взаимодействие, игру одних означающих в их отрыве от означае
   мого. Значительно позднее эту мысль французского психоанали
   тика подхватила Ю. Кристева, создав подробно обоснованный
   телькелевский вариант, однако, что более существенно, на этом
   же постулате построена и теория
   "следа" Дерриды.
   Интерпретация как "изоляция в субъекте ядра"
   С этой же мыслью о воз
   можности разрыва самой струк
   туры знака связана и проблема
   интерпретации смысла. Посколь
   63
   ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
   ку при таком подходе процедура интерпретации сильно усложня
   ется, и, по мнению Лакана, "было бы ошибкой утверждать, как
   это высказывалось раньше, что интерпретация открыта всем
   смыслам под предлогом, что это вопрос только связи означаю
   щего с означаемым, и следовательно неконтролируемой связи.
   Интерпретация не открыта любому смыслу", -- подчеркивает
   исследователь, -- и "эффект интерпретации заключается в том,
   чтобы изолировать в субъекте ядро. Кет, используя собственный
   термин Фрейда, или бессмысленность, что, однако, не означает,
   что интерпретация сама по себе является бессмыслицей" (207,
   с. 249-250).
   Синтия Чейз пишет об этом: "Формальный анализ Лакана
   сна-текста привел к интерпретации Бессознательного скорее как
   означающего процесса, чем смысла, и к концепции знания как
   знания бессознательного, достигаемого посредством работы пси
   хоанализа, как эффекта Бессознательного" (80, с. 213). Иными
   словами, само знание как таковое есть не что иное, как ощуще
   ние работы бессознательного, его эффект, и, кроме того, будучи
   скорее означающим процессом, нежели смыслом, оно в себе ни
   какого смысла, кроме того, что оно является бессознательным, не
   несет.
   "Перенос" или "трансфер"
   Другой тесно связанной с
   предьадущей проблемой, разрабо
   танной Лаканом и подхваченной
   поструктуралистскими теоретика
   ми, была проблема "переноса",
   или "трансфера". Согласно психоаналитической точке зрения на
   перенос и контрперенос, структуры бессознательного обнаружи
   ваются не благодаря интерпретативным высказываниям металин
   гвистического дискурса исследователя, а посредством тех эффек
   тов, которые проявляются в виде ролей, разыгрываемых во время
   разговора психоаналитика с пациентом: "Трансфер -- это вступ
   ление в действие реальности бессознательного"? (209, с. 133).
   Иными словами. Лакан рассматривает перенос как вовлеченность
   в единый процесс двух желаний: "Перенос является феноменом, в
   который включены оба -- и субъект и аналист. Разделение его в
   терминах переноса и контрпереноса... никогда не будет не чем
   иным, как способом уйти от того, что, собственно, и происходит"
   (там же, с. 210).
   Смысл этих заявлений заключается в том, что, по убежде
   нию Лакана, истина бессознательного проявляется в переносе и
   контрпереносе, когда аналист вольно, а чаще невольно оказывает
   64
   ГЛАВА II
   ся втянутым в своеобразную игру с пациентом и начинает повто
   рять ключевые структуры бессознательного своего пациента, что
   бы их понять и проинтерпретировать. Учитывая, что пациент пси
   хоаналитического сеанса, как и любой человек, по представлениям
   постструктуралистов, ничего не может произнести, кроме текста
   (да и само его сознание, а следовательно, и он сам как личность,
   рассматриваются как текст), в этих условиях дискурс больного
   легко мог быть отождествлен с дискурсом любого литературного
   текста, что и было сделано Лаканом, в частности, в его анализе
   рассказа Эдгара По "Похищенное письмо", а затем и многими
   его последователями из числа постструктуралистов.
   Мысль Лакана о трансфере-переносе как о структуре повто
   ра, связывающей аналитика и анализируемый дискурс, была, в
   свою очередь, спроецирована на механизм интерпретации, где
   интерпретатор разыгрывает структуру текста, поскольку чтение
   воспринимается как смещенный, вытесненный повтор структуры,
   которую оно пытается проанализировать. Эта теория довольно
   широко распространена в современной критике именно постструк
   туралистского толка, но нагляднее всего она проявилась в его
   феминистской ветви.
   Символ как "убийство вещи"
   Специфика психологиче
   ски-эмоциональной трактовки
   Лаканом природы знака заклю
   чается еще и в том, что для него
   символ проявляется как
   "убийство вещи", которую он замещает (207, с. 104). Таким
   образом, знак как целостное явление, т. е. как "полный знак",
   предусматривает все элементы своей структуры, в которой озна
   чающее прикреплено к означаемому смыслу, представляет собой
   "наличие, сотворенное из отсутствия" (там же, с. 65). Из этого
   следует, что сама идея знака, сам смысл его применения, или,
   вернее, возникающая в ходе развития цивилизации необходимость
   его использования, заключается в потребности заменять, заме
   щать каким-либо условным способом обозначения то, что в дан
   ный конкретный момент коммуникации (устной или письменной)
   не присутствует в своей наглядной осязательности, и в теоретиче
   ском плане проявляется как необходимость зафиксировать сам
   принцип "наличия отсутствия" реального объекта или явления.
   65
   ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
   Знак как отсутствие объекта":Лакан, Деррида, Кристева
   Это очень влиятельная идея
   Лакана, получившая потом до
   вольно широкое распространение
   в мире постструктурализма и
   впоследствии разработанная
   Дерридой и Кристевой. Общий
   смысл ее заключается в акценти
   ровании утверждения, что знак
   есть прежде всего отсутствие объекта.' Мысль Лакана о замеще
   нии предмета или явления знаком, связанная с постулатом о яко
   бы неизбежной при этом необходимости отсутствия этого предме
   та или явления, стала краеугольным камнем всей знаковой теории
   постструктурализма. Она разрабатывалась целым поколением
   постструктуралистов, в том числе весьма подробно Кристевой,
   однако приоритет здесь несомненно принадлежит Дерриде.
   Именно в его трактовке она приняла характер неоспоримой дог
   мы (по крайней мере для тех, кто оказался вовлеченным в сило
   вое поле влияния постструктуралистско- постмодернистских идей).
   Для Лакана эта проблема тесно связана с процессом станов
   ления субъекта прежде всего в семиотическом плане: когда ребе
   нок, превращаясь в говорящего субъекта, начинает говорить, сама
   потребность в этом объясняется желанием восполнить недостаток
   отсутствующего объекта посредством его называния, т. е. наделе
   нием его именем: "Само отсутствие и порождает имя в момент
   своего происхождения" (207, с. 65).
   "Нужда" и "желание"
   Это вплотную подводит нас
   к едва ли не центральной про
   блеме лакановского наследия в
   постструктурализме -- к тому комплексу его идей, концепций и
   теоретических положений, которые способствовали формированию
   постструктуралистского представления о личности. Но прежде
   еще раз необходимо вернуться к лакановской теории знака.
   Предлагаемая им концепция личности связана с ней именно по
   тому, что Лакан саму личность понимал как знаковое, языковое
   сознание, структуру же знака психологизировал, рассматривая ее
   с точки зрения психологической ориентации индивида, т. е. в его
   понимании, с позиции проявления в ней действия бессознатель
   ного, реализующегося в сложной диалектике взаимоотношения
   "нужды" (или "потребности", как переводит Г. Косиков) и
   "желания" (desir). "Лакан, -- пишет Саруп, -- проводит раз
   граничение между нуждой (чисто органической энергией) и же
   66
   ГЛАВА II
   ланием, активным принципом физических процессов. Желание
   всегда лежит за и до требования. Сказать, что желание находится
   за пределами требования, означает, что оно превосходит его, что
   оно вечно, потому что его невозможно удовлетворить. Оно наве
   ки неудовлетворимо, поскольку постоянно отсылает к невырази
   мому, к бессознательному желанию и абсолютному недостатку,
   которые оно скрывает. Любое человеческое действие, даже самое
   альтруистическое, возникает из желания быть признанным Дру
   гим, из жажды самопризнания в той или иной форме. Желание
   - это желание ради желания, это желание Другого" (261,
   с. 153-154).
   "Любовь -- форма самоубийства"
   Как и во всех теориях пост
   структурализма, при любой по
   пытке добраться до истоков пер
   вопричин и изначальных импуль
   сов этого течения мы всегда и
   неизбежно сталкиваемся с исконным иррационализмом его пред
   посылок, какие бы опосредственные формы они ни принимали и
   как бы рационально ни аргументировались. Исходя в своем опре
   делении желания во многом из А. Кожева, Лакан подчеркивает
   его символический характер, отмечая, что удовлетворение желания
   может осуществиться лишь только в результате его снятия -
   разрушения или трансформации желаемого объекта: например,
   для того, чтобы удовлетворить голод, необходимо "уничтожить"
   пищу. В свете такого подхода, явно максималистского, по край
   ней мере в своем теоретическом посыле, становится понятным и
   другое не менее знаменитое высказывание Лакана: "Мы, конеч
   но, все согласны, что любовь является формой самоубийства"
   (208, с. 172). За этой трактовкой любви, с ее явно экзистенциа
   листскими обертонами, в которых несомненно просматривается
   специфическое влияние Сартра, кроется лакановская проблемати
   ка взаимоотношений воображаемого, символического и реального
   -- трех основных понятий его
   доктрины.
   Критика стабильного эго
   Как уже отмечалось, особый
   смысл в контексте лакановского
   учения приобретает его критика
   теорий Эриха Фромма и Карен
   Хорни о существовании "стабильного эго", что, по Лакану, чис
   тейшая иллюзия -- для него человек не имеет фиксированного
   ряда характеристик. Следуя во многом за экзистенциалистской
   концепцией личности в ее сартровском толковании, Лакан утвер
   67
   ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
   ждает, что человек никогда не тождествен какому-либо своему
   атрибуту, его "Я" никогда не может быть определимо, поскольку
   оно всегда в поисках самого себя и способно быть репрезентиро
   вано только через Другого, через свои отношения с другими
   людьми. Однако при этом никто не может полностью познать ни
   самого себя, ни другого, т. е. не способен полностью войти в соз
   нание другого человека.
   "Бессознательное -- дискурс Другого"
   Это происходит прежде
   всего потому, что в основе чело
   веческой психики, поведения че
   ловека, по Лакану, как уже не
   однократно отмечалось, лежит
   бессознательное. В одном из его наиболее цитируемых высказы
   ваний он утверждает: "Бессознательное -- это дискурс Друго
   го", это "то место, исходя из которого ему (субъекту. -- И. И.)
   и может быть задан вопрос о его существовании" (206, с. 549).
   И хотя у Лакана часто наблюдается характерный сдвиг понятий,
   которыми он оперирует, вследствие чего результирующий смысл
   его аргументации приобретает мерцательное свойство логической
   непрозрачности, дискурсивность этого Другого как основопола
   гающий ее признак остается вне сомнения. Эту доминирующую
   характеристику Другого впоследствии активно разрабатывал Дер
   рида, в частности, в своей работе "Психея: Изобретение другого"
   (1987) (118).
   Психические инстанции: Воображаемое, Символическое, Реальное
   Специфика лакановского
   понимания языкового сознания
   прежде всего состоит в том, что
   она вытекает из его представле
   ния о структуре человеческой
   психики как сфере сложного и
   противоречивого взаимодействия
   трех составляющих: Воображае
   мого, Символического и Реального. Эти "инстанции", "порядки"
   или "регистры" первоначально трактовались Лаканом как про
   цесс лингвистического становления ребенка и лишь впоследствии
   были им переосмыслены как "перспективы" или "планы", как
   основные "изменения", в которых человек существует независимо
   от своего возраста. В самом общем плане Воображаемое -- это
   тот комплекс иллюзорных представлений, который человек созда
   ет сам о себе и который играет важную роль его психической
   защиты, или, вернее, самозащиты. Символическое, -- сфера соци
   альных и культурных норм и представлений, которые индивид
   68
   ГЛАВА II
   усваивает в основном бессознательно, чтобы иметь возможность
   нормально существовать в данном ему обществе. Наконец, Ре
   альное -- самая проблематичная категория Лакана -- это та
   сфера биологически порождаемых и психически сублимируемых
   потребностей и импульсов, которые не даны сознанию индивида в
   сколь-либо доступной для него рационализированной форме.
   Это всего лишь схема в ее первом приближении, поскольку
   каждая из этих инстанций рассматривается Лаканом в двух ас
   пектах: во-первых, как уже говорилось, как одна из ступеней
   развития самосознания ребенка; и во-вторых, как специфическая
   сфера функционирования психики взрослого человека. В резуль
   тате Лакану не всегда удается избежать противоречия между
   фактом обоснования этих инстанций из специфики детской психи
   ки и их применением в качестве всеобщих объяснительных прин
   ципов поведенческих установок человека как такового. Собствен
   но лакановская версия взаимоотношений этих трех инстанций
   бьхла подробно проанализирована Энтони Уилденом (290), Мал
   колмом Бауи (70) и Гари Хандверком (172), самую же убедив
   тельную при всей ее краткости характеристику в отечественной
   литературе дал, на мой взгляд, Г. К. Косиков (9, с. 588-591).
   Однако мне хотелось бы здесь еще раз подчеркнуть одно
   немаловажное обстоятельство: в данном случае (т. е. с точки зре
   ния общей перспективы эволюции постструктурализма, а не с
   точки зрения анализа истинной позиции Лакана, работы которого
   лишь недавно стали полностью доступны для читателя) не столь
   существенно, каков был первоначальный смысл (или, вернее,
   смыслы), который французский ученый придавал понятиям
   "воображаемое", "символическое" и "реальное" в том или ином
   контексте своих рассуждений (а то, что они у него носили неод
   нозначный, вибрирующий характер и могли весьма заметно ме
   няться от работы к работе, отмечают практически все исследова
   тели его творчества). Более важным является тот факт, что суще
   ствует более или менее единый консенсус о лингвосоциальной
   детерминированности этих инстанций, установившийся среди со
   временных ученых постструктуралистской ориентации.
   Воображаемое -- сознание на до-эдиповой стадии
   Если обратиться к лаканов
   скому представлению о характере
   языкового становления субъекта.
   то "порядок Воображаемого"
   характеризует до - эдиповскую
   стадию развития сознания. Здесь "Я" жаждет слиться с тем, кто
   69
   ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
   воспринимается как Другой. При этом ребенок путает других со
   своим собственным зеркальным отражением. "Я", основанное на
   подобной путанице, на данном этапе своего становления естест
   венно не может быть целостной личностью, по самому характеру
   своей природы оно испытывает глубинную разорванность -
   весьма характерная черта представления Лакана о человеческой
   психике вообще, внутреннюю связь которого с экзистенциалист
   скими идеями впоследствии отмечали многие исследователи. Ла
   кан подчеркивает, что первое желание ребенка -- слиться с ма
   терью -- и знаменует собой стремление быть тем, что желает
   сама мать. Как пишет Косиков, Воображаемое -- "это тот образ
   самого себя, которым располагает каждый индивид, его личная
   самотождественность, его "Я" (Moi). Формирование
   "воображаемого" происходит у ребенка в возрасте от 6 до 18
   месяцев -- на стадии, которую Лакан назвал "стадией зеркала":
   именно в этот период ребенок, ранее воспринимавший собствен
   ное отражение как другое живое существо... начинает отождеств
   лять себя с ним..." (9, с. 589).
   Символическое -- стадия Другого
   Если в "порядке Вообра
   жаемого" отношения ребенка с
   матерью характеризуются слитно
   стью, дуальностью и непосредст
   венностью, то когда он вступает
   в царство Символического, там он обретает в виде отца с его
   именем и запретами тот "третий терм" первичных, базовых чело
   веческих взаимоотношений, того Другого, который знаменует для
   него встречу с культурой как социальным, языковым институтом
   человеческого существования. По мнению Сарупа, "в Символиче
   ском больше не существует однозначно-прямолинейного отноше
   ния между вещами и тем, как они именуются, -- символ апелли
   рует к открытой, лишенной замкнутости и конечности системе
   смысла. Символический процесс означивания носит социальный, а
   не нарциссический характер. Именно эдипов комплекс и отмечает
   вхождение ребенка в мир символического. Законы языка и обще
   ства начинают укореняться внутри ребенка по мере того, как он
   принимает отцовское имя и отцовское "нет" (261, с. 30).
   Здесь важно еще раз подчеркнуть, что эта "стадия вообра
   жаемого" с ее "зеркальным Я" формируется, по Лакану, на доя
   зыковом уровне, до того, как "чистый субъект" встретится с це
   лостностью человеческого мира опосредованного знания и опыта.
   При этом, как неоднократно отмечалось, этот мир выступает
   как мир означающих. В то же время это "воображаемое Я",
   70
   ГЛАВА II
   "идеал-Я" или "фиктивное эго" детского сознания никогда не
   исчезает совсем, оставаясь с человеком на протяжении всей его жизни.
   Зеркальная стадия
   Лакановская "зеркальная стадия" впервые была им пред
   ложена в 1936 г. и наиболее подробно им разработана в ста
   тье 1949 года "Зеркальная стадия как форматор функции "Я"
   (206, с. 93-100). Позднее он неоднократно возвращался к этой
   проблеме, уточняя это понятие в своих семинарах 1954-1955 гг.
   (Семинар II) и в семинарах 1960-1961 гг. (О переносе).
   Не углубляясь в саму историю возникновения терминов
   французского ученого, отметим, что в принципе зеркальная ста
   дия Лакана (и по времени своего появления, и по многим своим
   содержательным характеристикам) явно связана с теорией
   "зеркального "Я" (looking glass self theory), как она была сис
   тематизирована социологом и социальным психологом
   Дж. Мидом в его известной работе "Разум, Я и общество"
   (1934) (235), и фактически представляет ее фрейдистски редуци
   рованный вариант. Дело не в заимствовании, а в содержательном
   параллелизме хода мышления и общих фрейдистских корнях, bo
   лее всего их сближает определение "Я" через "Другого", пони
   мание социального как символического и одновременно ограни
   ченность этого социального пределами сознания. Совпадения ме
   жду концепциями наблюдается даже на уровне процесса форми
   рования "Я" как ряда "стадий". Общим было и стремление дать
   социальную интерпретацию, дебиологизировав фрейдовскую
   структуру личности (более непосредственно проявившееся у Мида
   и более "сдвинутое" в сферу "языка" у Лакана).
   В определенном смысле, если попытаться придать учению
   Лакана в общем-то чуждый ему дух систематичности,
   "зеркальная стадия" уже есть начало перехода от Воображае
   мого к Символическому. С точки зрения Сьюзан С. Фридман,
   "восприятие себя в зеркале как унитарного целого выводит ре
   бенка (мужского пола) из пред-эдиповского Воображаемого в
   линеарный процесс трансформации, проходящий через эдиповскую
   стадию в Символический порядок отца. Развитие эго из ложного
   или фиктивного imago в зеркальной стадии означает для Лакана,
   что это Я формируется в условиях фундаментального отчужде
   ния" (156, с. 168).
   По этому поводу одна из наиболее последовательных и вер
   ных учеников Лакана Мод Маннони замечает: "Давайте вспом
   71
   ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
   ним, что в то время, когда впервые устанавливается структура
   (сознания. -- И. И.), она связывается Лаканом с "зеркальной
   стадией"... Именно здесь может быть понято то, что распределя
   ется между Воображаемым и Символическим. Именно в этот
   момент, по Лакану, у эго в инстанции Воображаемого выявляется
   Я, и ученый исследует отношения, поддерживаемые этим Я с его
   образом, находящимся вне его. То, что принадлежит эго, является
   идентификациями Воображаемого. Я конституирует себя по от
   ношению к истине Символического порядка; и Лакан показывает,
   как зеркальная идентификация (отсутствующая при психозе) фак
   тически происходит только в том случае, если слово (une parole)
   уже предложило субъекту возможность узнать свой образ" (т. е.
   отождествить свое отражение в зеркале с самим собой, пользуясь
   "словесной", "речевой" подсказкой родителей. -- И. И.) (233, с. 33-34).
   Реальное -- то, что "сопротивляется символизации"
   Наконец, последняя инстан
   ция, Реальное, -- самая пробле
   матичная категория Лакана, так
   как она, с точки зрения француз
   ского психоаналитика, находится
   за пределами языка. Иными сло
   вами, Реальное не может быть
   испытано, т. е. непосредственно
   дано в опыте, поскольку под опытом Лакан понимал только язы
   ковое опосредование, в результате чего Реальное для него
   "абсолютно сопротивляется символизации". Косиков, воспроизво
   дя аргументацию ученого, исходившего в своих попытках рекон
   струировать параметры душевной жизни индивида прежде всего
   из своих наблюдений о младенческой психологии и, следователь
   но, с позиции ребенка, отмечает: "По Лакану, "мир" для ребенка
   в первую очередь отождествляется с телом Матери и персонифи
   цируется в нем, а потому выделение из этого мира (отделение от
   материнского тела), образование субъективного "Я", противопос
   тавляемого объективируемому "не-Я", оказывается своего рода
   нарушением исходного равновесия и тем самым -- источником
   психической "драмы" индивида, который, ощущая свою отторгну
   тость от мира, стремится вновь слиться с ним (как бы вернуться
   в защищенное материнское лоно). Таким образом, первичной
   движущей силой человеческой психики оказывается нехватка (la
   manque-a-etre), "зазор", который индивид стремится заполнить.
   Это стремление Лакан обозначил термином потребность (le
   besoin). Сфера недифференцированной "потребности", настоя
   72
   ГЛАВА II
   тельно нуждающейся в удовлетворении, но никогда не могущей
   быть удовлетворенной до конца, и есть реальное (выделено авто
   ром. -- И. И.) (9, с. 589).
   Теоретическая непроясненность понятия Реального у Ла
   кана, невнятность его определения, отмечаемая всеми его иссле
   дователями, и вообще несомненное нежелание ученого особенно
   распространяться на эту тему не могли не породить многочислен
   ные и зачастую весьма полярные по отношению друг к другу
   интерпретации этого термина, тем более что сам Лакан, как со
   вершенно верно отметил Косиков, выводит "реальное" за преде
   лы научного исследования" (9, с. 589).
   Однако такое положение вещей не могло удовлетворить тех
   теоретиков, которые стремились последовательно применять его
   идеи к сфере литературы. Как только "Царство Реального" на
   чинало рассматриваться не в чисто биологическом плане, т. е. не
   только в узких рамках лакановской схемы поэтапного становления
   человеческого сознания, а переносилось на проблематику литера
   туры и, неизбежно, ее взаимоотношения с действительностью
   (иными словами, лакановское Реальное начинало переосмысли
   ваться как социальное реальное, т. е. как реальность), это сразу
   порождало массу теоретических трудностей.
   Особое мнение Джеймсона:"Реальное -- просто история"
   Правда, далеко не все кри
   тики с готовностью восприняли
   на веру утверждения Лакана о
   принципиальной неопределенно
   сти данного термина; например,
   Ф. Джеймсон считает, что не так
   уж и трудно понять, что имел в
   виду французский ученый под этим таинственным реальным: по
   его мнению, это "просто сама история" (188, с. 391). Справед
   ливости ради следует отметить, что подобная интерпретация лака
   новского Реального вытекает скорее из собственного понимания
   реального самим Джеймсом: "История -- это не текст, не пове
   ствование, господствующее или какое другое, но... как отсутст
   вующая причина она недоступна нам, кроме как в форме текста...
   и наш подход к ней и самому Реальному по необходимости про
   ходит через ее предварительную текстуализацию, ее нарративиза
   цию в политическом бессознательном" (там же, с. 395). Тем не
   менее сам факт, что Реальное Лакана подверглось такому истол
   кованию, весьма примечателен и как раз свидетельствует об об
   щей тенденции, нежели об отдельном случае.
   73
   ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
   Трактовка Морриса: "Реальное -- водораздел между языком и миром вещей"
   Суммируя различные интер