Страница:
Ла-Фуэрса, первую крепость в Гаване, начали строить в 1558 году. До сих пор эта цитадель остается самым совершенным и лучше всех сохранившимся сооружением Гаваны. Крепостные стены, вырастая из воды, круто поднимаются к верхней платформе, с трех сторон окруженной одноэтажным зданием, в течение двух веков служившим резиденцией для испанских правителей Кубы. Широкий ров с водой окружал Ла-Фуэрса, через него переброшены два деревянных моста, которые и сегодня можно поднять на мощных цепях. Бойницы в стенах вырезаны так, что ни с моря, ни с суши не увидишь, что делается внутри.
Огромная по сравнению с окружавшими ее строениями крепость Ла-Фуэрса стала ядром будущего города. А суровый характер ее архитектуры на длительное время сделался образцом для возведения не только военных строений, но также культовых и даже гражданских зданий.
Чтобы защитить бухту от пиратов Карибского моря, испанцы начали возводить другие крепости, дозорные башни, ближайшие к Гаване возвышенности укрепили мощной системой оборонительных укреплений. Англичанам, которые отважились напасть на Гавану в XVIII веке, понадобилось 200 боевых кораблей и почти 20-тысячный десант, но и с такими силами они вынудили Гавану сдаться только после 70 дней упорных боев.
Через год Гавана была возвращена Испании, и тогда на Кубу срочно послали военного инженера С. Абарку для восстановления разрушенных и возведения новых крепостей. Эти крепости и сейчас играют важную организующую роль в градостроительстве Гаваны и придают городу только ему присущий облик, став отчасти «визитной карточкой» кубинской столицы.
Архитектура Гаваны развивалась в сложных естественных условиях, где берега острова изрезаны скальными выходами и болотистыми низинами. Крепостная стена сжимала растущий город, и Гаване становилось тесно в ее первоначальных границах. Улочки были узкими, и возведенные на них деревянные дома часто горели. Пожары устраивали и пираты, и восстававшие рабы, поэтому после каждого пожара оставался только камень. К тому времени, когда завершилось строительство Ла-Фуэрсы и значительно продвинулось возведение других крепостей, вышел указ испанского короля Филиппа II, запрещающий строить в Гаване деревянные дома.
Старая Гавана имеет относительно регулярную планировку, которая определяет размер городских кварталов и ширину улиц. Поэтому главная площадь города — Плас-де-Арм — имеет форму прямоугольника, а название говорит о ее первоначальном назначении — служить местом для проведения воинских учений.[50]
Недалеко от крепости Ла-Фуэрса располагался дворец губернатора Кубы. Все в нем построено как в далекой Испании: внутренний дворик, изысканные колонны в стиле барокко, балконы и галереи выстроены так, чтобы солнце не попадало в комнаты. И все-таки не все было как в Испании: например, среди завитков барокко местный умелец вместо цветка вдруг вписывал ананас…
На втором этаже дворца размещались покои губернатора Такона, а слева от них — трибунал, который не щадил никого. Чтобы оплатить строительство роскошного дворца, приходилось сдавать нижний этаж местным торговцам-креолам. Рано утром они привозили сюда рыбу, мясо, овощи, фрукты… И те, кто хотел казаться благородным и отгородиться от черни, вынуждены были перешагивать по утрам через мешки и пробираться между тележками. Так жизнь вторгалась во дворец!
Почти одновременно с дворцом губернатора начал возводить свой дворец богатейший и могущественный креол Доминго Альдама. Стиль он выбрал классический: все, начиная от места строительства дворца за городской стеной, говорило о вызове испанской короне.
Белые, итальянского мрамора лестницы как будто висят в воздухе, едва касаясь стен; плафоны залов расписаны искусными европейскими художниками. В этом дворце, который сейчас известен в Гаване как «дом Мигеля Альдама» (сына Доминго), в свое время собирались знаменитые артисты, выступали певцы из Италии, встречались прогрессивные кубинские литераторы. У стен дворца толпились сотни слушателей, и гости Альдамы выходили на балкон, чтобы приветствовать своих поклонников. Первые голоса за отмену рабства тоже прозвучали из этого дворца.
Однажды в нем собрались богатые меценаты, чтобы выкупить из неволи чернокожего поэта Ф. Мансано. Узнав об этом, его владелица, маркиза Хусти де Санта, удвоила цену, но поэта все равно выкупили. Предоставив ему свободу, меценаты попросили, чтобы он написал впоследствии воспоминания раба, и эта книга стала величайшим документом эпохи.
Сторонники королевской власти на Кубе не могли выносить вольнолюбивую обстановку дворца Альдамы, напали на него и разграбили, а потом подожгли. Мигель Альдама бежал в США и умер там в нищете, а в его дворце сначала разместили табачную фабрику, а потом какую-то контору… Менялись времена, менялись люди, а дворец стоит по-прежнему. Даже его картины, написанные в стиле помпеянских фресок, и сегодня выглядят так, словно созданы только вчера.
Развитие производства сахарного тростника, табака и кофе привело в конце XVIII века к расцвету Кубы. Стремительно выросли богатства местной креольской знати, а развитие торговли и других отраслей промышленности так же, как и судостроительная деятельность гаванского порта, вызвали бурное строительство города. В это время расширились экономические связи Кубы со странами Старого Света, в результате чего кубинцы познакомились с культурой этих стран, их жизнью и архитектурой. Как своеобразное противопоставление культурным традициям монархической Испании креольской буржуазии особенно понравился неоклассицизм революционной Франции. Открыл период неоклассицизма в Гаване небольшой храм Темплете на Плас-де-Арм, возведенный в честь 300-летия основания города.
Двадцатый век, отмеченный империалистическими войнами в Европе, принес кубинской знати еще большие барыши в связи с увеличением спроса на кубинский сахар. Богатая верхушка общества стала возводить свои дома в западной части города — районе Ведадо, причем и на этот раз внешний вид застроек оказался совершенно новым для Гаваны. По-испански «Ведадо» означает «запрещенный», и название это восходит к тем временам, когда вся Гавана скрывалась за высокой стеной, а жителям под страхом самых суровых наказаний запрещалось выходить в тропический лес, кишевший контрабандистами, пиратами и другим разбойным народом.
Кварталы сегодняшнего Ведадо выстроились в прямоугольники с многочисленными домами, похожими на маленькие дворцы. Их строили внутри садов, которые постепенно превратились в парки. Особняки этого района и некоторых других (в частности, квартала Мирамар) обычно возводили в два этажа: на первом размещались приемные залы и парадная столовая, которые открытыми террасами выходили в сады и парки. Второй этаж предназначался под личные апартаменты хозяев; дома средней буржуазии имели ту же планировку, но несколько меньшие размеры. Эти богатые виллы строили, стараясь перещеголять друг друга в роскоши, сахарные магнаты и торговые посредники, ловкие адвокаты и жуликоватые политики 20—30-х годов XX века. Некоторым из них не всегда хватало вкуса, но спасала природа: зеленые пальмы, синь неба и удивительно яркие цветы (красные, оранжевые, сиреневые), гроздьями растущие на деревьях…
Гавана всегда производила неизгладимое впечатление на путешественников. А. Гумбольдт, писатель Б. Ибаньес, В. Маяковский и другие посетили Гавану в разное время, но все были очарованы ее красотой. «Городом колонн» назвал столицу кубинский писатель А. Карпентьер. И действительно, в ее архитектуре многообразно представлено это наследие античного и мавританского зодчества. И хотя здания построены на века, но и они не вечны, поэтому «Старая Гавана» признана ЮНЕСКО достоянием всего человечества. В 1981 году в стране был принят план реконструкции исторической части города, и многие здания начинают возрождаться. Кубинская революция дала простор и расцвету национальной архитектуры, «клиентом которой с 1959 года стал весь кубинский народ». Веселый и остроумный народ Гаваны, неунывающий и неистощимый на шутки и выдумку, артистичный в музыке, танце и пении, он похож, как и их город, на мучачо — озорного ребенка с огромными глазами…
ДЖАКАРТА — СТОЛИЦА У ЭКВАТОРА
БУЭНОС-АЙРЕС
Огромная по сравнению с окружавшими ее строениями крепость Ла-Фуэрса стала ядром будущего города. А суровый характер ее архитектуры на длительное время сделался образцом для возведения не только военных строений, но также культовых и даже гражданских зданий.
Чтобы защитить бухту от пиратов Карибского моря, испанцы начали возводить другие крепости, дозорные башни, ближайшие к Гаване возвышенности укрепили мощной системой оборонительных укреплений. Англичанам, которые отважились напасть на Гавану в XVIII веке, понадобилось 200 боевых кораблей и почти 20-тысячный десант, но и с такими силами они вынудили Гавану сдаться только после 70 дней упорных боев.
Через год Гавана была возвращена Испании, и тогда на Кубу срочно послали военного инженера С. Абарку для восстановления разрушенных и возведения новых крепостей. Эти крепости и сейчас играют важную организующую роль в градостроительстве Гаваны и придают городу только ему присущий облик, став отчасти «визитной карточкой» кубинской столицы.
Архитектура Гаваны развивалась в сложных естественных условиях, где берега острова изрезаны скальными выходами и болотистыми низинами. Крепостная стена сжимала растущий город, и Гаване становилось тесно в ее первоначальных границах. Улочки были узкими, и возведенные на них деревянные дома часто горели. Пожары устраивали и пираты, и восстававшие рабы, поэтому после каждого пожара оставался только камень. К тому времени, когда завершилось строительство Ла-Фуэрсы и значительно продвинулось возведение других крепостей, вышел указ испанского короля Филиппа II, запрещающий строить в Гаване деревянные дома.
Старая Гавана имеет относительно регулярную планировку, которая определяет размер городских кварталов и ширину улиц. Поэтому главная площадь города — Плас-де-Арм — имеет форму прямоугольника, а название говорит о ее первоначальном назначении — служить местом для проведения воинских учений.[50]
Недалеко от крепости Ла-Фуэрса располагался дворец губернатора Кубы. Все в нем построено как в далекой Испании: внутренний дворик, изысканные колонны в стиле барокко, балконы и галереи выстроены так, чтобы солнце не попадало в комнаты. И все-таки не все было как в Испании: например, среди завитков барокко местный умелец вместо цветка вдруг вписывал ананас…
На втором этаже дворца размещались покои губернатора Такона, а слева от них — трибунал, который не щадил никого. Чтобы оплатить строительство роскошного дворца, приходилось сдавать нижний этаж местным торговцам-креолам. Рано утром они привозили сюда рыбу, мясо, овощи, фрукты… И те, кто хотел казаться благородным и отгородиться от черни, вынуждены были перешагивать по утрам через мешки и пробираться между тележками. Так жизнь вторгалась во дворец!
Почти одновременно с дворцом губернатора начал возводить свой дворец богатейший и могущественный креол Доминго Альдама. Стиль он выбрал классический: все, начиная от места строительства дворца за городской стеной, говорило о вызове испанской короне.
Белые, итальянского мрамора лестницы как будто висят в воздухе, едва касаясь стен; плафоны залов расписаны искусными европейскими художниками. В этом дворце, который сейчас известен в Гаване как «дом Мигеля Альдама» (сына Доминго), в свое время собирались знаменитые артисты, выступали певцы из Италии, встречались прогрессивные кубинские литераторы. У стен дворца толпились сотни слушателей, и гости Альдамы выходили на балкон, чтобы приветствовать своих поклонников. Первые голоса за отмену рабства тоже прозвучали из этого дворца.
Однажды в нем собрались богатые меценаты, чтобы выкупить из неволи чернокожего поэта Ф. Мансано. Узнав об этом, его владелица, маркиза Хусти де Санта, удвоила цену, но поэта все равно выкупили. Предоставив ему свободу, меценаты попросили, чтобы он написал впоследствии воспоминания раба, и эта книга стала величайшим документом эпохи.
Сторонники королевской власти на Кубе не могли выносить вольнолюбивую обстановку дворца Альдамы, напали на него и разграбили, а потом подожгли. Мигель Альдама бежал в США и умер там в нищете, а в его дворце сначала разместили табачную фабрику, а потом какую-то контору… Менялись времена, менялись люди, а дворец стоит по-прежнему. Даже его картины, написанные в стиле помпеянских фресок, и сегодня выглядят так, словно созданы только вчера.
Развитие производства сахарного тростника, табака и кофе привело в конце XVIII века к расцвету Кубы. Стремительно выросли богатства местной креольской знати, а развитие торговли и других отраслей промышленности так же, как и судостроительная деятельность гаванского порта, вызвали бурное строительство города. В это время расширились экономические связи Кубы со странами Старого Света, в результате чего кубинцы познакомились с культурой этих стран, их жизнью и архитектурой. Как своеобразное противопоставление культурным традициям монархической Испании креольской буржуазии особенно понравился неоклассицизм революционной Франции. Открыл период неоклассицизма в Гаване небольшой храм Темплете на Плас-де-Арм, возведенный в честь 300-летия основания города.
Двадцатый век, отмеченный империалистическими войнами в Европе, принес кубинской знати еще большие барыши в связи с увеличением спроса на кубинский сахар. Богатая верхушка общества стала возводить свои дома в западной части города — районе Ведадо, причем и на этот раз внешний вид застроек оказался совершенно новым для Гаваны. По-испански «Ведадо» означает «запрещенный», и название это восходит к тем временам, когда вся Гавана скрывалась за высокой стеной, а жителям под страхом самых суровых наказаний запрещалось выходить в тропический лес, кишевший контрабандистами, пиратами и другим разбойным народом.
Кварталы сегодняшнего Ведадо выстроились в прямоугольники с многочисленными домами, похожими на маленькие дворцы. Их строили внутри садов, которые постепенно превратились в парки. Особняки этого района и некоторых других (в частности, квартала Мирамар) обычно возводили в два этажа: на первом размещались приемные залы и парадная столовая, которые открытыми террасами выходили в сады и парки. Второй этаж предназначался под личные апартаменты хозяев; дома средней буржуазии имели ту же планировку, но несколько меньшие размеры. Эти богатые виллы строили, стараясь перещеголять друг друга в роскоши, сахарные магнаты и торговые посредники, ловкие адвокаты и жуликоватые политики 20—30-х годов XX века. Некоторым из них не всегда хватало вкуса, но спасала природа: зеленые пальмы, синь неба и удивительно яркие цветы (красные, оранжевые, сиреневые), гроздьями растущие на деревьях…
Гавана всегда производила неизгладимое впечатление на путешественников. А. Гумбольдт, писатель Б. Ибаньес, В. Маяковский и другие посетили Гавану в разное время, но все были очарованы ее красотой. «Городом колонн» назвал столицу кубинский писатель А. Карпентьер. И действительно, в ее архитектуре многообразно представлено это наследие античного и мавританского зодчества. И хотя здания построены на века, но и они не вечны, поэтому «Старая Гавана» признана ЮНЕСКО достоянием всего человечества. В 1981 году в стране был принят план реконструкции исторической части города, и многие здания начинают возрождаться. Кубинская революция дала простор и расцвету национальной архитектуры, «клиентом которой с 1959 года стал весь кубинский народ». Веселый и остроумный народ Гаваны, неунывающий и неистощимый на шутки и выдумку, артистичный в музыке, танце и пении, он похож, как и их город, на мучачо — озорного ребенка с огромными глазами…
ДЖАКАРТА — СТОЛИЦА У ЭКВАТОРА
Индонезия раскинулась на бесчисленных островах, и каждый из них — поистине «остров сокровищ». Обычно считается, что в составе Индонезии 3000 островов, на самом же деле их около 14000. Многие из них необитаемы, а некоторые такие маленькие, что можно только удивляться, как такая малость земной тверди удерживается в море.
В XVI веке, перед приходом на Яву голландцев, на месте современной Джакарты располагался небольшой торговый город Сундакелапа. Это было время пиратства в открытых морях, контрабанды и широкой торговли пряностями, ради которых в эту часть света направлялись португальцы, голландцы и англичане. Все они враждовали друг с другом, поэтому и не стеснялись прибегать к самым коварным приемам борьбы. В своей междоусобице они старались заручиться поддержкой и помощью местного населения.
В 1522 году в Сундакелапе появились первые голландские мореплаватели, которые сначала основали здесь торговую факторию, а потом им позволили построить крепость. Портом Сундакелапа тогда владел султан княжества Бантам, который дал новое название городу — Джаякерта. Узнав о возведении крепости, султан обратился за помощью к англичанам, однако и совместными силами они оказались слабее голландцев. В конце мая 1619 года голландский флотоводец Ян Питерзон Кун завоевал почти незащищенное поселение, потом голландцы сожгли торговые склады англичан и стерли город с лица земли. Во время столь бурных событий они как-то вдруг вспомнили, что их крепость не имеет названия, и дали ей имя Батавия. Так называли Голландию еще в начале нашей эры — в те времена, когда ее населяли воинственные племена батавов: голландцы считают себя их потомками.
Территорией бывшей Джаякерты завладела Ост-Индская компания, которая построила здесь новый портовый город, защитив его стеной и береговыми укреплениями. Однако и в новом городе голландцам не раз становилось жутко, когда гремели бубны и барабаны и воины-индонезийцы, ожесточенные чужеземным вторжением, собирались в лесах вокруг Батавии. В течение долгих лет горожане боялись нападения и не осмеливались выходить за пределы города даже за продуктами. Их доставляли им сюда извне по соглашению с султаном княжества Матарам, а тот не всегда регулярно снабжал их продовольствием.
Созданная на европейский манер, Батавия впоследствии стала столицей Ост-Индской компании на Яве. Со временем торговые связи Батавии расширились, а вместе с ними рос и город, жизнь в котором становилась все роскошнее. Купцы постепенно проникали все дальше в центральную часть острова, а в город съезжалось все больше людей, которые хотели сколотить состояние прежде, чем их скосит лихорадка. Сначала Батавию населяли одни мужчины, но к началу XVIII века в городе появились и женщины.
Как и в других голландских колониях, в Батавии все делалось по образцу родной земли, вплоть до каналов, которые были хороши уже по одному своему замыслу. Кроме того, голландские дамы использовали их как общественные бани, пока не переселились в дома с водопроводами. Во время колониального господства, кроме многочисленных каналов, в городе было построено много каменных складов, жилых домов и церквей.
В течение XVII века Батавия была центром торговли со многими странами, ее склады и корабли были заполнены товарами, прибывающими из всех районов Индонезии, а также из Персии, Индии и Японии. Но в XVIII веке роль Батавии стала падать: в 1732 году в городе разразилась эпидемия малярии, которую доктора бессильны были остановить. Многие жители переселились из города в сельскую местность, а генерал-губернатор перенес свою резиденцию из Батавии в город Богор. Со временем жизнь наладилась, однако к XIX веку старая бухта Сундакелапа уже не справлялась с возросшими перевозками, поэтому в Батавии был сооружен новый порт — Танджунгприок.
В 1942 году Батавия была захвачена японскими войсками. Чтобы заручиться поддержкой местных жителей в войне против США и их союзников, японские власти оказали поддержку некоторым индонезийским лидерам, а заодно вернули городу прежнее название, правда, несколько усеченное. Батавия стала Джакартой. Три года японской оккупации в облике города видимых следов не оставили, так как новое строительство здесь не велось.[51]
Еще и в середине XX века Батавию называли большим поселком и даже большой деревней. Одноэтажные дома с черепичными крышами были окружены палисадниками, в которых росли деревья папайи и банановые пальмы. Их желтоватая листва, выгоравшая под беспощадно палящим солнцем, дрожала в знойном мареве. Новая Джакарта сейчас уже меньше зависит от «милостей природы». Многие гостиницы, офисы иностранных компаний, банки и другие общественные здания оборудованы кондиционерами, окна и балконы прикрыты навесами, и о тропиках напоминает лишь вид из окна.
В 1960-х годах в одноэтажной Джакарте появились первые многоэтажные здания, например, гостиница «Индонесия». А потом темпы строительства стали быстро нарастать, ведь столичные отели — это еще и место, где проходят официальные приемы и деловые встречи. Однако в Джакарте не увлекаются возведением небоскребов, и даже «Дхарма Нирмала» — одна из крупнейших гостиниц в городе — представляет собой группу расположившихся в саду коттеджей. Природа здесь райская, и потому громоздить друг на друга этажи — нелепо.
Большинство населения Джакарты — люди малоимущие или совсем бедняки. Число их не только не убывает, а постоянно растет. Сюда тянутся тысячи людей: разорившиеся крестьяне, не нашедшие работу интеллигенты из провинциальных городов, просто искатели легкой жизни…
Муниципальные власти Джакарты всеми путями пытаются приостановить нескончаемый поток пришельцев полиция разрушает их временные жилища, столицу даже объявляли закрытым городом, но это мало помогает. В сегодняшней Джакарте открыто много массажных салонов, ночных клубов, турецких бань, рулетка в самых различных вариантах — всего этого Джакарта не знала до 1960-х годов. И, к сожалению, именно ночная жизнь обеспечивает городскому бюджету не один миллион рупий, что составляет более четверти всех налоговых поступлений. Так, культурный центр имени Исмаила Марзуки возведен на налоги с игорных домов.
Недалеко от Джакарты возвышается знаменитый храм Прамбанан, построенный более 1000 лет назад. Жители окрестных деревень рассказывают интересную легенду о том, как было создано множество его статуй.
Великан-волшебник полюбил прекрасную принцессу по имени Лоро Джанггранг и захотел на ней жениться.
— Я выйду за тебя замуж, — сказала красавица, — если ты за одну ночь высечешь из камня 1000 статуй и закончишь всю работу до пения петухов.
Вечером влюбленный великан принялся за дело, и к рассвету у него уже были готовы 999 статуй. Оставалось сделать только последнюю, и времени у волшебника было для этого вполне достаточно. Однако коварная принцесса не захотела выполнить свое обещание и велела всем деревенским девушкам постучать пестиком о ступы. От этого шума петухи проснулись и начали петь. Великан, разгневанный таким вероломством, тотчас превратил неверную принцессу в тысячную по счету статую.
В XVI веке, перед приходом на Яву голландцев, на месте современной Джакарты располагался небольшой торговый город Сундакелапа. Это было время пиратства в открытых морях, контрабанды и широкой торговли пряностями, ради которых в эту часть света направлялись португальцы, голландцы и англичане. Все они враждовали друг с другом, поэтому и не стеснялись прибегать к самым коварным приемам борьбы. В своей междоусобице они старались заручиться поддержкой и помощью местного населения.
В 1522 году в Сундакелапе появились первые голландские мореплаватели, которые сначала основали здесь торговую факторию, а потом им позволили построить крепость. Портом Сундакелапа тогда владел султан княжества Бантам, который дал новое название городу — Джаякерта. Узнав о возведении крепости, султан обратился за помощью к англичанам, однако и совместными силами они оказались слабее голландцев. В конце мая 1619 года голландский флотоводец Ян Питерзон Кун завоевал почти незащищенное поселение, потом голландцы сожгли торговые склады англичан и стерли город с лица земли. Во время столь бурных событий они как-то вдруг вспомнили, что их крепость не имеет названия, и дали ей имя Батавия. Так называли Голландию еще в начале нашей эры — в те времена, когда ее населяли воинственные племена батавов: голландцы считают себя их потомками.
Территорией бывшей Джаякерты завладела Ост-Индская компания, которая построила здесь новый портовый город, защитив его стеной и береговыми укреплениями. Однако и в новом городе голландцам не раз становилось жутко, когда гремели бубны и барабаны и воины-индонезийцы, ожесточенные чужеземным вторжением, собирались в лесах вокруг Батавии. В течение долгих лет горожане боялись нападения и не осмеливались выходить за пределы города даже за продуктами. Их доставляли им сюда извне по соглашению с султаном княжества Матарам, а тот не всегда регулярно снабжал их продовольствием.
Созданная на европейский манер, Батавия впоследствии стала столицей Ост-Индской компании на Яве. Со временем торговые связи Батавии расширились, а вместе с ними рос и город, жизнь в котором становилась все роскошнее. Купцы постепенно проникали все дальше в центральную часть острова, а в город съезжалось все больше людей, которые хотели сколотить состояние прежде, чем их скосит лихорадка. Сначала Батавию населяли одни мужчины, но к началу XVIII века в городе появились и женщины.
Как и в других голландских колониях, в Батавии все делалось по образцу родной земли, вплоть до каналов, которые были хороши уже по одному своему замыслу. Кроме того, голландские дамы использовали их как общественные бани, пока не переселились в дома с водопроводами. Во время колониального господства, кроме многочисленных каналов, в городе было построено много каменных складов, жилых домов и церквей.
В течение XVII века Батавия была центром торговли со многими странами, ее склады и корабли были заполнены товарами, прибывающими из всех районов Индонезии, а также из Персии, Индии и Японии. Но в XVIII веке роль Батавии стала падать: в 1732 году в городе разразилась эпидемия малярии, которую доктора бессильны были остановить. Многие жители переселились из города в сельскую местность, а генерал-губернатор перенес свою резиденцию из Батавии в город Богор. Со временем жизнь наладилась, однако к XIX веку старая бухта Сундакелапа уже не справлялась с возросшими перевозками, поэтому в Батавии был сооружен новый порт — Танджунгприок.
В 1942 году Батавия была захвачена японскими войсками. Чтобы заручиться поддержкой местных жителей в войне против США и их союзников, японские власти оказали поддержку некоторым индонезийским лидерам, а заодно вернули городу прежнее название, правда, несколько усеченное. Батавия стала Джакартой. Три года японской оккупации в облике города видимых следов не оставили, так как новое строительство здесь не велось.[51]
Еще и в середине XX века Батавию называли большим поселком и даже большой деревней. Одноэтажные дома с черепичными крышами были окружены палисадниками, в которых росли деревья папайи и банановые пальмы. Их желтоватая листва, выгоравшая под беспощадно палящим солнцем, дрожала в знойном мареве. Новая Джакарта сейчас уже меньше зависит от «милостей природы». Многие гостиницы, офисы иностранных компаний, банки и другие общественные здания оборудованы кондиционерами, окна и балконы прикрыты навесами, и о тропиках напоминает лишь вид из окна.
В 1960-х годах в одноэтажной Джакарте появились первые многоэтажные здания, например, гостиница «Индонесия». А потом темпы строительства стали быстро нарастать, ведь столичные отели — это еще и место, где проходят официальные приемы и деловые встречи. Однако в Джакарте не увлекаются возведением небоскребов, и даже «Дхарма Нирмала» — одна из крупнейших гостиниц в городе — представляет собой группу расположившихся в саду коттеджей. Природа здесь райская, и потому громоздить друг на друга этажи — нелепо.
Большинство населения Джакарты — люди малоимущие или совсем бедняки. Число их не только не убывает, а постоянно растет. Сюда тянутся тысячи людей: разорившиеся крестьяне, не нашедшие работу интеллигенты из провинциальных городов, просто искатели легкой жизни…
Муниципальные власти Джакарты всеми путями пытаются приостановить нескончаемый поток пришельцев полиция разрушает их временные жилища, столицу даже объявляли закрытым городом, но это мало помогает. В сегодняшней Джакарте открыто много массажных салонов, ночных клубов, турецких бань, рулетка в самых различных вариантах — всего этого Джакарта не знала до 1960-х годов. И, к сожалению, именно ночная жизнь обеспечивает городскому бюджету не один миллион рупий, что составляет более четверти всех налоговых поступлений. Так, культурный центр имени Исмаила Марзуки возведен на налоги с игорных домов.
Недалеко от Джакарты возвышается знаменитый храм Прамбанан, построенный более 1000 лет назад. Жители окрестных деревень рассказывают интересную легенду о том, как было создано множество его статуй.
Великан-волшебник полюбил прекрасную принцессу по имени Лоро Джанггранг и захотел на ней жениться.
— Я выйду за тебя замуж, — сказала красавица, — если ты за одну ночь высечешь из камня 1000 статуй и закончишь всю работу до пения петухов.
Вечером влюбленный великан принялся за дело, и к рассвету у него уже были готовы 999 статуй. Оставалось сделать только последнюю, и времени у волшебника было для этого вполне достаточно. Однако коварная принцесса не захотела выполнить свое обещание и велела всем деревенским девушкам постучать пестиком о ступы. От этого шума петухи проснулись и начали петь. Великан, разгневанный таким вероломством, тотчас превратил неверную принцессу в тысячную по счету статую.
БУЭНОС-АЙРЕС
«Из Испании, на наших кораблях, мы везли также 72 жеребцов и кобыл, которые прибыли с нами… Там, на этой земле, мы встретили индейцев, именующих себя керанди, — 3000 мужчин с женами и детьми; они принесли нам рыб и мяса, чтобы мы утолили голод. Их женщины носят небольшие повязки из хлопчатой ткани, прикрывая срамные места…»
Таким было первое впечатление первых европейцев, прибывших на территорию современной аргентинской столицы. Около 500 лет назад на правом берегу реки Ла-Плата возник город, которому суждено было стать столицей Серебряной страны, как называют Аргентину. Буэнос-Айрес основывали дважды, поскольку первое испанское поселение, бывшее на этом месте, смели свободолюбивые индейцы кечуа и гуарани. В 1580 году, разбив эти индейские племена, Хуан де Гарай вторично основал город «Вилья Санта Мария де лос Буэнос-Айрес» — «Город благосклонной Святой Марии». Сейчас от названия осталось только «Буэнос-Айрес», что означает «хороший воздух». Рассказывают, испанские конкистадоры так окрестили город потому, что первый из них, вступив на эту землю, якобы воскликнул: «Какой здесь хороший воздух!». Однако климат здесь — это невыносимая жара летом и влажный, пагубный холод зимой.
В жизни испанских колоний Буэнос-Айрес не играл сколько-нибудь значительной роли вплоть до начала войны за независимость. В течение почти 300 лет со дня своего основания, город оставался на весьма скромных ролях. Столицей вице-королевства была Лима, а добытые в Новом Свете сокровища испанцы отправляли через Панаму, минуя Буэнос-Айрес. До конца XVIII века городу даже запрещалось непосредственно торговать с заморскими землями, и жители Буэнос-Айреса существовали главным образом за счет контрабанды. Даже выделение особого королевства Рио-де-Ла-Плата с Буэнос-Айресом в качестве столицы мало что изменило в судьбе города — он оставался тем же захудалым портом, что и раньше.
Но в конце XVIII века испанская политика резко изменилась, что привело к далеко идущим последствиям. Испания решила превратить Буэнос-Айрес в свой укрепленный аванпост в южной части Атлантики и предоставила ему возможность самостоятельно заниматься торговлей с другими странами. Город начал быстро расти, чему способствовали также приток иммигрантов из Европы и бум, начавшийся в торговле крупным рогатым скотом.
С 1810 года, когда Аргентина стала независимой, Буэнос-Айрес сделался самой крупной, самой шумной, самой современной и самой изящной столицей не только Южной Америки, но и всего Южного полушария. В это же время начался спор между Буэнос-Айресом и другими городами — Кордобой, Мендосой, но в 1880 году столицей страны стал Байрес, как сами аргентинцы называют свой город.
Однако после Второй мировой войны все опять переменилось. Быстро двинулась вперед Бразилия, разбогатела Венесуэла, в политическом отношении выдвинулась на первый план Куба. И Аргентина вдруг оказалась самым обычным государством, всего лишь одним из немногих в Южной Америке. Аргентинцы, конечно же, были не в восторге от таких перемен, зато с жаром рассказывали, что в Байресе можно увидеть самые великолепные здания в стиле барокко и познакомиться с самыми лучшими художниками Южной Америки.
Старый Буэнос-Айрес — это Ла Бока, прежде небольшой портовый городок, который сейчас является только одним из районов аргентинской столицы. Здесь издавна живут моряки и корабелы, а для моряка главный дом — это корабль. Вот они и красили сначала свой корабль, а уж потом чем осталось — стены дома на берегу. А так как краска была разного цвета, то и дома здесь превращались в мозаичные картинки.
По давней традиции дома в Ла Бока красят так и сейчас. Уедет турист из города, но приятное впечатление останется у него даже о самом бедном квартале Буэнос-Айреса: буксиры, парусники, моторные лодки у домов и сами 1—2-этажные домики, сбитые из досок и сверху покрытые рифленым железом, — все такое яркое, как расцвеченные флаги.
К настоящему времени Буэнос-Айрес превратился в крупнейший промышленный центр страны, на его предприятиях работают сотни тысяч человек, однако горожане по-прежнему называют себя «портеньос» — жители порта. Среди них много эмигрантов, поэтому жители внутренних районов Аргентины никогда не назовут столичного жителя «криожьо», то есть коренным аргентинцем: для них он всегда «портеньос». Истинными хранителями национальных традиций, настоящим «криожьо» они считают только себя.
Сами «портеньос» утверждают, что Буэнос-Айрес совсем не аргентинский, а европейский город: его перевезли на кораблях многие поколения эмигрантов. Перевезли и поставили на берегу Ла-Платы, руководствуясь лишь собственными вкусами, порой и противоречивыми. Поэтому в Буэнос-Айресе есть районы, в которых живут преимущественно французы или итальянцы, испанцы или славяне — поляки, украинцы, югославы. По паспорту — все они аргентинцы, но обычаи и традиции у них таковы, что каждая «колония» старается существовать отдельно, не смешиваясь с соседями. Жители этих районов проводят время в национальных ресторанчиках и кафе, они издают газеты и журналы на родном языке, отмечают праздники своей далекой родины, поют свои национальные песни…
В Байресе действительно много эмигрантов и их детей; этот город — современный Вавилон, вобравший в себя культуру, технические знания и профессиональные навыки многих народов. И потому люди эти — одно из главных богатств страны: никто не тратил на их образование и профессиональное обучение ни гроша, все это они привезли с собой и щедро отдали своей новой родине. На этом щедром вкладе рос и процветал Буэнос-Айрес.
Порой кажется невероятным, что этот прекрасный современный город построен за какие-нибудь 100 лет. Но страна была богата, и потому ни с какими затратами не считались: нужен был для строительства мрамор из Италии — везли. Нужна была керамическая плитка из Португалии — везли! Нужно было строить небоскребы? Строили и при этом, не задумываясь, часто сносили старые постройки. Поэтому от архитектуры XVI века не осталось ничего, от XVII — несколько церковных фасадов, от XVIII — всего лишь несколько зданий. Так что большую ценность в Буэнос-Айресе представляют постройки середины XIX и начала XX веков — все они охраняются государством как памятники архитектуры.
Единственным районом, сохранившим колониальную застройку, является Сантельмо. Беленые известью дома с арками, витые решетками крошечные балконы, мощенные булыжником улицы, черепичные крыши, квадратные площади с неизменными соборами и сквериками в центре… Но времена меняются, и Сантельмо, благодаря уцелевшей экзотике, превратился теперь в туристический квартал. Однако только здесь можно увидеть, как танцуют прекрасное и нестареющее танго. Дитя и божество портовых кабачков, этот танец моряков, грузчиков и фабричных работниц в начале XX века завоевал парижские салоны.
Официальный центр Буэнос-Айреса находится на Пласа де Майо — в здании собора, где покоится прах возглавившего борьбу за независимость генерала Сен-Мартина, но об этом знает не каждый житель столицы. Поэтому некоторые считают, что сердцем города следует считать Пласа де Конгресиу, откуда берут свое начало все автострады страны. Третьи полагают, что центр Байреса находится на площади Республики — там, где пересекаются три оживленные улицы. Авенида 9 июля — это самая широкая улица (почти 150 метров от края до края), по мнению аргентинцев, такой нет нигде в мире: по ней движутся четыре потока машин, в каждом от 4 до 6 полос движения. Наряду с Ривадавией — самой длинной улицей планеты, авенида 9 июля является гордостью аргентинцев.
Посреди площади Республики в 1936 году установили 72-метровую колонну — в честь 400-летия со дня основания города. Колонну эту точнее следует назвать остроконечной пирамидой, но она относительно невелика — высота обелиска составляет всего 67, 5 метра. Сложенный из железобетонных блоков четырехгранный столб хорошо просматривается отовсюду и совсем не выглядит задавленным окружающими его зданиями. Наверху обелиск заточен наподобие карандаша, а внутри он полый, и там змеится винтовая лестница в 200 ступеней. Но архитектор А. Пребиш построил обелиск не для того, чтобы с его высоты обозревать окрестности, а наоборот, чтобы на него смотрели снизу.
По мнению некоторых жителей, сооружение это некрасивое и недостойно представлять их прекрасный город, известный во всем мире как «Париж Южной Америки». Известный аргентинский поэт Б.Ф. Морено, например, писал:
Однако все их недовольства все же привели к тому, что муниципалитет Буэнос-Айреса решил снести Обелиск. От уничтожения «меч» был спасен в самый последний момент, когда бульдозеры уже готовились срыть его: в июне 1939 года правительство страны издало декрет, согласно которому Обелиск объявлялся народным достоянием.
Особой заботой окружен в Буэнос-Айресе музыкальный театр «Колон», для возведения которого архитекторы и строители использовали лучшие материалы, какие только могли собрать со всего мира: золотисто-желтый мрамор из Италии, французские витражи, венецианскую мозаику… Позолоченная лепнина театральных стен, капителей и мраморных колонн, мебель и скульптуры — все бережно сохраняется в театре в том виде, в каком их впервые увидели зрители. И в то же время театр «Колон» постоянно оснащается самым современным оборудованием. А на складах театра хранятся 80000 костюмов всех спектаклей, которые когда-либо шли на его сцене; в архивах записаны мерки знаменитых исполнителей всего мира, поэтому мастерские театра всегда готовы сшить нужный костюм для любого из них.
Таким было первое впечатление первых европейцев, прибывших на территорию современной аргентинской столицы. Около 500 лет назад на правом берегу реки Ла-Плата возник город, которому суждено было стать столицей Серебряной страны, как называют Аргентину. Буэнос-Айрес основывали дважды, поскольку первое испанское поселение, бывшее на этом месте, смели свободолюбивые индейцы кечуа и гуарани. В 1580 году, разбив эти индейские племена, Хуан де Гарай вторично основал город «Вилья Санта Мария де лос Буэнос-Айрес» — «Город благосклонной Святой Марии». Сейчас от названия осталось только «Буэнос-Айрес», что означает «хороший воздух». Рассказывают, испанские конкистадоры так окрестили город потому, что первый из них, вступив на эту землю, якобы воскликнул: «Какой здесь хороший воздух!». Однако климат здесь — это невыносимая жара летом и влажный, пагубный холод зимой.
В жизни испанских колоний Буэнос-Айрес не играл сколько-нибудь значительной роли вплоть до начала войны за независимость. В течение почти 300 лет со дня своего основания, город оставался на весьма скромных ролях. Столицей вице-королевства была Лима, а добытые в Новом Свете сокровища испанцы отправляли через Панаму, минуя Буэнос-Айрес. До конца XVIII века городу даже запрещалось непосредственно торговать с заморскими землями, и жители Буэнос-Айреса существовали главным образом за счет контрабанды. Даже выделение особого королевства Рио-де-Ла-Плата с Буэнос-Айресом в качестве столицы мало что изменило в судьбе города — он оставался тем же захудалым портом, что и раньше.
Но в конце XVIII века испанская политика резко изменилась, что привело к далеко идущим последствиям. Испания решила превратить Буэнос-Айрес в свой укрепленный аванпост в южной части Атлантики и предоставила ему возможность самостоятельно заниматься торговлей с другими странами. Город начал быстро расти, чему способствовали также приток иммигрантов из Европы и бум, начавшийся в торговле крупным рогатым скотом.
С 1810 года, когда Аргентина стала независимой, Буэнос-Айрес сделался самой крупной, самой шумной, самой современной и самой изящной столицей не только Южной Америки, но и всего Южного полушария. В это же время начался спор между Буэнос-Айресом и другими городами — Кордобой, Мендосой, но в 1880 году столицей страны стал Байрес, как сами аргентинцы называют свой город.
Однако после Второй мировой войны все опять переменилось. Быстро двинулась вперед Бразилия, разбогатела Венесуэла, в политическом отношении выдвинулась на первый план Куба. И Аргентина вдруг оказалась самым обычным государством, всего лишь одним из немногих в Южной Америке. Аргентинцы, конечно же, были не в восторге от таких перемен, зато с жаром рассказывали, что в Байресе можно увидеть самые великолепные здания в стиле барокко и познакомиться с самыми лучшими художниками Южной Америки.
Старый Буэнос-Айрес — это Ла Бока, прежде небольшой портовый городок, который сейчас является только одним из районов аргентинской столицы. Здесь издавна живут моряки и корабелы, а для моряка главный дом — это корабль. Вот они и красили сначала свой корабль, а уж потом чем осталось — стены дома на берегу. А так как краска была разного цвета, то и дома здесь превращались в мозаичные картинки.
По давней традиции дома в Ла Бока красят так и сейчас. Уедет турист из города, но приятное впечатление останется у него даже о самом бедном квартале Буэнос-Айреса: буксиры, парусники, моторные лодки у домов и сами 1—2-этажные домики, сбитые из досок и сверху покрытые рифленым железом, — все такое яркое, как расцвеченные флаги.
К настоящему времени Буэнос-Айрес превратился в крупнейший промышленный центр страны, на его предприятиях работают сотни тысяч человек, однако горожане по-прежнему называют себя «портеньос» — жители порта. Среди них много эмигрантов, поэтому жители внутренних районов Аргентины никогда не назовут столичного жителя «криожьо», то есть коренным аргентинцем: для них он всегда «портеньос». Истинными хранителями национальных традиций, настоящим «криожьо» они считают только себя.
Сами «портеньос» утверждают, что Буэнос-Айрес совсем не аргентинский, а европейский город: его перевезли на кораблях многие поколения эмигрантов. Перевезли и поставили на берегу Ла-Платы, руководствуясь лишь собственными вкусами, порой и противоречивыми. Поэтому в Буэнос-Айресе есть районы, в которых живут преимущественно французы или итальянцы, испанцы или славяне — поляки, украинцы, югославы. По паспорту — все они аргентинцы, но обычаи и традиции у них таковы, что каждая «колония» старается существовать отдельно, не смешиваясь с соседями. Жители этих районов проводят время в национальных ресторанчиках и кафе, они издают газеты и журналы на родном языке, отмечают праздники своей далекой родины, поют свои национальные песни…
В Байресе действительно много эмигрантов и их детей; этот город — современный Вавилон, вобравший в себя культуру, технические знания и профессиональные навыки многих народов. И потому люди эти — одно из главных богатств страны: никто не тратил на их образование и профессиональное обучение ни гроша, все это они привезли с собой и щедро отдали своей новой родине. На этом щедром вкладе рос и процветал Буэнос-Айрес.
Порой кажется невероятным, что этот прекрасный современный город построен за какие-нибудь 100 лет. Но страна была богата, и потому ни с какими затратами не считались: нужен был для строительства мрамор из Италии — везли. Нужна была керамическая плитка из Португалии — везли! Нужно было строить небоскребы? Строили и при этом, не задумываясь, часто сносили старые постройки. Поэтому от архитектуры XVI века не осталось ничего, от XVII — несколько церковных фасадов, от XVIII — всего лишь несколько зданий. Так что большую ценность в Буэнос-Айресе представляют постройки середины XIX и начала XX веков — все они охраняются государством как памятники архитектуры.
Единственным районом, сохранившим колониальную застройку, является Сантельмо. Беленые известью дома с арками, витые решетками крошечные балконы, мощенные булыжником улицы, черепичные крыши, квадратные площади с неизменными соборами и сквериками в центре… Но времена меняются, и Сантельмо, благодаря уцелевшей экзотике, превратился теперь в туристический квартал. Однако только здесь можно увидеть, как танцуют прекрасное и нестареющее танго. Дитя и божество портовых кабачков, этот танец моряков, грузчиков и фабричных работниц в начале XX века завоевал парижские салоны.
Официальный центр Буэнос-Айреса находится на Пласа де Майо — в здании собора, где покоится прах возглавившего борьбу за независимость генерала Сен-Мартина, но об этом знает не каждый житель столицы. Поэтому некоторые считают, что сердцем города следует считать Пласа де Конгресиу, откуда берут свое начало все автострады страны. Третьи полагают, что центр Байреса находится на площади Республики — там, где пересекаются три оживленные улицы. Авенида 9 июля — это самая широкая улица (почти 150 метров от края до края), по мнению аргентинцев, такой нет нигде в мире: по ней движутся четыре потока машин, в каждом от 4 до 6 полос движения. Наряду с Ривадавией — самой длинной улицей планеты, авенида 9 июля является гордостью аргентинцев.
Посреди площади Республики в 1936 году установили 72-метровую колонну — в честь 400-летия со дня основания города. Колонну эту точнее следует назвать остроконечной пирамидой, но она относительно невелика — высота обелиска составляет всего 67, 5 метра. Сложенный из железобетонных блоков четырехгранный столб хорошо просматривается отовсюду и совсем не выглядит задавленным окружающими его зданиями. Наверху обелиск заточен наподобие карандаша, а внутри он полый, и там змеится винтовая лестница в 200 ступеней. Но архитектор А. Пребиш построил обелиск не для того, чтобы с его высоты обозревать окрестности, а наоборот, чтобы на него смотрели снизу.
По мнению некоторых жителей, сооружение это некрасивое и недостойно представлять их прекрасный город, известный во всем мире как «Париж Южной Америки». Известный аргентинский поэт Б.Ф. Морено, например, писал:
Как и всякое архитектурное нововведение в сложившемся уже центре города, «меч» поначалу резал глаз, вызывая споры и нарекания. Недоброжелатели новой достопримечательности Буэнос-Айреса выдвигали всякие обвинения против Обелиска, в частности, такие: «Обелиск вообще не имеет права называться обелиском, раз он полый, а не монолит». Но, может быть, аргентинцы немного лукавят, ведь и парижане не сразу признали свою Эйфелеву башню…
О город, где серебряный свой меч
Ты прятал? Был в какие ножны вложен
Клинок, что ныне извлечен из ножен,
Чтобы лазурь неба рассечь?
Однако все их недовольства все же привели к тому, что муниципалитет Буэнос-Айреса решил снести Обелиск. От уничтожения «меч» был спасен в самый последний момент, когда бульдозеры уже готовились срыть его: в июне 1939 года правительство страны издало декрет, согласно которому Обелиск объявлялся народным достоянием.
Особой заботой окружен в Буэнос-Айресе музыкальный театр «Колон», для возведения которого архитекторы и строители использовали лучшие материалы, какие только могли собрать со всего мира: золотисто-желтый мрамор из Италии, французские витражи, венецианскую мозаику… Позолоченная лепнина театральных стен, капителей и мраморных колонн, мебель и скульптуры — все бережно сохраняется в театре в том виде, в каком их впервые увидели зрители. И в то же время театр «Колон» постоянно оснащается самым современным оборудованием. А на складах театра хранятся 80000 костюмов всех спектаклей, которые когда-либо шли на его сцене; в архивах записаны мерки знаменитых исполнителей всего мира, поэтому мастерские театра всегда готовы сшить нужный костюм для любого из них.