Ирвин Шоу. Богач, бедняк (ч.1,2)

как следует. Ты вполне это заслужил. Где собираешься остановиться в
Нью-Йорке? У тебя есть кому позвонить, если вдруг возникнет что-то
непредвиденное?
-- Ничего непредвиденного не возникнет,-- пытался снова успокоить он
мать.
-- Но все-таки.
-- Позвоню Гретхен.
-- Ах, этой проститутке! -- воскликнула Мэри. Они никогда не говорили о
Гретхен, но она знала, что они время от времени видятся.
-- Ах, мама, ради бога!
Она, конечно, зашла сейчас слишком далеко, и она это понимала. Но все
равно, пусть знает ее отношение к дочери.
Наклонившись, Рудольф поцеловал ее, ласково попрощался, стараясь
загладить вину за невольно вырвавшееся восклицание "ради бога!". Она прижала
его к себе. От нее пахло туалетной водой, которую он купил ей на день
рождения. Ей очень не хотелось, чтобы от нее разило запахами заплесневелой
старухи.
-- Ты так ничего мне и не сказал о своих планах,-- напомнила она ему.--
Теперь твоя жизнь на самом деле только начинается. Думала, что ты уделишь
мне несколько минут, мы с тобой посидим, поговорим, и ты расскажешь, что мне
в будущем от тебя ждать. Хочешь, налью тебе чашку чая?
-- Завтра, мама, завтра. Я обо всем расскажу тебе завтра. Не
волнуйся.-- Он еще раз поцеловал ее, и мать выпустила его из своих объятий.
Через секунду Рудольф уже быстро спускался с лестницы, такой легконогий. Она
встала, доковыляла до окна, села снова в свое кресло-качалку, и снова та же
картина -- старуха у окна. Пусть смотрит.
Машина отъехала. Рудольф ни разу не обернулся.
Да, все они уезжают. Все. Даже самые лучшие из них.
"Шеви", натужно гудя мотором, взобрался вверх по холму. Знакомые
каменные ворота. Высокие тополя, выстроившиеся по обочинам дороги, ведущей к
дому, отбрасывали свои погребальные, черные тени, несмотря на яркий
солнечный свет. Особняк за пограничной полосой неухоженных цветов неслышно
поддавался тлену.
-- Падение дома Ашеров,-- пробормотал Брэд, сворачивая во двор. Рудольф
так часто здесь бывал, что уже не обращал внимания на внешний вид дома,
больше не высказывал своего мнения о нем. Для него -- это дом Тедди Бойлана,
и все тут.-- Кто здесь живет? Дракула?
-- Один друг,-- ответил Рудольф. Он еще никогда не рассказывал Брэду о
Бойлане. Бойлан заполнял другую нишу в его жизни.-- Друг семьи. Он помог мне
закончить колледж.
-- Бабки? -- спросил Брэд, останавливая машину и устремив критический
взгляд на обветшавшее строение, похожее на бесформенную кучу камней.
-- Да, немного,-- сказал Рудольф.-- Но мне хватило.
-- Неужели он не может пригласить к себе садовника? Не может себе
позволить?
-- Может, но его все это не интересует. Пошли, сейчас познакомишься с
ним. Там нас ждет бутылка шампанского.-- Рудольф вылез из машины.
-- Может, застегнуть воротник? -- спросил Брэд.
-- Да, пожалуй,-- ответил Рудольф. Ожидая, когда Брэд прекратит
возиться со своим воротником, затянул потуже свой галстук. Какая у него,
однако, толстая, короткая шея плебея, подумал Рудольф. Он это заметил
впервые.
Друзья пошли по усыпанному гравием двору к тяжелой массивной дубовой
двери. Рудольф позвонил. Он был рад, что на сей раз не один. Ему не хотелось
оставаться с глазу на глаз с Тедди Бойланом, ведь он привез для него
кое-какие вести. Где-то в глухой дали зазвонил звонок, словно звенящий
вопрос, обращенный к могиле: "Ты там живой?"
Дверь отворилась. На пороге стоял Перкинс.
-- Добрый день, сэр,-- поздоровался он. До них доносились звуки рояля.
Рудольф сразу узнал музыку: Тедди играл сонату Шуберта. Бойлан постоянно
водил его на концерты в Карнеги-Холл и часто ставил на проигрывателе для
него пластинки с симфонической музыкой. Он все с большим удовольствием
сознавал, что Рудольфу нравилось узнавать о музыке как можно больше и что он
так быстро научился отличать просто хорошую от поистине великой. Вероятно, у
него природный музыкальный дар.
-- Я уже хотел было вообще бросить играть, но, к счастью, появились
вы,-- как-то разоткровенничался с ним Бойлан.-- Ненавижу слушать ее в
одиночестве, ненавижу слушать ее с такими людьми, которые только
притворяются, что она их интересует.
Перкинс повел молодых людей в гостиную. Он шел впереди, шагов на пять,
а они -- за ним, друг за другом, и со стороны могло показаться, что это --
небольшая скромная процессия.
Брэд перестал горбиться, выпрямился и теперь шел не сутулясь, как
обычно, по-видимому, мрачный коридор оказывал на него свое магическое
воздействие.
Перкинс открыл дверь в гостиную.
-- Мистер Джордах с приятелем, сэр,-- громко объявил он.
Бойлан, закончив пассаж, остановился. На столе стояла бутылка
шампанского в ведерке со льдом и два рифленых стакана.
Бойлан встал навстречу им, улыбаясь.
-- Добро пожаловать! -- Он протянул руку Руди.-- Как приятно снова
увидеть тебя.-- Бойлан провел два месяца на юге и сильно там загорел. Волосы
его и прямые ресницы выгорели от жаркого солнца.
Пожимая руку Бойлану, Рудольф заметил какую-то легкую перемену в его
лице, и этот факт его тут же озадачил.
-- Позвольте представить вам моего друга, мистер Бойлан,-- сказал
Рудольф.-- Брэдфорд Найт. Мой сокурсник.
-- Как поживаете, мистер Найт? -- радушно поинтересовался Бойлан,
пожимая ему руку.
-- Очень рад познакомиться с вами,-- сказал Брэд, и его оклахомский
акцент стал вдруг еще более заметным, чем обычно.
-- Насколько я понимаю, сегодня можно вас поздравить тоже.
-- Думаю, что так. По крайней мере, теоретически так,-- широко
улыбнулся Брэд.
-- Нам нужен третий стакан, Перкинс,-- Бойлан жестом указал на бутылку
шампанского.
-- Слушаюсь, сэр,-- Перкинс во главе воображаемой им всю жизнь
процессии вышел из комнаты.
-- Ну, как показался этот демократ? Был ли он назидательным, как
всегда? -- спросил Бойлан, повертев в ведерке со льдом бутылку.-- Говорил ли
он о злоумышленниках, подрывающих великое наше благосостояние?
-- Нет, он говорил об атомной бомбе,-- ответил Рудольф.
-- Их изобретение, демократов. Сообщил ли он, на кого они собираются ее
сбросить в следующий раз?
-- Судя по всему, он не хочет ее ни на кого бросать,-- сказал Рудольф.
Почему-то ему сейчас захотелось встать на защиту члена кабинета.-- Вообще-то
он говорил о многих здравых вещах.
-- На самом деле? -- Бойлан вновь поворачивал бутылку кончиками
пальцев.-- Может, он в глубине души республиканец по убеждениям?
Вдруг Рудольф понял, какая перемена произошла в лице Бойлана: под
глазами нет мешков. По-видимому, он хорошо спал во время своего отдыха,--
подумал Рудольф.
-- Какой у вас здесь замечательный старинный уголок, мистер Бойлан,--
сказал Брэд, откровенно во время их разговора разглядывая все вокруг.
-- Да, старина сразу бросается в глаза,-- небрежно бросил Бойлан.-- Моя
семья приложила немало усилий, она была так привязана к этому дому. Если не
ошибаюсь, вы родом с юга, мистер Найт?
-- Из Оклахомы.
-- Однажды я проезжал там. Производит угнетающее впечатление. Вы
собираетесь сейчас туда?
-- Завтра,-- сказал Брэд.-- Вот, пытался убедить Руди поехать со мной.
-- Ах, вон оно что! -- Бойлан повернулся к Рудольфу.-- Ты едешь?
Рудольф покачал головой.
-- Нет,-- продолжал Бойлан,-- ты у меня как-то не вяжешься с
представлениями об Оклахоме.
Перкинс принес третий стакан, поставил его на стол.
-- Ну что ж! -- воскликнул Бойлан.-- Приступим! Он, ловко работая
пальцами, сорвал проволоку вокруг пробки. Мягкими движениями выкручивал
пробку из горлышка бутылки, пока она не выскочила оттуда с сухим шлепком.
Разлил пенящееся шампанское по стаканам, с видом большого знатока этого
дела. Обычно он доверял Перкинсу открывать бутылки. Рудольф понимал, что
сегодня Бойлан очень старается и наполняет все свои действия особым,
символическим значением.
Он передал один стакан Брэду, второй -- Рудольфу, поднял свой.
-- Выпьем за будущее,-- предложил он.-- За это такое опасное
грамматическое время.
-- Это, несомненно, лучше кока-колы,-- сказал вдруг Брэд.
Рудольф слегка нахмурился. Брэд, вероятно, нарочно разыгрывал здесь из
себя деревенщину, контрастируя явно не в свою пользу с манерной
элегантностью Бойлана.
-- Да, на самом деле! -- подхватил ровным тоном Бойлан. Он повернулся к
Рудольфу: -- Может, пойдем в сад, там и допьем бутылку? На солнышке? Когда
пьешь шампанское на открытом воздухе, на природе, это всегда способствует
праздничному настроению.
-- Нет,-- возразил Рудольф,-- у нас не так много времени.
-- Вот как? -- Бойлан недовольно поднял брови.-- А я-то думал, что мы
вместе пообедаем в "Гостинице фермера". Вас я тоже приглашаю, мистер Найт.
-- Благодарю вас, сэр,-- ответил Брэд.-- Пусть решает Руди.
-- В Нью-Йорке нас ждут,-- объяснил Рудольф.
-- Понятно,-- протянул Бойлан.-- Вечеринка, какие могут быть сомнения.
Молодежь...
-- Да, что-то вроде этого.
-- Ну что же, вполне естественно. В такой торжественный день,-- он
долил всем шампанского в стаканы.-- Ты там встретишься с сестрой?
-- Вечеринка в ее доме.-- Рудольф никогда не лгал.
-- Передай ей мои наилучшие пожелания,-- попросил Бойлан.-- Нужно не
забыть, послать какой-нибудь подарочек для ее ребенка. Кто у нее, напомни!
-- Мальчик.
Рудольф сообщил ему об этом, как только родился младенец.
-- Маленькую серебряную ложечку, чтобы он уплетал ею свою любимую
кашку. В моей семье,-- обратился Бойлан к Брэду,-- был обычай дарить
новорожденному пакет акций. Но это было в нашей семье, само собой
разумеется. Я, конечно, не могу сделать такой подарок племяннику Рудольфа.
Такой шаг с моей стороны могут расценить как какое-то особое отношение к
Рудольфу с моей стороны, хотя я и в самом деле с большим уважением отношусь
к нему. Из-за этого уважения я привязан и к его сестре, хотя в последние
несколько лет наши пути разошлись. Но никто из нас не был против этого.
-- Когда я родился, отец записал на мое имя нефтяную скважину,-- сказал
Брэд.-- Но она оказалась пустой,-- он весело засмеялся.
Бойлан вежливо улыбнулся.
-- Главное -- удачная мысль!
-- Только не в Оклахоме,-- возразил Брэд.
-- Рудольф, я думал, что мы за обедом обсудим кое-какие дела, но раз ты
сегодня занят, а мне вполне понятно твое желание побыть сегодня вечером с
молодыми людьми твоего возраста, то в таком случае, может, уделишь мне пару
минут...
-- Если хотите,-- прервал его Брэд,-- я пойду прогуляюсь.
-- Вы все так тонко чувствуете, мистер Найт,-- сказал Бойлан с острой,
как нож, издевкой в голосе,-- но нам с Рудольфом нечего скрывать. Не так ли,
Рудольф?
-- Не знаю,-- без всяких обиняков ответил Рудольф. Он не собирался
попадать в ловушку, которую, может, уготовил ему Бойлан.
-- Вот что я хотел тебе сказать,-- продолжал Бойлан, переходя на
деловой тон.-- Я купил тебе билет в круиз на пароходе "Куин Мэри". Пароход
отправляется в плавание через две недели, так что у тебя впереди еще много
времени, чтобы побыть с друзьями, оформить заграничный паспорт и все
остальные документы. Я составил для тебя небольшой маршрут тех мест, которые
просто необходимо посетить. Лондон, Париж, Рим, ну, как обычно. Закруглить,
так сказать, твое обучение. Оно, по сути дела, начнется только с окончанием
колледжа. Вы со мной согласны, мистер Найт?
-- Нет, я не поеду,-- отрезал Рудольф, поставив свой стакан.
-- Почему же? -- удивился Бойлан.-- Ведь ты всегда так восторженно
говорил о путешествии в Европу.
-- Может, позже, когда смогу себе такое позволить.
-- И это все? -- Бойлан добродушно фыркнул, показывая, что он с
пониманием относится к его гордыне.-- По-моему, ты меня не понял. Это тебе
мой подарок. Мне кажется, такое путешествие тебе многое даст. Оно несомненно
пойдет тебе на пользу. Немного пообтешешься, устранишь налет провинциализма,
если позволишь мне так выразиться. Думаю, в августе я тоже смогу туда
приехать, встретимся где-нибудь на юге Франции.
-- Спасибо, Тедди, но я не смогу. Просто не смогу.
-- Очень жаль,-- равнодушно пожал плечами Бойлан, соглашаясь.-- Мудрые
люди знают, когда следует принимать подарки, а когда отказываться от них.
Даже от пустых нефтяных скважин,-- кивок в сторону Брэда.-- Ну, конечно,
если у тебя есть лучшие предложения...
-- Да, мне нужно здесь кое-что сделать,-- признался Рудольф. Ну вот,
начинается, подумал он.
-- Можно поинтересоваться, что именно? -- Бойлан налил шампанского
только себе, не обращая внимания на их почти пустые стаканы.
-- Завтра утром я начинаю работать в магазине Калдервуда. Полный
рабочий день.
-- Несчастный,-- притворно пожалел его Бойлан.-- Какое ужасное скучное
лето ожидает тебя. Должен признаться, у тебя довольно странные пристрастия.
Предпочесть торговлю кастрюлями и сковородками, предлагая такого рода товар
неряшливо одетым домохозяйкам в маленьком городишке, путешествию на юг
Франции! Ну да ладно. Ты сам принял такое решение, и, по-видимому, для этого
должны быть убедительные резоны. Ну а что ты будешь делать после того как
пройдет лето? Ты будешь поступать на юридический факультет, как я тебе
предложил или попытаешься определиться на дипломатическую службу? Будешь
сдавать в МИДе соответствующие экзамены?
Вот уже целый год Бойлан постоянно настойчиво подталкивал Рудольфа,
чтобы он выбрал себе достойную профессию, безразлично какую, но сам Бойлан,
конечно, отдавал предпочтение юриспруденции.
"Для молодого человека, не обладающего значительными денежными
средствами или наследством, не имеющего за душой ничего, кроме своей
индивидуальности и здравого ума,-- писал ему Бойлан,-- юриспруденция --
единственный путь, ведущий к власти и исключительности. Наша страна --
страна адвокатов. Хороший адвокат становится незаменимым лицом для компании,
которая пользуется его услугами. Довольно часто он достигает командных
высот. Мы все живем в сложном, запутанном мире, который с каждым днем
становится все сложнее, все запутаннее. Адвокат, хороший адвокат, в конечном
итоге -- надежный проводник через все эти хитросплетения, поэтому и получает
солидное вознаграждение. Даже в политике... Обрати внимание на процентный
состав членов Сената. Сколько там юристов? Почему бы и тебе не завершить
там, в этом высшем органе законодательной власти США, свою карьеру? Страна
может использовать ум и прочие качества такого человека, как ты, в своих
интересах, и отказаться, наконец, от тех нечестных кривляющихся клоунов,
которые что-то там бормочут на Капитолийском холме. Бог -- тому порука. Или
взять дипломатическую службу. Нравится тебе это или не нравится, но мы,
Америка, хозяева мира, во всяком случае, должны ими стать. Поэтому мы просто
обязаны поставить своих лучших людей на такие места, где они смогут
оказывать свое влияние на наши действия, на действия наших друзей и врагов".
Бойлан -- большой патриот. Выброшенный в сторону от магистрального
течения в жизни из-за собственной лени, праздности или привередливости, он
все еще не растратил своих глубоко укоренившихся добродетельных взглядов на
управление обществом. Рудольф слышал, как Бойлан восхвалял только одного
человека в Вашингтоне -- министра военно-морского флота Джеймса Форрестола.
"Если бы ты был моим сыном,-- продолжал в своем письме Бойлан,-- я дал бы
тебе другой совет. На дипломатической службе ты не будешь получать больших
денег, зато будешь вести жизнь истинного джентльмена среди истинных
джентльменов и тем самым станешь всем нам оказывать великую честь. Ничто там
не помешает тебе заключить выгодный брак, и ты очень скоро получишь ранг
посла. Любую помощь, которая от меня потребуется, я с радостью окажу тебе. Я
не требую для себя никакого возмещения затраченных мной с этой целью усилий,
кроме одного -- одного приглашения на ланч в свое посольство в два-три
месяца. И тогда я с гордостью смогу говорить себе: в том, что он добился
такой блестящей карьеры, есть доля и моих заслуг".
Вспоминая слова Бойлана, лицо Калдервуда, грустно глядевшего на
фотографию своих трех дочурок, Рудольф чувствовал себя подавленным и
подумал: "Как странно, все хотят иметь сына". Но сына в своем личном,
своеобразном представлении.
-- Ну, Рудольф, я слушаю. Ты мне пока четко не ответил. Что ты
выбираешь -- юриспруденцию или дипломатическую службу?
-- Ни то ни другое,-- твердо произнес Рудольф.-- Я пообещал Калдервуду,
что останусь у него в магазине, по крайней мере, на год.
-- Понятно,-- холодно отозвался Бойлан.-- Целишь не очень высоко, как я
вижу?
-- Да, ты прав,-- сказал Рудольф.-- Хочу поступать по-своему, так, как
мне нравится.
-- Ну что же. Придется сдать билет на пароход в Европу. Больше не смею
вас задерживать. Поезжайте к своим друзьям, развлекайтесь. Было очень
приятно познакомиться с вами, мистер Найт. Если вам удастся когда-нибудь
покинуть дорогую для вас Оклахому, милости прошу ко мне, вместе с Рудольфом.
Бойлан, допив свой стакан с шампанским, вышел из комнаты. Его твидовый
пиджак безукоризненно сидел на его плечах, а намотанный на шею шелковый
красный шарф казался маленькой огненной вспышкой.
-- Ну и ну...-- протянул Брэд.-- Что все это значит?
-- Несколько лет назад у него что-то было с моей сестрой,-- объяснил
ему Рудольф. Он пошел к двери.
-- Невозмутимый подлец, да?
-- Совсем наоборот,-- возразил Рудольф.-- Далеко от этого. Пошли скорее
отсюда!
Когда они выехали за каменные ворота, молчавший до сих пор Брэд сказал:
-- Знаешь, есть что-то странное в глазах этого человека. Только никак
не могу понять, что это такое, черт бы его побрал! Кожа у него вокруг глаз
как... как...-- он никак не мог подыскать нужных слов для сравнения,--
словно затянута на "молнию" со всех сторон. Послушай, я тебе кое-что
скажу... Могу побиться об заклад... По-моему, он сделал себе пластическую
операцию на лице.
Конечно, подумал Рудольф. Вполне возможно. Ведь не ездил же он на юг,
чтобы там просто отоспаться.
-- Может быть,-- согласился он. От Тедди Бойлана можно ожидать чего
угодно...

Кто все эти люди, кто они такие? -- Гретхен задавала себе вопрос, глядя
на гостей.
-- Выпивка на кухне,-- весело сказала она, обращаясь к новой паре,
только что вошедшей в распахнутую настежь дверь.
Придется подождать до прихода Вилли, чтобы узнать, как их всех зовут.
Вилли пошел в бар на углу за льдом. В доме всегда полно виски, бурбона,
джина, красного вина в кувшинах емкостью в полгаллона, но льда, как правило,
всегда не хватает.
В гостиной уже набилось около тридцати человек, лишь половину из
которых Гретхен знала, но должны были подойти еще. Сколько именно? Кто
знает? Иногда у нее складывалось ощущение, что Вилли останавливает на улице
прохожих и приглашает их в ее квартиру. Мэри-Джейн приходила в себя после
крушения второго брака, и поэтому ее приглашали на все вечеринки, чтобы
немного отвлечь. Чувствуя себя объектом всеобщей жалости, Мэри-Джейн
старалась всем отплатить за заботу о ней своим трудом. Она готовила выпивку,
смешивала коктейли, мыла стаканы, выбрасывала окурки и пепел из пепельниц,
увозила к себе домой задержавшихся гостей и укладывала их в постель. На
какой же вечеринке можно обойтись без такой девушки?
Гретхен болезненно поморщилась, заметив, как какой-то тип спокойно
стряхивает пепел сигареты прямо на пол, и лицо ее исказила гримаса, когда он
как ни в чем не бывало бросил на ковер "бычок" и раздавил его каблуком. Как
же приятно находиться в этой комнате, когда в ней никого нет. Бледно-розовые
обои на стенах, аккуратно расставленные книги на полках, хрустящие,
накрахмаленные шторы, вычищенный камин, взбитые подушки, натертая до блеска
воском мебель.
Как она боялась, что Рудольфу ее вечеринка не понравится, хотя он не
подавал ни малейшего признака, что переживает. Воспитанный парень, ничего не
скажешь.
Как всегда, когда он оказывался в одной комнате с Джонни Хитом, они
удалялись с ним в уголок и там говорили. В основном говорил Джонни, а
Рудольф слушал. Джонни было всего двадцать пять, но он уже был партнером в
брокерской фирме на Уолл-стрит и, по слухам, сколотил себе целое состояние
на фондовой бирже. Привлекательный молодой человек с мягким голосом,
скромным, консервативным лицом и быстрыми, умными глазами. Она знала, что
время от времени Рудольф, приезжая в город, приглашает Джонни вместе
пообедать или сходить на спортивную игру. Когда ей удавалось иногда
подслушать их беседу, то ее тематика не поражала Гретхен разнообразием. Все
те же биржевые сделки, слияния компаний, образование новых, способы
уклонения от уплаты налогов -- в общем, для нее, Гретхен, сплошная дремучая
скука, а Рудольф, судя по всему, был всем этим увлечен, просто очарован,
хотя, конечно, он не мог сейчас заниматься игрой на бирже, не мог ни с кем
сливаться, или, тем более, организовать новую компанию.
Однажды, когда она спросила, почему из всех ее гостей он всегда отдает
предпочтение Джонни, Рудольф очень серьезно ей ответил: "Потому что он --
единственный из твоих друзей, который может меня чему-то научить".
Кто может до конца понять своего брата? Сегодня она хотела устроить
совершенно другую, не обычную вечеринку по поводу завершения учебы Рудольфа
в колледже. Вилли с ней согласился. Но, как это часто бывает, у нее ничего
не получилось. Вышло, как всегда. Правда, порой состав участников чуть
менялся, а вообще-то были одни и те же люди -- актеры, актрисы, молодые
режиссеры, журналисты, топ-модели, девушки, которые работали в концерне
"Тайм", радиопродюсеры, какой-то случайный обидчивый человек из рекламного
агентства; женщины, такие, как Мэри-Джейн, только что разведенные,
сообщавшие всем подряд, что их бывшие мужья -- педики; преподаватели из
Нью-йоркского или Колумбийского университета, пишущие романы, молодые люди с
Уолл-стрит, у которых был такой подозрительный вид, словно и здесь они
готовы были к обману и мошенничеству; ослепительная, поразительно
сексуальная секретарша, начавшая после третьей рюмки флиртовать напропалую с
Вилли; бывший пилот, друг Вилли с войны, который, загнав ее в угол, начинал
рассказывать о Лондоне; чей-то муж, разочарованный в жене, который приставал
к Гретхен уже ближе к ночи, но все же в конце концов незаметно ускользал с
Мэри-Джейн.
Оставались прежними лишь темы бесед. Те же споры по поводу России,
Элджера Хисса1 и сенатора Джо Маккарти2, интеллектуальные девочки, с пеной у
рта восхваляющие Троцкого...
-- Выпивка -- на кухне,-- весело сообщила Гретхен новой паре, такой
загорелой, словно они провели весь этот день на пляже.
Кто-то, только что открывший для себя датского теолога и философа
Кьеркегора или только что прочитавший французского писателя Жан-Поля Сартра,
спешил поделиться со всеми своими впечатлениями; кому-то, кто только что
побывал в Израиле или Танжере, не терпелось поскорее рассказать об этом.
Если бы все это в ее доме происходило раз в месяц, то она была бы не
против,-- ради бога. Даже два раза в месяц, лишь бы ее гости не разбрасывали
повсюду пепел и окурки. В основном это были красивые, образованные молодые
люди, у всех водились деньги, и они могли позволить себе хорошо и модно
одеваться, щедро угощали друг друга выпивкой, и большую часть лета проводили
на Атлантическом побережье в Хэмптоне. Именно о таких людях мечтала она,
надеялась, что именно такими будут все ее друзья, когда была девчонкой в
своем Порт-Филипе. Но они постоянно окружали ее вот уже пять лет. Постоянные
возлияния на кухне. Бесконечные вечеринки, с ума можно сойти!
С озабоченным видом она прошла через толпу гостей к лестнице и
поднялась наверх, в комнату на чердаке, где спал Билли.
После рождения сына они переехали на последний этаж в старый дом из
песчаника на Западной Двенадцатой улице, превратив чердак в довольно
просторную комнату с застекленной крышей. Здесь кроме кроватки Билли и его
разбросанных повсюду игрушек находился большой стол, за которым Гретхен
работала. На нем стояла пишущая машинка и возвышалась гора книг с бумагами.
Ей нравилось работать в комнате маленького Билли. Стук пишущей машинки
совсем его не беспокоил, напротив, он был для него своеобразной колыбельной,
под которую он сразу засыпал. Ребенок автоматизированного века, убаюкиваемый
пишущей машинкой "Ремингтон".
Включив настольную лампу, Гретхен увидела, что Билли до сих пор не
спит. Он лежал в своей маленькой кроватке в пижаме и ручками медленно водил
над головой, словно вырисовывая узоры в сигаретном дыму, проникавшем сюда
снизу. Рядом с его головой на подушке лежал матерчатый жираф. Гретхен,
конечно, чувствовала себя виноватой за этот табачный дым, но разве могла она
запретить своим гостям курить только потому, что это могло не понравиться ее
четырехлетнему сынишке, спавшему этажом выше? Наклонившись над кроваткой,
она поцеловала его в лобик. Почувствовала запах мыла, оставшийся после его
купания, и сладкий аромат детской кожи.
-- Когда я буду большим,-- сказал ей Билли,-- я не буду приглашать
гостей.
Нет, ты явно не пошел в своего папочку, подумала Гретхен. Хотя он был
точной его копией -- такой же белокурый, спокойный, с ямочками на щечках.
Ничего от Джордахов. Может, ее брат Томас был на него похож, когда был
совсем маленьким. Она вновь наклонилась над ним и поцеловала.
-- Спи, спи, Билли!
Гретхен подошла к своему рабочему столу, села, ужасно довольная, что
сюда не доносится громкая болтовня гостей снизу. Никто, конечно, ее там не
хватится, просиди она здесь хоть всю ночь. Она взяла в руки лежавшую на
столе книгу. "Основы психологии". Лениво открыла ее. Двести страниц,