Страница:
С 1717 г. Петр возобновил систему двойного представительства: наряду с официальными посольствами он направлял за границу особо доверенных лиц. Возможно, что это было обусловлено попавшим к царю анонимным письмом, компрометировавшим А. А. Матвеева. В качестве доверенных лиц царя обычно выступали офицеры гвардии. Тем самым получила продолжение практика Алексея Михайловича, назначавшего в состав каждого русского посольства представителя Приказа тайных дел.
Известный советский разведчик-нелегал В. Гражуль, оперативник Особой группы Я. Серебрянского и один из руководителей Школы особого назначения, охарактеризовал состояние разведывательной работы при Петре Великом: «Отличительной ее чертой являются широкие масштабы работы. Впервые в истории русского государства разведка распространяет свое влияние не только на всю Европу, но и на Азию. <…> Второй отличительной чертой разведки при Петре является ее активность. <…> Петр никогда не ограничивался только одной информацией. Русские дипломаты-разведчики пользовались очень широко агентурными комбинациями для оказания влияния на политику других государств и принимали агентурные контрмеры (репрессии) всегда, когда этого требовала обстановка. <…> Агентурная сеть тогдашней разведки была сетью высокоценных агентов, а не массовой мелкой агентуры. База вербовки агентуры во всех странах была преимущественно материальная. <…> Но наряду с этим <…> русские пользуются и идеологической базой для вербовок, особенно в Турции и Польше. Надо отметить тот интерес, который проявлял лично Петр к разведке. Он понимал, что разведка помогает решать сложнейшие политические проблемы»[176].
На рубеже XVII – ХVIII вв. в России происходило дальнейшее совершенствование и развитие тайнописи, что обусловливалось двумя факторами: расширением и углублением дипломатических отношений и начавшейся Северной войной. Главным государственным учреждением, систематически использовавшим тайнопись, являлась Посольская канцелярия, в составе которой работало особое «цыфирное» (шифровальное) отделение. Эта служба находилась в ведении «начального президента» Государственной посольской канцелярии Ф. А. Головина[177] и лично государя, который оценил огромное значение тайнописи. Все русские послы для переписки с Посольской канцелярией и царем использовали шифры, называвшиеся «азбука», «ключ» и «цыфирь». Аналогичную переписку Петр Алексеевич вел с высшим командным составом армии и флота: с адмиралом Ф. М. Апраксиным, фельдмаршалами Г. В. Огильви и Б. П. Шереметевым. Наиболее характерными особенностями того периода следует считать повышение уровня защищенности шифров и разработку новых методов маскировки тайнописи.
Государь придавал большое значение качеству тайнописи. В одном из писем он с неудовольствием сообщал Огильви, что его «цыфирь» «к разобранию легка». Российская тайнопись начала XVIII в. представляла собой простые шифры замены: буквы алфавита заменялись в тексте на условные обозначения (буквы, цифры, особые знаки) по специальной таблице. Например, гетман Мазепа после его перехода на сторону шведов в октябре 1708 г. изображался в шифровках в виде топора и виселицы. Для усложнения дешифровки секретных донесений, попавших к противнику, они писались не только на русском, но и на французском, немецком и греческом языках. Так, один из русских шифров Петровской эпохи перехватившие его англичане сумели прочитать только через 25 лет.
Не меньшее внимание Петр уделял средствам осуществления тайнописи и способам скрытной транспортировки донесений. В апреле 1714 г. он направил послу России в Швеции И. Ю. Трубецкому инструкцию по применению специальных составов. В качестве контейнеров для доставки секретных посланий использовались полости в предметах быта, одежде и даже полые орудийные ядра. Последний способ был, в частности, использован русским комендантом Полтавы А. С. Келиным в 1709 г. Тогда же петровские войска применили сигнализацию (условные огни и выстрелы) для подтверждения получения шифровок: с помощью сигнализации отправителю давали знать, что послание дошло до адресата, расшифровано и понято.
Военная и Адмиралтейская коллегии, Коллегия иностранных дел занимали привилегированное положение в системе государственных учреждений благодаря тому огромному значению, которое Петр придавал армии, флоту и дипломатии, а также благодаря той роли, которую играли их президенты: генерал-фельдмаршал светлейший князь А. Д. Меншиков, генерал-адмирал граф Ф. М. Апраксин и канцлер граф Г. И. Головкин.
Вопросам организации контрразведки и политической полиции в Петровские времена уделялось серьезное внимание. Молодому царю в период борьбы со сводной сестрой пришлось пережить многое. Возможно, именно личный опыт сделал «петрову службу» и скорой, и спорой. В последней четверти XVII в. контрразведкой занимались несколько государственных учреждений. Посольский приказ надзирал за иностранными посольствами, а также гражданскими иностранными подданными в России. Иноземный, Преображенский и Семеновский приказы осуществляли контроль за иностранцами, находившимися на русской службе. Разрядный, Казанский и Малороссийский приказы совместно с пограничными воеводами проводили контрразведывательную работу в порубежных районах.
Преображенский приказ руководил не только политическим сыском, но и контрразведывательной деятельностью. «Недреманное» око Ромодановского через верных «слуг государевых» следило за всеми иностранными посольствами, появлявшимися в Москве. Подьячие приказа, а также командированные гвардейские сержанты и «гражданские чиновники» находились во всех городах, куда прибывали иноземные купцы. Для военно-политической элиты России не было секретом, что практически все посольства и торговые миссии имели от своих государей особые разведывательные задания. «Впервые при Петре была поставлена задача борьбы с дезинформацией, клеветой, лжесвидетельством <…> „понеже многим являются подметныя письма, в которых большая часть воровских и раскольнических вымышлений, которыми под видом добродетели яд свой наливают“»[178].
До 1696 г. в той или иной мере уголовным и политическим сыском занимались шесть «судных» и четыре «сыскных» приказа, Стрелецкий и Разбойный приказы и Приказ розыскных дел. Последний был специально учрежден в 1689 г. для расследования по делу Шакловитого и его сторонников.
После Стрелецкого бунта 1698 г. положение дел в области контрразведки, и особенно политического сыска, начало изменяться в сторону централизации. Полицейские функции, ранее исполнявшиеся в Москве стрельцами, отошли к Преображенскому приказу. В сентябре 1702 г. царским указом повторно было предписано направлять в этот приказ всех, кто сказал за собой «государево слово и дело». Для производства арестов, обысков, охраны и курьерской связи приказ использовал преображенцев и семеновцев гвардейских полков.
В период Северной войны 1700–1721 гг. серьезную угрозу для безопасности государства (и государя) представляла деятельность иностранных спецслужб (причем не только шведских!) и связанной с ними агентуры. Их работа была направлена на получение сведений политического, дипломатического и военного характера. Второе направление деятельности – организация подрывных операций силового характера: восстаний, диверсий и террористических актов.
Вообще говоря, около 70 процентов дел Преображенского приказа связаны с расследованием так называемых народных восстаний. В 1703 г. восстали крестьяне Предуралья и Поволжья. В 1705 г. вспыхнул стрелецкий (раскольничий) мятеж, он перекинулся на другие волжские и прикаспийские города. Астрахань находилась в руках бунтовщиков семь месяцев, пока 3 марта 1706 г. не была взята правительственными войсками. С 1705 по 1711 г. продолжался мятеж башкир. В 1707–1709 гг. обширные территории на юге России от Днепра до Волги охватило восстание Кондратия Булавина. Успехи булавинцев были столь значительны, что в условиях Северной войны Петр I был вынужден бросить против них 32-тысячную армию. Лишь после того, как казачьи старшины (успешная работа петровских секретных служб здесь налицо!) убили предводителя, восстание удалось подавить.
В 1708 г. изменил гетман Мазепа[179]. Весьма вероятно, что вторжение войск Карла XII в Россию в июле 1708 г. было скоординировано по времени с внутренними выступлениями. В отношении Мазепы это подтверждено историческими исследованиями; другие выступления (см. выше) также объективно были выгодны шведскому королю, поскольку отвлекали значительные силы русской регулярной армии с театра военных действий. Нельзя исключать участия в указанных событиях другого противника – Османской империи, чьи интересы традиционно проявлялись на юге Российского государства. Несомненно одно – внутренние конфликты ослабляли позиции Петра и, соответственно, являлись выгодными его внутренним и внешним оппонентам. В этих условиях объединение части функций политической полиции и контрразведки, особенно по важнейшим «государевым» делам, в стенах Преображенского приказа, по нашему мнению, вполне оправданно.
Одним из способов получения информации о русской армии являлся перехват корреспонденции, направляемой из армии в тыл или из одной армии в другую. Наряду с совершенствованием способов защиты информации с помощью тайнописи предпринимались и иные меры по недопущению разглашения секретных сведений военного характера. Эти меры, как и в царствование Алексея Михайловича, получили законодательное закрепление. «Воинские артикулы» Петра – логическое продолжение Уложения 1649 г. Указания, направленные на сохранение военной тайны, не допускали двойного толкования или исключений: «Как офицеры, так и рядовые, да не дерзают о воинских делах, о войске, о крепости, что писать, ниже о том с другими корреспондовать, под потерянием чина, чести или, по состоянию дела, и живота самого»[180]. Военнослужащих обязали докладывать по команде обо всем, что имело отношение к «слову и делу». В текст воинской присяги было включено следующее положение: «И ежели что вражеское и предосудительное против персоны его величества или его войск, такожде его государства людей, или интересу государственного что услышу или увижу, то обещаюсь об оном по лучшей моей совести и сколько мне известно будет извещать и ничего не утаить; но толь паче во всем пользу его и лучше охранять и исполнять»[181].
В 1715 г. указом Петра I было объявлено: «Кто истинный христианин и верный слуга своему государю и Отечеству, тот, без всякого сумнения, может явно доносить словесно или письменно о нужных и важных делах самому государю или, пришед ко дворцу Его Царского Величества, объявить караульному сержанту, что он имеет нужное доношение, а именно о следующем: 1. О каком злом умысле против персоны Его Царского Величества или измены. 2. О возмущении или бунте. 3. О похищении казны. А о прочих делах доносить, кому те дела поручены»[182]. В этом же году Петр повелел не принимать к рассмотрению анонимных писем; нашедшему подобное письмо следовало сжечь его в присутствии двух свидетелей. Это повеление имело свою предысторию, поскольку при ведении расследования пытке подвергался не только объект доноса, но и сам доноситель. «Доносчику – первый кнут» – гласит старинная поговорка. Тем самым при расследовании любого дела, производимого на основании доноса, доносчика и обвиняемого ставили в равные условия.
Прежде чем продолжить повествование о реформах в области обеспечения государственной безопасности в Петровскую эпоху, сделаем небольшое отступление и поразмышляем о проблеме, которая вызывает наибольшее неприятие у либеральной интеллигенции: о пытках и доносах. Эти слова вызывают не самые приятные ассоциации в начале III тысячелетия, особенно в тех странах, где активно пропагандируются общечеловеческие ценности и культивируются права человека. Международные конвенции в области защиты прав человека и конституции большинства государств – членов ООН, которые принято называть цивилизованными, запрещают применение пыток. Права и свободы человека и гражданина – основа демократического государства, в этом состоит одно из важнейших завоеваний общества. Однако мы предлагаем взглянуть на проблему и с другой стороны.
По нашему мнению, не совсем корректно переносить юридические и моральные нормы современности на более ранние исторические периоды и называть предков палачами и инквизиторами. В Петровскую эпоху (как ранее, так и значительно позднее) пытки как средство получения информации использовались во всех государствах. Они практиковались и во второй половине XX в. (достаточно вспомнить Индокитай, Ольстер, Чили). Да и сегодня в ряде «демократических» государств существует система секретных тюрем и «центров по борьбе с терроризмом и экстремизмом», которая позволяет обходить демократическое законодательство и применять к задержанным «неконвенциональные методы обхождения». Читатели могут и сами вспомнить массу подобных примеров. Специальные службы любого «демократического» или «либерального» государства придерживаются такого же закона двойного стандарта в области морали, как и их коллеги из «недемократических» или «нецивилизованных» стран…
Кроме того, бывают ситуации, при которых «промедление смерти подобно». Допустим, захвачен террорист, знающий, где и когда будет совершено покушение или взорвется бомба. Пользуясь конституционным правом не отвечать на вопросы, он молчит. Будет ли правомерным применение к этому человеку незаконных с точки зрения права методов дознания? Что гуманнее и важнее для общества? Применить специальные методы допроса или дать погибнуть невинным людям? Чьи права выше – арестованного террориста или его возможных жертв? Оставляем ответ на совести читателей. Для большинства специалистов дилеммы в этом никогда не было, нет и не будет.
В российском обществе слову «донос» традиционно придается негативная окраска; как и пытки, оно связано с недавним прошлым. Многие наши соотечественники стали жертвами неоправданных политических репрессий со стороны государственных органов именно в результате доносов. В данном вопросе также следует разобраться предметно. Само слово «донос» (как и любое другое) – лишь обозначение того или иного объекта или явления, нравственная оценка которых зависит от идеологии, исторически сложившегося общественного мнения и личной позиции человека.
Большинство наших сограждан искренне считают, что разведчик – «хороший парень», а шпион – «плохой». В результате – извечный дуализм: профессия одна – идеологически-нравственных оценок две. Так и со словом «донос». Можно сказать – донес, а можно – проинформировал. В том и другом случае речь идет о сообщении определенной информации, но нравственная оценка факта диаметрально противоположна. Слова «агент», «секретный сотрудник» («сексот»), «осведомитель», «стукач», «информатор» – из того же ряда. Одни употребляют их со знаком плюс, другие – со знаком минус. Оперативная работа специальных служб любой (подчеркиваем – любой!) страны мира нацелена на то, чтобы заполучить максимальное количество помощников, каким бы словом их ни обозначали. В большинстве цивилизованных государств сообщения (или доносы – как вам больше нравится) о тяжких государственных преступлениях (налоговых, террористических и т. п.) поощряются и хорошо оплачиваются.
Кстати, даже священникам специальным указом Петра I предписывалось докладывать о крамоле, ставшей известной им во время исповеди. Разумеется, это можно осуждать с точки зрения христианской морали (сохранение тайны исповеди), но в соответствии с принципом тотальности действия государя были оправданны: они закрепляли ответственность за недоносительство по делам особой государственной важности. Не стоит забывать и факт признания в христианстве «любой власти от Бога», так что предписание Петра доносить информацию по «делам государевым», которая становилась известной в процессе исповеди, для приверженцев сильной централизованной власти не стало чем-то особенным и не вызвало заметного протеста со стороны духовенства.
Напомним, что в числе первых шагов по укреплению государственности в России Петр фактически отделил Церковь от государства (от вмешательства в дела государевы) и ликвидировал патриаршество (восстановлено только в начале XX в.). Непопулярные у православных иерархов и приверженцев традиций действия привели к тому, что Петра до настоящего времени многие считают царем-антихристом. Уменьшение «монастырского поголовья» и секуляризация церковных земель наряду с другими мерами охладили многие горячие головы, хотя и добавили Петру оппонентов из числа духовенства и верных православию соотечественников. Однако принятые меры позволили ему осуществлять тотальный сбор, а также анализ информации по важнейшим делам.
Тем не менее оппоненты всегда остаются оппонентами, а в историческом контексте – врагами. В этой связи особую опасность представляли попытки физического устранения самого государя. Смерть Петра позволяла занять трон его сыну, царевичу Алексею, – противнику отцовских начинаний. Об одной из таких попыток стало известно сотруднику русского посольства в Константинополе Г. Эргакия. Вернувшись в Москву, он сообщил: «Когда был в Бухареште, и тогда в ночи приходил к нему один человек, закрыв свое лицо (только очи свои показал). И говорил, что по повелению салтана туреского чрез подущение короля шведского велено господарю мултянскому послать нарочно двух человек из греческих купцов в Российское государство под имянем купеческим, будто бы для торгового промыслу, а в самом деле для того, чтоб они всякими мерами промысл чинили высокую персону Его Царского Величества чрез отраву умертвить, за что ему, мултянскому господарю, от Порты обещано вечно иметь господарство…»[183]. Кто был этот человек, сообщивший о покушении? Российский агент, потерявший канал связи, или доброволец, симпатизировавший России, остается загадкой. В результате купцов отследили и задержали.
Параллельно с организацией покушений на Петра I была предпринята попытка использовать царевича в качестве противовеса отцу. В конце сентября 1716 г. Алексей, сообщив о подчинении воле отца и воссоединении с ним, выехал из Петербурга в Копенгаген, где в то время находился царь, но в ставку не прибыл. История «ухода» царевича (он бежал в Вену под защиту австрийского императора Карла VI) сама по себе достойна отдельного рассказа, поскольку в нем усматриваются признаки тщательно спланированной и успешно реализованной специальной операции.
В числе этих признаков можно выделить: ускользновение из-под наблюдения, встречу со связниками, смену маршрутов передвижения, использование документов прикрытия, получение «политического убежища», переезды из одного конспиративного укрытия в другое и т. п. Первый раунд поединка петровские службы проиграли. Что было причиной этого провала, не совсем понятно. Возможно, Петр до последнего надеялся привлечь сына на свою сторону и не подверг отпрыска «жесткому» контролю. Также возможно, что это стало ошибкой исполнителей, вызванной дезинформацией со стороны царевича и тех, кто ему помогал.
Но второй раунд поединка выиграли российские службы. Операция по возвращению царевича не менее интересна, чем его «уход», в первую очередь количеством и качеством задействованных сил и средств.
В ней приняли участие различные по подготовке и формальной подчиненности специалисты. Успешный розыск Алексея провел русский резидент в Австрии А. П. Веселовский, силовую составляющую розыска представлял капитан гвардии А. Румянцев, согласия царевича на возвращение добился опытнейший дипломат и разведчик П. А. Толстой. На заключительном этапе операции (непосредственно при возвращении Алексея из Неаполя в Россию) были приняты дополнительные меры безопасности, чтобы не допустить бегства царевича и прочих случайностей. Через 15 месяцев после побега Алексея Петровича наконец привезли в Москву. Так была устранена одна из наиболее серьезных для Российского государства угроз.
В феврале 1718 г. Петр учредил Тайную розыскных дел канцелярию. Создание этой специальной службы обусловливалось несколькими причинами. В 1717 г., после смерти Ф. Ю. Ромодановского, руководителем Преображенского приказа стал его сын Иван[184]. Вероятно, Петр не до конца доверял его знаниям и опыту: в конце того же года было создано несколько розыскных канцелярий под руководством гвардейских офицеров: П. М. Гагарина, С. А. Салтыкова, М. Я. Волкова, Г. Д. Юсупова, И. Дмитриева-Мамонова, Г. И. Кошелева. После доставки в Россию царевича Алексея объединение розыскных канцелярий в единую службу ускорилось. По окончании следствия над Алексеем Петровичем Тайная канцелярия стала постоянно действующим органом. Ее возглавляли четыре «министра», или судьи: П. А. Толстой, И. И. Бутурлин[185], Г. Г. Скорняков-Писарев[186], А. И. Ушаков[187]. Формально все судьи имели одинаковый статус, но главную роль играл Толстой. Работу обеспечивали секретарь и шесть канцелярских служащих. Как и Преображенский приказ, Тайная канцелярия рассматривала особо опасные государственные преступления, сочетая функции оперативного, следственного и судебного аппарата. Тайная канцелярия и Преображенский приказ работали параллельно до конца жизни Петра Великого.