Страница:
— Может быть, я смогу сделать для него то, что сделала для тебя…
Даман ответил ей взглядом, в котором смешалась тысяча выражений, и ни одно из них Палатон так и не понял. Но ответ был ясным:
— Нет.
Она кивнула и опустилась на колени рядом с Палатоном, поднеся ему ко рту ложку бульона. Казалось, на время он сдержал приступ, но в конце концов вновь погрузился в мучительную тряску и мрачные сны о Скорби, где тысячи существ с укором смотрели на него, из своего прозрачного гроба.
Он бежал от этих пристальных глаз и очутился в доме своего детства, в поместье деда, Волана, но дом был пуст, старые бумаги хрустели под ногами, как опавшие листья на зимнем берегу. Все исчезло — его знакомые, родственники, все его прошлое. Он прошел в покои своей матери, увидел темные пятна на стенах там, где некогда висели теперь исчезнувшие гобелены. Он оглядел паутину в углу, покрытый пылью пол, торчащие из стен гвозди. Он побродил по комнатам, заглянул в кабинет и внутренний дворик, вышел к задней двери, ведущей в сад, к могиле матери.
Палатон никогда не видел ее и тем не менее сразу понял, где находится. Над могилой возвышалась скульптура, рядом был испорченный фонтан, и вода еще бежала из его чаши в пробитую ямку на постаменте. На лице скульптуры отражалась безмятежность, какой его мать никогда не знала в жизни. С сухой иронией он подумал, что смерть одарила мать тем, в чем она нуждалась больше всего, но не могла достичь. Разбитый кувшин, из которого струилась вода, казался символом самой жизни Трезы. Палатон протянул руку под струйку ледяной воды.
На надгробии были высечены название Дома и рода, даты рождения и смерти и эпитафия, придуманная, должно быть, самой Трезой — «Ты помнишь меня».
Приказ и вопрос, благодарность и упрек, двойственность ее голосов и ее жизни… Все сходится, подумал он. Я и помню тебя, и не помню — ты не доверила мне свои тайны, и мне больше некуда идти. Палатон не смел задать себе вопрос, который мучил его. Теперь ему нет пути назад, у него отняли даже Дом, где он вырос.
Пока он стоял, время бежало, и он вспомнил сад без фонтана, себя самого, цепляющегося за тунику матери — тихого, торжествующего и перепуганного, и деда, возвышающегося над ними.
«Он будет тезаром, — радостно провозгласил дед Волан, — и тебе придется отпустить его».
«Нет, — отказалась Треза, и Палатон почувствовал, как дрожит под одеждой ее тело. — Я видела результаты теста, как и ты. Их надо сжечь, уничтожить! Иначе они уничтожат его».
«Мое имя и деньги чего-нибудь, да стоят, — возразил дед. — Я буду беречь его всеми силами. Но ты… ты предала и меня, и свою судьбу, и наш Дом. Я думал, что ты подверглась нападению какого-то простолюдина… надеялся, что наша кровь осталась чистой. Но его бахдар горит так, как не горел ни у одного из наших родственников. С кем ты спала? Какие судьбы смешала и запутала?» Волан склонился над ними с потемневшим от гнева лицом.
Палатон вспомнил, как его мать отпрянула назад, отвернулась и пробормотала: «Я не помню».
Да, так она и сказала — «не помню», а не «не скажу».
Он очнулся в холодном поту, с дрожью вспоминая откровение памяти. Кто же он такой, что Земной дом приказал убить его? Кто он, если его преследуют дети Скорби и Земли? Кто он, если его бахдар мог гореть так ярко и погаснуть так внезапно?
Он проснулся ночью, и увидел Дамана, спящего у его лежанки, уткнув подбородок в грудь. Даман густо храпел. Интересно, способен ли издавать такие звуки во сне Палатон, Клео или кто-нибудь другой? На мгновение Палатону вспомнился дед, но он знал, что глава Дома никогда не уделял ему много внимания, никогда не сидел рядом с его постелью. Так делала Треза, потихоньку занимаясь вышиванием. Он взглянул на чоя. Палатон так и не понял его отношений с женщиной. Они не были сексуальными и не основывались на равенстве — в них было нечто неопределенное, что одновременно притягивало и отталкивало Палатона. Он чувствовал себя непрошенным гостем, наблюдающим немыслимый акт — отвратительный и священный. Он без объяснений понимал, что именно из-за этих отношений Даман предал Чо и никогда туда не вернется.
Так и должно было быть. Люди еще не были членами Союза, любые тесные контакты с ними были строго запрещены. Следовательно, Даман предал свой народ, а Клео — свой. Что же это были за отношения, если Даман полностью доверился ей?
— Выспался и поразмыслил? — тихо спросил Даман. На секунду Палатон изумленно застыл, пока не вспомнил, что предавшись своим мыслям, уже несколько минут не слышит похрапывания Дамана. Чоя протянул мозолистую руку и провел ею в воздухе над Палатоном. Палатон инстинктивно понял, что он очерчивает его ауру.
— Сегодня ты выглядишь хорошо.
— Я чувствую себя лучше. У вас когда-нибудь была такая лихорадка?
— Нет. Но я знаю, как бывает, когда дар покидает тебя, насмехаясь, похожий на волны, накатывающиеся на берег моря и тут же убегающие прочь. Я знаю, что значит быть опустошенным в одну секунду, а в следующую чувствовать себя пылающим костром. Но у меня никогда не было такой болезни, как у тебя. Я вылечился сразу.
— Вылечился? — Палатон сел на постели. Тюфяк зашатался от его движений, и Палатон прислонился спиной к стене.
Даман смутился.
— Клео считает, что я должен рассказать тебе, — пробормотал он. — У нее нет детей и никогда не будет, но у нее хорошо развит материнский инстинкт. Иногда я забываю, что она не чоя.
— Я не хочу знать ваши тайны, — торопливо отозвался Палатон, внезапно ощущая, что не сможет больше выдержать эту ношу.
Глаза Дамана блеснули.
— Я думал, это тебе поможет, но готов смириться с твоим желанием.
Оба внезапно застыли.
Несомненно, Даман почувствовал это отчетливее, но даже Палатон уловил внезапное изменение в атмосфере. Рослый чоя вскочил на ноги.
— Проклятье!
Тогда Палатон понял, что он слышит — к планете приближался космический корабль, как комета в атмосфере, распространяя вокруг волны своего тепла и света. Его сердце упало, как только он понял, что натворил.
— Я привел их сюда…
Чоя покачал головой. Лунный свет мерцал в его серебристых кудрях.
— Найди Клео. Скажи, что я велел уходить под землю. Я попробую справиться с ними один. Все наше оружие на борту корабля, — и он выскочил из комнаты.
Палатон неуверенно поднялся и огляделся. Ощущая, как обострились все его чувства, он побрел через комнату. За дверью к нему присоединилась Клео, еще поправляющая свои странные одеяния.
— Что это?
— Вторжение, — неохотно отозвался Палатон. — Даман велел нам уходить под землю.
Он еще не привык к реакции женщины — ее лицо внезапно побледнело, она пошатнулась. Палатон протянул руку, чтобы поддержать ее. В ее глазах блеснули слезы.
— О, Боже, — пробормотала она, — они пришли за нами…
— За мной, — у него пересохло во рту. — Что имел в виду Даман, говоря, чтобы мы уходили под землю?
— Это сюда, — Клео смутилась. — Разве ты не мог пойти с ним?
— Сейчас я бесполезен. Если это ронин — ну, ронины трусы. Хорошая оборона быстро заставит их отказаться от своих намерений. Даман пошел к кораблю, чтобы воспользоваться оружием.
Женщина приложила ладонь ко рту скованным жестом — ей явно нехватало подвижности суставов чоя. Ее волосы были растрепаны. Она застыла на месте.
— Даман велел уходить под землю, — сухо напомнил Палатон.
Она вздохнула.
— Иди за мной.
Дом был построен с расчетом выдержать любую осаду. Палатон последовал за женщиной в лифт, который опустился не менее чем на шестьдесят футов, прежде чем остановился напротив туннеля. Здесь были постели, все удобства, вода, старый генератор, чтобы поддерживать в воздухе нужное содержание кислорода. Толща земли надежно защищала их. Клео закрыла шахту и повела Палатона в туннель.
Клео рухнула на одну из постелей. Она напряглась, ее лицо побледнело, как будто мыслями она следовала за Даманом. Палатон не стал мешать ей, если она и вправду вошла в транс, хотя ему такой способ показался странным. Он и представления не имел, что люди наделены подобными способностями.
После нескольких долгих минут уже не было необходимости прибегать к помощи дара. Вся земля вокруг них затряслась, завибрировала от разрывов. Клео дико открыла глаза, пот струился по ее лицу. Палатон почувствовал, как напряглись его руки — как будто он управлял кораблем, действовал оружием, и он понял, что бахдар, каким бы слабым, почти прозрачным он ни был, придал ему такое ощущение. Внезапно погас свет.
Клео пронзительно вскрикнула и забилась на постели. Палатон мгновенно подскочил к ней, отвел волосы со лба, непрестанно болтая какую-то чепуху, чтобы успокоить ее.
Ее рыдания перешли в тихий плач. Клео отняла руки от лица.
— Он мертв, — прошептала она. — Все кончено.
Палатон был согласен с ней, но сказал:
— Он чоя и тезар. Не надо недооценивать его.
Клео повернулась к нему. Ее подбородок дрожал.
— Утром ты отведешь меня к нему? — спросила она.
Если наступит утро. Если Даман умер, прихватив с собой ронинов. Палатон кивнул.
— Утром.
В свете утра они разглядели искореженные и еще дымящиеся останки корабля. Ветер приносил от него запах смерти и соленой болотной воды. Палатон смотрел на корабль до тех пор, пока мог выдержать это. С песчаного холма неподалеку он видел котлован, пробитый в земле кораблем ронинов — широкую и глубокую яму с неровными краями. Тонкий серый дым курился над нею.
Палатон видел, как женщина пробирается к обломкам, как будто желая разбросать их, однако уже зная, что ничего не осталось внутри этого смятого и сгоревшего корпуса, который некогда был гордым космическим кораблем, а теперь — медленно остывающим гробом чоя. Женщина зажала рукой рот, сдерживая крики. Прошло немало времени, прежде чем она отвернулась от обломков и подошла к нему.
— Доставь меня в космопорт.
— Как скажешь. — Палатон был рад сделать для нее хоть что-нибудь. Он хотел бы вернуть вчерашний день, если бы смог. Он до сих пор не верил в столь неожиданную гибель Дамана. — Я помогу тебе, чем смогу.
— Нет, — покачала головой женщина. — Это я помогу тебе. Я увезу тебя в единственное место, которое мы сможем назвать домом. Я увезу тебя в школу. Неважно, сколько это будет стоить.
Палатон уставился на сумасшедшую женщину. Он согласно кивнул, потому что у него не было выбора — ниже он пасть не мог. Прошлая ночь была последствием его глупости и безрассудства, сейчас он опасался последствий собственного эгоизма. Он был обязан этой женщине своей жизнью и душой. Крохотная искорка бахдара вспыхнула в нем. Он представления не имел, что собирается сделать с ним эта женщина.
— Я увезу тебя, — произнес он, — куда захочешь.
Глава 21
Часть 3
Глава 22
Даман ответил ей взглядом, в котором смешалась тысяча выражений, и ни одно из них Палатон так и не понял. Но ответ был ясным:
— Нет.
Она кивнула и опустилась на колени рядом с Палатоном, поднеся ему ко рту ложку бульона. Казалось, на время он сдержал приступ, но в конце концов вновь погрузился в мучительную тряску и мрачные сны о Скорби, где тысячи существ с укором смотрели на него, из своего прозрачного гроба.
Он бежал от этих пристальных глаз и очутился в доме своего детства, в поместье деда, Волана, но дом был пуст, старые бумаги хрустели под ногами, как опавшие листья на зимнем берегу. Все исчезло — его знакомые, родственники, все его прошлое. Он прошел в покои своей матери, увидел темные пятна на стенах там, где некогда висели теперь исчезнувшие гобелены. Он оглядел паутину в углу, покрытый пылью пол, торчащие из стен гвозди. Он побродил по комнатам, заглянул в кабинет и внутренний дворик, вышел к задней двери, ведущей в сад, к могиле матери.
Палатон никогда не видел ее и тем не менее сразу понял, где находится. Над могилой возвышалась скульптура, рядом был испорченный фонтан, и вода еще бежала из его чаши в пробитую ямку на постаменте. На лице скульптуры отражалась безмятежность, какой его мать никогда не знала в жизни. С сухой иронией он подумал, что смерть одарила мать тем, в чем она нуждалась больше всего, но не могла достичь. Разбитый кувшин, из которого струилась вода, казался символом самой жизни Трезы. Палатон протянул руку под струйку ледяной воды.
На надгробии были высечены название Дома и рода, даты рождения и смерти и эпитафия, придуманная, должно быть, самой Трезой — «Ты помнишь меня».
Приказ и вопрос, благодарность и упрек, двойственность ее голосов и ее жизни… Все сходится, подумал он. Я и помню тебя, и не помню — ты не доверила мне свои тайны, и мне больше некуда идти. Палатон не смел задать себе вопрос, который мучил его. Теперь ему нет пути назад, у него отняли даже Дом, где он вырос.
Пока он стоял, время бежало, и он вспомнил сад без фонтана, себя самого, цепляющегося за тунику матери — тихого, торжествующего и перепуганного, и деда, возвышающегося над ними.
«Он будет тезаром, — радостно провозгласил дед Волан, — и тебе придется отпустить его».
«Нет, — отказалась Треза, и Палатон почувствовал, как дрожит под одеждой ее тело. — Я видела результаты теста, как и ты. Их надо сжечь, уничтожить! Иначе они уничтожат его».
«Мое имя и деньги чего-нибудь, да стоят, — возразил дед. — Я буду беречь его всеми силами. Но ты… ты предала и меня, и свою судьбу, и наш Дом. Я думал, что ты подверглась нападению какого-то простолюдина… надеялся, что наша кровь осталась чистой. Но его бахдар горит так, как не горел ни у одного из наших родственников. С кем ты спала? Какие судьбы смешала и запутала?» Волан склонился над ними с потемневшим от гнева лицом.
Палатон вспомнил, как его мать отпрянула назад, отвернулась и пробормотала: «Я не помню».
Да, так она и сказала — «не помню», а не «не скажу».
Он очнулся в холодном поту, с дрожью вспоминая откровение памяти. Кто же он такой, что Земной дом приказал убить его? Кто он, если его преследуют дети Скорби и Земли? Кто он, если его бахдар мог гореть так ярко и погаснуть так внезапно?
Он проснулся ночью, и увидел Дамана, спящего у его лежанки, уткнув подбородок в грудь. Даман густо храпел. Интересно, способен ли издавать такие звуки во сне Палатон, Клео или кто-нибудь другой? На мгновение Палатону вспомнился дед, но он знал, что глава Дома никогда не уделял ему много внимания, никогда не сидел рядом с его постелью. Так делала Треза, потихоньку занимаясь вышиванием. Он взглянул на чоя. Палатон так и не понял его отношений с женщиной. Они не были сексуальными и не основывались на равенстве — в них было нечто неопределенное, что одновременно притягивало и отталкивало Палатона. Он чувствовал себя непрошенным гостем, наблюдающим немыслимый акт — отвратительный и священный. Он без объяснений понимал, что именно из-за этих отношений Даман предал Чо и никогда туда не вернется.
Так и должно было быть. Люди еще не были членами Союза, любые тесные контакты с ними были строго запрещены. Следовательно, Даман предал свой народ, а Клео — свой. Что же это были за отношения, если Даман полностью доверился ей?
— Выспался и поразмыслил? — тихо спросил Даман. На секунду Палатон изумленно застыл, пока не вспомнил, что предавшись своим мыслям, уже несколько минут не слышит похрапывания Дамана. Чоя протянул мозолистую руку и провел ею в воздухе над Палатоном. Палатон инстинктивно понял, что он очерчивает его ауру.
— Сегодня ты выглядишь хорошо.
— Я чувствую себя лучше. У вас когда-нибудь была такая лихорадка?
— Нет. Но я знаю, как бывает, когда дар покидает тебя, насмехаясь, похожий на волны, накатывающиеся на берег моря и тут же убегающие прочь. Я знаю, что значит быть опустошенным в одну секунду, а в следующую чувствовать себя пылающим костром. Но у меня никогда не было такой болезни, как у тебя. Я вылечился сразу.
— Вылечился? — Палатон сел на постели. Тюфяк зашатался от его движений, и Палатон прислонился спиной к стене.
Даман смутился.
— Клео считает, что я должен рассказать тебе, — пробормотал он. — У нее нет детей и никогда не будет, но у нее хорошо развит материнский инстинкт. Иногда я забываю, что она не чоя.
— Я не хочу знать ваши тайны, — торопливо отозвался Палатон, внезапно ощущая, что не сможет больше выдержать эту ношу.
Глаза Дамана блеснули.
— Я думал, это тебе поможет, но готов смириться с твоим желанием.
Оба внезапно застыли.
Несомненно, Даман почувствовал это отчетливее, но даже Палатон уловил внезапное изменение в атмосфере. Рослый чоя вскочил на ноги.
— Проклятье!
Тогда Палатон понял, что он слышит — к планете приближался космический корабль, как комета в атмосфере, распространяя вокруг волны своего тепла и света. Его сердце упало, как только он понял, что натворил.
— Я привел их сюда…
Чоя покачал головой. Лунный свет мерцал в его серебристых кудрях.
— Найди Клео. Скажи, что я велел уходить под землю. Я попробую справиться с ними один. Все наше оружие на борту корабля, — и он выскочил из комнаты.
Палатон неуверенно поднялся и огляделся. Ощущая, как обострились все его чувства, он побрел через комнату. За дверью к нему присоединилась Клео, еще поправляющая свои странные одеяния.
— Что это?
— Вторжение, — неохотно отозвался Палатон. — Даман велел нам уходить под землю.
Он еще не привык к реакции женщины — ее лицо внезапно побледнело, она пошатнулась. Палатон протянул руку, чтобы поддержать ее. В ее глазах блеснули слезы.
— О, Боже, — пробормотала она, — они пришли за нами…
— За мной, — у него пересохло во рту. — Что имел в виду Даман, говоря, чтобы мы уходили под землю?
— Это сюда, — Клео смутилась. — Разве ты не мог пойти с ним?
— Сейчас я бесполезен. Если это ронин — ну, ронины трусы. Хорошая оборона быстро заставит их отказаться от своих намерений. Даман пошел к кораблю, чтобы воспользоваться оружием.
Женщина приложила ладонь ко рту скованным жестом — ей явно нехватало подвижности суставов чоя. Ее волосы были растрепаны. Она застыла на месте.
— Даман велел уходить под землю, — сухо напомнил Палатон.
Она вздохнула.
— Иди за мной.
Дом был построен с расчетом выдержать любую осаду. Палатон последовал за женщиной в лифт, который опустился не менее чем на шестьдесят футов, прежде чем остановился напротив туннеля. Здесь были постели, все удобства, вода, старый генератор, чтобы поддерживать в воздухе нужное содержание кислорода. Толща земли надежно защищала их. Клео закрыла шахту и повела Палатона в туннель.
Клео рухнула на одну из постелей. Она напряглась, ее лицо побледнело, как будто мыслями она следовала за Даманом. Палатон не стал мешать ей, если она и вправду вошла в транс, хотя ему такой способ показался странным. Он и представления не имел, что люди наделены подобными способностями.
После нескольких долгих минут уже не было необходимости прибегать к помощи дара. Вся земля вокруг них затряслась, завибрировала от разрывов. Клео дико открыла глаза, пот струился по ее лицу. Палатон почувствовал, как напряглись его руки — как будто он управлял кораблем, действовал оружием, и он понял, что бахдар, каким бы слабым, почти прозрачным он ни был, придал ему такое ощущение. Внезапно погас свет.
Клео пронзительно вскрикнула и забилась на постели. Палатон мгновенно подскочил к ней, отвел волосы со лба, непрестанно болтая какую-то чепуху, чтобы успокоить ее.
Ее рыдания перешли в тихий плач. Клео отняла руки от лица.
— Он мертв, — прошептала она. — Все кончено.
Палатон был согласен с ней, но сказал:
— Он чоя и тезар. Не надо недооценивать его.
Клео повернулась к нему. Ее подбородок дрожал.
— Утром ты отведешь меня к нему? — спросила она.
Если наступит утро. Если Даман умер, прихватив с собой ронинов. Палатон кивнул.
— Утром.
В свете утра они разглядели искореженные и еще дымящиеся останки корабля. Ветер приносил от него запах смерти и соленой болотной воды. Палатон смотрел на корабль до тех пор, пока мог выдержать это. С песчаного холма неподалеку он видел котлован, пробитый в земле кораблем ронинов — широкую и глубокую яму с неровными краями. Тонкий серый дым курился над нею.
Палатон видел, как женщина пробирается к обломкам, как будто желая разбросать их, однако уже зная, что ничего не осталось внутри этого смятого и сгоревшего корпуса, который некогда был гордым космическим кораблем, а теперь — медленно остывающим гробом чоя. Женщина зажала рукой рот, сдерживая крики. Прошло немало времени, прежде чем она отвернулась от обломков и подошла к нему.
— Доставь меня в космопорт.
— Как скажешь. — Палатон был рад сделать для нее хоть что-нибудь. Он хотел бы вернуть вчерашний день, если бы смог. Он до сих пор не верил в столь неожиданную гибель Дамана. — Я помогу тебе, чем смогу.
— Нет, — покачала головой женщина. — Это я помогу тебе. Я увезу тебя в единственное место, которое мы сможем назвать домом. Я увезу тебя в школу. Неважно, сколько это будет стоить.
Палатон уставился на сумасшедшую женщину. Он согласно кивнул, потому что у него не было выбора — ниже он пасть не мог. Прошлая ночь была последствием его глупости и безрассудства, сейчас он опасался последствий собственного эгоизма. Он был обязан этой женщине своей жизнью и душой. Крохотная искорка бахдара вспыхнула в нем. Он представления не имел, что собирается сделать с ним эта женщина.
— Я увезу тебя, — произнес он, — куда захочешь.
Глава 21
В пути им не раз пришлось помогать друг другу. Они взяли какую-то колымагу — медлительную, неуклюжую машину, приспособленную для перевозки крупных грузов до космопорта. По понятиям Палатона это было чрезвычайно примитивное устройство. В нем оказалось всего три секунды для катапультирования, две из которых были действующими, а третья использовалась для ремонта кораблей. Радиомаяка здесь не оказалось-, и это объяснило Палатону, почему его корабль разбился при посадке — потому что других вариантов просто не было.
Основными обитателями этой планеты были ящеры — жарким днем их деятельность приостанавливалась, зато по утрам и вечерам, когда они были полны энергии, действовали гораздо быстрее. Клео рассказала, что этих ящеров поработили квино — Палатон не помнил о подобных случаях, но знал, что Союз заставил квино прекратить захватнические акции несколько веков назад. Должно быть, эта восстановленная в правах планетка была результатом действий Союза.
Клео немного говорила на языке ящеров. Видимо, специально она не училась ему, да и не имела особых способностей, и все же Палатон в изумлении наблюдал, как ящеры пытались ответить ей на трейде, в затруднительных случаях помогая себе выразительными жестами гибких длинных пальцев, ловких по сравнению с негнущимися пальцами женщины. Какими бы сложными ни были переговоры, завершились они быстро, ибо Даман, очевидно, был уважаемым членом общества, и Клео без труда удалось продать его дом. У Дамана был собственный корабль. Клео приказала заправить и приготовить его к полету. Свои приказы она сопровождала жестами, ошибиться в которых было невозможно.
Она повернула к Палатону порозовевшее от яркого солнца лицо, обмахиваясь самодельной соломенной шляпой.
— Это займет некоторое время, к тому же в полдень они устраивают себе перерыв, но мы сможем улететь до сумерек.
Палатон вдруг почувствовал себя уставшим. — Его голоса звучали слабо, еле слышно, и он ненавидел себя за эту слабость.
— Мне необходимо отдохнуть. Женщина протянула руку и взяла его за запястье.
— Конечно. Неподалеку отсюда есть их поселение. Как насчет чашки горячего бревна?
— Звучит соблазнительно, но поверить в это трудно.
— Даман попросил владельца отеля сделать запасы брена и хранить для него. Пойдем, — и Клео, которая возвышалась над ящерами, как сам Палатон возвышался над ней, потянула его через суматоху порта.
Владелец отеля налил им в чашки настоящий брен — горячий, черный, с горьковато-сладким ароматом, наполнившим отдельную предоставленную им комнату. Палатон благодарно опустился на диван, наблюдая, как подобострастный хозяин со слишком округлой для ящера талией откланялся и ушел.
Моментально улыбка на лице Клео сменилась печалью. Она обхватила руками чашку, поставив свои локти на стол. Палатон решил, что она действует слишком неловко — ей едва хватает сил, чтобы прятать печаль при посторонних.
— Ронины вернутся за ним?
— Наверное, нет. На этот раз они пошлют шпионов. Даман успел хотя бы научить их осторожности. Не найдя ничего, они улетят, — каждое слово давалось с трудом. Грудь болела, когда Палатон закончил говорить, и он попытался заглушить боль горячим бреном, одним глотком осушив всю чашку. Клео машинально вновь наполнила ее из серебряной посудины, которую оставил ящер.
— Ты даже не спросил, куда я хочу увезти тебя.
— Этот вопрос мне ничем не поможет. Клео вновь обмахнулась своей самодельной шляпой.
— Зато тебе может помочь ответ.
Вторую чашку он пил с осторожностью, чувствуя, как от жара немеет кончик его языка, как аромат обволакивает его небо и обостряет чувства, позволяя ощутить знакомый, привычный вкус и спокойствие.
— Как бы я ни принадлежал тебе, я не смогу отдать тебе свой долг…
Ни ей, ни Союзу. Палатон взглянул на женщину, опять чувствуя тянущую боль угасающей силы — ненадежную, мерцающую среди серого пепла того, что некогда было ярким пламенем возможностей.
— Речь не о том, что ты должен отдать мне, а о том, что могу дать тебе я. — Клео приподняла чашку, желая скорее скрыть выражение на своем лице, нежели сделать глоток, и надолго задержала ее у губ. — Если, конечно, ты не слишком горд, чтобы принять мой дар.
Она мало что знала о чоя после долгих лет, проведенных в обществе только одного Дамана. У Палатона совсем не осталось гордости. Она сидела и смотрела, как пустая скорлупа, бывшая когда-то чоя, движется, стараясь сохранить равновесие, прийти в норму, не выдать себя.
— Ты ничем не сможешь мне помочь. Как только начинается невропатия, бахдар исчезает. Болезнь прогрессирует по-своему у каждого чоя. Я не знаю, сколько времени отпущено мне, — медленно ответил Палатон.
— Как твоя рука?
— Немного немеет вот здесь, — и Палатон ущипнул это место двумя пальцами. — Но общая боль ушла.
— Значит, невропатия только начинается. В твоих руках сотни нервов, ты вполне можешь позволить себе потерять один из них.
Она вызвала у него гнев.
— Женщина, я знаю, как устроен мой организм. Я знаю, что меня ждет, а ты — нет. Откуда ты можешь знать, что такое бахдар и что значит потерять его?
— Можешь удивляться, но я многое знаю об этом, — загадочно ответила Клео и встала. — Я закрою комнату, и тебе никто не помешает. А тебе предлагаю лечь и подождать. У нас здесь есть кредит. Если ты голоден, закажи себе что-нибудь — только до дневного перерыва. И никуда не уходи без меня.
Палатон бросил на женщину косой взгляд.
— Мне некуда идти.
Клео засмеялась.
— Ты удивился бы, если бы знал больше. Если местные жители узнают, что среди них оказался чоя, тебя замучают почетом до смерти. Они считают твое прикосновение талисманом. Тебе придется провести целый день, благословляя детей. Сейчас хозяин никого сюда не пустит, но если ты выйдешь, так просто от них не вырвешься. — Женщина водрузила шляпу на свои седоватые волосы и застыла в ожидании ответа.
— Я останусь здесь, — нехотя отозвался он и откинулся на спинку дивана. Брен уже согрел его внутренности. Сон показался приятной альтернативой спорам с этим существом.
— Я скоро вернусь. — Клео вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Палатон устало закрыл глаза.
Он проснулся от ощущения, что за ним наблюдают. Хозяин отеля стоял на пороге комнаты, за ним прятались два ящеренка. Палатон подумал, что Клео оставила его не под такой уж надежной охраной, и сел.
— Уважаемый тезар, — хозяин отеля изъяснялся на вполне приемлемом трейде. — Это мое потомство. Умоляю вас, ради их блага…
Палатон протянул руку и ящерята подошли, каждый получил благословение. Зашипев от радости, они поползли прочь из комнаты.
Хозяин раздвинул широкие челюсти в подобии улыбки.
— Благодарю вас.
— Не за что, — Палатон заказал обед, как предложила Клео, долго выбирая и размышляя над каждым блюдом, не зная различий между ее и своим вкусом. — Принесите его после полуденного перерыва, — добавил он, и хозяин, вообще-то выглядевший несчастным, расслабился. Шлепая хвостом, он вышел из комнаты вслед за своим потомством.
В открытую дверь комнаты проник зной и убаюкал Палатона. Когда он вновь проснулся, за столом сидела Клео, переставляя принесенные хозяином блюда.
Палатон поднялся, и она произнесла:
— Наш корабль готов к отлету, сейчас его заканчивают заправлять.
— Ты успела завершить свои дела?
— Да, — ее глаза внезапно блеснули. — Мне хотелось успеть продать ферму и все вещи.
— Значит, ты не вернешься сюда?
— Нет, — Клео энергично покачала головой. — Ни в коем случае.
— Тогда выйдем отсюда, как только закончим обед. Я не привык вылетать, не проверив корабль.
Блеск в ее глазах внезапно усилился, и Палатон понял без объяснений — что-то в его словах напомнило ей Дамана. Он отвернулся, не в силах вынести причиненную им боль.
Корабль Дамана оказался стандартным крейсером, старым, но не слишком, оснащенным черным ящиком тезарианского устройства — Палатон ожидал гораздо худшего. Он покинул планету, неловко стартовав, но все же продемонстрировав триумф грубой силы над притяжением. Клео сидела в штурманском кресле, ее лицо застыло от напряжения, пока они пробивались через атмосферу.
— Я совсем забыла, — пробормотала она, — как это трудно.
Палатон не ответил ей, погрузившись в собственные мысли о предстоящем полете. Он прибавил оборотов так, чтобы они вошли в Хаос как можно скорее. Он никогда еще не появлялся в Хаосе, не имея ни малейшего представления о том, куда летит.
Клео протянула руку, дотронувшись до него. Странная привычка у этих людей, подумал Палатон, но не отстранился.
— Когда будешь готов, — пробормотала она, — я покажу тебе, куда лететь. Даман оставил мне видение.
Палатон в изумлении обернулся к женщине.
— У тебя есть дар?..
— Нет, конечно. У меня есть память. И Даман знал, что нам придется… то есть тебе придется улетать отсюда.
Мысль о столь близкой связи с чужим существом потрясла Палатона. Он уставился на Клео, забыв обо всех вспышках и сигналах приборов, которые предупреждали его о приближении к Хаосу.
Клео прошептала:
— Ты должен сделать это быстро. В последний раз я была в Хаосе очень давно. Я даже не знаю, смогу ли… Это труднее, чем я думала.
Только тут Палатон понял, что, как и Даман, женщина уже немолода. Конечно, она не могла войти в Хаос, как чоя. Он осторожно убрал ее руку, протянул свою и ласково прикоснулся к ее щеке.
— Смотри мне в глаза.
Она послушалась. Прекрасные глаза, успел подумать Палатон, разрывая паутину ее мыслей и достигая нутра.
Послание Дамана горело, сияло ослепительно ярким светом. Палатон принял его и вошел в нее, так быстро, как будто ощущал себя скальпелем, проникшим в рану, причинившим боль и тут же извлеченным наружу. Клео глубоко вздохнула и закрыла глаза, как только он из нее вышел. Она вздрогнула и закрыла лицо ладонями.
Палатон в ужасе отпрянул.
— Тебе больно?
— Нет, — она сотрясалась от рыданий. — О, Боже, мне показалось, что ты забрал его целиком. Я думала… думала, что ты ничего мне не оставил, — Клео вытерла мокрое лицо и всхлипнула. — Спасибо тебе.
Палатон смущенно пробормотал:
— Не стоит благодарить меня, пока путь не закончен, — и он приготовился войти в Хаос, молясь Вездесущему Богу, чтобы остатки его бахдара горели достаточно ярко и смогли осветить их путь.
Основными обитателями этой планеты были ящеры — жарким днем их деятельность приостанавливалась, зато по утрам и вечерам, когда они были полны энергии, действовали гораздо быстрее. Клео рассказала, что этих ящеров поработили квино — Палатон не помнил о подобных случаях, но знал, что Союз заставил квино прекратить захватнические акции несколько веков назад. Должно быть, эта восстановленная в правах планетка была результатом действий Союза.
Клео немного говорила на языке ящеров. Видимо, специально она не училась ему, да и не имела особых способностей, и все же Палатон в изумлении наблюдал, как ящеры пытались ответить ей на трейде, в затруднительных случаях помогая себе выразительными жестами гибких длинных пальцев, ловких по сравнению с негнущимися пальцами женщины. Какими бы сложными ни были переговоры, завершились они быстро, ибо Даман, очевидно, был уважаемым членом общества, и Клео без труда удалось продать его дом. У Дамана был собственный корабль. Клео приказала заправить и приготовить его к полету. Свои приказы она сопровождала жестами, ошибиться в которых было невозможно.
Она повернула к Палатону порозовевшее от яркого солнца лицо, обмахиваясь самодельной соломенной шляпой.
— Это займет некоторое время, к тому же в полдень они устраивают себе перерыв, но мы сможем улететь до сумерек.
Палатон вдруг почувствовал себя уставшим. — Его голоса звучали слабо, еле слышно, и он ненавидел себя за эту слабость.
— Мне необходимо отдохнуть. Женщина протянула руку и взяла его за запястье.
— Конечно. Неподалеку отсюда есть их поселение. Как насчет чашки горячего бревна?
— Звучит соблазнительно, но поверить в это трудно.
— Даман попросил владельца отеля сделать запасы брена и хранить для него. Пойдем, — и Клео, которая возвышалась над ящерами, как сам Палатон возвышался над ней, потянула его через суматоху порта.
Владелец отеля налил им в чашки настоящий брен — горячий, черный, с горьковато-сладким ароматом, наполнившим отдельную предоставленную им комнату. Палатон благодарно опустился на диван, наблюдая, как подобострастный хозяин со слишком округлой для ящера талией откланялся и ушел.
Моментально улыбка на лице Клео сменилась печалью. Она обхватила руками чашку, поставив свои локти на стол. Палатон решил, что она действует слишком неловко — ей едва хватает сил, чтобы прятать печаль при посторонних.
— Ронины вернутся за ним?
— Наверное, нет. На этот раз они пошлют шпионов. Даман успел хотя бы научить их осторожности. Не найдя ничего, они улетят, — каждое слово давалось с трудом. Грудь болела, когда Палатон закончил говорить, и он попытался заглушить боль горячим бреном, одним глотком осушив всю чашку. Клео машинально вновь наполнила ее из серебряной посудины, которую оставил ящер.
— Ты даже не спросил, куда я хочу увезти тебя.
— Этот вопрос мне ничем не поможет. Клео вновь обмахнулась своей самодельной шляпой.
— Зато тебе может помочь ответ.
Вторую чашку он пил с осторожностью, чувствуя, как от жара немеет кончик его языка, как аромат обволакивает его небо и обостряет чувства, позволяя ощутить знакомый, привычный вкус и спокойствие.
— Как бы я ни принадлежал тебе, я не смогу отдать тебе свой долг…
Ни ей, ни Союзу. Палатон взглянул на женщину, опять чувствуя тянущую боль угасающей силы — ненадежную, мерцающую среди серого пепла того, что некогда было ярким пламенем возможностей.
— Речь не о том, что ты должен отдать мне, а о том, что могу дать тебе я. — Клео приподняла чашку, желая скорее скрыть выражение на своем лице, нежели сделать глоток, и надолго задержала ее у губ. — Если, конечно, ты не слишком горд, чтобы принять мой дар.
Она мало что знала о чоя после долгих лет, проведенных в обществе только одного Дамана. У Палатона совсем не осталось гордости. Она сидела и смотрела, как пустая скорлупа, бывшая когда-то чоя, движется, стараясь сохранить равновесие, прийти в норму, не выдать себя.
— Ты ничем не сможешь мне помочь. Как только начинается невропатия, бахдар исчезает. Болезнь прогрессирует по-своему у каждого чоя. Я не знаю, сколько времени отпущено мне, — медленно ответил Палатон.
— Как твоя рука?
— Немного немеет вот здесь, — и Палатон ущипнул это место двумя пальцами. — Но общая боль ушла.
— Значит, невропатия только начинается. В твоих руках сотни нервов, ты вполне можешь позволить себе потерять один из них.
Она вызвала у него гнев.
— Женщина, я знаю, как устроен мой организм. Я знаю, что меня ждет, а ты — нет. Откуда ты можешь знать, что такое бахдар и что значит потерять его?
— Можешь удивляться, но я многое знаю об этом, — загадочно ответила Клео и встала. — Я закрою комнату, и тебе никто не помешает. А тебе предлагаю лечь и подождать. У нас здесь есть кредит. Если ты голоден, закажи себе что-нибудь — только до дневного перерыва. И никуда не уходи без меня.
Палатон бросил на женщину косой взгляд.
— Мне некуда идти.
Клео засмеялась.
— Ты удивился бы, если бы знал больше. Если местные жители узнают, что среди них оказался чоя, тебя замучают почетом до смерти. Они считают твое прикосновение талисманом. Тебе придется провести целый день, благословляя детей. Сейчас хозяин никого сюда не пустит, но если ты выйдешь, так просто от них не вырвешься. — Женщина водрузила шляпу на свои седоватые волосы и застыла в ожидании ответа.
— Я останусь здесь, — нехотя отозвался он и откинулся на спинку дивана. Брен уже согрел его внутренности. Сон показался приятной альтернативой спорам с этим существом.
— Я скоро вернусь. — Клео вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Палатон устало закрыл глаза.
Он проснулся от ощущения, что за ним наблюдают. Хозяин отеля стоял на пороге комнаты, за ним прятались два ящеренка. Палатон подумал, что Клео оставила его не под такой уж надежной охраной, и сел.
— Уважаемый тезар, — хозяин отеля изъяснялся на вполне приемлемом трейде. — Это мое потомство. Умоляю вас, ради их блага…
Палатон протянул руку и ящерята подошли, каждый получил благословение. Зашипев от радости, они поползли прочь из комнаты.
Хозяин раздвинул широкие челюсти в подобии улыбки.
— Благодарю вас.
— Не за что, — Палатон заказал обед, как предложила Клео, долго выбирая и размышляя над каждым блюдом, не зная различий между ее и своим вкусом. — Принесите его после полуденного перерыва, — добавил он, и хозяин, вообще-то выглядевший несчастным, расслабился. Шлепая хвостом, он вышел из комнаты вслед за своим потомством.
В открытую дверь комнаты проник зной и убаюкал Палатона. Когда он вновь проснулся, за столом сидела Клео, переставляя принесенные хозяином блюда.
Палатон поднялся, и она произнесла:
— Наш корабль готов к отлету, сейчас его заканчивают заправлять.
— Ты успела завершить свои дела?
— Да, — ее глаза внезапно блеснули. — Мне хотелось успеть продать ферму и все вещи.
— Значит, ты не вернешься сюда?
— Нет, — Клео энергично покачала головой. — Ни в коем случае.
— Тогда выйдем отсюда, как только закончим обед. Я не привык вылетать, не проверив корабль.
Блеск в ее глазах внезапно усилился, и Палатон понял без объяснений — что-то в его словах напомнило ей Дамана. Он отвернулся, не в силах вынести причиненную им боль.
Корабль Дамана оказался стандартным крейсером, старым, но не слишком, оснащенным черным ящиком тезарианского устройства — Палатон ожидал гораздо худшего. Он покинул планету, неловко стартовав, но все же продемонстрировав триумф грубой силы над притяжением. Клео сидела в штурманском кресле, ее лицо застыло от напряжения, пока они пробивались через атмосферу.
— Я совсем забыла, — пробормотала она, — как это трудно.
Палатон не ответил ей, погрузившись в собственные мысли о предстоящем полете. Он прибавил оборотов так, чтобы они вошли в Хаос как можно скорее. Он никогда еще не появлялся в Хаосе, не имея ни малейшего представления о том, куда летит.
Клео протянула руку, дотронувшись до него. Странная привычка у этих людей, подумал Палатон, но не отстранился.
— Когда будешь готов, — пробормотала она, — я покажу тебе, куда лететь. Даман оставил мне видение.
Палатон в изумлении обернулся к женщине.
— У тебя есть дар?..
— Нет, конечно. У меня есть память. И Даман знал, что нам придется… то есть тебе придется улетать отсюда.
Мысль о столь близкой связи с чужим существом потрясла Палатона. Он уставился на Клео, забыв обо всех вспышках и сигналах приборов, которые предупреждали его о приближении к Хаосу.
Клео прошептала:
— Ты должен сделать это быстро. В последний раз я была в Хаосе очень давно. Я даже не знаю, смогу ли… Это труднее, чем я думала.
Только тут Палатон понял, что, как и Даман, женщина уже немолода. Конечно, она не могла войти в Хаос, как чоя. Он осторожно убрал ее руку, протянул свою и ласково прикоснулся к ее щеке.
— Смотри мне в глаза.
Она послушалась. Прекрасные глаза, успел подумать Палатон, разрывая паутину ее мыслей и достигая нутра.
Послание Дамана горело, сияло ослепительно ярким светом. Палатон принял его и вошел в нее, так быстро, как будто ощущал себя скальпелем, проникшим в рану, причинившим боль и тут же извлеченным наружу. Клео глубоко вздохнула и закрыла глаза, как только он из нее вышел. Она вздрогнула и закрыла лицо ладонями.
Палатон в ужасе отпрянул.
— Тебе больно?
— Нет, — она сотрясалась от рыданий. — О, Боже, мне показалось, что ты забрал его целиком. Я думала… думала, что ты ничего мне не оставил, — Клео вытерла мокрое лицо и всхлипнула. — Спасибо тебе.
Палатон смущенно пробормотал:
— Не стоит благодарить меня, пока путь не закончен, — и он приготовился войти в Хаос, молясь Вездесущему Богу, чтобы остатки его бахдара горели достаточно ярко и смогли осветить их путь.
Часть 3
АРИЗАР
Глава 22
Весенние бутоны цветов рассыпались по южной стороне ограды. Клео перевела взгляд с них на красные кирпичные здания, аризарианское пронзительно-синее небо и плато, на котором была построена школа. Она потерла руки от холода, которого не помнила со времен юности, прислушиваясь к бормотанию обеспокоенного чоя позади нее, умышленно не глядя в сторону приемной с прозрачной дверью, через которую было видно, как Палатон напряженно ерзает на стуле, погрузившись в тягостные мысли. Рядом с ним стояли два чоя. Прием был совсем не таким, какого она ожидала.
Она заговорила, перебивая взволнованное бормотание.
— Он вывел нас на одних вспышках бахдара, без чьей-либо помощи, пользуясь только моей человеческой памятью. — Она не стала упоминать о видении, оставленном ей Даманом. — Он был одним из лучших и вновь будет блестящим пилотом, если вы поможете ему. Как вы только могли предложить отправить его обратно?
Чоя, сидящие в комнате, обращались к ней с таким превосходством, какого Даман не позволял себе даже в первые дни их совместной жизни, и она расстроилась, несмотря на все усилия, покусывая губы и слушая его обидные слова.
— Ты не входила в эти двери тридцать лет — с тех пор, как решила связать с ним свою судьбу. А потом тезар Даман обманул наши надежды. Откуда нам знать, что ты вернулась не за тем, чтобы вновь обмануть нас? Обстоятельства изменились…
— Зато вы не изменились, рив Бриад. — Действительно, поведение чоя с иссиня-черными волосами и водянисто-голубыми глазами ничуть не изменилось. Постарел он незначительно. Даже морщин на лице, кажется, не прибавилось. Он нес бремя власти так же легко, как свой роговой гребень, но если Клео помнила его всего лишь наставником, теперь он был ривом, главой всей школы. — Я не знаю, почему ушел Даман. Знаю только, что мы никогда не ступали на земли Союза. Он поклялся, что никогда не сделает этого, и сдержал клятву. Никто не знал, где он и что он делает. Он был механиком и торговцем. И если вы считаете, что он не оправдал надежды школы, я не понимаю, что он мог еще сделать. Наставник Ферсон упрямо повторил:
— Он ушел и забрал с собой тебя.
Ферсон стал еще более пришибленным, чем в те времена, когда Клёо помнила его еще помощником прежнего рива — вероятно, потому, что преемником рива стал Бриад. Чоя оборонительным жестом скрестил руки, приподняв левый уголок рта и слегка помаргивая. Его золотистые волосы с возрастом совсем побелели. На груди висела линза. Клео сразу представила, как он подносит линзу к глазам, оглядывая буйных курсантов.
Клео моргнула и вернулась к главной цели беседы. Разве не они говорили когда-то, что чоя никогда не бросит в беде Брата? Разве теперь они не делают то же самое?
Бриад прошагал к экрану, не отвечая на ее вопрос.
— Он из Звездного дома?
— Так сказал Даман. Сама я разговаривала с ним очень мало. Он едва оправился от ужасного приступа лихорадки, — остальное она предоставила рассказать самому Палатону.
Наставница Грасет до сих пор сидела тихо, редко подавая свои напевные голоса. Ее черные, кудрявые, коротко подстриженные волосы были перевязаны лентой чуть ниже рогового гребня. Неожиданно она произнесла:
— Чем сильнее дар…
Ее серые глаза налились серебристым блеском.
Худощавый, гибкий чоя с темными волосами и ореховыми глазами сидел за столом, просматривая данные на экране. Он внезапно поднял голову:
— Запрос от него не поступал, — он перевел взгляд на рива. Казалось, он говорит беспокойнее, а его голоса звучат более напряженно, когда он обращается к риву.
— Значит, его нет в нашей базе данных, — заметил рив. — Понадобится некоторое время, чтобы выяснить все, что нам необходимо. Верно, Ферсон?
Худой чоя энергично кивнул.
— Назови его имя еще раз, Клео.
— Палатон, — отчетливо произнесла Клео и повторила по буквам.
Рив неожиданно поднял руку.
— Это имя мне знакомо, — он шагнул в сторону и пристально посмотрел через стеклянную дверь на пилота, ждущего в соседней комнате. — Ты уверена? Значит, это он… Это он отправил на смерть четыреста существ?
Клео ответила с неохотой, зная, что больше она не сможет защищать Палатона.
Она заговорила, перебивая взволнованное бормотание.
— Он вывел нас на одних вспышках бахдара, без чьей-либо помощи, пользуясь только моей человеческой памятью. — Она не стала упоминать о видении, оставленном ей Даманом. — Он был одним из лучших и вновь будет блестящим пилотом, если вы поможете ему. Как вы только могли предложить отправить его обратно?
Чоя, сидящие в комнате, обращались к ней с таким превосходством, какого Даман не позволял себе даже в первые дни их совместной жизни, и она расстроилась, несмотря на все усилия, покусывая губы и слушая его обидные слова.
— Ты не входила в эти двери тридцать лет — с тех пор, как решила связать с ним свою судьбу. А потом тезар Даман обманул наши надежды. Откуда нам знать, что ты вернулась не за тем, чтобы вновь обмануть нас? Обстоятельства изменились…
— Зато вы не изменились, рив Бриад. — Действительно, поведение чоя с иссиня-черными волосами и водянисто-голубыми глазами ничуть не изменилось. Постарел он незначительно. Даже морщин на лице, кажется, не прибавилось. Он нес бремя власти так же легко, как свой роговой гребень, но если Клео помнила его всего лишь наставником, теперь он был ривом, главой всей школы. — Я не знаю, почему ушел Даман. Знаю только, что мы никогда не ступали на земли Союза. Он поклялся, что никогда не сделает этого, и сдержал клятву. Никто не знал, где он и что он делает. Он был механиком и торговцем. И если вы считаете, что он не оправдал надежды школы, я не понимаю, что он мог еще сделать. Наставник Ферсон упрямо повторил:
— Он ушел и забрал с собой тебя.
Ферсон стал еще более пришибленным, чем в те времена, когда Клёо помнила его еще помощником прежнего рива — вероятно, потому, что преемником рива стал Бриад. Чоя оборонительным жестом скрестил руки, приподняв левый уголок рта и слегка помаргивая. Его золотистые волосы с возрастом совсем побелели. На груди висела линза. Клео сразу представила, как он подносит линзу к глазам, оглядывая буйных курсантов.
Клео моргнула и вернулась к главной цели беседы. Разве не они говорили когда-то, что чоя никогда не бросит в беде Брата? Разве теперь они не делают то же самое?
Бриад прошагал к экрану, не отвечая на ее вопрос.
— Он из Звездного дома?
— Так сказал Даман. Сама я разговаривала с ним очень мало. Он едва оправился от ужасного приступа лихорадки, — остальное она предоставила рассказать самому Палатону.
Наставница Грасет до сих пор сидела тихо, редко подавая свои напевные голоса. Ее черные, кудрявые, коротко подстриженные волосы были перевязаны лентой чуть ниже рогового гребня. Неожиданно она произнесла:
— Чем сильнее дар…
Ее серые глаза налились серебристым блеском.
Худощавый, гибкий чоя с темными волосами и ореховыми глазами сидел за столом, просматривая данные на экране. Он внезапно поднял голову:
— Запрос от него не поступал, — он перевел взгляд на рива. Казалось, он говорит беспокойнее, а его голоса звучат более напряженно, когда он обращается к риву.
— Значит, его нет в нашей базе данных, — заметил рив. — Понадобится некоторое время, чтобы выяснить все, что нам необходимо. Верно, Ферсон?
Худой чоя энергично кивнул.
— Назови его имя еще раз, Клео.
— Палатон, — отчетливо произнесла Клео и повторила по буквам.
Рив неожиданно поднял руку.
— Это имя мне знакомо, — он шагнул в сторону и пристально посмотрел через стеклянную дверь на пилота, ждущего в соседней комнате. — Ты уверена? Значит, это он… Это он отправил на смерть четыреста существ?
Клео ответила с неохотой, зная, что больше она не сможет защищать Палатона.