...В могучих объятиях, словно в кольцах Лаокоо новых змей. Эстергази сами научили: тычешь пальцем и говоришь: «Это!»
   Двенадцать лет. Все равно что вторично потерять девственность!

* * *

   ...в года, как Ваши,
   не чувствами живут, а головой.
   Ой!".
Частично Шекспир, «Гамлет»

   Обрекая себя на проживание в кресле пилота, Кирилл и не подозревал, что проку от его самопожертвования — одна лишь задница, отлившаяся в форму ложемента. От сна в неудобной позе болело все. Будь она неладна, эта рыцарственность, которую все одно никто не ценит.
   Яичница с беконом и кофе. Придумайте более чувственный утренний аромат! Глаза разлепились сами собой, взгляд устремился на сцену... то бишь на кухню, где с утра хозяйничал Норм.
   Спокойный, деловитый, свежий. Белая футболка обтягивает торс, и, к слову, ей есть что обтягивать. Он, Кирилл, сказать по правде, всегда завидовал фактурным ребятам. А этот еще и в движениях точен и скуп... грациозен — вот правильное слово. У этого точно ничего не болит.
   Э?
   Если бы не он, мы бы все были... кхм... здесь мне по сценарию полагается испытать дружеские чувства. Однако погодим пока. Парень сказал о себе достаточно, чтобы я сообразил: тут я выбираю.
   Затем появилась Грайни, против обыкновения непричесанная и в пижаме. Обязательный для всех утренний нырок в туалет, затем — на кухню, где она тоже не задержалась. Только взяла стакан молока и тарелку с горкой тостов. Для себя и — к удивлению Кирилла — для него и принесла все это в рубку. С вчерашними сырниками, ясное дело, не сравнить: есть разница между мужской стряпней на скорую руку, чтобы только заглушить голод, и женским священнодействием, чуть не тантрическим, с ритуальными формулами оберегов и приворотов... ну, или ты хотя бы можешь придумать себе, будто они там есть. А как же иначе, если женщины готовят для сыновей?
   Он сморгнул и подобрал челюсть. Было что-то ошеломительно неправильное в утреннем явлении Натали. Она обычно совсем не такая румяная, обычно она смотрит прямо, не опуская глаз: мол, делаем одно дело. Она никогда не причесана с утра так тщательно.
   Она, черт побери все, обычно выходит из другой двери!
   Стоило отвести глаза, и они сделали это. Это — что? Под языком вертелась дюжина подходящих глаголов, но все они были как колючки, которыми бронированную шкуру Норма, само собою, не пробьешь, а обращать гнев на даму... ну, не в такой же форме!
   Такая белая кожа, она, должно быть, светится в темноте, а бедра у нее шелковые на ощупь... с внутренней стороны. Я мог бы потратить неделю только на то, чтобы касаться ее кончиками пальцев, а этот... У-у-у, самец-победитель! Хотя... какой он, к фоморам, самец? Может ли быть так, что она не знает?
   Рубен познакомил нас двенадцать лет назад, но я совершенно ее не помню! Наверное, это потому, что тогда у нее были короткие волосы. Надо было утратить Зиглинду навсегда, чтобы влюбиться в зиглиндианку?
   Кирилл сморгнул. Два блестящих голубых глаза смотрели на него в упор, из больших и указательных пальцев как будто само собою сложилось сердечко. Ребенок? Черта с два! Это группа вражеской поддержки! Чертов маленький манипулятор. Все, что она говорила, косвенным образом к тому и подталкивало.
   Мы все психопаты, те, кто вырос в стальных коробочках Зиглинды. Мы и сами про себя это знали, но когда мы с нашими фобиями вышли в Галактику, то сами изумились, как невинно они выглядят по сравнению с тутошними махровыми цветами.
   Как вы думаете, ребята: если я только шофер, то, может, мы приехали? А вот и высадил бы в ближайшем космопорту: пусть добираются попутками, если бы не... Подумаешь, баба. Подумай о другой. Об Адретт, к слову. О Харальде. Дух Рубена, вообрази, укоризненно качает головой рядом.
   Рубену хорошо качать головой, ему девчонки и при жизни не отказывали, да и потом...
   К тому же нет у него никакой головы.
   Дышите глубже, Ваше Никчемное Величество, и попытайтесь сделать вид, что вас вполне убедила китайская драма, которая разыгрывается тут на фоне белого кафеля. «Передайте соль», «ах, какой замечательный кофе», «если что и случилось нынче ночью, то дальше мы это с собой не возьмем»...
   — Эй, доброе утро! — воскликнул он фальшивым насквозь голосом, выдираясь из кресла. — Я тоже хочу. Яичницы, в смысле.
   Яичницу дали и как будто примолкли, когда он вошел. Ну что ж, если не о чем говорить, всегда можно говорить о работе.
   — В хорошенькое местечко превратилась Зиглинда при новой власти, — заявил Кирилл, набивая рот. — Чтобы в прошлой жизни тут детьми торговали? Сидит посредник прямо в орбитальном пространстве, а правительственные станции его ни запеленговать, ни ущучить... Хотя, справедливости ради, правительственных станций у них теперь намного меньше. У них теперь независимая пресса... и такая же связь.
   — Хотите сказать, на всех планетах Федерации у преступников развязаны руки? — не поверила Натали. — То, что произошло на Нереиде, — я имею в виду рейд МакДиармида — норма?
   — В Галактике нет вещей, которые нельзя было бы купить... или сделать на заказ. Так, Норм?
   — Я предпочитаю думать, что в Галактике еще остались вещи, которые делать нельзя ни при каких обстоятельствах.
   — Ну да, я вас понял. Этика как почва под ногами. Сами до этого дошли или у вас нет выбора?
   Норм чуть улыбнулся — уголком рта:
   — Выбора никогда нет.
   — Так я и думал. Нет, на самом деле Земли хоть и держат Зиглинду в зубах, но еще не слопали. Она слишком недавно в составе Федерации, это вам не какая-нибудь Лорелея, где демократия может показать зубы без существенного ущерба для имиджа. Тут люди еще помнят старое, возможные варианты для них реальны. Есть с чем сравнивать. К тому же большинство функционеров на ответственных должностях выдвинулись либо в войну, либо вовсе при старом режиме. Зиглинда, фигурально выражаясь, тектонически молодая формация. Если Люссак и склонен закручивать гайки, здесь ему следует делать это с аккуратностью. В такой неустойчивой ситуации в отношениях между ведомствами — особенно на стыке полномочий! — полно неразберихи. Это я все к тому, что да; сидит какое-то чмо под носом у спецслужб и приторговывает себе запрещенным товаром. И управы на него нет, потому что и документы у него в порядке, и права человека, и свобода бизнеса, и вообще он — общество с ограниченной ответственностью...
   — ...поубивал бы, — согласился Норм. — Однако и в прежние времена Зиглинда не брезговала поставлять вооружение всем конфликтующим сторонам. Нет?
   — А кто здесь невинен? — оскалился Кирилл. — Взять, к примеру, Шебу...
   Норм замер в нелепом полуобороте, поставил чашку на стол подальше от края и повернулся к столу с преувеличенной осторожностью. Натали... А Натали обратила вопрошающий взгляд на него, а не на Кирилла со всеми его драматическими паузами. Кому нужны тут его паузы!
   — При чем тут Шеба?
   — Потому что именно Шеба запатентовала искусственный интеллект на основе нейронной сети. Формально выражаясь — робота, которого не отличить от чело-века при помощи сканера или скальпеля. Неуникальную личность, поставленную на конвейер, генетически выращенную из донорской ДНК и запрограммированную в соответствии с требованиями заказчика. Естественно, первым образцом, выброшенным на рынок, стала модель «суперсолдат», а первая промышленная партия была выпущена как раз во время зиглиндианского конфликта. Не думаете ли вы, будто они дали нам людей?
   — Не слишком ли подробно для доказательства аморальности обитаемого мира, Ваше... Кирилл?
   — Сниженная болевая чувствительность. — Пар, выходя, оставлял чувство неизъяснимого, почти физиологического наслаждения, и такое же удовольствие Император испытывал, глядя на бронзовую античную маску напротив. — Ускоренные бессознательные реакции. Регенерация, которая кажется нам невероятной. Треть из них были, помнится, женщины. Разумеется, конструкты совершенно стерильны: у разработчиков хватило ума не запустить новую эволюционную ветвь. Меня всегда удивляло, за каким хре... простите, леди... им оставили половое влечение? Оказывается, это как-то связано с агрессивностью. Не буду спорить: военным психологам виднее. Гражданских прав у них нет, ни в одном из миров они не признаны людьми. Именно из них Галакт-Пол комплектовал «сайерет». Сколько вам технически лет, Норм? Двенадцать? На какой срок запрограммирован ваш жизненный цикл? Когда ваш метаболизм взорвется? Дотянете до сорока? «Р» перед вашим именем — значит ли оно то, о чем я подумал? Примите мое восхищение, леди. Вероятно, никто в Галактике не обладает столь богатым опытом интимного общения с устройствами. Впору требовать ставку бета-тестера, как вы думаете? Нынешний вариант мне, как мужчине, более понятен: у этого, по крайней мере, все есть. Впрочем, я всегда подозревал, что на самом деле женщине нужна штука с кнопкой «Выкл.».
   Вот и все. Огонь погашен, все скрылось в клубах пара. Женщина встала, глядя в пол, и пошла прочь, приложив ладонь к щеке.
   — Стойте! — крикнула ей вдогонку Игрейна. — Не думаете же вы, что Люссак доверит свою драгоценную дочку человеку, существу с элементом непредсказуемого? Все правильно, только устройство — это я! Я ей не подруга, а кукла. Чтобы играть, Наряжать, заплетать волосы, всюду быть вместе, делиться секретами, планировать шалости. Весело проводить время, ненавязчиво развиваясь. А вы, господин капитан... зря вы так. Я думала, вы больше.
   Норм встал и подчеркнуто молча вышел. Сел в рубке на диванчик, закинул ногу на ногу. Игрейна, акцентируя сторону своих симпатий, устроилась рядом, положив голову ему на колени. Норм обнял ее за плечи.
   Тут граница. Люди налево, конструкты — направо.
   — Отвечая на поставленный вопрос... — вымолвил Норм. — Модели Иск-Ина, которую Шеба условно называет «оловянным солдатиком», жизненный срок определен в сорок пять лет. Считается, будто до этого возраста мы еще способны действовать эффективно и накапливать положительный опыт. Другим моделям повезло меньше, они зависят от нравственных качеств заказчика. Долгоживущие — дороже. Господин Люссак, к примеру, решил, что кукла нужна его дочери до тех пор, пока та не уедет в колледж. Она бы и уехала, и все бы шло своим чередом, не подвернись нам МакДиармид.
   — Что? — Натали развернулась на пороге спальни, где собиралась пересидеть сложный момент, зажав уши руками и спрятав лицо в коленях, сгорев со стыда. — Гранин? Вы это про нее? Это... правда?
   — Это правда, — ответил вместо девочки «сайерет». — Она умирает.

Часть 3
Козыри в рукаве

   Капитан Шотовер — Ариадне:
   «Если бы у тебя не было сердца, дитя, как могла бы ты мечтать, чтобы оно у тебя разбилось?»
Б. Шоу. «Дом, где разбиваются сердца» Перевод С. Боброва и М. Богословской

* * *

   На Сив холодно всегда, даже когда она в перигелии. В иное время на ее поверхности вообще невозможно находиться без скафандра высокой защиты. Все ж таки она намного дальше от Солнца, нежели Зиглинда, и Академия вывозила сюда курсантов не больше чем на три месяца в год: на летную практику. Нынче здесь тихо и нет огней: в ту войну Сив оказалась вне пояса последней обороны, и агрессор походя все разбомбил. Ничего особенного тут, в принципе, и не было: после того как были выработаны местные ресурсы, Империя использовала снежную планету в качестве тренировочной базы. Соответственно, здесь остались присыпанные снегом руины казарм, административный корпус, столовая, ангары и ремонтные мастерские. Кирилл сделал несколько витков, чтобы восстановить в памяти расположение, к которому когда-то привык. Вообще-то, будучи здесь курсантом, он прекрасно помнил, как это выглядело сверху. Сложность состояла в том, что садиться ему предстояло при полном радиомолчании, без какой-либо помощи со стороны диспетчерской. Площадку тоже никто не освещает: у новых хозяев системы руки не дошли освоить эту собственность. Да и незачем. Атмосфера-то тут кислородная, но температуры такие, что без куртки с подогревом и маски больше десяти минут не протянешь. Одно дело, когда у нас были тут шахты — развитая инфраструктура, которую можно использовать. Другое дело, когда все надо строить заново. В самом деле задумаешься: а надо?
   Таких выработанных и заброшенных месторождений любая поисковая система только в пространстве Зиглинды выдаст тысячи полторы. Шахты, крепи, огромные внутренние полости, где холодно и темно.
   Условия посадки максимально близкие к реальным. Сядем. В снежок — оно даже мягче. Вспомнить, куда приходилось сажать «Балерину» за последние десять лет, так впору беллетристику писать. Может, и займусь на старости лет. Или если догонят. Интересно, много ли свободного времени в галактической тюрьме?
   На руины следует смотреть из космоса: стоя среди них, сроду не догадаешься, где что. А так — вот она, посадочная площадка, как на ладони. Мы фотографировались тут когда-то, сбившись в кучу всем выпуском. Сдернуть маски, поднять очки — «сы-ы-ы-ыр»! — и бежать в корпуса, пока глаза не замерзли в ледышки.
   Кирилл запел «Балерину» со стороны наползающей тени. Садился на репульсорах, легкий перемороженный снег взвился тучей и осел, скрывая корпус.
   — Зачем мы здесь? — спросила Натали, до сих пор молча смотревшая в мониторы.
   — Нам же нужна какая-то база. Я знаю, что делаю.
   Это прозвучало резко, и она не стала спорить. Просто замолчала. Это молчание за спиной заставляло Кирилла торопиться и совершать ошибки, а потому злило. Все, что тут делается, делается для нее!
   На «Балерину» надвигалась ночь: Кирилл специально сел так, чтобы тьма скрыла их. А завтра тут будет один большой сугроб. Никто нас не найдет. Никто не помешает искать нам.
   — Норм! — крикнул капитан. — Вы пойдете со мной. Вы мне понадобитесь.
   Тепло одевшись и укутав лица шарфами, мужчины выбрались наружу, оставив Натали дежурить у мониторов и заодно приглядывать за Грайни. Это последнее было сделано с постыдным облегчением: проще взрывать вражеские корабли, чем сидеть подле ребенка, который знает, что его не спасут.
   Ветер резал, как тысяча ножей, брошенных навстречу, ледяные иглы вонзались в кожу вокруг очков, и передвигаться по равнине оказалось проще всего, держась в кильватере робота. Норм пер вперед как танк, лишь изредка поворачиваясь, чтобы уточнить у Кирилла дорогу.
   Они шли по кратчайшему пути к гряде пологих холмов, которые на самом деле были не чем иным, как отвалами выработки. Извивающаяся гряда походила на спину снежного дракона, лощины и распадки в ней полнились глубокой синевой, и Кирилл внезапно пожелал, чтобы усталый взгляд Натали остановился на самом гребне, окрашенном пламенем под лучами заходящего солнца. Холмы прикрыли идущих от ветра и позволили выпрямить спины, зато снег стал глубже. Спасибо, хоть сила тяжести тут раза в два меньше нормы. Зато уж и воздух высокогорный, разреженный и такой холодный, что вдыхать его можно только через подшлемник, обвязанный шарфом. И то Кирилл избежал бы этой радости, если б мог.
   Норм торил тропу по целине, но даже ступать в его следы было вовсе не легким делом. Приходилось смотреть вперед и вниз не более, чем на три шага. От этого кружится голова, в точности как если бы ты стоял по колено в воде и смотрел на быструю воду.
   — Эй! — крикнул Император. — Подожди! Есть сигнал, сейчас конкретно пойдем!
   Пальцы гнулись чертовски плохо, и пока он выковыривал из-за пазухи электронный «поводок», все время боялся, что выронит его в снег. Оранжевая лампочка изредка мигала: слабенький сигнал есть. Одна хорошая новость: тащиться обратно в темноте по заснеженной равнине, ничего не найдя, было бы совсем не весело.
   — Что мы ищем? — спросил Норм. Он шел впереди вдоль отвесной стены, цепляясь плечом за острые камни.
   — Вход, — лаконично ответил Кирилл.
   «Поводок» в его ладони начал вибрировать. И вовремя. Холод уже приливал к сердцу, слюна замерзала во рту.
   — А обратно как?
   — Там снегоходы есть. Так... — Вибрация «поводка» стала ослабевать. — Проскочили. Давай назад. А вот здесь пороемся.
   Сигнал слабенький, не знаешь, что ищешь, — поверху пройдешь. Норм ринулся разгребать снег с таким энтузиазмом, что стало ясно: ходьба его уже не согревала. Кирилл пристроился рядом, и вдвоем, зачерпывая снег руками, они довольно быстро расчистили небольшую и подозрительно ровную часть скалы. Кирилл стукнул по ней кулаком, и та отозвалась глубоким металлическим гулом. Кристаллы инея стали, кажется, частью структуры поверхности: плоть металлопласта покрылась сверкающей шкурой. На шарфах, прикрывающих лица мужчин, выросли роскошные инеевые бороды, Кирилл от работы взмок и чувствовал себя так, словно его затушили в собственном соку. Вместе с тем руки и ноги у него совершенно одеревенели.
   — Оно?
   — Оно, брат. Давай еще немного, тут должен быть кодовый замок...
   — И?..
   — Я знаю код, — объяснил Кирилл с терпением нянечки.
   — А... Неплохая... как это?.. лежка?
   Норм, когда исчезла необходимость изображать человека, стал говорить мало и почти никогда — по существу дела. Это выглядело вызывающе: мол, что вы хотите от боевого робота? Стратегии разрабатывайте сами, его дело двери вышибать. А может, дело тут было в Игрейне... Такой Норм, знающий свое место, Кирилла вполне устраивал.
   — Ага, вот она.
   Кодовый замок оказался архаичной на вид коробочкой с кнопками, весь — величиной с ладонь и испускал тот самый слабенький сигнал, на который отзывался «поводок». Не знать, так камень камнем, обросший ледяными кристаллами. Причем каждую кнопку пришлось нажимать с силой, предварительно сбрызнув аэрозолем: согревает, оттаивает и смазывает. Обожаю армейские разработки!
   Дверь поднялась, уходя в толщу скалы, словно Сив хотела их съесть. Сравнительно низкая, но широкая и совершенно темная щель. Используя многофункциональный «поводок» как фонарик, Кирилл отыскал па стене рубильник и включил свет. Цепочка огней полого уходила вниз, а стены сплюснутого тоннеля покрывала все та же изморозная шкура, по окоему входа нависавшая роскошными фестонами. Очень давно никто здесь не выходил. И не выезжал.
   Норм похлопал ладонью о ладонь: ага, и тебя достало! Видно, его биология тоже мерзнет. Хотя, насколько я знаю, диапазон допустимых температур у «оловянных солдатиков» не в пример шире нашего.
   — Ну ладно, давай вниз.
   — Что это за место?
   — Ну... сначала это была горная выработка. А теперь — симпатичное место, чтобы играть в прятки.
   — Ну, в прятки-то тут можно на флайерах играть, — задумчиво сообщил робот, меряя взглядом высоту пещеры, куда неспешно влился коридор.
   — Топкая мысль. Надо будет попробовать.
   Рубильник, опущенный у входа, кроме света включил и обогрев. Теплый воздух откуда-то снизу пошел в коридор сквозь вентиляционные ходы. Прикосновение его к лицу было как мысль о том, что тебя кто-то, возможно, любит. Земля под ногами понижалась очень плавно, и Норм обратил на это внимание.
   — Здесь еще использовали рельсовые вагонетки и колесные кары, поэтому проходимость была весьма важна. А сейчас выпотрошили матушку Сив подчистую, только скорлупа осталась. Там ниже есть жилые блоки. Тепло, светло, даже более или менее просторно. Может быть, мы даже еще что-то сумеем сделать, а?
   — А у вас тут найдется подпольная лаборатория, оснащенная, как надо, и с гением генетики в вакуумной упаковке? Если бы можно было что-то сделать, я бы уже сделал. Ничто бы меня не остановило. Там надо... не кулаком.
   С точки зрения Кирилла, это была расхожая фраза, какими мужчины оправдывают свое бессилие. С другой стороны... двенадцать лет назад он сбежал с ответственного поста, имея на руках намного менее драматическую ситуацию. Он потерял планету и не горевал о ней.
   У нас нет времени на мелодраму. И ресурсов пет.
   Пещера изнутри выглядела как квартира, откуда съехали жильцы. Нужное вывезли, прочее побросали. Ориентироваться им приходилось по пиктограммам на дверях. Протирая рукавицей металлические пластинки, Кирилл нашел подсобку, где были сложены комбинезоны, куртки с подогревом и даже кислородные маски с баллонами: дышать воздухом, прикосновение которого обжигает гортань, лишает ее стенки эластичности и запирает трахею большой пробкой, — удовольствие ниже среднего.
   — Зачем они так сделали? — спросил он, наблюдая, как напарник проверяет дыхательный аппарат. — Ну, самоликвидацию. Это же выглядит... черт знает как!
   — А вот не поверите. Требование мирового сообщества. По культурным и религиозным причинам: чтобы не шлялись в толпе, не организовывали социум, не стали конкурирующей формой жизни. Сделаны искусственно, чего уж там. Недолюди.
   Технически ему лет пятнадцать, не больше. В этом возрасте еще пытаешься навязать миру свое понятие о справедливости. То бесценное время, когда мы, люди, формируем личность и воспитываем чувства, у них просто вычтено. Нет практического опыта наступания в лужи. Их делают сразу под конкретную задачу. Грайни в каком-то плане более совершенная модель, чем «солдатик», ее извлекли из чана «пупсом». «Оловянный солдатик» — существо простенькое. Бей чужих, защищай своих, и барьеры меж этими категориями непреодолимы. Интересно, кто-нибудь там, на Шебе, принял меры, чтобы такой вот не развернулся с оружием к отцам-созидателям? Сегодня они дали ему повод. С другой стороны, Игрейна вон не умеет завидовать, соперничать, интриговать. Наверняка позаботились на генном уровне. С таким-то поводом я бы Шебу к чертям расхреначил!
   Ну, и кому тут пятнадцать лет?
   К слову: за все, что я тогда сказал, мужику я заплатил бы разбитой мордой. И мужик, в общем, был бы прав. Сейчас Кирилл искренне пытался себя уверить, что все сказанное было тогда сказано лишь для того, чтобы убедиться в собственной правоте. Они лучше пас в чем-то, для чего их делают специально, но как люди они хуже!
   Хм-м, все бы срослось в этой удобной точке зрения, если бы не Игрейна. Она говорила с ним самим, Кириллом, так, как, наверное, говорила со своей Мари. Мягко указывая на нужные акценты. Так, будто была лучше именно как человек.
   — Снегоход водить умеешь?
   — Я вожу все, что ездит. Топливо-то годное?
   — Топливо специальное, разработано под местные условия. Низкая точка замерзания, быстрое оттаивание, и от кристаллизации ему ничего не делается.
   — Да я уж догадался, что вы на родине.
   А он не так прост. Впрочем, грош цена боевому роботу без толики наблюдательности.
   Они переоделись, Кирилл прихватил с собой зимний комплект для Натали, ориентируясь на минимальный размер, а Норм — еще два дыхательных аппарата. Снаружи стемнело, а внутри жилые помещения, предназначенные для техников, нагрелись до приемлемой температуры. Пора возвращаться на «Балерину».
 
   Солнце опускалось за спинной хребет дракона, равнина тонула в приливе теней. Две черные точки — одна чуть больше другой — давно уже скрылись из виду, а подстраивать оптику мониторов Натали не рискнула. Ночью похолодает. Если они не найдут то, за чем пошли, сумеют ли вернуться? Натали поймала себя на том, что не имеет ни малейшего понятия о продолжительности ночи на Сив, о местной температуре и о совместимости всего этого с человеческой жизнью.
   Плохо без дела. Когда руки заняты, мозги можно отключить. Не могу, не хочу ни о чем думать. Все нынешние мысли — ногтем по стеклу.
   — Мэм, простите... Вы меня не подстрижете?
   Едва не сказала: «Что-о-о-о? Да зачем сейчас-то?» Ей никогда не перестать удивляться Игрейне.
   — Конечно, если хочешь. А не жалко?
   — Да я бы пожалела, если бы всю жизнь проходила с длинными. Пожалуйста! Я никогда не носила стрижку. Я бы еще и покрасилась, если б было чем. Кааардинально! — Она прыснула, с комической важностью произнеся это слово. — В черный цвет. Или нет — в рыжий!
   Дура. Трижды дура. Ясное дело, с длинными Игрейниными волосами полно возни. Мыть, расчесывать, заплетать. А уж какими тощими, жалкими прядями они ложатся на пол с тех пор, как начали лезть... Слезы.
   Улыбайся!
   — А давай! То-то они удивятся. Ножницы есть у тебя?
   Ножницы нашлись в багаже, в косметичке, плечи и одежду Грайни Натали прикрыла шелковым парео веселенькой расцветки. Девочки ехали на каникулы. Купальники, платочки...
   — Можно, я сяду лицом к мониторам?
   — Конечно!
   Они попытались было захватить под свои нужды пилотский ложемент, но отказались от этой мысли: спинка кресла была выше головы девочки. А на табуретке Грайни выглядела жалко донельзя. Она уже не могла держать спину прямо.
   Улыбайся!
   Натали сделала ей куцую челку, затылок вовсе сняла под гребенку, на макушке оставила сантиметра три и выпустила прядки на висках длиной до мочки уха. Пол-Грайни, не меньше, осталось лежать на полу.
   А ведь и вправду стало лучше, будто косы были грузом, давившим на плечи. Брови поднялись удивленными черточками, обрисовались скулы, линия подбородка и угловатых плеч намекала па прелесть девушки, которой Грайни могла бы стать. Взглянув на себя в зеркало, девочка недоверчиво засмеялась:
   — Прикольно!
   — Как ты себя чувствуешь? — пришлось набраться духу, чтобы задать этот вопрос.
   У нее морщинки на щеках. А еще два дня назад были ямочки.