Страница:
Хорошо еще, что мелкий спал и не порывался делать все сам, а то процедура могла бы затянуться до утра.
Дом был полон тревогой и опасениями. Значит, Катрин опять не спала, снова выдумывала себе невесть что и мучила себя ей самой непонятными подозрениями. Надо бы пойти к ней. Сказать, что они вернулись и что с Гуго все в порядке…
Дверь приоткрылась, и Тир разом позабыл о необходимости успокоить Катрин. Когда она запомнит, что опасно приходить к нему без приглашения?!
Он развернулся к дверям.
В спальню бесшумно скользнуло огромное, темное. Непонятное.
Знакомое!
– Моюм?!
Тир отреагировал мгновенно: схватил Гуго и вышвырнул его из окна. Внизу газон, укрытый толстым слоем снега, но даже если бы внизу был камень – Гуго не зря учился прыгать и падать. Главное, чтобы он успел проснуться раньше, чем свалится на землю.
Моюм Назар – мертвый колдун, шестнадцать лет назад убитый в Эрниди, пришел к своему убийце.
Вопрос «зачем» был явно неуместен. Но теперь понятно, на что отреагировал дом. Не на тревогу Катрин, а на чужака, на нечто непонятное. Дом не определил Моюма как врага, поскольку враг – это кто-то живой, а Моюм мертв.
И, мать его, для мертвого он какой-то очень шустрый!
Колдун молотил кулаками так, что воздух вспенивался. Кулаки – каждый с голову Тира, ну, может, чуток поменьше. Да, глаза у страха велики, но чертов мертвяк – тот еще бычара, выше на голову и тяжелее раза в два. Сложной формы кастеты с шипами, лезвия, выстреливающие из-под рукавов, множество косичек, украшенных чем-то, что взрывалось, парализуя на мгновение мышцы, – слишком много всего для одного Тира фон Рауба, у которого даже посмертных даров почти не осталось.
Звать на помощь было некого. Выпрыгнуть в окно – плохая мысль, нельзя оставлять здесь Блудницу. Что делать, Тир не знал. Он уворачивался, носился по стенам и даже по потолку, швырял в Моюма мебелью, время от времени умудрялся достать мертвяка ножом… но с тем же успехом можно было резать твердую деревяшку. Боли колдун не чувствовал. Кости у него не ломались. Не нанеся Тиру ни одного серьезного повреждения, мертвяк уже успел изрезать его и понаставить синяков. Убивать он Тира явно не собирался, а собирался вымотать боем и…
И что?!
Тир умудрился сбить его с ног, выдавил глаза, резанул ножом по горлу так, что лезвие чуть не застряло в позвоночнике. Моюм стряхнул его и придавил к полу. Ни малейшего дискомфорта от того, что глазные яблоки раздавлены, а шея развалена почти пополам, он явно не испытывал.
Тир вертелся, пинался и даже кусался, пытаясь выбраться из тисков. Кажется, пришло время паниковать. Колдун держал его, пытался ухватить поудобнее и одновременно открывал портал. Воздух потрескивал, очертания комнаты поплыли перед глазами, холодная ручища стиснула горло…
И Моюм вскочил, отшвырнув Тира от себя, как змею или крысу. Инстинктивное движение, вызванное страхом. Казалось бы, какие у мертвяка инстинкты, а вот – поди ж ты.
Краем глаза Тир видел, как гаснет золотое сияние – медальон, подарок Хильды, задействовал какую-то непонятную магию, отпугнул колдуна, сбил настройки портала. Ненадолго правда… Моюм тут же справился со страхом, шагнул вперед, вытянув руки, – еще два лезвия выстрелили из-под рукавов, одно – мимо, второе – по ребрам.
…Моюм сделал еще шаг. И вспыхнул. Весь сразу. Как будто был пропитан горючей смесью.
То, что было дальше, Тир не запомнил.
Он осознал себя уже снаружи. Причем вместе с Блудницей. Они вертелись, размазывая по грязному снегу останки Моюма Назара, и фюзеляж Блудницы был уже весь перепачкан омерзительным месивом.
Как и когда он успел заскочить в висевшую под потолком машину и сманеврировать в замкнутом пространстве так, чтобы выбить пылающего колдуна в окно, а не в дверь и не в стену, вспоминалось кусочками, обрывками и постепенно. Психика – штука гибкая, однако предохранители все равно нужны.
Дом был оцеплен – Гуго, приземлившись, первым делом побежал за помощью к патрулю стражи, и те отреагировали на тревогу даже быстрее, чем люди Клендерта.
– Я вроде бы все видела, а тоже не помню ничего, – ошеломленно призналась Катрин. – Вы просто исчезли. Все трое: и ты, и машина, и этот…
Катрин действительно все видела. Проснулась, услышав грохот драки, и побежала на звук.
Ума нет. Мозги есть, а ума – нет. Когда в доме дерутся, крушат стены и ломают мебель, надо держаться как можно дальше от эпицентра. Катрин вместо этого выстрелила в Моюма из импульсного фойерро. Использовать стихийную магию в помещении она, видимо, научилась, пока жила у лесничего в Нермессе, по крайней мере, Тир хотел так думать, и не хотел верить в то, что у Катрин природная склонность к идиотским поступкам. Хорошо еще, что в доме магическая же противопожарная система.
Вопросы о том, откуда у Катрин фойерро и зачем он ей, Тир придержал. Откуда – неважно, а зачем – понятно. А ему самому очень повезло, что весь заряд достался колдуну. Потому что Катрин не особо целилась.
Она же не знает, что он вовсе не неуязвим. Она знает только, что огнем его можно отпугнуть, если вдруг что…
Ох, ну и ночка!
ГЛАВА 6
К утру в доме было полно людей. Маги-следователи, Клендерт, подчиненные Клендерта, Казимир Мелецкий и Старая Гвардия в полном составе.
Клендерт уже успел попенять на то, что Тир не попытался установить, куда же открывал портал Моюм Назар. Тот факт, что в процессе открытия портала мертвец колотил Тира башкой об пол и собирался придушить, не был сочтен достаточным оправданием для невнимательности.
– Как будто тебе убудет!
– Ему убудет, – вмешался Казимир. – А вы, капитан, подумайте лучше о том, как злоумышленник смог проникнуть в дом, вроде бы находящийся под наблюдением вашей службы.
Пожалуй, в княжеском титуле есть своя прелесть. Кто другой в ответ на подобное заявление в лучшем случае получил бы ледяную отповедь и совет не лезть не в свое дело. А на князя Клендерт лишь глянул исподлобья.
И поинтересовался у Тира, где они могут переговорить «без посторонних».
Ближе к полудню даже Эрик с Хильдой ненадолго заглянули. Почти одновременно с ними явился де Трие. И был слегка растерян, встретившись с императором Вальденским в неофициальной обстановке. Не привыкли они у себя в Лонгви к императорам. Дикари! Шефанго!
Воспользовавшись визитом лонгвийского гостя как подходящим предлогом, Тир наконец-то отделался от Клендерта, который уже по третьему кругу взялся задавать одни и те же вопросы, отдал дом в распоряжение магов, распрощался с Эриком, выставил за дверь старогвардейцев.
Катрин, в свою очередь, усадила Гуго смотреть очередной выпуск «В гостях у сказки». И для разнообразия к Гуго на этот раз присоединился Шаграт. Вообще-то последние года три он перестал приходить в гости и, хоть не старался пока держаться от командира подальше, до этого тоже было недалеко. С Шагратом скоро нужно будет что-то делать. Но не сейчас. Сейчас Катрин велела обоим, и Гуго и Шаграту, вести себя хорошо и закрылась в библиотеке. Близились очередные экзамены, и неугомонная госпожа фон Рауб, кажется, снова собиралась сдать экстерном полторы, а то и две сессии.
Де Трие обалдело моргал, но вежливо старался скрыть свое любопытство.
– Нет, – сказал Тир, – нет, у нас не всегда так. Обычно выходные проходят чуть поспокойнее. Ладно, что там у вас за вопросы?
Список вопросов по последней методичке оказался небольшим, но в процессе обсуждения были затронуты еще несколько жизненно важных тем. И к тому времени как Гуго с Шагратом потребовали еды, Тир и де Трие уже успели перейти на «ты», де Трие утратил остатки священного трепета перед легатом Старой Гвардии, легат, в свою очередь, перестал щадить психику гостя и несколько раз его обрычал. Они сошлись во мнениях по множеству вопросов, они не сошлись во мнениях по множеству вопросов, они искали точки соприкосновения, и возвращаться с небес на землю ни тот ни другой не собирались. По крайней мере, не сегодня.
– Я с вами, – сообщил Шаграт. – Мне тоже интересно.
– Тогда уж и остальных надо поднимать, – решил Тир. – Плакал выходной у женатиков.
– Ниче, – Шаграт пренебрежительно махнул рукой, – перебьются.
И действительно – перебились. Причем с ожидаемым энтузиазмом. Полетать с новым пилотом, это ж такой подарок для них, давным-давно изучивших друг друга наизусть, сжившихся настолько, что действия каждого в небе воспринимались чуть ли не как свои собственные.
К ним очень скоро присоединился Эрик. И за одно только это Фой де Трие заслужил благодарности. Его и отблагодарили – объяснили принципы «прыжка». Знатный подарок.
Одной из тем, крайне интересовавших Фоя, был как раз «прыжок». А другой – как Тир смог объяснить другим то, что вроде бы необъяснимо. Ведь «прыжок» – это не магия, это нечто, похожее на чары, но и не чары. Искусство. То его проявление, которое лежит уже за гранью объяснимого. Можно научить приемам, но нельзя научить гениальности.
Из-за этого они тоже поспорили.
Гениальности, может, не учат – об этом Тир не знал ничего. Но он знал, что «прыжок», а в перспективе и «призраки» – всего лишь маневры, доступные тем, кто… скажем так, достиг определенного уровня.
– Сам? – уточнил Фой.
– Сам, – подтвердил Тир.
Они тут все – все семеро были самородками. Родились, чтобы летать, и, может быть, умели летать с рождения.
Тогда, дома, Фой оставил последнее замечание без комментариев. А сейчас, когда тема снова всплыла, к спору присоединились еще и остальные старогвардейцы. Те из них, кто считал себя достаточно компетентными, чтобы спорить о столь тонких материях, как природа чудес. Тир, например, ни черта в чудесах не смыслил.
А Падре утверждал, что понять и объяснить их – нельзя.
Но если ты не можешь объяснить, как тебе удается тот или иной маневр, то много ли от него проку? Если ты никого не можешь научить, то зачем ты нужен? Получается, что ты – одноразовый. А одноразовая вещь, считай – негодная вещь.
– Он – идеалист, – сообщил Падре Фою.
Падре нравилось обзывать Тира идеалистом.
– В Лонгви бы его поняли, – согласился Фой. – У нас много таких.
Насыщенный оказался выходной. Обмен опытом – де Трие тоже было, что показать старогвардейцам – уточнение сходств и различий в методах работы, ориентирование вслепую, полеты в группе… Мал даже слегка пожалел молодого лонгвийца, которому в родном городе не с кем было летать, кроме самого барона. А у барона хватало других дел.
Как и у императора, между прочим.
Шпильку насчет императора подпустил, разумеется, Тир. Не удержался.
– Моя вина, – согласился Эрик, – угораздило же в императоры угодить. Больше этого не повторится.
Старогвардейское шестое чувство – еще одна тема для обсуждения. Пресловутая интуиция, развитая до такой степени, что превратилась в надежное и сверхъестественное чутье. Достигнув соглашения по этому поводу, Тир фон Рауб и Фой де Трие сцепились не друг с другом, а вдвоем – со всеми остальными. Включая Эрика. Интуиция постепенно развивалась – с этим не спорил никто. Но Тир утверждал, что на процесс развития можно и нужно влиять, и Фой поддержал его, ссылаясь на опыт Мечников.
– Мечники – не показатель, – возразил Эрик в завершение долгой и острой дискуссии, прерывающейся время от времени короткими воздушными боями.
– А кто тогда показатель?! – взвился Фой. – Кроме нас, они – единственные мастера-бойцы. У них огромный опыт…
– Ты из Лонгви, пилот, – с непонятной усмешкой произнес Эрик. – Извини, но вы там все, как наш Суслик. Верите в лучшее.
Фой бросил взгляд на Тира. И стало ясно, что парня пора поддержать.
– Он привез методики тренировок Мечников, – сообщил Тир. – Отдал мне. Я подумаю, как их можно использовать.
Риттер присвистнул.
Эрик поднял брови и очень задумчиво взглянул на де Трие. А тот пожал плечами:
– Там нет ничего секретного. То есть ничего, что нужно скрывать от Мастеров. Мы все должны сотрудничать, когда есть такая возможность.
– О да. Безусловно. Так, господа старогвардейцы, вы свободны. Фой, рад был познакомиться, кланяйся от меня барону де Лонгви. Суслик, через час будь в замке.
Ну вот. Всегда так. Все – свободны, а Суслик – в замок. В замке то ли вздрючат, то ли похвалят, а за что – в любом случае непонятно.
– Чего еще он хотел? – без обиняков и предисловий спросил Эрик. – Зачем прилетел сюда?
– В основном, чтобы познакомиться. Интересовался моделированием боевых ситуаций… По поводу переучивания пилотов на новые скорости вопросы возникли. У нас методы разные. В Лонгви тренажеры, а мы тут – в реальных условиях.
– Моделирование боевых ситуаций? Почему он к тебе с этим явился?
– А к кому?
– Суслик, это – теория, а специалистов-теоретиков гораздо больше в Лонгви. Ты не понял, да? – Эрик набивал трубку и не смотрел на Тира. – Он же не самородок. Он – научился летать. Вас всех я нашел, вы все действительно такими родились, а де Трие – обученный Мастер. Кто его научил?
– Лонгвиец?
– Не только. Еще и ты. Поэтому он пришел к тебе с вопросами, поэтому он тебе в рот заглядывает и каждое слово ловит. Он с тобой даже спорит не так, как с остальными. И если он прав насчет Мечников… точнее, если Лонгвиец прав насчет Мечников, потому что Фой явно повторяет за ним, то получается, что летать можно научиться.
– А кто и когда утверждал обратное?
– Все утверждали. – Эрик вздохнул. – Точнее, никто, кроме тебя, не говорил, что этому можно учить. Вот что, поправь меня, если я ошибусь, но после разговора с Фоем Лонгви кажется тебе раем на земле, верно?
– Лонгви всегда казался мне раем.
Эрик молча смотрел на него, глаза в глаза, чуть улыбаясь, приминая табак в трубке большим пальцем.
Тир отвел взгляд и кивнул:
– Да.
– Он тебя хочет, – констатировал Эрик. – Сначала отдал, а теперь спохватился и решил вернуть. Точнее, решил сделать так, чтобы ты сам вернулся. Зачем ты ему понадобился, знаешь?
– Чтобы учить пилотов летать.
– И, боюсь, это означает, что пока ты – единственный, кто на это способен.
Эрик отвернулся, некоторое время раскуривал трубку, окутавшись облаком бело-голубого дыма. Потом сказал, не оборачиваясь:
– Ты уже знаешь, что у него есть осаммэш.[5] Он провидец. Я унаследовал кое-что… интуицию или какие-то зачатки предвидения, благодаря этому я нашел тебя и находил остальных, по мере того как они преодолевали барьер. Но до деда мне далеко. Его люди – ты наверняка слышал об этом – все как один исключительно талантливы. И все как один преданы ему, как… пожалуй, как ты мне.
Он наконец-то снова взглянул на Тира, выдыхая ароматный ядовитый дым.
– Казалось бы, у него гораздо больше возможностей для создания своей собственной Старой Гвардии, и все же он захотел именно тебя. Значит, без тебя ничего не выйдет. Ты еще ценнее, чем я думал, Суслик.
Тир молча кивнул. Он всегда знал, что Эрик его недооценивает. И даже сейчас Эрик отнюдь не думал о том, чтобы использовать Тира фон Рауба с максимальной отдачей. Но то, что он хотел сделать, было все-таки лучше, чем ничего. Гораздо лучше.
– Я дам тебе особые полномочия. Выбирай сам, кого ты хочешь учить, решай сам – как ты будешь учить. Черт с ним, я куплю у Вотаншилла тренажеры и что там тебе еще понадобится? Защитные поля на болиды? Что тебе нужно, чтоб компенсировать недостаток запасных жизней? Составишь список. С провидцами трудно, – признался Эрик, глубоко затянувшись, – никогда нельзя сказать наверняка, предусмотрели они твои действия, или ты делаешь что-то, нарушающее их планы… вот я и не понимаю, знает дед, что я создам тебе условия для работы, или он действительно надеялся выманить тебя в Лонгви?
– Не надеялся. – Тир ухмыльнулся. – Я обещал ему, что ноги моей не будет в Лонгви, так что у барона насчет меня какие-то совсем уж хитрые планы. Может, он просто хочет посмотреть, что получится, если вы дадите мне возможность нормально работать?
– Суслики – милые, пушистые зверьки! – с чувством произнес Эрик. – За какие грехи мне досталась скользкая, ядовитая гадина?
– Суслики – разносчики чумы. А я, кстати, злопамятный.
– Ну, по крайней мере, честный. А насчет Мечников… Тир, этот мальчик знает не все. И то, чем поделился с ним – и с тобой – Лонгвиец, наверняка ценно, наверняка необходимо, но имей в виду, что, скорее всего, это методики только самого Лонгвийца и его учеников. Остальные Мечники… очень сильно расходятся с ним во мнении о том, как нужно обучать новых Мастеров. И в своем отношении к Мастерам и к Искусству они тоже отнюдь не единодушны. Имей это в виду. Просто на всякий случай.
– Расходятся во мнении? – Эрик явно имел в виду нечто крайне неприятное, и Тир предпочел бы услышать как можно более точную формулировку.
– Проблема перехода через барьер, Суслик. Мечники нередко убивают своих учеников.
«Перейти через барьер» означало совершить невозможное. Преодолеть предел человеческих способностей, выйти за установленные природой рамки. Там, за барьером, за клеткой природных законов, не было уже никаких ограничений. Преодолев барьер, человек, ставший Мастером, мог развиваться и самосовершенствоваться до бесконечности. Хватило бы силы воли и терпения.
Мечники брали людей в ученики, учили всему, что умели сами. В процессе тренировок – подводили к барьеру. Чтобы преодолеть его, ученик должен был победить учителя в бою. Подход прост: победить Мечника в бою на мечах невозможно, значит, ученик должен сделать невозможное.
И только-то!
Эрик, пересказывая все это, обошелся без комментариев, предоставив Тиру самостоятельно делать выводы и определяться со своим отношением к подобной методике. И Тир потратил на это некоторое время.
Время, которое, может быть, стоило бы потратить на обдумывание своего незавидного положения, побеспокоиться из-за раиминов, совершивших два покушения меньше чем за полгода.
Он потерял на войне немало людей, которые считали его учителем. Их отношение, при всей своей безосновательности, волей-неволей провоцировало встречную реакцию: люди, которых он учил, были Тиру фон Раубу небезразличны. На них было потрачено время. На основании наблюдений за ними были составлены и усовершенствованы учебные планы. Благодаря их письмам, их боевому и командирскому опыту развивалась и развивается тактика воздушного боя. Убивать их своими руками? Чушь собачья! Сначала тратить годы на обучение, а потом – расписываться в собственной несостоятельности, вот уж достойное занятие. Что может быть глупее, чем, вложив в человека время и силы, вдруг отдать завершающий, самый важный этап своей работы на откуп неконтролируемых и необъяснимых обстоятельств?
«Что может быть унизительнее?»
Тир поймал себя на последней мысли с изрядным удивлением. Он не желал оперировать подобными категориями и остался недоволен собой.
Использовать людей таким образом… черт, да понятно, что нерационально. И хватит уже настороженно оглядываться, едва вспомнив это слово – то, что оно не нравится окружающим, говорит не в пользу окружающих. Не проще ли убивать сразу, еще до того, как начал учить? Во-первых, сэкономишь массу времени, а во-вторых, исключишь элемент случайности.
Что скажешь, легат, разве Эрик не поступал именно так? Спрашивал, смогут ли летать пилоты, которых ты обучал, выяснял, что вряд ли, прекращал обучение и отправлял на фронт. Разумный подход. Ты с ним спорил, потому что считал, что мог бы научить большему, однако стоит ли тратить время, если… если ученик не сможет преодолеть барьер?
А это по обстоятельствам. В мирное время Эрик никуда не спешил и позволял доучивать пилотов, и из этих пилотов вышел толк. Часть из них служит в гвардейском полку, часть – стала командирами и продолжает расти. На кого действительно не стоило тратить время, так это на Алекса. Потому что он мог – и не захотел. А девиз «Всегда можно лучше» уместен только для Лонгви.
Лонгви…
Эрик однажды сказал, что не видит среди лонгвийцев ни одного толкового пилота. И вот – пожалуйста. Де Трие. Лонгвийцам удалось то, что до сих пор не удавалось никому: они научили летать человека, который не был рожден для полета. Лонгвийцам?.. Правильнее уж сказать: Лонгвийцу. И Тиру фон Раубу.
Наверное, это должно быть неприятно – то, что с твоей помощью кто-то чужой добился того, что не смог сделать твой хозяин. Наверное. Но Тир не утруждал себя выбором правильной реакции. За двенадцать с лишним лет так и не научился видеть разницу между Вальденом и другими государствами. Небо над всеми – одно, так не все ли равно, в какой точке на планете появился новый пилот?
Интересно, Лонгвиец и это учитывает?
Лонгвиец, похоже, учитывал многое. Когда Тир, уставший от размышлений, взялся, наконец, за материалы, привезенные де Трие, он не раз и не два вспоминал слова Эрика о том, что им нашлось бы о чем поговорить с бароном де Лонгви. С Мечником Эльриком де Фоксом.
Лонгвиец делал записи для своих учеников и для учеников своих учеников. Он отнюдь не имел в виду, что все это будет читать именно Тир фон Рауб, Черный, Contra Mundi, пообещавший когда-то не возвращаться в Лонгви, напророчивший Лонгвийцу, что тот пожалеет об этом обещании.
Если верить Эрику, пророчество сбывалось.
Если вспомнить, как отреагировал тогда сам Лонгвиец, – пророчество имело все шансы сбыться в его пользу. Если этот шефанго и впрямь умеет играться с вероятностями.
Нет, об этом лучше даже не думать. Так недолго и до того, чтоб почувствовать себя куклой на ниточках. А этого ощущения, однажды пережитого, оказалось вполне достаточно, чтобы не желать повторения. Если уж тобой играют в куклы, пусть это делает кто-нибудь, не уступающий по уровню прежнему кукловоду. Тот был вроде как сам Сатана, мать его, гребаный Творец… и на меньшее Тир фон Рауб теперь не согласен.
А Лонгвиец утверждал, что Мастером может стать любой. Что любого можно научить летать – научить танцевать, – что все зависит только от целеустремленности и силы воли ученика и учителя. А еще Лонгвиец не признавал никакого барьера. И складывалось впечатление, что для него не существует таких понятий, как «талант» или хотя бы «предрасположенность». Обманчивое впечатление – Тир понял это, хоть и не сразу. На словах все выглядело просто: можно научить любого. На практике же отнюдь не всякий мог научиться. Талант был тем топливом, которое питало стремление стать Мастером, талант был огнем, который сжигал в ученике все, препятствующее стремлению к цели, талант был стержнем, не позволяющим сломаться и отступить, и был крыльями, на которых, в конце концов, ученик поднимался в небо.
Если таланта не было – ученик сдавался еще во время испытаний.
Поэтичность сравнений естественна для шефанго, но оказалось, что она еще и заразна. Сообразив, что вереницу поэтических образов породило его собственное воображение, Тир только вздохнул. Это же надо – заразиться поэтичностью от Лонгвийца. От шефанго, в котором поэзии меньше, чем в опасной бритве.
В описание испытаний он ухнул с головой, отключившись от внешнего мира настолько, что к реальности его вернул лишь Гуго, прискакавший с очередными полутора тысячами вопросов.
Испытания – методика, которой так не хватало. Процесс отбора учеников, позволяющий из множества соискателей выбрать тех, кто сможет стать Мастером. Формулирование принципов этого отбора у самого Тира продвигалось крайне медленно. Не хватало данных, слишком мала была выборка. И можно сколько угодно повторять себе, что Лонгвиец писал это не для него, а для своих учеников, таких же Мечников, но разве для них он расширил описание, собрал и выделил аспекты, общие для всех: Мечников и художников, музыкантов, и поэтов, и оружейников, и магов, и пилотов? Нет. Ученикам Лонгвийца это было не нужно. Мечники, они учили – если учили – себе подобных. Обобщение было необходимо Тиру фон Раубу.
И Тир почти видел насмешливую ухмылку, всплывающую за ровными строчками записей на экране мнемографа. «Так кто же из нас пожалеет о твоем обещании, а, Черный?» В насмешке не было яда и не было злорадства. Фантазия Тира позволяла разглядеть там нечто гораздо худшее: терпеливое и спокойное ожидание.
Фой де Трие вернулся в Лонгви. А спустя три дня на склад почтового отделения «Антиграва» пришла посылка. На имя Тира фон Рауба. Контейнер, длиной в вуаш, высотой – чуть меньше хиррзи. Пять на два метра, если метрическую систему вспоминать. Ничего такая посылочка, почтовые службы надорвались бы, пожалуй, телепортом доставлять. Тем не менее, контейнер пришел именно через телепорт, а печати с золотой розой в белом круге указывали на отправителя, весьма вольно относившегося к правилам телепортационной почты.
Лонгви. Ага. Печатей на пломбах было по две. Одна – лонгвийская, вторая – с черной кошачьей головой в синем треугольнике – личная печать барона. Кое-кого из нестареющих, помнивших былые времена, эта кошка до сих пор вгоняла в суеверный страх. Тир страха не испытывал, но подвох заподозрил. Ничего хорошего он от Лонгвийца не ждал, даже несмотря на то, что тот не однажды помогал ему. Точнее – именно поэтому.
Дом был полон тревогой и опасениями. Значит, Катрин опять не спала, снова выдумывала себе невесть что и мучила себя ей самой непонятными подозрениями. Надо бы пойти к ней. Сказать, что они вернулись и что с Гуго все в порядке…
Дверь приоткрылась, и Тир разом позабыл о необходимости успокоить Катрин. Когда она запомнит, что опасно приходить к нему без приглашения?!
Он развернулся к дверям.
В спальню бесшумно скользнуло огромное, темное. Непонятное.
Знакомое!
– Моюм?!
Тир отреагировал мгновенно: схватил Гуго и вышвырнул его из окна. Внизу газон, укрытый толстым слоем снега, но даже если бы внизу был камень – Гуго не зря учился прыгать и падать. Главное, чтобы он успел проснуться раньше, чем свалится на землю.
Моюм Назар – мертвый колдун, шестнадцать лет назад убитый в Эрниди, пришел к своему убийце.
Вопрос «зачем» был явно неуместен. Но теперь понятно, на что отреагировал дом. Не на тревогу Катрин, а на чужака, на нечто непонятное. Дом не определил Моюма как врага, поскольку враг – это кто-то живой, а Моюм мертв.
И, мать его, для мертвого он какой-то очень шустрый!
Колдун молотил кулаками так, что воздух вспенивался. Кулаки – каждый с голову Тира, ну, может, чуток поменьше. Да, глаза у страха велики, но чертов мертвяк – тот еще бычара, выше на голову и тяжелее раза в два. Сложной формы кастеты с шипами, лезвия, выстреливающие из-под рукавов, множество косичек, украшенных чем-то, что взрывалось, парализуя на мгновение мышцы, – слишком много всего для одного Тира фон Рауба, у которого даже посмертных даров почти не осталось.
Звать на помощь было некого. Выпрыгнуть в окно – плохая мысль, нельзя оставлять здесь Блудницу. Что делать, Тир не знал. Он уворачивался, носился по стенам и даже по потолку, швырял в Моюма мебелью, время от времени умудрялся достать мертвяка ножом… но с тем же успехом можно было резать твердую деревяшку. Боли колдун не чувствовал. Кости у него не ломались. Не нанеся Тиру ни одного серьезного повреждения, мертвяк уже успел изрезать его и понаставить синяков. Убивать он Тира явно не собирался, а собирался вымотать боем и…
И что?!
Тир умудрился сбить его с ног, выдавил глаза, резанул ножом по горлу так, что лезвие чуть не застряло в позвоночнике. Моюм стряхнул его и придавил к полу. Ни малейшего дискомфорта от того, что глазные яблоки раздавлены, а шея развалена почти пополам, он явно не испытывал.
Тир вертелся, пинался и даже кусался, пытаясь выбраться из тисков. Кажется, пришло время паниковать. Колдун держал его, пытался ухватить поудобнее и одновременно открывал портал. Воздух потрескивал, очертания комнаты поплыли перед глазами, холодная ручища стиснула горло…
И Моюм вскочил, отшвырнув Тира от себя, как змею или крысу. Инстинктивное движение, вызванное страхом. Казалось бы, какие у мертвяка инстинкты, а вот – поди ж ты.
Краем глаза Тир видел, как гаснет золотое сияние – медальон, подарок Хильды, задействовал какую-то непонятную магию, отпугнул колдуна, сбил настройки портала. Ненадолго правда… Моюм тут же справился со страхом, шагнул вперед, вытянув руки, – еще два лезвия выстрелили из-под рукавов, одно – мимо, второе – по ребрам.
…Моюм сделал еще шаг. И вспыхнул. Весь сразу. Как будто был пропитан горючей смесью.
То, что было дальше, Тир не запомнил.
Он осознал себя уже снаружи. Причем вместе с Блудницей. Они вертелись, размазывая по грязному снегу останки Моюма Назара, и фюзеляж Блудницы был уже весь перепачкан омерзительным месивом.
Как и когда он успел заскочить в висевшую под потолком машину и сманеврировать в замкнутом пространстве так, чтобы выбить пылающего колдуна в окно, а не в дверь и не в стену, вспоминалось кусочками, обрывками и постепенно. Психика – штука гибкая, однако предохранители все равно нужны.
Дом был оцеплен – Гуго, приземлившись, первым делом побежал за помощью к патрулю стражи, и те отреагировали на тревогу даже быстрее, чем люди Клендерта.
– Я вроде бы все видела, а тоже не помню ничего, – ошеломленно призналась Катрин. – Вы просто исчезли. Все трое: и ты, и машина, и этот…
Катрин действительно все видела. Проснулась, услышав грохот драки, и побежала на звук.
Ума нет. Мозги есть, а ума – нет. Когда в доме дерутся, крушат стены и ломают мебель, надо держаться как можно дальше от эпицентра. Катрин вместо этого выстрелила в Моюма из импульсного фойерро. Использовать стихийную магию в помещении она, видимо, научилась, пока жила у лесничего в Нермессе, по крайней мере, Тир хотел так думать, и не хотел верить в то, что у Катрин природная склонность к идиотским поступкам. Хорошо еще, что в доме магическая же противопожарная система.
Вопросы о том, откуда у Катрин фойерро и зачем он ей, Тир придержал. Откуда – неважно, а зачем – понятно. А ему самому очень повезло, что весь заряд достался колдуну. Потому что Катрин не особо целилась.
Она же не знает, что он вовсе не неуязвим. Она знает только, что огнем его можно отпугнуть, если вдруг что…
Ох, ну и ночка!
ГЛАВА 6
Трудно ли поводья судьбы
Все время держать внатяг?
Олег Медведев
К утру в доме было полно людей. Маги-следователи, Клендерт, подчиненные Клендерта, Казимир Мелецкий и Старая Гвардия в полном составе.
Клендерт уже успел попенять на то, что Тир не попытался установить, куда же открывал портал Моюм Назар. Тот факт, что в процессе открытия портала мертвец колотил Тира башкой об пол и собирался придушить, не был сочтен достаточным оправданием для невнимательности.
– Как будто тебе убудет!
– Ему убудет, – вмешался Казимир. – А вы, капитан, подумайте лучше о том, как злоумышленник смог проникнуть в дом, вроде бы находящийся под наблюдением вашей службы.
Пожалуй, в княжеском титуле есть своя прелесть. Кто другой в ответ на подобное заявление в лучшем случае получил бы ледяную отповедь и совет не лезть не в свое дело. А на князя Клендерт лишь глянул исподлобья.
И поинтересовался у Тира, где они могут переговорить «без посторонних».
Ближе к полудню даже Эрик с Хильдой ненадолго заглянули. Почти одновременно с ними явился де Трие. И был слегка растерян, встретившись с императором Вальденским в неофициальной обстановке. Не привыкли они у себя в Лонгви к императорам. Дикари! Шефанго!
Воспользовавшись визитом лонгвийского гостя как подходящим предлогом, Тир наконец-то отделался от Клендерта, который уже по третьему кругу взялся задавать одни и те же вопросы, отдал дом в распоряжение магов, распрощался с Эриком, выставил за дверь старогвардейцев.
Катрин, в свою очередь, усадила Гуго смотреть очередной выпуск «В гостях у сказки». И для разнообразия к Гуго на этот раз присоединился Шаграт. Вообще-то последние года три он перестал приходить в гости и, хоть не старался пока держаться от командира подальше, до этого тоже было недалеко. С Шагратом скоро нужно будет что-то делать. Но не сейчас. Сейчас Катрин велела обоим, и Гуго и Шаграту, вести себя хорошо и закрылась в библиотеке. Близились очередные экзамены, и неугомонная госпожа фон Рауб, кажется, снова собиралась сдать экстерном полторы, а то и две сессии.
Де Трие обалдело моргал, но вежливо старался скрыть свое любопытство.
– Нет, – сказал Тир, – нет, у нас не всегда так. Обычно выходные проходят чуть поспокойнее. Ладно, что там у вас за вопросы?
Список вопросов по последней методичке оказался небольшим, но в процессе обсуждения были затронуты еще несколько жизненно важных тем. И к тому времени как Гуго с Шагратом потребовали еды, Тир и де Трие уже успели перейти на «ты», де Трие утратил остатки священного трепета перед легатом Старой Гвардии, легат, в свою очередь, перестал щадить психику гостя и несколько раз его обрычал. Они сошлись во мнениях по множеству вопросов, они не сошлись во мнениях по множеству вопросов, они искали точки соприкосновения, и возвращаться с небес на землю ни тот ни другой не собирались. По крайней мере, не сегодня.
– Я с вами, – сообщил Шаграт. – Мне тоже интересно.
– Тогда уж и остальных надо поднимать, – решил Тир. – Плакал выходной у женатиков.
– Ниче, – Шаграт пренебрежительно махнул рукой, – перебьются.
И действительно – перебились. Причем с ожидаемым энтузиазмом. Полетать с новым пилотом, это ж такой подарок для них, давным-давно изучивших друг друга наизусть, сжившихся настолько, что действия каждого в небе воспринимались чуть ли не как свои собственные.
К ним очень скоро присоединился Эрик. И за одно только это Фой де Трие заслужил благодарности. Его и отблагодарили – объяснили принципы «прыжка». Знатный подарок.
Одной из тем, крайне интересовавших Фоя, был как раз «прыжок». А другой – как Тир смог объяснить другим то, что вроде бы необъяснимо. Ведь «прыжок» – это не магия, это нечто, похожее на чары, но и не чары. Искусство. То его проявление, которое лежит уже за гранью объяснимого. Можно научить приемам, но нельзя научить гениальности.
Из-за этого они тоже поспорили.
Гениальности, может, не учат – об этом Тир не знал ничего. Но он знал, что «прыжок», а в перспективе и «призраки» – всего лишь маневры, доступные тем, кто… скажем так, достиг определенного уровня.
– Сам? – уточнил Фой.
– Сам, – подтвердил Тир.
Они тут все – все семеро были самородками. Родились, чтобы летать, и, может быть, умели летать с рождения.
Тогда, дома, Фой оставил последнее замечание без комментариев. А сейчас, когда тема снова всплыла, к спору присоединились еще и остальные старогвардейцы. Те из них, кто считал себя достаточно компетентными, чтобы спорить о столь тонких материях, как природа чудес. Тир, например, ни черта в чудесах не смыслил.
А Падре утверждал, что понять и объяснить их – нельзя.
Но если ты не можешь объяснить, как тебе удается тот или иной маневр, то много ли от него проку? Если ты никого не можешь научить, то зачем ты нужен? Получается, что ты – одноразовый. А одноразовая вещь, считай – негодная вещь.
– Он – идеалист, – сообщил Падре Фою.
Падре нравилось обзывать Тира идеалистом.
– В Лонгви бы его поняли, – согласился Фой. – У нас много таких.
Насыщенный оказался выходной. Обмен опытом – де Трие тоже было, что показать старогвардейцам – уточнение сходств и различий в методах работы, ориентирование вслепую, полеты в группе… Мал даже слегка пожалел молодого лонгвийца, которому в родном городе не с кем было летать, кроме самого барона. А у барона хватало других дел.
Как и у императора, между прочим.
Шпильку насчет императора подпустил, разумеется, Тир. Не удержался.
– Моя вина, – согласился Эрик, – угораздило же в императоры угодить. Больше этого не повторится.
Старогвардейское шестое чувство – еще одна тема для обсуждения. Пресловутая интуиция, развитая до такой степени, что превратилась в надежное и сверхъестественное чутье. Достигнув соглашения по этому поводу, Тир фон Рауб и Фой де Трие сцепились не друг с другом, а вдвоем – со всеми остальными. Включая Эрика. Интуиция постепенно развивалась – с этим не спорил никто. Но Тир утверждал, что на процесс развития можно и нужно влиять, и Фой поддержал его, ссылаясь на опыт Мечников.
– Мечники – не показатель, – возразил Эрик в завершение долгой и острой дискуссии, прерывающейся время от времени короткими воздушными боями.
– А кто тогда показатель?! – взвился Фой. – Кроме нас, они – единственные мастера-бойцы. У них огромный опыт…
– Ты из Лонгви, пилот, – с непонятной усмешкой произнес Эрик. – Извини, но вы там все, как наш Суслик. Верите в лучшее.
Фой бросил взгляд на Тира. И стало ясно, что парня пора поддержать.
– Он привез методики тренировок Мечников, – сообщил Тир. – Отдал мне. Я подумаю, как их можно использовать.
Риттер присвистнул.
Эрик поднял брови и очень задумчиво взглянул на де Трие. А тот пожал плечами:
– Там нет ничего секретного. То есть ничего, что нужно скрывать от Мастеров. Мы все должны сотрудничать, когда есть такая возможность.
– О да. Безусловно. Так, господа старогвардейцы, вы свободны. Фой, рад был познакомиться, кланяйся от меня барону де Лонгви. Суслик, через час будь в замке.
Ну вот. Всегда так. Все – свободны, а Суслик – в замок. В замке то ли вздрючат, то ли похвалят, а за что – в любом случае непонятно.
– Чего еще он хотел? – без обиняков и предисловий спросил Эрик. – Зачем прилетел сюда?
– В основном, чтобы познакомиться. Интересовался моделированием боевых ситуаций… По поводу переучивания пилотов на новые скорости вопросы возникли. У нас методы разные. В Лонгви тренажеры, а мы тут – в реальных условиях.
– Моделирование боевых ситуаций? Почему он к тебе с этим явился?
– А к кому?
– Суслик, это – теория, а специалистов-теоретиков гораздо больше в Лонгви. Ты не понял, да? – Эрик набивал трубку и не смотрел на Тира. – Он же не самородок. Он – научился летать. Вас всех я нашел, вы все действительно такими родились, а де Трие – обученный Мастер. Кто его научил?
– Лонгвиец?
– Не только. Еще и ты. Поэтому он пришел к тебе с вопросами, поэтому он тебе в рот заглядывает и каждое слово ловит. Он с тобой даже спорит не так, как с остальными. И если он прав насчет Мечников… точнее, если Лонгвиец прав насчет Мечников, потому что Фой явно повторяет за ним, то получается, что летать можно научиться.
– А кто и когда утверждал обратное?
– Все утверждали. – Эрик вздохнул. – Точнее, никто, кроме тебя, не говорил, что этому можно учить. Вот что, поправь меня, если я ошибусь, но после разговора с Фоем Лонгви кажется тебе раем на земле, верно?
– Лонгви всегда казался мне раем.
Эрик молча смотрел на него, глаза в глаза, чуть улыбаясь, приминая табак в трубке большим пальцем.
Тир отвел взгляд и кивнул:
– Да.
– Он тебя хочет, – констатировал Эрик. – Сначала отдал, а теперь спохватился и решил вернуть. Точнее, решил сделать так, чтобы ты сам вернулся. Зачем ты ему понадобился, знаешь?
– Чтобы учить пилотов летать.
– И, боюсь, это означает, что пока ты – единственный, кто на это способен.
Эрик отвернулся, некоторое время раскуривал трубку, окутавшись облаком бело-голубого дыма. Потом сказал, не оборачиваясь:
– Ты уже знаешь, что у него есть осаммэш.[5] Он провидец. Я унаследовал кое-что… интуицию или какие-то зачатки предвидения, благодаря этому я нашел тебя и находил остальных, по мере того как они преодолевали барьер. Но до деда мне далеко. Его люди – ты наверняка слышал об этом – все как один исключительно талантливы. И все как один преданы ему, как… пожалуй, как ты мне.
Он наконец-то снова взглянул на Тира, выдыхая ароматный ядовитый дым.
– Казалось бы, у него гораздо больше возможностей для создания своей собственной Старой Гвардии, и все же он захотел именно тебя. Значит, без тебя ничего не выйдет. Ты еще ценнее, чем я думал, Суслик.
Тир молча кивнул. Он всегда знал, что Эрик его недооценивает. И даже сейчас Эрик отнюдь не думал о том, чтобы использовать Тира фон Рауба с максимальной отдачей. Но то, что он хотел сделать, было все-таки лучше, чем ничего. Гораздо лучше.
– Я дам тебе особые полномочия. Выбирай сам, кого ты хочешь учить, решай сам – как ты будешь учить. Черт с ним, я куплю у Вотаншилла тренажеры и что там тебе еще понадобится? Защитные поля на болиды? Что тебе нужно, чтоб компенсировать недостаток запасных жизней? Составишь список. С провидцами трудно, – признался Эрик, глубоко затянувшись, – никогда нельзя сказать наверняка, предусмотрели они твои действия, или ты делаешь что-то, нарушающее их планы… вот я и не понимаю, знает дед, что я создам тебе условия для работы, или он действительно надеялся выманить тебя в Лонгви?
– Не надеялся. – Тир ухмыльнулся. – Я обещал ему, что ноги моей не будет в Лонгви, так что у барона насчет меня какие-то совсем уж хитрые планы. Может, он просто хочет посмотреть, что получится, если вы дадите мне возможность нормально работать?
– Суслики – милые, пушистые зверьки! – с чувством произнес Эрик. – За какие грехи мне досталась скользкая, ядовитая гадина?
– Суслики – разносчики чумы. А я, кстати, злопамятный.
– Ну, по крайней мере, честный. А насчет Мечников… Тир, этот мальчик знает не все. И то, чем поделился с ним – и с тобой – Лонгвиец, наверняка ценно, наверняка необходимо, но имей в виду, что, скорее всего, это методики только самого Лонгвийца и его учеников. Остальные Мечники… очень сильно расходятся с ним во мнении о том, как нужно обучать новых Мастеров. И в своем отношении к Мастерам и к Искусству они тоже отнюдь не единодушны. Имей это в виду. Просто на всякий случай.
– Расходятся во мнении? – Эрик явно имел в виду нечто крайне неприятное, и Тир предпочел бы услышать как можно более точную формулировку.
– Проблема перехода через барьер, Суслик. Мечники нередко убивают своих учеников.
«Перейти через барьер» означало совершить невозможное. Преодолеть предел человеческих способностей, выйти за установленные природой рамки. Там, за барьером, за клеткой природных законов, не было уже никаких ограничений. Преодолев барьер, человек, ставший Мастером, мог развиваться и самосовершенствоваться до бесконечности. Хватило бы силы воли и терпения.
Мечники брали людей в ученики, учили всему, что умели сами. В процессе тренировок – подводили к барьеру. Чтобы преодолеть его, ученик должен был победить учителя в бою. Подход прост: победить Мечника в бою на мечах невозможно, значит, ученик должен сделать невозможное.
И только-то!
Эрик, пересказывая все это, обошелся без комментариев, предоставив Тиру самостоятельно делать выводы и определяться со своим отношением к подобной методике. И Тир потратил на это некоторое время.
Время, которое, может быть, стоило бы потратить на обдумывание своего незавидного положения, побеспокоиться из-за раиминов, совершивших два покушения меньше чем за полгода.
Он потерял на войне немало людей, которые считали его учителем. Их отношение, при всей своей безосновательности, волей-неволей провоцировало встречную реакцию: люди, которых он учил, были Тиру фон Раубу небезразличны. На них было потрачено время. На основании наблюдений за ними были составлены и усовершенствованы учебные планы. Благодаря их письмам, их боевому и командирскому опыту развивалась и развивается тактика воздушного боя. Убивать их своими руками? Чушь собачья! Сначала тратить годы на обучение, а потом – расписываться в собственной несостоятельности, вот уж достойное занятие. Что может быть глупее, чем, вложив в человека время и силы, вдруг отдать завершающий, самый важный этап своей работы на откуп неконтролируемых и необъяснимых обстоятельств?
«Что может быть унизительнее?»
Тир поймал себя на последней мысли с изрядным удивлением. Он не желал оперировать подобными категориями и остался недоволен собой.
Использовать людей таким образом… черт, да понятно, что нерационально. И хватит уже настороженно оглядываться, едва вспомнив это слово – то, что оно не нравится окружающим, говорит не в пользу окружающих. Не проще ли убивать сразу, еще до того, как начал учить? Во-первых, сэкономишь массу времени, а во-вторых, исключишь элемент случайности.
Что скажешь, легат, разве Эрик не поступал именно так? Спрашивал, смогут ли летать пилоты, которых ты обучал, выяснял, что вряд ли, прекращал обучение и отправлял на фронт. Разумный подход. Ты с ним спорил, потому что считал, что мог бы научить большему, однако стоит ли тратить время, если… если ученик не сможет преодолеть барьер?
А это по обстоятельствам. В мирное время Эрик никуда не спешил и позволял доучивать пилотов, и из этих пилотов вышел толк. Часть из них служит в гвардейском полку, часть – стала командирами и продолжает расти. На кого действительно не стоило тратить время, так это на Алекса. Потому что он мог – и не захотел. А девиз «Всегда можно лучше» уместен только для Лонгви.
Лонгви…
Эрик однажды сказал, что не видит среди лонгвийцев ни одного толкового пилота. И вот – пожалуйста. Де Трие. Лонгвийцам удалось то, что до сих пор не удавалось никому: они научили летать человека, который не был рожден для полета. Лонгвийцам?.. Правильнее уж сказать: Лонгвийцу. И Тиру фон Раубу.
Наверное, это должно быть неприятно – то, что с твоей помощью кто-то чужой добился того, что не смог сделать твой хозяин. Наверное. Но Тир не утруждал себя выбором правильной реакции. За двенадцать с лишним лет так и не научился видеть разницу между Вальденом и другими государствами. Небо над всеми – одно, так не все ли равно, в какой точке на планете появился новый пилот?
Интересно, Лонгвиец и это учитывает?
Лонгвиец, похоже, учитывал многое. Когда Тир, уставший от размышлений, взялся, наконец, за материалы, привезенные де Трие, он не раз и не два вспоминал слова Эрика о том, что им нашлось бы о чем поговорить с бароном де Лонгви. С Мечником Эльриком де Фоксом.
Лонгвиец делал записи для своих учеников и для учеников своих учеников. Он отнюдь не имел в виду, что все это будет читать именно Тир фон Рауб, Черный, Contra Mundi, пообещавший когда-то не возвращаться в Лонгви, напророчивший Лонгвийцу, что тот пожалеет об этом обещании.
Если верить Эрику, пророчество сбывалось.
Если вспомнить, как отреагировал тогда сам Лонгвиец, – пророчество имело все шансы сбыться в его пользу. Если этот шефанго и впрямь умеет играться с вероятностями.
Нет, об этом лучше даже не думать. Так недолго и до того, чтоб почувствовать себя куклой на ниточках. А этого ощущения, однажды пережитого, оказалось вполне достаточно, чтобы не желать повторения. Если уж тобой играют в куклы, пусть это делает кто-нибудь, не уступающий по уровню прежнему кукловоду. Тот был вроде как сам Сатана, мать его, гребаный Творец… и на меньшее Тир фон Рауб теперь не согласен.
А Лонгвиец утверждал, что Мастером может стать любой. Что любого можно научить летать – научить танцевать, – что все зависит только от целеустремленности и силы воли ученика и учителя. А еще Лонгвиец не признавал никакого барьера. И складывалось впечатление, что для него не существует таких понятий, как «талант» или хотя бы «предрасположенность». Обманчивое впечатление – Тир понял это, хоть и не сразу. На словах все выглядело просто: можно научить любого. На практике же отнюдь не всякий мог научиться. Талант был тем топливом, которое питало стремление стать Мастером, талант был огнем, который сжигал в ученике все, препятствующее стремлению к цели, талант был стержнем, не позволяющим сломаться и отступить, и был крыльями, на которых, в конце концов, ученик поднимался в небо.
Если таланта не было – ученик сдавался еще во время испытаний.
Поэтичность сравнений естественна для шефанго, но оказалось, что она еще и заразна. Сообразив, что вереницу поэтических образов породило его собственное воображение, Тир только вздохнул. Это же надо – заразиться поэтичностью от Лонгвийца. От шефанго, в котором поэзии меньше, чем в опасной бритве.
В описание испытаний он ухнул с головой, отключившись от внешнего мира настолько, что к реальности его вернул лишь Гуго, прискакавший с очередными полутора тысячами вопросов.
Испытания – методика, которой так не хватало. Процесс отбора учеников, позволяющий из множества соискателей выбрать тех, кто сможет стать Мастером. Формулирование принципов этого отбора у самого Тира продвигалось крайне медленно. Не хватало данных, слишком мала была выборка. И можно сколько угодно повторять себе, что Лонгвиец писал это не для него, а для своих учеников, таких же Мечников, но разве для них он расширил описание, собрал и выделил аспекты, общие для всех: Мечников и художников, музыкантов, и поэтов, и оружейников, и магов, и пилотов? Нет. Ученикам Лонгвийца это было не нужно. Мечники, они учили – если учили – себе подобных. Обобщение было необходимо Тиру фон Раубу.
И Тир почти видел насмешливую ухмылку, всплывающую за ровными строчками записей на экране мнемографа. «Так кто же из нас пожалеет о твоем обещании, а, Черный?» В насмешке не было яда и не было злорадства. Фантазия Тира позволяла разглядеть там нечто гораздо худшее: терпеливое и спокойное ожидание.
Фой де Трие вернулся в Лонгви. А спустя три дня на склад почтового отделения «Антиграва» пришла посылка. На имя Тира фон Рауба. Контейнер, длиной в вуаш, высотой – чуть меньше хиррзи. Пять на два метра, если метрическую систему вспоминать. Ничего такая посылочка, почтовые службы надорвались бы, пожалуй, телепортом доставлять. Тем не менее, контейнер пришел именно через телепорт, а печати с золотой розой в белом круге указывали на отправителя, весьма вольно относившегося к правилам телепортационной почты.
Лонгви. Ага. Печатей на пломбах было по две. Одна – лонгвийская, вторая – с черной кошачьей головой в синем треугольнике – личная печать барона. Кое-кого из нестареющих, помнивших былые времена, эта кошка до сих пор вгоняла в суеверный страх. Тир страха не испытывал, но подвох заподозрил. Ничего хорошего он от Лонгвийца не ждал, даже несмотря на то, что тот не однажды помогал ему. Точнее – именно поэтому.