Страница:
— Это рив. Он здесь самый главный.
Он поднял руку. Тишина была такой мертвой, что было слышно, как прорастает трава в трещины бетона, подумал Рэнд. Его собственное сердце, казалось, грохочет в груди, как гром.
— Прибыл новый класс. Сейчас можете веселиться, потому что чуть позже будут сделаны объявления.
Рэнд почувствовал, как вздрогнул стоящий с ним рядом Зейн.
— Поздоровайтесь и попрощайтесь со своими однокашниками. Следующие курсанты будут переведены в верхнюю школу завтра утром…
Зейн напрягся, толкнув плечом Рэнда. Будь они заряжены, между ними проскочила бы искра. Рэнд оторвал взгляд от рива и взглянул на своего соседа.
— В чем дело?
Зейн шикнул на него, не спуская глаз с рива.
Верхняя школа означала встречу с пилотами, насколько понимал Рэнд. Он тоже затаил дыхание.
— Слушайте: Дарси Фонтьен, Гектор Дельрио, Ува Люзерн и Митцу Токагава, — рив помедлил. — Могу поздравить их с успехами в учебе.
Он повернулся и ушел с грацией, присущей его народу.
Толпа разразилась криками и свистом — шумели все, кроме Зейна, который застыл в потрясенном молчании. Он взглянул на Рэнда.
— Не-е-т… — это был скорее стон, чем просто возглас.
Рэнд понял, почему Клео поселила его именно с Зейном — она знала, что юноша на некоторое время останется в нижней школе. Пока, а может быть, и навсегда.
Слезы заблестели на лице Зейна, он еще раз выкрикнул «Нет!» и бросился бежать, расталкивая курсантов.
Рэнд рванулся за ним.
Зейн мчался с ловкостью прирожденного спринтера. Мышцы Рэнда заныли, когда он попытался нагнать юношу — они еще были непослушными от долгого перелета, от лекарств, от целых дней относительной неподвижности. Его дыхание начало сбиваться почти сразу.
Но он знал, что не должен упускать Зейна из виду. Позади он слышал тревожные крики курсантов, кто-то издал умоляющий пронзительный вопль: — Зейн!
Юноша не остановился.
Они промчались мимо садовника-зарита, уши которого поднялись, а потом в изумлении прижались к голове. Рэнд поскользнулся в полузасохшей луже, вылетел на аллею, чуть не упал на колено, но устоял. Зейн за это время оказался еще дальше.
Тонкий горный воздух, более чистый, чем тот, к которому он привык, и в то же время более бедный кислородом, обжигал легкие Рэнда. Он захрипел, как будто дышал недостаточно глубоко, и широко открыл рот. Пот заструился с его лба. Он слышал, как Зейн стонет и рыдает впереди.
— Зейн, подожди! Я не знаю… куда… мы бежим…
Смуглый юноша слегка замедлил бег, но не ответил. Внезапно он прыгнул.
Рэнд не понял, почему это произошло, но тоже прыгнул, сгруппировавшись в полете. Он ударился о край широкой канавы, перебрался через нее и нагнал Зейна, который на секунду упал на колени и тут же вскочил.
Перед ними возникла еще одна ломаная линия очертаний высоких зданий. Одно из них было особенно большим, с вытянутыми окнами и двускатной крышей. Зейн устремился к нему. Испуганный и усталый, Рэнд последовал за ним. Они ворвались в здание, где на мгновение их ослепил свет. Зейн вскочил в лифт, Рэнд успел прыгнуть в соседний.
Они следовали друг за другом в прозрачных коробках лифтов. Зейн прислонился к стеклянной стене, тяжело дыша и не вытирая мокрое от слез лицо. Рэнд прижался к стене своей кабины, но юноша даже не взглянул на него.
Они оказались на крыше. Рэнд почти протиснулся сквозь двери своего лифта, прежде чем они раздвинулись, чтобы не упустить Зейна. Зейн вновь опередил его.
Прыгнув и набрав в легкие побольше воздуха, Рэнд схватил юношу за рукав. Оба начали скатываться с крыши к краю, тормозя на каждом карнизе только из-за отчаянных усилий Рэнда задержать их.
Пульс Рэнда гулко стучал в голове. Его рука напряглась в последнем усилии удержать Зейна, ибо тот, по-видимому, решил как можно быстрее достигнуть края крыши и броситься вниз.
— Держись! — умолял его Рэнд. — Уцепись хоть за что-нибудь!
— Это ни к чему, — отозвался Зейн, и его рука выскользнула из ладони Рэнда. Ткань затрещала. Рэнд схватился за запястье юноши — держаться за него было легче, чем за предплечье, но гораздо рискованнее. Зейн застонал.
— Расскажи мне о тезарах, — вдруг попросил Рэнд.
Зейн уже почти достиг края крыши. Жилы на его шее натянулись, и он с тоской взглянул на Рэнда.
— Отпусти, пока я не потащил тебя за собой.
Рэндолл не послушался.
— Я понимаю, что тебе больно. Но не уходи, не заставляй отпускать тебя, — он перевел дыхание, и его грудь заныла от боли. — Расскажи мне о тезарах.
Зейн скорчил гримасу.
— Будешь носить голубую форму — все узнаешь. Они придут за тобой, когда захотят. Назовут тебя по имени, и ты станешь Братом, — в его голосе вновь послышались слезы. — Большего я не смел бы желать, — он завертел рукой, пытаясь высвободить запястье из пальцев Рэнда.
— Нет! — Рэнд заскользил вперед на животе, к самому краю крыши, пытаясь поймать Зейна за рукав свободной рукой. Он чувствовал, как его пальцы немеют и разжимаются.
— Зейн, останься со мной!
Юноша свирепо дернулся и освободился. Рэнд бросился вперед, чтобы схватить его, и чуть не свалился с крыши. Зейн прыгнул вниз, не издав ни звука. Его тело глухо ударилось о землю.
Рэнд затрясся от рыданий.
— О, Боже! Нет!
Низкий голос произнес возле его уха.
— Все в порядке. Я держу тебя.
Рэнд почувствовал на своем плече сильную руку. Он оглянулся и увидел, что его держит чоя.
Палатон смотрел на перепуганного мальчишку, которого удерживал на краю крыши. В призрачном свете, идущим от соседней башни, он разглядел блестящие бирюзовые глаза, расширенные от трагедии, свидетелями которой оказались, до сих пор не подозревавшие о жестокости мира. «Человек», — понял Палатон. Один из детей. Горе в его глазах всколыхнуло в душе Палатона воспоминания о детях Скорби. По-видимому, мальчик еще не понял, что обязательно бы последовал на смерть вслед за товарищем, если бы не вмешательство Палатона. Его голоса вздрогнули от скрытых чувств, когда он повторил:
— Все в порядке. Я держу тебя.
Глава 24
Глава 25
Он поднял руку. Тишина была такой мертвой, что было слышно, как прорастает трава в трещины бетона, подумал Рэнд. Его собственное сердце, казалось, грохочет в груди, как гром.
— Прибыл новый класс. Сейчас можете веселиться, потому что чуть позже будут сделаны объявления.
Рэнд почувствовал, как вздрогнул стоящий с ним рядом Зейн.
— Поздоровайтесь и попрощайтесь со своими однокашниками. Следующие курсанты будут переведены в верхнюю школу завтра утром…
Зейн напрягся, толкнув плечом Рэнда. Будь они заряжены, между ними проскочила бы искра. Рэнд оторвал взгляд от рива и взглянул на своего соседа.
— В чем дело?
Зейн шикнул на него, не спуская глаз с рива.
Верхняя школа означала встречу с пилотами, насколько понимал Рэнд. Он тоже затаил дыхание.
— Слушайте: Дарси Фонтьен, Гектор Дельрио, Ува Люзерн и Митцу Токагава, — рив помедлил. — Могу поздравить их с успехами в учебе.
Он повернулся и ушел с грацией, присущей его народу.
Толпа разразилась криками и свистом — шумели все, кроме Зейна, который застыл в потрясенном молчании. Он взглянул на Рэнда.
— Не-е-т… — это был скорее стон, чем просто возглас.
Рэнд понял, почему Клео поселила его именно с Зейном — она знала, что юноша на некоторое время останется в нижней школе. Пока, а может быть, и навсегда.
Слезы заблестели на лице Зейна, он еще раз выкрикнул «Нет!» и бросился бежать, расталкивая курсантов.
Рэнд рванулся за ним.
Зейн мчался с ловкостью прирожденного спринтера. Мышцы Рэнда заныли, когда он попытался нагнать юношу — они еще были непослушными от долгого перелета, от лекарств, от целых дней относительной неподвижности. Его дыхание начало сбиваться почти сразу.
Но он знал, что не должен упускать Зейна из виду. Позади он слышал тревожные крики курсантов, кто-то издал умоляющий пронзительный вопль: — Зейн!
Юноша не остановился.
Они промчались мимо садовника-зарита, уши которого поднялись, а потом в изумлении прижались к голове. Рэнд поскользнулся в полузасохшей луже, вылетел на аллею, чуть не упал на колено, но устоял. Зейн за это время оказался еще дальше.
Тонкий горный воздух, более чистый, чем тот, к которому он привык, и в то же время более бедный кислородом, обжигал легкие Рэнда. Он захрипел, как будто дышал недостаточно глубоко, и широко открыл рот. Пот заструился с его лба. Он слышал, как Зейн стонет и рыдает впереди.
— Зейн, подожди! Я не знаю… куда… мы бежим…
Смуглый юноша слегка замедлил бег, но не ответил. Внезапно он прыгнул.
Рэнд не понял, почему это произошло, но тоже прыгнул, сгруппировавшись в полете. Он ударился о край широкой канавы, перебрался через нее и нагнал Зейна, который на секунду упал на колени и тут же вскочил.
Перед ними возникла еще одна ломаная линия очертаний высоких зданий. Одно из них было особенно большим, с вытянутыми окнами и двускатной крышей. Зейн устремился к нему. Испуганный и усталый, Рэнд последовал за ним. Они ворвались в здание, где на мгновение их ослепил свет. Зейн вскочил в лифт, Рэнд успел прыгнуть в соседний.
Они следовали друг за другом в прозрачных коробках лифтов. Зейн прислонился к стеклянной стене, тяжело дыша и не вытирая мокрое от слез лицо. Рэнд прижался к стене своей кабины, но юноша даже не взглянул на него.
Они оказались на крыше. Рэнд почти протиснулся сквозь двери своего лифта, прежде чем они раздвинулись, чтобы не упустить Зейна. Зейн вновь опередил его.
Прыгнув и набрав в легкие побольше воздуха, Рэнд схватил юношу за рукав. Оба начали скатываться с крыши к краю, тормозя на каждом карнизе только из-за отчаянных усилий Рэнда задержать их.
Пульс Рэнда гулко стучал в голове. Его рука напряглась в последнем усилии удержать Зейна, ибо тот, по-видимому, решил как можно быстрее достигнуть края крыши и броситься вниз.
— Держись! — умолял его Рэнд. — Уцепись хоть за что-нибудь!
— Это ни к чему, — отозвался Зейн, и его рука выскользнула из ладони Рэнда. Ткань затрещала. Рэнд схватился за запястье юноши — держаться за него было легче, чем за предплечье, но гораздо рискованнее. Зейн застонал.
— Расскажи мне о тезарах, — вдруг попросил Рэнд.
Зейн уже почти достиг края крыши. Жилы на его шее натянулись, и он с тоской взглянул на Рэнда.
— Отпусти, пока я не потащил тебя за собой.
Рэндолл не послушался.
— Я понимаю, что тебе больно. Но не уходи, не заставляй отпускать тебя, — он перевел дыхание, и его грудь заныла от боли. — Расскажи мне о тезарах.
Зейн скорчил гримасу.
— Будешь носить голубую форму — все узнаешь. Они придут за тобой, когда захотят. Назовут тебя по имени, и ты станешь Братом, — в его голосе вновь послышались слезы. — Большего я не смел бы желать, — он завертел рукой, пытаясь высвободить запястье из пальцев Рэнда.
— Нет! — Рэнд заскользил вперед на животе, к самому краю крыши, пытаясь поймать Зейна за рукав свободной рукой. Он чувствовал, как его пальцы немеют и разжимаются.
— Зейн, останься со мной!
Юноша свирепо дернулся и освободился. Рэнд бросился вперед, чтобы схватить его, и чуть не свалился с крыши. Зейн прыгнул вниз, не издав ни звука. Его тело глухо ударилось о землю.
Рэнд затрясся от рыданий.
— О, Боже! Нет!
Низкий голос произнес возле его уха.
— Все в порядке. Я держу тебя.
Рэнд почувствовал на своем плече сильную руку. Он оглянулся и увидел, что его держит чоя.
Палатон смотрел на перепуганного мальчишку, которого удерживал на краю крыши. В призрачном свете, идущим от соседней башни, он разглядел блестящие бирюзовые глаза, расширенные от трагедии, свидетелями которой оказались, до сих пор не подозревавшие о жестокости мира. «Человек», — понял Палатон. Один из детей. Горе в его глазах всколыхнуло в душе Палатона воспоминания о детях Скорби. По-видимому, мальчик еще не понял, что обязательно бы последовал на смерть вслед за товарищем, если бы не вмешательство Палатона. Его голоса вздрогнули от скрытых чувств, когда он повторил:
— Все в порядке. Я держу тебя.
Глава 24
— Тебе незачем больше беспокоиться о мальчике, — сказал рив. Он откинулся в кресле и вздернул подбородок, слушая, какой довод может еще выдвинуть Палатон.
— Он перенес невероятный шок.
— Который был бы гораздо более чувствительным, если бы доктор Лиго не послал тебя посмотреть, кто там топает по крыше. Мальчика вернули к товарищам.
Слегка измененные обертоны голоса рива напомнили Палатону, что его могли бы и не вернуть. Палатон переступил с ноги на ногу.
— Я знаю, что я здесь гость, но даже осторожность не может удержать меня от вопроса: что заставило курсанта пойти на самоубийство?
Бриад изучал бумаги на своем столе. Не глядя на Палатона, он произнес:
— Путь курсантов к Братьям слишком труден. Именно так мы добиваемся от них гордости достигнутым положением. Зейн Ардофф уже испытал разочарование — в прошлый раз его не перевели в верхнюю школу. Второй отказ стал для него невыносимым. Может, это к лучшему. Если курсантам приходится тяжело на младших курсах, то в будущем им предстоят не меньшие тяготы. Ты не знаешь, какую работу нам приходится вести, тезар Палатон, и я считаю дальнейшие объяснения бессмысленными. Если же ты желаешь узнать поподробнее о нашей программе, разговор можно продолжить. Чоя в углу до сих пор не принимала участия в их разговоре. Сейчас Грасет зашевелилась, привлекая внимание Палатона и Бриада. Она коротко улыбнулась:
— Вероятно, наш гость задает вопросы, чтобы иметь возможность принять решение.
Палатон отозвался:
— Любое решение трудно принимать вслепую. Что вы можете сделать для меня… и что потребуете взамен?
Рив бесстрастно произнес:
— Мы можем вернуть тебе обратно бахдар. Можем восстановить его на бесконечное множество лет. После этого процесс можно повторять, когда твой дар истощится. А что касается платы… мы просим, чтобы ты отрекся от своего Дома.
— Что? — шок от последнего пересилил радость.
Рив обхватил руками стол, чтобы не потерять равновесие.
— На Чо действия тезаров почти незаконны, следовательно, они не имеют права находиться в обществе. Они отвечают только перед своими летными школами и императором — даже в историческом смысле отвергая престол. Ваш дар — вот что делает доступным космос. Вы, и только вы, спасаете Чо от колонизации. Как тезар, ты имеешь право не отчитываться ни перед кем, кроме своих наставников.
Палатон не мог усидеть на месте. Он поднялся, прошел несколько шагов, увидел пристально наблюдающую за ним Грасет, повернулся и посмотрел на рива Бриада.
— Вы просите об измене.
— Нет, только хочу, чтобы ты стал реалистом. Ты уже переступил границы. Ты воспротивился императору, который в настоящий момент занимает престол. — Бриад тоже поднялся. — Нам нет смысла ссориться с ним. Мы стремимся только укрепить Дом, который должен существовать.
— И какое же положение вы займете на Великом Круге?
— Положение, которое по праву будет принадлежать нам, как только мы подготовимся к этому. — Бриад прошел к окну, откуда открывался вид на школу. — Мы сможем многое дать Чо. Мы не умеем исцелять невропатию — пока, но можем укротить ее так, что больше болезнь не будет сокращать жизни самых одаренных чоя. — Он в упор взглянул на Палатона. — Я смело говорю тебе об этом — думаю, я могу так поступать хотя бы по той причине, что если ты уйдешь, ты так и останешься убийцей четырехсот. Оставшись, ты станешь героем, давшим чоя новый талант и новые возможности. Ты узнаешь, что Круг может поворачиваться в твою пользу — как и в пользу каждого.
Палатон с трудом сглотнул. Он не ответил риву, но вместо этого спросил:
— А как насчет детей?
— Они — часть процесса, — торжественно заявила Грасет. — Но они этого не знают. Они в самом деле не могут познать наш бахдар и то, как мы им управляем.
— Есть правила, — ответил Бриад, — которые мы не осмеливаемся нарушить. Один раз принятые в наш круг, ставшие Братьями, дети уже не будут никем иным. Я не буду повторять тебе свое предложение. Наши ресурсы ограничены, и есть множество других тезаров, которые не страдают от малодушия, подобно тебе.
Палатон сдержался. Грасет не отрывала от него огромных, спокойных глаз. Наконец он произнес:
— Мне надо подумать.
— Думай. Походи по школе. Побывай у курсантов, если захочешь. Понаблюдай за детьми с другой планеты. После этого возвращайся ко мне, — и рив обнажил зубы в улыбке.
Палатон вышел из кабинета.
Грасет встала сразу же, как только мониторы у входа в здание показали, что тезар вышел. Бриад обратился к ней:
— Что ты думаешь?
— Думаю, мы имеем дело со случаем естественной связи. Нам известно, что такое бывало… именно поэтому доктор Нунция и открыла этот процесс. Но ничто в ее записях не может подсказать нам его реакцию.
— Тогда он останется с нами.
— Может быть, — она потянулась и развязала ленту, освободив шелковистые волосы. Она запустила в них пальцы. — Но если мы ошиблись, он может стать действительно опасным.
Бриад притянул ее поближе к себе.
— Один чоя не сможет помешать нам. Мы работали слишком упорно и зашли слишком далеко, чтобы вновь пасть.
Грасет довольно изогнулась. Она провела пальцем по столу Бриада. Приглушенными от действий Бриада голосами она заметила:
— Вскоре мы узнаем ответ. Вряд ли он захочет ждать.
— Я тоже, — отозвался Бриад.
Палатон шагал по территории школы, чувствуя, какую суматоху вызвало его появление среди курсантов. Их было немного, несмотря на внушительные размеры школы. Там, где могли разместиться тысячи, сейчас жило несколько дюжин. Разглядывая здания школы, он пытался угадать, что это — начало Дома или колония, независимая от Чо, совсем не то, на что надеялся Паншинеа — этот «процесс» может стать для него смертельным.
Когда вернется его бахдар, его жизнь вновь наполнится почти безграничными возможностями. Одной из этих возможностей будет искупление вины. Он остановился под большим, с толстыми ветками деревом в углу двора. Стайка детей бегала под ним вокруг паренька в плотном защитном шлеме со знаком школы Голубой Гряды. Пока Палатон стоял, изумленный видом знакомого шлема, мальчишка с закрытыми глазами направился в его сторону. Курсанты расступились, пропуская его к Палатону. Не дойдя шага до него, курсант резко встал и стянул шлем.
Он усмехнулся, увидев, кто оказался на его пути.
— Простите, наставник, — произнес паренек. — Это урок развития предвидения.
— Я так и понял, — с улыбкой ответил Палатон. Он следил, как мальчик вновь натянул шлем и дети пошли прочь в другом направлении. Они приняли его за чоя-учителя, и Палатон не собирался поправлять их. Но почему Заблудшие должны учиться у слепого?
Он вышел из тени под деревом и задумался, сколько времени рив дал ему, чтобы принять решение?
Алекса вошла в комнату неслышно и закрыла за собой дверь. Половина комнаты выглядела неестественно пустой — там не осталось никаких предметов, кроме мебели.
Рэндолл заметил, куда она смотрит и сжался под одеялом на своей постели. Он постоянно мерз и не мог себя согреть — виноват шок, как говорили ему чоя. Доктор Лиго, чоя с двойным роговым гребнем и блестящей гривой каштановых волос, свисающих с него, слишком сурово говорил с Рэндом. Тот немел от строгого голоса доктора.
— Ты выглядишь лучше, — мягко заметила девушка.
— Но чувствую себя по-прежнему. Она присела рядом на пол.
— Это ужасно. Я хочу, чтобы ты знал — мне очень жаль.
Беван уже приходил к нему. Кожа бразильца еле уловимо пахла ее ароматом мускуса и розы.
— Завтра ты пойдешь учиться? Все уже начали.
Его мечта о полетах рассыпалась в пыль. Он покинул своих родителей, свою родную планету и свой народ, оказавшись в плену этой мечты. Ему объяснили, что он должен чем-то пожертвовать, и он был согласен. Но такого он даже не ожидал. Он молчал, и лицо Алексы исказилось.
Она протянула руку и коснулась его щеки, тут же широко улыбнувшись.
— Скоро тебе придется бриться.
Рэнд потер щеку там, где ее только что коснулась Алекса. Колкие щетинки уткнулись в ладонь, и Рэнд почувствовал, как краснеет. Он убрал руку.
Но Алекса взяла его ладонь и сжала, воскликнув:
— Ты холодный, как лед!
— Не могу согреться. Я все время думаю… я должен был его удержать!
— Ты старался, — Алекса взяла обе его руки, согревая их в ладонях. Она посмотрела на Рэнда отчужденным взглядом, как будто вглядываясь во что-то невидимое ему. Вскоре она вновь улыбнулась. — Помоги мне.
Она встала и потянула молнию, расстегивая малиновую блузку. Рэндолл в смущении прикрыл глаза, а когда вновь открыл их, она уже выскользнула из своих одежд и отбросила их. Она быстро сняла тоненькое белье.
— Подвинься, — шепнула девушка, приподнимая угол одеяла.
Он послушался.
Она забралась в постель и легла рядом. Округлости ее тела были теплыми и упругими, и Рэнд показался себе угловатым и костлявым. Она обвила его ногой, положила ладонь на его плоский живот. Он не мог удержаться и в то же время не хотел этого. После первого прикосновения девушки несколько дней назад, он знал, что либо это должно случиться, либо он просто сгорит от желания.
— У тебя это в первый раз? — спросила она, придвинувшись поближе.
— Нет. — Волна желания прошла по его телу. Он приоткрыл рот в безмолвном крике.
Алекса улыбнулась.
— Хорошо, — и набросила одеяло на их головы. — Тогда сейчас ты узнаешь, как надо целовать меня.
Потом она свернулась клубком, как котенок, и задремала, занимая больше половины узкой постели — так, что он был вынужден спать на боку. Рэнд подумал, что Алекса была права — он действительно согрелся. Он прислушивался к ее глубокому дыханию, зная, что ночью она была с Беваном и размышляя, что чувствовал при этом он.
Все это было слишком новым для него. Он еще не избавился от оцепенения.
Завиток ее волос коснулся носа Рэнда. Он осторожно убрал его в сторону. Постель пахла любовью, его потом и ее духами. Он поуютнее устроился в сделанной ими вмятине и заснул.
Алекса проснулась как обычно — внезапно и полностью, широко открыв глаза и озираясь, как будто они открылись прежде, чем мысль об этом возникла у нее. Почувствовав рядом теплое тело, она быстро собралась с мыслями. Воспоминания о мрачном сне постепенно возвращались, как она ни старалась их прогнать.
Ей снились охота и добыча, и даже, Господи помилуй, сладость человеческой плоти. Ей снилось, как она пожирает беспомощных и наслаждается этим. Горячая слеза сбежала по ее щеке. Алекса быстро вытерла ее, решив не поддаваться нелепым снам.
Маленький шрам на ее шее, ближе к спине, снова зудел. Алекса нетерпеливо почесала его. Минуты плотской любви и страсти вызвали в ней мрачные мысли, но ненадолго, а теперь она уже сумела справиться с ними.
Ей хотелось домой. Отец наверняка ждет ее, хотя чоя сообщили ему о гибели. Она понимала, что это было сделано намеренно. Ее отец все узнает, а его положение и деньги скорее всего помогут.
А потом они соберутся и отпразднуют успех своей охо…
Алекса испустила резкий крик и тут же зажала рот ладонью, впившись в нее зубами. Ей хотелось кусать сильнее, еще сильнее, пока горячая, сладкая, с привкусом железа кровь не потечет ей в рот…
Девушка вскочила с постели и прошла в ванную. Она пустила воду — такую же холодную, какими были руки Рэнда, — и умылась. Затем, когда в комнате сгустились сумерки, она вернулась и оделась. Она разбудила Рэндолла, сказала ему, что вскоре позовут ужинать, и ушла. Ей надо было найти способ обуздывать свои страшные сны.
Беван постучал в дверь на рассвете.
— Вставай, соня, — объявил он. Его черные густые волосы были растрепаны, выглядели так, как будто он только что запустил в них обе руки. Через его плечо была перекинута сумка. — Несу барахло!
На общепринятом языке, трейде, это выражение звучало несколько непонятно — «полученные по бартеру товары». Рэнд вышел из туалета с обмотанным вокруг бедер полотенцем, шлепая босыми ногами по холодному полу, с кремом для бритья на лице и бритвой в руке. Беван открыл сумку, поставив ее на заправленную постель.
— Что это ты принес?
— То, приятель, что помогает курсантам выжить, — Беван запустил руки в сумку. — Кофейник для брена.
Рэнд пожал плечами. Он еще не был уверен, нравится ли ему вкус брена. Он добрился — этот процесс еще не требовал от него особой аккуратности — и насухо вытер лицо. Беван вытащил шорты и малиновую форму.
— Что там у тебя еще?
— Водонепроницаемые часы, карманные компьютеры и другие предметы домашней роскоши, которые я и не ожидал здесь найти, — он протянул Рэнду плитку в красочной обертке.
— Шоколад!
Беван отдернул руку.
— Позднее, — заметил он, сверкнув белозубой усмешкой. — Не теперь. Вчера ты похитил мою даму.
Рэнд остановился, наполовину надев форму — она болталась вокруг его бедер.
— Она сама пришла ко мне. Беван пожал плечами.
— Я и не надеялся, что она умеет хранить верность, — и опять это выражение не удалось точно перевести на общепринятый язык, но Рэнду показалось, что он понял слова Бевана.
— Прости, — произнес он.
Беван вновь захлопотал над разложенными по кровати вещами. Он оглянулся, прищурив черные глаза.
— Она хорошо спала?
— Не знаю. Я спал, как убитый, — Рэнд вздохнул, вспомнив о Зейне. — Я…
— Забудь. Я знаю, о чем ты думаешь, — и Беван принялся по порядку укладывать вещи в сумку. — Держись меня, приятель, и мы получим голубую форму за рекордно короткий срок!
— Ты так торопишься?
— Конечно! Мне еще много чего надо сделать. — Беван затянул молнию на сумке и усмехнулся Рэндоллу. — Идем.
Палатон наблюдал за человеческими детьми. За несколько дней он понял, что большинство из них считает себя взрослыми, хотя они еще не достигли пределов своего роста и зрелости, что их нравы непостижимо переменчивы, слезы появляются на лицах так же быстро, как улыбки, и что они представления не имеют об ответственности, ждущей их во взрослой жизни, но считают себя очень опытными. Палатон обнаружил, что заинтересовался высоким, пытливым юношей с бирюзовыми глазами — Палатон наблюдал за ним исподтишка, вспоминая, как всего одной минуты хватило, чтобы спасти его от смерти.
Он наблюдал и размышлял, постоянно чувствуя боль. Они для него были чужаками, Аризар — незнакомой планетой, чоя из школы — странными и надменными… а особенно чужим казался себе он сам. Он был здесь не к месту — на этой планете и среди своего народа.
— Он перенес невероятный шок.
— Который был бы гораздо более чувствительным, если бы доктор Лиго не послал тебя посмотреть, кто там топает по крыше. Мальчика вернули к товарищам.
Слегка измененные обертоны голоса рива напомнили Палатону, что его могли бы и не вернуть. Палатон переступил с ноги на ногу.
— Я знаю, что я здесь гость, но даже осторожность не может удержать меня от вопроса: что заставило курсанта пойти на самоубийство?
Бриад изучал бумаги на своем столе. Не глядя на Палатона, он произнес:
— Путь курсантов к Братьям слишком труден. Именно так мы добиваемся от них гордости достигнутым положением. Зейн Ардофф уже испытал разочарование — в прошлый раз его не перевели в верхнюю школу. Второй отказ стал для него невыносимым. Может, это к лучшему. Если курсантам приходится тяжело на младших курсах, то в будущем им предстоят не меньшие тяготы. Ты не знаешь, какую работу нам приходится вести, тезар Палатон, и я считаю дальнейшие объяснения бессмысленными. Если же ты желаешь узнать поподробнее о нашей программе, разговор можно продолжить. Чоя в углу до сих пор не принимала участия в их разговоре. Сейчас Грасет зашевелилась, привлекая внимание Палатона и Бриада. Она коротко улыбнулась:
— Вероятно, наш гость задает вопросы, чтобы иметь возможность принять решение.
Палатон отозвался:
— Любое решение трудно принимать вслепую. Что вы можете сделать для меня… и что потребуете взамен?
Рив бесстрастно произнес:
— Мы можем вернуть тебе обратно бахдар. Можем восстановить его на бесконечное множество лет. После этого процесс можно повторять, когда твой дар истощится. А что касается платы… мы просим, чтобы ты отрекся от своего Дома.
— Что? — шок от последнего пересилил радость.
Рив обхватил руками стол, чтобы не потерять равновесие.
— На Чо действия тезаров почти незаконны, следовательно, они не имеют права находиться в обществе. Они отвечают только перед своими летными школами и императором — даже в историческом смысле отвергая престол. Ваш дар — вот что делает доступным космос. Вы, и только вы, спасаете Чо от колонизации. Как тезар, ты имеешь право не отчитываться ни перед кем, кроме своих наставников.
Палатон не мог усидеть на месте. Он поднялся, прошел несколько шагов, увидел пристально наблюдающую за ним Грасет, повернулся и посмотрел на рива Бриада.
— Вы просите об измене.
— Нет, только хочу, чтобы ты стал реалистом. Ты уже переступил границы. Ты воспротивился императору, который в настоящий момент занимает престол. — Бриад тоже поднялся. — Нам нет смысла ссориться с ним. Мы стремимся только укрепить Дом, который должен существовать.
— И какое же положение вы займете на Великом Круге?
— Положение, которое по праву будет принадлежать нам, как только мы подготовимся к этому. — Бриад прошел к окну, откуда открывался вид на школу. — Мы сможем многое дать Чо. Мы не умеем исцелять невропатию — пока, но можем укротить ее так, что больше болезнь не будет сокращать жизни самых одаренных чоя. — Он в упор взглянул на Палатона. — Я смело говорю тебе об этом — думаю, я могу так поступать хотя бы по той причине, что если ты уйдешь, ты так и останешься убийцей четырехсот. Оставшись, ты станешь героем, давшим чоя новый талант и новые возможности. Ты узнаешь, что Круг может поворачиваться в твою пользу — как и в пользу каждого.
Палатон с трудом сглотнул. Он не ответил риву, но вместо этого спросил:
— А как насчет детей?
— Они — часть процесса, — торжественно заявила Грасет. — Но они этого не знают. Они в самом деле не могут познать наш бахдар и то, как мы им управляем.
— Есть правила, — ответил Бриад, — которые мы не осмеливаемся нарушить. Один раз принятые в наш круг, ставшие Братьями, дети уже не будут никем иным. Я не буду повторять тебе свое предложение. Наши ресурсы ограничены, и есть множество других тезаров, которые не страдают от малодушия, подобно тебе.
Палатон сдержался. Грасет не отрывала от него огромных, спокойных глаз. Наконец он произнес:
— Мне надо подумать.
— Думай. Походи по школе. Побывай у курсантов, если захочешь. Понаблюдай за детьми с другой планеты. После этого возвращайся ко мне, — и рив обнажил зубы в улыбке.
Палатон вышел из кабинета.
Грасет встала сразу же, как только мониторы у входа в здание показали, что тезар вышел. Бриад обратился к ней:
— Что ты думаешь?
— Думаю, мы имеем дело со случаем естественной связи. Нам известно, что такое бывало… именно поэтому доктор Нунция и открыла этот процесс. Но ничто в ее записях не может подсказать нам его реакцию.
— Тогда он останется с нами.
— Может быть, — она потянулась и развязала ленту, освободив шелковистые волосы. Она запустила в них пальцы. — Но если мы ошиблись, он может стать действительно опасным.
Бриад притянул ее поближе к себе.
— Один чоя не сможет помешать нам. Мы работали слишком упорно и зашли слишком далеко, чтобы вновь пасть.
Грасет довольно изогнулась. Она провела пальцем по столу Бриада. Приглушенными от действий Бриада голосами она заметила:
— Вскоре мы узнаем ответ. Вряд ли он захочет ждать.
— Я тоже, — отозвался Бриад.
Палатон шагал по территории школы, чувствуя, какую суматоху вызвало его появление среди курсантов. Их было немного, несмотря на внушительные размеры школы. Там, где могли разместиться тысячи, сейчас жило несколько дюжин. Разглядывая здания школы, он пытался угадать, что это — начало Дома или колония, независимая от Чо, совсем не то, на что надеялся Паншинеа — этот «процесс» может стать для него смертельным.
Когда вернется его бахдар, его жизнь вновь наполнится почти безграничными возможностями. Одной из этих возможностей будет искупление вины. Он остановился под большим, с толстыми ветками деревом в углу двора. Стайка детей бегала под ним вокруг паренька в плотном защитном шлеме со знаком школы Голубой Гряды. Пока Палатон стоял, изумленный видом знакомого шлема, мальчишка с закрытыми глазами направился в его сторону. Курсанты расступились, пропуская его к Палатону. Не дойдя шага до него, курсант резко встал и стянул шлем.
Он усмехнулся, увидев, кто оказался на его пути.
— Простите, наставник, — произнес паренек. — Это урок развития предвидения.
— Я так и понял, — с улыбкой ответил Палатон. Он следил, как мальчик вновь натянул шлем и дети пошли прочь в другом направлении. Они приняли его за чоя-учителя, и Палатон не собирался поправлять их. Но почему Заблудшие должны учиться у слепого?
Он вышел из тени под деревом и задумался, сколько времени рив дал ему, чтобы принять решение?
Алекса вошла в комнату неслышно и закрыла за собой дверь. Половина комнаты выглядела неестественно пустой — там не осталось никаких предметов, кроме мебели.
Рэндолл заметил, куда она смотрит и сжался под одеялом на своей постели. Он постоянно мерз и не мог себя согреть — виноват шок, как говорили ему чоя. Доктор Лиго, чоя с двойным роговым гребнем и блестящей гривой каштановых волос, свисающих с него, слишком сурово говорил с Рэндом. Тот немел от строгого голоса доктора.
— Ты выглядишь лучше, — мягко заметила девушка.
— Но чувствую себя по-прежнему. Она присела рядом на пол.
— Это ужасно. Я хочу, чтобы ты знал — мне очень жаль.
Беван уже приходил к нему. Кожа бразильца еле уловимо пахла ее ароматом мускуса и розы.
— Завтра ты пойдешь учиться? Все уже начали.
Его мечта о полетах рассыпалась в пыль. Он покинул своих родителей, свою родную планету и свой народ, оказавшись в плену этой мечты. Ему объяснили, что он должен чем-то пожертвовать, и он был согласен. Но такого он даже не ожидал. Он молчал, и лицо Алексы исказилось.
Она протянула руку и коснулась его щеки, тут же широко улыбнувшись.
— Скоро тебе придется бриться.
Рэнд потер щеку там, где ее только что коснулась Алекса. Колкие щетинки уткнулись в ладонь, и Рэнд почувствовал, как краснеет. Он убрал руку.
Но Алекса взяла его ладонь и сжала, воскликнув:
— Ты холодный, как лед!
— Не могу согреться. Я все время думаю… я должен был его удержать!
— Ты старался, — Алекса взяла обе его руки, согревая их в ладонях. Она посмотрела на Рэнда отчужденным взглядом, как будто вглядываясь во что-то невидимое ему. Вскоре она вновь улыбнулась. — Помоги мне.
Она встала и потянула молнию, расстегивая малиновую блузку. Рэндолл в смущении прикрыл глаза, а когда вновь открыл их, она уже выскользнула из своих одежд и отбросила их. Она быстро сняла тоненькое белье.
— Подвинься, — шепнула девушка, приподнимая угол одеяла.
Он послушался.
Она забралась в постель и легла рядом. Округлости ее тела были теплыми и упругими, и Рэнд показался себе угловатым и костлявым. Она обвила его ногой, положила ладонь на его плоский живот. Он не мог удержаться и в то же время не хотел этого. После первого прикосновения девушки несколько дней назад, он знал, что либо это должно случиться, либо он просто сгорит от желания.
— У тебя это в первый раз? — спросила она, придвинувшись поближе.
— Нет. — Волна желания прошла по его телу. Он приоткрыл рот в безмолвном крике.
Алекса улыбнулась.
— Хорошо, — и набросила одеяло на их головы. — Тогда сейчас ты узнаешь, как надо целовать меня.
Потом она свернулась клубком, как котенок, и задремала, занимая больше половины узкой постели — так, что он был вынужден спать на боку. Рэнд подумал, что Алекса была права — он действительно согрелся. Он прислушивался к ее глубокому дыханию, зная, что ночью она была с Беваном и размышляя, что чувствовал при этом он.
Все это было слишком новым для него. Он еще не избавился от оцепенения.
Завиток ее волос коснулся носа Рэнда. Он осторожно убрал его в сторону. Постель пахла любовью, его потом и ее духами. Он поуютнее устроился в сделанной ими вмятине и заснул.
Алекса проснулась как обычно — внезапно и полностью, широко открыв глаза и озираясь, как будто они открылись прежде, чем мысль об этом возникла у нее. Почувствовав рядом теплое тело, она быстро собралась с мыслями. Воспоминания о мрачном сне постепенно возвращались, как она ни старалась их прогнать.
Ей снились охота и добыча, и даже, Господи помилуй, сладость человеческой плоти. Ей снилось, как она пожирает беспомощных и наслаждается этим. Горячая слеза сбежала по ее щеке. Алекса быстро вытерла ее, решив не поддаваться нелепым снам.
Маленький шрам на ее шее, ближе к спине, снова зудел. Алекса нетерпеливо почесала его. Минуты плотской любви и страсти вызвали в ней мрачные мысли, но ненадолго, а теперь она уже сумела справиться с ними.
Ей хотелось домой. Отец наверняка ждет ее, хотя чоя сообщили ему о гибели. Она понимала, что это было сделано намеренно. Ее отец все узнает, а его положение и деньги скорее всего помогут.
А потом они соберутся и отпразднуют успех своей охо…
Алекса испустила резкий крик и тут же зажала рот ладонью, впившись в нее зубами. Ей хотелось кусать сильнее, еще сильнее, пока горячая, сладкая, с привкусом железа кровь не потечет ей в рот…
Девушка вскочила с постели и прошла в ванную. Она пустила воду — такую же холодную, какими были руки Рэнда, — и умылась. Затем, когда в комнате сгустились сумерки, она вернулась и оделась. Она разбудила Рэндолла, сказала ему, что вскоре позовут ужинать, и ушла. Ей надо было найти способ обуздывать свои страшные сны.
Беван постучал в дверь на рассвете.
— Вставай, соня, — объявил он. Его черные густые волосы были растрепаны, выглядели так, как будто он только что запустил в них обе руки. Через его плечо была перекинута сумка. — Несу барахло!
На общепринятом языке, трейде, это выражение звучало несколько непонятно — «полученные по бартеру товары». Рэнд вышел из туалета с обмотанным вокруг бедер полотенцем, шлепая босыми ногами по холодному полу, с кремом для бритья на лице и бритвой в руке. Беван открыл сумку, поставив ее на заправленную постель.
— Что это ты принес?
— То, приятель, что помогает курсантам выжить, — Беван запустил руки в сумку. — Кофейник для брена.
Рэнд пожал плечами. Он еще не был уверен, нравится ли ему вкус брена. Он добрился — этот процесс еще не требовал от него особой аккуратности — и насухо вытер лицо. Беван вытащил шорты и малиновую форму.
— Что там у тебя еще?
— Водонепроницаемые часы, карманные компьютеры и другие предметы домашней роскоши, которые я и не ожидал здесь найти, — он протянул Рэнду плитку в красочной обертке.
— Шоколад!
Беван отдернул руку.
— Позднее, — заметил он, сверкнув белозубой усмешкой. — Не теперь. Вчера ты похитил мою даму.
Рэнд остановился, наполовину надев форму — она болталась вокруг его бедер.
— Она сама пришла ко мне. Беван пожал плечами.
— Я и не надеялся, что она умеет хранить верность, — и опять это выражение не удалось точно перевести на общепринятый язык, но Рэнду показалось, что он понял слова Бевана.
— Прости, — произнес он.
Беван вновь захлопотал над разложенными по кровати вещами. Он оглянулся, прищурив черные глаза.
— Она хорошо спала?
— Не знаю. Я спал, как убитый, — Рэнд вздохнул, вспомнив о Зейне. — Я…
— Забудь. Я знаю, о чем ты думаешь, — и Беван принялся по порядку укладывать вещи в сумку. — Держись меня, приятель, и мы получим голубую форму за рекордно короткий срок!
— Ты так торопишься?
— Конечно! Мне еще много чего надо сделать. — Беван затянул молнию на сумке и усмехнулся Рэндоллу. — Идем.
Палатон наблюдал за человеческими детьми. За несколько дней он понял, что большинство из них считает себя взрослыми, хотя они еще не достигли пределов своего роста и зрелости, что их нравы непостижимо переменчивы, слезы появляются на лицах так же быстро, как улыбки, и что они представления не имеют об ответственности, ждущей их во взрослой жизни, но считают себя очень опытными. Палатон обнаружил, что заинтересовался высоким, пытливым юношей с бирюзовыми глазами — Палатон наблюдал за ним исподтишка, вспоминая, как всего одной минуты хватило, чтобы спасти его от смерти.
Он наблюдал и размышлял, постоянно чувствуя боль. Они для него были чужаками, Аризар — незнакомой планетой, чоя из школы — странными и надменными… а особенно чужим казался себе он сам. Он был здесь не к месту — на этой планете и среди своего народа.
Глава 25
Витерна из Небесного дома поднялась с изящного трона своего Дома — трона, который был точной копией того, что стоял в Чаролоне. Она была все еще поразительно красива, несмотря на пережитые беспокойства за свою власть и отстаивание этой власти у Звездного дома. При виде нее Недар почтительно вытянулся.
Уголок ее рта дрогнул, свидетельствуя о том, что Витерна сознавала свою власть над ним.
— Недар, — произнесла она приветственно, — спасибо, что ты откликнулся на мой вызов.
Что касается родственных отношений, Витерна была его троюродной, если не четвероюродной сестрой. А что касалось власти, то в Небесном доме не было никого сильнее ее. Она считалась Прелатом, но обладала достаточными знаниями, чтобы ориентироваться во многих сферах жизни, являясь влиятельной и богатой представительницей Дома. Чоя умирали ради ее любви, надеялись, что она сочтет их достойными брака с ней, претерпевали страшные испытания. Ее личная жизнь была цепью скандалов, и тем не менее, выйдя замуж, она осталась верной своему чоя до его смерти. Он был гораздо старше Витерны. Глядя на нее, Недар вспомнил слухи о недавно удостоившимся ее милости молодом чоя.
Она протянула руку, и Недар помог ей спуститься вниз.
— Ты хорошо выглядишь.
Недар кивнул.
— Спасибо.
Не отпуская его руку, Витерна повела гостя к столику, скрытому в полутемном углу приемного зала.
Недар не сомневался, что где-то под ее одеждой скрыт диктофон — для каких-то ее целей, ибо уловил странный выступающий угол. Она села. Недар сел напротив нее, остро ощущая ее сексуальную власть — так же, как власть мирскую. Его поразила сияющая, манящая улыбка Витерны, и Недар понял, что эта женщина любвеобильна и желает дать ему это понять.
Недар поглубже уселся в кресло и оглядел стол.
Два хрустальных бокала блестели на его середине. Бледно-розовая жидкость в них слегка пенилась. Витерна подняла крышку со старинного позолоченного блюда. Недар ожидал увидеть на нем еду и замер, когда оказалось, что оно пустое.
Витерна рассмеялась, наблюдая за его растерянным выражением лица.
— Недар, сможешь ли ты насладиться такой порцией?
— По-видимому, нет, — он положил локти на подлокотники кресла и расслабился.
— А знаешь я отдала бы тебе это блюдо, если бы могла. Ты узнаешь его?
Он покачал головой. Его роговой гребень заныл, но Недар не стал обнаруживать свою слабость. Витерна была слишком проницательна. Если она заподозрит в нем какую-нибудь слабость, тогда хлопот не оберешься.
— Это блюдо, — объяснила она, постукивая по его краю, — принадлежало императору Часдену из Небесного дома.
Недар выпрямился. Часден был последним императором Небесного дома, который занимал престол.
Глаза Витерны блеснули.
— Надо ли объяснять дальше?
— Вы оказали мне большую честь, — сердце Недара ускорило ритм, его волнение выдавал нервный тик щеки. Она предложила ему стать первым претендентом от своего Дома на престол, когда придет время свергнуть Паншинеа!
Витерна улыбнулась, прочитав все его мысли по лицу, и вновь закрыла блюдо выпуклой крышкой. Та опустилась с еле слышным стуком.
— Надеюсь, ты горишь так же ярко, как всегда. Чо не выдержит еще одного немощного императора. Абдрелики и ронины только и ждут момента, чтобы сожрать нас, квино и иврийцы подберут остатки.
Он горел уже гораздо слабее, но это можно было исправить. Он обязательно это исправит!
— Я буду усерден в служении Дому.
— Ты обязан делать это. Сейчас уже недостаточно быть просто тезаром. Тебе понадобится стать проницательным и ловким. Я сама обучу тебя всему.
Недар поднял хрустальный бокал.
— Я не подведу.
— Мы оба должны надеяться на это, — Витерна тоже подняла бокал и одновременно изящным движением спустила с плеч платье, обнажая тело, прелести которого не уменьшили ни брак, ни время.
Беван рухнул на кровать, сбросив с нее стопку книг, разлетевшихся по полу. Рэнд, сидевший за столом, оторвался от работы и обернулся, но Беван ничуть не смутился.
— Твой чоя опять преследует тебя.
— Какой еще мой чоя?
Их голоса гулко раздавались в почти пустой комнате. Вторая кровать была придвинута к кровати Рэнда. Иногда ее занимала Алекса, иногда Беван, а бывало, что они спали втроем, «как выводок щенят», как заметила Клео, застав их однажды утром свернувшимися в клубки, с учебниками в усталых руках.
— Только не ври, что ничего не знаешь. Рэнд вытер потный лоб. Стояло жаркое лето, и хотя окно было распахнуто настежь, дневной ветер еще не поднялся и не обдул раскаленные спальни.
— Для этого сейчас слишком жарко, — и он вернулся к учебнику, открытому на столе.
Уголок ее рта дрогнул, свидетельствуя о том, что Витерна сознавала свою власть над ним.
— Недар, — произнесла она приветственно, — спасибо, что ты откликнулся на мой вызов.
Что касается родственных отношений, Витерна была его троюродной, если не четвероюродной сестрой. А что касалось власти, то в Небесном доме не было никого сильнее ее. Она считалась Прелатом, но обладала достаточными знаниями, чтобы ориентироваться во многих сферах жизни, являясь влиятельной и богатой представительницей Дома. Чоя умирали ради ее любви, надеялись, что она сочтет их достойными брака с ней, претерпевали страшные испытания. Ее личная жизнь была цепью скандалов, и тем не менее, выйдя замуж, она осталась верной своему чоя до его смерти. Он был гораздо старше Витерны. Глядя на нее, Недар вспомнил слухи о недавно удостоившимся ее милости молодом чоя.
Она протянула руку, и Недар помог ей спуститься вниз.
— Ты хорошо выглядишь.
Недар кивнул.
— Спасибо.
Не отпуская его руку, Витерна повела гостя к столику, скрытому в полутемном углу приемного зала.
Недар не сомневался, что где-то под ее одеждой скрыт диктофон — для каких-то ее целей, ибо уловил странный выступающий угол. Она села. Недар сел напротив нее, остро ощущая ее сексуальную власть — так же, как власть мирскую. Его поразила сияющая, манящая улыбка Витерны, и Недар понял, что эта женщина любвеобильна и желает дать ему это понять.
Недар поглубже уселся в кресло и оглядел стол.
Два хрустальных бокала блестели на его середине. Бледно-розовая жидкость в них слегка пенилась. Витерна подняла крышку со старинного позолоченного блюда. Недар ожидал увидеть на нем еду и замер, когда оказалось, что оно пустое.
Витерна рассмеялась, наблюдая за его растерянным выражением лица.
— Недар, сможешь ли ты насладиться такой порцией?
— По-видимому, нет, — он положил локти на подлокотники кресла и расслабился.
— А знаешь я отдала бы тебе это блюдо, если бы могла. Ты узнаешь его?
Он покачал головой. Его роговой гребень заныл, но Недар не стал обнаруживать свою слабость. Витерна была слишком проницательна. Если она заподозрит в нем какую-нибудь слабость, тогда хлопот не оберешься.
— Это блюдо, — объяснила она, постукивая по его краю, — принадлежало императору Часдену из Небесного дома.
Недар выпрямился. Часден был последним императором Небесного дома, который занимал престол.
Глаза Витерны блеснули.
— Надо ли объяснять дальше?
— Вы оказали мне большую честь, — сердце Недара ускорило ритм, его волнение выдавал нервный тик щеки. Она предложила ему стать первым претендентом от своего Дома на престол, когда придет время свергнуть Паншинеа!
Витерна улыбнулась, прочитав все его мысли по лицу, и вновь закрыла блюдо выпуклой крышкой. Та опустилась с еле слышным стуком.
— Надеюсь, ты горишь так же ярко, как всегда. Чо не выдержит еще одного немощного императора. Абдрелики и ронины только и ждут момента, чтобы сожрать нас, квино и иврийцы подберут остатки.
Он горел уже гораздо слабее, но это можно было исправить. Он обязательно это исправит!
— Я буду усерден в служении Дому.
— Ты обязан делать это. Сейчас уже недостаточно быть просто тезаром. Тебе понадобится стать проницательным и ловким. Я сама обучу тебя всему.
Недар поднял хрустальный бокал.
— Я не подведу.
— Мы оба должны надеяться на это, — Витерна тоже подняла бокал и одновременно изящным движением спустила с плеч платье, обнажая тело, прелести которого не уменьшили ни брак, ни время.
Беван рухнул на кровать, сбросив с нее стопку книг, разлетевшихся по полу. Рэнд, сидевший за столом, оторвался от работы и обернулся, но Беван ничуть не смутился.
— Твой чоя опять преследует тебя.
— Какой еще мой чоя?
Их голоса гулко раздавались в почти пустой комнате. Вторая кровать была придвинута к кровати Рэнда. Иногда ее занимала Алекса, иногда Беван, а бывало, что они спали втроем, «как выводок щенят», как заметила Клео, застав их однажды утром свернувшимися в клубки, с учебниками в усталых руках.
— Только не ври, что ничего не знаешь. Рэнд вытер потный лоб. Стояло жаркое лето, и хотя окно было распахнуто настежь, дневной ветер еще не поднялся и не обдул раскаленные спальни.
— Для этого сейчас слишком жарко, — и он вернулся к учебнику, открытому на столе.