Страница:
- Меня не интересует меню иностранных армий. Меня интересует перерасход по статье "питание личного состава".
- Крючкотворы...
- Что?
- Ничего. Что там у вас еще?
- Пункт два. Перерасход боеприпасов к стрелковому оружию. В том числе патронов калибром 7,62 к автомату...
- Опять по нормам моторизованного взвода?
- Нет. По нормам разведроты.
- Но мы не разведрота. Мы спецы!
- В нормах отпуска материально-технических средств нет, как вы выражаетесь, спецов. Есть нормы, предусмотренные для разведвзводов, разведрот. Чем вызван перерасход боеприпасов?
- Боевой работой вызван.
- В каком смысле?
- В прямом. Когда приходится стрелять больше, чем предписано вашими приказами.
- Почему больше?
- Потому что жить охота.
- Но это не соответствует утвержденным нормам расхода боеприпасов, предусмотренных для...
Ну и ревизия... Всем ревизиям - ревизия! Уж сколько их было на веку генерала Федорова, но ни разу никто его не расспрашивал по поводу перерасхода боеприпасов. И уж тем более перлового концентрата и тушенки.
Странная ревизия. Очень странная...
- Теперь по третьей позиции. Гранаты "РГД".
И гранаты "Ф-1".
- Тоже перерасход?
- Перерасход. Который вам тоже предстоит объяснить.
- Взорвались они. Гранаты.
- Почему взорвались?
- Потому что гранаты.
- Это необходимо подтвердить.
- Осколки принести? По весу? Я пошлю личный состав. В Африку.
- Куда?!
- В Африку. Гранаты взорвались в Африке. Но если очень надо, мы можем сбегать...
- Вы меня неверно истолковываете. Я не говорю об осколках. Но должен быть акт на списание боевых гранат...
- Что "должен быть"?
- Акт списания материальных ценностей с указанием причины их утраты. Ну, допустим, износ, пожар или выход из строя в результате стихийных бедствий, небрежного обращения материально подотчетных лиц или иных обстоятельств.
- С гранатами небрежного обращения?
- В том числе с гранатами.
- Тогда, извините, виновных подотчетных лиц не будет.
- Я так понимаю, вы не хотите помочь проведению ревизии?
- Напротив. Я хочу уяснить, каким образом я должен списывать взорванные гранаты. До взрыва? Или после взрыва?
- После. Вы должны составить акт об утрате казенного имущества с указанием причины утраты. И завизировать акт подписями виновного лица и двух свидетелей, присутствовавших при факте утраты.
- И все?
- Да, все. Такого документа для принятия руководством решения о списании подотчетного имущества будет достаточно.
- Слава богу!
- Что - слава богу?
- Что акт печатью заверять не надо. Противника. Который может подтвердить факт использования гранат.
- Зря вы так.
- И вы тоже зря. Так...
Через два дня генерал Федоров был ознакомлен с приказом об отстранении генерала Федорова от должности в связи с "допущенными в вверенных ему подразделениях нарушениями норм отпуска и расхода боеприпасов и продуктов питания...".
Так вот почему ревизия...
Генерал вышел рапортом на непосредственное начальство.
- Ничего не могу сделать, - развело руками начальство, - перерасход боеприпасов и продуктов питания. А с этим теперь строго.
- С чем строго?
- С перерасходом боеприпасов. Сам знаешь, оборонку развалили, и теперь каждый патрон в стране на счету. И каждая банка тушенки.
- Почему же раньше их не считали?
- Раньше не считали. А теперь - считают. Согласно распоряжению командования. Под кампанию ты попал, генерал. Под кампанию экономии материально-технических ресурсов Вооруженных Сил.
- И что мне теперь делать?
- Официально? Ждать оргвыводов. А неофициально... Неофициально, то есть по-дружески, советую тебе сегодня же подать рапорт об увольнении из Вооруженных Сил. И уйти по-тихому. Пока они не сделали из тебя козла отпущения национального масштаба. Пока не устроили образцово-показательный процесс... Так вот зачем нужна была эта ревизия...
- Жаль, что так получилось. Но свои погоны, сам понимаешь, ближе к телу...
Через час генерал написал рапорт об увольнении из рядов Вооруженных Сил по собственному желанию, в связи с резким ухудшением состояния здоровья.
Через три часа рапорт был подписан и был согласован. Хотя обычно на это уходят недели.
Еще через сутки генерал сдал дела, пропуска и числившееся за ним казенное имущество. Дал подписки о неразглашении. Получил выходное пособие. И... И стал сугубо штатским человеком.
За неполные двое суток!
Видно, кому-то очень надо было... Кому-то...
Утром первого своего штатского дня генерал-отставник Федоров спал дольше, чем обычно. На пятнадцать минут. Потом, подчиняясь выработанной за много лет службы привычке, встал. И долго слонялся по квартире. Потому что идти ему было некуда.
Решительно некуда.
Он включил телевизор. И тут же выключил.
Сел в кресло. И сразу же встал.
Позвонил на службу своему заму.
- Слушай, Коля. У меня в столе, в нижнем ящике, папка. Убери ее в сейф...
Зам был немногословен. И был неразговорчив. С лишенным допусков к военным секретам гражданским генералом Федоровым.
Черт! Что же теперь делать?
Федоров снова набрал телефон. Рабочий телефон жены.
- Не знаешь, что делать? - спросила жена. - В магазин сходи. Купи подсолнечного масла, капусты, хлеба... Деньги на холодильнике в вазе.
- Зачем в вазе?
- Затем, что всегда там были...
Федоров нашел пакет, нашел деньги и пошел в магазин.
Дожил, генерал! С авоськой ходит! Вместо "кедра" или "узи". Как какая-нибудь домохозяйка...
Генерал вышел во двор. Секунду постоял, вспоминая, где находится магазин, и повернул направо. В булочную.
В булочной, стоя в очереди в кассу, он от нечего делать смотрел в витрину. Где за хлебом и булочками просматривалась улица.
Странно, вон того мужчину он уже видел. Сегодня или вчера... Точно. Вчера. Вечером. Возле дома.
Генерал расплатился и вышел из булочной. Мужчина пошел за ним. Не сразу. Выждав минуты полторы. Если бы сразу, было бы понятно. Но он пошел не сразу.
Что за ерунда?
Генерал остановился, вытащил кошелек, пересчитал деньги и, резко развернувшись, побежал назад в булочную.
- Вы мне сдачу неправильно сдали! - возмутился генерал, не отрывая глаз от витрины.
Мужчина, шедший за ним, остановился. Постоял в нерешительности несколько секунд и, изменив направление, пошел в сторону.
- Да как же неправильно, когда правильно! - возмутилась кассирша. - Булка серого. Плюс батон. Плюс.
Ушел. Совсем ушел. Значит, случайность. Помноженная на издержки профессии. Если бы это была слежка, на место ушедшего шпика пришел бы другой.
- Ну, значит, я ошибся, - извинился генерал. - Везде ошибся.
- Смотреть надо! - заорала вдогонку возмущенная до глубины души кассирша.
"Смотреть надо, - повторил про себя генерал. - Смотреть никогда не вредно. Даже на пенсии".
На улице было пусто.
Но генерал решил провериться. Просто так, на всякий случай. В качестве тренинга былых навыков. В качестве игры. И пошел не к дому. Пошел совсем в другую сторону.
Если кто-то следит за ним, то следить издалека они не смогут.
Генерал свернул к гаражам, где заметил узкий, на одного человека, проход, ведущий в соседний двор.
Если они ведут его, то им придется повторить его путь через эту щель. Или потерять его.
Сзади затопали быстрые шаги. Молодой человек стремглав бежал к проходу в гаражах. Он очень спешил. Он почему-то очень спешил.
Молодой человек, обогнав генерала, проскочил в соседний двор.
Похоже. Очень похоже... Пробежать вперед, заскочить в какой-нибудь подъезд и наблюдать за ним из окна, пока основные силы найдут способ легально проникнуть во двор.
Так?
Или это бред мании преследования на почве приближающегося постпенсионного маразма?
Во двор, со стороны улицы, въехала легковая машина. И остановилась у одного из дальних подъездов.
"Жигули"-"шестерка", красный цвет, номер... - на всякий случай запомнил Федоров.
И, развернувшись, пошел обратно к гаражам, краем глаза заметив тронувшуюся с места машину.
Нет, не бред. Похоже, не бред...
В течение двух последующих суток генерал Федоров гулял по улицам. Гулял долго и много. И чем больше гулял, тем более увлекался этим занятием.
Топтун сзади. Уже хорошо знакомый топтун. Поменявший пиджак, но не поменявший лицо...
Еще один. Кажется, уже тоже мелькавший. Позавчера...
А вот и красные "Жигули" шестой модели, номерной знак... Правда, номерной знак другой, но "Жигули" те же. Те же, что стояли во дворе...
Слабая слежка. Организованная абы как.
Но все-таки слежка!
Зачем?
Зачем за ним, пенсионером, следить? Причем следить так небрежно? Экономя на личном составе и машинах.
Он же свой. Он же в доску свой! А они с ним как с каким-нибудь шпионом...
Или, может быть, именно потому, что он свой? Хоть и бывший - но свой.
Но тогда...
Тогда вопрос "зачем" не стоит. Тогда становится понятно зачем! И понятно, почему они так небрежны...
Через два дня все стало очевидно, потому что генерала в отставке Федорова сбила машина. Сбила удачно, в смысле не до смерти. Потому что пострадавший был готов к наездам автотранспорта. Равно как к падающим на голову кирпичам, взрывам бытовых газовых баллонов и нападению пьяных хулиганов. Отчего вовремя сориентировался, когда грузовой "ЗИЛ" въехал правым колесом на тротуар.
Он услышал рев приближающегося двигателя и, даже не оглядываясь назад, прыгнул к стене дома. Машина задела его вскользь, отбросив вперед и в сторону. Федоров машинально сунул руку под мышку и... нащупал провисшую резину подтяжки. Пистолета не было. Пистолет был сдан при уходе в отставку.
Генерал встал на ноги, раскланялся со сбежавшимися со всех сторон прохожими и быстро исчез с места происшествия.
"Сволочи! - думал он про себя. - Хороша благодарность за двадцать пять лет беспорочной службы..."
Домой он не вернулся. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что теперь, после неудачного покушения, на него откроют настоящую охоту.
Генерал сел на электричку и вышел на неприметной, но с залом ожидания станции. Выбрал себе место понеприметней и стал думать.
О "ЗИЛах", заезжающих на пешеходные тротуары.
Интересно знать, за что на него ополчились? За что чистят?
За служебные секреты? Которые он может предложить вероятному противнику?
Вряд ли. Все эти секреты противник давно знает. И даже знает больше, чем знает генерал. Секреты в розницу враг покупать перестал. Потому что купил оптом.
Тогда зачем?..
Зачем его вначале убрали из рядов Вооруженных Сил, а теперь убирают совсем? Окончательно.
Кому он мешает?
И в чем мешает?
Вот два главных вопроса, на которые он, если хочет остаться живым, должен ответить.
Кому?
И в чем?
Глава 49
Госпиталь был новый. Хотя, как подозревал Зубанов, такой же, как тот, в котором он лежал несколько недель назад. Фальшивый. С одной палатой на пустом этаже не имеющего отношения к медицине здания. С автоматическим замком в ее двери, который все случайно захлопывают...
- Как ваше самочувствие? - спросил врач, обходивший единственного пациента.
- Спасибо. Хреновое.
- Что так?
- Скучно. Прошу перевести меня в общую палату.
- Вы потому туда хотите, что там не были. А кабы побывали, сразу обратно запросились.
- Чем там так плохо?
- Тем, что больных много. И каждый из них со своими капризами. И со своими анализами...
- И все равно я настаиваю на переводе меня в общую палату.
- Обязательно. Но немного позже. Когда вы поправитесь.
- Я уже поправился.
- Вас подводят ваши субъективные ощущения. А объективно вы еще нездоровы. Поверьте нам на слово. Вам надо соблюдать постельный режим.
- Здесь соблюдать?
- Здесь.
- Спасибо, доктор.
- Ну что вы, это наш долг...
Ну раз долг, то никуда не денешься. Придется находиться. В одиночной... палате...
- Вот ваши лекарства.
Медсестра была мила и хорошо вышколена.
- Вот эти таблетки надо выпить до еды. Эти - после еды.
- А когда еда?
- Когда вы захотите.
- Я сейчас хочу.
- Хорошо. Я распоряжусь.
Интересная больница. Напоминает ресторан. С отдельными кабинетами. Из которых не выпускают.
- Только вы таблетки выпить не забудьте.
- Не забуду.
Таблетки полковник не выпил ни до еды, ни после еды. Таблетки в этой больнице он не пил. На всякий случай. На случай, если его захотят отравить недоброкачественной пищей.
- Вот ваш завтрак.
Таблетки полковник растворил в остатке чая. Чай вылил в остатки супа. В суп бросил недоеденное второе.
- Что-нибудь еще?
- Спасибо, я сыт.
По горло.
Но долго отлынивать от лечения полковнику не дали.
- Перевернитесь, пожалуйста, на живот, - радостно улыбаясь, попросила медсестра. Сопровождаемая медбратом.
Это было серьезней. Ампулы, шприцы и медсестру в чае утопить было невозможно. Но и получать в нижнюю часть тела то, что до того растворял в чае, тоже невозможно.
- Приспустите, пожалуйста, штаны.
- Для вас? - многозначительно спросил Зубанов. - Для вас с превеликим удовольствием.
- Не для меня. Для проведения медицинской процедуры.
Нет, не обиделась. Не ушла. Не хлопнула дверью. Значит, придется действовать по-другому.
- У меня аллергия на лекарства, - предупредил полковник.
- На какие?
- Я же говорю - на лекарства.
- На все?
- Ну да, на все. Кроме спирта.
- Так не бывает!
- Бывает. У меня бывает.
- Больной! Немедленно перевернитесь на живот и приспустите штаны!
- Уступаю насилию.
- Полковник перевернулся и приспустил. И, спрятав лицо в подушку, усердно зажевал слюну, сбивая ее в пену.
- Мне долго ждать?
- Сейчас. Поудобней лягу.
Холодные пальцы медсестры собрали валиком кожу. Вогнали в него иглу.
- Ну как? - участливо спросила медсестра.
- Все хорошо.
- Ну вот, а вы говорили аллергия.
- Ну, значит, ошибался, - улыбнулся полковник и, сказав "ой!", закатил глаза и закинул голову, ударившись затылком о дужку кровати. Очень сильно ударившись. Чтобы ему поверили. В уголках рта у него запузырилась пена...
Фокус с пеной был, наверное, лишним. Но полковник посчитал, что кашу маслом не испортишь.
- Что с вами? - испуганно закричала медсестра. Полковник еще несколько раз треснулся головой о спинку кровати и, упав на пол, стал изображать агонию.
- Ты что сделала?! - заорал медбрат.
Сестра бросилась в дверь за помощью. Вломившаяся в палату толпа людей в белых и пятнистых костюмах четверть часа суетилась над не желавшим принимать лекарства организмом.
Когда дело дошло до новых вливаний, полковник очнулся.
- Нет! - закричал он, увидев шприц. - Не подходите ко мне с этим! Я не хочу снова...
- Но это совершенно безвредное лекарство.
- Она тоже говорила, что безвредное! - показывая на медсестру, орал Зубанов. - Не буду! Уберите!
И даже на всякий случай выбил два шприца из чужих рук.
Вряд ли врачи поверили в его представление. Но цель была достигнута - он аргументировал свой отказ от приема лекарств, которые нельзя выплеснуть в чай...
Аллергический шок для больного не прошел бесследно. Больной перестал спать. Ночами.
С вечера до утра он лежал с открытыми глазами, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Иногда он все же задремывал, но не больше чем на минуту и тут же просыпался.
Он измучился, но все равно не спал.
Наверное, он мог отдохнуть полноценно, если бы не кусал себя за пальцы. Больной кусал себя за указательный и большой пальцы, когда глаза его непроизвольно смыкались.
"Не спать!" - приказывал он сам себе.
Не спать!
Потому что, если спать, можно не проснуться.
Между бессонницей и вечным сном полковник выбирал бессонницу.
Иллюзий он не испытывал. Эта палата должна была стать его последним прибежищем. После того, что было, в живых его не оставят. Его зачистят!
Почему не зачистили до сих пор?
А черт их знает!
Раньше - потому, что он выполнял нужную им работу.
Теперь?.. Теперь, возможно, потому, что они надеются продолжить его использовать в качестве киллера.
Или, заметая следы, предложить следствию в качестве серийного убийцы. Естественно, в мертвом виде. Но в свежем виде, раз они тянут время.
Не исключено, что они с его помощью хотят скомпрометировать Безопасность. И ждут удобного случая...
Возможно, удумали что-нибудь еще.
Но, при любом раскладе, живым из этой палаты его не выпустят. Если только он сам о себе не позаботится...
Значит, надо заботиться...
Полковник Зубанов начал готовить побег. Третий за неполные два месяца. Только этот в отличие от тех, предыдущих, серьезный. Без дураков. Без подсунутых ему легких решений. И без спонтанных порывов.
Зубанов запоминал лица входивших в палату людей, составлял график их приходов и уходов, замечал привычки... Всеми правдами и неправдами выяснял местоположение и планировку здания.
Как выяснял?
Подглядываниями и подслушиваниями. Подглядываниями в окна, щели и замочные скважины. Подслушиваниями через те же щели и замочные скважины чужих разговоров и отдельных реплик вроде:
- Я от остановки сегодня двадцать минут шла... Или:
- На вахте привязались к пропуску... Значит, вход в здание по пропускам. А до ближайшей остановки двадцать минут хода...
С побегом полковник решил не откладывать. Потому что некуда дальше откладывать.
Завтра вечером!..
"Завтра вечером" должен был дежурить подходящий врач. Внешним видом подходящий. Размерами одежды и обуви. И походкой.
Подозвать его к себе, заставить наклониться и ударить в кадык, прикидывал свои действия Зубанов. Зажать рот, уронить на себя, чтобы ничего не было слышно... Переодеться в его халат, выйти в коридор и по коридору в туалет. Там стекло наверняка обыкновенное, небронированное. И можно будет спуститься вниз, используя темноту.
Веревку надо будет сделать заранее из простыни и пододеяльника, разорвав их на полосы и связав. Если обмотать веревкой тело, то под халатом ее никто не заметит.
Главное - добраться до туалета...
Шанс есть. Рост, комплекция, прическа его и врача схожи. А халат успокаивает бдительность. Тем более когда халат движется не к выходу, а в туалет.
Вечером полковник разодрал простыню и нижнюю часть пододеяльника. Верхнюю оставил. Верхнюю расправил поверх одеяла, чтобы создать иллюзию заправленной постели. Полосы скрутил и связал в одну длинную веревку.
Когда за окном стемнело, Зубанов нажал кнопку вызова медперсонала.
За дверью застучали шаги. В палату вошел врач.
Черт! Не тот врач. Другой врач. На голову ниже того, который был нужен.
- Что с вами? - спросил он, подходя к койке.
- Ничего. Я случайно кнопку нажал, - сказал, отыгрывая назад, полковник. Отыгрывая до следующего раза.
- Ну тогда давайте я вас послушаю. Раз все равно пришел, - предложил врач. И приподнял одеяло.
- Погодите... А где у вас простынка? И...
Зубанов ударил его в кадык. Как и планировал.
Врач, хрипя, упал на кровать. Полковник ударил еще раз, чтобы иметь гарантированные четверть часа на побег.
Где ключ? Ключ от двери?..
Вот он!
Теперь переодеться.
Сбросил пижаму, натянул на себя белый халат и шапочку. Еле-еле натянул. Нацепил на шею фонендоскоп.
Получилось похоже. Хотя немножко тесновато и немножко коротковато.
Ничего, сойдет. Тем более что отступать поздно.
Подошел к двери, прислушался.
Вроде тихо.
Выход наверняка к центру здания. На выходе охрана. Туалет в противоположной от них стороне. Потому что по коридору всегда стучали шаги. Вначале в одну сторону и спустя несколько минут - в другую.
Ну, ни пуха!..
Полковник протиснулся в полуоткрытую дверь спиной, словно что-то говоря больному. Вышел в коридор... В дальнем конце темного тоннеля из стен и дверей горел свет.
Полковник повернул в противоположную от света сторону.
- Что там у него? - спросил властный мужской голос.
Зубанов только рукой махнул. И пошел в туалет. Мимо стен. Со стендами боевой и политической подготовки. Так это казарма... Оказывается, это казарма. С одной больничной палатой.
Где же туалет?
Вот он! Мужской. Один мужской. Естественно, мужской, если это казарма.
Зашел внутрь. Блокировал дверь, засунув в ручку швабру.
Пять минут... До момента, когда очухается врач или очухается охранник, не более пяти минут!
Полковник сбросил халат, смотал с тела веревку. Попробовал открыть окно, но оно было заколочено.
Лишние тридцать секунд!
Подбежал к унитазу, выломал ручку для спуска воды. Вернулся к окну. Расстелил на подоконнике халат, приставил к верхнему правому углу стекла острый край ручки и сильно ударил ладонью по пластмассовому набалдашнику.
Стекло треснуло, но не выпало.
По одному, поддевая ручкой, обламывая и вытаскивая осколки, полковник освободил окно. Привязал один конец импровизированной веревки к батарее, другой выбросил за окно. Лег животом на подоконник, опустил ноги вниз, почувствовав подошвами шестиэтажную пустоту.
Зубанову стало страшно. Ну потому что он не был графом Монте-Кристо, которого всячески оберегал Дюма.
"А если простынка не выдержит?" - подумал он.
Если не выдержит?!
Неизвестно, сколько на ней перележало больных. Не дай бог, лежачих больных, которые способствуют гниению ткани...
И если хотя бы в одном месте лопнет нитка!..
В заклиненную шваброй дверь туалета постучались. Пока вежливо.
Ну и значит...
Между двух опасностей полковник выбрал меньшую - спуск на разорванной на лоскуты простынке с шестого этажа.
Хватаясь руками и упираясь ногами в узлы, Зубанов пополз вниз.
Вот сейчас, сейчас нитка... Или слабо затянутый узел...
На уровне третьего этажа веревка оборвалась.
Полковник упал вниз. Неудачно упал. Потому что не был графом Монте-Кристо.
Попытался встать и вскрикнул от боли.
Растяжение! А может быть, и хуже.
Захромал прочь от здания. Но далеко уйти не смог.
- Вон он! - заорал сверху, высунувшись из окна туалета, охранник.
Полковник, превозмогая боль, завернул за угол и... столкнулся нос к носу с двумя медицинскими, потому что в белых поверх камуфляжа халатах, братьями. Со знакомыми лицами. С лицами бойцов, охранявших его в квартире.
- Не глупи, полковник!
Зубанов развернулся и захромал обратно, понимая, что скрыться ему на одной ноге, от четырех, не удастся.
- Стой, калека!
Полковника схватили за плечи, за руки и... отпустили. Почему-то отпустили...
Охранники лежали на земле, устремив в небо умиротворенные лица. Над ними с толстым, деревянным, окровавленным колом стоял... Стоял генерал Федоров. В штатском.
Он зачем-то убил двух своих бойцов. Колом. И теперь, по идее, должен его, полковника... тем же колом...
Но зачем колом?! И зачем своих людей?!
Полковник совершенно растерялся. Потому что меньше всего ожидал увидеть Федорова... с дубиной в руке...
- Чего стоишь? Обыщи их! - приказал генерал. - Быстрее! Пока они не очухались,
Зубанов наклонился и ощупал карманы настигших его охранников. В карманах ничего не было.
- Ничего нет.
- Как нет? У них должно быть оружие!
- Ну нет!
- Тогда хватай вон ту палку! И побежали.
- Я не могу. У меня нога!
- Через не могу!
Генерал перебросил через плечо руку полковника и потащил его к забору. К дыре в заборе.
Удивительное это было зрелище - генерал ГРУ и полковник ФСБ в обнимку друг с другом и с колами в руках! С колами вместо специзделий! Как какие-нибудь подростки с танцплощадки после драки наших с ненашими.
Докатились спецы! До кольев докатились!
- Сюда!
Генерал подвел полковника к заранее сделанной дыре в заборе. Отодвинул подпиленную доску.
- Терпи. Еще метров сто. А там машина... Там нас ждет машина...
Глава 50
- Почему ты?.. То есть почему вы?..
- Можешь успокоиться. Не из благородных чувств. Просто потому, что ты мне нужен.
Ну раз не из-за благородных чувств, то, значит, все нормально, значит, это действительно Федоров. Генерал Федоров.
- Для чего я вам... тебе понадобился?
- Для того, что мы теперь с тобой в одной лодке. Вернее, в одном корыте. Дырявом.
- Не понял.
- Поймешь. Когда мы пойдем ко дну.
- И все же я хочу...
- Другие не относящиеся к этой теме вопросы есть?
- Есть. Про колья. Зачем нужны были колья?
- Затем, что доступа к другому оружию у меня нет.
- Неужели отставка?
- Она самая.
- То есть ты, как и я, - пенсионер?
- И кандидат в покойники. По твоей милости.
- По моей?
- Да, по твоей!
- Этого не может быть!
- Я тоже вначале думал, что не может. А оказалось - может. Виной всех моих несчастий оказался ты! Один только ты! Так что можешь считать себя отмщенным за ту трубу на пусковой.
- Чем отмщенным?
- Аэродромом Валуево.
- Неужели из-за него?!
- Мне кажется - да. Ты влез в очень серьезное дело. И меня втянул.
- Какая связь между аэродромом Валуево и твоей отставкой?
- Прямая... Ты сообщил об использовании аэропорта Валуево мне. Я доложил начальству. Мне приказали проверить информацию...
- Сразу проверить?
- Нет, не сразу. Я доложил обстоятельства непосредственному начальнику, но тот спустил все на тормозах.
- Перестраховался?
- Да, как любой врио, он мечтал отсидеть свой срок без потрясений.
- Ты обошел его?
- Естественно. Иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Я вышел рапортом через его голову.
- И они поддержали?
- Не то слово. Вздрючили врио так, что он ни о чем другом думать не мог, кроме как об аэродроме.
- Крючкотворы...
- Что?
- Ничего. Что там у вас еще?
- Пункт два. Перерасход боеприпасов к стрелковому оружию. В том числе патронов калибром 7,62 к автомату...
- Опять по нормам моторизованного взвода?
- Нет. По нормам разведроты.
- Но мы не разведрота. Мы спецы!
- В нормах отпуска материально-технических средств нет, как вы выражаетесь, спецов. Есть нормы, предусмотренные для разведвзводов, разведрот. Чем вызван перерасход боеприпасов?
- Боевой работой вызван.
- В каком смысле?
- В прямом. Когда приходится стрелять больше, чем предписано вашими приказами.
- Почему больше?
- Потому что жить охота.
- Но это не соответствует утвержденным нормам расхода боеприпасов, предусмотренных для...
Ну и ревизия... Всем ревизиям - ревизия! Уж сколько их было на веку генерала Федорова, но ни разу никто его не расспрашивал по поводу перерасхода боеприпасов. И уж тем более перлового концентрата и тушенки.
Странная ревизия. Очень странная...
- Теперь по третьей позиции. Гранаты "РГД".
И гранаты "Ф-1".
- Тоже перерасход?
- Перерасход. Который вам тоже предстоит объяснить.
- Взорвались они. Гранаты.
- Почему взорвались?
- Потому что гранаты.
- Это необходимо подтвердить.
- Осколки принести? По весу? Я пошлю личный состав. В Африку.
- Куда?!
- В Африку. Гранаты взорвались в Африке. Но если очень надо, мы можем сбегать...
- Вы меня неверно истолковываете. Я не говорю об осколках. Но должен быть акт на списание боевых гранат...
- Что "должен быть"?
- Акт списания материальных ценностей с указанием причины их утраты. Ну, допустим, износ, пожар или выход из строя в результате стихийных бедствий, небрежного обращения материально подотчетных лиц или иных обстоятельств.
- С гранатами небрежного обращения?
- В том числе с гранатами.
- Тогда, извините, виновных подотчетных лиц не будет.
- Я так понимаю, вы не хотите помочь проведению ревизии?
- Напротив. Я хочу уяснить, каким образом я должен списывать взорванные гранаты. До взрыва? Или после взрыва?
- После. Вы должны составить акт об утрате казенного имущества с указанием причины утраты. И завизировать акт подписями виновного лица и двух свидетелей, присутствовавших при факте утраты.
- И все?
- Да, все. Такого документа для принятия руководством решения о списании подотчетного имущества будет достаточно.
- Слава богу!
- Что - слава богу?
- Что акт печатью заверять не надо. Противника. Который может подтвердить факт использования гранат.
- Зря вы так.
- И вы тоже зря. Так...
Через два дня генерал Федоров был ознакомлен с приказом об отстранении генерала Федорова от должности в связи с "допущенными в вверенных ему подразделениях нарушениями норм отпуска и расхода боеприпасов и продуктов питания...".
Так вот почему ревизия...
Генерал вышел рапортом на непосредственное начальство.
- Ничего не могу сделать, - развело руками начальство, - перерасход боеприпасов и продуктов питания. А с этим теперь строго.
- С чем строго?
- С перерасходом боеприпасов. Сам знаешь, оборонку развалили, и теперь каждый патрон в стране на счету. И каждая банка тушенки.
- Почему же раньше их не считали?
- Раньше не считали. А теперь - считают. Согласно распоряжению командования. Под кампанию ты попал, генерал. Под кампанию экономии материально-технических ресурсов Вооруженных Сил.
- И что мне теперь делать?
- Официально? Ждать оргвыводов. А неофициально... Неофициально, то есть по-дружески, советую тебе сегодня же подать рапорт об увольнении из Вооруженных Сил. И уйти по-тихому. Пока они не сделали из тебя козла отпущения национального масштаба. Пока не устроили образцово-показательный процесс... Так вот зачем нужна была эта ревизия...
- Жаль, что так получилось. Но свои погоны, сам понимаешь, ближе к телу...
Через час генерал написал рапорт об увольнении из рядов Вооруженных Сил по собственному желанию, в связи с резким ухудшением состояния здоровья.
Через три часа рапорт был подписан и был согласован. Хотя обычно на это уходят недели.
Еще через сутки генерал сдал дела, пропуска и числившееся за ним казенное имущество. Дал подписки о неразглашении. Получил выходное пособие. И... И стал сугубо штатским человеком.
За неполные двое суток!
Видно, кому-то очень надо было... Кому-то...
Утром первого своего штатского дня генерал-отставник Федоров спал дольше, чем обычно. На пятнадцать минут. Потом, подчиняясь выработанной за много лет службы привычке, встал. И долго слонялся по квартире. Потому что идти ему было некуда.
Решительно некуда.
Он включил телевизор. И тут же выключил.
Сел в кресло. И сразу же встал.
Позвонил на службу своему заму.
- Слушай, Коля. У меня в столе, в нижнем ящике, папка. Убери ее в сейф...
Зам был немногословен. И был неразговорчив. С лишенным допусков к военным секретам гражданским генералом Федоровым.
Черт! Что же теперь делать?
Федоров снова набрал телефон. Рабочий телефон жены.
- Не знаешь, что делать? - спросила жена. - В магазин сходи. Купи подсолнечного масла, капусты, хлеба... Деньги на холодильнике в вазе.
- Зачем в вазе?
- Затем, что всегда там были...
Федоров нашел пакет, нашел деньги и пошел в магазин.
Дожил, генерал! С авоськой ходит! Вместо "кедра" или "узи". Как какая-нибудь домохозяйка...
Генерал вышел во двор. Секунду постоял, вспоминая, где находится магазин, и повернул направо. В булочную.
В булочной, стоя в очереди в кассу, он от нечего делать смотрел в витрину. Где за хлебом и булочками просматривалась улица.
Странно, вон того мужчину он уже видел. Сегодня или вчера... Точно. Вчера. Вечером. Возле дома.
Генерал расплатился и вышел из булочной. Мужчина пошел за ним. Не сразу. Выждав минуты полторы. Если бы сразу, было бы понятно. Но он пошел не сразу.
Что за ерунда?
Генерал остановился, вытащил кошелек, пересчитал деньги и, резко развернувшись, побежал назад в булочную.
- Вы мне сдачу неправильно сдали! - возмутился генерал, не отрывая глаз от витрины.
Мужчина, шедший за ним, остановился. Постоял в нерешительности несколько секунд и, изменив направление, пошел в сторону.
- Да как же неправильно, когда правильно! - возмутилась кассирша. - Булка серого. Плюс батон. Плюс.
Ушел. Совсем ушел. Значит, случайность. Помноженная на издержки профессии. Если бы это была слежка, на место ушедшего шпика пришел бы другой.
- Ну, значит, я ошибся, - извинился генерал. - Везде ошибся.
- Смотреть надо! - заорала вдогонку возмущенная до глубины души кассирша.
"Смотреть надо, - повторил про себя генерал. - Смотреть никогда не вредно. Даже на пенсии".
На улице было пусто.
Но генерал решил провериться. Просто так, на всякий случай. В качестве тренинга былых навыков. В качестве игры. И пошел не к дому. Пошел совсем в другую сторону.
Если кто-то следит за ним, то следить издалека они не смогут.
Генерал свернул к гаражам, где заметил узкий, на одного человека, проход, ведущий в соседний двор.
Если они ведут его, то им придется повторить его путь через эту щель. Или потерять его.
Сзади затопали быстрые шаги. Молодой человек стремглав бежал к проходу в гаражах. Он очень спешил. Он почему-то очень спешил.
Молодой человек, обогнав генерала, проскочил в соседний двор.
Похоже. Очень похоже... Пробежать вперед, заскочить в какой-нибудь подъезд и наблюдать за ним из окна, пока основные силы найдут способ легально проникнуть во двор.
Так?
Или это бред мании преследования на почве приближающегося постпенсионного маразма?
Во двор, со стороны улицы, въехала легковая машина. И остановилась у одного из дальних подъездов.
"Жигули"-"шестерка", красный цвет, номер... - на всякий случай запомнил Федоров.
И, развернувшись, пошел обратно к гаражам, краем глаза заметив тронувшуюся с места машину.
Нет, не бред. Похоже, не бред...
В течение двух последующих суток генерал Федоров гулял по улицам. Гулял долго и много. И чем больше гулял, тем более увлекался этим занятием.
Топтун сзади. Уже хорошо знакомый топтун. Поменявший пиджак, но не поменявший лицо...
Еще один. Кажется, уже тоже мелькавший. Позавчера...
А вот и красные "Жигули" шестой модели, номерной знак... Правда, номерной знак другой, но "Жигули" те же. Те же, что стояли во дворе...
Слабая слежка. Организованная абы как.
Но все-таки слежка!
Зачем?
Зачем за ним, пенсионером, следить? Причем следить так небрежно? Экономя на личном составе и машинах.
Он же свой. Он же в доску свой! А они с ним как с каким-нибудь шпионом...
Или, может быть, именно потому, что он свой? Хоть и бывший - но свой.
Но тогда...
Тогда вопрос "зачем" не стоит. Тогда становится понятно зачем! И понятно, почему они так небрежны...
Через два дня все стало очевидно, потому что генерала в отставке Федорова сбила машина. Сбила удачно, в смысле не до смерти. Потому что пострадавший был готов к наездам автотранспорта. Равно как к падающим на голову кирпичам, взрывам бытовых газовых баллонов и нападению пьяных хулиганов. Отчего вовремя сориентировался, когда грузовой "ЗИЛ" въехал правым колесом на тротуар.
Он услышал рев приближающегося двигателя и, даже не оглядываясь назад, прыгнул к стене дома. Машина задела его вскользь, отбросив вперед и в сторону. Федоров машинально сунул руку под мышку и... нащупал провисшую резину подтяжки. Пистолета не было. Пистолет был сдан при уходе в отставку.
Генерал встал на ноги, раскланялся со сбежавшимися со всех сторон прохожими и быстро исчез с места происшествия.
"Сволочи! - думал он про себя. - Хороша благодарность за двадцать пять лет беспорочной службы..."
Домой он не вернулся. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что теперь, после неудачного покушения, на него откроют настоящую охоту.
Генерал сел на электричку и вышел на неприметной, но с залом ожидания станции. Выбрал себе место понеприметней и стал думать.
О "ЗИЛах", заезжающих на пешеходные тротуары.
Интересно знать, за что на него ополчились? За что чистят?
За служебные секреты? Которые он может предложить вероятному противнику?
Вряд ли. Все эти секреты противник давно знает. И даже знает больше, чем знает генерал. Секреты в розницу враг покупать перестал. Потому что купил оптом.
Тогда зачем?..
Зачем его вначале убрали из рядов Вооруженных Сил, а теперь убирают совсем? Окончательно.
Кому он мешает?
И в чем мешает?
Вот два главных вопроса, на которые он, если хочет остаться живым, должен ответить.
Кому?
И в чем?
Глава 49
Госпиталь был новый. Хотя, как подозревал Зубанов, такой же, как тот, в котором он лежал несколько недель назад. Фальшивый. С одной палатой на пустом этаже не имеющего отношения к медицине здания. С автоматическим замком в ее двери, который все случайно захлопывают...
- Как ваше самочувствие? - спросил врач, обходивший единственного пациента.
- Спасибо. Хреновое.
- Что так?
- Скучно. Прошу перевести меня в общую палату.
- Вы потому туда хотите, что там не были. А кабы побывали, сразу обратно запросились.
- Чем там так плохо?
- Тем, что больных много. И каждый из них со своими капризами. И со своими анализами...
- И все равно я настаиваю на переводе меня в общую палату.
- Обязательно. Но немного позже. Когда вы поправитесь.
- Я уже поправился.
- Вас подводят ваши субъективные ощущения. А объективно вы еще нездоровы. Поверьте нам на слово. Вам надо соблюдать постельный режим.
- Здесь соблюдать?
- Здесь.
- Спасибо, доктор.
- Ну что вы, это наш долг...
Ну раз долг, то никуда не денешься. Придется находиться. В одиночной... палате...
- Вот ваши лекарства.
Медсестра была мила и хорошо вышколена.
- Вот эти таблетки надо выпить до еды. Эти - после еды.
- А когда еда?
- Когда вы захотите.
- Я сейчас хочу.
- Хорошо. Я распоряжусь.
Интересная больница. Напоминает ресторан. С отдельными кабинетами. Из которых не выпускают.
- Только вы таблетки выпить не забудьте.
- Не забуду.
Таблетки полковник не выпил ни до еды, ни после еды. Таблетки в этой больнице он не пил. На всякий случай. На случай, если его захотят отравить недоброкачественной пищей.
- Вот ваш завтрак.
Таблетки полковник растворил в остатке чая. Чай вылил в остатки супа. В суп бросил недоеденное второе.
- Что-нибудь еще?
- Спасибо, я сыт.
По горло.
Но долго отлынивать от лечения полковнику не дали.
- Перевернитесь, пожалуйста, на живот, - радостно улыбаясь, попросила медсестра. Сопровождаемая медбратом.
Это было серьезней. Ампулы, шприцы и медсестру в чае утопить было невозможно. Но и получать в нижнюю часть тела то, что до того растворял в чае, тоже невозможно.
- Приспустите, пожалуйста, штаны.
- Для вас? - многозначительно спросил Зубанов. - Для вас с превеликим удовольствием.
- Не для меня. Для проведения медицинской процедуры.
Нет, не обиделась. Не ушла. Не хлопнула дверью. Значит, придется действовать по-другому.
- У меня аллергия на лекарства, - предупредил полковник.
- На какие?
- Я же говорю - на лекарства.
- На все?
- Ну да, на все. Кроме спирта.
- Так не бывает!
- Бывает. У меня бывает.
- Больной! Немедленно перевернитесь на живот и приспустите штаны!
- Уступаю насилию.
- Полковник перевернулся и приспустил. И, спрятав лицо в подушку, усердно зажевал слюну, сбивая ее в пену.
- Мне долго ждать?
- Сейчас. Поудобней лягу.
Холодные пальцы медсестры собрали валиком кожу. Вогнали в него иглу.
- Ну как? - участливо спросила медсестра.
- Все хорошо.
- Ну вот, а вы говорили аллергия.
- Ну, значит, ошибался, - улыбнулся полковник и, сказав "ой!", закатил глаза и закинул голову, ударившись затылком о дужку кровати. Очень сильно ударившись. Чтобы ему поверили. В уголках рта у него запузырилась пена...
Фокус с пеной был, наверное, лишним. Но полковник посчитал, что кашу маслом не испортишь.
- Что с вами? - испуганно закричала медсестра. Полковник еще несколько раз треснулся головой о спинку кровати и, упав на пол, стал изображать агонию.
- Ты что сделала?! - заорал медбрат.
Сестра бросилась в дверь за помощью. Вломившаяся в палату толпа людей в белых и пятнистых костюмах четверть часа суетилась над не желавшим принимать лекарства организмом.
Когда дело дошло до новых вливаний, полковник очнулся.
- Нет! - закричал он, увидев шприц. - Не подходите ко мне с этим! Я не хочу снова...
- Но это совершенно безвредное лекарство.
- Она тоже говорила, что безвредное! - показывая на медсестру, орал Зубанов. - Не буду! Уберите!
И даже на всякий случай выбил два шприца из чужих рук.
Вряд ли врачи поверили в его представление. Но цель была достигнута - он аргументировал свой отказ от приема лекарств, которые нельзя выплеснуть в чай...
Аллергический шок для больного не прошел бесследно. Больной перестал спать. Ночами.
С вечера до утра он лежал с открытыми глазами, вглядываясь и вслушиваясь в темноту. Иногда он все же задремывал, но не больше чем на минуту и тут же просыпался.
Он измучился, но все равно не спал.
Наверное, он мог отдохнуть полноценно, если бы не кусал себя за пальцы. Больной кусал себя за указательный и большой пальцы, когда глаза его непроизвольно смыкались.
"Не спать!" - приказывал он сам себе.
Не спать!
Потому что, если спать, можно не проснуться.
Между бессонницей и вечным сном полковник выбирал бессонницу.
Иллюзий он не испытывал. Эта палата должна была стать его последним прибежищем. После того, что было, в живых его не оставят. Его зачистят!
Почему не зачистили до сих пор?
А черт их знает!
Раньше - потому, что он выполнял нужную им работу.
Теперь?.. Теперь, возможно, потому, что они надеются продолжить его использовать в качестве киллера.
Или, заметая следы, предложить следствию в качестве серийного убийцы. Естественно, в мертвом виде. Но в свежем виде, раз они тянут время.
Не исключено, что они с его помощью хотят скомпрометировать Безопасность. И ждут удобного случая...
Возможно, удумали что-нибудь еще.
Но, при любом раскладе, живым из этой палаты его не выпустят. Если только он сам о себе не позаботится...
Значит, надо заботиться...
Полковник Зубанов начал готовить побег. Третий за неполные два месяца. Только этот в отличие от тех, предыдущих, серьезный. Без дураков. Без подсунутых ему легких решений. И без спонтанных порывов.
Зубанов запоминал лица входивших в палату людей, составлял график их приходов и уходов, замечал привычки... Всеми правдами и неправдами выяснял местоположение и планировку здания.
Как выяснял?
Подглядываниями и подслушиваниями. Подглядываниями в окна, щели и замочные скважины. Подслушиваниями через те же щели и замочные скважины чужих разговоров и отдельных реплик вроде:
- Я от остановки сегодня двадцать минут шла... Или:
- На вахте привязались к пропуску... Значит, вход в здание по пропускам. А до ближайшей остановки двадцать минут хода...
С побегом полковник решил не откладывать. Потому что некуда дальше откладывать.
Завтра вечером!..
"Завтра вечером" должен был дежурить подходящий врач. Внешним видом подходящий. Размерами одежды и обуви. И походкой.
Подозвать его к себе, заставить наклониться и ударить в кадык, прикидывал свои действия Зубанов. Зажать рот, уронить на себя, чтобы ничего не было слышно... Переодеться в его халат, выйти в коридор и по коридору в туалет. Там стекло наверняка обыкновенное, небронированное. И можно будет спуститься вниз, используя темноту.
Веревку надо будет сделать заранее из простыни и пододеяльника, разорвав их на полосы и связав. Если обмотать веревкой тело, то под халатом ее никто не заметит.
Главное - добраться до туалета...
Шанс есть. Рост, комплекция, прическа его и врача схожи. А халат успокаивает бдительность. Тем более когда халат движется не к выходу, а в туалет.
Вечером полковник разодрал простыню и нижнюю часть пододеяльника. Верхнюю оставил. Верхнюю расправил поверх одеяла, чтобы создать иллюзию заправленной постели. Полосы скрутил и связал в одну длинную веревку.
Когда за окном стемнело, Зубанов нажал кнопку вызова медперсонала.
За дверью застучали шаги. В палату вошел врач.
Черт! Не тот врач. Другой врач. На голову ниже того, который был нужен.
- Что с вами? - спросил он, подходя к койке.
- Ничего. Я случайно кнопку нажал, - сказал, отыгрывая назад, полковник. Отыгрывая до следующего раза.
- Ну тогда давайте я вас послушаю. Раз все равно пришел, - предложил врач. И приподнял одеяло.
- Погодите... А где у вас простынка? И...
Зубанов ударил его в кадык. Как и планировал.
Врач, хрипя, упал на кровать. Полковник ударил еще раз, чтобы иметь гарантированные четверть часа на побег.
Где ключ? Ключ от двери?..
Вот он!
Теперь переодеться.
Сбросил пижаму, натянул на себя белый халат и шапочку. Еле-еле натянул. Нацепил на шею фонендоскоп.
Получилось похоже. Хотя немножко тесновато и немножко коротковато.
Ничего, сойдет. Тем более что отступать поздно.
Подошел к двери, прислушался.
Вроде тихо.
Выход наверняка к центру здания. На выходе охрана. Туалет в противоположной от них стороне. Потому что по коридору всегда стучали шаги. Вначале в одну сторону и спустя несколько минут - в другую.
Ну, ни пуха!..
Полковник протиснулся в полуоткрытую дверь спиной, словно что-то говоря больному. Вышел в коридор... В дальнем конце темного тоннеля из стен и дверей горел свет.
Полковник повернул в противоположную от света сторону.
- Что там у него? - спросил властный мужской голос.
Зубанов только рукой махнул. И пошел в туалет. Мимо стен. Со стендами боевой и политической подготовки. Так это казарма... Оказывается, это казарма. С одной больничной палатой.
Где же туалет?
Вот он! Мужской. Один мужской. Естественно, мужской, если это казарма.
Зашел внутрь. Блокировал дверь, засунув в ручку швабру.
Пять минут... До момента, когда очухается врач или очухается охранник, не более пяти минут!
Полковник сбросил халат, смотал с тела веревку. Попробовал открыть окно, но оно было заколочено.
Лишние тридцать секунд!
Подбежал к унитазу, выломал ручку для спуска воды. Вернулся к окну. Расстелил на подоконнике халат, приставил к верхнему правому углу стекла острый край ручки и сильно ударил ладонью по пластмассовому набалдашнику.
Стекло треснуло, но не выпало.
По одному, поддевая ручкой, обламывая и вытаскивая осколки, полковник освободил окно. Привязал один конец импровизированной веревки к батарее, другой выбросил за окно. Лег животом на подоконник, опустил ноги вниз, почувствовав подошвами шестиэтажную пустоту.
Зубанову стало страшно. Ну потому что он не был графом Монте-Кристо, которого всячески оберегал Дюма.
"А если простынка не выдержит?" - подумал он.
Если не выдержит?!
Неизвестно, сколько на ней перележало больных. Не дай бог, лежачих больных, которые способствуют гниению ткани...
И если хотя бы в одном месте лопнет нитка!..
В заклиненную шваброй дверь туалета постучались. Пока вежливо.
Ну и значит...
Между двух опасностей полковник выбрал меньшую - спуск на разорванной на лоскуты простынке с шестого этажа.
Хватаясь руками и упираясь ногами в узлы, Зубанов пополз вниз.
Вот сейчас, сейчас нитка... Или слабо затянутый узел...
На уровне третьего этажа веревка оборвалась.
Полковник упал вниз. Неудачно упал. Потому что не был графом Монте-Кристо.
Попытался встать и вскрикнул от боли.
Растяжение! А может быть, и хуже.
Захромал прочь от здания. Но далеко уйти не смог.
- Вон он! - заорал сверху, высунувшись из окна туалета, охранник.
Полковник, превозмогая боль, завернул за угол и... столкнулся нос к носу с двумя медицинскими, потому что в белых поверх камуфляжа халатах, братьями. Со знакомыми лицами. С лицами бойцов, охранявших его в квартире.
- Не глупи, полковник!
Зубанов развернулся и захромал обратно, понимая, что скрыться ему на одной ноге, от четырех, не удастся.
- Стой, калека!
Полковника схватили за плечи, за руки и... отпустили. Почему-то отпустили...
Охранники лежали на земле, устремив в небо умиротворенные лица. Над ними с толстым, деревянным, окровавленным колом стоял... Стоял генерал Федоров. В штатском.
Он зачем-то убил двух своих бойцов. Колом. И теперь, по идее, должен его, полковника... тем же колом...
Но зачем колом?! И зачем своих людей?!
Полковник совершенно растерялся. Потому что меньше всего ожидал увидеть Федорова... с дубиной в руке...
- Чего стоишь? Обыщи их! - приказал генерал. - Быстрее! Пока они не очухались,
Зубанов наклонился и ощупал карманы настигших его охранников. В карманах ничего не было.
- Ничего нет.
- Как нет? У них должно быть оружие!
- Ну нет!
- Тогда хватай вон ту палку! И побежали.
- Я не могу. У меня нога!
- Через не могу!
Генерал перебросил через плечо руку полковника и потащил его к забору. К дыре в заборе.
Удивительное это было зрелище - генерал ГРУ и полковник ФСБ в обнимку друг с другом и с колами в руках! С колами вместо специзделий! Как какие-нибудь подростки с танцплощадки после драки наших с ненашими.
Докатились спецы! До кольев докатились!
- Сюда!
Генерал подвел полковника к заранее сделанной дыре в заборе. Отодвинул подпиленную доску.
- Терпи. Еще метров сто. А там машина... Там нас ждет машина...
Глава 50
- Почему ты?.. То есть почему вы?..
- Можешь успокоиться. Не из благородных чувств. Просто потому, что ты мне нужен.
Ну раз не из-за благородных чувств, то, значит, все нормально, значит, это действительно Федоров. Генерал Федоров.
- Для чего я вам... тебе понадобился?
- Для того, что мы теперь с тобой в одной лодке. Вернее, в одном корыте. Дырявом.
- Не понял.
- Поймешь. Когда мы пойдем ко дну.
- И все же я хочу...
- Другие не относящиеся к этой теме вопросы есть?
- Есть. Про колья. Зачем нужны были колья?
- Затем, что доступа к другому оружию у меня нет.
- Неужели отставка?
- Она самая.
- То есть ты, как и я, - пенсионер?
- И кандидат в покойники. По твоей милости.
- По моей?
- Да, по твоей!
- Этого не может быть!
- Я тоже вначале думал, что не может. А оказалось - может. Виной всех моих несчастий оказался ты! Один только ты! Так что можешь считать себя отмщенным за ту трубу на пусковой.
- Чем отмщенным?
- Аэродромом Валуево.
- Неужели из-за него?!
- Мне кажется - да. Ты влез в очень серьезное дело. И меня втянул.
- Какая связь между аэродромом Валуево и твоей отставкой?
- Прямая... Ты сообщил об использовании аэропорта Валуево мне. Я доложил начальству. Мне приказали проверить информацию...
- Сразу проверить?
- Нет, не сразу. Я доложил обстоятельства непосредственному начальнику, но тот спустил все на тормозах.
- Перестраховался?
- Да, как любой врио, он мечтал отсидеть свой срок без потрясений.
- Ты обошел его?
- Естественно. Иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали. Я вышел рапортом через его голову.
- И они поддержали?
- Не то слово. Вздрючили врио так, что он ни о чем другом думать не мог, кроме как об аэродроме.