Ильин Андрей. Настоящий полковник (Полковник - 2)

   - Вот Зубанов.
   - В автобус его!
   Два бойца подхватили тело под руки, отступая спинами к двери, вышли.
   - Помоги! - крикнули водителю автобуса. Втроем втащили полубессознательное тело по ступенькам, положили на ближние сиденья.
   - Где?
   - Там. На последнем сиденье. В сумке. Нашли, принесли, вскрыли сумку с обозначенным на боку красным крестом. Вытащили одноразовый шприц и ампулу. Один из бойцов закатал рукав зубановского пиджака, осветил сгиб руки фонариком. Другой подрезал, отломил хоботок ампулы, набрал в шприц никак не обозначенное на стекле лекарство.
   - Передави ему руку! Вкололи лекарство в вену.
   - Все. Теперь до Москвы не проснется. Счастливец...
   Доложили по рации.
   - Мы закончили.
   - Все, - сказал капитан.
   Генерал шагнул к двери. Но остановился. Спросил:
   - Вам расписаться не надо?
   - А?
   - Вам за передачу заключенного расписываться надо?
   Зам молчал.
   - Если надо, то мы задержимся.
   - Нет, нет. Не надо, - закричали с пола милиционеры.
   - Тогда всем лежать двадцать минут, - предупредил генерал. - Мы оставили во дворе бойца. Если он увидит, что кто-то поднялся, бросит в окно гранату. Так что у вас коллективная ответственность за хорошее поведение.
   И еще один совет. Персональный. - Повернулся к заму: - Преследовать нас не надо. За бой в центре города с вас спросят больше, чем даже за неисполнение приказа министра. Всем, кого вы успели поднять по тревоге, - дайте отбой. Рекомендую.
   Генерал, капитан и несколько бойцов вышли. Остался пулеметчик в дверях. За пулеметом. Он находился в здании горотдела еще несколько минут, прикрывая отход основных сил. Потом вышел, прикрываемый пулеметчиком, залегшим у ворот...
   - Все?
   - Все!
   - Поехали!
   Вдогонку автобусу, со второго этажа, бухнуло несколько неприцельных выстрелов. Не для того, чтобы попасть. Чтобы изобразить сопротивление.
   Через два квартала автобус завернул в неприметный двор и остановился. Бойцы пересели в поджидавший их тентованный "Урал". На всякий случай. На случай преследования.
   Автобус еще час колесил по городу, выманивая на себя погоню. Но его никто не преследовал.
   "Урал" отогнали за пятьдесят километров от города, в заранее назначенную точку. Где передали подотчетному прапорщику оружие, боеприпасы и амуницию. По описи.
   - Что, не пригодилось барахло? - спросил прапорщик.
   - И слава богу!
   Бойцы переоделись в гражданку и тремя группами, рейсовыми автобусами доехали до ближайшей железнодорожной станции. По перрону бойцы гуляли сомкнутым строем, привлекая к себе всеобщее внимание.
   "Подумаешь, строем, - думал про себя генерал Федоров. - Не такая уж это дурная привычка - ходить строем. Далеко не самая дурная..."
   Глава 40
   - Я не понимаю зачем? - спросил генерал Федоров. - Зачем использовать силовые методы решения вопроса? Неужели невозможно навести порядок на аэродроме иным путем? Мирным путем?
   - Каким образом?
   - Издать приказ об отстранении от должности командира части и офицеров, причастных к злоупотреблениям на аэродроме. Назначить нового, который...
   - Тогда придется отстранить всех офицеров и весь летно-технический состав части. Потому что все они в той или иной мере участвовали в злоупотреблениях, творимых на аэродроме Валуево.
   - Значит, отстранить всех!
   - Что дальше?
   - Как что дальше? - растерялся генерал. - Дальше назначить разбирательство, наказать виновных, сменить личный рядовой и сержантский состав, усилить режим охраны и таким образом восстановить принадлежность аэродрома.
   - Если все было бы так просто...
   - А что тогда сложно? Если не просто?
   - Сложно то, что использование аэродрома Валуево в транспортных целях регламентировалось рядом договоров. В том числе договорами с администрацией города, использующей мощности аэродрома для приема гуманитарного груза, предназначенного для бюджетных организаций. Администрация возложила исполнение данного договора на ряд общественных организаций, которые и занимались транспортировкой груза.
   - Но округ...
   - Договор поддержан окружным командованием. Основанием послужил известный вам приказ министра обороны об использовании вторичных ресурсов войсковых частей. Причиной, заставившей командующего поставить под договором свою подпись, был перевод пяти процентов средств, вырученных от коммерческого использования аэродрома, на счета округа. И передача части гуманитарного груза семьям военнослужащих.
   - Но использование режимных объектов в какой-либо сторонней деятельности тем же приказом министра обороны запрещено.
   - Режимных - да. Но аэропорт Валуево исключен из списка режимных объектов. По ходатайству командующего округом.
   - Когда?
   - Три недели назад.
   - Три недели? Но перегон груза начат гораздо раньше.
   - Доказать это будет почти невозможно.
   - Почему? Есть масса свидетелей, видевших самолеты, видевших груз! Есть накладные, по которым можно отследить движение грузопотока.
   - Для чего, как минимум, надо возбудить уголовное дело. Опросить полтысячи свидетелей. Которые дадут самые разноречивые показания. Отследить давно уже использованный по назначению груз. На что, по самым оптимистичным подсчетам, понадобится лет пять.
   - А если поручить дело Военной прокуратуре?
   - Поручить можно. Можно даже допустить, что они справятся в пять раз быстрее своих гражданских коллег. Найдут свидетелей. Отыщут груз. И докажут неправомочное использование военных взлетно-посадочных полос. Дальше что?
   - Суд.
   - До суда это дело вряд ли дойдет. Потому что рассыплется задолго до судебного разбирательства. Как большинство подобного рода дел. Или если как-нибудь ненароком дойдет, его начнут возвращать на бесконечные доследования. Пока общественность о нем не забудет.
   И если даже представить невозможное, представить суд, то, смею уверить, он оправдает обвиняемых, использовавших простаивающие военные мощности для транспортировки груза, предназначенного для умирающих от голода сирот и инвалидов. Ну или дадут формальных шесть месяцев условно.
   Вот к чему приведет предложенное тобой следственное разбирательство.
   Почему все придет к такому результату, ты знаешь не хуже меня. Потому что вокруг этого аэродрома вращаются бабки. Большие бабки. Очень большие бабки. Которые в наше время стоят над Законом. Потому что сильнее Закона.
   Скажу тебе больше. Скажу тебе, чем это все закончится.
   Пока будет длиться следствие, аэродром выведут из состава Вооруженных Сил. По причине установленного высокой комиссией девяностопроцентного износа основных фондов и отсутствия необходимых для проведения капитального ремонта средств. Руины аэродрома по остаточной стоимости, то есть бесплатно, продадут... Кому?
   - Тем, кто эксплуатирует аэродром сегодня.
   - Совершенно верно. Аэродром оптом, то есть со взлетно-посадочными полосами, службами летного и летно-технического обеспечения, авиационным и автопарками, ангарами, гаражами, техническими, жилыми и прочими сооружениями, перейдет в руки акционерного общества закрытого типа. Куда, не исключено, будет входить командующий округом и кто-нибудь из штаба ВВС. После чего аэропорт начнет функционировать с тройной нагрузкой.
   Вот такая простейшая, отработанная на тысячах государственных объектов схема.
   Вот чего ты можешь добиться предложенным тобой официальным расследованием.
   - Хорошо. Что предлагаете вы?
   - Дело предлагаю. Которое в отличие от уголовного расследования приведет к желаемому результату. К быстрому результату.
   Я предлагаю работать с ними их методами. Которые на сегодняшний день единственно действенные.
   - Силой силу ломать?
   - Верно. Силой - силу! Используя тактику боя стрелковым подразделением. Которую любой курсант знает.
   - Выбивать командиров?
   - Опять верно. Брать на мушку командиров, чтобы деморализовать личный состав атакующего подразделения.
   - По-настоящему брать на мушку? Или...
   - По-настоящему.
   - Но это преступление.
   - Ты же на боевые ходил. И тоже не в белых перчатках.
   - То боевые. Там свои законы. Здесь - свои. Уголовные.
   - Боишься?
   - Испытываю вполне понятные опасения. Ведь, как я понимаю, дело идет не об оказывающем сопротивление противнике? Идет о высокопоставленных гражданских чиновниках и бизнесменах. Ликвидация которых чревата серьезным уголовным расследованием...
   - Я не предлагаю тебе заниматься уголовщиной. Я предлагаю тебе спланировать операцию, найти исполнителей и координировать их работу.
   - Можно вопрос?
   - Задавай.
   - Почему этим делом должен заниматься я? Именно я?
   - Хотя бы потому, что ты это дело начал. По своей личной инициативе. Раз ты его начал, значит, тебе его и завершать. Ты дольше других сидишь в теме. Лучше других в ней ориентируешься. Зачем допускать к известной тебе информации кого-то еще? Это неразумно. Опасно. И противоречит нашим принципам. И есть еще одна причина. Касающаяся тебя лично.
   - Меня?
   - Тебя! С недавних пор у тебя появились враги. В городе, куда ты ездил в командировку. И что-то там с ними не поделил.
   - Откуда известно?
   - Из источников, близких к МВД. В министерство пришел запрос об уточнении полномочий группы откомандированных в горотдел милиции работников Военной прокуратуры. Под тебя копают. Активно копают. И докопают. Если их не остановить.
   - Что мне надлежит делать?
   - Готовить сценарии акций. Искать не имеющих отношения к военной разведке исполнителей. Мне кажется, одного я вам могу подсказать.
   - Кто он?
   - Полковник. Полковник в отставке Зубанов.
   - Зубанов?
   - Да. Он спец. Знает местные условия. Знает назначенные к ликвидации объекты. Имеет с ними личные счеты, что облегчает вербовку. И, что немаловажно, обязан тебе. Жизнью обязан. Потому что ты вытащил его у черта из пасти. Он идеальный кандидат.
   - Он может не согласиться.
   - Согласится. Ему деваться некуда. От нас деваться некуда. И вообще некуда. Он один. Ему к какой-нибудь силе прибиваться надо, чтобы выжить.
   - Может не подействовать.
   - Не подействует - припугни. Например, следствием по делу об убийстве двух заключенных. И возможностью выдачи его МВД. Объясни, что между тюрьмой и нами ему лучше выбрать нас. Хотя бы потому, что за тех, кого он убил, меньше вышки в зоне не дают. Даже если суд проявил снисходительность. Еще вопросы есть?
   - Нет.
   - Тогда иди. Подготовь свои соображения по предложенной операции. И доложи мне... Завтра доложи. До девятнадцати вечера...
   * * *
   Пациент лежал на казенной, с инвентарным номером, металлической кровати. На слежавшемся, в бурых пятнах матрасе. Застеленном серым постельным бельем, проштампованным синими квадратами печатей ХОЗУ.
   Пациент лежал, растянутый гирями, и смотрел сквозь металлическую решетку спинки на противоположную, совершенно пустую стену.
   Интересно, зачем он здесь?
   А не там? Где был. И, по идее, должен был остаться. Навсегда.
   Почему он лежит здесь, на простынях ХОЗУ в/ч 21175?
   Что это за в/ч 21175?
   Госпиталь? Судя по всему, госпиталь. Судя по казенной обстановке и штампам на простыне. Но не госпиталь, если вспомнить питание и обхождение обслуживающего персонала. Если вспомнить о еде и обхождении, это дом отдыха высшего класса. В который он не покупал путевку.
   А раз не покупал путевку и не попадал сюда добровольно, то, вполне возможно, это не госпиталь и не дом отдыха, а...
   Пациент нажал кнопку вызова медсестры.
   - Вам что-то требуется? - через минуту спросила она.
   - Позвонить. Домой.
   - Это невозможно.
   - Почему?
   - У нас телефоны не работают.
   - А вы протяните провод с нижнего этажа.
   - Там тоже не работают. Все не работают. Говорят, какая-то авария.
   - Странно. А я слышал звонок.
   - Вам показалось.
   - Может быть. Тогда я попрошу у вас ручку, бумагу и конверт.
   - Зачем?
   - Письмо написать.
   - Вы не можете. У вас рука сломана.
   - Зато у вас не сломана. Я вам продиктую.
   - Хорошо. Я разнесу лекарства и приду. Через полчаса.
   Через полчаса сестра не пришла.
   Пациент снова нажал кнопку вызова. Через мгновенье пришла медсестра. Не та медсестра. Другая.
   - Что вы хотите?
   - Написать письмо. Так как знаю, что у вас телефоны сломаны.
   - У нас?.. Ах, ну да. Сломаны.
   - Ну вот. Остается писать письма.
   - Но...
   - Я знаю, что не могу, потому что у меня сломана рука, но я буду вам диктовать, а вы - писать. Согласны?
   - Ну да Конечно! - согласилась медсестра. - Только через час. Когда я освобожусь.
   - Нет, сейчас!
   - Обязательно сейчас?
   - Обязательно! Потому что я не могу позвонить, а мне надо срочно сообщить о случившемся жене и родственникам.
   - Ну хорошо, сейчас за бумагой и ручкой схожу.
   И больше не вернулась.
   Значит, такие здесь порядки. Говорить, что сломался телефон. И исчезать. Когда просят помочь написать письмо.
   Пациент вдавил кнопку вызова.
   Через минуту зашла... вернее, зашел. Медбрат. С шеей, в обхват равной талии медсестер.
   - Чего тебе? - спросил он.
   - А ты кто?
   - Я? Я медбрат.
   - А сестрички где?
   - Сестрички? Они это... по нужде пошли.
   - По какой?
   - Что по какой?
   - По какой нужде?
   - По долгой. Чего тебе надо?
   - В таком случае судно.
   - Чего?!
   - Судно поднеси. И подержи. Я тоже по нужде. Долгой.
   - Я?
   - Ну да, ты. Ты ведь медбрат. Или не медбрат?
   - Медбрат.
   - Тогда неси судно. Или ручку, бумагу и конверт.
   - Зачем бумагу?
   - Письмо написать.
   - Письмо...
   - Или судно. Выбирай.
   - Ладно. Сейчас.
   - Если ты тоже... вдруг по нужде, то я буду требовать начальство. И пока оно не явится, перестану есть. Медбрат принес бумагу и ручку.
   - Пиши.
   Расправил на тумбочке лист, приготовил ручку.
   - Милая моя жена. Драгоценная моя птичка-невеличка. Трясогузка любимая... Написал?
   - Медленнее. Я не успеваю.
   - Трясогузка любимая. Цветок лазоревый в безводной степи, иссушенной солнцем. Антилопа, спустившаяся с...
   И так две с половиной страницы.
   - Все, что ли?
   - Все.
   - Ну тогда я пошел.
   - Погоди. Адрес.
   Пациент продиктовал взятый наобум адрес. Медбрат надписал его на конверте.
   - Ну я пошел...
   - А обратный адрес?
   - Обратный...
   - Да, вот этот, где я лежу. Иначе как я получу ответ?
   - Этот... Этот я потом впишу.
   - Почему потом?
   - Я индекса не помню.
   - Не надо индекса. Без него дойдет. Ну давай, пиши. Какая улица?
   - Я не помню.
   - Давай кого-нибудь позовем. Кто знает. Или ты не хочешь давать мне адрес? Почему ты не хочешь давать мне адрес? Все вы не хотите?
   - Я? Нет. Я хочу...
   - Тогда давай узнаем адрес. Давай! Раз ты хочешь. Давай старшую сестру позовем или дворника. Они скажут.
   - Ладно. Узнаю. И отправлю.
   - Нет, так не пойдет. Я хочу знать, что письмо имеет обратный адрес. Иначе зачем я его писал?
   - Хорошо. Ладно. Я сейчас...
   Так, все понятно. Почему телефоны поломались. Почему медсестры и медбратья исчезают.
   Не дом отдыха это. И не госпиталь. Вернее, госпиталь тоже. Но и тюрьма. В первую очередь тюрьма. Не такая явная, как были раньше, но все равно тюрьма. С хорошим питанием и милыми медсестрами.
   Его вытащили из одной тюрьмы, чтобы посадить в другую.
   Кто посадил?
   Тот, кто освободил!
   Зачем посадил?
   Затем, что он нужен. Зачем-то нужен.
   Зачем нужен? Зачем освобождают из тюрем, пересаживая в другие?
   Из-за информации. Изымая опасного свидетеля. Или...
   Другие "или" в голову не приходили. Чтобы узнать другие "или", надо было узнать, кто его похитил.
   Кто были те бравые ребята, которые вытащили его с того света? Кто-то из местной братии? Федоров? Или кто-то еще?
   Кто?!
   Пациент нажал на кнопку вызова и держал ее, пока к нему сбежались все, кто был в коридоре.
   - Я хочу видеть ваше начальство!
   - Главврача?
   - Нет. Не главврача. Того, кто меня на эту койку уложил.
   - Вас сюда главврач уложил...
   - Хорошо. Передайте вашему главврачу, что, если он не объявится до завтрашнего дня, я прекращу курс лечения. С ними прекращу. Категорически прекращу!..
   * * *
   - Как здоровье? - радостно улыбаясь, спросил человек в белом, накинутом поверх гражданской одежды халате. Спросил генерал Федоров.
   Генерал Федоров!
   Значит, все-таки он, Федоров!.. Что, наверное, гораздо лучше, чем если не Федоров. А может быть... Может быть, гораздо хуже...
   - Очухался? После всех тех передряг?
   - Значит, выходит, ты... Главврач этой больницы?
   - Выходит, я. И не только этой.
   - Что ты хочешь?
   - Узнать о состоянии твоего здоровья. Как оно?
   - Раз ложку самостоятельно держать могу, значит, нормальное. Что еще?
   - Ты не любезен. Хотя я вытащил тебя из серьезной передряги. По твоей, между прочим, просьбе.
   - Спасибо.
   - Пожалуйста. Обращайся, когда надо.
   - А оплата?
   - Какая оплата?
   - По факту. По факту спасения. Сколько за это надо платить?
   - Ни копейки.
   - Я не про копейки. Я совсем про другую валюту.
   - Про биты?
   - В том числе.
   - Битами, да, битами помочь придется. Если, конечно, ты захочешь.
   - А если нет?
   - Справимся сами. Общее направление поиска ты нам показал. Дальше только ленивый не разберется. Но если ты найдешь возможным нам помочь - будем благодарны.
   Мягко стелил генерал Федоров. Слишком мягко. Если бы он начал торговлю, если бы что-нибудь требовал, было бы спокойней. Но он не требовал. Он ничего не требовал. Кроме информации, которая многого не стоила.
   Чего же он добивается? Тем, что ничего не добивается?
   Чего?!
   В благородный порыв собеседника полковник не верил. В спецслужбах не бывает благородных людей. Бывают умные. Бывают жалостливые. Бывают дураки. Но не бывает благородных. Потому что работа в спец-службах прямо противоречит проявлению подобного рода человеческих качеств.
   Не мог быть генерал Федоров благородным. Или не мог быть генералом ГРУ.
   - Я могу понять эти слова как освобождение от всяческих обязательств?
   - Можешь.
   - То есть я свободен?
   - Нет. Пока не свободен. От гипса не свободен. А вот когда его снимут...
   - Что будет? Когда снимут? - насторожился Зубанов.
   - Надеюсь - радостное известие. Для тебя.
   - Какое?
   - Поправишься - узнаешь.
   Нет, не прост генерал. Ох, не прост! Наобещал с три короба, а главного не сказал.
   Наобещал, чтобы удержать нужного ему пациента здесь, в этой палате. Ведь тому, кто свободен, незачем бежать. Вера в счастливое будущее удерживает узника на месте надежней вооруженной охраны.
   Может, в этом дело?
   Но тогда зачем его здесь удерживать? Чем он может быть полезен генералу Федорову? Чем он хочет обрадовать его после снятия гипса? Чем?
   Чем?..
   Через месяц гипс сняли. И сразу явился генерал.
   - Рад, что ты уже не больной. Что в нормальной форме...
   - Чем ты меня хотел обрадовать?
   - Действительно, хотел.
   - Чем?
   - Не терпится?
   - Да. Уже целый месяц.
   - Тогда начинаю радовать. У тебя появился шанс расквитаться со своими обидчиками.
   - С какими?
   - У тебя много обидчиков?
   - Более чем достаточно.
   - С последними обидчиками. С самыми последними. Которые упекли тебя в тюрьму.
   - Как я могу с ними расквитаться?
   - Кардинально. Раз и навсегда.
   - В чистильщики меня прочите?
   - В мстители.
   - Ничего не выйдет.
   - Почему?
   - Потому, что я не чистильщик.
   - Я думал, ты обрадуешься.
   - Нет, я не обрадовался.
   - Но я думал, что ты обрадуешься, и дал делу ход. Уже дал.
   - Надо было со мной посоветоваться.
   - Я не предполагал, что ты откажешься. Я был уверен...
   - Я отказываюсь! Категорически!
   - Поздно. Уже поздно. Совсем поздно.
   - Взять самоотвод я, конечно, не могу?
   - Можешь. Но тогда придется отыграть все обратно. В точку, откуда мы тебя взяли.
   - Отвезете меня обратно в карцер?
   - Отвезем.
   - А если не отвозить?
   - Затруднительно. Дело приняло неожиданный оборот. Опасный оборот. Они пошли в атаку. Может быть, потому, что считают, что это последний их шанс.
   - Пошли в атаку на ГРУ?!
   - Ни на ГРУ - на людей, которые изъяли нужного им человека. Они начали наводить справки в МВД и вышли на наш след.
   - Они не пойдут дальше,
   - Пойдут. У них оказалась рука в правительстве.
   - Правительство не сдаст ГРУ.
   - О чем ты говоришь? Нынешнему правительству дай бог усидеть самому. Нынешнее правительство сдаст кого хочешь. Нас сдаст - точно. Между ГРУ и Безопасностью они выберут Безопасность. Их человек в правительстве сдаст нас Безопасности, и те не преминут использовать ситуацию в свою пользу. Потому что мы конкуренты. А тут такой шанс!
   Вот в такой непростой узелок все завязалось. В морской узелок! Знали бы, вовек не стали тебя выручать!
   - Ты хочешь сказать, вы полезли в драку из-за меня?
   - В значительной степени. Ты написал - мы приехали. А теперь вон как все обернулось...
   - Всему виной я?
   - Всему виной - они! Те, что вначале давили тебя, а теперь переключились на нас. Мы пытаемся гасить волну, но пока не получается.
   Выход один - убирать заказчиков. Которые воду мутят. Если убрать их скандал сам по себе сойдет на нет. Его просто станет некому поддерживать. А покровителям не будет смысла защищать тех, кого уже нет.
   Если заказчиков не убрать, они доберутся до Большого начальства. Те надавят на наших командиров. Командиры, чтобы избежать скандала и отставки, отдадут виновников.
   Меня. И тебя.
   Либо, не дожидаясь крупных разборок, тебя отдам я. Сам. Чтобы защитить себя и своих людей. Стопроцентно отдам! Потому что отдавать придется все равно. Но или только тебя одного, или с собой.
   Нет у меня другого выхода.
   И значит, у тебя нет.
   Так обстоятельства сложились.
   Думай. Решай. До вечера решай. До вечера торопить тебя не буду. Вечером сдам. Так как дело обстоит так - или мы их завтра, или они нас послезавтра.
   Или... Или я тебя сегодня! Сегодня вечером!
   Глава 41
   Эту ночь полковник не спал. Совсем не спал. Он лежал с открытыми глазами, уставя их в темноту, и считал минуты. Шестьдесят. Потом еще шестьдесят. Потом еще. Часов у него не было. Его часы с него сняли еще тогда, в милиции.
   Час ночи. Или около того.
   Надо ждать еще два часа. До трех. В три все угомонятся. И можно будет...
   Час тридцать.
   Отвык он здесь, в больнице, нести ночные вахты. Размяк, расслабился на казенных харчах, приносимых четыре раза в день. Приспособился спать по девять часов да еще днем часок прихватывать. Лентяем стал. Ни к чему не годным лентяем!
   Полковник, не сдержавшись, зевнул, закрывая рот ладонью. Еще раз зевнул и, непроизвольно закрыв глаза, провалился в короткий, на несколько секунд, сон.
   Сразу проснулся, напряженно прислушался к темноте.
   Нет, все тихо. Совершенно тихо.
   Черт побери! Так и проспать можно! Все на свете проспать!
   Полковник сильно, до боли в мышцах, сжал кулаки. Ущипнул себя за мочку уха. Несколько раз глубоко вздохнул.
   Не спать!
   Не спать!..
   Половина третьего.
   Последние полчаса полковник спать не хотел. Последние полчаса уснуть было невозможно.
   Три, плюс-минус десять минут.
   Ну что, пора?
   Пожалуй, пора!
   Полковник аккуратно скинул одеяло, спустил ноги вниз, на пол. Но больничные тапочки надевать не стал. Пошел босиком, осторожно ступая всей ступней, с пятки на носок, на холодный пол.
   Шаг. Еще шаг.
   Пересек палату, приставил к щели между дверью и косяком ухо. Прислушался.
   Тихо. Впрочем, нет. Слышно негромкое, сонное посапывание. Очень близко слышно.
   Полковник, не отрывая уха от щели, легко стукнул в дверь костяшкой пальца. Посапывание не прервалось. Человек спал. Крепко спал.
   Ну и, значит, надо действовать! По плану. Надо рисковать!
   Взялся за ручку. Потянул на себя.
   Дверь была закрыта.
   Вернулся к кровати, разорвав матрас, вытащил заранее положенные туда две ложки. Стальные ложки. Алюминиевую посуду ему не давали.
   Вернулся к двери. Сложил ложки вместе, сунул ручки в щель, возле самого язычка замка. Надавил на них и одновременно, что есть силы, на ручку.
   Ручка была массивной, а щель широкой. Дверь подалась, отжалась от косяка. Язычок высунулся, выскочил из паза. Замок был закрыт на один оборот. Все-таки на один! Если бы на два, открыть ее было бы невозможно!
   Прислушался. Никаких изменений.
   Медленно, буквально по миллиметру, приоткрыл дверь. Ровно настолько, чтобы протиснуть тело. Высунул голову.
   Тут же, рядом, справа от двери, увидел сидящего в кресле охранника. Тот в нарушение всех инструкций спал. Спал!
   Полковник вышел в коридор, бесшумно ступая, приблизился к охраннику. Тот лежал, запрокинув голову назад, к стене. Открыв выгнувшееся вперед, с сильно натянутой кожей горло.
   Открыв горло...
   Полковник занес руку и коротким, несильным тычком ударил ребром ладони в кадык. В последнее мгновенье охранник открыл глаза. Чтобы увидеть падающую на него руку. И тут же, зажимая горло, упасть на пол.
   Полковник затащил его в свою палату. Раздел. Завернул руки за спину. Вытянул из снятых штанов ремень, пропустил конец сквозь пряжку и получившуюся петлю стянул на кистях охранника. В рот, чтобы он не кричал, засунул сорванную с подушки наволочку.
   Сбросил больничную пижаму. Надел снятые с пленника штаны, рубаху, пиджак. Натянул на ноги носки, надел ботинки.
   Костюм и обувь пришлись впору. Как будто в магазине их подбирал.
   В кармане пиджака нашлась связка из двух ключей. И пропуск, выписанный на имя Николаева Игоря Ивановича. С портретом на фотографии, овалом лица и прической напоминающим лицо полковника.