Ильин Андрей. Настоящий полковник (Полковник - 2)

   - Теперь все?
   - Так точно.
   - Тогда поступим следующим образом. Генералу Федорову, - генерал подтянулся, изобразил подобие стойки "смирно", - надлежит в самые кратчайшие сроки довести расследование доложенного им случая до конца и подготовить документы для передачи его прокуратуре. О подробностях расследования докладывать лично мне.
   Свои соображения о возможности использования военных аэродромов и самолетного парка в коммерческих целях изложить письменно. И подать рапортом на мое имя не позднее семнадцати часов завтрашнего дня.
   Все. Все свободны.
   - Но мне кажется, что задачи следствия следует расширить в сторону...
   - Не надо расширять, генерал. Нам дай бог с тем, что есть, управиться...
   Глава 34
   - Товарищ генерал! Разрешите обратиться?
   - Что у вас?
   - Телефонограмма.
   - Какая телефонограмма?
   - Странная.
   - Что? Не понял вас? О какой телефонограмме вы говорите? Выражайтесь яснее.
   - Четыре дня назад на ваше имя получена телефонограмма...
   - Почему четыре дня? Почему вы не доложили сразу?
   - Она была задержана в министерстве.
   - Почему она оказалась в министерстве? Если предназначалась мне?
   - Не могу знать.
   - Где телефонограмма?
   - Вот.
   Генерал взял лист с распечатанным на нем текстом. "Главное разведывательное управление. Генералу Федорову.
   На военном аэродроме Валуево нарушен режим секретности. Аэродром используется гражданскими лицами. Используется в преступных целях".
   - Кто принял телефонограмму?
   - Старший лейтенант Тарасов.
   - Какой Тарасов?
   - Начальник теплоузла главного здания Министерства обороны.
   - Чего?! Какого узла?
   - Теплового узла главного здания...
   - Что вы такое говорите? С каких это пор телефонограммы, адресованные генералам ГРУ, принимают в бойлерных?! Вы охренели?
   - Никак нет! Телефонограмма принята начальником теплоузла главного здания Минобороны. И передана нам. Для передачи вам.
   - Кто передал телефонограмму?
   - Там написано. Внизу...
   - Полковник в отставке Зубанов... - прочитал генерал вслух. - Какой Зубанов? Какой полко...? Кто?!
   - Полковник в отставке Зубанов, - подтвердил принесший телефонограмму офицер.
   - А ну, быстро его сюда. Быстро!
   - Кого сюда?
   - Сантехника вашего! Лейтенанта из бойлерной.
   - Из теплового узла? - переспросил офицер.
   - Хоть из преисподней! Но через десять минут он должен быть здесь!..
   Через сорок пять минут испуганный до полусмерти лейтенант, вытянувшись, стоял перед генералом Федоровым.
   - Это вы приняли телефонограмму?
   - Так точно!
   - Вы знаете, почему этот человек позвонил вам? Именно вам?
   - Никак нет!
   - Да перестань ты орать! Говори нормально. Ты что, его знал?
   - Никак... Нет.
   - Но почему тогда он набрал твой телефон?
   - Не знаю.
   - Странно. Зачем ему, обращаясь ко мне, звонить в тепловой узел?
   Генерал на минуту замолчал. Потом вдруг подошел к телефону и набрал номер. Очень короткий номер.
   - Дайте мне, пожалуйста, номер телефона приемной Министерства обороны.
   Генерал быстро написал на листе бумаги цифры.
   - Спасибо.
   Повернулся к лейтенанту. Развернул в его сторону лист.
   - Твой номер?
   - Мой, - удивился лейтенант. - А откуда...
   - Оттуда, что твоя бойлерная стала приемной. А ты министром обороны. Что он сказал тебе еще?
   - Больше ничего. Только передал телефонограмму.
   - Ты погоди. Ты мне точно все вспомни! До слова! Что он сказал, что ты ответил. Что подумал. Давай, давай, лейтенант! С самого начала давай.
   - Он позвонил. Спросил Министерство обороны. Приемную. Я сказал, что это не приемная. Но министерство. Тогда он попросил принять телефонограмму.
   - Кому принять?
   - Мне принять. Для вас.
   - Как же для меня? Если ты не знаешь, кто я и где меня искать?
   - Он сказал - отдай телефонограмму в приемную или любому офицеру военной разведки.
   - Ну вот видишь! Что еще?
   - Все. Продиктовал телефонограмму. Спросил, кто принял. Сказал, кто передал.
   - Как сказал? Как назвал себя?
   - Обычно. Полковник в отставке Зубанов. И еще какие-то буквы добавил.
   - Какие?
   - Кажется, 3 и еще какую-то.
   - Может, К?
   - Да. К.
   - ЗК?
   - Кажется, да.
   - ЗК, лейтенант, это не просто буквы. Это очень важные буквы. Это всем буквам буквы! Что еще?
   - Теперь точно все.
   - Он долго разговаривал?
   - Нет. Он торопился.
   - Почему ты решил, что он торопился?
   - Он очень быстро говорил. И в конце сказал, что ему некогда.
   - Почему некогда?
   - Не знаю. Он не объяснил...
   - Тогда давай снова - что он сказал вначале. Что потом. Что в середине. Только так, чтобы слово в слово! Чтобы ни одной запятой не пропустить!..
   Глава 35
   Полковник в отставке Зубанов лежал на нарах и думал. Думал о свободе. О том, что как хорошо сесть утром за стол на кухне, отрезать кусок от булки, намазать его тонким слоем масла и толстым джема. А потом... Потом снова отрезать и намазать. И снова отрезать и намазать. И снова...
   Потом думал, как хорошо пройтись по бульвару. Просто пройтись, вдыхая запах улицы, слыша чириканье воробьев, шорох шагов прохожих и лязг проезжающего мимо трамвая.
   Потом...
   Никогда за всю свою жизнь полковник не думал просто о жизни. Думал о службе, карьере, наградах, выговорах, выполнении задания, отдыхе. В общем, о чем угодно, кроме самой жизни.
   Теперь, когда служба, карьера, выговоры, деньги и прочая мишура перестали что-либо значить, он стал думать о том, о чем следовало думать. Просто о жизни. И о свободе. Без которой жизнь - не в жизнь.
   Камеры милицейских КПЗ и следственных изоляторов, в которых содержался полковник, располагали к размышлениям.
   За дверью лязгнуло. С грохотом открылось окно.
   - На помывку! Готовься!
   Ну да, верно, сегодня же банный день! Сегодня зеки имеют возможность вкусить кусочек той, прошлой, свободной, жизни.
   Полковник встал возле двери. Через несколько минут она распахнулась.
   - Выходи. Руки за спину. Шагом марш. Прошли по коридору. Спустились в подвал.
   - К стене!
   Переждали цепочку идущих из бани зеков.
   - Пошли,
   Вошли в раздевалку.
   - Раздевайся.
   Полковник стянул с себя одежду. И, голый, шагнул в дохнувшую теплом и паром "помывочную", где в полумраке и взблескивающих в свете ламп брызгах копошилось несколько зеков.
   Протискиваясь сквозь скользкие, в пене мыла тела, он пробрался к скамье, на которой лежали шайки. Выбрал наименее помятую, налил в нее воды и стал намыливать тело.
   Его толкали, наступали на ноги, задевали шайками, но он не обращал на это внимания. Он размышлял о том, почему ему разрешили мыться в общем зале? Допуск к коллективному омовению мог свидетельствовать о смягчении режима содержания. И скором переводе в общую камеру. А мог - о переводе в камеру, которой ему грозили.
   Интересно, что его ожидает за порогом раздевалки? Полковник выплеснул на себя воду и пошел к кранам, чтобы набрать новую. Он постоял с минуту, прежде чем смог протиснуться к бьющим в пол струям воды. Подставил шайку. Но ее оттолкнули в сторону.
   - Ты чего? - спросил Зубанов.
   - Не пыли, полковник, - тихо сказал, наклонившись к его уху, обидчик.
   Зубанов вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
   - Ладно. Забыли.
   Проследил, куда пошел толкнувший его зек, налил шайку и пошел в его сторону.
   - Пусти, - сказал он.
   - Не видишь - занято.
   - Да вон же, место есть.
   Зек подвинулся, полковник поставил шайку.
   - Ты, что ли, полковник? - с ухмылкой спросил зек.
   - Может, и я.
   - Не гони. Тебе весточка. С воли.
   - От кого?
   - Я же говорю - с воли. От твоего кореша.
   - От какого? У меня много корешей.
   - От Федорова.
   Зубанов выронил мыло. Зек наклонился, поднял его.
   - Тебе велели передать, что твоя весть дошла до того, кого надо. Только им нужны подробности.
   - Какие?
   - Не гони порожняк. Ты знаешь какие. Они сказали, чтобы ты опустил груз в камеру, которая под тобой. Если сделаешь, они тебя выручат.
   - Ладно, понял.
   - Смотри, фраер, я в твоем деле свой интерес имею, - предупредил зек, схватив полковника за руку.
   - Я же сказал - понял!
   - Если кинешь...
   Зек выплеснул на ноги полковника остатки воды и пошел к выходу.
   Зубанов домылся, вышел в раздевалку, оделся и прошел, понукаемый окриками надзирателя, в камеру.
   Значит, все-таки сработало! Значит, не зря! И значит, есть шанс...
   - Я хочу дать показания! - закричал, застучал он кулаками в дверь.
   - Чего тебе? - недовольно спросил надзиратель.
   - Я хочу дать показания.
   - Ну и что?
   - Дай мне бумагу и ручку.
   - Тебе не положено.
   - Позвони следователю. Скажи, что мне нужна бумага для записи показаний. Он разрешит.
   - Ладно, позвоню.
   Скоро надзиратель сунул в камеру листы и ручку.
   - На. Пиши.
   - Ну вот видишь. А говорил нельзя...
   Полковник взял первый лист и стал писать. Про Боровицкого, администрацию, наркотики, аэродром. Больше всего про аэродром. Потому что он был по военному ведомству. И мог гарантированно заинтересовать тех, к кому он обращался.
   Письмо получилось очень содержательным. И очень бестолковым. Сознательно бестолковым. В нем были указаны факты, но не были названы имена. Полковник говорил многое, но не говорил всего. Не говорил самого главного - кто был вовлечен в аферу с аэродромом. И кто из командования аэродрома сотрудничал с теми, чьих имен он не называл.
   Полковник страховался. Он хотел быть нужным. Потому что нужные люди нужны больше, чем ненужные. И гораздо дольше, чем ненужные, живут.
   Все! Полковник закончил письмо. Одно из самых важных писем в его жизни. Может быть, самое важное.
   Перечитывать написанное Зубанов не стал. На это требовалось слишком много времени. Потому что в письме вместо слов, фраз и предложений были буквы. Одни только буквы. Бесконечный, без пропусков, запятых и точек ряд прописных букв. Сплошное АБВГДЕЖЗ...
   Если письмо попадет в руки зеков, то они никогда не поймут, что там написано. Если генерала Федорова - он передаст его в отдел дешифровки, где текст раскроют в пять минут. Не такой уж он сложный. Если письмом завладеют следователи, то они, конечно, тоже попытаются расшифровать набор букв, но только вряд ли смогут. Потому что у них специалистов подобного профиля нет. И даже если они передадут письмо своим теневым боссам и те смогут распознать текст, то тоже ничего страшного не случится. По той причине, что-ничего нового они не узнают. Они о себе гораздо больше знают, чем написано в письме.
   Ну и, значит, можно рисковать. Даже если предположить, что встреча в бане - это ловушка и что тот зек не зек, а подсадка милиции.
   Надо рисковать!
   Полковник свернул два исписанных мелким почерком с двух сторон листа в трубочку. Сплющил ее, пробив по всей длине кулаком, затем прогладил, превратив в ленту. И эту ленту свернул в плотный свиток. Получился небольшой, наподобие бочонка лото, сверток. Письмо. Которое следовало опустить в почтовый ящик. Расположенный этажом ниже.
   Как же опустить?
   На нитке опустить.
   Полковник задрал штанину, стянул с ноги носок и распустил верх носка на нитки. Нитки связал, получив единую, длинную бечеву.
   Если исходить из высоты камеры плюс толщины бетонных перекрытий, то форточка ниже расположенной камеры должна была находиться в трех с небольшим метрах от этой.
   Зубанов отмерил на бечеве три метра и сделал узелок.
   Можно было опускать письмо в ящик.
   Полковник открыл форточку, просунул письмо сквозь железные полосы намордника и вытравил бечеву.
   Письмо пошло вниз.
   Стоп, узел!
   Послание зависло на уровне нижней форточки. Теперь его должны были заметить и...
   Нить дернулась. И тут же ослабла.
   Письмо попало в руки почтальонов. Которые, если это не игра милиции, передадут его дальше.
   Полковник вытянул пустую нить назад и, разорвав на мелкие части, смыл в унитаз.
   Вот и все!
   Пододвинул к себе чистые листы бумаги и, исписывая их признаниями, стал рвать в клочки. Листы быстро закончились.
   - Бумагу давай! - заорал он.
   - Я же давал! - удивился надзиратель.
   - Кончилась.
   - Как кончилась? Ее же было до...
   - Да вот она. Вся.
   - Вот это? Ты зачем ее изорвал? Я тебе зачем ее давал?!
   - Нервничаю я.
   - Ну и нервничай! При чем здесь бумага? Зачем бумагу рвать?
   - Ну я же говорю, нервничаю! Как писатели. У которых роман не получается.
   - Ну, значит, пиши на газете. Раз такой нервный.
   - Бумагу давай!
   - Да пошел ты!
   Окошко захлопнулось.
   Ну и ладно. Не очень-то хотелось...
   Полковник отошел от двери и лег на нары.
   Все, что можно было сделать, он сделал. Оставалось ждать.
   Зубанов вытащил бывший у него карманный календарь и проколол на нем еще один день. Сегодняшний день...
   Через день еще один день.
   Потом еще один.
   И еще...
   - Выходи!
   - Куда выходи?
   - Куда надо - туда выходи. С вещами выходи. Давай, давай. Быстрее!
   Полковник собрал вещи и вышел.
   - Пошел!
   Прошли коридор. Дальше были общие камеры. "Значит, в общую камеру, подумал полковник. - Интересно, в какую? В ту? Или в ту?" Оказалось, не в ту и не в другую.
   - Направо.
   Направо были памятные Зубанову кабинеты.
   - Лицом к стене! Стоять!
   Надзиратель толкнул дверь. Та приоткрылась.
   - Товарищ майор, привел.
   - Давай его сюда, - послышался голос. Надзиратель толкнул полковника в кабинет.
   - Здорово, - недобро ухмыльнулся следователь. И потрогал пальцем налепленный чуть выше глаз крест-накрест пластырь. - Давно не виделись.
   - По мне - лучше бы совсем не видеться.
   - А я бы с удовольствием! Чтобы ты не заскучал!
   - Заскучать мне не дадут. Ваши держиморды не дадут.
   - Ладно, иди сюда. Полковник подошел к столу.
   - Садись.
   Сел на привинченную к полу табуретку.
   - Распишись здесь, - следователь развернул на столе и подвинул ближе к Зубанову лист бланка. - Вот здесь, - подал ручку.
   Полковник взял ручку, посмотрел на следователя и протянул ручку назад.
   - Я не подписываю документы, содержание которых не знаю.
   Следователь поморщился. И подчеркнуто официальным тоном, уводя взгляд в сторону, объявил:
   - Следствие изменяет избранную в отношении вас меру пресечения. Вы отпускаетесь под подписку о невыезде. Вам запрещено покидать пределы города. В случае возникновения особых обстоятельств - вашей болезни, смерти близких родственников - вы обязаны известить о своих перемещениях органы следствия не позже, чем за сутки до отъезда. Вам все ясно?
   - Теперь все!
   - Распишитесь.
   Полковник черкнул свою роспись. И, скрывая радость, спросил:
   - Что-то еще?
   - Ты не радуйся. Раньше времени. Следствие не закончено, и в любой момент мы можем вернуть тебя в камеру. Имеем право вернуть.
   - Ну, если имеете - тогда конечно. Тогда не радуюсь. Тогда грущу.
   - Вот возьми, - протянул следователь прямоугольную бумажку. - Это пропуск. На выход из здания. Ковальчук!
   - Я, товарищ следователь!
   - Отведи его.
   - Куда?
   - К выходу отведи. Вот его пропуск. На волю.
   - Как же так? Он же...
   - Иди. Дежурного я уже предупредил.
   - Он же вас! И...
   - Иди, я тебе сказал! Подследственный отпускается под подписку о невыезде.
   Сопровождающий неопределенно пожал плечами. Скомандовал:
   - Выходи!
   Полковник пошел к двери. Но услышал, как следователь тихо окликнул его.
   - Что?
   - Гнить бы тебе здесь, падла! Кабы не защитники твои. Но ничего, еще не вечер. Еще увидимся...
   - Защитники? Какие защитники? - переспросил полковник.
   - Твои защитники. И не надо мне изображать дурака! Твои защитники! Которые до самой Генеральной прокуратуры...
   - А может, это не защитники? Может, это просто правда восторжествовала?
   - Что?! Ану, пошел отсюда! Быстро пошел! Пока я... Ковальчук!
   - Тут я!
   - Гони его отсюда! Чтобы глаза мои его...
   - А ну, пошел! А ну, быстро! Полковник, не оглядываясь на сопровождающего, пошел по коридору.
   - Стой! Стой, я сказал! Полковник замедлил шаг.
   - Ну чего тебе?
   - Руки за спину!
   - Шалишь! Я теперь не твой. Не гражданин. Я теперь товарищ! И значит, могу держать руки где угодно. А не только на спине и затылке.
   Кончилось твое время, гражданин начальник!
   Зубанов демонстративно сунул руки в карманы и не спеша пошел по коридору. Который начинался в тюрьме, а заканчивался на свободе.
   Все! Конец его заключению. Вернее, злоключениям в заключении. Хочется надеяться, что больше сюда он...
   Хотя, с другой стороны, что ждет его на свободе, тоже неизвестно. Здесь хоть стены, решетки и менты с пистолетами защищают. А там, на улице... там со всех сторон сквозняком продувает.
   Вот и думай теперь, где лучше? Там, где лучше? Или где хуже?! Или где совсем невмоготу!..
   Глава 36
   В отдельном кабинете ресторана сидели трое мужчин. Пили, ели и разговаривали. Пили и ели мало. Разговаривали много. И нервно.
   - Кто?! Кто это сделал? Кто его смог?..
   - Генеральная прокуратура его смогла.
   - Шутишь!
   - Кабы так. Генеральная прокуратура рекомендовала изменить меру пресечения.
   - Так ведь только рекомендовала!
   - Так ведь Генеральная прокуратура!
   - Черт их задери!
   - Только прежде - они нас.
   - Что, так плохо?
   - Еще хуже. Прокуратура предложила прислать сюда своего человека. С формулировкой - для оказания помощи следствию.
   - Откуда они узнали? Откуда они могли узнать?!
   - От верблюда могли узнать. Или, вернее, от ишака...
   - Может, это его прежние дружки стукнули? Или... Или кто-нибудь из своих?
   - Неужели из своих?!
   - Кабы из своих!
   - Ты что-то знаешь?
   - Знаю! Знаю, что это не дружки. И не свои. И вообще никто! Потому что знаю, что прокуратура по просто стуку зад от стула не отрывает. Они лишние дела не любят. Их, чтобы на новое дело поднять, надо полгода раскачивать. А тут...
   - Ты хочешь сказать, на них кто-то надавил?
   - Хочу сказать, что надавил. Причем сильно надавил.
   - Кто? Кто надавил?
   - "Крыша" надавила!
   - Чья "крыша"?
   - Зуба "крыша"!
   - Откуда у него?..
   - А ты вспомни, где он раньше работал? Он же в ГБ работал!
   - Точно!
   - ГБ - "крыша" серьезная.
   - Слушай, а может, он специально?..
   - Что специально?
   - У нас здесь появился специально! И под Борова лег специально! Все специально!
   - Да брось ты! Он же пенсионер.
   - А если не пенсионер? Если действующий?
   - Если действующий, то дело пахнет парашей.
   - Да не все ли равно, действующий он или нет. Теперь это не имеет никакого значения. Важно то, что у него в голове. Что он знает! И может то, что знает, рассказать кому следует. Вот об этом надо думать!
   - Что ты предлагаешь?
   - Предлагаю решать кардинально!
   - А "крыша"?
   - "Крыша" за покойника в драку не полезет. Покойник никому не нужен. Он отработанный материал.
   - Согласен.
   - Я тоже. Пока он был на нарах, он был ручной. А теперь он как вырвавшийся из загона волк. Теперь он будет резать всех подряд. Зря его выпустили.
   - Нас не спросили.
   - Хорошо. Давайте решать по делу. Кто сделает работу?
   - Это не проблема.
   - Кто?
   - Отдайте его мне. Моим ребятам.
   - Может, лучше у генерала человека попросить?
   - Не надо тревожить генерала по пустякам. Сами как-нибудь управимся.
   - Мои точно управятся.
   - Не надо забывать, что он профессионал.
   - Мои парни тоже не лаптем щи хлебали.
   - Согласен.
   - Я тоже.
   - Когда?
   - Как можно быстрее. Пока он из города не ушел.
   - Не уйдет. За ним мои люди присматривают...
   * * *
   Полковник Зубанов бродил по улицам и считал ворон. Ну то есть делал вид, что считает ворон, а на самом деле считал тянущиеся за ним "хвосты". Используемая им "воронья" тактика позволяла, не раскрывая себя, отслеживать пространство вокруг себя. А самое главное - сзади себя.
   Полковник шел не торопясь, часто останавливался, засматривался в витрины и задние стекла легковых машин. Иногда, вдруг что-то вспомнив и даже хлопнув себя по лбу, резко поворачивался на 180 градусов, наблюдая, как в панике разбегаются в разные стороны его провожатые. Подворачивал к случайно пройденному табачному киоску, брал сигареты, закуривал и шел себе дальше.
   Ну, любители! Ну, энтузиасты! Откуда только таких набрали? Одно достоинство, что их много.
   Два вон там, возле киоска. Делают вид, что покупают спиртное. Уже в десятом киоске. И все никак выбрать не могут.
   Еще трое справа. В машине. В синих "Жигулях", останавливающихся на каждом углу.
   Близко слева работает пара. Под гуляющих прохожих работают. Которые, конечно, прохожие, но почему-то гуляют лишь в одну сторону. В сторону гуляющего полковника.
   Еще трое. Наблюдают с противоположного, через дорогу, тротуара.
   Двое читают газеты.
   Трое заходят во все подряд магазины. Но долго там не задерживаются. И потому не отстают.
   Несколько, минимум четверо, человек на джипе. Эти либо координируют работу остальных, либо составляют группу быстрого реагирования.
   Это сколько их всего получается? Два, плюс три, плюс два, плюс три в "Жигулях", три любителя магазинов, два газет... и еще четыре-пять в джипе. Итого почти полноценный армейский взвод.
   Профессионал использовал бы втрое меньше личного состава. Но закрутил бы карусель с постоянно меняющимися лицами. Которые появлялись бы по одному, а не скопом, как эти.
   И обязательно использовал бы женщин. С кавалерами. С детскими колясками. С детьми, ведомыми за руку. Дети с женщинами вызывают меньше всего подозрений.
   Интересно, что они будут делать при нестандартном развитии событий. Например, при столкновении с объектом лоб в лоб.
   Полковник остановился, почесал в затылке, изобразив, что о чем-то подумал, и направился к одной из пар шпиков. Прямым ходом направился.
   - Огонек есть? - спросил он, демонстрируя незажженную сигарету.
   - А? - растерялись шпики. И зашарили вокруг глазами.
   - Я говорю, огонек есть? У меня спички закончились.
   - Есть. То есть нет...
   - Так есть или нет?
   - Ах, огонек... Огонек есть.
   Пришедшие в себя филеры вытащили зажигалку. Полковник потянулся к ней сигаретой.
   - Заберите себе. Нам не надо, - засуетились они.
   Сунули в руку Зубанову зажигалку и быстро пошли в сторону.
   "Минус два", - посчитал Зубанов.
   И побежал вслед за уходящей парочкой, которой он желал вернуть зажигалку.
   - Заберите. Мне не надо, - кричал он, размахивая зажигалкой.
   И совершенно случайно налетел еще на одну пару "хвостов".
   - Простите, - извинился он, внимательно глядя в лица задетым прохожим.
   - Ничего, ничего, - затараторили те и попытались скрыться.
   - Я вас не сильно ушиб?
   - Нет, что вы. Нет!
   - Но, может, все-таки?..
   - Да нет же, нет! Не ушибли! Нет!!
   Минус еще два. Если исходить из незыблемого для "наружки" правила - шпика, вступившего с объектом в контакт и тем засветившего свое лицо, из наблюдения выводить.
   Десятую часть бойцов они уже потеряли. Если продолжать "отстрел" такими темпами, то через пару-тройку суток их силы можно ополовинить. А потом...
   Только вначале надо сходить домой, пообедать, отдохнуть. Прежде чем продолжить с ними игру в кошки-мышки с выбыванием. Прежде чем...
   Но выбивать силы противника не пришлось. На подходах к дому они вдруг сами куда-то подевались. До того толпами ходили, а тут вдруг по норам разбежались. Все и разом!
   Что бы это значило?
   В то, что от него вдруг отвязались, полковник не верил.
   В то, что любители были заменены профессионалами, которых он не мог вычислить, не допускал. Что же произошло? Что?
   Зубанов присел на первую подвернувшуюся скамейку и попытался проанализировать изменения в только что бывшей почти боевой, а теперь вдруг мирной обстановке. Больше всего его беспокоило именно это "вдруг". Это непонятное исчезновение до того наседавших на него преследователей.
   Он попытался вспомнить расстановку сил противника. Кто из его преследователей где находился, что делал и с кого началась их эвакуация? Кто первым покинул свои позиции?
   Полковник мысленно расставил шпиков по местам, где они недавно были. И напрягся, вспоминая траектории их перемещений.
   Первым исчез из его поля зрения, кажется, джип. Да, точно, джип. Он стоял вон там, под светофором, и при очередном зависе полковника возле витрины обувного магазина тронулся с места. Все остальные в это время оставались на своих местах. Значит, операцию отхода начал джип!
   Но почему он? По идее, джип, не участвующий в активной охоте и лишь координирующий общую работу, должен был уйти последним! Почему он вдруг стал первым?
   Почему?
   Полковник пытался понять логику людей, распланировавших операцию. В каком случае джип должен был быть первым?
   В случае переброски сил вперед. Например, в место предполагаемой встречи объекта с другим объектом. Или перемещения объекта в заранее известную им точку.
   Стоп!
   Здесь логика действия преследователей в джипе совпадает с логикой действий объекта. Потому что объект действительно идет в известную им точку. Идет домой. Здесь все понятно. Кроме... Кроме того, что после отъезда джипа были эвакуированы все шпики. Все!
   Чем можно объяснить столь странное поведение преследователей? Которые вместо того, чтобы обложить дом объекта со всех сторон, бросили его. Как же они смогут пасти его дальше? К примеру, если он, зайдя в дом, тут же выйдет и...
   А если не выйдет?
   Если не выйдет, то тогда поведение преследователей выглядит вполне логично. Тогда действительно пасти его дальше бессмысленно. Потому что скрыться клиент никуда не может.
   Если это так, то за ним велась не слежка, а облава, загоняющая его в заранее приготовленную ловушку. Поэтому они шли скопом, а не поодиночке. Они не следили, они загоняли!