— Но караван ведь не иголка, — сказала Натали, провоцируя дальнейшую беседу. — Он не может кануть как в воду. Неужели его так трудно отследить?
   — Галактика велика, мэм. Колонии на вновь открытых планетах никогда не снабжаются достаточно: корпорации, ведущие там разработки, экономят каждую кредитку. Знаете эту формулировку: «Использовать, по возможности, местные ресурсы»? Поэтому, когда МакДиармид появится там с грузом неизвестного происхождения да еще предложит его за две трети минимальной цены, никто не задаст ему неудобных вопросов. Провизия, стройматериалы и техника могут исчезнуть в окраинных секторах как по волшебству.
   — Много на нем смертей?
   — Мак хорошо считает, — поразмыслив, ответил ей юноша. — Жертв в его рейде на Нереиду могло быть куда больше. Скорее артист, чем злодей. «Гляньте, как я танцую, ну разве я не прелесть?» Кукольник.
   — Злой? Кукольник, в смысле.
   — В смысле, может ли он убить детей просто ради забавы? Едва ли. Однако если мы допустим со своей стороны какие-либо действия, каковые он сможет объявить провокацией... можно не сомневаться, что Мак будет исходить из того, какая рубашка ему ближе к телу.
   Ободряет.
   Восемь дней превратились в вечность. Она думала, ей тяжело дается эвакуация на орбите Нереиды? Верните Брюску — мы там еще месяц просидим! Без слова жалобы.
   И вот наконец по корабельному радио:
   — Полный офицерский сбор!
   А я ведь офицер! Не тех ВКС и не сегодня, но... пускай они об этом сами скажут, да если и скажут — поспорим еще!
   Найдя себе оправдание, Натали рванула в рубку, где народу было уже полно и приходилось тянуть шею, чтобы рассмотреть что-то из-за спин. О, такой уж и офицерский этот ваш сбор! Вон сержант Норм стоит, окруженный пустотой, вроде слона в посудной лавке, потому как уже в шлеме с поднятым лицевым щитком, в вороненой полуброне и с лазерным резаком на правом бедре — переборки вскрывать. На кухне у Натали был точно такой для хозяйственных работ, этот разве что помощнее. Никак готовится группу захвата вести.
   — Радары поймали объект, — известил капитан. — Расстояние полтора мегаметра. Вращение беспорядочное. Связи нет.
   — Связь есть, сэр, — вмешался офицер связи. — Вызывает база. Это они.
   — Группа контакта, давайте на позицию, — устало сказал командир. — Норм, есть разумные соображения? Могут нас обстрелять, к примеру?
   — Могут. Но вы же не станете крейсер стыковать, а пошлете спецгруппу, надеюсь?
   — Само собой. Неужели вы думаете, мы откажемся от удовольствия притащить столько пиратских скальпов, сколько сможем?
   — МакДиармид тоже так думает и вашу спецгруппу ждет. Значит, «челнок» не должен отвечать на огонь.
   — Что-о? — вырвалось как минимум у половины.
   — Ни в коем случае, — подтвердил «сайерет». — Выстрел с нашей стороны провалит всю операцию. МакДиармид не просто делает бизнес, он делает бизнес играючи. Лично я об уровне его шуток могу только догадываться. Ответим огнем на провокацию — сами же детей и погубим. Во всяком случае, позволим МакДиармиду кричать об этом на каждом галактическом перекрестке.
   — Вот удовольствие — идти беспомощной мишенью!
   — Таковы правила, — сказал Норм. — Откроют огонь по «челноку» — дешевле отойти будет. Рискуем слишком многим. Я пойду в группе контакта. Остальные, как я понимаю, или добровольно, или начальство назначит. Поверьте только, я знаю, что делаю, и прошу со мною считаться.
   — Принимаем. И?..
   — Нас могут обстрелять на подходе. Судно может быть заминировано. Нас может ждать бой в коридорах, хотя зачем бы это МакДиармиду после всех этих телодвижений и запутывания следов, я представить не могу. В любом случае это ничего не меняет: идем быстро, но осторожно. Снаряжение стандартное: резак, миноискатель, «ночное видение», камера на каждом шлеме, детектор движущихся масс...
   — Сэр, снова база! — подал голос связист. — Пираты вышли на связь.
   — Какой сектор? — подался вперед командир. — Наш, соседний? Вектор взяли?
   — Пеленгуют. Нет, не отсюда... Они в парсеках и парсеках... тут только баржа с заложниками. База просит выезжать немедленно. Говорят, там нарушена герметичность! Вот она, шуточка клоуна!
   — Отставить спешку, — буркнул капитан. — Кинемся сломя голову, а там мины на каждой переборке. Зиглинда вон в последнюю войну так авианосец потеряла. Тоже людей спасали, приняли в шлюз троянского коня с ядерной начинкой.
   — Шестьсот километров до контакта!
   — Я пошел, — сказал Норм, и командир спецгруппы на рысях вылетел за ним следом. И еще Натали, которой пришлось бежать, чтобы быть вровень. Воображение рисовало ей страшные картины: иней на черных стенах, тонкий посвист уходящего воздуха, пронзительный детский плач...
   — Какой процент потерь считается допустимым?
   — Десять, — ответил он лаконично.
   Спецназ, снаряженный так же, как «сайерет», поспешно нырял мимо него в шлюз «челнока». Десять. О божички, это пять ребятишек.
   — В-вы... сделаете для Брюса то же, что и для девочек?
   — Не сомневайтесь.
   Норм опустил поляризованный щиток, сделавшись недосягаем ни для голоса, ни для взгляда. Правда, все равно его ни с кем нельзя было спутать. Самый высокий. Самая прямая спина. Шлюз за ним закрылся. И что теперь? Сидеть тут, дрожать, покуда не вернутся?
   Вот же дура! А картинка с камер куда идет? В командный центр!
 
   С момента, когда группа захвата покинула «Тритон», в рубке говорили только вполголоса, и никто не прогнал Натали, прислонившуюся к переборке и претендующую только на то, чтобы смотреть и слушать. Час, пока «челнок" шел к барже, показался ей длиннее, чем восемь дней бесплодных скачковых скитаний по следам МакДиармида.
   — Тяжести там, скорее всего, нет.
   Камера, установленная на борту «челнока», скрупулезно показала баржу со всех сторон.
   — Что они тянут? — нервно пробормотала Натали.
   — Ищут иней на корпусе. Если найдут, смогут быстро поставить латку и прекратить утечку. Говорят... — связист переключил связь на «громкую», — ...нет никакого инея! Разыгрывают бандюки?..
   — Погодим судить.
   Натали, кажется, не дышала, пока «челнок» присасывался к борту, уравнивал давление в шлюзах, пока вскрывали люк. Использовали ли при этом резаки или сработала автоматика, было не видно.
   — Дайте картинку с камеры «сайерет», — велел капитан.
   И внутренность шлюза появилась на мониторе в тот самый момент, когда группа вступила в темное нутро вражеского корабля. «Р.Норм», — начертано белыми буковками в нижнем левом углу.
   — Прожекторы! — распорядился голос командира, искаженный треском помех.
   Тьма стала еще темнее, а лучи прожекторов, укрепленных на шлемах, сплелись беспорядочно, как змеи, в зависимости от того, как были повернуты головы. Норм, видимо, поправил камеру, потому что картинка па мониторе начальства сделалась четкой: теперь снималось то, что было ярко освещено. Но если бы Натали приспичило изучать внутренность баржи серийного производства только по этой картинке, она подумала бы, что та состоит из балок и металлических лесенок, решетчатых палуб и труб, перепутанных как попало. Больше всего это напоминало одну из трехмерных игрушек Брюса, где надо бегать по лабиринту, убивая монстров, норовящих напасть из-за угла. Вот только где они, монстры?
   — Осторожно, мина!
   — Пустышка, — произнес голос Норма пару секунд спустя. И сразу же: — Стой! А вот эта рабочая.
   — Да их тут сто!
   — Придется снять все.
   Натали застонала, запрокинув голову. Впрочем, исключительно мысленно. Несколько минут пришлось наблюдать, как сноровисто работает «сайерет», пока другие вертят головами, разгоняя тьму. Гулкое эхо шагов отдавалось по связи: спецназ включил магниты подошв.
   — Как будто чисто. Проверьте, я мог и не заметить.
   — Угу, — командир, который был намного моложе Норма, оказавшись тут, похоже, готов был доверять тому безоговорочно. — Чисто. Идем дальше.
   И пошли, только маячок поставили, что эту развилку миновали.
   — Хорошо работает «сайерет», — задумчиво сказал капитан Тейя. — Перекупить бы к нам. Смотри: один работает, остальные только контролируют пространство.
   — Эти, осмелюсь сказать, дороги больно, сэр. Да и не пойдет. Соскучится у нас. Они же, «сайерет», всегда при таком деле. Это нас в жизни раз на пирата вынесло, а он... Он так каждый день. По идее.
   Кто такие «сайерет»? Не забыть выяснить.
   — Стой!
   — Что, опять игрушка?
   — Игрушка, да не та. Камера! Вон, в уголке притаилась.
   — Бандюки балуются? Любуются на нас?
   — А что, убудет от вас? — осведомился голос МакДиармида. — Или страшно? Если я на вас смотрю, значит, и кнопочку кой-какую могу нажать, так ведь?
   Камера вся освещена, МакДиармида, вероятно, нещадно слепит. Это Норм смотрит прямо в объектив.
   — А зачем тебе это?
   — Затем, чтобы ты про это спросил, «сайерет». Люблю играть. А ты со мной играть взялся. Будь ты проклят. У счастливцев вроде тебя никогда выбора нет. Детишки за этой переборкой. Давай, входи и забирай их. А я, пожалуй, поехал.
   Несколько минут лихорадочной возни, пока разбирались с приводом герметичной двери, и каждую секунду Натали ждала оранжевой вспышки, которая поглотит всех. Этот кокетливый МакДиармид ей ох как не нравился! Хватило же ему времени и азарта нашпиговать баржу взрывчаткой. Чего, спрашивается, ради? Только поиграть? Верно ли, что там дети? В какой-то момент Натали показалось, что у нее от напряжения пережало сосуды в шейных позвонках и будто бы кровь перестала поступать в мозг. Панически боясь потерять сознание прямо здесь, она обеими руками вцепилась себе в шею, разминая мышцы, особенно сзади, у основания черепа.
   Дверь стронулась с места, открывая за собой глубокую черноту и гулкое безмолвие. Натали невольно прижала к груди стиснутые кулаки и сделала шаг вперед. Там, где дети, не может быть тишины! И только несколько ударов сердца спустя услышала через динамики сдавленный плач, изо всех сил норовящий сделаться неслышным.
   Это, должно быть, жуткое зрелище: громадная черная фигура на пороге, с прожектором, бьющим в глаза, и лучеметом наизготовку. Это были нормальные, нормально воспитанные дети. Теперь они знают, как по правде выглядит лучемет.
   Так много, так много! В тесноте, в беспорядке. Да еще Норм вертит головой вовсю, отыскивая своих: не сфокусировать взгляда. А, вот! Остановился. Поднял лицевой щиток: значит, в самом деле наврал МакДиармид насчет утечки воздуха. Вокруг него словно море вспенилось: дети беспорядочно барахтались в невесомости, а спецназу оставалось их ловить. По двое, по одному в каждую руку. Кто-нибудь их считает?
   Капитан «Тритона» и те, что с ним в рубке, радоваться не спешат. Радоваться будут, когда вернутся на базу. До тех пор МакДиармид способен преподнести любой сюрприз.
   В пучке света возникла Игрейна: чумазая, и видно, что до смерти уставшая. Спокойная, невзирая на давку вокруг. Стояла прямо и прямо в камеру смотрела. Одна. Потом, будто вся заминка нужна была ей исключительно чтобы траекторию рассчитать, оттолкнулась и над всей толчеей впорхнула Норму на руки. Бодигард прижал ее к себе, неумело погладил спутанную желтую гривку.
   — Эй! — донеслось из динамика. — Ты же знаешь, кого тут не нужно утешать. Я всегда в порядке.
   — Угу. Будем считать, это мне нужно. Договорились?
   — Ага, — снизошла беленькая. — Тогда ладно. Тогда давай утешай.
   А Брюса нет. И Мари.
 
   Грайни сидела в медотсеке, на койке, в гнезде из пледов и одеял, сама только-только из ионного душа и в чистой одежде, прихлебывала горячий шоколад и высокомерно позволяла оказывать себе первую помощь.
   Натали пристроилась рядом на хрупком больничном стульчике, а Норм — напротив, на корточках, опираясь спиной о переборку: уже не рыцарь в доспехах, а просто мужчина в несвежем камуфляже, в брюках, испачканных на коленях. Медики смотрели на него неприветливо, но прогнать не решались, думали — отец. Взрослые вели себя тихо: обоим было стыдно за сцену в командирской рубке, где они в два голоса орали на капитана Тейю, требуя продолжить спасательную экспедицию.
   — Куда? — резонно огрызался капитан. — У вас есть координаты МакДиармида? Или его постоянной лежки, при всем моем сомнении в том, что она у него есть? Или пункта его назначения? У меня полный медотсек детишек, которых надо немедленно раздать мамам. Потеряли двоих ребят? Укладывается в допустимый процент, и не называйте меня при этом поганым циником! Будь я частным лицом, непременно бы кинулся ловить МакДиармида по всей обитаемой Вселенной, чтобы собственноручно оторвать ему... — тут он колко посмотрел на Натали и продолжил уже тише: — ...все, что, на мой взгляд, у него лишнее.
   От левого локтя Игрейны тянулась трубка капельницы, насыщавшей ее кровь глюкозой. Голубые глазки взблескивали, как глянцевые декоративные пуговицы, стоило им обратиться к бодигарду. Угу. Добрые друзья.
   — Благодарю, но в этом нет необходимости, — так она встречала каждого, кто норовил что-то для нее сделать, пока все не отстали и не оставили ее наедине с Натали и Нормом.
   — МакДиармид ничего нам, разумеется, не объяснял, — сказала девочка. — Но он считал данные с ИД-браслетов и знает, кто у него на руках. Видимо, теперь он обратится за выкупом.
   Норм шевельнул губами: выругался беззвучно. Натали растерялась.
   — Тринадцать лет назад — возможно, но теперь?.. Сейчас Эстергази — частные лица с очень небольшим капиталом. МакДиармид получил бы больше, если бы потребовал выкуп с Нереиды за всех детей скопом.
   — Боюсь, он рассчитывает за одну Мари содрать больше, — хмуро заметил Норм. — С двумя проще, чем с пятьюдесятью.
   — Да уж, — сказала Игрейна. — Он присылал Кармоди кормить нас. Шутник. Не знаю, кому было страшнее. Бьюсь об заклад, этот больше никогда не свяжется с детьми. Ваш Брюс — молодчина, настоящий парень. Всю дорогу рассказывал анекдоты. Это много значило, когда мы были — чего уж греха таить! — перепуганы.
   — Ах, Грайни, я была бы рада услышать это, если бы он сидел тут, рядом!
   — Самым плохим, — задумчиво произнесла Игрейна, словно догадавшись, о чем не решалась спросить женщина, — был момент, когда нам отключили свет и гравигенератор. Видите ли, когда отключают генератор, начинаются... ммм... санитарные проблемы. Особенно у девочек. Но Брюса и Мари к этому времени уже забрали. Этот их главный, здоровый такой, он за ними сам пришел. Мы, сказать по правде, испугались, решив, что этих он пока решил сохранить, а остальные только мешают.
   Натали прерывисто вздохнула. Сколько из этих ребятишек, среди которых были ведь и совсем малыши, до конца жизни обречены сходить с ума от сознания замкнутости пространства, прислушиваться к характерному посвисту — не уходит ли драгоценный воздух, непроизвольно принюхиваться, если мерещится запах мочи, да просто задыхаться в объединяющих все это ночных кошмарах?
   — Едва ли что-то угрожает их жизни, — сказала Игрейна. — Было бы совершенно нелогично тащить их куда-то в другой уголок Галактики, чтобы причинить им вред.
   — Логику нам диктуют правила игры МакДиармида, — возразил Норм. — Грайни, ты знаешь, что я должен делать.
   — А ты сам-то знаешь?
   — Я сказал — «что». «Как» — угу, понятия не имею. Ну да война план покажет.
   Это были слова, к которым Натали прислушалась более чем внимательно. Она тоже знала — «что», и понятия не имела — «как». Очень схожие проблемы. Однако возникший на пороге связной, вежливо козырнув, обратился к ней по имени:
   — Вы просили связь с командным центром, мэм? Ваш... командор Эстергази готов поговорить с вами.
   — Отлично.
   Она кинулась в рубку со всех ног, а Норм последовал за ней.
   — Харальд?
   — Я уже знаю. Есть какие-то новые данные, зацепки? Вы расспрашивали других детей?
   — Какую ценность может представлять Брюс? Кому он так уж нужен, кроме нас?
   — В Галактике, Натали, происходит много странного. Но, я думаю, мы не можем ждать ничего хорошего от людей, которые... которые желают завладеть им в обход нас.
   — Вот что. Не имеет ни малейшего смысла возвращаться на Нереиду. У планеты свои проблемы, у меня — свои. Мне нужен прыжковый корабль. В полное мое распоряжение. Сделаете?
   — Это практически невозможно, Натали. Комитет контролирует все, что способно войти в гипер. Мы же эвакуируем людей.
   Натали даже зажмурилась от негодования. Этот мямля не в состоянии даже воспользоваться служебным положением! К счастью, ее осенило прежде, чем свекор прервал сеанс.
   — А «Балерина»?
   — «Балерина»?! — Эстергази выглядел совершенно ошарашенным. — Но... я не могу распоряжаться... сами знаете кем!
   — А почему, собственно? Вы всю жизнь ему служили. Ваш сын погиб, защищая его планету. Вы — часть его Импе... ну, неважно. То есть важно. Вы — единственное, что у него осталось, он обязан вас защищать. Он будет последней сволочью, если откажет.
   — Я же не могу сказать ему все это... в таких выражениях!
   — Попросите. «Балерина» — идеальный вариант. У неё крошечный жилой отсек, она не может представлять интереса для эвакуационной программы Нереиды. Вы можете ее отпустить.
   — Хорошо, — покорно согласился Харальд. — Я попрошу. Немедленно. Оставайтесь на связи.
   — Мадам, — вклинился в паузу Норм. — Все ресурсы, которые вы в состоянии мобилизовать для вашего сына... Могу я рассчитывать, что вы сделаете то же самое для Мари? Возьмите меня на буксир. Пригожусь.
   — И меня.
   На детский голосок обернулись все, кто пребывал в рубке по долгу службы.
   — У меня тоже есть достоинства, которые вам пригодятся, — заявила Игрейна, стоя на пороге с пледом, волочащимся по полу наподобие королевской мантии. — У меня не бывает истерик.
   — Игрейна, — начал Норм, — тебе лучше бы остаться в безопасном месте.
   — Полностью с тобой согласна, — ехидно парировала девочка. — Самое безопасное место в Галактике — в метре от тебя.

Часть 2
Искры в пустоте

   Им нечего терять, но есть, куда лететь...
Богдан Агрио

* * *

   — Я, разумеется, полечу, — осторожно сказал Кирилл. — Но есть только одна крохотная загвоздка, советник, — «Балерина» серьезно повреждена. Такие экспедиции непредсказуемы, хотя ничего невозможного в них нет. Нужен ремонт, и нужно снаряжение, топливо, провизия, ну... вы понимаете. Условия, в которые мы с вами тут поставлены...
   — Все будет.
   Она полетит на «Балерине»!
   Погасив картинку, извещавшую его о том, что сеанс связи с диспетчерской ЧС окончен, Кирилл салютнул предкам-викингам банкой контрабандного пива — на удивление мало в Галактике мест, где варят приличное пиво! — и крутанулся с кресла-вертушки, потому что сидя переварить эту новость не мог. Разве что не заорал.
   Было время, и заорал бы. Все равно никто не видит. Было время, он сам себя безумно раздражал: слишком щуплый, слишком мелкий, дурацкая тощая шея в форменном воротничке и не менее дурацкие уши. Слишком молодой, чтобы принимать самостоятельные решения, и слишком импульсивный, чтобы ему это позволили. Теперь, когда ему стукнуло тридцать семь, стало очевидно, что маленькая собачка — до старости щенок. И даже если когда-то он тешился надеждой, что солидность, а с нею и уважение, придут с возрастом, оказалось, что идут они, по всей видимости, пешком. Перебрасываясь с места на место, Кирилл намного их обгонял.
   Она полетит на «Балерине»! Надо хоть прибрать тут... Тьфу! Думая о ней, Кирилл терял связность мысли, а глядя на нее, испытывал почти непреодолимое желание перебирать карандаши, теребить салфетку или краешек скатерти или проверить ногти на предмет чистоты. И он считал до сих пор, будто его либидо заточено под девятнадцать лет?
   Лучше думать о Брюсе.
   Итак, Эстергази наконец потребовали платы за верность. Причем в такой форме, что скажешь «нет» — и можешь ежедневно плевать в свои глаза, в зеркало. Всякая власть кончается на орбите — это закон свободной торговли, первым усвоенный его анархической натурой. Между галактиками нас перемещает деловой интерес. Или долг.
   Велика Галактика. А отступать некуда.
   Он полетел бы за мальчишкой Эстергази, даже не имея шанса на парсек приблизиться к его красавице матери. Потому что, как бы ни была она хороша, Харальд Эстергази, Адретт Эстергази и, черт его побери, Рубен стояли впереди нее в очереди его, Кирилла, долга. Свои авансы они внесли тысячу раз. Тысячи жизней недостаточно в уплату этого долга.
   А просят всего-то — слетать!
   И еще одно соображение заставляло его так и эдак вертеть в руках пивную жестянку. Размышлять. Эстергази никогда не попросили бы его... им это не свойственно. Стало быть, они вынесли за скобки эту проклятую приставку экс-. А сами остались в скобках. Вместе с ним.
   Наше частное пространство. Моя Империя.
   Кое-что изменилось. Он повидал жизнь и сформулировал свои собственные правила. Живое знание, оно разительно отличалось от давнишнего: «Смотри на Руба, вот он все делает правильно». Признаться, сейчас ему столь же хотелось вернуть старый титул, как двенадцать лет назад — избавиться от него. Сейчас эта ноша ему по плечу.
   Мы все уже взрослые. Это значит — у нас есть мужество принять себя такими, какие мы есть. Стыдно вспомнить: когда-то я хотел быть Рубеном. Для всех, включая родителей и девушку. Что ж, сейчас я могу позволить себе роскошь стать для нее Кириллом.
   Более того, сейчас она нуждается именно в Кирилле!
   В одиночку она никогда не найдет Брюса. А общее дело, оно того... сплачивает. И Рубен уже не имеет к этому никакого касательства.
   В общем, это была тема из тех, что поглотят тебя целиком и сомкнутся над головой. А потому следовало оной головой потрясти, может, даже душ принять и браться за работу. Скоро ребятки из технической службы подвалят, следует подготовиться их принять. Задача эта, учитывая специфику «Балерины», была особенно деликатной. На подобный случай имелось у Кирилла два комплекта документации. Один — в памяти бортового компьютера, в полном соответствии со стандартом списанного армейского ТГС. И другой, выполненный по старинке на папиросной бумаге, учитывающий все «бутербродные» панели, проложенные изнутри непроницаемым для сканера полостей фиброном, фальшивые короба там, где согласно стандарту должны проходить настоящие, и настоящие там, где они проходили реально, с учетом извращений технической мысли. Был у него в хозяйстве даже «сундук» — емкость для провоза «персон», с унитазом и двумя складными жесткими койками, одна над другой. «Персон» за отчетный период ему приходилось возить всего два или три раза, парочку секретных спецов и беглого диктатора с женой. Двум последним было неудобно, но ничего, не жаловались. Спецы, те оказались более капризны. Спецам обещали деньги и условия, тогда как диктаторам, вообще говоря, шкуру бы спасти. По некоторым причинам к диктаторам Кирилл относился с большим пониманием.
   Всякий раз, когда «Балерине» требовалась «скорая помощь», приходилось резво соображать, куда ремонтников пускать, а куда дешевле самому заползти с гидравлической отверткой. Посему «Балерину» он знал. Он пролил на ней много пота, а уж крови от сорванных императорских ногтей и ободранных коленей попало на ее палубы столько, что впору причислять грузовик к особам царственного происхождения.
   А вот репульсорную турбину самому не поставить. Придется ждать служб и развлекаться, наблюдая, как они уродуются, выполняя на орбите работы, какие в нормальных условиях производятся только в закрытом доке.
   Они его удивили. Харальд, решившись двинуть в бой тяжелую артиллерию собственного авторитета, поднял ремонтников за считанный час, и Кирилл только диву давался, наблюдая на мониторах, как они шныряют вокруг, запряженные в реактивные ранцы, в точности как стайка колибри. На орбите Нереиды не было, разумеется, ничего подобного титаническим верфям «Етунхейма», памятным Императору Зиглинды, но господин советник, видимо, наплел техникам про военные порядки и спецзаказы... У него это хорошо получалось, Кирилл по себе помнил. Он в свое время прослушал сходный курс на тему «Как эффективно править планетой».
   В общем, сделали быстро, и сделали хорошо. Не даром, конечно, если вспомнить, что платежи он перевел авансом, при посадке, но Кирилл рад был уже одному тому, что денежки не ухнули в межзвездные пустоты Галакт-Банка. Он, конечно, мог аннулировать платеж, но делать подобные вещи следовало не с этой орбиты. Хорошо помнилось, как могут осложнить частнику жизнь обиженные бюрократические службы. Дальний неудобный док, пропажа запросов, отправленных по Сети, перепутанные заказы, и разрешения на взлет не допросишься. А взлетать без разрешения... м-да... на эти грабли мы наступали слишком недавно, и слишком больно об этом вспоминать.
   Так что Кирилл и глазом не успел моргнуть, как инженер Клейст попросил принять работы, и, расписываясь в ведомости, бывший Император, а ныне вольный контрабандист, имел удовольствие наблюдать краем глаза, как тот затаивал дыхание и замирал по стойке «смирно» всякий раз, когда считал, что его никто не видит. Впору самому к себе проникнуться уважением.