Иосселиани Ярослав. В битвах под водой

   - Ну что он полез против профессионала? - нервничал Грачев.
   - Подожди! Алешка ведь ловкий. Он еще покажет этому верзиле! - успокаивали Грачева другие матросы. Видно было, что и они переживают за Архипова.
   - Спокойнее, товарищи, спокойнее! - то и дело говорил я матросам, тщетно стараясь скрыть собственное волнение. В публике все чаще раздавался смех. Смеялись над Архиповым.
   Мы чувствовали себя неловко.
   Но вот первый раунд закончился. Удар гонга... Наш Алеша уселся на стул. Его обмахивали полотенцем, предлагали воду. И он, как настоящий боксер-профессионал, не пил, а только полоскал рот.
   Во втором раунде американец нанес Архипову удар такой силы, что матрос бессильно повис на канате.
   Мы вздрогнули. Неужели конец?
   - Алеша! - вскочил с места Грачев. - Товарищ командир, разрешите я пойду...
   - Садись, сумасшедший! - Матросы силой усадили Грачева на место.
   - Русские волнуются, - объявил между тем в микрофон лейтенант Гильтон, - у них, видимо, есть для этого основания...
   Смех на стадионе усилился. Смеялись, глядя в нашу сторону, почти все присутствующие. Я раскаивался, что разрешил Архипову выйти на ринг.
   Однако до поражения не дошло.
   Архипов пришел в себя и устремился в атаку. Нам показалось, что с каждой минутой у него прибавляются силы. Он наносил противнику удар за ударом. Ответные удары приходились в воздух. Зрители смеялись снова, но теперь уже не над Архиповым, а над долговязым американцем. Архипов дрался все энергичнее.
   И вдруг произошло невероятное: все увидели растянувшегося на ковре американца. Судья стал считать секунды. Удар пришелся точно. Нокаут! Американец не поднялся с ковра. К нему подбежал врач.
   Судья-американец с деланой улыбкой поднял вверх руку победителя. Стадион зааплодировал. Победителю был вручен пакет с двадцатью фунтами английских стерлингов. Усталый, но с торжествующей улыбкой, Архипов пробирался к нам через ряды зрителей. Все смотрели на него с любопытством.
   Мы поздравили товарища и пошли к выходу.
   Больше всех ликовал Грачев. Он целовал своего друга и твердил, что ни минуты не сомневался в его победе.
   За нами устремилась толпа. Но вот Архипов увидел девушек, собиравших деньги в пользу мирных граждан, чьи жилища были уничтожены фашистами, и остановился.
   - А зачем они мне, английские фунты, товарищ командир? - вслух размышлял Архипов. - Мне они вроде бы ни к чему.
   Он знаками подозвал девушек и вручил им пакет с деньгами.
   Толпа проводила нас криками одобрения.
   Тому, кто никогда не покидал пределов родной страны, может показаться, что пребывание на чужбине и разнообразие впечатлений и событий отвлекают от мыслей о доме. Я убедился в обратном. В матросских кубриках, в офицерских каютах и в отсеках подводной лодки только и было разговоров, что о скором возвращении на Родину. Каждый член нашего экипажа работал, учился, тренировался на своем боевом посту от утреннего подъема и до вечернего отбоя почти без передышки. В воскресные дни мы также отдыхали только после обеда.
   Наконец долгожданный день настал. Личный состав советских подводных лодок, боевая техника и корабли в целом были в полной готовности к выходу в море, к отплытию на Родину. На берегу нас провожало командование флотилии.
   - Молодец! - прощаясь с советскими офицерами, сказал мне Вульф. - Молодец! Желаю благополучно добраться домой и иметь боевые успехи на "Урсуле".
   - Спасибо, мистер Вульф! Мои люди и я очень благодарны вам. Вы никогда не считались с временем, помогали нам с открытой душой и охотно...
   24 июля 1944 года наши подводные лодки, построившись в кильватерную колонну, начали спускаться по реке Тей к выходу в Северное море, а на следующий день с восходом солнца втягивались уже в военно-морскую базу королевского флота Лервик на Шотландских островах.
   По плану перехода, из Лервика подводные лодки должны были двигаться поодиночке, следуя друг за другом с интервалом в одни сутки.
   Первой ушла подводная лодка "В-1", которой командовал Фисанович. После торжественных проводов "В-1" нас пригласил на обед командир военно-морской базы.
   Обед был весьма обильный. Женщин за столом не было, и наши хозяева вели себя довольно непринужденно.
   Начальник штаба базы, ирландец, быстро напился, вспомнил о старинной распре ирландцев с англичанами и совсем недвусмысленно пожалел о том, что немцы так и не оккупировали острова.
   - Скажите, - неожиданно обратился он ко мне, - разве вы забудете когда-нибудь о том, что делали на вашей земле фашистские оккупанты?
   И пока я собирался с мыслями, чтобы ответить на его вопрос, он продолжал:
   - Никогда! Эти люди сделали с моей родиной то, что фашисты проделывали на оккупированной ими территории России, - продолжал он. - Но англичане опередили немцев, Гитлер учился у них...
   Чтобы отвлечь внимание собравшихся и предупредить назревавшую ссору, я подошел к радиоприемнику и начал настраивать его.
   Позывные Москвы заставили меня задержать регулятор. Было время обычной передачи "Последних известий".
   - Декрет Краевой Рады Народовой о создании Польского Комитета национального освобождения, - раздался знакомый голос московского диктора. Мы стали вслушиваться в текст постановления:
   "Накануне решающих боев за изгнание из Польши немецких захватчиков Краёва Рада Народова создает Польский Комитет национального освобождения, как временную исполнительную власть для руководства освободительной борьбой народа, для обеспечения его независимости и восстановления Польского государства". Далее следовал состав Польского Комитета. Сообщение это, как только я перевел его, произвело на англичан большое впечатление.
   - Не понимаю, - развел руками командир базы, - зачем комитет, когда есть правительство? Ведь из-за Польши Великобритания вступила в войну...
   - Раз польское правительство сидит в Лондоне, - ехидно вставил присмиревший было ирландец, - а Польшей надо управлять из Варшавы, то, очевидно, явилась надобность и в таком комитете.
   Командир базы яростно уставился на своего непокладистого начальника штаба, и мы, предвидя, что сейчас скандала не избежать, поспешили откланяться.
   На следующий день вышла в море подводная лодка, на которой уходил Трипольский. Еще через день покинула Лервик и наша "В-4".
   - Товарищ командир, получено разрешение на выход в море! - доложил вахтенный офицер.
   На пирс проводить нас пришла большая группа английских офицеров во главе с командиром военно-морской базы.
   И словно для того, чтобы мы навсегда запомнили Шотландию, густой туман спустился на море, и лишь только наша подводная лодка отошла от пирса, берег потонул во мгле.
   Подводная лодка обогнула южный мыс острова Брессей, и сигнальщик, который давно ничего не видел в густом, как молоко, тумане, все же доложил мне, с явным удовольствием соблюдая установленную форму рапорта:
   - Товарищ командир, берега Шотландии скрылись.
   При этом голос сигнальщика дрогнул.
   Северяне
   День 4 августа был в Заполярье почти ясным. Солнце еще не показалось из-за горизонта освещая только обрывки кучевых облаков, в беспорядке разбросанных по бледно-голубому небу.
   Наша подводная лодка приближалась к родным берегам. Вот-вот должны были открыться очертания скалистых гор Мурманского побережья, и внимание сигнальщиков и вахтенного офицера невольно привлекла южная часть горизонта. На какой-то момент бдительность была ослаблена, между тем на подходах к базам и портам нас подстерегали всякого рода опасности. Фашистские подводные лодки и авиация обычно нападали на наши транспорты и боевые корабли именно в этих местах. Учитывая это, я время от времени напоминал сигнальщикам о необходимости усилить наблюдение за горизонтом и воздухом Я знал, что всем уже изрядно надоели мои непрерывные напоминания о бдительности, но я не мог поступать иначе. И все же, несмотря на это, корабельное наблюдение прозевало летевший на бреющем полете самолет.
   И хотя я определил, что это самолет типа "Каталина", которыми была вооружена наша противолодочная оборона, я скомандовал немедленное погружение. Уйдя на глубину, подводная лодка некоторое время продолжала путь. Это нужно было для того, чтобы самолет окончательно потерял то место, где он обнаружил лодку. Затем я вызвал в центральный пост сигнальщиков, отругал за ротозейство и обещал пробрать еще на собрании всего экипажа. Этой меры на корабле боялись больше всего. [241
   После таких собраний все члены экипажа обычно долго держали провинившегося под обстрелом товарищеской критики, и нередко бывали случаи, когда "потерпевшие" обращались ко мне с просьбой помочь им реабилитировать себя перед коллективом.
   Когда мы всплыли в надводное положение, самолета уже не было видно, а прямо по носу лодки открылся расположенный слева от входа в Кольский залив остров Кильдин. Сообщение об этом было встречено в отсеках с ликованием. Для истосковавшихся по Родине подводников остров Кильдин в ту минуту был первым желанным клочком родной земли.
   "В-4" полным ходом шла в Кольский залив.
   - Прямо по носу четыре катера-охотника, идут на нас большими ходами! громко доложил сигнальщик.
   Это шли катера, чтобы эскортировать нашу лодку при прохождении через опасные в противолодочном отношении входные фарватеры и узкости. Они быстро сблизились с нами и, поздравив с помощью флажных сигналов с благополучным возвращением на Родину, повели нас в базу.
   Когда "В-4" вошла в Кольский залив, навстречу нам вышел специальный катер, который должен был провести лодку в незнакомую еще нам Екатерининскую гавань. С катера на борт "В-4" поднялся Трипольский.
   Приняв от меня рапорт, он спросил:
   - Вам известно что-нибудь о "В-1"? Была ли у вас связь с нею в пути? Ведь до сих пор она не пришла в базу.
   - Неужели?.. - только и мог произнести я.
   - Все может быть... Слишком долго ее нет. Но подождем еще немного, будем надеяться на лучшее.
   Долго и терпеливо североморцы ждали возвращения в их боевую семью подводников с "В-1". Однако прошло много дней, а подводная лодка, которой командовал Герой Советского Союза капитан второго ранга И. И. Фисанович, так и не пришла на Север.
   По поводу исчезновения "В-1" делались различные предположения. Но наиболее вероятным из них следует считать, что она погибла в бою с сильным и коварным врагом.
   ...Следуя за катером, мы развернулись и вошли в Екатерининскую гавань. И сразу перед нами открылась чудесная панорама города Полярного.
   - Так это ж огромный город! - вырвалось у меня. - Посмотрите на эти дома, улицы!..
   Первое впечатление было такое, что в этом городе обязательно должен быть и трамвай, и троллейбус, и автобус. Этими мыслями я поделился с комдивом.
   - Нет, вы ошиблись, - улыбнулся Трипольский. - Город построен на скалистом плоскогорье и поэтому кажется многоэтажным. А троллейбусы здесь не нужны, так как на них все равно некуда было бы ездить - город небольшой, все рядом.
   Нас встречали почти все жители города. Еще издалека мы увидели большую группу офицеров и адмиралов на пирсе у места стоянки подводных лодок, куда нам было указано подойти для швартовки.
   - Отдайте рапорт члену Военного совета вице-адмиралу Николаеву. Командующий флотом в Москве, вызван в Ставку, - инструктировал меня комдив перед самой швартовкой.
   Швартовка не отняла много времени. Я выскочил на пирс и доложил члену Военного совета о благополучном прибытии подводной лодки на Родину. Первый вопрос, который задал мне вице-адмирал, был относительно того, знаем ли мы что-нибудь о подводной лодке Фисановича.
   По всему чувствовалось, что Командование флота считало "В-1" погибшей, но никому не хотелось верить в это. И, разговаривая с нами, вице-адмирал и сопровождавшие его офицеры то и дело возвращались к этой теме.
   Как только я вышел от члена Военного совета, меня окружили мои новые товарищи по оружию. Дружеским рукопожатиям, казалось, не будет конца.
   - Ярослав! - вдруг услышал я, и передо мной выросла фигура капитана третьего ранга Михаила Семенова. - Сколько зим, сколько лет!
   И мы обнялись с другом моей юности, участником многих боевых походов, флагманским штурманом бригады подводных лодок Михаилом Минаевичем Семеновым.
   Михаил Семенов, Федор Видяев и я дружили между собой все четыре года учебы в Ленинградском военно-морском училище имени М. В. Фрунзе и по окончании его в 1938 году получили назначение на разные флоты: Семенов и Видяев на Северный, а я на Черное море.
   С тех нор мы ни разу не встречались. И теперь оба мы были рады столь неожиданной встрече.
   - А Федя... погиб, - сообщил мне печальную весть Семенов, высвободившись из моих объятий, и указал на памятник, поставленный тут же, прямо напротив пирсов, где были ошвартованы лодки.
   - Да, я слышал, - тихо ответил я, и мы направились к памятнику. "Капитан 3-го ранга
   ФЕДОР АЛЕКСЕЕВИЧ ВИДЯЕВ.
   Погиб в море
   при выполнении боевого задания
   25 апреля 1943 года",
   прочел я надпись под бюстом.
   Видяев изображен при исполнении служебных обязанностей на мостике подводной лодки на боевой позиции. Ледяной ветер бьет ему в лицо. Прищуренные глаза пристально вглядываются в морскую даль, как бы выискивая силуэты вражеских судов.
   Я вспомнил курсантские годы в Военно-морском училище. Особенно запомнился мне такой случай. После окончания теоретических занятий на первом курсе мы проходили летом морскую практику на учебном судне "Комсомолец". На корабле много внимания уделялось шлюпке. Мы довольно быстро научились грести под руководством курсантов старших курсов и ходили по Финскому заливу, удаляясь на большое расстояние от учебного судна, стоявшего на Кронштадтском рейде. Мы полюбили шлюпку и, как нам казалось, овладели ею; правда, под парусами мы ходили очень мало и при малейшем усложнении обстановки спускали их и переходили на весла.
   Однажды в ясное летнее утро от "Комсомольца" отделились десятки шлюпок и, развернувшись веером, двинулись по штилевой глади рейда. Сначала шли на веслах, но как только подул легкий норд-ост, шлюпки одна за другой начали поднимать паруса, и вскоре весь залив казался усеянным порхавшими над морем огромными белоснежными бабочками.
   Шлюпка, на которой находились Видяев, Семенов и я, отошла от корабля одной из первых. Подняв паруса мы взяли курс в сторону города Ломоносова и, когда ветер начал усиливаться, оказались далеко от "Комсомольца".
   Старшина шлюпки, зная, что мы недостаточно опытны, приказал сначала взять паруса на рифы, затем "срубить рангоут" и перейти на весла. Но оказалось, что и веслами мы владеем еще недостаточно хорошо, чтобы в ненастную погоду ходить в море на шлюпках.
   - На "Комсомольце" сигнал: "Всем шлюпкам немедленно возвратиться к кораблю!" - доложил вперед смотрящий курсант.
   Это означало, что ожидается шторм и дежурный по кораблю принимает меры безопасности.
   Старшина попытался развернуться в сторону учебного судна, но это оказалось не так-то просто. Шквалистый ветер становился все сильнее и сильнее. Мы растерялись и, забыв элементарные правила гребли, начали, как говорится, ловить "щук", тормозя движение болтающимися веслами. Шлюпка почти перестала продвигаться вперед и, потеряв скорость, никак не могла развернуться на волне. Она то поднималась на гребень волны, то падала носом вниз и, зарывшись, черпала воду.
   - Действовать по команде! - в отчаянии призывал к организованности старшина, командуя как можно громче. Но его уже никто не слушал, и мы гребли кто куда, мешая друг другу.
   Тогда старшина выхватил сигнальный пистолет и выстрелил ракету. На "Комсомольце" приняли сигнал бедствия и немедленно послали за нами моторный катер. Однако, пока спасательный катер сумел дойти до нас, мы чуть не утонули. В этом был виноват Федя Видяев. Он уронил весло в воду и пытался его поймать, наклонившись за борт, но очередная волна буквально вытащила его из шлюпки. Курсанты все сразу бросились спасать его, накренили шлюпку, и она перевернулась.
   Лето еще только начиналось, и вода в Финском заливе была очень холодная. Пробыв в воде около получаса, мы буквально окоченели. Но, когда нас доставили в корабельный лазарет на "Комсомолец", мы быстро отошли. Командование наказало участников неудачного шлюпочного похода. Старшина был подвергнут аресту, а остальные курсанты получили наряды вне очереди. Нас тогда возмущала "несправедливость" наказания, и мы долго не хотели мириться с ней. В нашем сознании не вязалось: как это так, мы чуть не утонули, и нас же наказали. Видяев, кажется, раньше других осознал тогда нашу виновность.
   - По-моему, наказали нас все же правильно, - к общему удивлению вдруг заявил он. - Случай-то ведь из ряда вон выходящий.
   - Да, конечно, - удивленно посмотрел на Федю Семенов, - ну и что?
   - Значит, надо было наказать тех, кто растерялся, а растерялись мы и чуть не наделали... беды! - Видяев говорил быстро и громко - так, чтобы мы не могли возразить ему. - И нечего возмущаться, наказали поделом.
   - Если так наказывать, все будут бояться и... никто не научится грести и... ходить на шлюпках, - пытался я возражать.
   - Наоборот! Теперь-то уж к концу лета, как и положено по программе, мы обязательно будем опытными старшинами шлюпок, а в будущем году - командирами катеров, а... когда-нибудь, может, и командирами кораблей...
   Федя Видяев был очень прилежный и добросовестный курсант. Он стремился стать настоящим моряком и опытным командиром-подводником еще в те годы, когда мы находились в стенах Военно-морского училища. И он достиг своей цели. Уже в первые дни Великой Отечественной войны Федор Видяев проявил себя как подготовленный командир современной подводной лодки. Каждый выход в море его "Щуки" означал гибель нескольких вражеских транспортов или боевых кораблей.
   О боевых походах подводной лодки под командованием Видяева знали на всех флотах, и подводники учились на его примере бить и побеждать врага. Мы, черноморцы, восхищались мужеством и мастерским владением оружием "щукарей" Видяева и во всех подробностях знали о каждом их походе. Их последние боевые встречи с конвоем противника были особенно замечательны.
   "Щука" находилась на боевой позиции в районе Берлевога, у берегов Северной Норвегии. Рано утром, сразу же после погружения, в перископ был обнаружен вражеский конвой. Два больших транспорта и шесть охранявших их сторожевых кораблей и охотников за подводными лодками вытягивались из фиорда, чтобы взять курс на восток, к портам снабжения одной из немецких группировок. Видяев решил атаковать сразу два транспорта. Он отдал приказание, и "Щука" начала маневрирование для форсированного выхода в точку выпуска торпед. Но лишь только лодка легла на боевой курс, как ее перископ был обнаружен береговыми постами наблюдения, и фашисты открыли по лодке артиллерийский огонь. Вскоре на помощь вражеским береговым батареям пришли сторожевые корабли из состава конвоя, и на лодку посыпались серии глубинных бомб. Однако "Щука" решила не уклоняться и, не сворачивая с боевого курса, продолжала вы--ходить в торпедную атаку. Это облегчало задачу атакующим сторожевикам, и они безнаказанно бомбили ее. Каждая серия бомб причиняла лодке все новые и новые повреждения. В отсеки через трещины корпуса проникала забортная вода. Личный состав проявляя чудеса стойкости и героизма, самоотверженно боролся с последствиями вражеских бомбардировок.
   - Товарищ командир! - докладывали из гидроакустического поста. - Прямо по корме сторожевик, быстро приближается!
   - Он снова выходит в атаку на нас. Надо его проучить, - вслух рассуждал Видяев, поворачивая перископ в сторону, откуда грозила опасность, - кормовые аппараты товсь!
   Едва командиру успели доложить о готовности к стрельбе кормовых аппаратов, как из боевой рубки последовала команда:
   - Ап-па-раты, пли!
   Корпус корабля дрогнул, торпеды вырвались из аппаратов и устремились по заданному курсу.
   - Слева сорок пять быстро заходит второй сторожевик! - докладывал гидроакустик.
   А в это время по носу "Щуки" легла новая серия знакомых глубинок, но их хотя и близкие разрывы на этот раз не произвели на подводников сильного впечатления. Среди общего гула взрывов по корме отчетливо были слышны два громовых раската.
   - Это сторожевик приказал долго жить! - шутил между делом Видяев, приготовившись вновь поднять перископ, чтобы еще раз уточнить данные движения основных объектов транспортов и выпустить по ним носовые торпеды.
   Несмотря на чрезвычайное напряжение, подводники в отсеках ликовали. Враг тонул, была одержана победа над боевым кораблем фашистов. Правда, это была не главная цель. Основной задачей подводной лодки было уничтожение транспортов с военными грузами, а не сторожевых судов, но победа была одержана над военным, боевым кораблем, и это доставляло особое удовлетворение.
   Гибель сторожевика привела в замешательство весь конвой. Сперва фашисты растерялись, не зная, как быть. Строй судов был дезорганизован, каждый капитан пытался, видимо, спасаться самостоятельно, уклоняясь от преследования "большевистского чудовища". Но вскоре гитлеровцы пришли в себя и приступили к организованным действиям. Транспорты резко повернули вправо, пытались укрыться в ближайшем фиорде, а все катера бросились в атаку на подводную лодку, забрасывая ее глубинными бомбами. Но как раз в тот момент, когда транспорты начали разворачиваться на новый курс, раздались три последовательных взрыва огромной силы. Головной транспорт, охваченный пламенем, еще продолжал циркулировать по инерции, в то время как шедший вслед за ним второй транспорт был закрыт двумя огромными пароводяными столбами, поднявшимися над судном.
   Озверелые фашисты буквально засыпали глубинными бомбами весь район моря, преследуя отважную "Щуку", но это не дало им ничего утешительного. Советская подводная лодка возвратилась в базу с тремя победами.
   - При каких обстоятельствах погибли такой опытный командир и его подчиненные? Разве нет никаких данных?.. - тихо опросил я Семенова. - В бою их вряд ли могли одолеть...
   - Нет, это почти исключено. Полагают, что они погибли на минах. Ведь коммуникации противника вдоль норвежского побережья со стороны моря защищены линией минных полей. Чтобы пробраться в район движения конвоев, нужно несколько раз преодолеть опасные противолодочные барражи. Аппаратура обнаружения мин была в тот период еще примитивной и... немудрено было, конечно, наскочить...
   - Мины, конечно, мины, - подтвердили другие товарищи, - в открытом бою, обычными глубинками таких орлов не утопить.
   - Как раз на этом месте Федя рассказывал друзьям о своем первом походе, сказал Семенов, - и... моряки решили поставить ему здесь памятник...
   Отойдя от памятника, мы направились в казармы береговой базы. Я никогда не бывал в подобных скалистых местах, и мне все здесь было интересно.
   - Странно, здесь нет земли, везде только камень, - заметил я.
   - Мы уже привыкли к этому, - отозвались мои спутники. - А если какая-нибудь хозяйка решит вырастить собственный лук, землю она должна привезти из Мурманска. Там все же земля есть.
   До основных береговых зданий бригады подводных лодок по прямой было не более двухсот метров, но нам пришлось пройти около полукилометра, взбираясь по прикрепленным к скалам деревянным лестницам.
   У входа в дом, в котором нас разместили, мы встретились с Героем Советского Союза Николаем Александровичем Луниным. О замечательных победах этого прославленного подводника я слышал очень много, но никогда с ним не встречался и сейчас рад был этому знакомству.
   Пожимая сильную руку Лунина, я не удержался и попросил его рассказать, как в июле 1942 года он встретился с германским линейным кораблем "Тирпиц" и Нанес ему тяжелые повреждения. Но, как я потом узнал, Лунин не любил рассказывать о своих победах.
   - О, это дела уже давно минувших дней, - сказал он. - Вы лучше расскажите о вашем переходе, как относились к вам англичане, собираются ли союзники хоть сейчас, накануне шапочного разбора, воевать с немцами по-настоящему.
   - Коли так, заходите в мою келью, - пригласил я сопровождавших меня офицеров к себе домой.
   Отведенная мне командованием комната находилась на третьем этаже фундаментального каменного здания. И таких домов с теплыми, уютными квартирами, как бы чудом перенесенных из Ленинграда или Москвы за тысячи километров на Север, здесь было много.
   - Просто не верится, товарищи, - сказал я, - что Северный флот начал создаваться только в 1933 году. Прошло всего каких-нибудь десять лет, и именно этот флот завоевал наибольшее право на жизнь. Флот открытого моря...
   - Да, флот наш молодой, - как бы рассуждая вслух, говорил Лунин. - Правда, какие-то попытки создать здесь флот были, говорят, еще при царизме, но дело, видимо, ограничилось тогда разговорами между высокопоставленными чиновниками. А сейчас что мы видим?..
   - Наш Север начал развиваться по-настоящему только при Советской власти, включился в разговор Семенов. - Раньше здесь было совсем дико. Даже железной дороги на Мурманск не было...
   - Да и самого Мурманска не было, - вставил кто-то. - Раньше это был город Романов.
   - Царское правительство равнодушно относилось к интересам матушки России, - махнул рукой Лунин. - Несмотря на то что защита морских путей настоятельно требовала создания именно здесь, на Севере, боевых морских сил, особенно в первую мировую войну, правительство ничего не предпринимало. Все, что здесь видишь и еще увидишь и узнаешь, создано за годы Советской власти. Построен Беломорско-Балтийский канал. Построена Мурманская железная дорога. Создан большой Мурманский порт. Раньше морские перевозки шли только через Архангельск, и с замерзанием Белого моря судоходство на 5-6 месяцев вообще прекращалось. Незамерзающие гавани Кольского залива не использовались.