Происходило это на остановке автобуса, следующего через весь город, на
углу 79-й улицы. В Нью-Йорке выдался холодный, солнечный октябрьский денек.
Вон два пацана, каждому не больше пятнадцати, направляются в Центральный
парк; у одного в руках мяч; оба ростом футов шесть. А длинноногие,
симпатичные девушки, с приколотыми к платью хризантемами, болеют сейчас по
всей стране за своих -- в Принстоне, Огайо, в Южной Калифорнии... Крепкие,
бесстрашные ребята носятся по зеленому газону...
-- Мне тоже сегодня ночью приснился сон! -- подхватил Стэнли.-- Попадаю
я аккурат в засаду в джунглях. Все это проклятое телевидение, черт бы его
побрал!
-- В моем сне,-- продолжал Кристофер, не проявляя никакого интереса к
ночным проблемам Стэнли (у него хорошая работа, в модном магазине
Блумингдейла, но одно неудобство -- приходится вкалывать, как и ему,
Кристоферу, по субботам),-- упрямо продолжал Кристофер,-- чей-то голос
сказал мне: "Сегодня ночью ты должен заняться любовью с девушкой ростом не
ниже пяти футов восьми дюймов!"
-- Ты узнал, чей это голос?
-- Нет, ничего не вышло. Но дело не в этом.
-- Нет, как раз в этом! -- возразил Стэнли.-- Важно знать, кто это
сказал. И почему.
Стэнли -- хороший друг, но слишком рассудительный, просто беда.
-- Пять футов восемь дюймов... В этом что-то есть, какая-то загадка, и
нужно найти к ней ключ...-- бормотал Стэнли.
-- Мое подсознание будто говорит мне, отозвался Кристофер,-- что у него
есть для меня какое-то сообщение. Вот в чем дело.
Подошел автобус, они сели, и им удалось найти свободные места в самой
глубине салона -- суббота ведь.
-- Ну и какое же это сообщение? -- поинтересовался Стэнли.
-- Что в глубине души я чувствую себя обделенным.
-- Из-за девушки ростом пять футов восемь дюймов?
-- Все это вполне разумно.-- Кристофер сохранял самый серьезный вид в
качающемся из стороны в сторону автобусе.-- Всю жизнь,-- ему двадцать
пять,-- всю свою жизнь я был коротышкой. И горжусь этим, чтоб ты знал! Сама
мысль, что я выгляжу каким-то дураком, мне противна!
-- Сталин нисколько не выше тебя,-- успокоил его Стэнли.-- И его
нисколько не волновало, каким дураком он выглядит.
-- В том-то и опасность! -- горячо согласился Кристофер.--
Наполеоновский комплекс: он ведь очень маленького роста. Это еще хуже!
-- Ну и чего, по-твоему, ты лишен? Как зовут эту девушку, которая от
тебя без ума?
-- Джун,-- удовлетворил его любопытство Кристофер.
-- Ничего не имею против июня, имя как имя,-- защитил свою реальную
подружку Кристофер.-- Но известно тебе, какой у нее рост?
-- Кажется, ты зациклен на этой теме.
-- Пять футов три дюйма. Самая высокая из всех моих девушек!
-- Ну и что с того? Ты что с ней в баскетбол играть собираешься? --
засмеялся Стэнли собственной шутке.
-- -- -- -- 1 Джун (англ. june) -- июнь.
-- Ничего смешного.-- Серьезно настроенного Кристофера слегка
разочаровало такое отношение друга к его проблеме.-- Вот что я думаю по
этому поводу. В сегодняшней Америке, нашего века, по черт знает каким
причинам все почти красивые девушки -- настоящие красавицы,-- ну, те, кого
видишь в кино, модных журналах, газетах, на приемах,-- очень высокие,
крупные.
-- Может, ты и открыл что-то для себя,-- задумчиво откликнулся
Стэнли,-- чему я прежде не придавал особого значения... ни с чем этого не
связывал.
-- Для меня это как новый природный ресурс Америки,-- рассуждал
Кристофер,-- часть нашего родового наследства, говоря высокопарно. Только
лично я от этого ничего не подумаю, я одурачен. Ну, все равно что основная
масса чернокожих: видят все по телевизору, рекламу в глянцевых журналах --
элегантные спортивные автомобили, новейшие радиоприемники, приглашения в
круизы по Карибскому морю,-- но всем этим только любуются -- недоступно.
Поверь, это учит состраданию.
-- Да-а... высокие, крупные -- верно,-- подтвердил Стэнли.-- Посмотри
на Уилта Чемберлена...
Кристофер сделал нетерпеливый жест:
-- Нет, ты меня не понял!
-- Понял, понял! Но не исключено -- все это лишь продукт твоего
воображения. В конце концов, нельзя судить только по основной массе,
признай, ради Христа. меня были девушки всех размеров, и... если уж на то
пошло, когда дело доходит до скрипящей кровати, рост партнерши не критерий.
-- Хорошо тебе судить, Стэнли,-- у тебя выбор. И я не об одной постели.
Все дело в моем к ним отношении. Вот послушай. Эти... самые милашки нашего
времени -- я имею в виду высоких, крупных... то есть удивительно, чудесно
высоких,-- им-то, конечно, хорошо все известно, и такая особенность делает
их куда более заманчивыми, влекущими значительными. Они чувствуют свое
превосходство и не желают утрачивать свой престиж. Пусть обычные девушки по
своей природе веселые и забавные,-- эти куда веселее и забавнее. Те
сексуальны -- эти гораздо более. Обыкновенные интересно печальны -- то
высокие в сто раз интереснее своей печалью. Если, скажем, на вечер намечены
две вечеринки, они получат приглашение, несомненно, на лучшую. Два парня
приглашают на обед -- пойдет с тем, кто красивее и богаче. Выбор ее не может
не сказаться на ухажере -- он чувствует себя суперменом: все мужчины вокруг
ему завидуют; он отдает себе отчет, что его предпочла представительница
привилегированного класса.
Кристофер прервал свою пространную речь, помолчал и перешел к второй ее
половине:
-- А представь, что коротышка идет куда-то в компании высокой, крупной,
красивой девушки, так он готов к тому, что любой повеса, выше его на два
вершка, думает про себя: "Запросто отобью эту высокую "мамочку" у этакой
хилой креветки в любую минуту!" -- и пялит на нее свои нахальные глазищи.
Стоит коротышке пойти в туалет или отвернуться от своей дамы, чтобы сделать
заказ официанту, как к ней немедленно поступает условный сигнал от
конкурента.
-- Иисусе Христе! -- удивился Стэнли.-- По-моему, ты уж чересчур!
-- Что же здесь чересчур? -- возразил с серьезным видом Кристофер.
-- Стэнли вдруг просветлел лицом.
-- У меня возникла идея: я знаю несколько сногсшибательных высоких
девушек.
-- Кто же в этом сомневается? Готов побиться об заклад! -- Кристофер
презирал в это мгновение друга.
-- Так вот, черт подери! -- продолжал Стэнли.-- Я устрою вечеринку. Ты,
я, два-три приятеля, еще ниже тебя ростом, четыре-пять высоких девушек, на
твой вкус,-- пять футов восемь дюймов и выше... Тихая такая вечеринка, все
будут тихо мирно сидят или лежат, без всяких там танцев, глупых шарад и
всего, что лишь отвлекает внимание.
-- А-а... что у тебя намечено на сегодняшний вечер? -- порывисто
спросил обрадованный Кристофер.
-- В том-то и дело, что сегодня вечером я занят,-- разочаровал его
Стэнли.-- В следующую субботу...
-- Но голос во сне сказал -- сегодня ночью!
Друзья сидели в самой глубине автобусного салона словно воды в рот
набрав и оба раздумывали над решением которое принял неуловимый призрак и
передал голосом во сне.
-- Ну,-- вымолвил наконец с сомнением в голосе Стэнли,-- может, и
удастся устроить тебе встречу с незнакомкой.
-- Не забывай -- сегодня суббота,-- напомнил расстроенный Кристофер.--
Где же ты раздобудешь высокую, статную красавицу ростом пять футов восемь
дюймов и выше, да еще незнакомку, в субботу вечером, в Нью-Йорке, да еще в
октябре.
-- Не будем гадать на кофейной гуще...-- Стэнли явно не был уверен в
своих возможностях.
-- Только представь себе,-- с горечью заговорил Кристофер,-- сижу я,
значит, в баре... незнакомая девушка, ищет меня глазами, садится со мной
рядом за столик я говорю ей: вас, по-видимому, зовут Джейн... или там...
Матильда... Смотри она на меня, и у нее на лице появляется это знакомое до
боли выражение...
-- Какое выражение?
-- Ну, такое... словно она говорит: "Какого черта меня дернуло зайти
сюда сегодня вечером". А у меня физиономия такая кислая -- смотреть
противно.
-- Может, ты слишком чувствительный, Крис?
-- Может быть... Но ведь покуда сам не испытаешь всего, трудно сделать
какой-то вывод. Жениться хочу -- давно пора. На высокой красавице. Быть
счастливым в браке с ней, иметь детей... ну, в общем все как полагается, как
у людей.
Подумал, помолчал,-- что бы такое ввернуть в разговор -- какую-нибудь
убедительную фразу,-- принимая во внимание, что Стэнли работает в модном
магазине Блумингдейла?..
-- Не желаю терзаться всю жизнь из-за того, что делаю покупки в подвале
универмага, так сказать по бросовым ценам. Хочу покупать на любом этаже
этого треклятого универмага! И чтобы мои дети, когда им исполнится
девятнадцать и они вытянутся лишь на пять футов шесть дюймов, как их
папочка, разочарованно на меня глядели: "Неужели и я лет через десять
останусь такого маленького роста..."
Точно так сам Кристофер когда-то поглядывал на своего отца, и на мать
тоже. Отец Кристофера, надо сказать, был еще ниже сына, а о матери и
говорить не приходится -- не стоит вспоминать ее рост.
-- А ты хоть знаком с какими-нибудь высокими, крупными девушками? --
осведомился Стэнли.
Подъезжали уже к Мэдисон-авеню, и Кристофер встал.
-- Ну, перебросился, парой слов?
-- Само собой! -- заверил его Кристофер.-- Таких полно приходит в наш
магазин.
Кристофер работал менеджером в магазине книги и грампластинок, его отец
владел целой сетью подобных магазинов; в одном из них была секция
поздравительных открыток,-- только роняла по мнению сына, достоинство отца,
но того-то прежде всего беспокоила прибыль. Как только отец уйдет на пенсию,
давно решил Кристофер, он ликвидирует эту секцию -- в первую же неделю.
У отца нет никаких комплексов из-за маленького роста. Пришлось бы ему
управлять Советским Союзом -- поступал бы точно как Иосиф Сталин, только еще
более жестко. И все же Кристоферу грех жаловаться: он, в общем-то, сам себе
хозяин, и ему нравится постоянно находиться среди книжных полок. Отец лично
занимается только крупными магазинами и наносит лишь краткие, неожиданные
визиты в сравнительно небольшие торговые точки -- одной из них и командует
Кристофер.
-- Я знаю кучу высоких девушек! Поощряю систему доставки приобретенных
книг на дом, и у меня полно адресов,-- похвастал он Стэнли.
Стоило войти в его магазин высокой девушке -- Кристофер стремился
поскорее взобраться на лесенку -- якобы достать книгу с самой верхней полки.
-- Ну, само собой разумеется, и номера телефонов есть -- тут никаких
проблем.
-- А ты хоть раз пытался договориться?
-- Нет, не пытался.
-- Чего же ты ждешь? -- удивилась Стэнли.-- Нужно попытаться -- вот
тебе мой совет. Попытайся сегодня же!
-- Ладно,-- вяло отозвался Кристофер.
Автобус остановился, двери отворились, и Кристофер соскочил на тротуар,
помахав Стэнли на прощание озябшей рукой.
"Что ж, начнем с буквы "А",-- подумал он,-- тем более что сегодня я в
магазине один". Трудно найти порядочного клерка, который согласится работать
по субботам. Попробовал привлечь, с недельным испытательным сроком,
студенток и студентов колледжей, но те, как правило обходились куда дороже
по сравнению с суммой, на которую продавали, да еще устраивали такой
беспорядок на полках, что ему приходилось тратить не меньше трех недель,
когда они наконец, удалялись восвояси, чтобы разобраться. К тому же он
нисколько не жалел, что работает по субботам, и ему не надоедало
одиночество.
Одному Богу известно, сколько ему сегодня предстоит сделать звонков, и
лишние уши абсолютно ни к чему. Никакой опасности со стороны отца не грозит
-- не нагрянет неожиданно с проверкой: по субботам и воскресеньям играет в
гольф в графстве Уэстчестер. Итак, с буквы "А"...
"Андерсон Полет",-- прочитал он в адресной книжке. У него особая
система -- возле имен своих девушек ставит обычно звездочки. Одна звездочка
означает: высокая, миловидная или даже красивая, не чурается ухаживаний с
его стороны, по-видимому обещая не быть слишком скупой на милости. У нее
высокая грудь, прекрасной формы, и она ее не скрывает, а подчеркивает.
Джун как-то ему сказала: она, мол, на собственном опыте убедилась --
девушки с такой соблазнительной грудью сами затаскивают мужчин в постель,
повинуясь женскому тщеславию и потребности в саморекламе. После этого
разговора с Джун Кристофер, действуя, как предатель, добавил еще одну
звездочку к записи "Андерсон Полетт".
Домашнего ее адреса и номера телефона у него нет, потому что она
работает ассистенткой зубного врача по соседству и обычно заглядывает во
время ланча или после работы. Носит шиньон, довольно высокого роста, по
крайней мере пять футов десять дюймов; любит носить обтягивающие ее
великолепную грудь шерстяные свитера. Но вообще-то девушка серьезная --
интересуется книгами по психологии, политике и реформам пенитенциарной
системы в стране. Покупает у него сочинения Эриха Фромма, а также экземпляры
"Одинокой толпы", которые дарит своим друзьям на день рождения. Ведет с
Кристофером долгие, интересные беседы, стоя у облюбованного прилавка. Иногда
работает и по субботам, как объяснила Кристоферу. Дантист вставляет зубы и
искусственные челюсти киноактерам, телевизионщикам -- вообще представителям
подобных профессий -- у них мало свободного времени, приходится зубами
заниматься только по субботам, когда не так заняты на работе.
Полетт Андерсон, по сути, не принадлежит к чудесным, очаровательным
девушкам,-- не модель, ее фотографии ее не появляются на страницах газет или
еще где-то, но стоит ей сделать другую прическу и снять очки, да не
признаваться всем подряд, что она ассистентка дантиста,-- несомненно на нее
приятно посмотреть, когда она заходит к нему в магазин. Прежде всего, решил
Кристофер, нужен довольно скромный старт -- чтобы почувствовать, как
получится. Уселся за стол рядом с кассой, в глубине магазина, и набрал номер
Полетт Андерсон.
Омар Гэдсден пребывал в зубоврачебном кресле -- рот открыт, под языком
хромированная трубка для удаления скопившейся слюны. Время от времени
Полетт,-- как и полагается, в белом халате,-- протягивала к нему руку, чтобы
ваткой вытереть слизь с подбородка. Гэдсдена, комментатора новостей на
Общеобразовательном телевидении, она не раз видела на телеэкране -- еще до
того, как он зачастил в кабинет к доктору Левинсону, чтобы вставить
искусственную верхнюю челюсть. Ей нравились его седые, серебристые волосы,
его хорошо поставленный бархатный баритон; его презрительная, вызывающая
неучтивость к этим дуракам из Вашингтона и как он кривил уголки губ, выражая
недовольство политикой, проводимой его телеканалом,-- гораздо в большей
степени, чем это допускалось руководством.
В трубке для удаления слюны раздавалось бульканье; верхние зубы,
превратившиеся в остро заточенные обломки, ожидали, когда доктор Левинсон
наденет на них мост,-- сейчас его осторожно обтачивал дантист, перед тем как
водворить на место. Да, Омар Гэдсден в эту минуту совсем не похож на
уверенного, красноречивого ведущего вечерней программы, одну из самых ярких
личностей на своем канале. Вот уже несколько недель, почти каждый день, он
стоически выносит страдания (доктор Левинсон так старательно сверлит ему
зубы), а в его благородных черных глазах отражается острая боль -- след
тяжких испытаний, через которые он проходит, Омар со страхом поглядывает на
врача,-- чем-то обрабатывает поблескивающие сводчатые искусственные челюсти,
лежащие на мраморной доске высокого шкафа с инструментами, плотно
придвинутого к стене небольшого кабинета.
Сейчас болезненно-скорбному виду Омара порадовались бы враги, думала
Полетт, и прежде всего -- вице-президент. Ей по-матерински жаль этого
страдальца, хотя и самой, всего двадцать четыре. За последний месяц на очень
сдружилась с комментатором; постоянно готовила ему шприцы для укола
новокаином, поправляла клеенчатый фартучек, завязанный на шее, видела, как
он сплевывает кровь в стоявшую рядом с креслом миску.
Перед началом приема и после, когда он демонстрировал образцовое,
несгибаемое мужество, у них обычно происходили короткие, но очень полезные
беседы о текущих событиях; он то и дело намекал ей о грядущих скандалах
среди сильных мира сего; предрекал политическую, финансовую и экологическую
катастрофы, которые ожидает Америку. Полетт, само собой, набирала очки у
своих друзей, когда в довольно осторожных выражениях передавала им смелые
скоропалительные выводы Омара Гэдсдена -- целиком ей доверял.
Несомненно, что она нравится мистеру Гэдсдену. Он обращался к ней
только по имени и, когда звонит, чтобы перенести прием, Омар интересуется,
как она поживает, и называет ее ангелом древнегреческой богини здоровья
Гигиены. Однажды после двух часов сверления, когда доктор Левинсон поставил
наконец на место временный верхний мост, Омар сказал ей: "Полетт, когда все
это кончится, я угощу вас самым лучшим в городе ланчем".
Сегодня как раз все должно закончиться; Полетт гадала про себя, не
забыл ли он свое обещание, когда зазвонил телефон.
-- Прошу меня простить,-- извинилась она и вышла из кабинета, в своем
хрустящем, накрахмаленном халате, плотно облегавшем ее красивую грудь,--
телефон на ее столике в приемной.
-- Кабинет доктора Левингсона. Доброе утро.
Высокий, по-детски пронзительный голосок Полетт никак не вязался с ее
крупной фигурой и пышными женскими формами. Зная, конечно, об этом, она,
увы, ничего не могла поделать. Стоило ей понизить голос, как он звучал
совершенно иначе и казалось, что она намеренно выдает себя за кого-то
другого.
-- Миссис Андерсон? -- послышалось в трубке.
-- Да, это я.-- Полетт где-то слышала этот голос, но никак не могла
вспомнить, где именно.
-- Это говорит Кристофер Бэгшот.
-- Слушаю! -- Она ждала,-- и имя ей знакомо, как и голос, но ускользает
из памяти.
-- Из книжного магазина на углу улицы Браусинг.
-- Да-да, конечно! -- спохватилась Полетт и принялась листать журнал
посещений, отыскивая незаполненные строки в расписании на следующую неделю.
Доктор Левинсон всегда очень занят, у него полно пациентов, и порой им
приходится ждать своей очереди несколько месяцев. Теперь она вспомнила
Бэгшота, и ее немного удивило, что он позвонил. У него, насколько
подсказывает ей профессиональная память, отличные белые зубы, только клыки
чуть длиннее обычных, что придает ему немного странное, неприятное,
диковатое выражение. Но нельзя ведь судить о человеке по одним только зубам.
-- Я вот что вам звоню, мисс Андерсон,-- начал он, чувствуя, как трудно
ему говорить.-- В Ассоциации христианской молодежи сегодня вечером состоится
лекция, будет читать профессор Колумбийского университета, "Вы и ваша
окружающая среда". Я и подумал: может быть, если вы свободны... Мы могли бы
прежде где-нибудь перекусить и потом...-- Он умолк.
Полетт, недовольная, нахмурилась: доктор Левинсон косо смотрит на
звонки личного характера, когда в кабинете сидит клиент. Три года она у него
работает, он очень ею доволен, но этот пожилой человек отличается
старомодными представлениями о частной жизни своих сотрудников.
Стала лихорадочно думать. Сегодня вечером ее пригласили на вечеринку в
дом одного экономиста, преподавателя Нью-йоркского университета в
Гринвич-виллидж, и ей вовсе не улыбалось явиться одной туда, где полно
гостей. этот Бэгшот довольно привлекательный и серьезный молодой человек;
подолгу способен говорить о книгах, обсуждать последние события,-- лучшего
сопровождающего ей не найти, это точно. Но в кабинете врача сидит в кресле
мистер Гэдсден, и она отлично помнит о его приглашении. Правда, всего лишь
днем, на ланч, но ей известно, что жена его всю эту неделю гостит у
родственников в Кливленде. Сам сообщил, когда пришел к ним в понедельник и
пошутил в ее присутствии: "Док, на этой неделе я особенно рад вас видеть.
Можете крушить как угодно мою челюсть -- все это пустяки по сравнению с тем,
как обрабатывает мне мозги мой тесть, причем без помощи инструментов".
Мистер Гэдсден умеет все представить по-своему, стоило ему захотеть.
Если он теперь один, не забыл об обещанном ланче и у него сегодня свободный
вечерок... Конечно, можно прийти на вечеринку и с этим продавцом книг из
магазина, но ведь как она ошеломит всех гостей, представ в компании
популярного телевизионщика и гордо заявив во всеуслышание: "Надеюсь,
представлять вам мистера Гэдсдена нет необходимости!"
-- Мисс Андерсон! -- позвал ее из кабинета доктор Левинсон.
-- Иду-иду, доктор! -- крикнула она -- и объяснила в трубку: -- Извини.
Я сейчас ужасно занята... Расскажу вам все... после работы... Загляну к вам
и расскажу...
-- Но...-- перебил ее Бэгшот.
-- Мне нужно бежать! -- прошептала она интимным голоском, чтобы не
лишать его надежды -- по крайней мере до пяти часов вечера.
В кабинете доктор Левинсон, со сверкающей искусственной верхней
челюстью, навис над разинутым ртом Омара Гэдсдена, а тот сидел с таким
страдающим видом, словно ждал, что через две-три секунды на шею ему упадет
острый нож гильотины...
Кристофер положил трубку. Ну вот, первый удар... Обещающий шепот по
телефону вызвал у него странное, щекочущее чувство, но все равно, нужно
смотреть фактам в лицо. Кто поручится, что произойдет с такой девушкой до
пяти вечера в субботу? Осталось настроиться на философский лад: стоит ли
ожидать положительных результатов от первого же набранного номера телефона?
И все же ему не в чем упрекнуть себя -- он действовал уверенно, не в
слепую.
Приглашение на лекцию по экологии в Ассоциацию христианской молодежи --
это точно рассчитанная, вычисленная в деталях приманка для такой девушки,
как Андерсон Полетт, проявлявшей интерес к книгам и на эту тему.
До своего звонка он старательно проштудировал страницу в "Таймс" под
рубрикой "Развлечения" и в придачу журнал "Полусказка", после чего отверг
кино или театр -- этим не соблазнишь девушку -- ассистентку зубного врача. К
тому же она обещала заглянуть к нему после пяти,-- не намекнула ведь, что
девушке ее роста и габаритов неловко показываться на людях с таким низеньким
молодым человеком. Чем больше он размышлял над этим, тем увереннее
чувствовал себя. Конечно, ошеломляющим успехом эту попытку не назовешь но
ведь и полным провалом ее нельзя считать.
Юноша и девушка -- студенты колледжа, которые обычно посещали его утром
по субботам, вошли в магазин. Ребята неприглядные, беспринципные, редко что
покупают у него, разве что время от времени какой-нибудь недорогой пакет. Ни
на минуту не спускал с подозрительной парочки настороженных лаз: эти двое
имеют отвратительную привычку подолгу с самым невинным видом бродить между
полок, а на обоих всегда просторные пальто -- под ними можно спрятать
невесть сколько книг. Минут пятнадцать проторчали, наконец вышли.
Вернувшись к телефону, он решил не придерживаться алфавитного порядка.
По его твердому мнению, это абсолютно ненаучный метод решения проблемы и
зиждется на ложной концепции устройства современного общества. Необходимо
кропотливое, разумное взвешивание всех возможностей.
Кристофер тщательно проштудировал свою адресную книжку, подолгу
задерживаясь у каждой фамилии, отмеченной звездочками: вспоминал рост, вес,
цвет лица кандидатки; любезна или нет; проявляет ли такие особые черты, как
склонность к флирту, сексуальность; склонна одиночеству или, напротив,
стремится к большим, веселым компаниям; каковы вкусы, к чему питает
отвращение, ну и так далее.
Задержался на страничке с именем Стикни Беула. Под этим именем в
скобках написано имя другой девушки, тоже с двумя звездочками,-- Флейшер
Ребекка. Девушки жили вместе, в одной квартире, на Восточной Семьдесят
четвертой улице.
Стикни Беула в настоящее время модель, ее фотографии часто появляются в
популярных журналах -- "Вог", "Харперс базаар". У нее длинные волосы, обычно
распускает, и они падают ей на плечи; длинное, поразительно костлявое тело;
типичный, большой, как у любой модели, рот и высокомерный взгляд, словно для
нее еще не создан мужчина ни один -- недостоин быть с ней рядом. Но взгляд,
скорее требование профессии -- вроде обязательного приложения.
Когда приходит в магазин, искренне и дружелюбно держит себя с
Кристофером, бесцеремонно усаживается на корточки прямо на полу или
забирается по лесенке познакомиться с книжками, лежащими на открытом месте,
под рукой. Увлекается книгами о путешествиях; а поскольку работает в Париже,
Риме, Лондоне, то и покупает обычно книги о далеких странах -- таких
писателей, как Г.-В. Мортон, Джеймс Моррис, Мэри Маккарти.
Делится впечатлениями о городах, где побывал, и прибегает при этом к
ужасному языку -- ничего общего с литературным. "Тебе бы приехать в Париж
любое моя, покуда боши туда снова не заявились,-- о-бал-деть там можно!";
или: В Рим съезди -- от восторга станешь гримасничать, как обезьяна в
зоопарке, любов моя!"; или: "Ах, этот Марракеш, любов моя! Нет слов!
Абсолютно изумительно -- нет слов!" В Лондоне подцепила это искаженное
словечко, "любов", и непременно обращается с ним ко всем окружающим.
Кристофер, конечно, понимал, что у нее это получается машинально --
просто привычка, но все равно приятно ее дружелюбие -- поощряет его,
одобряет.
Что касается Флейшер Ребекки, она такая же высокая и красивая, как
Стикни Белуа; короткие темно-рыжие волосы, бледное в веснушка лицо;
конусообразные пальцы музыкантши и стройные, колеблющиеся, как ветви
плакучей ивы, бедра. По субботам носит брючки в обтяжку, не скрывающие ее
углу 79-й улицы. В Нью-Йорке выдался холодный, солнечный октябрьский денек.
Вон два пацана, каждому не больше пятнадцати, направляются в Центральный
парк; у одного в руках мяч; оба ростом футов шесть. А длинноногие,
симпатичные девушки, с приколотыми к платью хризантемами, болеют сейчас по
всей стране за своих -- в Принстоне, Огайо, в Южной Калифорнии... Крепкие,
бесстрашные ребята носятся по зеленому газону...
-- Мне тоже сегодня ночью приснился сон! -- подхватил Стэнли.-- Попадаю
я аккурат в засаду в джунглях. Все это проклятое телевидение, черт бы его
побрал!
-- В моем сне,-- продолжал Кристофер, не проявляя никакого интереса к
ночным проблемам Стэнли (у него хорошая работа, в модном магазине
Блумингдейла, но одно неудобство -- приходится вкалывать, как и ему,
Кристоферу, по субботам),-- упрямо продолжал Кристофер,-- чей-то голос
сказал мне: "Сегодня ночью ты должен заняться любовью с девушкой ростом не
ниже пяти футов восьми дюймов!"
-- Ты узнал, чей это голос?
-- Нет, ничего не вышло. Но дело не в этом.
-- Нет, как раз в этом! -- возразил Стэнли.-- Важно знать, кто это
сказал. И почему.
Стэнли -- хороший друг, но слишком рассудительный, просто беда.
-- Пять футов восемь дюймов... В этом что-то есть, какая-то загадка, и
нужно найти к ней ключ...-- бормотал Стэнли.
-- Мое подсознание будто говорит мне, отозвался Кристофер,-- что у него
есть для меня какое-то сообщение. Вот в чем дело.
Подошел автобус, они сели, и им удалось найти свободные места в самой
глубине салона -- суббота ведь.
-- Ну и какое же это сообщение? -- поинтересовался Стэнли.
-- Что в глубине души я чувствую себя обделенным.
-- Из-за девушки ростом пять футов восемь дюймов?
-- Все это вполне разумно.-- Кристофер сохранял самый серьезный вид в
качающемся из стороны в сторону автобусе.-- Всю жизнь,-- ему двадцать
пять,-- всю свою жизнь я был коротышкой. И горжусь этим, чтоб ты знал! Сама
мысль, что я выгляжу каким-то дураком, мне противна!
-- Сталин нисколько не выше тебя,-- успокоил его Стэнли.-- И его
нисколько не волновало, каким дураком он выглядит.
-- В том-то и опасность! -- горячо согласился Кристофер.--
Наполеоновский комплекс: он ведь очень маленького роста. Это еще хуже!
-- Ну и чего, по-твоему, ты лишен? Как зовут эту девушку, которая от
тебя без ума?
-- Джун,-- удовлетворил его любопытство Кристофер.
-- Ничего не имею против июня, имя как имя,-- защитил свою реальную
подружку Кристофер.-- Но известно тебе, какой у нее рост?
-- Кажется, ты зациклен на этой теме.
-- Пять футов три дюйма. Самая высокая из всех моих девушек!
-- Ну и что с того? Ты что с ней в баскетбол играть собираешься? --
засмеялся Стэнли собственной шутке.
-- -- -- -- 1 Джун (англ. june) -- июнь.
-- Ничего смешного.-- Серьезно настроенного Кристофера слегка
разочаровало такое отношение друга к его проблеме.-- Вот что я думаю по
этому поводу. В сегодняшней Америке, нашего века, по черт знает каким
причинам все почти красивые девушки -- настоящие красавицы,-- ну, те, кого
видишь в кино, модных журналах, газетах, на приемах,-- очень высокие,
крупные.
-- Может, ты и открыл что-то для себя,-- задумчиво откликнулся
Стэнли,-- чему я прежде не придавал особого значения... ни с чем этого не
связывал.
-- Для меня это как новый природный ресурс Америки,-- рассуждал
Кристофер,-- часть нашего родового наследства, говоря высокопарно. Только
лично я от этого ничего не подумаю, я одурачен. Ну, все равно что основная
масса чернокожих: видят все по телевизору, рекламу в глянцевых журналах --
элегантные спортивные автомобили, новейшие радиоприемники, приглашения в
круизы по Карибскому морю,-- но всем этим только любуются -- недоступно.
Поверь, это учит состраданию.
-- Да-а... высокие, крупные -- верно,-- подтвердил Стэнли.-- Посмотри
на Уилта Чемберлена...
Кристофер сделал нетерпеливый жест:
-- Нет, ты меня не понял!
-- Понял, понял! Но не исключено -- все это лишь продукт твоего
воображения. В конце концов, нельзя судить только по основной массе,
признай, ради Христа. меня были девушки всех размеров, и... если уж на то
пошло, когда дело доходит до скрипящей кровати, рост партнерши не критерий.
-- Хорошо тебе судить, Стэнли,-- у тебя выбор. И я не об одной постели.
Все дело в моем к ним отношении. Вот послушай. Эти... самые милашки нашего
времени -- я имею в виду высоких, крупных... то есть удивительно, чудесно
высоких,-- им-то, конечно, хорошо все известно, и такая особенность делает
их куда более заманчивыми, влекущими значительными. Они чувствуют свое
превосходство и не желают утрачивать свой престиж. Пусть обычные девушки по
своей природе веселые и забавные,-- эти куда веселее и забавнее. Те
сексуальны -- эти гораздо более. Обыкновенные интересно печальны -- то
высокие в сто раз интереснее своей печалью. Если, скажем, на вечер намечены
две вечеринки, они получат приглашение, несомненно, на лучшую. Два парня
приглашают на обед -- пойдет с тем, кто красивее и богаче. Выбор ее не может
не сказаться на ухажере -- он чувствует себя суперменом: все мужчины вокруг
ему завидуют; он отдает себе отчет, что его предпочла представительница
привилегированного класса.
Кристофер прервал свою пространную речь, помолчал и перешел к второй ее
половине:
-- А представь, что коротышка идет куда-то в компании высокой, крупной,
красивой девушки, так он готов к тому, что любой повеса, выше его на два
вершка, думает про себя: "Запросто отобью эту высокую "мамочку" у этакой
хилой креветки в любую минуту!" -- и пялит на нее свои нахальные глазищи.
Стоит коротышке пойти в туалет или отвернуться от своей дамы, чтобы сделать
заказ официанту, как к ней немедленно поступает условный сигнал от
конкурента.
-- Иисусе Христе! -- удивился Стэнли.-- По-моему, ты уж чересчур!
-- Что же здесь чересчур? -- возразил с серьезным видом Кристофер.
-- Стэнли вдруг просветлел лицом.
-- У меня возникла идея: я знаю несколько сногсшибательных высоких
девушек.
-- Кто же в этом сомневается? Готов побиться об заклад! -- Кристофер
презирал в это мгновение друга.
-- Так вот, черт подери! -- продолжал Стэнли.-- Я устрою вечеринку. Ты,
я, два-три приятеля, еще ниже тебя ростом, четыре-пять высоких девушек, на
твой вкус,-- пять футов восемь дюймов и выше... Тихая такая вечеринка, все
будут тихо мирно сидят или лежат, без всяких там танцев, глупых шарад и
всего, что лишь отвлекает внимание.
-- А-а... что у тебя намечено на сегодняшний вечер? -- порывисто
спросил обрадованный Кристофер.
-- В том-то и дело, что сегодня вечером я занят,-- разочаровал его
Стэнли.-- В следующую субботу...
-- Но голос во сне сказал -- сегодня ночью!
Друзья сидели в самой глубине автобусного салона словно воды в рот
набрав и оба раздумывали над решением которое принял неуловимый призрак и
передал голосом во сне.
-- Ну,-- вымолвил наконец с сомнением в голосе Стэнли,-- может, и
удастся устроить тебе встречу с незнакомкой.
-- Не забывай -- сегодня суббота,-- напомнил расстроенный Кристофер.--
Где же ты раздобудешь высокую, статную красавицу ростом пять футов восемь
дюймов и выше, да еще незнакомку, в субботу вечером, в Нью-Йорке, да еще в
октябре.
-- Не будем гадать на кофейной гуще...-- Стэнли явно не был уверен в
своих возможностях.
-- Только представь себе,-- с горечью заговорил Кристофер,-- сижу я,
значит, в баре... незнакомая девушка, ищет меня глазами, садится со мной
рядом за столик я говорю ей: вас, по-видимому, зовут Джейн... или там...
Матильда... Смотри она на меня, и у нее на лице появляется это знакомое до
боли выражение...
-- Какое выражение?
-- Ну, такое... словно она говорит: "Какого черта меня дернуло зайти
сюда сегодня вечером". А у меня физиономия такая кислая -- смотреть
противно.
-- Может, ты слишком чувствительный, Крис?
-- Может быть... Но ведь покуда сам не испытаешь всего, трудно сделать
какой-то вывод. Жениться хочу -- давно пора. На высокой красавице. Быть
счастливым в браке с ней, иметь детей... ну, в общем все как полагается, как
у людей.
Подумал, помолчал,-- что бы такое ввернуть в разговор -- какую-нибудь
убедительную фразу,-- принимая во внимание, что Стэнли работает в модном
магазине Блумингдейла?..
-- Не желаю терзаться всю жизнь из-за того, что делаю покупки в подвале
универмага, так сказать по бросовым ценам. Хочу покупать на любом этаже
этого треклятого универмага! И чтобы мои дети, когда им исполнится
девятнадцать и они вытянутся лишь на пять футов шесть дюймов, как их
папочка, разочарованно на меня глядели: "Неужели и я лет через десять
останусь такого маленького роста..."
Точно так сам Кристофер когда-то поглядывал на своего отца, и на мать
тоже. Отец Кристофера, надо сказать, был еще ниже сына, а о матери и
говорить не приходится -- не стоит вспоминать ее рост.
-- А ты хоть знаком с какими-нибудь высокими, крупными девушками? --
осведомился Стэнли.
Подъезжали уже к Мэдисон-авеню, и Кристофер встал.
-- Ну, перебросился, парой слов?
-- Само собой! -- заверил его Кристофер.-- Таких полно приходит в наш
магазин.
Кристофер работал менеджером в магазине книги и грампластинок, его отец
владел целой сетью подобных магазинов; в одном из них была секция
поздравительных открыток,-- только роняла по мнению сына, достоинство отца,
но того-то прежде всего беспокоила прибыль. Как только отец уйдет на пенсию,
давно решил Кристофер, он ликвидирует эту секцию -- в первую же неделю.
У отца нет никаких комплексов из-за маленького роста. Пришлось бы ему
управлять Советским Союзом -- поступал бы точно как Иосиф Сталин, только еще
более жестко. И все же Кристоферу грех жаловаться: он, в общем-то, сам себе
хозяин, и ему нравится постоянно находиться среди книжных полок. Отец лично
занимается только крупными магазинами и наносит лишь краткие, неожиданные
визиты в сравнительно небольшие торговые точки -- одной из них и командует
Кристофер.
-- Я знаю кучу высоких девушек! Поощряю систему доставки приобретенных
книг на дом, и у меня полно адресов,-- похвастал он Стэнли.
Стоило войти в его магазин высокой девушке -- Кристофер стремился
поскорее взобраться на лесенку -- якобы достать книгу с самой верхней полки.
-- Ну, само собой разумеется, и номера телефонов есть -- тут никаких
проблем.
-- А ты хоть раз пытался договориться?
-- Нет, не пытался.
-- Чего же ты ждешь? -- удивилась Стэнли.-- Нужно попытаться -- вот
тебе мой совет. Попытайся сегодня же!
-- Ладно,-- вяло отозвался Кристофер.
Автобус остановился, двери отворились, и Кристофер соскочил на тротуар,
помахав Стэнли на прощание озябшей рукой.
"Что ж, начнем с буквы "А",-- подумал он,-- тем более что сегодня я в
магазине один". Трудно найти порядочного клерка, который согласится работать
по субботам. Попробовал привлечь, с недельным испытательным сроком,
студенток и студентов колледжей, но те, как правило обходились куда дороже
по сравнению с суммой, на которую продавали, да еще устраивали такой
беспорядок на полках, что ему приходилось тратить не меньше трех недель,
когда они наконец, удалялись восвояси, чтобы разобраться. К тому же он
нисколько не жалел, что работает по субботам, и ему не надоедало
одиночество.
Одному Богу известно, сколько ему сегодня предстоит сделать звонков, и
лишние уши абсолютно ни к чему. Никакой опасности со стороны отца не грозит
-- не нагрянет неожиданно с проверкой: по субботам и воскресеньям играет в
гольф в графстве Уэстчестер. Итак, с буквы "А"...
"Андерсон Полет",-- прочитал он в адресной книжке. У него особая
система -- возле имен своих девушек ставит обычно звездочки. Одна звездочка
означает: высокая, миловидная или даже красивая, не чурается ухаживаний с
его стороны, по-видимому обещая не быть слишком скупой на милости. У нее
высокая грудь, прекрасной формы, и она ее не скрывает, а подчеркивает.
Джун как-то ему сказала: она, мол, на собственном опыте убедилась --
девушки с такой соблазнительной грудью сами затаскивают мужчин в постель,
повинуясь женскому тщеславию и потребности в саморекламе. После этого
разговора с Джун Кристофер, действуя, как предатель, добавил еще одну
звездочку к записи "Андерсон Полетт".
Домашнего ее адреса и номера телефона у него нет, потому что она
работает ассистенткой зубного врача по соседству и обычно заглядывает во
время ланча или после работы. Носит шиньон, довольно высокого роста, по
крайней мере пять футов десять дюймов; любит носить обтягивающие ее
великолепную грудь шерстяные свитера. Но вообще-то девушка серьезная --
интересуется книгами по психологии, политике и реформам пенитенциарной
системы в стране. Покупает у него сочинения Эриха Фромма, а также экземпляры
"Одинокой толпы", которые дарит своим друзьям на день рождения. Ведет с
Кристофером долгие, интересные беседы, стоя у облюбованного прилавка. Иногда
работает и по субботам, как объяснила Кристоферу. Дантист вставляет зубы и
искусственные челюсти киноактерам, телевизионщикам -- вообще представителям
подобных профессий -- у них мало свободного времени, приходится зубами
заниматься только по субботам, когда не так заняты на работе.
Полетт Андерсон, по сути, не принадлежит к чудесным, очаровательным
девушкам,-- не модель, ее фотографии ее не появляются на страницах газет или
еще где-то, но стоит ей сделать другую прическу и снять очки, да не
признаваться всем подряд, что она ассистентка дантиста,-- несомненно на нее
приятно посмотреть, когда она заходит к нему в магазин. Прежде всего, решил
Кристофер, нужен довольно скромный старт -- чтобы почувствовать, как
получится. Уселся за стол рядом с кассой, в глубине магазина, и набрал номер
Полетт Андерсон.
Омар Гэдсден пребывал в зубоврачебном кресле -- рот открыт, под языком
хромированная трубка для удаления скопившейся слюны. Время от времени
Полетт,-- как и полагается, в белом халате,-- протягивала к нему руку, чтобы
ваткой вытереть слизь с подбородка. Гэдсдена, комментатора новостей на
Общеобразовательном телевидении, она не раз видела на телеэкране -- еще до
того, как он зачастил в кабинет к доктору Левинсону, чтобы вставить
искусственную верхнюю челюсть. Ей нравились его седые, серебристые волосы,
его хорошо поставленный бархатный баритон; его презрительная, вызывающая
неучтивость к этим дуракам из Вашингтона и как он кривил уголки губ, выражая
недовольство политикой, проводимой его телеканалом,-- гораздо в большей
степени, чем это допускалось руководством.
В трубке для удаления слюны раздавалось бульканье; верхние зубы,
превратившиеся в остро заточенные обломки, ожидали, когда доктор Левинсон
наденет на них мост,-- сейчас его осторожно обтачивал дантист, перед тем как
водворить на место. Да, Омар Гэдсден в эту минуту совсем не похож на
уверенного, красноречивого ведущего вечерней программы, одну из самых ярких
личностей на своем канале. Вот уже несколько недель, почти каждый день, он
стоически выносит страдания (доктор Левинсон так старательно сверлит ему
зубы), а в его благородных черных глазах отражается острая боль -- след
тяжких испытаний, через которые он проходит, Омар со страхом поглядывает на
врача,-- чем-то обрабатывает поблескивающие сводчатые искусственные челюсти,
лежащие на мраморной доске высокого шкафа с инструментами, плотно
придвинутого к стене небольшого кабинета.
Сейчас болезненно-скорбному виду Омара порадовались бы враги, думала
Полетт, и прежде всего -- вице-президент. Ей по-матерински жаль этого
страдальца, хотя и самой, всего двадцать четыре. За последний месяц на очень
сдружилась с комментатором; постоянно готовила ему шприцы для укола
новокаином, поправляла клеенчатый фартучек, завязанный на шее, видела, как
он сплевывает кровь в стоявшую рядом с креслом миску.
Перед началом приема и после, когда он демонстрировал образцовое,
несгибаемое мужество, у них обычно происходили короткие, но очень полезные
беседы о текущих событиях; он то и дело намекал ей о грядущих скандалах
среди сильных мира сего; предрекал политическую, финансовую и экологическую
катастрофы, которые ожидает Америку. Полетт, само собой, набирала очки у
своих друзей, когда в довольно осторожных выражениях передавала им смелые
скоропалительные выводы Омара Гэдсдена -- целиком ей доверял.
Несомненно, что она нравится мистеру Гэдсдену. Он обращался к ней
только по имени и, когда звонит, чтобы перенести прием, Омар интересуется,
как она поживает, и называет ее ангелом древнегреческой богини здоровья
Гигиены. Однажды после двух часов сверления, когда доктор Левинсон поставил
наконец на место временный верхний мост, Омар сказал ей: "Полетт, когда все
это кончится, я угощу вас самым лучшим в городе ланчем".
Сегодня как раз все должно закончиться; Полетт гадала про себя, не
забыл ли он свое обещание, когда зазвонил телефон.
-- Прошу меня простить,-- извинилась она и вышла из кабинета, в своем
хрустящем, накрахмаленном халате, плотно облегавшем ее красивую грудь,--
телефон на ее столике в приемной.
-- Кабинет доктора Левингсона. Доброе утро.
Высокий, по-детски пронзительный голосок Полетт никак не вязался с ее
крупной фигурой и пышными женскими формами. Зная, конечно, об этом, она,
увы, ничего не могла поделать. Стоило ей понизить голос, как он звучал
совершенно иначе и казалось, что она намеренно выдает себя за кого-то
другого.
-- Миссис Андерсон? -- послышалось в трубке.
-- Да, это я.-- Полетт где-то слышала этот голос, но никак не могла
вспомнить, где именно.
-- Это говорит Кристофер Бэгшот.
-- Слушаю! -- Она ждала,-- и имя ей знакомо, как и голос, но ускользает
из памяти.
-- Из книжного магазина на углу улицы Браусинг.
-- Да-да, конечно! -- спохватилась Полетт и принялась листать журнал
посещений, отыскивая незаполненные строки в расписании на следующую неделю.
Доктор Левинсон всегда очень занят, у него полно пациентов, и порой им
приходится ждать своей очереди несколько месяцев. Теперь она вспомнила
Бэгшота, и ее немного удивило, что он позвонил. У него, насколько
подсказывает ей профессиональная память, отличные белые зубы, только клыки
чуть длиннее обычных, что придает ему немного странное, неприятное,
диковатое выражение. Но нельзя ведь судить о человеке по одним только зубам.
-- Я вот что вам звоню, мисс Андерсон,-- начал он, чувствуя, как трудно
ему говорить.-- В Ассоциации христианской молодежи сегодня вечером состоится
лекция, будет читать профессор Колумбийского университета, "Вы и ваша
окружающая среда". Я и подумал: может быть, если вы свободны... Мы могли бы
прежде где-нибудь перекусить и потом...-- Он умолк.
Полетт, недовольная, нахмурилась: доктор Левинсон косо смотрит на
звонки личного характера, когда в кабинете сидит клиент. Три года она у него
работает, он очень ею доволен, но этот пожилой человек отличается
старомодными представлениями о частной жизни своих сотрудников.
Стала лихорадочно думать. Сегодня вечером ее пригласили на вечеринку в
дом одного экономиста, преподавателя Нью-йоркского университета в
Гринвич-виллидж, и ей вовсе не улыбалось явиться одной туда, где полно
гостей. этот Бэгшот довольно привлекательный и серьезный молодой человек;
подолгу способен говорить о книгах, обсуждать последние события,-- лучшего
сопровождающего ей не найти, это точно. Но в кабинете врача сидит в кресле
мистер Гэдсден, и она отлично помнит о его приглашении. Правда, всего лишь
днем, на ланч, но ей известно, что жена его всю эту неделю гостит у
родственников в Кливленде. Сам сообщил, когда пришел к ним в понедельник и
пошутил в ее присутствии: "Док, на этой неделе я особенно рад вас видеть.
Можете крушить как угодно мою челюсть -- все это пустяки по сравнению с тем,
как обрабатывает мне мозги мой тесть, причем без помощи инструментов".
Мистер Гэдсден умеет все представить по-своему, стоило ему захотеть.
Если он теперь один, не забыл об обещанном ланче и у него сегодня свободный
вечерок... Конечно, можно прийти на вечеринку и с этим продавцом книг из
магазина, но ведь как она ошеломит всех гостей, представ в компании
популярного телевизионщика и гордо заявив во всеуслышание: "Надеюсь,
представлять вам мистера Гэдсдена нет необходимости!"
-- Мисс Андерсон! -- позвал ее из кабинета доктор Левинсон.
-- Иду-иду, доктор! -- крикнула она -- и объяснила в трубку: -- Извини.
Я сейчас ужасно занята... Расскажу вам все... после работы... Загляну к вам
и расскажу...
-- Но...-- перебил ее Бэгшот.
-- Мне нужно бежать! -- прошептала она интимным голоском, чтобы не
лишать его надежды -- по крайней мере до пяти часов вечера.
В кабинете доктор Левинсон, со сверкающей искусственной верхней
челюстью, навис над разинутым ртом Омара Гэдсдена, а тот сидел с таким
страдающим видом, словно ждал, что через две-три секунды на шею ему упадет
острый нож гильотины...
Кристофер положил трубку. Ну вот, первый удар... Обещающий шепот по
телефону вызвал у него странное, щекочущее чувство, но все равно, нужно
смотреть фактам в лицо. Кто поручится, что произойдет с такой девушкой до
пяти вечера в субботу? Осталось настроиться на философский лад: стоит ли
ожидать положительных результатов от первого же набранного номера телефона?
И все же ему не в чем упрекнуть себя -- он действовал уверенно, не в
слепую.
Приглашение на лекцию по экологии в Ассоциацию христианской молодежи --
это точно рассчитанная, вычисленная в деталях приманка для такой девушки,
как Андерсон Полетт, проявлявшей интерес к книгам и на эту тему.
До своего звонка он старательно проштудировал страницу в "Таймс" под
рубрикой "Развлечения" и в придачу журнал "Полусказка", после чего отверг
кино или театр -- этим не соблазнишь девушку -- ассистентку зубного врача. К
тому же она обещала заглянуть к нему после пяти,-- не намекнула ведь, что
девушке ее роста и габаритов неловко показываться на людях с таким низеньким
молодым человеком. Чем больше он размышлял над этим, тем увереннее
чувствовал себя. Конечно, ошеломляющим успехом эту попытку не назовешь но
ведь и полным провалом ее нельзя считать.
Юноша и девушка -- студенты колледжа, которые обычно посещали его утром
по субботам, вошли в магазин. Ребята неприглядные, беспринципные, редко что
покупают у него, разве что время от времени какой-нибудь недорогой пакет. Ни
на минуту не спускал с подозрительной парочки настороженных лаз: эти двое
имеют отвратительную привычку подолгу с самым невинным видом бродить между
полок, а на обоих всегда просторные пальто -- под ними можно спрятать
невесть сколько книг. Минут пятнадцать проторчали, наконец вышли.
Вернувшись к телефону, он решил не придерживаться алфавитного порядка.
По его твердому мнению, это абсолютно ненаучный метод решения проблемы и
зиждется на ложной концепции устройства современного общества. Необходимо
кропотливое, разумное взвешивание всех возможностей.
Кристофер тщательно проштудировал свою адресную книжку, подолгу
задерживаясь у каждой фамилии, отмеченной звездочками: вспоминал рост, вес,
цвет лица кандидатки; любезна или нет; проявляет ли такие особые черты, как
склонность к флирту, сексуальность; склонна одиночеству или, напротив,
стремится к большим, веселым компаниям; каковы вкусы, к чему питает
отвращение, ну и так далее.
Задержался на страничке с именем Стикни Беула. Под этим именем в
скобках написано имя другой девушки, тоже с двумя звездочками,-- Флейшер
Ребекка. Девушки жили вместе, в одной квартире, на Восточной Семьдесят
четвертой улице.
Стикни Беула в настоящее время модель, ее фотографии часто появляются в
популярных журналах -- "Вог", "Харперс базаар". У нее длинные волосы, обычно
распускает, и они падают ей на плечи; длинное, поразительно костлявое тело;
типичный, большой, как у любой модели, рот и высокомерный взгляд, словно для
нее еще не создан мужчина ни один -- недостоин быть с ней рядом. Но взгляд,
скорее требование профессии -- вроде обязательного приложения.
Когда приходит в магазин, искренне и дружелюбно держит себя с
Кристофером, бесцеремонно усаживается на корточки прямо на полу или
забирается по лесенке познакомиться с книжками, лежащими на открытом месте,
под рукой. Увлекается книгами о путешествиях; а поскольку работает в Париже,
Риме, Лондоне, то и покупает обычно книги о далеких странах -- таких
писателей, как Г.-В. Мортон, Джеймс Моррис, Мэри Маккарти.
Делится впечатлениями о городах, где побывал, и прибегает при этом к
ужасному языку -- ничего общего с литературным. "Тебе бы приехать в Париж
любое моя, покуда боши туда снова не заявились,-- о-бал-деть там можно!";
или: В Рим съезди -- от восторга станешь гримасничать, как обезьяна в
зоопарке, любов моя!"; или: "Ах, этот Марракеш, любов моя! Нет слов!
Абсолютно изумительно -- нет слов!" В Лондоне подцепила это искаженное
словечко, "любов", и непременно обращается с ним ко всем окружающим.
Кристофер, конечно, понимал, что у нее это получается машинально --
просто привычка, но все равно приятно ее дружелюбие -- поощряет его,
одобряет.
Что касается Флейшер Ребекки, она такая же высокая и красивая, как
Стикни Белуа; короткие темно-рыжие волосы, бледное в веснушка лицо;
конусообразные пальцы музыкантши и стройные, колеблющиеся, как ветви
плакучей ивы, бедра. По субботам носит брючки в обтяжку, не скрывающие ее