совсем рядом, на Лексингтон-авеню, в двух кварталах отсюда, так что у нее
еще куча времени в запасе.
Какое соблазнительное меню! Ее сорокалетний благодетель для приличия
ласково ее уговаривал сидя напротив нее, уже без пальто и шляпы. Долго ему
стараться не пришлось -- Анна, расхрабрившись, заказала все, что в меню
указано: закуски, томатный суп, бифштекс со спаржей под голландским соусом,
французскую жареную картошку, салат, сыр и на десерт -- пирог с клубникой.
Вот только как же справиться с такой горой еды за полчаса до обеда с
Бэгшотом? Но официант заверил, что поторопится.
Кристофер, перед тем как запереть дверь магазина, решил зайти в
маленький туалет рядом с кабинетиком -- побриться. Он, конечно, надувает
отца, крадет у него пять минут рабочего времени, но без бритья никак нельзя.
Утром брился, конечно, но он, пусть и небольшого роста, все же мужчина и
должен бриться дважды в день. Но едва взялся за щеколду замка, как через
стеклянную дверь увидел Беулу Стикни: торопится, идет большими шагами и
похожа сейчас на модель, рекламирующую вкусную и здоровую пищу. Открыв перед
ней дверь он сделал два шага назад, и она стремительно вошла.
-- Привет, любов моя! -- Беула и вечером по-утреннему свежа,
жизнедеятельна и дружелюбна.-- Тетушка сникла, увяла, как прошлогодние
фиалки. Ну, разве тебе сегодня не повезло, мой мальчик? Нужно это событие
отменить! Вечер только начинается, и ты такой симпатичный... Куда поведешь
свою подружку Беулу обедать? Слышала я, есть одно чудное местечко на
Первой...
-- Боюсь, сегодня ничего не выйдет! -- оборвал ее Кристофер,
наслаждаясь дивным чувством своей власти над ней.-- У меня теперь другие
планы. Возможно, буду свободен в один из вечеров на следующей неделе.
-- То есть ты хочешь сказать, любов моя, что собираешься покормить
другую птичку?
Какой-то у нее визгливый тон... Он-то посчитал -- это резкость, от
обиды, а она чувствовала приближается истерика.
-- Если ты имеешь в виду, что у меня свидание и я обедаю с другой леди,
то ты права.-- Кристоферу самому понравилась эта закругленная точная фраза.
-- Ба, любов моя! -- беззаботно воскликнула она.-- Пусть будет
треугольник! Вот смеху-то! Да победит та женщина, которая лучше!
Обычно Беула не снисходила до такого откровенного искусительства, но
ведь сегодня суббота и сейчас только семь вечера. Кристофер не
предусматривал такой возможности, предложение его заинтриговало; он все еще
колебался и старательно напрягал мозги. В это мгновение дверь отворилась
снова и в магазин вошла Полетт Андерсон.
"Ну вот,-- подумал Кристофер,-- для полного счастья не хватает только
Сью Марш, придет за своей сумкой, и Кэролин Троубридж -- явится с
извинением, что солгала ему, он правильно набрал номер ее телефона, а потом
еще и Доротея Той -- с предложением снизить свою цену.
-- Беула,-- закричала Полетт,-- что, черт тебя подери, ты здесь
делаешь?!
-- А это мой дружески расположенный ко мне сосед, "мозговой трест", моя
любов,-- стала объяснять свое появление здесь Беула.-- Шла я мимо, домой
переодеться, вижу в окне свет, просветительская литература излучает, ну и
вошла осведомиться, нет ли нового номера "Харперс базаар" или последнего
романа Нормана Мейлера, в метро почитать.-- И глазами подала Кристоферу
недвусмысленный сигнал.
Немедленно, под воздействием мужского чутья и, внезапного понимания
женщин (прежде не было и в помине) он сообразил: просит не выдавать ее перед
Полетт, что пришла сюда пообедать с ним. И уж конечно, ни слова о том, что
он ее отверг.
-- Ну, а что тебя привело сюда в столь поздний час, моя любов? -- пошла
в атаку Беула, повышая голос.
-- Хотела пригласить мистера Бэгшота на вечеринку,-- объяснила Полетт.
Ассистентки зубных врачей, пришел к выводу Кристофер, видимо, не
следуют общепринятым правилам притворства и парируют все выпады не хуже
уважающих себя моделей. Хотя, похоже, у Полетт выдался очень трудный,
утомительный день, даже одежда на ней сидела не так, как всегда, зато она
сняла не придающие ей шарма очки и в прическе ее царил обаятельный
беспорядок.
-- Кажется, вы, милые леди, знаете друг друга? -- понял Кристофер.
Остается уповать на то, что девушки знакомы не слишком хорошо.
-- Мы с ней сестрички -- седьмая вода на киселе! -- весело сообщила
Беула Стикни.-- Я патронирую святого доктора Левинсона, а Полетт сжимает мне
руку, чтобы я не орала, когда он по доброй воле казнит меня в кресле с
зубодробилкой в руках. А еще вожу ее на базары -- ну, там всякое тряпье по
бросовым ценам купить, чтоб еще краше стала без особых препятствий таких
молодых людей, как ты, приглашала на вечеринки. Ты ведь у нас нарасхват!
"Какая сука!" -- подумал Кристофер, с удовольствием мысленно произнеся
это определение.
-- Ах во-от оно что! -- протянул он.-- Выходит, вы довольно близки, я
был прав.
-- Ну, мне пора отваливать, поковыляю дальше,-- заключила Беула.-- Уже
поздно.-- И взяла с полки журнал "Бог".-- Запиши на мой счет, любов моя! В
следующий раз, Полетт, когда у меня заболит зуб, расскажешь, как
вечеринка,-- удачно ли? -- Улыбнулась им и вышла, оставляя за собой шлейф
духов -- этакую арктическую массу.
-- Беула неизменно вселяет в меня благоговейный страх,-- робко
призналась Полетт.-- И на вас так же действует?
-- Да нет, пожалуй,-- не согласился Кристофер.
-- Ну, наверно, у мужчин все по-другому.-- Девушка тяжело вздохнула.--
Надеюсь, я все же не опоздала. Знаете, весь день столько дел, крутишься как
белка в колесе. Вот и решила попробовать на всякий случай -- вдруг вы еще не
ушли... и магазин открыт. Видите ли, меня пригласили на вечеринку, и если вы
хотите...-- И осеклась.
По тому, как он смотрит на нее, по его глазам -- блестят как-то
по-новому -- догадалась: знает он, где она пребывала сегодня, в четыре
тридцать дня,-- лежала обнаженной на кушетке в "пожарной" квартирке мистера
Гэдсдена.
Кристофер упорно молчал, и в этом молчании каким-то образом проявлялась
его власть над ней; он не отрывал от нее взгляда.
-- Само собой,-- Полетт начинала нервничать,-- если вам не хочется идти
на вечеринку -- я, конечно, понимаю...
Хоть она и на голову выше его, ее это не смущает -- ведь он для нее
последняя надежда, единственное теперь пристанище.
-- С удовольствием пошел бы, Полетт,-- легко, без всяких усилий над
собой произнес он.-- Но все дело в том, что сегодня вечером я занят.
-- Вполне естественно! -- вздохнула Полетт.-- Слишком поздно. Может,
как-нибудь в другой раз. До свидания.
-- Ciao! -- попрощался он -- никогда прежде не употреблял этого
итальянского слова.-- Как мило с вашей стороны, что заглянули ко мне! -- И
отворил перед ней дверь.
За спиной Полетт щелкнул замок. Тяжело брела она по Мэдисон-авеню, и на
нее жуткой тяжестью давила уверенность -- оставаться ей девственницей до
конца жизни...
Мурлыкая себе под нос, Кристофер брился, чувствуя себя превосходно --
просто чудо. Давно так себя не ощущал -- с тех пор как получил категорию 4-Ф
на призывном пункте. Прежде чем взять в руки бритву, поднял с пола теннисную
сумку и запихнул под стол -- чтоб не мешала. Глядя на нее, решил: в
понедельник утром доставит ее с посыльным на квартиру мисс Марш,
присовокупив большой букет незабудок из магазина цветов на Пятой авеню,--
скрытая ирония.
-- Брился не торопясь, чтобы нечаянно не порезаться. Даже если чуть
опоздает, эта девушка, в мини-юбке, с великолепными ногами,-- как там ее
зовут, кажется Анна,-- подождет. Сегодня все женщины ждут его одного --
Кристофера Бэгшота...
Все оказалось бы в порядке, если бы не бифштекс: вкусный необыкновенно,
даже нож не нужен,-- ну точно как те, толщиной с большой палец и мягкий, она
видела на рекламе,-- он исчез с ее тарелки мгновенно. А милый сорокалетний
джентльмен тем временем едва прикоснулся вилкой к своему и был поражен такой
скоростью.
-- Моя дорогая девочка, я ничего подобного не видел с того времени,
когда играл в американский футбол! -- заявил он.
И настоял -- именно так, другого слова не подберешь,-- чтобы она съела
еще один, запивая вином, вместе с полагающимися по меню гарнирами. Анна
перепробовала три сорта сыра (таких прежде у нее никогда во рту не бывало),
потом отдала должное пирогу с клубникой и, кофе с ликером "Куэнтро". В
первый раз она посмотрела на часы в десять тридцать: ну какой смысл
слоняться взад-вперед по Лексингтон-авеню как неприкаянной в поисках бара
"Смайлиз"!
А когда в пять часов, на следующий день, в воскресенье, она вышла из
квартиры милого сорокалетнего джентльмена дворецкий принес ей на поздний
завтра яичницу с беконом и кофе с пирожными -- она еще более решительно
настроена: теперь-то зачем искать бар "Смайлиз"? Вот уж ни к чему!
Анна получила работу в театре далеко за Бродвеем -- в шоу с обнаженными
артистами и в двух неплохих ревю,-- главным образом, если честно, из-за
своей стройной фигуры. Милый сорокалетний джентльмен оставался щедрым к ней,
как и положено милым сорокалетним джентльменам по отношению к стройным,
играющим на сцене нагишом актрисам, и ей не приходилось ни о чем особенно
волноваться; пугало только одно -- набрать бы этой осенью лишний вес.
Перед самым Рождеством, блаженствуя в ленивой неге в постели с "Санди
таймс" в руках, Анна прошла в разделе "Светское общество" объявление: мистер
Кристофер Бэгшот, сын мистера Бернара Бэгшота, владельца известной сети
книжных магазинов, накануне, в день Святого Фомы, в Мамаронеке сочетался
браком с девушкой по имени Джун Леонард. Как удачно все обернулось для них
обоих -- для нее самой и для этого молодого человека! До чего приятно это
сознавать!
"Будь скорбно-печальной, любовь моя! -- вспомнила она слова Берта,
нажимая на звонок; он произнес их по телефону, когда перезвонил ей из
Лондона.-- Они все просто зациклились на печали. Намекни о самоубийстве,--
достаточно малейшего намека, любовь моя. Если хочешь, назови меня. Все
знают, с какими я причудами, даже здесь, в Женеве, и выразят мне симпатию.
Уверен -- все будет хорошо. Трое моих друзей сами это испробовали и с тех
пор живут довольно счастливо".
У Берта цветистый словарь; этот парень попадал в беду в пятнадцати
странах; другом преступников; полиция в нескольких городах интересуется его
личностью; он знает все имена и все адреса -- тех, кто может быть полезен.
Думая о Берте, удовольствии, получаемом им от всевозможных осложнений, она
не сдержала улыбки в этом коридоре, стоя перед закрытой дверью. Послышались
шаги, дверь отворилась; она вошла.
-- Сколько вам лет, миссис Маклейн?
-- Тридцать шесть,-- ответила Розмари.
-- Само собой, вы американка.
-- Да, вы правы.
-- Где вы родились?
-- В Нью-Йорке.
Решила не открывать ему, что говорит по-французски, то станет лишь
сильнее ощущать безнадежность.
-- Вы замужем?
-- Разведена. Пять лет назад.
-- Есть дети?
-- Дочь. Одиннадцать лет.
-- Ваше психическое состояние... как долго продолжается?
-- Уже шесть недель.
-- Вы в этом уверены?
По-английски говорит хорошо, мысли свои излагал весьма точно. Учился в
штате Пенсильвания; небольшого роста, моложавый; любит во всем точность;
аккуратно расчесанные волосы; лицо бледное, как неяркая керамика, очень
похоже на украшенную рисунком глубокую тарелку. Один в своем опрятном офисе,
отделанном коричневыми панелями, сам открыл ей дверь. На ничем не
примечательных стенах развешаны дипломы и свидетельства о присуждении ученых
степеней, напечатанные на нескольких языках. С улицы в этот солнечный день
не доносится сюда шум... Вовсе она не чувствует себя скорбно-печальной.
-- Все, вообще-то, в порядке...-- начала она.
-- Вы имеете в виду свое здоровье?
-- С физической точки зрения...-- и вдруг заколебалась: стоит ли
продолжать -- какой смысл во лжи,-- думаю, я в полной норме.
-- Ну а ваш друг?
-- Предпочитаю о нем не говорить.
-- Боюсь, мне придется настоять на этом.
Приемлемые выдумки: собирались пожениться, но он погиб в автомобильной
катастрофе или сходе лавины; вовремя заметила, что в его семье сильна
тенденция к умопомешательству; он исповедует католическую веру, итальянец, а
в Италии разводы запрещены; она же должна жить в Нью-Йорке; он индус, обещал
жениться и вдруг исчез; шестнадцатилетний мальчик, ехал с ней в одном
спальном вагоне; ему пришлось возвращаться в школу, завершать обучение...
Все -- абсурд, полный абсурд...
Психиатр, в своем кабинете с коричневыми панелями, кажется, готов,
словно сидя в засаде, терпеливо выслушивать ее ложь.
-- Он женат.-- Правда.-- Счастлив в браке.-- Тоже более или менее
правда.-- У него двое маленьких детей. Он значительно моложе меня.-- Истина,
и доказывать нет необходимости.
-- Ему об этом известно?
-- Нет, не известно.
У любого абсурда есть границы. Бессмысленный уик-энд в горах с
мужчиной, которого ты прежде никогда не встречала; к тому же он тебе не
очень нравился и ты в самом деле не хотела снова его увидеть. Всегда она
была очень разборчива, никогда прежде такого не делала и, разумеется, не
станет делать впредь. Нельзя приставать к человеку на десять лет моложе
тебя, досаждать его семье, живущей в шестнадцатом округе, и ныть, как
соблазненная и покинутая школьница, из-за двух бессмысленных ночей,
проведенных с ним во время снежной бури,-- бес попутал. Ну и выражение в
голову пришло,-- она нахмурилась, недовольная собой: всегда избегала
вульгарности. Не уверена даже, есть ли у нее его адрес; он записал его в то
последнее утро (она отлично помнит), сказал: если она будет в Париже... Но
ей так хотелось спать -- дождаться не могла, когда он уйдет,-- и не
вспомнить теперь, положила ли тогда этот клочок бумаги в сумку. Это адрес
работы, объяснил он: святость семейного очага и все такое прочее. Что с них
взять, с французов...
-- Нет, он ничего не знает,-- повторила она.
-- Может, все же сказать ему об этом?
Ну и к чему это приведет? Ни к чему хорошему, это точно... Только
волноваться станут двое, а не одна она.
-- Вообразить только: американка, едет в Европу не представляя даже...
Все произошло случайно, доктор, на лыжном курорте. Вы знаете, что такое эти
лыжные курорты.
-- Я не катаюсь на лыжах! -- с гордостью объявил он.
Серьезный врач, практик, он не намерен платить деньги, чтобы в
результате сломать себе ноги.
Почувствовала вдруг, как ее неотвратимо ее окатывают волны неприязни к
этому доктору,-- его коричневый костюм показался ей отвратительным.
-- Я была пьяна.-- Ложь.-- Он проводил меня до моего номер.-- Опять
ложь.-- Понятия не имела, что это произойдет.
Коричневый костюм передернуло.
-- Он повел себя далеко не как истинный джентльмен.-- Неужели это ее
голос -- что-то она его не узнает.-- Если скажу ему об этом -- только
посмеется. Он же француз.
Вероятно, дает себя знать общая неприязнь к французам и швейцарцам:
Кальвин против мадам де Помпадур; Женева, униженная войсками Наполеона.
Одним французом в мире меньше -- или, скорее, полуфранцузом.
Сейчас она вроде человека, попавшего в полицию и переводящего на свой
язык полицейский протокол. Остается надежда, что коричневый костюм
рассеянной, чтобы тебя не заподозрили в хитрости и ловкости. К тому же то,
что она сказала, вероятно, соответствует истине. У Жана-Жака нет никаких
причин чувствовать себя за все ответственным. А себя она отлично знает: --
может лечь в постель с тремя разными мужчинами в течение одной недели.
Пригласила его в свою комнату через двадцать четыре часа после знакомства.
"Pourquoi moi, madam? Pouquoi pas quelqu'un d'autre"?1
Как в этот миг слышит она его вежливый, незаинтересованный тон, видит
замкнутое, бесстрастное выражение на тонком лице этого красавца -- грозы
всех женщин, загорелом от горного солнца. Жан-Жак... Если американке нужен
любовнике француз, то его имя все же не должно быть до такой степени
французским -- через дефис. Все произошло как-то банально... Она вся
съежилась, вспоминая об этом уик-энде. Ну а взять ее собственное имя --
Розмари. Женщины, носящие такое имя, не делают абортов; выходят замуж в
белом платье с флердоранжем: прислушиваются к советам свекрови и по вечерам
ожидают в зеленом предместье пригородного поезда, на котором муж приезжает
домой с работы.
1 Почему вы выбрали меня, мадам, а не кого-нибудь другого? (фр.).
-- На что вы живете, мадам? -- осведомился психиатр.
Сидит удивительно тихо, положив бледные, как керамика, руки на зеленое
пресс-папье на столе. Когда она вошла к нему, конечно, сразу сделал вывод по
поводу ее костюма -- тут не может быть никакого сомнения: она великолепно
одета, в этом смысле ее нечего жалеть. Женева -- такой элегантный город:
туалеты от Диора, Баленсиага, Шанель поблескивают, во всей своей красе в
витринах перед банками и рекламными щитами часов и хронометров.
-- Платит ли вам бывший муж алименты?
-- Он платит их моей дочери. Я вполне способна обеспечить себя сама.
-- Вы, выходит, деловая, работающая женщина?
Будь его голос способен что-либо выражать -- сейчас выразил бы
удивление.
-- Да, вы правы.
-- Какая это работа?
-- Я покупательница.
-- Простите, не понял...
Конечно, она покупательница,-- все всегда что-то покупают. Придется
объяснить ему подробнее.
-- Видите ли, я оптовая покупательница: приобретаю различные вещи для
универмага,-- иностранные вещи. Итальянский шелк, французский антиквариат,
старинное стекло, английское серебро...
-- Понятно. Вам, очевидно, приходится очень много путешествовать?
Еще очко не в ее пользу: той, которая много путешествует, нельзя
беременеть на лыжном курорте. Что-то в ее рассказе не вяжется,-- движения
бледных рук психиатра ясно указывают на недоверие к ней.
-- Я провожу в Европе от трех до четырех месяцев в году.
-- Donc, madame, vous parler francais?1
-- Mal, fres mal2 -- ответила она, произнеся слово "очень" на
американский лад; вышло весьма комично.
1 В таком случае, мадам, вы говорите по-французски? (фр.)
2 Плохо, очень плохо (фр.).
-- Вы женщина свободная,-- повел он на нее наступление.
Это она сразу почувствовала.
-- Ну, более или менее.
Даже слишком свободная, а то не торчала бы сейчас у него. Порвала
трехлетнюю любовную связь как раз перед приездом в Европу. По сути дела, вот
почему так долго пробыла там и выхлопотала себе отпуск зимой, а не в
августе, как обычно,-- чтобы все устроить. Когда ее возлюбленный сказал, что
готов развестись и жениться на ней, она вдруг осознала, как он ей надоел.
Нет, имя Розмари явно ей не годится -- родителям следовало знать об этом.
-- Я имею в виду -- живете свободно, в атмосфере терпимости.
-- В определенном отношении.-- Пришлось отступить перед его напором;
выбежать бы сейчас из кабинета.-- Вы не против, если я закурю?
-- Прошу простить, что не предложил вам раньше...-- замешкался он.--
Сам не курю и часто об этом забываю.
Ну вот... катается на лыжах, не курит... Чего еще не делает?
По-видимому, очень многого. Наклонившись к ней, он взял у нее из рук
зажигалку и поднес к концу сигареты. Руки у нее дрожали,-- она не
притворялась. Психиатр слегка подергивал носом,-- по-видимому, не одобрял
курящих в его кабинете.
-- Когда вы, мадам, путешествуете, кто присматривает за вашей дочерью?
Бывший муж?
-- Горничная. Не выпускает ее из виду круглосуточно.
Типичный американизм,-- наверняка вызовет подсознательное отвращение у
любого европейца.
-- Он живет в Денвере. И я стараюсь по возможности сокращать свои
путешествия.
-- Горничная,-- повторил врач.-- Значит, с финансовой стороны вы можете
себе позволить содержать еще одного ребенка.
Кажется, она поддается панике: под коленками электрические разряды,
ноет внизу живота... Этот человек -- ее враг. Ей не следовало слушать
Берта,-- ну что, в самом деле, он может знать о таких делах?
-- Боюсь, если станет известно, что я жду ребенка,-- я могу лишиться
работы. И это в моем возрасте... Просто смешно. Но угроза вполне реальная.
-- Как назло, в голову не приходит удачный аргумент.-- Видите ли,
доктор, муж обратится в суд по поводу опеки над дочерью, он, скорее всего,
выиграет дело. меня признают непригодной матерью. Он очень воинственно
настроен, во всем винит меня. Мы даже не разговариваем, мы...-- и осеклась.
Этот тип смотрит на свои неподвижно лежащие на столе руки... Вдруг она
представила себя, как что-то объясняет своей дочери: "Франсес, дорогая,
завтра аист принесет тебе подарок".
-- Мне противна сама мысль об этом,-- проговорила она.-- Своими руками
погублю собственную жизнь.
О Боже! И не представляла, что способна произнести такую фразу.
-- Нет, он этого не сделает, он не подпишет моей бумаги, не подпишет! К
тому же у меня бывают дни тяжелейшей депрессии. Порой меня охватывает
беспричинный страх, я боюсь, что кто-то войдет в комнату, когда я сплю,
поэтому я запираю на ключ двери, окна на щеколды; боюсь переходить улицу...
Иногда могу расплакаться в общественном месте. Я...
"Будь скорбно -- печальной..." -- поучал ее Берт. В общем, это совсем
не трудно, как выяснилось.
-- Не знаю, право, что мне делать. Не знаю, честно вам говорю! Все это
так... смешно...
Как хочется горько расплакаться, но не перед этим застывшим лицом...
-- Предлагаю вам действовать постепенно, медленно, мадам. Поэтапно.
Думаю, вам удастся избавиться от таких приступов. К тому же мне кажется, что
ни ваше физическое, ни психическое здоровье не пострадает, если вы родите. И
вы, несомненно, знаете, что по швейцарскому закону я могу посоветовать
прервать беременность только...
Пациентка встала, погасив сигарету в пепельнице.
-- Благодарю вас. У вас есть мой адрес; вы знаете, куда прислать счет.
Он тоже встал, проводил ее до двери, открыл ее перед ней.
-- До свидания, мадам.-- И слегка поклонился.
Выйдя на улицу, она быстро зашагала по скользкой булыжной мостовой по
направлению к озеру. На той узенькой улочке, чистенькой, с удивительными
деревянными узорами на строениях восемнадцатого века, немало антикварных
лавок. Слишком уж она живописна для такого неприятного для нее дня...
Остановилась перед витриной лавки, с восхищением полюбовалась письменным
столом с обитой кожей крышкой и прекрасным красным деревом по бокам. Тоже
мне, швейцарский закон... Но ведь такое случается и в Швейцарии. Они не
имеют никакого права, это несправедливо! Стоит ей подумать об этом, как ее
разбирает смех. Вышел из лавки покупатель, бросил на нее любопытный взгляд.
Вот и озеро, фонтан -- высокая, припорошенная снегом колонна; высоко
над водой для лебедей; экскурсионные пароходики снуют взад и вперед, такие
уютные на ярком солнечном свете -- точно как в 1900 году,-- направляясь в
Оши, Вевей, Монтре.
Розмари почувствовала, что проголодалась,-- все эти дни она никак не
могла пожаловаться на отсутствие аппетита. Посмотрела на часы: самое время
для ланча. В лучшем ресторане города заказала форель под соусом,-- если уж
попала в страну, нужно отведать все местные деликатесы; заказала еще бутылку
белого вина из винограда, который выращивают здесь же, неподалеку от озера.
"Путешествуйте по Европе! -- призывает реклама в журналах.-- Отдохните,
расслабьтесь в Швейцарии!"
Весь день еще впереди -- бесконечный день. Можно сесть на один из
пароходиков и выброситься за борт в своем дорогом костюме -- прямо в
голубую, загрязненную отходами воду. Потом, когда ее вытащат, прийти в таком
виде, с ручейками воды, стекающими с мокрой одежды, в кабинет к этому
доктору и еще раз поговорить с ним о состоянии своего психического
здоровья...
-- Варвары! -- говорил Жан-Жак.-- Варварская страна! Но мы во Франции,
еще куда больше варвары!
Вдвоем сидели за столиком на террасе Королевского павильона в Булонском
лесу, смотрели на озеро. Зеленые деревья пахли мятой, солнце жгло
удивительно для этого времени года, уже распустились тюльпаны; первые гребцы
нового спортивного сезона плавно скользили по коричневатой поверхности воды
на взятых напрокат лодках; молодой американец фотографировал свою девушку,
чтобы потом, когда вернется домой, похвастать, что побывал в Булонском лесу.
Девушка, во всем ярко-желтом (один из трех модных цветов сезона) весело
смеялась, сверкая белоснежными зубами.
Розмари провела три дня в Париже, прежде чем позвонить Жану-Жаку,-- в
чемодане она обнаружила клочок бумажки с его адресом и рабочим телефоном.
Опрятный почерк иностранца,-- вероятно, Жан-Жак смышленый мальчик, имел в
школе неплохую отметку по орфографии.
Этот клочок бумаги сразу живо вызвал в памяти атмосферу уютного запаха
номера в отеле в горах: обои с завитками: старинного дерева, аромат сосен,
вплывающий в открытое окно, и горячий, обжигающий секс между прохладными
простынями. Тогда она чуть не выбросила его адрес; теперь радовалась, что
этого не сделала.
Жан-Жак оказался нормальным человеком, совсем не похожим на француза.
По телефону казалось -- приятно удивлен, но вел себя осторожно. Во всяком
случае, пригласил ее на ланч. В Париже его имя вовсе не звучало странно,--
здесь никто ничего не имел против дефиса.
За три дня в Париже она не встречалась со знакомыми, даже не
разговаривала по телефону. Позвонила только раз -- Берту в Лондон. Конечно,
выражал симпатию, но ждать от него помощи бесполезно -- собирается в Афины,
где в эти дни далеко не спокойно. Если у него там, в стране греков возникнут
какие-то идеи, непременно пошлет ей телеграмму. "Не отчаивайся, любовь моя,
что-нибудь подвернется. Наслаждайся Парижем -- люблю тебя!"
Остановилась она в отеле на левом берегу, а не в своем обычном, на
еще куча времени в запасе.
Какое соблазнительное меню! Ее сорокалетний благодетель для приличия
ласково ее уговаривал сидя напротив нее, уже без пальто и шляпы. Долго ему
стараться не пришлось -- Анна, расхрабрившись, заказала все, что в меню
указано: закуски, томатный суп, бифштекс со спаржей под голландским соусом,
французскую жареную картошку, салат, сыр и на десерт -- пирог с клубникой.
Вот только как же справиться с такой горой еды за полчаса до обеда с
Бэгшотом? Но официант заверил, что поторопится.
Кристофер, перед тем как запереть дверь магазина, решил зайти в
маленький туалет рядом с кабинетиком -- побриться. Он, конечно, надувает
отца, крадет у него пять минут рабочего времени, но без бритья никак нельзя.
Утром брился, конечно, но он, пусть и небольшого роста, все же мужчина и
должен бриться дважды в день. Но едва взялся за щеколду замка, как через
стеклянную дверь увидел Беулу Стикни: торопится, идет большими шагами и
похожа сейчас на модель, рекламирующую вкусную и здоровую пищу. Открыв перед
ней дверь он сделал два шага назад, и она стремительно вошла.
-- Привет, любов моя! -- Беула и вечером по-утреннему свежа,
жизнедеятельна и дружелюбна.-- Тетушка сникла, увяла, как прошлогодние
фиалки. Ну, разве тебе сегодня не повезло, мой мальчик? Нужно это событие
отменить! Вечер только начинается, и ты такой симпатичный... Куда поведешь
свою подружку Беулу обедать? Слышала я, есть одно чудное местечко на
Первой...
-- Боюсь, сегодня ничего не выйдет! -- оборвал ее Кристофер,
наслаждаясь дивным чувством своей власти над ней.-- У меня теперь другие
планы. Возможно, буду свободен в один из вечеров на следующей неделе.
-- То есть ты хочешь сказать, любов моя, что собираешься покормить
другую птичку?
Какой-то у нее визгливый тон... Он-то посчитал -- это резкость, от
обиды, а она чувствовала приближается истерика.
-- Если ты имеешь в виду, что у меня свидание и я обедаю с другой леди,
то ты права.-- Кристоферу самому понравилась эта закругленная точная фраза.
-- Ба, любов моя! -- беззаботно воскликнула она.-- Пусть будет
треугольник! Вот смеху-то! Да победит та женщина, которая лучше!
Обычно Беула не снисходила до такого откровенного искусительства, но
ведь сегодня суббота и сейчас только семь вечера. Кристофер не
предусматривал такой возможности, предложение его заинтриговало; он все еще
колебался и старательно напрягал мозги. В это мгновение дверь отворилась
снова и в магазин вошла Полетт Андерсон.
"Ну вот,-- подумал Кристофер,-- для полного счастья не хватает только
Сью Марш, придет за своей сумкой, и Кэролин Троубридж -- явится с
извинением, что солгала ему, он правильно набрал номер ее телефона, а потом
еще и Доротея Той -- с предложением снизить свою цену.
-- Беула,-- закричала Полетт,-- что, черт тебя подери, ты здесь
делаешь?!
-- А это мой дружески расположенный ко мне сосед, "мозговой трест", моя
любов,-- стала объяснять свое появление здесь Беула.-- Шла я мимо, домой
переодеться, вижу в окне свет, просветительская литература излучает, ну и
вошла осведомиться, нет ли нового номера "Харперс базаар" или последнего
романа Нормана Мейлера, в метро почитать.-- И глазами подала Кристоферу
недвусмысленный сигнал.
Немедленно, под воздействием мужского чутья и, внезапного понимания
женщин (прежде не было и в помине) он сообразил: просит не выдавать ее перед
Полетт, что пришла сюда пообедать с ним. И уж конечно, ни слова о том, что
он ее отверг.
-- Ну, а что тебя привело сюда в столь поздний час, моя любов? -- пошла
в атаку Беула, повышая голос.
-- Хотела пригласить мистера Бэгшота на вечеринку,-- объяснила Полетт.
Ассистентки зубных врачей, пришел к выводу Кристофер, видимо, не
следуют общепринятым правилам притворства и парируют все выпады не хуже
уважающих себя моделей. Хотя, похоже, у Полетт выдался очень трудный,
утомительный день, даже одежда на ней сидела не так, как всегда, зато она
сняла не придающие ей шарма очки и в прическе ее царил обаятельный
беспорядок.
-- Кажется, вы, милые леди, знаете друг друга? -- понял Кристофер.
Остается уповать на то, что девушки знакомы не слишком хорошо.
-- Мы с ней сестрички -- седьмая вода на киселе! -- весело сообщила
Беула Стикни.-- Я патронирую святого доктора Левинсона, а Полетт сжимает мне
руку, чтобы я не орала, когда он по доброй воле казнит меня в кресле с
зубодробилкой в руках. А еще вожу ее на базары -- ну, там всякое тряпье по
бросовым ценам купить, чтоб еще краше стала без особых препятствий таких
молодых людей, как ты, приглашала на вечеринки. Ты ведь у нас нарасхват!
"Какая сука!" -- подумал Кристофер, с удовольствием мысленно произнеся
это определение.
-- Ах во-от оно что! -- протянул он.-- Выходит, вы довольно близки, я
был прав.
-- Ну, мне пора отваливать, поковыляю дальше,-- заключила Беула.-- Уже
поздно.-- И взяла с полки журнал "Бог".-- Запиши на мой счет, любов моя! В
следующий раз, Полетт, когда у меня заболит зуб, расскажешь, как
вечеринка,-- удачно ли? -- Улыбнулась им и вышла, оставляя за собой шлейф
духов -- этакую арктическую массу.
-- Беула неизменно вселяет в меня благоговейный страх,-- робко
призналась Полетт.-- И на вас так же действует?
-- Да нет, пожалуй,-- не согласился Кристофер.
-- Ну, наверно, у мужчин все по-другому.-- Девушка тяжело вздохнула.--
Надеюсь, я все же не опоздала. Знаете, весь день столько дел, крутишься как
белка в колесе. Вот и решила попробовать на всякий случай -- вдруг вы еще не
ушли... и магазин открыт. Видите ли, меня пригласили на вечеринку, и если вы
хотите...-- И осеклась.
По тому, как он смотрит на нее, по его глазам -- блестят как-то
по-новому -- догадалась: знает он, где она пребывала сегодня, в четыре
тридцать дня,-- лежала обнаженной на кушетке в "пожарной" квартирке мистера
Гэдсдена.
Кристофер упорно молчал, и в этом молчании каким-то образом проявлялась
его власть над ней; он не отрывал от нее взгляда.
-- Само собой,-- Полетт начинала нервничать,-- если вам не хочется идти
на вечеринку -- я, конечно, понимаю...
Хоть она и на голову выше его, ее это не смущает -- ведь он для нее
последняя надежда, единственное теперь пристанище.
-- С удовольствием пошел бы, Полетт,-- легко, без всяких усилий над
собой произнес он.-- Но все дело в том, что сегодня вечером я занят.
-- Вполне естественно! -- вздохнула Полетт.-- Слишком поздно. Может,
как-нибудь в другой раз. До свидания.
-- Ciao! -- попрощался он -- никогда прежде не употреблял этого
итальянского слова.-- Как мило с вашей стороны, что заглянули ко мне! -- И
отворил перед ней дверь.
За спиной Полетт щелкнул замок. Тяжело брела она по Мэдисон-авеню, и на
нее жуткой тяжестью давила уверенность -- оставаться ей девственницей до
конца жизни...
Мурлыкая себе под нос, Кристофер брился, чувствуя себя превосходно --
просто чудо. Давно так себя не ощущал -- с тех пор как получил категорию 4-Ф
на призывном пункте. Прежде чем взять в руки бритву, поднял с пола теннисную
сумку и запихнул под стол -- чтоб не мешала. Глядя на нее, решил: в
понедельник утром доставит ее с посыльным на квартиру мисс Марш,
присовокупив большой букет незабудок из магазина цветов на Пятой авеню,--
скрытая ирония.
-- Брился не торопясь, чтобы нечаянно не порезаться. Даже если чуть
опоздает, эта девушка, в мини-юбке, с великолепными ногами,-- как там ее
зовут, кажется Анна,-- подождет. Сегодня все женщины ждут его одного --
Кристофера Бэгшота...
Все оказалось бы в порядке, если бы не бифштекс: вкусный необыкновенно,
даже нож не нужен,-- ну точно как те, толщиной с большой палец и мягкий, она
видела на рекламе,-- он исчез с ее тарелки мгновенно. А милый сорокалетний
джентльмен тем временем едва прикоснулся вилкой к своему и был поражен такой
скоростью.
-- Моя дорогая девочка, я ничего подобного не видел с того времени,
когда играл в американский футбол! -- заявил он.
И настоял -- именно так, другого слова не подберешь,-- чтобы она съела
еще один, запивая вином, вместе с полагающимися по меню гарнирами. Анна
перепробовала три сорта сыра (таких прежде у нее никогда во рту не бывало),
потом отдала должное пирогу с клубникой и, кофе с ликером "Куэнтро". В
первый раз она посмотрела на часы в десять тридцать: ну какой смысл
слоняться взад-вперед по Лексингтон-авеню как неприкаянной в поисках бара
"Смайлиз"!
А когда в пять часов, на следующий день, в воскресенье, она вышла из
квартиры милого сорокалетнего джентльмена дворецкий принес ей на поздний
завтра яичницу с беконом и кофе с пирожными -- она еще более решительно
настроена: теперь-то зачем искать бар "Смайлиз"? Вот уж ни к чему!
Анна получила работу в театре далеко за Бродвеем -- в шоу с обнаженными
артистами и в двух неплохих ревю,-- главным образом, если честно, из-за
своей стройной фигуры. Милый сорокалетний джентльмен оставался щедрым к ней,
как и положено милым сорокалетним джентльменам по отношению к стройным,
играющим на сцене нагишом актрисам, и ей не приходилось ни о чем особенно
волноваться; пугало только одно -- набрать бы этой осенью лишний вес.
Перед самым Рождеством, блаженствуя в ленивой неге в постели с "Санди
таймс" в руках, Анна прошла в разделе "Светское общество" объявление: мистер
Кристофер Бэгшот, сын мистера Бернара Бэгшота, владельца известной сети
книжных магазинов, накануне, в день Святого Фомы, в Мамаронеке сочетался
браком с девушкой по имени Джун Леонард. Как удачно все обернулось для них
обоих -- для нее самой и для этого молодого человека! До чего приятно это
сознавать!
"Будь скорбно-печальной, любовь моя! -- вспомнила она слова Берта,
нажимая на звонок; он произнес их по телефону, когда перезвонил ей из
Лондона.-- Они все просто зациклились на печали. Намекни о самоубийстве,--
достаточно малейшего намека, любовь моя. Если хочешь, назови меня. Все
знают, с какими я причудами, даже здесь, в Женеве, и выразят мне симпатию.
Уверен -- все будет хорошо. Трое моих друзей сами это испробовали и с тех
пор живут довольно счастливо".
У Берта цветистый словарь; этот парень попадал в беду в пятнадцати
странах; другом преступников; полиция в нескольких городах интересуется его
личностью; он знает все имена и все адреса -- тех, кто может быть полезен.
Думая о Берте, удовольствии, получаемом им от всевозможных осложнений, она
не сдержала улыбки в этом коридоре, стоя перед закрытой дверью. Послышались
шаги, дверь отворилась; она вошла.
-- Сколько вам лет, миссис Маклейн?
-- Тридцать шесть,-- ответила Розмари.
-- Само собой, вы американка.
-- Да, вы правы.
-- Где вы родились?
-- В Нью-Йорке.
Решила не открывать ему, что говорит по-французски, то станет лишь
сильнее ощущать безнадежность.
-- Вы замужем?
-- Разведена. Пять лет назад.
-- Есть дети?
-- Дочь. Одиннадцать лет.
-- Ваше психическое состояние... как долго продолжается?
-- Уже шесть недель.
-- Вы в этом уверены?
По-английски говорит хорошо, мысли свои излагал весьма точно. Учился в
штате Пенсильвания; небольшого роста, моложавый; любит во всем точность;
аккуратно расчесанные волосы; лицо бледное, как неяркая керамика, очень
похоже на украшенную рисунком глубокую тарелку. Один в своем опрятном офисе,
отделанном коричневыми панелями, сам открыл ей дверь. На ничем не
примечательных стенах развешаны дипломы и свидетельства о присуждении ученых
степеней, напечатанные на нескольких языках. С улицы в этот солнечный день
не доносится сюда шум... Вовсе она не чувствует себя скорбно-печальной.
-- Все, вообще-то, в порядке...-- начала она.
-- Вы имеете в виду свое здоровье?
-- С физической точки зрения...-- и вдруг заколебалась: стоит ли
продолжать -- какой смысл во лжи,-- думаю, я в полной норме.
-- Ну а ваш друг?
-- Предпочитаю о нем не говорить.
-- Боюсь, мне придется настоять на этом.
Приемлемые выдумки: собирались пожениться, но он погиб в автомобильной
катастрофе или сходе лавины; вовремя заметила, что в его семье сильна
тенденция к умопомешательству; он исповедует католическую веру, итальянец, а
в Италии разводы запрещены; она же должна жить в Нью-Йорке; он индус, обещал
жениться и вдруг исчез; шестнадцатилетний мальчик, ехал с ней в одном
спальном вагоне; ему пришлось возвращаться в школу, завершать обучение...
Все -- абсурд, полный абсурд...
Психиатр, в своем кабинете с коричневыми панелями, кажется, готов,
словно сидя в засаде, терпеливо выслушивать ее ложь.
-- Он женат.-- Правда.-- Счастлив в браке.-- Тоже более или менее
правда.-- У него двое маленьких детей. Он значительно моложе меня.-- Истина,
и доказывать нет необходимости.
-- Ему об этом известно?
-- Нет, не известно.
У любого абсурда есть границы. Бессмысленный уик-энд в горах с
мужчиной, которого ты прежде никогда не встречала; к тому же он тебе не
очень нравился и ты в самом деле не хотела снова его увидеть. Всегда она
была очень разборчива, никогда прежде такого не делала и, разумеется, не
станет делать впредь. Нельзя приставать к человеку на десять лет моложе
тебя, досаждать его семье, живущей в шестнадцатом округе, и ныть, как
соблазненная и покинутая школьница, из-за двух бессмысленных ночей,
проведенных с ним во время снежной бури,-- бес попутал. Ну и выражение в
голову пришло,-- она нахмурилась, недовольная собой: всегда избегала
вульгарности. Не уверена даже, есть ли у нее его адрес; он записал его в то
последнее утро (она отлично помнит), сказал: если она будет в Париже... Но
ей так хотелось спать -- дождаться не могла, когда он уйдет,-- и не
вспомнить теперь, положила ли тогда этот клочок бумаги в сумку. Это адрес
работы, объяснил он: святость семейного очага и все такое прочее. Что с них
взять, с французов...
-- Нет, он ничего не знает,-- повторила она.
-- Может, все же сказать ему об этом?
Ну и к чему это приведет? Ни к чему хорошему, это точно... Только
волноваться станут двое, а не одна она.
-- Вообразить только: американка, едет в Европу не представляя даже...
Все произошло случайно, доктор, на лыжном курорте. Вы знаете, что такое эти
лыжные курорты.
-- Я не катаюсь на лыжах! -- с гордостью объявил он.
Серьезный врач, практик, он не намерен платить деньги, чтобы в
результате сломать себе ноги.
Почувствовала вдруг, как ее неотвратимо ее окатывают волны неприязни к
этому доктору,-- его коричневый костюм показался ей отвратительным.
-- Я была пьяна.-- Ложь.-- Он проводил меня до моего номер.-- Опять
ложь.-- Понятия не имела, что это произойдет.
Коричневый костюм передернуло.
-- Он повел себя далеко не как истинный джентльмен.-- Неужели это ее
голос -- что-то она его не узнает.-- Если скажу ему об этом -- только
посмеется. Он же француз.
Вероятно, дает себя знать общая неприязнь к французам и швейцарцам:
Кальвин против мадам де Помпадур; Женева, униженная войсками Наполеона.
Одним французом в мире меньше -- или, скорее, полуфранцузом.
Сейчас она вроде человека, попавшего в полицию и переводящего на свой
язык полицейский протокол. Остается надежда, что коричневый костюм
рассеянной, чтобы тебя не заподозрили в хитрости и ловкости. К тому же то,
что она сказала, вероятно, соответствует истине. У Жана-Жака нет никаких
причин чувствовать себя за все ответственным. А себя она отлично знает: --
может лечь в постель с тремя разными мужчинами в течение одной недели.
Пригласила его в свою комнату через двадцать четыре часа после знакомства.
"Pourquoi moi, madam? Pouquoi pas quelqu'un d'autre"?1
Как в этот миг слышит она его вежливый, незаинтересованный тон, видит
замкнутое, бесстрастное выражение на тонком лице этого красавца -- грозы
всех женщин, загорелом от горного солнца. Жан-Жак... Если американке нужен
любовнике француз, то его имя все же не должно быть до такой степени
французским -- через дефис. Все произошло как-то банально... Она вся
съежилась, вспоминая об этом уик-энде. Ну а взять ее собственное имя --
Розмари. Женщины, носящие такое имя, не делают абортов; выходят замуж в
белом платье с флердоранжем: прислушиваются к советам свекрови и по вечерам
ожидают в зеленом предместье пригородного поезда, на котором муж приезжает
домой с работы.
1 Почему вы выбрали меня, мадам, а не кого-нибудь другого? (фр.).
-- На что вы живете, мадам? -- осведомился психиатр.
Сидит удивительно тихо, положив бледные, как керамика, руки на зеленое
пресс-папье на столе. Когда она вошла к нему, конечно, сразу сделал вывод по
поводу ее костюма -- тут не может быть никакого сомнения: она великолепно
одета, в этом смысле ее нечего жалеть. Женева -- такой элегантный город:
туалеты от Диора, Баленсиага, Шанель поблескивают, во всей своей красе в
витринах перед банками и рекламными щитами часов и хронометров.
-- Платит ли вам бывший муж алименты?
-- Он платит их моей дочери. Я вполне способна обеспечить себя сама.
-- Вы, выходит, деловая, работающая женщина?
Будь его голос способен что-либо выражать -- сейчас выразил бы
удивление.
-- Да, вы правы.
-- Какая это работа?
-- Я покупательница.
-- Простите, не понял...
Конечно, она покупательница,-- все всегда что-то покупают. Придется
объяснить ему подробнее.
-- Видите ли, я оптовая покупательница: приобретаю различные вещи для
универмага,-- иностранные вещи. Итальянский шелк, французский антиквариат,
старинное стекло, английское серебро...
-- Понятно. Вам, очевидно, приходится очень много путешествовать?
Еще очко не в ее пользу: той, которая много путешествует, нельзя
беременеть на лыжном курорте. Что-то в ее рассказе не вяжется,-- движения
бледных рук психиатра ясно указывают на недоверие к ней.
-- Я провожу в Европе от трех до четырех месяцев в году.
-- Donc, madame, vous parler francais?1
-- Mal, fres mal2 -- ответила она, произнеся слово "очень" на
американский лад; вышло весьма комично.
1 В таком случае, мадам, вы говорите по-французски? (фр.)
2 Плохо, очень плохо (фр.).
-- Вы женщина свободная,-- повел он на нее наступление.
Это она сразу почувствовала.
-- Ну, более или менее.
Даже слишком свободная, а то не торчала бы сейчас у него. Порвала
трехлетнюю любовную связь как раз перед приездом в Европу. По сути дела, вот
почему так долго пробыла там и выхлопотала себе отпуск зимой, а не в
августе, как обычно,-- чтобы все устроить. Когда ее возлюбленный сказал, что
готов развестись и жениться на ней, она вдруг осознала, как он ей надоел.
Нет, имя Розмари явно ей не годится -- родителям следовало знать об этом.
-- Я имею в виду -- живете свободно, в атмосфере терпимости.
-- В определенном отношении.-- Пришлось отступить перед его напором;
выбежать бы сейчас из кабинета.-- Вы не против, если я закурю?
-- Прошу простить, что не предложил вам раньше...-- замешкался он.--
Сам не курю и часто об этом забываю.
Ну вот... катается на лыжах, не курит... Чего еще не делает?
По-видимому, очень многого. Наклонившись к ней, он взял у нее из рук
зажигалку и поднес к концу сигареты. Руки у нее дрожали,-- она не
притворялась. Психиатр слегка подергивал носом,-- по-видимому, не одобрял
курящих в его кабинете.
-- Когда вы, мадам, путешествуете, кто присматривает за вашей дочерью?
Бывший муж?
-- Горничная. Не выпускает ее из виду круглосуточно.
Типичный американизм,-- наверняка вызовет подсознательное отвращение у
любого европейца.
-- Он живет в Денвере. И я стараюсь по возможности сокращать свои
путешествия.
-- Горничная,-- повторил врач.-- Значит, с финансовой стороны вы можете
себе позволить содержать еще одного ребенка.
Кажется, она поддается панике: под коленками электрические разряды,
ноет внизу живота... Этот человек -- ее враг. Ей не следовало слушать
Берта,-- ну что, в самом деле, он может знать о таких делах?
-- Боюсь, если станет известно, что я жду ребенка,-- я могу лишиться
работы. И это в моем возрасте... Просто смешно. Но угроза вполне реальная.
-- Как назло, в голову не приходит удачный аргумент.-- Видите ли,
доктор, муж обратится в суд по поводу опеки над дочерью, он, скорее всего,
выиграет дело. меня признают непригодной матерью. Он очень воинственно
настроен, во всем винит меня. Мы даже не разговариваем, мы...-- и осеклась.
Этот тип смотрит на свои неподвижно лежащие на столе руки... Вдруг она
представила себя, как что-то объясняет своей дочери: "Франсес, дорогая,
завтра аист принесет тебе подарок".
-- Мне противна сама мысль об этом,-- проговорила она.-- Своими руками
погублю собственную жизнь.
О Боже! И не представляла, что способна произнести такую фразу.
-- Нет, он этого не сделает, он не подпишет моей бумаги, не подпишет! К
тому же у меня бывают дни тяжелейшей депрессии. Порой меня охватывает
беспричинный страх, я боюсь, что кто-то войдет в комнату, когда я сплю,
поэтому я запираю на ключ двери, окна на щеколды; боюсь переходить улицу...
Иногда могу расплакаться в общественном месте. Я...
"Будь скорбно -- печальной..." -- поучал ее Берт. В общем, это совсем
не трудно, как выяснилось.
-- Не знаю, право, что мне делать. Не знаю, честно вам говорю! Все это
так... смешно...
Как хочется горько расплакаться, но не перед этим застывшим лицом...
-- Предлагаю вам действовать постепенно, медленно, мадам. Поэтапно.
Думаю, вам удастся избавиться от таких приступов. К тому же мне кажется, что
ни ваше физическое, ни психическое здоровье не пострадает, если вы родите. И
вы, несомненно, знаете, что по швейцарскому закону я могу посоветовать
прервать беременность только...
Пациентка встала, погасив сигарету в пепельнице.
-- Благодарю вас. У вас есть мой адрес; вы знаете, куда прислать счет.
Он тоже встал, проводил ее до двери, открыл ее перед ней.
-- До свидания, мадам.-- И слегка поклонился.
Выйдя на улицу, она быстро зашагала по скользкой булыжной мостовой по
направлению к озеру. На той узенькой улочке, чистенькой, с удивительными
деревянными узорами на строениях восемнадцатого века, немало антикварных
лавок. Слишком уж она живописна для такого неприятного для нее дня...
Остановилась перед витриной лавки, с восхищением полюбовалась письменным
столом с обитой кожей крышкой и прекрасным красным деревом по бокам. Тоже
мне, швейцарский закон... Но ведь такое случается и в Швейцарии. Они не
имеют никакого права, это несправедливо! Стоит ей подумать об этом, как ее
разбирает смех. Вышел из лавки покупатель, бросил на нее любопытный взгляд.
Вот и озеро, фонтан -- высокая, припорошенная снегом колонна; высоко
над водой для лебедей; экскурсионные пароходики снуют взад и вперед, такие
уютные на ярком солнечном свете -- точно как в 1900 году,-- направляясь в
Оши, Вевей, Монтре.
Розмари почувствовала, что проголодалась,-- все эти дни она никак не
могла пожаловаться на отсутствие аппетита. Посмотрела на часы: самое время
для ланча. В лучшем ресторане города заказала форель под соусом,-- если уж
попала в страну, нужно отведать все местные деликатесы; заказала еще бутылку
белого вина из винограда, который выращивают здесь же, неподалеку от озера.
"Путешествуйте по Европе! -- призывает реклама в журналах.-- Отдохните,
расслабьтесь в Швейцарии!"
Весь день еще впереди -- бесконечный день. Можно сесть на один из
пароходиков и выброситься за борт в своем дорогом костюме -- прямо в
голубую, загрязненную отходами воду. Потом, когда ее вытащат, прийти в таком
виде, с ручейками воды, стекающими с мокрой одежды, в кабинет к этому
доктору и еще раз поговорить с ним о состоянии своего психического
здоровья...
-- Варвары! -- говорил Жан-Жак.-- Варварская страна! Но мы во Франции,
еще куда больше варвары!
Вдвоем сидели за столиком на террасе Королевского павильона в Булонском
лесу, смотрели на озеро. Зеленые деревья пахли мятой, солнце жгло
удивительно для этого времени года, уже распустились тюльпаны; первые гребцы
нового спортивного сезона плавно скользили по коричневатой поверхности воды
на взятых напрокат лодках; молодой американец фотографировал свою девушку,
чтобы потом, когда вернется домой, похвастать, что побывал в Булонском лесу.
Девушка, во всем ярко-желтом (один из трех модных цветов сезона) весело
смеялась, сверкая белоснежными зубами.
Розмари провела три дня в Париже, прежде чем позвонить Жану-Жаку,-- в
чемодане она обнаружила клочок бумажки с его адресом и рабочим телефоном.
Опрятный почерк иностранца,-- вероятно, Жан-Жак смышленый мальчик, имел в
школе неплохую отметку по орфографии.
Этот клочок бумаги сразу живо вызвал в памяти атмосферу уютного запаха
номера в отеле в горах: обои с завитками: старинного дерева, аромат сосен,
вплывающий в открытое окно, и горячий, обжигающий секс между прохладными
простынями. Тогда она чуть не выбросила его адрес; теперь радовалась, что
этого не сделала.
Жан-Жак оказался нормальным человеком, совсем не похожим на француза.
По телефону казалось -- приятно удивлен, но вел себя осторожно. Во всяком
случае, пригласил ее на ланч. В Париже его имя вовсе не звучало странно,--
здесь никто ничего не имел против дефиса.
За три дня в Париже она не встречалась со знакомыми, даже не
разговаривала по телефону. Позвонила только раз -- Берту в Лондон. Конечно,
выражал симпатию, но ждать от него помощи бесполезно -- собирается в Афины,
где в эти дни далеко не спокойно. Если у него там, в стране греков возникнут
какие-то идеи, непременно пошлет ей телеграмму. "Не отчаивайся, любовь моя,
что-нибудь подвернется. Наслаждайся Парижем -- люблю тебя!"
Остановилась она в отеле на левом берегу, а не в своем обычном, на