Страница:
Эскорт Палатона свернул на боковую дорожку и прошел через садовые ворота из обтесанного камня, под перекрученными, толстыми плетями ползучих растений, обнаженных сейчас; в другие сезоны прочные завитки удерживали их на решетке. Когда Палатон проходил под аркой ворот, последний высохший бурый лист сорвался с ветки, скользнул по его щеке и плавно опустился на землю. Формой лист напоминал звезду.
Дождь полил еще сильнее. Священник издал недовольное восклицание и прибавил шагу, гулко топая сапогами по дорожке сада. Палатона провели через зимний сад в зал, защищенный от непогоды высокой куполообразной крышей. Палатон задержался у неработающего фонтана и услышал доносящиеся откуда-то неясные звуки мелодии линдара. Внутри дворец был ярко освещен и казался уютным после серой дождевой хмари на улице. Здесь было тепло. Палатон взглянул на свои сапоги, до самого верха голенищ забрызганные грязью, и поморщился.
Послышался приглушенный, скрежещущий шум, и основание фонтана отодвинулось в сторону, открыв арку. Женщина-офицер прошла вперед, а ее сопровождающий пропустил Палатона и затопал вслед за ним.
Музыка линдара стала слышнее, когда они вступили в кабинет рядом с залом, и Палаток увидел императора Паншинеа, сидящего за инструментом. Длинные пальцы императора беспечно, но уверенно летали над струнами, разыгрывая причудливую мелодию.
Комната была наполнена теплом камина и ярким светом фонарей. Тяжелые ворсистые ковры покрывали мозаичный пол, низкие столики манили присесть или лечь на ковры у огня. Встроенные в стену полки занимали массивные тома, в углу виднелась подвесная библиотечная лестница. Растения в огромных вазах и подвешенных к стенам горшках вплетали в атмосферу комнаты свои сырые запахи.
Офицер и ее сопровождающий почтительно остановились, слушая, как император заканчивает пьесу. Струны дрогнули, пропев заключительный аккорд, и замерли.
Паншинеа был одет по-зимнему, как будто собирался выйти из дворца. Его подбитое соболем одеяние было оторочено тем же мехом на рукавах и воротнике, обувь была толстой и теплой. Палатон мысленно пожалел этого престарелого чоя, пытающегося спастись от холода старости, но тут же отогнал свои мысли, увидев, как император встает из-за инструмента.
Приблизившись, император протянул руки для пожатия, и когда их взгляды встретились, Палатон сразу понял: императору известно, о чем он думает. С помощью телепатии или чего-то иного, но этот чоя читал его мысли так же легко, как только что читал нотные строки музыкальной пьесы.
— В этом году в Чаролоне ранняя зима, — произнес Паншинеа и поднял правую руку.
— Император, — почтительно проговорил Палатон, склоняясь над ней.
— Надеюсь, мой офицер и ее помощник были обходительны с тобой, — Паншинеа отступил назад и оглядел Палатона. — Как я вижу, они провели тебя прямо через сад.
Женщина вспыхнула, и ее кожа потемнела, приобретя розовый оттенок.
— Прошу прощения, император… Паншинеа махнул рукой.
— Ничего страшного, Йорана. Тезару не мешает пройтись по земле. — Паншинеа отвел Палатона в сторону от эскорта. Йорана и священник отступили к потайной двери и застыли в неподвижности, как могли бы простоять не одни сутки, если бы понадобилось.
Паншинеа был не совсем типичным чоя Звездного дома — как правило, они отличались более светлой и блестящей кожей лица, их роговые гребни были толще и тяжелее, но и более тупы, кудрявые волосы имели красноватые и желтоватые оттенки, а глаза обычно были светло-голубыми, зеленоватыми или светло-карими. Грациозные движения двухлоктевых рук во время игры на линдаре были неудивительными для чоя из Звездного дома, однако его пружинисто-сильное тело казалось слишком узловатым. Ростом он был ниже Палатона, немного массивнее его. Вокруг блестящих глаз императора виднелись насмешливые морщины. Его светло-русые с красноватым оттенком волосы слегка поседели там, где они выбивались из-под рогового гребня. Светло-зеленые глаза окружал темный ободок. Ноздри имели изящный изгиб, а на скулах отсутствовали желваки вечно озабоченного торгаша — единственная неприятная черта, отличающая других чоя из Звездного дома.
Император провел Палатона через весь кабинет и усадил на заваленный подушками диван у камина. Сам он опустился в большое пухлое кресло напротив.
— Я помню тебя с тех пор, как тебе присвоили звание, — произнес Паншинеа.
Палатон польщено улыбнулся.
— Благодарю вас.
— Ты удивлен? Напрасно. Каждый год мы выпускаем из школ пятьсот тезаров, и число чоя из Звездного дома среди них неуклонно уменьшается. Я вижу, как прыткие чоя из Небесного дома обгоняют вас, и тревожусь.
Откровенные слова императора поразили Палатона сильнее, чем сам этот факт. И верно, число пилотов из Небесного дома росло с астрономической скоростью по сравнению с пилотами других домов — еще одно доказательство нисхождения Звездного дома, — хотя их общее число постоянно снижалось. И тем не менее в настоящий момент у Звездного дома должно было насчитываться более десяти тысяч пилотов, и то, что его заметили среди всех, изумило Палатона.
Император поудобнее устроился в кресле. Пламя камина освещало его профиль. Казалось, он уже собирается продолжить разговор, как вдруг у двери кабинета раздался шум и вошел чоя с переговорным устройством под мышкой.
— Прошу прощения, Паншинеа, — пробормотал он, пряча в морщинах темные умные глаза. В его черных волосах поблескивали нити белого золота. — Неприятности, — добавил он, настраивая переговорное устройство. Взглянув на Палатона, он тут же оценил ситуацию: — Если тезар будет так любезен пройти со мной, я устрою его в…
— Нет, — перебил Паншинеа. — Он останется. Скоро и так эта новость будет известна решительно всем. — Он пристроил датчик на лбу и вытянул вперед микрофон.
Пожилой чоя взглянул на Палатона, как на непрошенного гостя — таким взглядом его еще никто не награждал с тех пор, как Палатон стал тезаром. Он узнал в этом чоя главного советника и императора, Гатона, министра ресурсов. Губы Гатона дрогнули, но он промолчал, пренебрежительно разглядывая Палатона.
— Что случилось? — негромко спросил император, и в его голосах послышалась тщательно скрываемая досада. Он нетерпеливо выслушал ответ. — Сколько бунтовщиков и где вам удалось задержать их? А, понятно… Отправьте мне отчет. Проведите собрание и сообщите им еще раз, что у нас нет другого выхода. Пришло время Переселения, и необходимо предпринять то, что обычно.
Переселение. Палатон старался не прислушиваться к разговору, однако все слышал и понимал, что случилось. Ресурсы планеты истощились, многие из них удавалось поддерживать с величайшим трудом, население ограничили двумя сотнями миллионов — количеством, которое еще кое-как могла вынести планета. Но после многих тысяч лет цивилизации даже этой меры оказалось недостаточно — планета была загрязнена, истощенная почва стала непригодна для земледелия. Целые округа периодически приходилось насильственно переселять на новые места, перевозить в другую часть материка, до тех пор пустующую, отдыхающую, ждущую своей очереди в цикле.
Целые поселения оставались безлюдными. Чоя приходилось покидать могилы близких, расставаться с нажитым добром и родными землями. Когда-нибудь такая участь должна была постичь и Чаролон. Бунты и восстания казались неизбежными — иногда совершались кровопролития.
Вынырнув из потока своих мыслей, Палатон поднял голову и увидел, что разговор закончен. Паншинеа снял переговорное устройство и повернул к нему по-прежнему спокойное лицо.
— Переселение, — произнес император. — На что еще нам остается уповать?
Палатон сдержанно улыбнулся. Цитата показалась ему подходящей к случаю. Гатон стоял, держа на ладони переговорное устройство.
— Могу ли я быть еще чем-то полезен, император?
— Нет. Но попроси принести сюда дневную порцию брена и несколько бутербродов. — Когда министр вышел, Паншинеа с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла. — Расскажи мне о гуранах и трелках, — попросил он.
Палатон рассказал все, что мог, не нарушая условий конфиденциальности контракта. Император внимательно слушал и заинтересованно расспрашивал его, у него оказался живой ум и невероятно обширные познания. Когда принесли еду, Палатон пожалел, что поддался мгновенному раздражению, поскольку, как оказалось, Паншинеа угадывал почти все его мысли. Паншинеа заворочался в кресле.
— Об эвакуации было решено прежде, чем ты приступил к выполнению контракта, — произнес он.
— Да.
— А тебе известно, куда Союз дал согласие переселить их?
— Нет.
В состав Союза входило не так уж много благополучных планет, население большинства из них к тому же достигло угрожающих размеров. Такое переселение было бы несправедливым и с точки зрения закона, и здравого смысла.
— Если я попрошу тебя, Палатон — если твой император прикажет — ты сможешь определить, куда?
Палатон задумался над ответом, стараясь отогнать вопрос, почему императора это заинтересовало. Почему он вдруг захотел об этом узнать? Какую пользу принесет ему это знание?
— Я… попробую, — наконец произнес он.
— Тогда сделай это. Я прошу об этом не просто из любопытства, — Паншинеа поднялся. — Мы веками отдаляли неизбежное, но даже если это будет последним деянием при правлении Звездного дома, я намерен начать колонизацию. Ресурсы Чо слишком истощены, чтобы продолжать поддерживать жизненный баланс. Мы должны расширяться, мы должны расти. Надо обновлять население. У нас нет другого выбора, кроме как эмигрировать.
Несмотря на близость камина, источающего тепло, Палатон поежился. Чоя должны были жить на Чо — только здесь можно познать Вездесущего Бога и быть под его опекой. Покинуть планету значило покинуть Бога, искать его заново… и, вероятно, найти ложных богов на чужих планетах. Чоя по-разному отнесутся к этому, если они вообще выдержат. Дети станут мутантами, чтобы приспособиться к условиям новой планеты. Они будут меняться, сами того не зная. Чоя отдаляли этот конец веками, ведя борьбу за выживание на родной планете. Небесный дом воспротивится переселению всеми силами. Неужели Паншинеа хочет преждевременного падения своего дома?
Палатон поднялся, увидел впившиеся в его лицо блестящие глаза и понял, что император успел уловить каждую мысль, только что промчавшуюся в его голове.
Глава 10
Дождь полил еще сильнее. Священник издал недовольное восклицание и прибавил шагу, гулко топая сапогами по дорожке сада. Палатона провели через зимний сад в зал, защищенный от непогоды высокой куполообразной крышей. Палатон задержался у неработающего фонтана и услышал доносящиеся откуда-то неясные звуки мелодии линдара. Внутри дворец был ярко освещен и казался уютным после серой дождевой хмари на улице. Здесь было тепло. Палатон взглянул на свои сапоги, до самого верха голенищ забрызганные грязью, и поморщился.
Послышался приглушенный, скрежещущий шум, и основание фонтана отодвинулось в сторону, открыв арку. Женщина-офицер прошла вперед, а ее сопровождающий пропустил Палатона и затопал вслед за ним.
Музыка линдара стала слышнее, когда они вступили в кабинет рядом с залом, и Палаток увидел императора Паншинеа, сидящего за инструментом. Длинные пальцы императора беспечно, но уверенно летали над струнами, разыгрывая причудливую мелодию.
Комната была наполнена теплом камина и ярким светом фонарей. Тяжелые ворсистые ковры покрывали мозаичный пол, низкие столики манили присесть или лечь на ковры у огня. Встроенные в стену полки занимали массивные тома, в углу виднелась подвесная библиотечная лестница. Растения в огромных вазах и подвешенных к стенам горшках вплетали в атмосферу комнаты свои сырые запахи.
Офицер и ее сопровождающий почтительно остановились, слушая, как император заканчивает пьесу. Струны дрогнули, пропев заключительный аккорд, и замерли.
Паншинеа был одет по-зимнему, как будто собирался выйти из дворца. Его подбитое соболем одеяние было оторочено тем же мехом на рукавах и воротнике, обувь была толстой и теплой. Палатон мысленно пожалел этого престарелого чоя, пытающегося спастись от холода старости, но тут же отогнал свои мысли, увидев, как император встает из-за инструмента.
Приблизившись, император протянул руки для пожатия, и когда их взгляды встретились, Палатон сразу понял: императору известно, о чем он думает. С помощью телепатии или чего-то иного, но этот чоя читал его мысли так же легко, как только что читал нотные строки музыкальной пьесы.
— В этом году в Чаролоне ранняя зима, — произнес Паншинеа и поднял правую руку.
— Император, — почтительно проговорил Палатон, склоняясь над ней.
— Надеюсь, мой офицер и ее помощник были обходительны с тобой, — Паншинеа отступил назад и оглядел Палатона. — Как я вижу, они провели тебя прямо через сад.
Женщина вспыхнула, и ее кожа потемнела, приобретя розовый оттенок.
— Прошу прощения, император… Паншинеа махнул рукой.
— Ничего страшного, Йорана. Тезару не мешает пройтись по земле. — Паншинеа отвел Палатона в сторону от эскорта. Йорана и священник отступили к потайной двери и застыли в неподвижности, как могли бы простоять не одни сутки, если бы понадобилось.
Паншинеа был не совсем типичным чоя Звездного дома — как правило, они отличались более светлой и блестящей кожей лица, их роговые гребни были толще и тяжелее, но и более тупы, кудрявые волосы имели красноватые и желтоватые оттенки, а глаза обычно были светло-голубыми, зеленоватыми или светло-карими. Грациозные движения двухлоктевых рук во время игры на линдаре были неудивительными для чоя из Звездного дома, однако его пружинисто-сильное тело казалось слишком узловатым. Ростом он был ниже Палатона, немного массивнее его. Вокруг блестящих глаз императора виднелись насмешливые морщины. Его светло-русые с красноватым оттенком волосы слегка поседели там, где они выбивались из-под рогового гребня. Светло-зеленые глаза окружал темный ободок. Ноздри имели изящный изгиб, а на скулах отсутствовали желваки вечно озабоченного торгаша — единственная неприятная черта, отличающая других чоя из Звездного дома.
Император провел Палатона через весь кабинет и усадил на заваленный подушками диван у камина. Сам он опустился в большое пухлое кресло напротив.
— Я помню тебя с тех пор, как тебе присвоили звание, — произнес Паншинеа.
Палатон польщено улыбнулся.
— Благодарю вас.
— Ты удивлен? Напрасно. Каждый год мы выпускаем из школ пятьсот тезаров, и число чоя из Звездного дома среди них неуклонно уменьшается. Я вижу, как прыткие чоя из Небесного дома обгоняют вас, и тревожусь.
Откровенные слова императора поразили Палатона сильнее, чем сам этот факт. И верно, число пилотов из Небесного дома росло с астрономической скоростью по сравнению с пилотами других домов — еще одно доказательство нисхождения Звездного дома, — хотя их общее число постоянно снижалось. И тем не менее в настоящий момент у Звездного дома должно было насчитываться более десяти тысяч пилотов, и то, что его заметили среди всех, изумило Палатона.
Император поудобнее устроился в кресле. Пламя камина освещало его профиль. Казалось, он уже собирается продолжить разговор, как вдруг у двери кабинета раздался шум и вошел чоя с переговорным устройством под мышкой.
— Прошу прощения, Паншинеа, — пробормотал он, пряча в морщинах темные умные глаза. В его черных волосах поблескивали нити белого золота. — Неприятности, — добавил он, настраивая переговорное устройство. Взглянув на Палатона, он тут же оценил ситуацию: — Если тезар будет так любезен пройти со мной, я устрою его в…
— Нет, — перебил Паншинеа. — Он останется. Скоро и так эта новость будет известна решительно всем. — Он пристроил датчик на лбу и вытянул вперед микрофон.
Пожилой чоя взглянул на Палатона, как на непрошенного гостя — таким взглядом его еще никто не награждал с тех пор, как Палатон стал тезаром. Он узнал в этом чоя главного советника и императора, Гатона, министра ресурсов. Губы Гатона дрогнули, но он промолчал, пренебрежительно разглядывая Палатона.
— Что случилось? — негромко спросил император, и в его голосах послышалась тщательно скрываемая досада. Он нетерпеливо выслушал ответ. — Сколько бунтовщиков и где вам удалось задержать их? А, понятно… Отправьте мне отчет. Проведите собрание и сообщите им еще раз, что у нас нет другого выхода. Пришло время Переселения, и необходимо предпринять то, что обычно.
Переселение. Палатон старался не прислушиваться к разговору, однако все слышал и понимал, что случилось. Ресурсы планеты истощились, многие из них удавалось поддерживать с величайшим трудом, население ограничили двумя сотнями миллионов — количеством, которое еще кое-как могла вынести планета. Но после многих тысяч лет цивилизации даже этой меры оказалось недостаточно — планета была загрязнена, истощенная почва стала непригодна для земледелия. Целые округа периодически приходилось насильственно переселять на новые места, перевозить в другую часть материка, до тех пор пустующую, отдыхающую, ждущую своей очереди в цикле.
Целые поселения оставались безлюдными. Чоя приходилось покидать могилы близких, расставаться с нажитым добром и родными землями. Когда-нибудь такая участь должна была постичь и Чаролон. Бунты и восстания казались неизбежными — иногда совершались кровопролития.
Вынырнув из потока своих мыслей, Палатон поднял голову и увидел, что разговор закончен. Паншинеа снял переговорное устройство и повернул к нему по-прежнему спокойное лицо.
— Переселение, — произнес император. — На что еще нам остается уповать?
Палатон сдержанно улыбнулся. Цитата показалась ему подходящей к случаю. Гатон стоял, держа на ладони переговорное устройство.
— Могу ли я быть еще чем-то полезен, император?
— Нет. Но попроси принести сюда дневную порцию брена и несколько бутербродов. — Когда министр вышел, Паншинеа с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла. — Расскажи мне о гуранах и трелках, — попросил он.
Палатон рассказал все, что мог, не нарушая условий конфиденциальности контракта. Император внимательно слушал и заинтересованно расспрашивал его, у него оказался живой ум и невероятно обширные познания. Когда принесли еду, Палатон пожалел, что поддался мгновенному раздражению, поскольку, как оказалось, Паншинеа угадывал почти все его мысли. Паншинеа заворочался в кресле.
— Об эвакуации было решено прежде, чем ты приступил к выполнению контракта, — произнес он.
— Да.
— А тебе известно, куда Союз дал согласие переселить их?
— Нет.
В состав Союза входило не так уж много благополучных планет, население большинства из них к тому же достигло угрожающих размеров. Такое переселение было бы несправедливым и с точки зрения закона, и здравого смысла.
— Если я попрошу тебя, Палатон — если твой император прикажет — ты сможешь определить, куда?
Палатон задумался над ответом, стараясь отогнать вопрос, почему императора это заинтересовало. Почему он вдруг захотел об этом узнать? Какую пользу принесет ему это знание?
— Я… попробую, — наконец произнес он.
— Тогда сделай это. Я прошу об этом не просто из любопытства, — Паншинеа поднялся. — Мы веками отдаляли неизбежное, но даже если это будет последним деянием при правлении Звездного дома, я намерен начать колонизацию. Ресурсы Чо слишком истощены, чтобы продолжать поддерживать жизненный баланс. Мы должны расширяться, мы должны расти. Надо обновлять население. У нас нет другого выбора, кроме как эмигрировать.
Несмотря на близость камина, источающего тепло, Палатон поежился. Чоя должны были жить на Чо — только здесь можно познать Вездесущего Бога и быть под его опекой. Покинуть планету значило покинуть Бога, искать его заново… и, вероятно, найти ложных богов на чужих планетах. Чоя по-разному отнесутся к этому, если они вообще выдержат. Дети станут мутантами, чтобы приспособиться к условиям новой планеты. Они будут меняться, сами того не зная. Чоя отдаляли этот конец веками, ведя борьбу за выживание на родной планете. Небесный дом воспротивится переселению всеми силами. Неужели Паншинеа хочет преждевременного падения своего дома?
Палатон поднялся, увидел впившиеся в его лицо блестящие глаза и понял, что император успел уловить каждую мысль, только что промчавшуюся в его голове.
Глава 10
— Но не снимай со лба тяжелый гребень, пока я крепким не забудусь сном, — с иронией процитировал Паншинеа. Он потянулся за кочергой и пошевелил угли, когда внезапно дождь громко застучал по крыше, как будто сразу разверзлись небеса. Снаружи, за окнами, все потемнело — казалось, ночь наступила раньше времени. — Нет, тезар, я не читаю твои мысли, да это мне и не нужно. Твое потрясенное выражение лица — открытая книга.
— Но ведь должны быть другие выходы, — Палатон чувствовал себя так, как будто диван, на котором он сидел, неожиданно оказался на нетвердой почве, колышущейся болотной трясине. Он вслушивался в шум капель по древней крыше и гадал, будет ли дождь в другом мире похож на родной, привычный домашний дождь. Конечно, думать об этом было нелепо — как пилот, он большую часть своей жизни провел в других мирах. Он уже знал, что стук капель может звучать совсем по-иному — в зависимости от того, каким материалом покрыта крыша и каков климат планеты.
— Конечно. Один из них — продолжать делать то, что мы делали до сих пор. Но этот выход не отвечает нашим интересам. Разве птицы всегда, поколение за поколением гнездятся на одном и том же дереве, несмотря на шум и недостаток листвы? Нет, они расправляют крылья и без боязни улетают прочь — к следующему дереву, затем к другому, и так далее. Но мы, чоя, не улетаем, так как боимся стать иными и забываем о том, что мы можем приобрести больше, чем потерять, — Паншинеа слегка помахивал кочергой, как будто дирижируя мелодией, которую не слышал Палатон. — Прежде, чем мысленно ты назовешь меня безумцем, пойми, что я провел большую часть своей жизни на престоле и успел кое о чем поразмыслить. Задай себе вопрос, почему из всех разумных существ только чоя способны проникать в лабиринты Хаоса? Разве мы тем самым не готовим себя к тому, чтобы покинуть собственное гнездо? Разве не так?
Палатон поднял голову.
— Не знаю, — он помедлил. — Но если вы хотите, чтобы я узнал, какая планета была выбрана для гуранов, то есть другие, кто более искушен и опытен в таких вопросах, чем я.
— Ты отказываешь мне?
— Я полагаю, что другие смогут принести вам большую пользу. Я пилот, император, а не дипломат.
— Твое поведение убеждает в обратном, — Паншинеа покачался на ступнях. Его мускулистое тело напряглось.
— Мы служим Чо и народу чоя так, как можем, — спокойно заявил Палатон, но его сердце заколотилось в темпе бешеного дождя, все еще стучащего по крыше. Его горло сжалось, как будто он вдруг почувствовал направленный на него бахдар, исходящий от императора, подобно сияющей молнии. В комнате повисло напряженное молчание.
Но Палатона ничто не коснулось. Паншинеа вновь сел в кресло, сморщившись от боли, и заметив это, Палатон тут же почувствовал, как расслабились мышцы его шеи.
В этот момент он, один из немногих чоя, понял, что императора, как и тезара, терзает невропатия — наследственная болезнь, сжигающая нервы. Значит, речь шла не о том, умрет ли Паншинеа императором — было еще неизвестно, что доконает его прежде: происки Небесного дома или болезнь. Палатон инстинктивно потянулся вперед, чтобы смягчить эту боль. Император испустил прерывистый вздох.
— Ты честный, — произнес он, как будто сделав вывод. — Мне надо поразмыслить над тем, смогу ли я доверять честному чоя. Йорана проводит тебя в твои комнаты. Встретимся утром.
Палатон встал. Йорана уже шагала через кабинет, бронзовые волосы трепетали от ее быстрых движений, как будто она прислушивалась к слабым голосам императора. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки от него, и Палатон понял, что встреча с Паншинеа окончена.
Они пошли прочь.
— Йорана!
Она быстро обернулась к императору.
— Быстрее возвращайся ко мне, — произнес Паншинеа, в глазах которого промелькнул странный блеск.
Она покраснела.
— Да, император.
Повернувшись к Палатону, она старалась не встречаться с ним взглядом.
Гатон ждал их снаружи, у дверей кабинета, на его губах застыла пренебрежительная усмешка. Йорана приостановилась, позволяя Палатону обменяться несколькими словами с министром.
— Все, что сказано в Чаролоне, следует держать в тайне, — произнес министр.
— Понимаю.
— Будьте осторожны, — Гатон вздернул подбородок, и Йорана прошагала мимо него. Палатон пошел следом. Он чувствовал, как пристальный взгляд черных глаз министра впивается ему в спину, пока не свернул за угол коридора, скрывшись из виду.
Палаток задумался, почему отпрыск Небесного дома стал министром при императоре из Звездного дома. Неужели врожденные способности и преданность Чо заставили его заняться ненавистной работой?
Лабиринты Чаролона казались бесконечными. Без проводника Палатон никогда не нашел бы свои комнаты, если бы только не воспользовался помощью бахдара. Йорана привела его к дверям и ушла. Палатон подошел к окну и увидел, что дождь превратился в сплошной ливень. Темно-серый туман повис над парком. Палатон распахнул окно и глубоко вздохнул. Только теперь он почувствовал, как устал, добираясь сюда, и присел на край кровати. Внутри Чаролона аура оказалась совершенно незнакомой — Палатон не мог определить, что она означает.
Его не просили быть доверенным лицом императора, но тяжесть этой обязанности уже угнетала его. Просто так император не выпустит его отсюда. Палатон задавал себе вопрос, что потребуется от него и сможет ли он сделать все, чтобы остаться в живых.
Морщась от неприятного ощущения во рту, напоминающего привкус пепла, Палатон лег и погрузился в сон.
Он проснулся от тихого стука в дверь. Он моргнул, сразу же позабыв о том, что ему снилось, рывком сел и взглянул на еще открытое окно. В комнате стало холодно, по черноте неба он догадался, что наступила глубокая ночь. Стук повторился, и Палатон вскочил на ноги.
На пороге, в слабом свете коридора, стояла Йорана. Ее волосы окружала золотистая аура.
— Я решила, что мне будет легче найти тебя, чем тебе — меня, — приветливо произнесла она и спокойно подала ему руку.
Палатон взял ее за руку и ввел в комнату. Она легко прильнула к нему.
— Я решил, что тебя ждет император.
— У Паншинеа другие развлечения, — возразила она низкими и ласковыми голосами.
Свернувшись возле Палатона уютным клубком, она не стала жаловаться на холод в комнате.
Вскоре Палатон ощутил, как тает от тепла ее тела.
Она встала на рассвете. Он лежал, открыв глаза, и наблюдал, как она одевается, ощущал ее запах — пряный и нежный, напоминающий то, что связало их. Йорана застегнула воротник, одной рукой проверив, на месте ли ее отличительные знаки. Затем она склонилась и быстро, ласково обняла его на прощание.
— Никому не доверяй, — произнесла она и пальцем прикрыла ему глаза.
Дождавшись, когда закроется дверь, он скользнул в теплоту под одеяло. Слова Йораны заставили его погрузиться в беспокойный сон. Когда Палатон вновь проснулся, бледный луч солнца пробивался сквозь тучи, а птицы под окном уже подняли шумную возню.
На завтрак следовало спуститься в общую столовую, обслуживающую тех, кто был занят во дворце. В комнате Палатон обнаружил кредитные карты и теперь расплатился ими за завтрак, состоящий из водянистого и некрепкого брена, свежих булочек, консервированных сочных апринов и омлета. Еда оказалась вкусной и горячей, априны — сладкими и сочными, хотя их сезон, лето, уже прошел и приближалась зима. Палатон смаковал вкус домашней пищи.
За едой он прислушивался к разговорам, не стремясь их поддерживать, но тем не менее вынужденный это делать. Больше всего обсуждали недавний бунт переселенцев — Паншинеа был прав, утверждая, что вскоре эта новость станет далеко не новостью. Чтобы осуществить эвакуацию округа Данби, туда были посланы войска; ожидались немалые жертвы.
Палатон знал, кто такие данбинцы. Суеверный народец, они вросли в свою долину у реки так же прочно, как окружающие их горы. Кроме того, он помнил, что река от неумеренного потребления воды превратилась в ручей и что Паншинеа, вероятно, ждал до последнего момента, прежде чем объявить Переселение. Странно, что население долины оставалось там до сих пор, хотя уже полностью разрушено экологическое равновесие, так и не пожелав переселяться добровольно, думал он, дожевывая омлет.
Но еще более странно то, что они решили бунтом усугубить ситуацию.
Палатон обнаружил, что его вчерашний сопровождающий из Земного дома ждет, пока он докончит завтрак. Чоя стоял неподалеку с почтительным выражением на круглом лице.
— Тезар Палатон, прошу вас следовать за мной.
Столь ранний вызов не удивил Палатона. Гораздо более он изумился, оглядев огромный зал, наполненный чоя и гостями-инопланетянами, и увидев тезара, шествующего через зал с надменным видом. Он застыл на месте и прищурился.
Тезар оказался лишь слегка повернутым к Палатону, и Палатону пришлось всмотреться, прежде чем он узнал ауру Недара. Задумавшись о цели прибытия Недара в Чаролон, он задался вопросом, не была ли эта цель такой же, как его собственная. Неужели Паншинеа вызвал и Недара? И если да, то зачем?
Охранник коснулся его рукава.
— Тезар! — терпеливо повторил он.
— Идем, — отсутствующим тоном отозвался Палатон и последовал за ним, размышляя об увиденном. Какая необходимость заставила Паншинеа отрывать от работы лучших пилотов?
Паншинеа стоял в своем официальном кабинете. При виде Палатона он широко улыбнулся.
— Итак, брат, министр Гатон убедил меня, что твоя инстинктивная сдержанность свидетельствует о неизменной корректности, и что ты совершенно не подходишь для той задачи, которую я предлагал вчера вечером. Однако я надеюсь, что ты проведешь у меня несколько сезонов — мне нужен личный пилот и честный чоя.
Палатон решил при случае поблагодарить столь неодобрительно отозвавшегося о нем министра. Он сдержанно улыбнулся.
— Как пилот я не всегда бываю свободен.
— Я — император, — решительно напомнил ему Паншинеа. — Сделать такое назначение — в моей власти, — в его глазах появился твердый блеск, и император повернулся. — Позволь представить тебе Прелата Звездного дома, маги Риндалана.
В дальнем углу овального кабинета, почти невидимый среди величественных колонн и богатой, старинной резной мебели, стоял верховный Прелат Вездесущего Бога, его глаза ярко поблескивали. Палатон почувствовал, как запульсировала вена у основания его шеи. Из трех прелатов трех домов Риндалан был, бесспорно, самым могущественным.
Прелат стоял, приветственно протянув руку; одежда складками свисала с его исхудалого тела. Роговой гребень Прелата был самым огромным, какой только доводилось видеть Палатону, редкие пряди кудрявых каштановых волос едва прикрывали выпуклый череп. Особое внимание привлекали чистые, светлые, голубые глаза Прелата и его неожиданно крепкое пожатие.
— Рад познакомиться с тобой, тезар Палатон, — произнес маги. — Твоя слава заставляет Чо гордиться тобой.
От руки Прелата исходил сильный накал, а такой ауры, как у него, Палатон тоже никогда не видел — она почти искрилась, вызывая ответный отблеск в светлых глазах прелата. Удовлетворенное выражение промелькнуло по лицу Прелата, и Палатон удивился, чем же он мог так порадовать нового знакомого.
— Я горжусь быть одним из чоя, — ответил Палатон. — Но, боюсь, моя репутация сильно преувеличена.
— Чепуха! — отозвался Паншинеа. — Ты блестяще отработал контракт с гуранами.
— Только благодаря способностям чоя, — пробормотал Палатон, ощущая беспокойство. — Я всего лишь один из множества. Атаку совершили мои пилоты…
— Скромен, как все из Земного дома, — добродушно отозвался Прелат. Он прохаживался по кабинету, и полы одежды шуршали, обвиваясь вокруг его ног. — Император, вы уверены, что он из наших?
Последовала долгая, томительная пауза. Палатон обнаружил, что ждет, затаив дыхание, желая узнать, что известно о нем императору. Неужели Риндалан разузнал о его сомнительном происхождении — а если да, неужели предупредил об этом императора? Палатон смутился, не зная, как быть. Паншинеа заполнил молчание смехом.
— У Риндалана весьма своеобразное чувство юмора, верно? — произнес император, затем грузно опустился в кресло и добавил: — Сейчас чувство юмора нам особенно необходимо — данбинцы поклялись наполнить свою реку кровью, прежде чем их увезут из родных мест.
Прелат предупреждающе поднял указательный палец — такой же худой и узловатый, как и все его тело, и взглянул на Палатона, который чувствовал себя чрезвычайно неловко.
— Тезары не вмешиваются в политику чоя, император, — сдержанно напомнил Риндалан.
— Это неважно, — возразил Паншинеа. — Завтра он вылетает вместе с нами.
Палатон ощутил, как недоуменно приподнялась его бровь прежде, чем смог сдержаться. Он слегка отвернулся от Прелата и императора, чтобы скрыть выражение своего лица, смущенный своей оплошностью.
— И вы считаете, — сухо заметил Риндалан, — что присутствие такого героя вас спасет?
— Во всяком случае, не повредит. Кроме того, мне нужен лучший из пилотов. Данбинцы заявляют, что будут пользоваться щитами, если мы пошлем на них радиоуправляемые корабли. Но они — просто крестьяне, их щиты не выдержат против такого чоя, как Палатон.
— Вы бросаете им вызов, — предупредил Риндалан. — Даже император не имеет права насмехаться над своим народом.
— Клянусь затухающей аурой, кто-то же должен вбить хоть немного здравого смысла в их непрошибаемые черепа! Долина Данби погибает. Они не живут, а перебиваются, их остается все меньше и меньше! Законы о Переселении были тщательно обдуманы, их следует выполнять. Здесь нет верных и неверных решений — только необходимость.
Риндалан углубился в изучение пятнышка на собственном рукаве, но голоса отчетливо разносились от склоненного лица.
— Мне говорили, кое-кто считает, что Переселению подлежит и сам Чаролон и что вопросы переселения или оседлости решаются… с точки зрения политики.
Краска залила лицо Паншинеа. Гневная гримаса, сопровождающая его слова, исказила привлекательное лицо.
— Они побегут из Чаролона, как жалкие грызуны, как только я умру — согласно словам моих недругов, ждать осталось недолго. Но Чаролон будет переселен только через мой труп!
Не поднимая головы, Риндалан успокаивающим тоном ответил:
— Ну-ну, император, вы же чоя в расцвете лет! К чему мысли о смерти? Нельзя поддаваться меланхолии. Предстоит большая работа, выполнить которую можете только вы один.
— Ты слышишь это, тезар? Верховный Прелат признает, что власть на Чо находится скорее в моих, нежели в его руках.
— Но ведь должны быть другие выходы, — Палатон чувствовал себя так, как будто диван, на котором он сидел, неожиданно оказался на нетвердой почве, колышущейся болотной трясине. Он вслушивался в шум капель по древней крыше и гадал, будет ли дождь в другом мире похож на родной, привычный домашний дождь. Конечно, думать об этом было нелепо — как пилот, он большую часть своей жизни провел в других мирах. Он уже знал, что стук капель может звучать совсем по-иному — в зависимости от того, каким материалом покрыта крыша и каков климат планеты.
— Конечно. Один из них — продолжать делать то, что мы делали до сих пор. Но этот выход не отвечает нашим интересам. Разве птицы всегда, поколение за поколением гнездятся на одном и том же дереве, несмотря на шум и недостаток листвы? Нет, они расправляют крылья и без боязни улетают прочь — к следующему дереву, затем к другому, и так далее. Но мы, чоя, не улетаем, так как боимся стать иными и забываем о том, что мы можем приобрести больше, чем потерять, — Паншинеа слегка помахивал кочергой, как будто дирижируя мелодией, которую не слышал Палатон. — Прежде, чем мысленно ты назовешь меня безумцем, пойми, что я провел большую часть своей жизни на престоле и успел кое о чем поразмыслить. Задай себе вопрос, почему из всех разумных существ только чоя способны проникать в лабиринты Хаоса? Разве мы тем самым не готовим себя к тому, чтобы покинуть собственное гнездо? Разве не так?
Палатон поднял голову.
— Не знаю, — он помедлил. — Но если вы хотите, чтобы я узнал, какая планета была выбрана для гуранов, то есть другие, кто более искушен и опытен в таких вопросах, чем я.
— Ты отказываешь мне?
— Я полагаю, что другие смогут принести вам большую пользу. Я пилот, император, а не дипломат.
— Твое поведение убеждает в обратном, — Паншинеа покачался на ступнях. Его мускулистое тело напряглось.
— Мы служим Чо и народу чоя так, как можем, — спокойно заявил Палатон, но его сердце заколотилось в темпе бешеного дождя, все еще стучащего по крыше. Его горло сжалось, как будто он вдруг почувствовал направленный на него бахдар, исходящий от императора, подобно сияющей молнии. В комнате повисло напряженное молчание.
Но Палатона ничто не коснулось. Паншинеа вновь сел в кресло, сморщившись от боли, и заметив это, Палатон тут же почувствовал, как расслабились мышцы его шеи.
В этот момент он, один из немногих чоя, понял, что императора, как и тезара, терзает невропатия — наследственная болезнь, сжигающая нервы. Значит, речь шла не о том, умрет ли Паншинеа императором — было еще неизвестно, что доконает его прежде: происки Небесного дома или болезнь. Палатон инстинктивно потянулся вперед, чтобы смягчить эту боль. Император испустил прерывистый вздох.
— Ты честный, — произнес он, как будто сделав вывод. — Мне надо поразмыслить над тем, смогу ли я доверять честному чоя. Йорана проводит тебя в твои комнаты. Встретимся утром.
Палатон встал. Йорана уже шагала через кабинет, бронзовые волосы трепетали от ее быстрых движений, как будто она прислушивалась к слабым голосам императора. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки от него, и Палатон понял, что встреча с Паншинеа окончена.
Они пошли прочь.
— Йорана!
Она быстро обернулась к императору.
— Быстрее возвращайся ко мне, — произнес Паншинеа, в глазах которого промелькнул странный блеск.
Она покраснела.
— Да, император.
Повернувшись к Палатону, она старалась не встречаться с ним взглядом.
Гатон ждал их снаружи, у дверей кабинета, на его губах застыла пренебрежительная усмешка. Йорана приостановилась, позволяя Палатону обменяться несколькими словами с министром.
— Все, что сказано в Чаролоне, следует держать в тайне, — произнес министр.
— Понимаю.
— Будьте осторожны, — Гатон вздернул подбородок, и Йорана прошагала мимо него. Палатон пошел следом. Он чувствовал, как пристальный взгляд черных глаз министра впивается ему в спину, пока не свернул за угол коридора, скрывшись из виду.
Палаток задумался, почему отпрыск Небесного дома стал министром при императоре из Звездного дома. Неужели врожденные способности и преданность Чо заставили его заняться ненавистной работой?
Лабиринты Чаролона казались бесконечными. Без проводника Палатон никогда не нашел бы свои комнаты, если бы только не воспользовался помощью бахдара. Йорана привела его к дверям и ушла. Палатон подошел к окну и увидел, что дождь превратился в сплошной ливень. Темно-серый туман повис над парком. Палатон распахнул окно и глубоко вздохнул. Только теперь он почувствовал, как устал, добираясь сюда, и присел на край кровати. Внутри Чаролона аура оказалась совершенно незнакомой — Палатон не мог определить, что она означает.
Его не просили быть доверенным лицом императора, но тяжесть этой обязанности уже угнетала его. Просто так император не выпустит его отсюда. Палатон задавал себе вопрос, что потребуется от него и сможет ли он сделать все, чтобы остаться в живых.
Морщась от неприятного ощущения во рту, напоминающего привкус пепла, Палатон лег и погрузился в сон.
Он проснулся от тихого стука в дверь. Он моргнул, сразу же позабыв о том, что ему снилось, рывком сел и взглянул на еще открытое окно. В комнате стало холодно, по черноте неба он догадался, что наступила глубокая ночь. Стук повторился, и Палатон вскочил на ноги.
На пороге, в слабом свете коридора, стояла Йорана. Ее волосы окружала золотистая аура.
— Я решила, что мне будет легче найти тебя, чем тебе — меня, — приветливо произнесла она и спокойно подала ему руку.
Палатон взял ее за руку и ввел в комнату. Она легко прильнула к нему.
— Я решил, что тебя ждет император.
— У Паншинеа другие развлечения, — возразила она низкими и ласковыми голосами.
Свернувшись возле Палатона уютным клубком, она не стала жаловаться на холод в комнате.
Вскоре Палатон ощутил, как тает от тепла ее тела.
Она встала на рассвете. Он лежал, открыв глаза, и наблюдал, как она одевается, ощущал ее запах — пряный и нежный, напоминающий то, что связало их. Йорана застегнула воротник, одной рукой проверив, на месте ли ее отличительные знаки. Затем она склонилась и быстро, ласково обняла его на прощание.
— Никому не доверяй, — произнесла она и пальцем прикрыла ему глаза.
Дождавшись, когда закроется дверь, он скользнул в теплоту под одеяло. Слова Йораны заставили его погрузиться в беспокойный сон. Когда Палатон вновь проснулся, бледный луч солнца пробивался сквозь тучи, а птицы под окном уже подняли шумную возню.
На завтрак следовало спуститься в общую столовую, обслуживающую тех, кто был занят во дворце. В комнате Палатон обнаружил кредитные карты и теперь расплатился ими за завтрак, состоящий из водянистого и некрепкого брена, свежих булочек, консервированных сочных апринов и омлета. Еда оказалась вкусной и горячей, априны — сладкими и сочными, хотя их сезон, лето, уже прошел и приближалась зима. Палатон смаковал вкус домашней пищи.
За едой он прислушивался к разговорам, не стремясь их поддерживать, но тем не менее вынужденный это делать. Больше всего обсуждали недавний бунт переселенцев — Паншинеа был прав, утверждая, что вскоре эта новость станет далеко не новостью. Чтобы осуществить эвакуацию округа Данби, туда были посланы войска; ожидались немалые жертвы.
Палатон знал, кто такие данбинцы. Суеверный народец, они вросли в свою долину у реки так же прочно, как окружающие их горы. Кроме того, он помнил, что река от неумеренного потребления воды превратилась в ручей и что Паншинеа, вероятно, ждал до последнего момента, прежде чем объявить Переселение. Странно, что население долины оставалось там до сих пор, хотя уже полностью разрушено экологическое равновесие, так и не пожелав переселяться добровольно, думал он, дожевывая омлет.
Но еще более странно то, что они решили бунтом усугубить ситуацию.
Палатон обнаружил, что его вчерашний сопровождающий из Земного дома ждет, пока он докончит завтрак. Чоя стоял неподалеку с почтительным выражением на круглом лице.
— Тезар Палатон, прошу вас следовать за мной.
Столь ранний вызов не удивил Палатона. Гораздо более он изумился, оглядев огромный зал, наполненный чоя и гостями-инопланетянами, и увидев тезара, шествующего через зал с надменным видом. Он застыл на месте и прищурился.
Тезар оказался лишь слегка повернутым к Палатону, и Палатону пришлось всмотреться, прежде чем он узнал ауру Недара. Задумавшись о цели прибытия Недара в Чаролон, он задался вопросом, не была ли эта цель такой же, как его собственная. Неужели Паншинеа вызвал и Недара? И если да, то зачем?
Охранник коснулся его рукава.
— Тезар! — терпеливо повторил он.
— Идем, — отсутствующим тоном отозвался Палатон и последовал за ним, размышляя об увиденном. Какая необходимость заставила Паншинеа отрывать от работы лучших пилотов?
Паншинеа стоял в своем официальном кабинете. При виде Палатона он широко улыбнулся.
— Итак, брат, министр Гатон убедил меня, что твоя инстинктивная сдержанность свидетельствует о неизменной корректности, и что ты совершенно не подходишь для той задачи, которую я предлагал вчера вечером. Однако я надеюсь, что ты проведешь у меня несколько сезонов — мне нужен личный пилот и честный чоя.
Палатон решил при случае поблагодарить столь неодобрительно отозвавшегося о нем министра. Он сдержанно улыбнулся.
— Как пилот я не всегда бываю свободен.
— Я — император, — решительно напомнил ему Паншинеа. — Сделать такое назначение — в моей власти, — в его глазах появился твердый блеск, и император повернулся. — Позволь представить тебе Прелата Звездного дома, маги Риндалана.
В дальнем углу овального кабинета, почти невидимый среди величественных колонн и богатой, старинной резной мебели, стоял верховный Прелат Вездесущего Бога, его глаза ярко поблескивали. Палатон почувствовал, как запульсировала вена у основания его шеи. Из трех прелатов трех домов Риндалан был, бесспорно, самым могущественным.
Прелат стоял, приветственно протянув руку; одежда складками свисала с его исхудалого тела. Роговой гребень Прелата был самым огромным, какой только доводилось видеть Палатону, редкие пряди кудрявых каштановых волос едва прикрывали выпуклый череп. Особое внимание привлекали чистые, светлые, голубые глаза Прелата и его неожиданно крепкое пожатие.
— Рад познакомиться с тобой, тезар Палатон, — произнес маги. — Твоя слава заставляет Чо гордиться тобой.
От руки Прелата исходил сильный накал, а такой ауры, как у него, Палатон тоже никогда не видел — она почти искрилась, вызывая ответный отблеск в светлых глазах прелата. Удовлетворенное выражение промелькнуло по лицу Прелата, и Палатон удивился, чем же он мог так порадовать нового знакомого.
— Я горжусь быть одним из чоя, — ответил Палатон. — Но, боюсь, моя репутация сильно преувеличена.
— Чепуха! — отозвался Паншинеа. — Ты блестяще отработал контракт с гуранами.
— Только благодаря способностям чоя, — пробормотал Палатон, ощущая беспокойство. — Я всего лишь один из множества. Атаку совершили мои пилоты…
— Скромен, как все из Земного дома, — добродушно отозвался Прелат. Он прохаживался по кабинету, и полы одежды шуршали, обвиваясь вокруг его ног. — Император, вы уверены, что он из наших?
Последовала долгая, томительная пауза. Палатон обнаружил, что ждет, затаив дыхание, желая узнать, что известно о нем императору. Неужели Риндалан разузнал о его сомнительном происхождении — а если да, неужели предупредил об этом императора? Палатон смутился, не зная, как быть. Паншинеа заполнил молчание смехом.
— У Риндалана весьма своеобразное чувство юмора, верно? — произнес император, затем грузно опустился в кресло и добавил: — Сейчас чувство юмора нам особенно необходимо — данбинцы поклялись наполнить свою реку кровью, прежде чем их увезут из родных мест.
Прелат предупреждающе поднял указательный палец — такой же худой и узловатый, как и все его тело, и взглянул на Палатона, который чувствовал себя чрезвычайно неловко.
— Тезары не вмешиваются в политику чоя, император, — сдержанно напомнил Риндалан.
— Это неважно, — возразил Паншинеа. — Завтра он вылетает вместе с нами.
Палатон ощутил, как недоуменно приподнялась его бровь прежде, чем смог сдержаться. Он слегка отвернулся от Прелата и императора, чтобы скрыть выражение своего лица, смущенный своей оплошностью.
— И вы считаете, — сухо заметил Риндалан, — что присутствие такого героя вас спасет?
— Во всяком случае, не повредит. Кроме того, мне нужен лучший из пилотов. Данбинцы заявляют, что будут пользоваться щитами, если мы пошлем на них радиоуправляемые корабли. Но они — просто крестьяне, их щиты не выдержат против такого чоя, как Палатон.
— Вы бросаете им вызов, — предупредил Риндалан. — Даже император не имеет права насмехаться над своим народом.
— Клянусь затухающей аурой, кто-то же должен вбить хоть немного здравого смысла в их непрошибаемые черепа! Долина Данби погибает. Они не живут, а перебиваются, их остается все меньше и меньше! Законы о Переселении были тщательно обдуманы, их следует выполнять. Здесь нет верных и неверных решений — только необходимость.
Риндалан углубился в изучение пятнышка на собственном рукаве, но голоса отчетливо разносились от склоненного лица.
— Мне говорили, кое-кто считает, что Переселению подлежит и сам Чаролон и что вопросы переселения или оседлости решаются… с точки зрения политики.
Краска залила лицо Паншинеа. Гневная гримаса, сопровождающая его слова, исказила привлекательное лицо.
— Они побегут из Чаролона, как жалкие грызуны, как только я умру — согласно словам моих недругов, ждать осталось недолго. Но Чаролон будет переселен только через мой труп!
Не поднимая головы, Риндалан успокаивающим тоном ответил:
— Ну-ну, император, вы же чоя в расцвете лет! К чему мысли о смерти? Нельзя поддаваться меланхолии. Предстоит большая работа, выполнить которую можете только вы один.
— Ты слышишь это, тезар? Верховный Прелат признает, что власть на Чо находится скорее в моих, нежели в его руках.