Ильин Андрей. Киллер из шкафа

   — Мать твою! Мусор!!! Ну я же знал! Я же говорил!
   Висящий в чужих руках Иван Иванович застонал и приоткрыл глаза.
   — А, очнулся! — радостно засуетился Шустрый и, чтобы видеть его глаза, даже слегка присел.
   — Видишь меня? — спросил он.
   Иван Иванович обессиленно кивнул головой.
   — А это видишь?! — поднес помощник Папы к самому его лицу развернутое удостоверение. — Видишь? Или нет?
   — Ви-жу, — одними губами ответил Иван Иванович.
   — Твое удостоверение?
   — Мое.
   — Так, значит, ты мусор!
   — Нет, — замотал головой Иван Иванович. — Я не му-сор. Нет.
   — А откуда же у тебя удостоверение? Вот это? С рожей твоей? А?
   — Это... я... у мужика... в переходе... купил... — еле-еле выдавил из себя Иван Иванович. Братва тихо заржала.
   — Удостоверение в переходе?!
   — Да.
   — А баксы и пушки в шкафу? Где ты голый сидел, когда к твоей бабе любовник пришел?!!
   — Да.
   — Так все-таки в шкафу?
   — В шка-фу...
   — Гад! Мразь! Козел! Мент поганый! — заорал, брызгая слюной и распаляя себя. Шустрый. — Я тебе покажу, как надо мной издеваться! Я тебе сейчас сделаю...
   — Ты его еще насчет штанов спроси, — подначивала, скалила зубы братва.
   А как еще будет скалить! И как еще будет перевирать и живописать этот допрос, где Шустрый тому по роже, а тот Шустрому анекдот про бабу, голого любовника и шкаф! И как все по этому поводу будут хохотать!..
   Помощник Папы представил, как именно над ним будут хохотать, и со злости и с досады изо всех сил пнул Иванова ногой в бок. Туда, где располагаются почки.
   Иванов дернулся, его отпустили, и он с мертвым стуком уткнулся лицом в пол...

Глава шестьдесят третья

   — Все. Кончили! — сказал один из «слухачей», отодвигая наушник от уха.
   «Слухач» сидел на дереве, уставив в ближайшее к нему окно коттеджа ствол микрофона направленного действия, фиксировавшего дребезжанье стекла, за которым Шустрый уже минут пять избивал объект. Стекло прекрасно улавливало колебания воздуха в помещении и, выгибаясь под микроударами децибел, сокращало или удлиняло тонкий лазерный луч, превращающий микроны изменившихся расстояний в электрические, а затем звуковые колебания.
   Лазерный луч одинаково точно реагировал на голоса, на топот ног, звонки телефона, смех, удары костяшек пальцев о лицо и падение того лица на пол. Лазерному лучу была безразлична природа звука. Лазерному лучу был важен сам звук.
   Минуту, две, три, пять наушники транслировали только шарканье ног по полу, болтовню и смех братвы и посторонние сильные звуки, доносившиеся с улицы.
   Отдельные доносившиеся до слуха наблюдателя звуки позволяли надеяться на благополучный исход драки.
   — Вроде дышит...
   — Воду надо. Водой его окатить, тогда очухается...
   Но в целом часы «объекта» были сочтены.
   — Третий, говорит Девятый. Переключи меня на Первого, — попросил «слухач».
   — Ты уверен?
   — Уверен.
   Всю имеющую особую ценность и особую спешность информацию приказано было передавать, минуя посредников, сразу Первому.
   — Первый слушает, — ответил на вызов майор Проскурин.
   — "Объект" в критическом положении, — доложил Девятый.
   — Что с ним?
   — Его бьют, — очень просто, без принятых в эфире намеков, недомолвок и оговорок сообщил Девятый.
   — Сильно бьют?
   — Насмерть.
   — Так, понятно. Звучала ли какая-нибудь информация о бывшем при «объекте» грузе?
   — Да. Они говорили о пистолетах, баксах и дискетах.
   — Это точно?
   — Точно.
   — Девятый, не отключайся, — приказал Первый и поднял трубку телефона внутренней связи. — Товарищ генерал, майор Проскурин.
   — Ну? Что у тебя?
   — Девятый докладывает, что груз на месте. Но...
   — Что «но»?
   — "Объект" находится в критическом положении. Возможен его уход.
   Утрата «объекта» не входила в планы генерала Трофимова, потому что на нем была завязана одна из разрабатываемых интриг. Не основная, но важная в общей концепции операции. И кроме того, был еще груз.
   «Объект» и груз надо было выручать.
   — Готовьте группу захвата, — распорядился генерал, лихорадочно прокручивая в голове варианты выхода из сложившегося, хочется надеяться, небезвыходного положения. — Быстро готовь!
   — Есть! — Майор Проскурин положил трубку и тут же набрал еще один телефон. — Портнов?
   — Я, товарищ майор.
   — Давай своих в ружье. На сборы пять минут. Транспорт я высылаю.
   — Что, война, что ли?
   — Для тебя всегда война. Понял?
   — Понял. От кого исходит приказ?
   — От генерала Трофимова.
   — Состав полный?
   — Полный.
   — Какое брать вооружение?
   — По второму номеру.
   По второму номеру означало брать все, кроме пулеметов, гранатометов и пластиковой взрывчатки.
   — Есть, товарищ майор! Взвод, в ружье!
   Двадцать мающихся от безделья бойцов разом бросили костяшки домино, газеты, журналы, невыключенный телевизор, недопитый кофе и короткой пробежкой добрались до оружейки. Без толкотни, препирательств и прочей сопровождающей всякое гражданское дело суеты, в считанные секунды разобрали оружейную пирамиду, подхватили с вешалок бронежилеты, каски, снаряженные запасными обоймами пистолеты и гранатами «жилетки» и выскочили на плац, к которому подошли два крытых брезентом бортовых грузовика.
   — По машинам!
   Ухватились за поручни, перебросили тела в кузов, расселись по скамьям, уставив автоматы дулами вверх. Хоть и разряженные, но все равно на всякий случай вверх.
   — Готовы!
   Брезент упал, скрывая от взоров случайных прохожих вооруженных автоматами, в касках и бронежилетах бойцов. Группы захвата в отличие от военнослужащих общевойсковых частей не ездят с открытыми пологами, чтобы иметь возможность глазеть по сторонам, скрашивая созерцанием окружающей гражданской жизни свой нелегкий ратный быт. И не ездят с мигалками и с поясняющими надписями на бортах, как это предписано милицейскому, заранее всех запугивающему своим приближением ОМОНу. Группы захвата ездят без дополнительной рекламы, потому что заинтересованы прибыть на место «работы» незамеченными и в полной мере использовать обеспечивающий половину успеха эффект неожиданности. Такой эффект, когда потери десять к одному. А лучше к ста...
   — Группа захвата на маршруте, — доложил майор Проскурин. — Через двадцать пять — тридцать минут прибудут на место. Какие будут дальнейшие приказания?
   — Какие приказания? Будут приказания... Группе захвата отбой!

Глава шестьдесят четвертая

   Когда Иванов с мертвенным стуком ударился головой об пол, помощник Папы слегка протрезвел. Потому что должен был держать ответ перед Папой. Который разрешил припугнуть. Но не разрешал убивать. Папа строго придерживался правила зуб за зуб, око за око. В прямом смысле придерживался. А здесь базар шел не за зуб. И не за око. Здесь базар шел за жизнь.
   — Ну ты чего? — озабоченно спросил Шустрый, слегка ударив лежащего без сознания Иванова по Щеке. И ударил еще раз, но уже сильнее.
   Иванов застонал и слегка шевельнулся.
   Живой... Слава Богу, живой!
   Приведите его в себя. И приведите в порядок, — распорядился он, быстро собирая в пакет разбросанные по столу пистолеты, баксы и дискеты. — Я за Папой. Шкраб, Толстый, Хмырь и Серый, со мной...
   Когда Шустрый подходил к Папе, у него противно потели ладони и подрагивал левый глаз. У Шустрого всегда подрагивал глаз, когда он боялся. Сейчас он боялся очень сильно. Потому что не знал, жив ли еще тот чертов Иванов или отдал Богу душу.
   — Ну что там? — спросил Папа.
   — Все в порядке.
   — Что в порядке?
   — Все. Иванов на месте. Братва за ним присматривает.
   — Ты с ним поговорил?
   — Поговорил. Как ты велел, Папа. И попугал.
   — Сильно попугал?
   — Да нет, не очень.
   — Он что-нибудь сказал?
   — Нет. Ничего не сказал. Издевался. Анекдоты рассказывал. Про бабу, голого любовника и шкаф.
   — Про какой шкаф?
   — Ну про шкаф, где он сидел, потому что к его бабе другой хмырь приканал. И что он потом одежду этого хмыря надел, когда после шухера с той хазы линял.
   — А может, это не анекдоты? Может, правда?
   — Правда такой не бывает.
   — Правда разной бывает. Ты же сам засомневался, когда его увидел. Сам сказал, что он на чухана похож.
   — Был похож. Вначале. А потом, когда я его... когда я с ним говорить начал, перестал быть похож. Я ему по роже кулаком, а он мне анекдот. Я ему снова, а он опять травит. Какой же это чухан, который в морду не боится? Который на каждый удар клыки скалит. Чухан давно бы скис. А этот... Я ему по почкам — а он насмешки строить. Я его чуть не убил, а он снова за свое...
   — Не убил?
   — Нет, нет, не убил. Ты же сказал. Я помню...
   — А вещи он свои опознал?
   — Опознал. Сказал, что его. И что он с тех шпалеров стрелял. В нашу братву стрелял...
   — Значит, говоришь, все-таки не чухан?
   — Нет. Не чухан. Мент. Хитрый мент. Который под чухана косит, когда его за жабры берут.
   — Почему именно мент?
   — Потому мент! Потому что я тебе еще раньше говорил. Вот, — вытащил Шустрый изъятое у пленника удостоверение, — подполковник. Это тебе не хрен собачий. Оттого и стреляет как бог. И вообще...
   Папа внимательно рассмотрел удостоверение. И даже покрутил вокруг своей оси, чтобы прочитать все буквы на печати.
   — Не мент он.
   — А кто?
   — Он хуже мента. Чекист он.
   — Один хрен — мусор!
   Папа послюнявил палец и потер печать.
   — Не скажи. Чекист против мента круче будет. Если, конечно, эта ксива не липа.
   — Почему липа?
   — Потому что слишком новая и слишком чистая. Как будто только что из типографии.
   — Не, Папа. Не липа. За ксиву не скажу. Ксива, может быть, и липа, а сам он — точно нет. Я его лично... Я его в деле видел. Он ни хрена не боится.
   Ни драки, ни боли. Он даже смерти не боится! И опять же он стрелял. И пули его в нашей братве...
   — Ладно, посмотрим, какой он мент. Сам посмотрю. Вечером. Когда он от твоих «разговоров» очухается. Очухается?
   — Папа! Я только пугал. Как ты велел. Ну гадом буду, только пугал!..

Глава шестьдесят пятая

   — Не надо группу захвата, — сказал генерал Трофимов. — Пусть возвращаются в казарму.
   — Почему? — удивился майор Проскурин.
   — Потому что если группа захвата, то много шума. И много вопросов со стороны вышестоящего начальства. А нам шуметь ни к чему. Мы свое дело тихо должны делать. На цыпочках.
   — А кто же тогда? Если не они?
   — Кто? Мы с тобой. Потому что больше некому. Так что давай готовь своих людей. Самых-самых. Которые умеют держать язык за зубами.
   — А вы, товарищ генерал, вы разве тоже?
   — Я тоже. Если ты меня, конечно, под свое командование возьмешь...
   — Товарищ генерал!..
   Через два часа с небольшим группа из шести человек во главе с генералом Трофимовым выдвинулась на рубеж атаки. Все, в том числе генерал Трофимов, были в бронежилетах третьего класса защиты, в касках с пуленепробиваемыми забралами и в маскировочных, вроде забитой тиной рыболовной сети, накидках.
   Бойцы были в жилетах, в касках, но без привычных для такого рода экипировки автоматов. Совсем без автоматов.
   — Использовать только приемы рукопашного боя, холодное оружие и шокеры, — предупредил генерал, — пистолеты — в самом крайнем случае.
   — А если они будут стрелять?
   — Если они успеют выстрелить и успеют попасть, значит, мы хреновые разведчики. И туда нам и дорога!
   — Сколько их там всего?
   — Было семнадцать. Пятеро уехали. Значит, осталось двенадцать. По паре на брата. И еще «объект». Которого желательно живым. Еще вопросы есть?
   Больше вопросов не было. Все было согласовано и решено по дороге. На месте довольно было нескольких минут, чтобы привязать разработанный план действий к топографии местности.
   — Начало через тридцать пять минут. Сверим часы...
   Бойцы разделились на две группы и расползлись по кустам, примыкающим к забору. Три приданных группе силового воздействия снайпера забрались на деревья, чтобы при возникновении экстраординарных обстоятельств, вступив в бой, прикрыть своих товарищей. Еще несколько, изображая праздно шатающихся бездельников, патрулировали прилегающую территорию, заговаривая, отвлекая и оттесняя случайных прохожих от места действия.
   — Готовность — одна минута.
   Два бойца с двух сторон подползли к передним дверцам стоящей на площадке перед домом легковушки, где несли службу внешние, охранявшие периметр двора часовые. Разом взялись за ручки и, наблюдая за действиями друг друга под днищем машины, приготовились к атаке.
   Три — выставил три пальца один из бойцов.
   Два — прижал один палец.
   Один! Бойцы одновременно рванули дверцы на себя.
   Увидели безмерно удивленные, развернувшиеся в их стороны лица. Увидели расслабленные, лежащие на коленях возле оружия руки и резко и сильно ударили противников кулаками по шеям.
   Потом выпрямили сползших по сиденьям «быков», притянули их к спинкам ремнями безопасности и повернули их безвольно откинувшиеся на подголовники головы лицами друг к другу. Чтобы со стороны было видно, что часовые на месте, что сидят в машине, смотрят по сторонам и друг на друга и от скуки травят байки.
   — Сделано! — сказал один из бойцов в прикрепленный на уровне рта с внутренней стороны забрала микрофон.
   Внешние часовые были сняты. Без единого выстрела. Путь в дом был свободен.
   Бойцы сползлись к двум, основному и запасному, входам, вытащили специальные отмычки и, с минуту поковырявшись в замках, открыли двери.
   Все дальнейшие их действия повторяли отработанные на многочисленных, максимально приближенных к реальности тренировках приемы силового проникновения в охраняемые помещения. Вначале тихое, бесшумное продвижение вдоль стен, а потом, когда соблюдать звуковую маскировку уже не представляется возможным, одновременная, мгновенная, жесткая атака.
   Первые двое «быков», прикорнувшие после «банкета» в удобных креслах, умерли совершенно тихо и совершенно безболезненно. Потому что во сне. А вот с третьим не повезло. Третий успел прореагировать. Он услышал скрип половиц у себя за спиной и крикнул «Шухер!», прежде чем потерял сознание, получив мощный разряд электрошокера в шею.
   — Теперь быстро! — скомандовал отвечающий за операцию майор Проскурин.
   Бойцы, и среди них такой же рядовой, как все прочие, генерал Трофимов, высадив плечами двери, ввалились в главную комнату, где находились все оставшиеся «быки» и охраняемый ими «объект».
   На мгновение все — и те, кто уже был в помещении, и те, кто только что ввалился, — замерли друг против друга. И увидели друг друга. Как на фотографии.
   Бойцы увидели растерянные, недоумевающие глаза «быков». «Быки» увидели какие-то бесформенные, в «сетках», «тине» и насаженных на головы массивных «кастрюлях», фигуры. Которые не имели глаз. И, что удивительно, не имели оружия.
   Бойцы быстро и профессионально разобрали цели, чтобы не броситься всем к кому-нибудь одному. А чтобы броситься каждый к своему.
   Далее время потянулось, как в замедленной киносъемке.
   Бандиты тянули руки к оружию и медленно, очень медленно разворачивали стволы в сторону нападавших. А бойцы еще более медленно переставляли по полу ноги, устремляясь навстречу разыскивающему их тела оружию.
   Первым добежал майор Проскурин. Мощным ударом ноги в живот он опрокинул дальнего от него врага, которого не мог достать рукой. И почти одновременно ткнул в голую шею ближнего две тонких иглы электрошокера. Между иглами проскочила ярко-синяя искра разряда, и «бык» кулем свалился на пол. Второй упавший в это время царапал пальцами рифленые боковины «тэтэшника», пытаясь дослать в ствол патрон. Что стоило ему открытого перелома руки и временной, на период боя, потери трудоспособности.
   И все же несколько бандитов успели воспользоваться оружием. Прозвучало четыре резких, в упор, выстрела. Пули жестко шлепнулись в бронежилеты. Одна, отрикошетив от каски, ушла в потолок.
   — Справа!
   — Берегись!
   Выстрелившее оружие выламывалось из рук вместе с пальцами. Тот, кто сопротивлялся, мгновенно умирал от ударов кулаков и тяжелых армейских башмаков, ломающих переносицы, адамовы яблоки и шейные позвонки.
   Через минуту бой исчерпал себя. Бойцы стояли в боевых стойках, готовые к отражению любой попытки сопротивления. «Быки» лежали на полу. Все. Кроме одного. Тот каким-то образом выпал из всеобщей мясорубки боя и теперь остался единственным пребывающим в сознании лицом. Он стоял щерясь перекошенным ртом, и сжимал в руке огромный охотничий нож, который в данной ситуации был совершенно бесполезен. Он затравленно шарил по сторонам глазами, пытаясь отыскать место, куда можно было ткнуть своим оружием. И не находил его. Он видел только пуленепробиваемые каски и жилеты. Он очень хотел кого-нибудь убить. Но он не мог даже никого оцарапать.
   — Брось ножичек, — спокойно сказал один из бойцов.
   — Что?!
   — Ножичек, говорю, брось. А то порежешься.
   — А-а-а! — дико заорал единственный уцелевший и загнанный в угол «бык». — Менты поганые-е-е!!! — И, выставив перед собой нож, бросился в сторону ближайшего к нему бойца.
   Боец посторонился, ухватил пробегавшего мимо бандита за шкирку, встряхнул и ударил лицом о резко поднятое колено.
   — Снегирев и Громов, на страховку. Всех впускать, никого не выпускать, — распорядился майор Проскурин. — Остальные со мной.
   Снегирев и Громов быстро отступили к входным дверям.
   Генерал Трофимов пытался поставить на ноги до смерти перепуганного гражданина Иванова.
   — Вы живы?
   — Кто?
   — Вы! Вы живы?
   — Да. А кто? Вы кто?
   — Для вас — ангелы-хранители.
   Бойцы собрали валявшееся на полу и на стульях оружие и замерли в ожидании дальнейших приказаний.
   — Товарищ генерал... — напомнил о себе майор Проскурин... Теперь, после того как боевая операция была завершена, он перестал быть командиром. Теперь он снова стал подчиненным. Как все.
   — Что? Готовы?
   — Так точно. Готовы.
   — Тогда так. Быстро здесь убираем. За собой Убираем. Этих всех зачищаем...
   — Всех?
   — Всех! — жестко ответил генерал. — Всех, кто нас видел. Зачищаем так, чтобы создалось впечатление, что это сделали не мы. Что это сделал он, — ткнул генерал пальцем во все еще пребывающего в полубессознательном состоянии Иванова. — Потому что нам в мокрых делах светиться никак невозможно. А ему все равно. Ему десятью трупами больше, десятью меньше — уже не суть важно... Он в этих вопросах известный спец. Можно сказать, серийный убийца. Поэтому часть врагов он должен убить руками. Часть расстрелять из их же оружия. Задача ясна?
   — Так точно.
   Бойцы быстро разбежались и стали воссоздавать мизансцену случившегося здесь боя. Одного — против всех.
   Первого «быка», с которого началась мочиловка, они подтащили к тому месту, где сидел Иван Иванович. Подняли и развернули его так, как если бы он стоял, наклонившись к распростертому на полу телу. И мощным ударом снизу вверх сломали ему адамово яблоко, перерубив и смяв дыхательное горло.
   Этот должен был стать первой жертвой гражданина Иванова Ивана Ивановича.
   Второго «быка», подбежавшего на помощь своему товарищу, они убили ударом ноги в переносицу. Тем более что он от этого удара только три минуты назад и умер.
   Третьему свернули, до хруста ломающихся позвонков, шею.
   Теперь положение разбросавшего ближних охранников пленника облегчилось. Теперь у него появилось пространство для маневра. И появилось оружие, которое он перехватил у поверженных врагов. В остальных бандитов Иван Иванович мог стрелять.
   Очередного «быка» бойцы поставили в конце комнаты, удерживая за разведенные в стороны руки. И из пистолета одного из его сотоварищей с рассто — яния в несколько метров влепили в лоб пулю.
   Еще одного свалили, когда он пытался выстрелить в пленника из своего «Макарова». Да только не успел...
   А вот другой успел. Правда, неприцельно. Попав в потолок, чем аргументировал уже имевшуюся там выбоину. А больше ничего не успел. Потому что профессиональный стрелок Иванов всадил в него две пули — в сердце и в шею.
   Остальные охранники погибли так же бесславно. В том числе и те два, что сидели в машине на стоянке во дворе. Этих Иван Иванович уложил двумя снайперскими выстрелами из окна дома...
   — Ну что, пойдемте? — приподнял за локоть только что порешившего двенадцать человек гражданина Иванова генерал Трофимов. — Вам здесь больше делать нечего. Вы уже все сделали... Помогите ему.
   Два бойца подхватили под руки и поволокли к двери освобожденного пленника, который от случившихся в его жизни потрясений самостоятельно передвигаться уже не мог.
   Но выйти из дома не успели.
   — Всем внимание! — прозвучал одновременно во всех наушниках голос наблюдателя, прикрывающего западный въезд. — Вижу машину! На подходах легковая машина!
   — Одна?
   — Одна.
   — Сколько людей?
   — Трое... Но наблюдателя уже можно было не слушать.
   Потому что машина въехала в ворота.
   — Черт! Принесла их нелегкая!
   — Что будем делать? — тихо спросил майор Проскурин генерала.
   — То, что положено.
   Положено в таких случаях чистить. Чтобы не нарваться спиной на пущенную вдогонку пулю.
   — Ты и ты! — показал майор своим бойцам.
   — Отставить! — остановил майора генерал. — Отставить бойцов! Работаем в рамках общего сценария.
   — Так, чтобы Иванов?
   — Чтобы Иванов. И чтобы один остался жив! Бойцы быстро залегли за окна, чтобы не быть замеченными с улицы. Один сел, широко расставив ноги, в дальнем, темном углу комнаты, взял двумя руками трофейный «тэтэшник» и поднял его на уровень глаз.
   — Я готов.
   Генерал и майор перетащили вялое тело гражданина Иванова в коридор, посадили на пол, напротив проема двери, привалили спиной к случайной! табуретке и сунули в руки пистолет. На всякий случай тоже «ТТ».
   — Ты руки-то хоть поднять можешь? — участливо спросил генерал.
   — Могу.
   — Тогда, когда я скомандую, — сказал генерал. — И постарайся удержать его хотя бы тридцать секунд. И три раза нажми на курок.
   — Куда стрелять? — спросил Иванов.
   — Хоть куда. Лишь бы стрелять.
   Из прибывшей машины лениво вышли три «быка» и направились в сторону дома. Лишь бы они не обратили внимания на ту машину, с разбитым пулями лобовым стеклом и двумя трупами подстреленных часовых, молил про себя судьбу генерал.
   «Быки» не заметили. Ничего не заметили. Они подошли уже почти к самому дому, когда дверь распахнулась ударом ноги. В проеме двери, удобно уперевшись спиной в табурет и подняв на уровень глаз руки, сидел пленник. В ладонях у него был зажат пистолет «ТТ».
   — Смотри! — удивился один из «быков». — Он же там был! А теперь здесь!
   — Как же он?!
   — Вот гад!..
   И все трое одновременно выдернули из карманов стволы. Чтобы замочить непонятно каким образом выбравшегося из комнаты врага. Но не успели.
   — Жми! — тихо скомандовал генерал.
   Иванов зажмурил глаза и нажал на курок. Раз. Второй. Третий раз он курок не нажал, потому что выронил пистолет из ослабевших рук.
   Оглушительно бухнули выстрелы. Неестественно громкие выстрелы. Вдвое более громкие, чем обычные. Два очень громкие, один тише.
   Бандиты, так ничего и не успев сделать, упали навзничь. Двум пули попали в переносицы. Третьему... А вот третьему повезло. Третьему пуля угодила в плечо, раздробив кость и отбросив на полметра назад. Как и заказывалось.
   — Хорошо стреляешь, — похвалил генерал.
   Иванов ошарашенно смотрел на свой лежащий на полу пистолет и на три бездыханных тела в десяти метрах от порога.
   — Я же только два раза стрелял! А их трое! — удивленно сказал он.
   — Да? Ну это ничего. Значит, одной пулей двоих положил. Такое бывает... Хотя, с другой стороны, если три раза стрелял... Пододвинь мне сюда свою пушку.
   И, подняв выпавший из рук Иванова пистолет, генерал выстрелил в пустой проем двери. Ну, чтобы баланс сошелся.
   Из комнаты выглянули бойцы.
   — Срочная эвакуация! — сказал генерал. — Как там подходы?
   — Как подходы? — запросил майор наблюдателей.
   — Все чисто. Можете выходить.
   Бойцы подхватили, подняли Иванова, вышли улицу и коротким броском преодолели расстояние, отделявшее их от ближайших кустов.
   — Машину в точку сбора! — скомандовал генерал Трофимов.
   Задание было выполнено. Без потерь с одной из сторон. И без лишнего шума. Одним гражданином Ивановым выполнено...

Глава шестьдесят шестая

   Папа и его помощник стояли возле дома. И с неподдельным удивлением смотрели на три лежащих ногами к распахнутой двери трупа. Ногами, потому что пули ударили их со стороны дома.
   — Как же это так? — ошарашенно спросил Шустрый.
   — Я то же самое хотел спросить, — угрюмо сказал Папа, в упор глядя то на трупы, то в бегающие во все стороны глазки своего подручного.
   — Тут еще двое, — крикнул от стоящей на стоянке машины один из телохранителей, — Горец и Стреляный.
   — Мертвые? — спросил Папа.
   — Мертвее не бывает. У них дырки в башках.
   — Кто же это? Их так? — глупо спросил Шустрый, поворачивая носком ботинка и рассматривая разбитые пулями лица.
   Один из трупов неожиданно застонал.
   — Гля! Этот жив! — радостно заорал Шустрый.
   — Помогите ему, — распорядился Папа и молча шагнул через порог дома.