Казимир терпеть этого не мог, этой манеры играть по правилам.
   В правилах есть важный пункт: тех, кого приручил, нужно убивать.
   Когда-нибудь. Рано или поздно.
   Этот пункт был внесен туда, потому что прирученные неизбежно становятся обузой. Ты служишь им, а это не всегда удобно. А оказывается, они могут стать еще и опасны. Они так трудно, с такой болью и обидой переживают потерю избранности, что теряют головы и готовы на самые… хм, неожиданные поступки.
   Вот он, финальный аккорд Казимировых эмоций: ощущение беспомощности и обиды, сменившееся иллюзией всемогущества. Ну и коктейль.
   Ага. И что с этим делать?
   Тир пытался понять, как работает заклинание в сети, опутавшей его машину, одновременно он слегка раскачивал Блудницу, толкал ее вверх и вниз настолько, насколько позволяла сеть и размеры штольни. Жалкие несколько сантиметров, но и этого достаточно, чтобы постепенно – не скоро, да – расшатать, разрушить, сдвинуть с места, хоть что-нибудь сделать с камнем, преграждающим выход.
   Если только аккумулятор не сядет раньше.
   Он помнил – так и не собрался снова забыть, а надо было! – как пытался когда-то, много лет назад, выбраться из темноты, по миллиметру отодвигая, расшатывая заклиненную дверь. Тогда он пытался убежать от смерти. Сейчас смерть ему не грозила.
   Но страх все равно мешал дышать.
   Иррациональный, неоправданный страх, рывком возвращающий в ту темноту, в тот дикий, беспросветный ужас.
   Черт тебя подери, Казимир, не молчи, скотина!
   – Я скажу тебе, что будет, – заговорил Казимир, как будто вняв невысказанному призыву, – ты начнешь терять голову от страха, ты сам посадишь аккумуляторы, пытаясь столкнуть вот этот камень, ты рано или поздно перепугаешься настолько, что будешь умолять, чтоб я тебя вытащил. Возможно, впрочем, что ты позовешь на помощь еще кого-нибудь. Этот вариант меня тоже устраивает.
   – Или наступит утро, и я свяжусь с кем-нибудь из старогвардейцев, – ухмыльнулся Тир.
   – Хорошая попытка. Я бы зачел ее, отдавая должное твоему артистизму, но, видишь ли, до утра далеко, а я знаю, что тебе сейчас страшно. И даже могу представить – насколько. Я же видел тебя в схожей ситуации.
   – Припоминаю. – Тир кивнул, хоть Казимир и не мог его видеть. – Но медики хотя бы знали, зачем они меня обездвижили, а вот знаешь ли ты? Было бы обидно выяснить, что ты совершил бессмысленный поступок.
   – Это была неплохая тренировка для «Драконов».
   – Нет, Казимир, это была паршивая тренировка. Еще варианты?
   – В эти игрушки играй со смертными. – Казимир коротко рассмеялся. – Все, демон, разговор окончен. Дальше справляйся сам. А я посмотрю, надолго ли тебя хватит.
 
   Его хватило надолго. На несколько часов в преддверии ада, перед приоткрывшейся дверью в огонь. Но преддверие – это еще не ад. Казимир не учел того, что Тир фон Рауб, какой бы ни был демон, все-таки человек. И реакции у него человеческие. Не на все, конечно, но на многое. Например, у него очень человеческое упрямство.
   Еще Казимир считал, что у Тира фон Рауба есть определенного рода проблемы. С психикой. Застарелые комплексы, фобии, еще какая-то гадость. А у Тира фон Рауба не было никаких проблем.
   Проблемы, они были у Зверя.
   Кто уж там выбрался из штольни на последнем вздохе аккумуляторов, Тир и сам не смог бы сказать. Какая-то часть его существа заботилась о том, чтоб посадить Блудницу на ровное место и выключить антиграв. Какая-то – искала источник пищи.
   Он одно мог сказать наверняка: Казимира Мелецкого нашел Зверь.
   Оставив Блудницу. Оставив «Перкунас», которого до сих пор боялся, – большая удача для Казимира – Зверь отыскал того, кто запер его…
   …бросил умирать в темноте…
   …похоронил заживо…
   И пытался убить сейчас!
   Казимиру в голову не пришло отступить – забраться в машину и улететь. Казимир был уверен, что на земле нет равных ему бойцов. Это была обоснованная уверенность, но ситуации бывают разные. Зверь не помышлял о бое, он просто хотел убить.
   Скрученный из колючей проволоки бешеный кот бросился на взметнувшегося над скалами дракона.
   Три года назад Тир фон Рауб задавался вопросом о том, почему Казимир не превратился в дракона в ущелье Толу. Неужели потому, что испугался угрозы Мечников? Но сейчас, здесь, глядя глазами разъяренного Зверя, он видел дракона. Он видел врага. И понимал: в бою Казимиру не нужно превращаться, в бою он и есть – дракон, и не имеет значения, как выглядит телесная оболочка.
   Зверь увернулся от удара хвостом – силовой плети, выстрелившей из одного брона; он прижался к земле, пропустив над собой молнию из драконьей глотки – энергозаряд второго; отразил удар правого крыла, полоснул когтями по левому – нож вспорол Казимиру предплечье, заставив выронить один из бронов. Зверь не истратил ни одного посмертного дара – посмертные дары нужно было беречь, чтоб накормить Блудницу. Он поверг дракона на землю, впился клыками в глотку…
   Сбил Казимира с ног – из-под слетевшего шлема рассыпались черные длинные волосы. Ладонь на подбородок. Лезвие к горлу…
   Стоп!
   Достаточно.
   Тир намотал на ладонь роскошную Казимирову гриву, дернул вверх, сам наклонился к лицу светлого князя:
   – Я не убивал их, Казимир. Клянусь, я не виновен в их смерти. И я настоятельно рекомендую тебе принять мои извинения за то, что отдал тебя раиминам.
   – Да пошел ты! – выдохнул Казимир. – За двадцать лет ни разу, ни слова о том, что умеешь менять форму… ты думаешь, я поверью тебе хоть в чём-то?
   – Я оставил себе лазейку.
   «и я понятия не имею, что тут только что было…»
   Тир отпустил светлого князя и поднялся на ноги. Пинком отправил поближе один из бронов:
   – Если ты не собираешься принять извинения, тогда давай, – он кивнул на оружие, – реши проблему. Ненавижу, когда меня начинает раздражать тот, кого я не могу убить.
 
   К Блуднице он шел, почти всерьез ожидая выстрела. Чтобы избавиться от его чар, их нужно разрушить, победить его или хотя бы поверить в победу. Поверит ли Казимир? Фальшивое доверие, фальшивая грусть, фальшивая готовность склонить голову под удар. Тонкая штука. Требует точности в применении – ошибиться легко, а ошибка может стоить жизни. Но если научишься пользоваться – выручит в самых разнообразных ситуациях.
   Если Казимир начнет стрелять, придется что-то делать… нет, не убивать, но учить жизни гораздо более жестоко и вдумчиво.
   Казимир так и не выстрелил.
   Это не означало, что извинения приняты. Но это означало, что с той стороны можно больше не ожидать неприятностей. Совсем неплохо, с учетом того, что Эрик по-прежнему настаивает на взаимодействии своих особых подразделений.

История пятая
ОСА В ПАУТИНЕ

   Гуго исполнилось шестнадцать, когда на Радзиму напали орки. Непокой на восточных границах Великого Княжества начался лет на пять раньше: все нападали на всех, орки убивали людей, люди убивали орков, и не сыскать было правых и виноватых. Тир пользовался этим, пока Гуго был маленький. Когда удавалось выкроить свободное время, он с головой нырял в радзимско-орочью неразбериху и без посмертных даров не возвращался. Жизни орков были насыщеннее человеческих, хоть и уступали жизням магов.
   Однажды Тир из любопытства убил эльфа и с изумлением выяснил, что эльфы – пустышки. Никакого посмертного дара, ничего полезного, кроме отчаянного желания жить. Тир потерял интерес к эльфам. А гномов и шефанго он даже пробовать не стал. За экзотикой пусть гоняются пресыщенные дураки, а умный демон обойдется восточно-радзимским рационом.
   Потом подрос Гуго, и восточные границы Радзимы стали отличным полигоном. Гуго фон Рауб обошелся бы и так, но Риддину нужно было научиться убивать, а поскольку убивать купленных в Измите рабов он категорически отказался, осваивать полезный навык пришлось в реальных боевых условиях.
   Тир, конечно, присматривал, обеспечивал безопасность, как мог… но да уж, беспокойное было времечко. Веселое. Гуго сложил их бои над границами Радзимы в тот же каталог памяти, где хранились его воспоминания о самых счастливых моментах детства. А у Тира свалился с души изрядный камень, когда стало ясно, что его сын и наследник не умеет забирать посмертные дары, не испытывает наслаждения от убийства, а значит, не попадет в зависимость от чужих смертей.
   Наслаждение болью, запредельной, выходящей за грань понимания, твоя это боль или чужая, тоже будет ему недоступно.
   И это хорошо.
   Гуго – не демон. Он действительно сможет жить в мире с людьми.
 
   А непрерывные стычки между орками и людьми закономерно вылились в войну. Свитакрай, восточное княжество Радзимы, был захвачен почти целиком, столица княжества, город Свитан, взята в осаду.
   Формулировка неверна. Нужно говорить: орков остановили в Свитакрае, сковали боями под Свитаном. Так считала Хильда, а она знала историю лучше многих историков и разбиралась в политике не хуже многих политиков.
   Ее прогнозам можно было доверять. И Эрик был с ней согласен.
   Орков остановили. Скоро их загонят обратно в горы. В горы, потому что в лесах им какое-то время не будет жизни.
   Кто это сделает?
   Князь.
   Интересная штука – общественное мнение. Князь Эльрик де Фокс. Его называли Лонгвийцем столько лет, что, кажется, он и сам не вдруг смог бы вспомнить собственное имя. Но сейчас, когда Вальден, и Авондер, и Эстрея, и Галад, и даже далекая Эстремада – все замерли в ожидании, положив ладони на рукояти мечей, когда Радзима оказалась единственной преградой между ними и ордами орков, о Лонгви забыли. Теперь все мысли были сосредоточены на Радзиме. И на ее хозяине.
   Князе.
   Новое прозвище. У этого непонятного шефанго много прозвищ.
 
   История повторялась. Как и пятьдесят лет назад, орков вновь стало слишком много. Как и пятьдесят лет назад, орки вновь устремились на запад. Для похода не было никаких естественных причин, но орочье государство все целиком казалось противоестественным образованием.
   Правили царством малочисленные горные орки, а свирепые и вроде бы свободолюбивые лесные жители горцам беспрекословно подчинялись, снабжая пищей, лесом и бойцами. Если раньше еще случались вспышки недовольства, которые, впрочем, быстро подавлялись, то со смертью последнего шамана угас последний огонек инакомыслия.
   Горные орки все до единого были магами. Каждый из них при рождении получал от Бога способность к магии, для развития которой требовалось лишь искренне верить и следовать религиозным нормам. Особый вид? А может, местный вариант избранного народа? В Саэти хватало избранных, вот уж этого добра было навалом. Эльфы на короткой ноге со всем пантеоном своих богов. Шефанго – любимцы Темного – тоже на короткой ноге со всем пантеоном эльфийских богов. Обитатели Южного материка трогательно дружат со своими людоедскими тотемами. У кертов вообще чуть не каждое поколение новый Мессия. Чем горные орки хуже?
   Ничем не хуже. Маги, все до единого, при других обстоятельствах они бы сидели тихо в своих почти непригодных для жизни, зато богатых полезными ископаемыми горах и потихоньку вынашивали планы захвата планеты магическим способом. Вынашивание таких планов в условиях Саэти – общепринятое занятие, но у горных орков были шансы. Когда-нибудь. При крайне удачном стечении обстоятельств.
   Не в этой жизни, факт, но у других народов не было и такой перспективы.
   Словом, горные орки, может, и вели бы себя тихо и терпеливо, если бы не агрессивность орков лесных, которые, несмотря на подчиненное положение, отчасти могли диктовать условия своим горным собратьям. И диктовали. Именно лесные орки нуждались в войне. Именно они, не имея возможности убивать представителей других народов, начинали убивать друг друга, а в критических случаях расправлялись и с горными орками. Именно они вынуждали царя начинать завоевательные походы на запад.
   Рассматривая все остальные народы как скот, способный говорить, но пригодный лишь в пищу, лесные орки не находили ничего странного в идее порабощения или уничтожения всех разумных существ на планете. Для них это было естественным.
   Для них-то, понятно, но Тир до сих пор удивлялся тому, что эту идею принимали и все остальные народы, населяющие Саэти. В воде можно утонуть; огонь обжигает; орки хотят убить всех не-орков – для обитателей Саэти это были явления одного порядка. Подобная терпимость казалась ненормальной, но, сам вынужденный мириться, а не бороться с большинством неприятностей, Тир понимал, что обитатели Саэти просто оказались в схожем положении. Решить проблему можно было, лишь уничтожив всех лесных орков, а это означало стать такими же, как они.
   Нельзя убивать орков просто за то, что они орки.
   Убийство без причины, убийство для удовольствия – действие, которому нет оправданий ни в жизни, ни в посмертии. Так поступают только демоны.
   И люди во время войны.
   Трудно им, людям: приходится воевать почти все время, потому что убивать-то хочется.
 
   Орков остановили в Свитакрае, связали боями под Свитаном. У Радзимы, может, и не хватило бы сил в одиночку сдержать нашествие, но Свитакрай на юге граничил со Степью. Степь поднялась, как океан во время прилива, Степь затопила Свитакрай и слизнула орков.
   Вот они были. А вот их не стало.
   Уцелевшие отступили в горы. В лесу им жизни не было – в лес пришли радзимцы и занялись остатками лесных орков так основательно, что царь попросил мира. Не с людьми, конечно, – люди были и оставались скотом – с Князем.
   С шефанго, который убивал орков просто за то, что они орки, а значит, был похож на них.
   – Нет, – поправил Риттер, к тому времени уже ушедший из Старой Гвардии, – Князь убивает их, потому что знает: их всегда есть за что убить. Шаграт, не принимай на свой счет.
   – Красноглазый не похож на орков, – проскрипел Шаграт, – ты ни хрена не знаешь, Риттер, почему он нас убивает.
   И неожиданно для всех хрипло и громко заорал, отбивая ритм тяжелой пивной кружкой:
 
Вперед пойдем огромной, ненасытною ордой,
И красноглазый воин поведет нас за собой!
И скальп радзимской женщины украсит мой топор!
И власть моя продлится до самых дальних гор!
Вперед пойдем, никто не сможет нас остановить,
И Красноглазый скажет нам, кого и как убить!
Пещеры Варигбага станут домом для меня…
 
   На этом месте отмерший раньше всех Мал слегка треснул Шаграта по затылку.
   Песня оборвалась.
   Шаграт свалился лицом на стол и моментально заснул.
   – Ни фига себе Хорст Вессель, – пробормотал Тир.
   – Старая песня, – объяснил Мал. – Когда-то был их гимн. В те времена, когда Князь воевал вместе с ними. Я думаю, зеленого злые духи по пьяни одолели. Он же почти шаман. Пусть лучше поспит.
 
   Великий Князь Радзимский заключил с орочьим царем мир на двадцать лет. По истечении этого срока должна была начаться война, в результате которой не станет либо орков, либо Князя. Кажется, первый вариант устраивал всех…
   Но у Тира возникало иногда ощущение, что второй вариант очень многих устроил бы гораздо больше.

ГЛАВА 1

   Мы как тени – где-то между сном и явью, и строка наша чиста.
   Мы живем от надежды до надежды, как солдаты – от привала до креста.
   Как расплавленная магма, дышащая небом, рвется из глубин,
   Катится по нашим венам Вальс Гемоглобин.
Олег Медведев

 
Империя Вальден. Поместье Рауб. 2590-й год Эпохи Людей. Месяц рейхэ
   – Пап, слушай, а что ты думаешь о детях?
   – Их нельзя убивать.
   – Трындец… Я от тебя отвык. Но, вообще-то, я хотел узнать, что ты думаешь… то есть что ты скажешь насчет внуков?
   – Чьих?
   – Твоих! – Гуго закатил глаза и откинул голову на спинку кресла, всем своим видом демонстрируя, что с отцом совершенно невозможно разговаривать. – Что. Ты. Скажешь. Насчет. Своих. Внуков.
   – Недостаточно данных. Предоставь к рассмотрению хоть одного.
   – Папа!
   – Что?
   – Разве ты не должен подскочить, схватиться за сердце и закричать: «Какие еще внуки?!»
   – Во-первых, то, что ты можешь дать жизнеспособное потомство, не является для меня неожиданностью. Во-вторых, я не собираюсь беспокоиться по поводу того, чего нет и в ближайшее время не будет.
   – Откуда ты знаешь?
   – Жизнь на юге разжижает тебе мозги. Откуда я знаю? Ни одна из твоих женщин не беременна, этой информации достаточно, чтобы делать выводы.
   – Откуда ты знаешь про моих женщин?!
   Повисла пауза. Тир отвернулся от мнемографа и внимательно посмотрел на сына:
   – Дитя мое, что я должен тебе ответить?
   – Правду, ясное дело.
   – Правду… Я могу сказать, что на тебя доносят твои собственные духи. Ежедневно являются с докладами.
   – К тебе? Да ты же в них не веришь!
   – Зато они в меня верят. И до смерти боятся.
   «Еще я могу тебе сказать, чтоб ты получше следил за своими мыслями, Риддин».
   «Ну как всегда!»
   – Ничего себе! – возмутился Гуго вслух. – Живем друг от друга в четырех арайи, половина материка, считай, а толку?! С тем же успехом я мог бы дома остаться.
   Улыбки – зеркальное отражение друг друга.
   И можно предположить, что способность общаться без слов тоже обусловлена поразительным сходством. Но и Тир и Гуго – оба знали, что похожи лишь внешне. Похожи, правда, как близнецы, разве что Гуго на полголовы выше, но за одинаковой внешностью абсолютно несхожие характеры.
   И все же говорили без слов, при встречах моментально переключались в двухуровневый режим беседы, и сказанное вслух зачастую не имело никакого отношения к тому, что произносилось молча. В безмолвных диалогах Тир не умел называть сына христианским именем – это сразу обрывало связь.
   Гуго фон Рауб носил христианское имя в память о матери. Но настоящим считал имя, полученное от отца. Об этом знали его сверхъестественные друзья и слуги, об этом знал Тир, об этом только люди не знали.
   Людям и незачем.
   С людьми, впрочем, у Гуго складывалось неплохо.
   – Я голоден, – сообщил Гуго. – Ты как?
   – Как обычно.
   – Ради приезда единственного сына мог бы сделать исключение. Я ненавижу есть в одиночестве.
   – А я ненавижу есть. Пойдем в столовую, все равно ты не дашь мне поработать.
   – Конечно, не дам! Я, может, ради этого и летел в такую даль. – Гуго рывком поднялся с кресла и, улыбаясь, уставился на отца. – Тетка Хильда говорит, тебя в последние месяцы не видно и не слышно, только и делаешь, что гоняешь курсантов и летаешь. Ты, вообще-то, бываешь на земле?
   – Ты собираешься учить меня жить?
   – Хм… У меня была такая мысль. Ну вроде как, знаешь, проверка сил, молодой волк против старого. Но я передумал. Надо еще малость заматереть. А Эльрик, кстати, уже создал фонд на наше будущее омоложение.
   – Ваше в смысле – Сорвиголов?
   – Да.
   Сорвиголовы – так они себя назвали. Небесная гвардия Эльрика фон Геллета, наследного принца империи Вальден, герцога Миатьерры. Эрик Вальденский дождался, пока сыну исполнится шестнадцать, и отослал на юг. Править. Доверил наследнику Миатьерру не самое благополучное из своих приобретений, зато одно из самых стратегически значимых.
   Вместе с Эльриком отправился в Миатьерру и Гуго. Ну а как же, мало того что они с принцем друзья, так Гуго к тому времени числился в телохранителях его высочества. За прошедшие семь лет ситуация изменилась, и сейчас Гуго фон Рауб – канцлер Миатьерры, а также командует Сорвиголовами, особым авиационным подразделением, созданным по примеру вальденской Старой Гвардии и эстремадских Рыцарей Неба.
   Все больше в Саэти пилотов, умеющих летать.
   Но до сих пор почти все эти пилоты – ученики Тира фон Рауба. Он учил и учит людей летать… но не учит учить. От него по-прежнему хотят меньше, чем он может дать. И Эрику, и Эльрику-младшему, и Алексу фон Ольтану – всем им в первую очередь нужны боевые пилоты. Мастера, да. Которые, даже если бы умели, все равно не захотели бы тратить время на то, чтоб учить других.
   Принцип, общий для большинства Мастеров-пилотов, Падре сформулировал еще тридцать лет назад. Пока им есть куда расти – они будут заняты только собой. У них нет времени на других. Они не бессмертны.
   В отличие от Вальденского демона, уже не раз доказавшего свои бессмертие и неуязвимость.
   А ведь Старой Гвардии так и не понадобились особые услуги клиники Гахса. Никто из старогвардейцев, вроде бы смертных и очень даже уязвимых, физически не перешагнул тридцатилетнего барьера.
   Им было уже хорошо за пятьдесят, но они не старели – самые близкие люди Тира фон Рауба, – они не болели, им не мешали жить и летать старые раны. Посмертные дары – это не только запас жизней, это и молодость и здоровье. И, может быть, бессмертие. По крайней мере, до тех пор, пока приток посмертных даров не иссякает.
 
   Риттер, когда понял, что не стареет благодаря поглощению чужих жизней, ушел из Старой Гвардии. Вернулся в орден. Его тамошнее командование сначала вроде бы не соглашалось на перевод – по крайней мере, Риттер не раз прошелся по поводу того, что в ордене св. Реска ради политических выгод готовы забыть о Боге, – но, в конце концов, просьба была удовлетворена.
   Минус один старогвардеец. Плохо, но лучше, чем если бы Риттер против воли продолжил служить в Старой Гвардии. Из этого точно не вышло бы ничего хорошего. А так они остались друзьями и по-прежнему время от времени вместе летали и встречались в «Антиграве», иногда – чтобы обсудить дела пенсионного фонда, а иногда – просто так.
   Падре пришлось привыкать летать без Риттера. И не потому, что изменился состав звеньев, а в том, что – без Риттера. К своему ведущему, к своему ведомому привыкаешь не потому, что вы слетались за много лет. Вовсе не поэтому… И хорошо, что Падре счел причины, побудившие Риттера уйти, дурацкими и даже «еретическими». Для Риттера неприемлемо продлять свою жизнь за счет убийств, а для Падре – абсолютно нормально жить, отнимая жизнь у врагов.
   Вот, спрашивается, кто из них бывший священник, а кто всегда был солдатом?
   – Время летит, – констатировал Гуго, накладывая в свою тарелку понемногу с каждого блюда, – Сорвиголовы не становятся моложе. И не так уж много времени осталось до того дня, как Эльрик отправит нас на операцию.
   – Тебя не отправит.
   – Знаю.
   «Но как это работает? Иногда я отдаю Сорвиголовам какую-то силу…»
   «Посмертные дары».
   – Пап, вот скажи, если ты меня не ждал, то для кого вся эта еда?
   – Я тебя ждал. Напомнить про духов-доносчиков?
   «Но я не умею их отнимать!»
   «Ты получаешь их от меня. Но как это работает, я и сам не знаю. Каждый раз, когда я забираю посмертный дар, ты получаешь какую-то часть. Рано или поздно накапливается запас, который ты отдаешь своим пилотам. Этого достаточно, чтобы лечить их, но недостаточно, чтобы сделать бессмертными».
   – Не надо, я понял.
   «Тебя по-прежнему донимают?»
   «Уже гораздо меньше».
   Старая Гвардия всегда была на слуху, любые события, связанные со старогвардейцами, возбуждали общественное любопытство, и причину ухода Риттера скрыть не удалось.
   Император Вальдена предпочел демона христианину! Эти язычники – они не ведают что творят. А может, как раз наоборот, очень даже ведают. Демон-то любого может сделать бессмертным и, в отличие от Гахса, берет за бессмертие не деньги, а душу. Деньги есть у немногих, а душа – у всех. Так с кем выгоднее сотрудничать? Вот то-то и оно.
   Плохое было время, мало того что сложное, так еще и… грязное, что ли. Липкое. Тир терпел, пока перемывали косточки Эрику – Эрик не велел ничего предпринимать, он и не предпринимал. Но когда сплетни добрались до Хильды, чье бессмертие якобы было ценой, которую Вальденский демон платил своему покровителю, когда в один перепутанный клубок недоразумений закрутили имена Дары, Катрин и даже Эриковой сестры Клэр, терпение, отнюдь не ангельское, исчерпалось. Досуха.
   Язви их, всех этих женщин, что ж они за существа такие, если, даже держась от них как можно дальше, ты все равно оказываешься впутан в самые невероятные сплетни и домыслы!
   График Тира фон Рауба стал в те дни еще более напряженным, чем обычно. Немало сил ушло на то, чтобы отыскать тех, кто активнее всего распространяет порочащие Хильду слухи, да и убийства, хоть и происходили быстрее, чем поиски, все равно требовали и времени и внимания. Тир не убивал руками – это было бы неосторожно – он убивал словами, программировал жертв на смерть, ждал встречной волны слухов. И дождался. Люди, вообще-то, соображают медленно, но если начинаешь их целенаправленно истреблять – мобилизуются и выявляют причину. Так получилось и в этот раз. В том, что убийца – Вальденский демон, не сомневался почти никто, как и в том, что погибают самые рьяные сплетники. Вывод, правда, был сделан не очень верный, зато очень человеческий. До того, что сплетничать нехорошо, люди не додумались. Но до мысли о том, что Хильду фон Сегель не нужно поминать всуе, дошли довольно быстро.
   Да, возможно, убийства сплетников сами по себе подтверждали самые гнусные слухи, но любителям почесать языком было от этого немного проку. Подтверждения подтверждениями, а возможность умереть в любой момент, причем от любой случайности, отбивает охоту докапываться до истины даже у закоренелых правдолюбцев.