабинете. Пацан привык, считал теперь ночевку на диване своим неотъемлемым правом.
Ну что с ним делать? С одной стороны, нужно соблюдать правила, а по правилам дети должны спать в своих детских кроватях. С другой – если уж дите все равно ночами не спит, а резвится с разной нечистью, то не все ли равно, где оно проведет время до завтрака? Честно говоря, Тиру еще ни разу не удалось настоять на том, чтоб Гуго отправлялся спать в свою комнату. А если уж совсем честно, то он ни разу и не пытался.
Катрин давно уже не задвигала засов и даже не запирала дверь, когда они уходили, но ничего не менялось.
Блудница скользнула в окно спальни, и Тир аккуратно выложил Гуго на кровать. Выбрался из машины сам. Блудница пристроилась на своем месте рядом с кроватью, но Тир хлопнул ее по фюзеляжу, отправив под потолок. Гуго нужно было выковырять из слоев зимней одежды, а это занятие требовало пространства.