Ингрид Чарльз. Пилот Хаоса

   Палатон не ответил. Он знал, что пытается делать Недар — пользуясь ясновидением, он старался угадать, где они были. Палатону это не нравилось.
   Улыбка Недара стала еще более хищной.
   — Есть и другие способы, — произнес он и отвернулся. Быстрыми шагами нагнав Паншинеа, он предложил понести его сумку и пакет с пробами. Его способности были весьма сильны, и один вид пакета должен был дать ему понять, что они были в Данби — но только не то, каким образом Палатон пробил барьер. Для Палатона по необъяснимым причинам было важно, чтобы Недар знал как можно меньше об их полете.
   Капсула доставила их в Чаролон. Оба пилота не разговаривали. Риндалан постанывал, его тощая фигура под одеждой выглядела так, как будто он мог разлететься на куски в любой момент, а на лице Паншинеа сияла торжествующая усмешка.
   Йорана встретила их у бокового входа, сообщив, что операторы связи со вчерашнего вечера сбились с ног, а Гатон советует сделать заявление, независимо от того, хочет ли этого Паншинеа.
   Император ответил:
   — Тогда подготовь конференц-зал. Я буду там, как только переговорю с Гатоном.
   Чоя кивнула. Прежде, чем отвернуться, ее взгляд задержался на лице Палатона.
   Паншинеа отпустил Недара, затем обратился к Палатону:
   — Остаток дня ты свободен. Прошу тебя, ни с кем не говори, даже если возникнет такая необходимость.
   — Понимаю.
   — Не уверен, — отозвался Паншинеа, проводя пальцем по тонким губам. Он подал руку Риндалану и повел его во дворец, оставив Палатона у входа.
   В туннеле было холодно. Там и тут на каменной кладке лежал иней, который утреннее солнце не успело растопить. Зима все увереннее завладевала столицей. Палатон поежился под курткой и направился потайным коридором. Ауры Йораны и Недара еще светились впереди, отмечая для него дорогу.
   Он вернулся к себе в комнаты, обнаружил там новый чехол для блокнота и внес в блокнот новые записи. Он не стал описывать Малаки и выражать удивление по поводу его способностей. Позже он посетил дворцовый храм и исполнил обряд очищения семи шагов, но не испытал удовлетворения.
   Ужинал он один, просматривая видеозапись заявления Паншинеа. Сказано было только о том, что представители императора встретились с представителями данбинцев и что был выдвинут ультиматум сроком на сорок восемь часов. Палатон выключил экран, размышляя над этим ультиматумом.
   Неужели город Малаки настолько непредсказуем, что сорока восьми часов будет достаточно, чтобы избавиться от всех улик до Переселения? Или же они решатся на общее уничтожение? Что они скрывают и что стремятся завершить? Дети, которые больше не являются на тестирование, чтобы проверить свои способности и узнать, смогут ли они войти в Дом — это могло изменить все общество Чо. Простолюдины, которых нельзя назвать Заблудшими, но которые совершенно не знают принципов использования своих бахдаров… Палатон предвидел настоящий хаос. Он даже представить себе не мог, что ждет планету в будущем.
   А что видел Малаки, пытаясь заглянуть в будущее?
   Палатон беспокойно вышагивал по комнате. Он подошел к окну и увидел, что столица замерла, пораженная первым по-настоящему холодным дыханием зимы — мимо окна пролетали снежные хлопья, они ложились на землю, заглушая звуки и цвета. Уличные фонари высвечивали вихри хлопьев, наполняющих город. Снег пошел совсем недавно — под ним еще кое-где виднелись черные мокрые плешины тротуаров. Палатон наблюдал за снегопадом. Должно быть, ночью он усилится. Затем он озяб и нырнул в пушистый свитер.
   Он чувствовал, что его совершенно не клонит в сон. Связавшись со справочной службой дворца, Палатон обнаружил, что его нигде не ждут. Выйдя из комнаты, он направился по длинному изогнутому коридору. Палатон заметил, что его мысли странным образом возвращаются к детям — тем, которые приветствовали его в Данби, тем, о помощи которым просили его люди, тем, которых хотела иметь от него Йорана.
   Дети были будущим. Дети без роду и племени, без знания своих возможностей, которым никто не поможет достичь этих возможностей… Он сам не знал свою судьбу и не мог иметь детей от Йораны, не открыв своего досадного прошлого. Сексуальные связи считались очень важными, предназначенными для продолжения рода, и Палатон не отрицал этого. Раньше отказываться от них было нетрудно, но теперь он находился в расцвете сил, и предложения стали делать ему самому. Этим он был обязан своему Дому и званию тезара, ибо в его роду способности устойчиво передавались по наследству, а новые чоя в его профессии были всегда необходимы. Всегда.
   Но даже теперь, когда Йорана заговорила о ребенке, Палатон не считал, что сможет помочь ей. Он не чувствовал к ней любви и доверия, необходимых для того, чтобы открыться полностью. Ее красота не скрывала тщеславия. Совет «никому не доверяй», как опасался Палатон, относился и к самой Йоране.
   Теперь, когда между ними стояла смерть Дарба, Палатон не знал, сколько времени сможет отказывать ей. Чем больше загадок оставляла смерть Дарба, тем больше сомнений они вызывали. Он совершил что-то такое, что нужно было утаивать, но это делало неясным его будущее. Вероятно, сегодня еще не слишком поздно все изменить, но как знать!
   Палатон вынырнул из потока мыслей, поднял голову и обнаружил себя около частного выставочного зала Чаролона, цели его путешествия. Находясь внутри защитной системы дворца, зал оставался незапертым, хотя двери его были прикрыты. Мониторы не следили за его приближением.
   Попросив позволения войти, он тут же получил его.
   Внутри зал оказался завораживающим. Палатон застыл на пороге, внезапно пораженный зрелищем, открывшимся его взгляду. Спустя долгую минуту он прошел мимо неподвижных и движущихся скульптур, мимо картин и диаграмм, пока не достиг гобеленов и настенных панно. Его неудержимо влек к себе гобелен, вышитый его матерью.
   Его изумляли все детали этого полотна, созданного переплетением нитей и вышивкой. Панорама заворожила его, пока Палатон не почувствовал, что стоит в оцепенении — и тут он понял, чего искал.
   Перед ним вновь возник его давний сон. Рубиновая капля крови поблескивала на тонком пальце. Позволит ли ей Треза запятнать работу в знак мук и страданий мастерицы или нет? Она поднесла палец к губам… а сейчас, подойдя поближе и всмотревшись, Палатон увидел, что буроватое пятнышко, выцветшее, почти прозрачное, как слеза, коснулось немногих нитей.
   Несколько лет после ее смерти он считал свой сон только ожившим воспоминанием, которое воскресило горе. Теперь же он не мог оторваться от этого пятнышка, забыв, где находится. В том сне-воспоминании мастерица передумала и не стала портить работу. Второй шанс. Палатон в удивлении прикоснулся пальцем к пятну.
   Эта часть гобелена изображала Великий Круг Хаоса над Чо, а на его нитях балансировали символические изображения Звездного, Небесного и Земного домов. Круг завис над Чо, готовясь повернуться. А может, его готовится пожрать пламя, поднимающееся над Чо, размышлял Палатон, разглядывая гобелен.
   Он долго простоял перед гобеленом. Что общего имеют эти языки пламени с Домами его народа? Это не было классическим представлением рождения Домов, Палатон не мог понять художественную интерпретацию матери. Но крошечное пятнышко крови на Круге вновь и вновь привлекало его внимание. Неужели это весточка, оставленная здесь только для него, чтобы он увидел и понял? Неужели она еще сможет что-то поведать, открыть ему?
   — Я чувствую свою неполноценность, мама, — прошептал он, обращаясь к гобелену. — Ты оставила меня, и теперь я не слышу, что ты пытаешься мне сказать, — он устало опустил руки.
   Стаккато тяжелых каблуков по полу галереи привлекло его внимание. Палатон бросился к открытой двери и скользнул в нее, слегка прикрыв, не желая быть замеченным. Его роговой гребень мерцал от предчувствия.
   Свет в галерее стал приглушенным. Палатон смотрел в узкую щель двери, как в его сторону направляются двое посетителей — один стремительно и резко, другой — вяло, лениво и неохотно. Они оказались в поле его зрения, и Палатон затаил дыхание.
   Это были Йорана и молодой чоя, совсем мальчик, блестящими глазами наблюдающий за своей спутницей. Палатон осторожно потянул носом, но не почувствовал исходящего от юноши запаха алкоголя или наркотика. По грубости его рогового гребня Палатон узнал в юноше представителя низшего класса.
   Чоя оступился, судорожно схватившись за рукав спутницы, и упал, увлекая ее за собой. Его голова с отчетливым стуком ударилась об пол, и чоя завозился, стараясь подняться с гладких плиток. Йорана выругалась, встала на колени и взялась за плечо юноши, пытаясь помочь ему. Но он оказался слишком тяжелым. Палатон шагнул в зал.
   — Можно я помогу вам?
   От удивления глаза Йораны сначала расширились, а потом сузились, как щелки.
   — Из всех неподходящих мест ты оказался в самом неподходящем. Уходи отсюда, Палатон.
   Он нагнулся, чтобы поставить юношу на ноги. Чоя казался ошеломленным. Его губы безобразно растянулись, казалось, он представления не имеет где, с кем и зачем находится.
   — Что случилось?
   — Никаких вопросов! Ничего, — Йорана одернула мундир. — Прошу тебя, уходи.
   Но Палатон уже все понял, ибо внезапно уловил мерцание ауры. Этот юноша совершенно не принадлежал себе, он был высосан, как пустая кожура плода, но его ауру покрывал маслянистый слой, и Палатон понял, чья это работа.
   Паншинеа.
   У императора другие развлечения, сказала ему Йорана. Например, кража бахдара у невинных и беспомощных? Издевательство над ребенком, не способным защититься? Йорана подняла голову и ахнула:
   — Вездесущий Боже! Ты знаешь! Но как ты догадался?
   — Как же я мог не догадаться? Куда мы идем?
   — Я — уведу его отсюда, а ты — к себе в комнату. Подумай о собственной жизни. Уходи отсюда, пока можешь.
   Он медлил еще минуту, отведя растрепанные пряди с ее лица, чтобы она видела лучше. Ее кожа казалась мягкой и нежной под его пальцами.
   — Как ты могла смириться с этим? Ее губы сжались.
   — Это поддерживает его, — пробормотала она. — Маленькое зло по сравнению… впрочем, я не знаю. Уходи же, пока тебя не обнаружили. Попозже я зайду к тебе, — пытаясь поддержать совершенно обмякшего мальчика, она оттолкнула Палатона.
   Палатон огляделся. Он заметил, что в коридоре нет мониторов наблюдения — теперь он знал, почему.
   Было гораздо важнее сохранить в тайне ужасные прихоти императора, чем шедевры искусства.
   Он глубоко вздохнул и вышел.
   Верная своему слову, Йорана пришла к нему за несколько часов до рассвета, когда все чоя крепко спят, а души немощных неслышно ускользают прочь.
   Но он не был немощным, он не спал и вскочил на ноги в тот момент, когда дверь начала открываться.
   Золотые и серебряные крупинки под ее прозрачной кожей не смогли скрыть утомление. Серо-голубые глаза хранили следы недавних слез. Йорана держала в одной руке флягу со свежим бреном, а в другой — две кружки.
   Палатон втащил ее в комнату и плотно закрыл дверь.
   — Кстати, к твоему сведению, — прошептала она, — записи наблюдательных служб этого сектора частично стерты.
   Дрожа от усталости, она присела за круглый стол у окна и отдернула штору.
   — Наконец-то снег прекратился, — произнесла она.
   Ее руки были ледяными, когда она подала Палатону кружку. Очевидно, она была не в себе.
   Палатон обдумывал слова утешения, но прежде, чем смог что-либо произнести, она заметила:
   — Труп Дарба нашли сегодня днем. Было установлено, что на него напали хищники. От холода тело закоченело, и точно время смерти определить оказалось невозможным, — она глотнула брен. — Тебе повезло.
   — И мне не следует искушать судьбу?
   — Да, пожалуй, это незачем.
   — Тогда я не буду расспрашивать тебя о том чоя.
   — Отлично. — Она посмотрела в окно. В ее бронзовых волосах светились капли — там, где растаяли снежинки. — Я ничего не смогла бы ответить тебе, кроме того, что сейчас с ним все в порядке. Он лишился способностей… впрочем, которых и было немного. Он из простонародья.
   — Но их было достаточно, чтобы насытить нашего императора. По своим способностям он мог бы войти в Дом? Откуда вы их берете?
   Ее глаза блеснули.
   — Мог бы, — с трудом произнесла она. — Это идея Гатона. Думаю, если Риндалан узнает об этом, он порвет все отношения с Паншинеа. Уже одно это событие способно сильно повредить престолу. Этого мы не можем допустить. Нельзя позволить, чтобы падение одного члена Звездного дома было истолковано как падение всего Дома, — она поставила кружку на стол. Он потянулся и взял ее за руки.
   — Сколько времени твой род входит в Дом?
   — Я попала в него первой, — в ее голосах смешались гордость и печаль.
   Ему следовало удивиться, но он остался спокоен. Некоторые из вновь обращенных борются куда яростнее за право первородства, чем представители старинных фамилий. Он мог бы посочувствовать Йоране, но не императору.
   — Надо остановить Паншинеа.
   — Нет! Ему надо вылечиться!
   — Невропатия неизлечима. Ее течение можно замедлить, но обратного пути нет.
   — Он думает иначе… — Йорана резко остановилась. Она выдернула ладони из его рук. — Чем больше я рассказываю, тем большей опасности подвергаю тебя.
   — Все верно, — Палатон откинулся в кресле. Брен приятно согревал ему горло, желудок наполнялся теплотой. — Я достаточно сделал для достижения равновесия.
   — Равновесия? А, Дарб! — Йорана почти улыбнулась. — Быстро же ты постиг дворцовые тайны.
   — Нет, — возразил он, — так пилот учится находить восходящие и нисходящие потоки.
   — И остается на высоте.
   Палатон слегка покачал головой.
   — Не совсем так. — Он видел, как Йорана дрожит, несмотря на горячий напиток. Он отставил кружку и вновь протянул к ней руки. — Я знаю лучший способ согреть тебя.
   Внезапная надежда промелькнула на ее лице и тут же погасла, как только она прочла выражение его глаз.
   — Никаких обещаний? — уныло спросила она.
   — Никаких.
   Йорана встала и прижала руки к шее. Под ее пальцами бешено колотился пульс.
   — Сейчас этого будет достаточно.
   Она была с ним уже второй раз.

Глава 15

   Его разбудило бьющее в окно солнце. Палатон заморгал от яркого света и тут же понял, что близится полдень, а свет отражается от снегового покрова вокруг Чаролона. Он протер слезящиеся глаза и сел, отбросив одеяло.
   Йорана забормотала во сне и отодвинулась от него, ныряя в теплую пещеру постели. Ее лицо смягчилось, стало безмятежным и удовлетворенным. Палатон протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но его ладонь застыла на полпути.
   Ей не следовало до сих пор оставаться в его постели.
   Палатон замер, размышляя. Она беспечно спала, не тревожась о своих обязанностях. Либо сегодня у нее не было дежурства, либо… пребывание с ним входило в ее обязанности.
   Вряд ли она хотела, чтобы их отношения стали явными. Нет, она и в самом деле вчера беспокоилась, чтобы об этом не узнали. Вчерашний инцидент не помешал ей прийти — в противном случае она тревожилась бы об осложнениях и пришла к нему только на следующую ночь.
   Палатон отдернул руку. Он осторожно выбрался из постели, чтобы не потревожить ее, и отправился в душ. Потом переоделся в летный мундир, теплый даже зимой, и натянул сапоги. Палатона преследовало лицо Недара, ждущего их на летном поле, пытающегося выяснить, где они были и уверяющего, что его вызвал император.
   Недар был здесь ни к чему, если Паншинеа выбрал своим пилотом Палатона. Во всяком случае до тех пор, пока не появится работа, которую сможет выполнить Недар, но не осилит Палатон.
   Такая, например, как атака через щиты Данби прежде, чем истечет сорокавосьмичасовой срок ультиматума…
   Палатон сдернул с вешалки куртку и поспешно вышел из комнаты. Он понимал, что никто не станет извещать его о результатах исследования привезенных вчера образцов, а также о решениях Паншинеа — он всего лишь пилот и не больше.
   Но если им воспользовались, чтобы нанести смертельное поражение щитам Данби, чтобы Недар позднее мог уничтожить их — значит, это его дело. Они воспользовались его даром, таким, которым не обладал Недар. Паншинеа не допустил ошибку, он с самого начала предполагал прибегнуть к помощи тщеславного пилота из Небесного дома. Какими бы ни были последствия, надо лишить Недара преимуществ.
   Он прошел к главному входу, лестница перед которым была посыпана песком, чтобы снег и лед на ступенях не представляли опасности. Аппараты связи по сторонам огромной лестницы бормотали о том, что император отменил на сегодня все свои встречи. Интересно, где сейчас был Паншинеа?
   Наверняка налетном поле, наблюдая за вылетом боевых машин. Палатон нашел свободный транспорт, задал координаты и ускользнул от дворца прежде, чем его заметили.
   Заброшенное летное поле уже не было заброшенным — здесь кипела бурная деятельность, в зимнем воздухе вздымались столбы пара от кораблей, разогревающих двигатели. Должно быть, Недар уже вылетел руководить атакой.
   Он обнаружил Паншинеа в полном одиночестве, на краю взлетной полосы, с накинутым на плечи меховым плащом. Палатон вышел из машины и направился к императору.
   При его приближении зеленые глаза Паншинеа расширились. Император сухо улыбнулся.
   — Гатон предупреждал меня об этом.
   — Мне следовало знать заранее, — Палатон с сожалением вздохнул.
   — И ты бы попытался остановить меня?
   — Да.
   Император усмехнулся и погрузил руки в глубокие карманы плаща.
   — Ты не сможешь спасти меня от самого себя, тезар.
   — Но кто-то должен это сделать.
   Их внимание отвлек стингер, с воем облетевший круг над полем и устремившийся вдаль.
   Роговой гребень Палатона еще гудел от шума, когда Паншинеа сказал:
   — Мы обнаружили отходы генетических экспериментов. Все, чего мы боялись, оказалось в привезенной пробе. Разумеется, я не стал оправдывать этим нарушение срока — если бы все открылось, поднялась бы слишком большая паника. Мы объявили о токсичных промышленных отходах, требующих немедленного уничтожения, и Переселении. Ради нашего же блага. Вначале Малаки запротестует, но когда поймет, что его дело плохо, попытается сохранить лицо. Он ничего не откроет. На этот раз ему придется захоронить отходы даже глубже, чем раньше. Эксперименты будут отложены надолго, может быть, нам удастся запугать его навсегда. — Но надо ли его запугивать? Паншинеа отвел взгляд от неба, в упор посмотрев на Палатона.
   — Позволь объяснить тебе то, что ты в детстве не усвоил на уроках истории. Позволь напомнить о том, что неприемлемо для чоя ни при каких обстоятельствах. Потерянного дома больше нет. Мы уничтожили его, мы — Звездный, .Небесный и Земной дома. Считалось, что нашим общим прародителем был Огненный дом, но мы уничтожили его. Зачем? Да потому, что чоя в нем занимались тем же, что и Малаки. Мы потеряли дар исцеления, и виноват в этом был Огненный дом. Они вмешивались туда, куда не имеет права вмешиваться никто, кроме Вездесущего Бога. И с тех пор ни один император не пожалел о случившемся — даже я. Несмотря на то, что Огненный дом мог бы дать мне исцеление, — Паншинеа зябко поежился на ветру.
   Эти слова мгновенно объяснили все. Палатон вновь обратил взгляд на императора. Он вспомнил гобелен своей матери. Великий Круг — нисходящий или восходящий из моря пламени на Чо. Неужели она знала об уничтоженном Доме?
   — Когда… это случилось?
   — Столетия назад. Еще до современной цивилизации. Не сомневаюсь, что нескольким из них удалось бежать — даже простаки обладают какими-то талантами — но они не вернулись. Мы рыскали повсюду. Мы не могли упустить многих. Наука способна творить чудеса. Но мы придерживаемся строгой этики в отношении наших технических достижений — правил, которыми Малаки предпочел пренебречь. Он поплатится за это. Может быть, поплатится так, что не рискнет возобновить свои опыты. Если же нет, ему грозит судьба Потерянного дома — я не изменю решения.
   Паншинеа бросил на собеседника резкий взгляд. Он почти чувствовал, как вздрагивает Палатон. Император обнажил зубы в кривой ухмылке.
   — Тебе недостаточно моего слова?
   — Я ничего не сказал.
   — Честному чоя это и не нужно. Твои мысли можно прочесть на лице, Палатон. Но я не смогу удержать тебя. Ты слишком решительно отказался присоединиться ко мне. Ты погибнешь, пытаясь меня спасти, и не в физическом смысле, как другие, а в нравственном. Я недостоин этого. Честный тезар заслуживает гораздо большего, чем развращенный император. Мы связались с Моамебом в Голубой Гряде. Тебя ждет контракт, и ты, конечно, его примешь.
   — А если я откажусь?
   Паншинеа внимательно взглянул на него.
   — Тебе придется позабыть о полетах.
   — Но не по собственной воле.
   — Это неважно. Раньше или позже бахдар исчезает у каждого тезара. Никому не придет в голову проверять, что случилось с тобой. Все поверят, что ты сгорел, погиб.
   — В школе этому не поверят.
   Холод зимнего утра вызвал яркий румянец на величественном лице императора. Он отвернулся от Палатона.
   — Ты не сможешь бороться со мной, — пар от его дыхания вился в воздухе. — Во всем есть свои тайны, и есть цена, которую трудно заплатить. Не заставляй преследовать тебя, Палатон.
   Но поскольку его секрет остался нераскрытым, следовало умолчать об этом. Если ему предоставили выбор — летать или не летать, он предпочтет первое. По крайней мере, это еще в его власти. Палатон скрыл облегчение.
   — Хорошо, император. Как вам будет угодно.
   — Мне так угодно, — странный блеск промелькнул в глубине зеленых глаз. — Или же ты предпочитаешь остаться и спасти меня?
   — Я бы спас вас… если бы мог.
   — Тогда слушай меня внимательно, тезар — об этом не знает ни Гатон, ни даже мой преданный Ринди. Где-то и кому-то известно, как исцелить бахдар. Не моим жалким, отвратительным способом — кто-то знает, как правильно сделать это. Последний император пытался уничтожить этих чоя, и они стали хитрее. Разыщи их для меня, Палатон. Найди их и спаси нас всех. Даже самого себя, — император взял его за руку и железными тисками пальцев сжал запястье. — Он угасает и у тебя. Я знаю. Я вижу это в твоих глазах. Спаси себя и меня. Узнай, как они достигают исцеления. Пообещай мне.
   От его прикосновения ледяной холод пронзил Палатона до самых костей, на время он потерял дар речи и смог ответить только кратким кивком.
 
   Йорана не стала предлагать отправиться с ним. Она наблюдала, как Палатон укладывает свой немудреный багаж.
   — Я попытаюсь убедить его вернуть тебя обратно.
   — Я не хочу возвращаться. — Палатон застегнул рюкзак и остановился. — Я хочу летать через лабиринты Хаоса.
   — Но тебе дали контракт на вывоз отходов!
   — Пока. За то, что мне известно, он мог бы убить меня. Уже не в первый раз кто-то пытается это сделать.
   Йорана слегка покраснела и обняла его за талию.
   — Наверное, пройдет много времени, прежде чем мы вновь встретимся…
   — И может быть, тогда я смогу дать тебе то, что не в силах дать сейчас, — он подарил ей жалкую надежду.
   — Тебе трудно? — легкими голосами спросила она.
   — Нет, не за тебя, — Палатон встряхнул рюкзак. — Может быть, Недар…
   Она ударила его — не сильно, но щека тут же покраснела. Его глаза затуманились от боли, но тут же прояснились.
   Йорана прошипела:
   — Если мне недостаточно императора, как ты смеешь предлагать мне Недара?
   — У тебя высокие требования, — медленно отозвался он.
   Йорана взяла себя в руки. Встав, она прошла к двери, открыла ее и остановилась на пороге.
   — Ты пропадешь, если попытаешься…
   — А я должен пытаться? Ее глаза ярко блеснули.
   — Нет, прошу тебя!
   — Тогда я не буду. Я вернусь домой, в Голубую Гряду. Ты найдешь меня там, когда захочешь, — и Палатон пошел от нее.
   — Спасибо, — прошептала Йорана ему вслед.
 
   Палатон ждал капсулу, чтобы добраться до школы, желая побыстрее увидеться с Моамебом, как вдруг заметил неподалеку отряд охранников. На табло порта вспыхнули дипломатические знаки, а затем подъехала большая машина. Палатон увидел, как из нее выходит абдрелик, двигаясь со странной, скользящей грацией, как будто пренебрегая законами притяжения.
   Палатон решил, что ГНаск впал в немилость у Паншинеа одновременно с ним. Не обращая внимания на суматоху в порту Чаролона, он вновь принялся за чтение.
   Огромная тень ГНаска нависла над ним. От него пахло тиной, симбионт непрестанно издавал чавкающие звуки, пока внезапно не замолчал, как будто абдрелик каким-то образом оборвал шумное существо. Его эскорт — чоя и абдрелик — держались на почтительном расстоянии.
   — Улетаете, тезар?
   Палатон поднял голову. Абдрелик обнажил в улыбке кривые клыки.
   — Посланник? Да, улетаю, только местным рейсом, а вы, по-видимому, покидаете планету.
   — Жаль, что не придется путешествовать вместе, да? — ГНаск рассмеялся. Его симбионт затряс студенистым телом. — Я слышал, вы отвергли великодушное предложение Паншинеа.
   — Предпочитаю дальний космос. Как любой тезар.
   — Да, вас растили и готовили для него. Или, по крайней мере, так говорят., — ГНаск опустился на стол — тот был более подходящим для его веса, чем кресло. — Что касается меня, ненавижу путешествовать. К счастью, в моей работе это требуется редко.
   — Возвращаетесь домой?