Ильин Андрей. Киллер из шкафа

   Помощник, суетясь, побежал за ним. В доме картина была еще более ужасающая. В комнате на каждом шагу валялись трупы. Трупы братанов.
   — Ё! Они же три часа назад...
   — Где он был? — не обращая внимания на причитания подручного, резко спросил Папа.
   — Кто?
   — Иванов где был? Когда ты ушел.
   — Здесь, — подбежав, показал Шустрый. Возле места, где стоял Шустрый, очень близко Друг от друга валялись три мертвеца. Папа наклонился над ними.
   — Их положили не из пушек. И не перьями. Их убили руками.
   — Как руками? — не понял Шустрый.
   — Так, руками! — рявкнул Папа. — И еще ногами.
   — Кто же мог руками?..
   — Это тебя надо спросить! И с тебя спросить!
   — А я-то здесь при чем? — заскулил Шустрый. От первых трех трупов Папа прошел к следующему.
   — Этого шмальнули из «макара» или «ТТ», — дал заключение он. — У твоих были «Макаровы» и «ТТ»? Впрочем, нет, только «ТТ».
   Папа нашел и вертел в пальцах пустую гильзу.
   — Были. Три «ТТ» были.
   — Скажи, чтобы собрали все оружие и проверили, какого нет. Если я прав, то не будет хватать одного или двух «ТТ».
   По комнате быстро забегали, собирая стволы и перья, «шестерки». Оружие складывали на стол. Шустрый пересчитывал и опознавал его.
   — Это «кольт» Бурого. Это «смит» Рябого. Он всегда любил редкие шпалеры. Это... Всего... Папа, нет двух «тэтэшников»!
   — Ну, значит, получается, что это... Получается, что это он? Так, что ли?..
   Папа еще раз осмотрел поле боя.
   — Десять здесь. И пятеро на улице. Неужели пятнадцать?!
   — А может, это не он? Не мог же один... Ну не мог! — протестующе замотал головой Шустрый. — Он же почти дохлый был, когда я уезжал!
   — Ты же сам говорил, что он мент. Что спец.
   — Даже если мент! Ну не может такого быть, чтобы один...
   — По идее, не может...
   «Шестерки», рассортировывавшие оружие, притихшие, стояли возле столов, косясь на покойников, которые недавно были их друзьями и любили жрать, пить водку, играть в карты и трахать баб. Совсем недавно любили. Еще вчера... А теперь уже ничего не любят...
   — Как там раненый? — вдруг вспомнил Папа.
   — Вроде очухался.
   Папа вышел из дома и подошел к открывшему глаза и громко постанывающему раненому.
   — Ты слышишь меня? — спросил он.
   Раненый перестал стонать и преданно посмотрел в лицо Папе. Папа был страшнее пули в плече. И страшнее боли.
   — Ты видел их? — спросил Папа.
   — Видел, — согласно кивнул раненый «бык».
   — Это были менты? Отрицательный ответ.
   — Сколько их было?
   — Один, — едва слышно прошептал раненый.
   — Ты меня не понял. Сколько их было всего?
   — Один, — повторил поверженный «бык».
   — Кто?
   — Тот, — показал «бык» глазами на дом.
   — Кто «тот»? Говори яснее!
   — Фраер.
   — Тот фраер, которого вы привезли сюда?
   — Да.
   — Тот?! — взъярился Папа и ухватил и приподнял раненого за грудки так, что тот от боли заорал в полный голос. — Говори!
   — Тот, Папа! — вопил раненый. — Тот!
   — Откуда ты знаешь?!
   — Я видел его. Он сидел там. Это он стрелял в нас! Один! Это он убил всех!
   — Я же говорил тебе, Папа. Он крутой! Он самый крутой, — тихо бормотал себе под нос Шустрый. — Он там наших братанов. И теперь здесь. Он один — всех. Вот и этот его видел...
   Но Папа бормотании своего помощника не слышал. Он резко отбросил раненого и вернулся к двери.
   — Здесь должны быть стреляные гильзы. Найдите их.
   «Шестерки» встали на колени.
   — Есть, Папа. Есть три гильзы. От «ТТ».
   — Три выстрела — три трупа, — задумчиво сказал Папа и, резко повернувшись и не оборачиваясь, пошел к машине.
   Итого выходит — пять трупов на Агрономической, потом еще один, еще четверо, еще пять и вот теперь здесь — десять в доме и еще на улице...
   Мать моя!..

Глава шестьдесят седьмая

   Иван Иванович медленно приходил в себя. Он лежал на койке в профилактории Министерства безопасности. В очень второстепенном профилактории. Рядом с ним на стуле сидел медбрат. Метр девяносто ростом, сто пять килограммов весом, в наброшенном поверх штатского костюма белом халате.
   — Вы пришли в себя? — участливо спросил он.
   — Да, — ответил Иван Иванович.
   — Он пришел в себя, — сказал медбрат в переносную рацию.
   — Мне бы это... Мне бы в туалет. Быстрее, — сказал Иван Иванович.
   — Эй! Кто-нибудь там! — рявкнул так, что стаканы на подносе задребезжали, медбрат. В дверь сразу сунулись три головы.
   — Что случилось?!
   — Дайте ему эту, утку...
   Через час медбрат ушел. Потому что его место занял другой, тоже в белом халате медбрат. По внешнему облику собрат того медбрата.
   — Давайте знакомиться, — сказал он, — майор госбезопасности Проскурин.
   — Майор? — переспросил Иван Иванович.
   — Майор, — развел руками майор, словно извиняясь за то, что не капитан.
   — А я Иванов, — сказал Иванов.
   — Я знаю. Я все о вас знаю. Вы Иванов. Вы сидели в шкафу у любовницы на улице Агрономической, когда в квартире началась стрельба. Вы надели чужой пиджак и нашли там ключ или записку с указанием места тайника...
   — Ключ...
   — В том тайнике вы обнаружили дискеты и...
   — Пистолет и доллары... Откуда вы все это знаете?
   — Работа такая. Вы обнаружили пистолет, доллары, но главное, дискеты, которые, как оказалось, интересовали очень многих людей. И за которыми началась всеобщая охота. И где они теперь, эти доллары, пистолет, а главное, дискеты?
   — У этого. Который меня бил.
   — У которого из этих? — показал майор три фотографии, среди которых была одна, снятая через телеобъектив камеры слежения. На языке следствия эта процедура, когда из трех лиц следовало выбрать нужное, называлась опознанием.
   — Этот! — уверенно сказал Иван Иванович.
   — Вы знаете о содержании дискет?
   — Нет, — ответил Иван Иванович.
   Но майор не отрывал от его лица глаз. И ничего не говорил. Майор просто смотрел, молчаливо требуя ответа на свой вопрос.
   — Ну то есть почти нет, — поправился Иван Иванович, заерзав на кровати. — Ну то есть там были названия каких-то банков и, кажется, какие-то счета.
   — Каких, вы не помните?
   — Нет. Не помню.
   Майор смягчил взгляд и улыбнулся.
   — Вы очень помогли следствию.
   Иван Иванович вздохнул чуть свободней.
   — Но сможете помочь еще в большей степени.
   — Но я сказал все, что знал!
   — Разговор идет не о показаниях. О ваших, вернее сказать, о ваших и наших совместных дальнейших действиях.
   — Разве я могу...
   — Можете. Дело в том, что в силу стечения различного рода обстоятельств вас считают профессионалом. В определенной области профессионалом. В области проведения, так сказать, особого рода операций.
   — Кто считает?
   — Все считают. Те, кто похитил вас из гостиницы, те, у кого вы, сами того не подозревая, выкрали принадлежащие им дискеты, милиция...
   — Милиция тоже?
   — К сожалению, милиция тоже. Милиция подозревает вас в совершении ряда особо тяжких преступлений...
   — Но это не я!
   — Я знаю, что не вы. Но милиция считает, что вы. А милицию, как вы знаете, очень трудно убедить в обратном. Когда она не хочет убеждаться в обратном. Когда им надо как можно быстрее раскрыть преступление, подвести под расстрельную статью, вполне может быть, невиновного человека, побыстрей расстрелять и закрыть дело.
   Иван Иванович громко сглотнул слюну.
   — Впрочем, опасаться вам следует не милиции. Та хоть и относительно, но действует в рамках закона. Опасаться надо тех, кто изъял вас из гостиницы, кто пытал вас и кто поклялся отомстить во что бы то ни стало. За то, что вы убили их друзей.
   — Но это не я!
   — То, что это не вы, знаем только мы с вами. А они считают, что вы. И разбираться не станут. Потому что не успеют. Потому что раньше убьют.
   Иван Иванович закрыл глаза.
   — Мы бы, конечно, могли помочь вам в этом вопросе...
   — Спасибо...
   — Но для этого вы должны помочь нам. Так как иначе мы не сможем вам помочь.
   — Я готов!
   — Ну вот и хорошо. Что готовы, хорошо. Тогда напишите все, что с вами случилось, и все, что вы знаете. Очень подробно напишите. Вот бумага и ручка.
   — А потом?
   — Что потом?
   — Что мне делать потом?
   — Ничего. Лежать, отдыхать, лечиться. Это пока ваша главная задача. Ну а обо всем дальнейшем позаботимся мы...

Глава шестьдесят восьмая

   Генерал Трофимов размышлял. На этот раз очень спокойно размышлял. Потому что никуда не спешил. Потому что владел ситуацией. Знал все о прошлом. Догадывался о будущем. И с высокой долей вероятности рассчитал будущие свои и чужие ходы.
   И еще потому, что накрепко, словно дурно пахнущую бочку пробкой, заткнул глотки начальства вторым помощником атташе по культуре посольства Соединенных Штатов Америки Джоном Пирксом. Отчего его уже несколько дней не тревожили. Пока не тревожили. А там... А там видно будет.
   Генерал Трофимов вертел в пальцах над чистый пока еще листом бумаги карандаш и думал. Думал не конкретно — так, вообще...
   Вначале, конечно, гражданин Иванов. Который так все запутал... Но с другой стороны, так все удачно запутал... Потому что в той путанице высунулись уши Петра Семеновича, второго помощника атташе и дискеты с номерами счетов...
   За что, конечно, спрятавшемуся в шкафу у любовницы гражданину Иванову надо сказать большое спасибо. Сказать и...
   Конечно, можно было бы сдать гражданина Иванова милиции. Чем заслужить благодарность Министерства внутренних дел.
   Но тогда гражданин Иванов может рассказать много чего интересного. В том числе и о дискетах...
   Поэтому лучше гражданина Иванова милиции не сдавать.
   А что же с ним тогда делать?
   И как себя теперь поведет вся та мафиозная шантрапа, которая выкрала, а потом потеряла гражданина Иванова, лишившись полутора десятков своих «быков»?
   И какую из этого можно извлечь пользу?
   И как в связи со всем этим разрабатывать второго помощника атташе по культуре Джона Пиркса?
   И что делать с зарвавшимся генералом Петром Семеновичем, против которого нет никаких прямых улик за все те бои и гибель в них подчиненного ему личного состава, но есть куча отписок, переводящих стрелки с него на средних командиров. И у которого, по всей видимости, есть координаты всех тех банков и всех тех счетов.
   Интересно, откуда?
   И как прижать его к ногтю и подчинить своей воле, если он того и гляди усвищет за границу для получения выпавшего на его долю многомиллионного, в долларах, выигрыша...
   Ведь точно усвищет. Потому что ему терять уже нечего. Потому что он все, какие только возможно, мосты пожег. И другого пути, как делать ноги, у него нет...
   Хрен бы с ним, с генералом. Но если он исчезнет, то прервется ниточка, которая от него ведет к тем, кто знает предысторию тех счетов. Ну или знает людей, знающих предысторию тех счетов.
   И кроме того, очень будет несправедливо, если генерал Петр Семенович в полное свое распоряжение получит вдруг такую уйму денег. Просто нечестно будет.
   Пора заняться им вплотную. Как первопричиной всех тех случившихся в последнее время событий. Уже пора. Уже давно пора ухватить его за жабры. Так ухватить, чтобы он трепыхнуться не мог.
   Для чего использовать хорошо отработанную тактику опережения событий. Когда не идешь по следу, не ждешь, что подозреваемый совершит преступление, а активно подталкиваешь его к нему. То есть провоцируешь на противоправные действия. Берешь с поличным. С уликами берешь. И, прижав ими к стенке, вытрясаешь из него душу, а вместе с ней всю информацию, которой он располагает...
   И про счета в иностранных банках в том числе.
   И тогда интрига с зарубежными счетами исчерпает себя. Потому что о них узнает он, генерал Трофимов. А через него узнают соответствующие органы. И значит, узнают все. После чего все и сразу ус-, покоятся. Потому что делить станет нечего. И мочить друг друга без надобности. За то, чего нет, не дерутся.
   Похоже, с него, Петра Семеновича, и надо начинать! Он на сегодняшний день самая горящая фигура. Остальные могут подождать. А этот...
   Генерал Трофимов опустил карандаш, написал посреди листа два слова: «Петр Семенович» — и обвел их кружком...
   — Майора Проскурина ко мне!
   — Майор Проскурин по вашему приказанию...
   — Разрабатываем фигуранта Петра Семеновича. Направьте все свое внимание на него. Установите самое пристальное наблюдение. Докладывайте обо всех его передвижениях и действиях лично мне. Если я не ошибаюсь, в самое ближайшее время он сильно заинтересуется дальними путешествиями.
   И вот что еще. На всякий случай проверьте вое билеты, приобретенные в аэропортах и железнодорожных кассах на самолеты и поезда, направляющиеся в Европу в ближайшие две недели. Поименно проверьте.
   И подготовьте обоснование для выдачи прокуратурой ордера на арест фигуранта. — Есть!
   Информация по билетам поступила через четыре часа. Фигурант купил билет на самолет Москва — Брюссель. Самолет должен был улетать через... восемь часов.

Глава шестьдесят девятая

   Как так отказали? — не понял генерал Трофимов.
   — Так и отказали. Сославшись на недостаточность улик. Сказали, что мы теперь живем в правовом государстве и подозрение органов безопасности не может служить поводом для задержания не понравившегося им гражданина. Тем более известного всем военачальника и генерала армии.
   — Вы объяснили им, что самолет улетает через четыре часа?
   — Так точно. Объяснили. Они предложили подождать с выдачей документов до его возвращения, а пока подготовить более убедительное обоснование.
   — Какое обоснование?! Какое возвращение? Они что там, с ума посходили? Он останется там, куда летит... — грохнул генерал кулаком по столу.
   Впрочем, орать и стучать по столу было бессмысленно. Потому что причина крылась не в соблюдении гражданских прав, а совсем в другом. В высоком звании фигуранта. Прокуратура не хотела рисковать. Прежде чем выдать санкцию на столь высокопоставленного чиновника, следовало навести справки и понять, откуда ветер дует. Оттуда или совсем с другой стороны. И лишь потом, в зависимости от той полученной метеорологической сводки, решать — давать ордер или не давать.
   Генерал представил, как сейчас вместо того, чтобы заниматься непосредственным своим делом, те чиновники накручивают диски телефонов, «вентилируя вопрос» в высоких кабинетах.
   Впрочем, возможно, они и правы. В стране, где правит не закон, а «добрые отношения», лучше руководствоваться не уголовными параграфами и статьями, а личными мнениями. Для карьеры лучше. Для финансового благополучия. И вообще лучше...
   — Ну что теперь делать? — спросил майор Проскурин.
   Делать было нечего. Поддержанного законом права задерживать гражданина Петра Семеновича не было. Гражданин Петр Семенович имел право отправиться в любую открывшую ему въездную визу страну мира. И никакой генерал Трофимов не мог ему в том помешать. По крайней мере, если действовать в рамках закона.
   А если вне рамок?
   А если вне рамок, то преступником автоматически становится тот, кто их преступил. Причем в драке с таким высокопоставленным противником становится неизбежно. Если он не полный кретин. Этот — не кретин. И подобный подаренный ему шанс поставить на место наступающих ему на пятки сыскарей не упустит. Поднимет шум до самых небес. И тогда уже придется отмываться не ему, а преступившему закон генералу Трофимову.
   Нет, силовые методы не проходят. Силовые методы для фигуранта подарок. Особенно если его взять и ничего при нем не найти. Почти наверняка не найти. Потому что ключевая фигура обычно путешествует налегке, никаких запрещенных законом или компрометирующих его предметов при себе не имея. Компромат тащат «шестерки». Они же потенциальные «стрелочники».
   И что тогда можно сделать? Если без прокурорской санкции и без применения силы?
   Ну разве только убедить пытающегося скрыться преступника отказаться от своих недобрых намерений. Добровольно отказаться...
   А можно убедить?
   Теоретически можно. Вопрос — как? Перевоспитать в оставшиеся до отлета самолета несколько часов удастся вряд ли. Да и за несколько лет тоже вряд ли. Он уже мерзавец сформировавшийся.
   Тогда остается напугать.
   Только чем напугать, если силу использовать нельзя? Бессилием не пугают...
   Так чем же его можно отпугнуть от стойки пограничного контроля? Чего он может испугаться такого, что нельзя инкриминировать генералу Трофимову в качестве противозаконного метода силового давления? Кого фигурант может испугаться, помимо вооруженных до зубов бойцов генерала Трофимова?
   Где взять такого страшилу, который один и без оружия способен вызывать чувство страха? Причем такого страха, который заставит фигуранта развернуться на сто восемьдесят градусов в двух шагах от финишной черты!
   Где взять такого человека?
   А ведь, пожалуй...
   А почему бы нет...
   Почему бы не гражданина Иванова?
   Вполне может быть, что гражданина Иванова. Который стал всеобщей загадкой и всеобщим пугалом. И который всем встал рыбьей костью поперек горла.
   Пожалуй что, гражданина Иванова.
   Он и есть лучшая страшилка и лучшая провокация.
   Гражданин Иванов Иван Иванович!
   Опять гражданин Иванов... Ну никуда от него не деться.

Глава семидесятая

   Петр Семенович подъехал к зданию аэропорта раньше всех. А зашел позже. Как и должен координатор операции. В данном случае операции по пересечению государственной границы России.
   Он приехал в аэропорт на своей машине, которую бросил на неохраняемой стоянке. Совсем бросил. Надеясь на то, что все сложится благополучно. Потому что если все сложится благополучно, таких машин он сможет купить миллион штук.
   Генерал занял столик в заранее им облюбованном, удобно расположенном, с хорошим обзором, летнем кафе и заказал бутылку минералки. Отсюда хорошо просматривались все подходы к главному, входу в аэровокзал. Как поле предстоящего боя с полкового НП.
   Петр Семенович пил минералку, делал вид, что читает газету, а на самом деле отсматривал подходы к зданию и следил за минутной стрелкой на своих «командирских», с дарственной гравировкой министра обороны, часах. Петр Семенович не был никаким шпиком, потому что всегда был командиром и с подобной «черной» работой не сталкивался, занимаясь лишь общим руководством. До сего мгновения не сталкивался.
   Первый боец согласно графику выдвижения личного состава на исходные рубежи должен был появиться в 19.00...
   Конечно, если бы генерал был не генерал, а рядовой сыскарь, он бы имел шансы заметить больше, чем увидеть....
   — Первый, докладывает Седьмой. Объект Лампас находится в летнем кафе. Второй столик справа от входа, — докладывала «наружка».
   — Первого вызывает Второй... Четвертый... Шестой... Двенадцатый...
   — Лампас сидит... Пьет минеральную воду... Читает газету...
   Периодически осматривается... Следит за временем по наручным часам... Петра Семеновича отсматривали сразу несколько постов. С четырех сторон. Так что ни одно самое малое его шевеление не могло остаться незамеченным. Две видеокамеры фиксировали каждое его движение. Еще две отслеживали подходы ко входу в аэровокзал.
   В 19.06 из подъехавшего такси вышел молодой человек с небольшим «дипломатом» в руке. И прошел в двери.
   — Лампас проследил взглядом мужчину в темно-синем костюме, с портфелем-"дипломатом", направляющегося ко входу в вокзал. После чего посмотрел на часы...
   Первый исполнитель прошел.
   Второй проследовал в здание аэровокзала в 19.12.
   Третий еще спустя семь минут.
   Четвертый...
   Пятым был капитан Борец. Капитан был в этой пятерке главным. Потому что был «носильщиком». Капитан был «заряжен» дискетами. Они помещались у него в подошвах обуви — в массивных не по погоде и не по его сугубо штатскому виду армейских ботинках. А что поделать, если в модельные туфли дискеты не поместились бы. Конечно, нелегалы-разведчики нашли бы гораздо более надежный и менее травмоопасный для дискет способ транспортировки. Но бойцы генерала Петра Семеновича не были нелегалами. Они были просто разведчиками. Армейскими разведчиками. Которые умели переползать на брюхе нейтральную полосу, ориентироваться на местности, выслеживать узлы связи и скрытные командные пункты, снимать часовых, заметать следы, вести неравный бой, убивать и умирать. Все прочие премудрости конспиративных методов работы они осваивали по ходу. Дискеты в подошве было одно из таких изобретений.
   19.38 — отметил Петр Семенович время. График соблюдался очень точно. Укладываться в отведенные для действия нормативы армейские разведчики умели.
   Петр Семенович допил минералку и встал.
   — Группа в сборе. Лампас направляется в здание вокзала...
   Регистрация должна была закончиться через пятнадцать минут.
   — Пугало на исходные, — распорядился Первый.
   Пугало безучастно сидел в зале ожидания. Пугалу все было до лампочки, потому что у него ныло искалеченное, избитое тело и всякое движение отзывалось в нем болью. Пугалом был Иванов Иван Иванович.
   — Поднимайтесь, — велели ему. Иван Иванович встал.
   — Идите, — подтолкнули его в спину.
   — Куда? — спросил Иван Иванович.
   — Вон туда. Встаньте возле стенки и стойте.
   — И все?
   — Суньте правую руку в карман пиджака. И, если сможете, улыбайтесь.
   — Как улыбаться?
   — По возможности загадочно. Иван Иванович пошел.
   — Погодите. Мы не сказали вам, что делать дальше.
   — Что делать дальше?
   — Через полчаса, если не будет других приказаний, проследуете к выходу из аэровокзала, сядете в рейсовый автобус и поедете... Куда глаза глядят поедете. Мы будем рядом и, когда убедимся, что за вами нет слежки, подберем вас.
   — Тогда я пошел?
   — Идите.
   На ватных ногах Иван Иванович прошел к указанному месту, встал, навалившись спиной на стенку, и, как велели, осклабился. По сторонам он не смотрел. Все происходящее вокруг его не волновало. Его интересовали только цифры минут на электронном табло, от которых он не отрывал взгляд.
   — Пугало на месте, — доложили Первому. И тут же доложили еще:
   — Лампас вошел в здание.
   Петр Семенович шел по холлу аэровокзала. Первый этап операции прошел очень гладко. Никто не опоздал, никто не отклонился от предписанного ему маршрута, слежки не было. Осталось пройти паспортный и таможенный контроль. Первым переступить барьеры ограждений и переступить государственную границу должен был Петр Семенович.
   Генерал не спеша двигался к стойке регистрации, внимательно оглядываясь по сторонам. И потому почти не смотрел вперед. А когда посмотрел...
   Когда Петр Семенович посмотрел вперед, он остановился. Словно налетел на невидимую преграду. Словно с ходу расшиб о ее прозрачную броню лицо. Потому что его лицо изменилось до неузнаваемости.
   Возле стойки регистрации, прислонившись к стене, стоял гражданин Иванов! И издевательски улыбался.
   Наверное, все прочие проходящие мимо пассажиры посчитали бы, что гражданин Иванов улыбается идиотски. И сам он весь какой-то малость странноватый. Но ведь случайные пассажиры не знали, что этот странноватый на вид гражданин умеет стрелять с двух рук и без промаха попадать в чужие головы. Что этот гражданин ухлопал людей больше, чем стоит сейчас возле стойки регистрации!
   Петр Семенович не мог воспринимать гражданина Иванова адекватно. Хотя бы потому, что он стоял здесь, в аэропорту, на пути генерала Петра Семеновича.
   Как он здесь?!
   Откуда он узнал?!
   Что он собирается делать?!
   Иван Иванович ничего не собирался делать. Он стоял, улыбался и держал руку в правом кармане. Как ему велели.
   «Ну зачем, зачем, зачем он здесь?!» — звучал в голове генерала один-единственный, но самый главный вопрос.
   Убить его?
   Но тогда почему он не стреляет?
   Арестовать?
   Но тогда где группа захвата и понятые?
   Воспрепятствовать его выезду за границу?
   Вполне может быть. Это более похоже на правду. Просто не пустить за границу. Чтобы не дать возможности генералу запустить руку в известные ему банковские счета. Чтобы запустить ее потом туда самому!
   Вот он, ответ на все вопросы!
   Гражданин Иванов охотится за партийным золотом! Всегда охотился! Все это время охотился! И убивал людей, посягавших на его богатство. Гражданин Иванов охранял швейцарский сундук с золотом, который, как считал он, принадлежит ему! И значит? И значит, он будет охранять его любой ценой. И будет стрелять!
   Петр Семенович резко развернулся и пошел в противоположную той, куда направлялся, сторону. Пошел к выходу.
   Путь через границу был заблокирован. Был заблокирован непонятно откуда взявшимся гражданином Ивановым.
   Десятки глаз и две видеокамеры проследили путь Лампаса от стойки регистрации к выходу. И еще пять пар ничего не понимающих глаз его бойцов.
   Почему генерал вдруг передумал? Вдруг решил вернуться?
   Почему?!!
   Капитан Борец быстро встал с кресла, где ожидал своей очереди к прохождению регистрации, и пересек зал поперек траектории движения генерала. Возле генерала он споткнулся и случайно, но довольно болезненно, задел его плечом.
   — Извините, ради Бога! — сказал он.
   — Человек у стойки, — скороговоркой ответил ему генерал. — Проследить. Если один — взять. Доставить ко мне на дачу. И допросить. Ключи от машины и дачи в урне на входе. Я — у себя.
   Генерал вышел на улицу, подошел к урне и бросил в нее скомканный авиационный билет. Вместе с ключами от дачи.