тарелок, что-нибудь вкусное, с зеленым салатом. С террасы открывается
величественный вид на высокие горы и озеро, доносятся чарующие звуки
играющего граммофона...
-- Да, неплохо, ничего не скажешь,-- тихо отозвалась Дора.
-- Я приспособил бы лишний динамик,-- объяснял Пол,-- вынес бы прямо на
террасу -- и ешь и слушай музыку. Мне так нравится слушать Моцарта за
обедом.-- И, рассмеявшись, он потащил ее к витрине книжного магазина.
-- Мне всегда так грустно, Пол, когда я смотрю на витрину книжного
магазина: столько книг, а я их никогда не прочитаю -- у меня просто не будет
на это свободного времени.
Пол ее поцеловал.
-- О чем ты подумала, когда впервые меня увидела?
-- А ты?
-- Я -- что эта девушка должна стать моей.
Дора засмеялась, плотнее прижимаясь к нему.
-- Ну а ты? -- допытывался Пол.
-- А я -- что этот парень должен стать моим, -- засмеялась она.
-- Что скажешь? -- спросил Пол.-- Разве не замечательный этот город --
Нью-Йорк? Откуда, говоришь, ты родом?
-- Из Сиэтла. Сиэтл, штат Вашингтон.
-- Ну вот, а теперь мы с тобой на Мэдисон-авеню... Держимся за руки,
делаем покупки на будущее...
-- Но даже если начнется война,-- помолчав, вымолвила Дора,-- зачем нам
вмешиваться? Почему Соединенные Штаты должны принимать в ней участие?
-- Ну, в последней войне принимали, так? Втянутся и в эту.
-- Тогда, в тот раз, тех парней, что погибли на войне, обманули, нагло
надули.
-- Ты права,-- согласился Пол.-- Они погибли из-за шестипроцентного
интереса от ценных бумаг, из-за нефтяных разработок, дележа сфер влияния...
Иметь бы мне вот собственную сферу влияния...
-- И, несмотря на это, ты собираешься поступить на военную службу?
-- Да. В первый же день объявления войны. Сразу пойду на вербовочный
пункт и скажу: "Вот я перед вами, Пол Триплетт, мне двадцать шесть лет,
крепкий, хоть гвозди забивай, у меня отличное здоровье, хорошее зрение, зубы
в порядке, плоскостопия нет,-- дайте мне винтовку. Посадите меня на самолет,
отправьте на фронт, там я покажу, кто я такой".
-- Считаешь, на этот раз они тебя не надуют? -- спросила Дора.-- А ты
не думаешь, что и на этот раз тебя заставят воевать за ценные бумаги, за
нефтяные месторождения?
-- Угу.
-- И даже в таком случае запишешься в армию?
-- В первый же день объявления войны.
Дора высвободила свою руку.
-- Неужели тебе нравится сама идея убивать людей?
-- Не-ет, я ненавижу такую иде-ею,-- медленно, растягивая слова,
ответил Пол.-- Не хочу никому причинять зла. Мне кажется, сама идея войны
смехотворна. Мне хотелось бы жить в таком мире, где каждый имел бы
возможность сидеть на террасе за стеклянным столиком, есть что-нибудь
вкусное с цветных тарелок, а на граммофоне автоматически переворачивается
пластинка -- симфония Моцарта; его дивная музыка звучит через динамик,
вынесенный на террасу... Только вот Гитлер не проявляет никакого интереса к
этому миру, ему больше по душе другой мир. А я не могу мучиться и жить в его
мире, который ему нравится, неважно, какого он образца -- немецкого или
нашего, отечественного.
-- Но ведь тебе не удастся убить Гитлера! -- убеждала Дора.-- Тебе
придется убивать точно таких парней, как ты сам.
-- Совершенно верно.
-- И тебе это нравится?
-- Да нет... я вообще-то и не думал об убийстве Гитлера. Я хочу
расстрелять идею, которую он распространяет среди множества народов,
покончить с ней. А тех молодых парней, которых убью, стану потом оплакивать;
тот же, кто убьет меня, возможно, станет оплакивать меня.
-- Но ведь они, вероятно, такие же парни, как и ты.
-- Конечно,-- согласился Пол.-- Уверен, на моем месте им тоже хотелось
бы сегодня ночью быть в постели с такой девушкой, как ты. Бьюсь об заклад!
Гулять среди фонтанов на Рокфеллер-плаза, с бронзовыми скульптурами, держать
за руку красотку -- вот как ты -- в весенний субботний вечер, разглядывать в
витринах модную одежду... Могу поспорить, что многим из них по душе музыка
Моцарта, как и мне. И все равно я буду убивать их! С радостью!
-- "С радостью"?
-- Да, с радостью.-- Пол стал тереть руками глаза -- устали.-- С
радостью -- сегодня. Но я стану оплакивать их в грядущем. А сегодня у них в
руках винтовки и они целят в меня и в мой мир. И поддерживают таким образом
идею, что я должен убивать других, чтобы жить самому.-- Он протянул к ней
руку и поймал ее за локоть.-- Ну зачем нам говорить сегодня вечером о таких
скучных вещах? Это бессмысленно.
-- Но все же речь идет о большом мошенничестве! -- выкрикнула Дора.-- И
тебя используют в корыстных целях, и ты прекрасно об этом знаешь!
-- Совершенно верно, да, это великое мошенничество -- весь этот бизнес.
Но все равно мне придется воевать. Меня, конечно, надуют, одурачат, но все
же я хоть что-то сделаю, пусть самую малость, чтоб за обедом на террасе
звучала музыка Моцарта! Черт подери, это даже не назовешь патриотизмом! Но
меня втянут в эту авантюру.
-- Что ж, очень жаль...-- Дора теперь шла одна, не держала его за
руку,-- очень плохо.
-- Конечно, плохо,-- эхом откликнулся Пол.-- Может, когда-нибудь будет
лучше. Может, когда-нибудь этим миром будут управлять любители музыки
Моцарта. Но сегодня такое невозможно.
Внимание их привлекла репродукция картины Ренуара в витрине маленького
магазинчика: веселая компания катается на лодке по реке; женщина целует
китайского мопса, мужчина в нижнем белье, в соломенной шляпе, с рыжей
бородой -- этакий крепыш; остряк, в надвинутом набекрень колпаке,
нашептывает что-то на ухо подруге, которая поднесла к нему рупором сложенные
ладошки; в глубине -- большой натюрморт: бутылки с вином, стаканы,
разложенная на столе еда, гроздья винограда.
-- Я видел ее там, где она висит,-- в Вашингтоне,-- сказал Пол.-- По
репродукции трудно судить об этой великой картине. От нее так и веет...
розовощеким бессмертием. Теперь вот и у нас появилась, в Нью-Йорке; по три
раза в неделю хожу сюда -- полюбоваться ею. Все на ней ясно, солидно --
разит счастьем. Картина о давно минувшем лете.-- Он поцеловал ей руку.-- Уже
поздно, дорогая, время летит так быстро. Пойдем-ка домой.
Взяв такси, они поехали в нижнюю часть города -- к нему.
Когда наступает час коктейля в Браунсвилле,таксисты собираются в
гриль-баре "Ламманавитц" -- выпить по кружке пива, поболтать о мировых
проблемах и понаблюдать, как медленно опускается солнце над повисшей на
опорах стальной колеей, ведущей прямо в Проспект-парк.
-- Мунго? -- живо обсуждали они.-- Да у него не рука, а автомат. Это
такой питчер, который пробьет Бруклин прямо в первый дивизион международной
бейсбольной лиги.
-- А я сегодня видел мэра -- собственной персоной. Этого "маленького
цветочка". По его мнению, стране нужен...
-- Послушай, Мизинчик, не дашь ли в долг кружечку пива?
Мизинчик тряпкой вытирал воду, разлитую по полу в сумрачном баре.
-- Послушай, Элиа,-- он явно нервничал,-- продажа алкогольных напитков
в кредит в штате Нью-Йорк запрещена законом.
-- Что ты несешь? Кружка пива -- алкогольный напиток?! За кого ты меня
принимаешь -- за снежного человека?
-- Ты что, хочешь, чтобы у меня отобрали лицензию? -- жалобно отбивался
Мизинчик.
-- Знаешь, я не сплю по ночам, все думаю -- как бы Мизинчик не лишился
своей лицензии. Моя жена слышит, как я горько плачу во сне,-- сыронизировал
Элиа.-- Одно пиво -- "Д. П. Морган"!
Скрепя сердце Мизинчик налил кружку с высокой шапкой пены и, тяжело
вздохнув, сделал отметку в своем гроссбухе.-- Предупреждаю тебя --
последняя, без всяких возражений. Господь свидетель!
-- Ладно,-- глухо отозвался Элиа.-- Не разевай варежку.-- И с закрытыми
глазами он выпил все пиво залпом.-- Боже! -- Не открывая глаз, вслепую
поставил кружку на стойку.-- За какой-то вшивый дайм, за десятицентовик,--
он обращался ко всем сидевшим в зале,-- тебе наливают такой божественный
напиток! Нет, что ни говори, а Бруклин -- чудесное место.
-- В Бруклине такая вонь, что не продохнуть,-- выразил свое мнение
другой таксист, у края стойки.-- Район кладбищ. Из пяти районов Нью-Йорка
самый подходящий могилы рыть.
-- Друг мой Паланджио! -- обратился к нему Элиа.-- Дуче Паланджио! Если
тебе не нравится Бруклин -- убирайся к себе домой, в Италию! Там тебе всучат
ружье и сделают в Африке еще одну дырку в заднице.
Все водители громко захохотали, а Элиа добродушно ухмыльнулся,
довольный собственной остротой.
-- Я это видел в кино. Поезжай к себе в Италию, к своим жирным
итальянским девкам! Ну, ребята, кто из вас поставит мне кружку?
В баре воцарилась мертвая тишина, как в военном лагере, когда только
что прозвучал сигнал отбоя.
-- Друзья называются! -- подосадовал он.
-- Бруклин -- чудесное место,-- съехидничал Паланджио.
-- Весь день,-- Элиа рассеянно потирал перебитый нос,-- я гоняю эту
тачку. Одиннадцать часов подряд разъезжаю по улицам. И теперь у меня в
кармане три доллара пятьдесят центов.
Мизинчик тут же подскочил к нему.
-- Послушай, Элиа, нужно поговорить -- о такой мелочи, как кружка пива.
Знай я, что у тебя есть деньги...
Элиа, теряя терпение, оттолкнул от себя настырную голову Мизинчика.
-- Вон там кто-то заказал пиво, Мизинчик. Ну-ка, займись своим делом!
-- Мне кажется,-- недовольно заворчал Мизинчик,-- что уважающий себя
человек обязан платить свои долги.
-- Ему кажется! Мизинчику кажется -- только подумать! -- громогласно
заявил Элиа; но Мизинчик его в данную минуту совсем не интересовал.
Повернувшись спиной к стойке и подперев голову руками (рукава пиджака на
локтях прохудились), он печально разглядывал жестяной потолок.-- Три доллара
пятьдесят центов,-- тихо повторил он,-- а я не могу взять себе кружку пива.
-- Что же случилось? -- поинтересовался Паланджио.-- У тебя карман на
запоре?
-- Два доллара семьдесят пять центов нужно отдать компании,-- объяснил
Элиа.-- Семьдесят пять центов -- моей вшивой жене, чтоб не прогоняла меня
ночевать в парке. Эта вшивая компания! Вот уже целый год ежедневно отдаю им
по два доллара семьдесят пять центов, и теперь эта паршивая тачка -- моя.
Через год могу продать этот драндулет японцам, пусть наделают из него бомб.
Его можно заставить двигаться только одним способом -- спустить с высокой
горы. Но я подписал контракт, мне нужна нянечка. Ну, кто поставит мне пива?
Есть желающие?
-- Я подписал точно такой контракт,-- сообщил Паланджио; его смуглое
лицо исказила гримаса боли.-- Должен отработать еще семь месяцев. И никто не
удосужился даже научить меня правильно писать свое имя.
-- Если бы ваши разгильдяи вступили в профсоюз...-- вмешался небольшого
роста ирландец, сидевший напротив пивного крана.
-- Джиари,-- воззвал Элиа,-- ты, ирландский герой! Ну-ка, расскажи нам,
как вы отлупили англичан в битве при Белфасте!
-- О'кей, о'кей! -- Джиари нервно сдвинул кепку на затылок, открыв
огненно-рыжие волосы.-- Если вашим парням охота вкалывать по шестнадцать
часов в сутки, чтоб зашибить деньгу,-- я не намерен вам мешать.
-- Да, вступай в профсоюз и пусть копы обдирают тебя как липку! --
подхватил Элиа.-- На собственном опыте убедился!
-- О'кей, ребята! -- Джиари взболтал пиво в кружке, чтобы запенилось.--
Тоже мне владельцы собственности! Не в состоянии в пять вечера заплатить за
кружку пива. О чем тогда разговаривать, а? Ну-ка, Мизинчик, налей еще!
-- Джиари, ты ведь красный! -- заявил Элиа.-- Красный подлец!
-- Коммунист,-- добавил Паланджио.
-- Принеси мне пива! -- громко повторил Джиари.
-- Вся беда в том,-- уточнил уже более мирно Элиа,-- что наступили
плохие времена.
-- Конечно,-- согласился Джиари, опустошая наполовину новую кружку.
-- Тогда, в двадцать восьмом, я зарабатывал в среднем по шестьдесят
баксов в неделю.
-- В канун Нового, двадцать седьмого года,-- прошептал Паланджио,-- я
заработал тридцать шесть долларов сорок центов.
-- Деньги тогда текли рекой,-- ударился в воспоминания Элиа.
Паланджио тяжело вздохнул, потирая колючую бороду тыльной стороной
ладони.
-- Тогда я форсил в шелковых рубашках. В двадцать восьмом году у меня
было четыре девушки. Боже мой!
-- Но сегодня не двадцать восьмой! -- одернул его Джиари.
-- Какой умник! -- похвалил Элиа.-- Он еще здесь рассуждает! Говорит,--
мол, сегодня не двадцать восьмой. Только вступите в профсоюз -- и тут же
двадцать восьмой вернется.
"Зачем мне понапрасну тратить свое время?" -- подумал с негодованием
Джиари; он молча пил свое пиво.
-- Мизинчик! -- позвал бармена Паланджио.-- Два пива -- мне и моему
другу Элиа!
Элиа с широкой улыбкой снова подошел к стойке и занял место рядом с
Паланджио.
-- Мы с тобой братья по нищете, Анджело! -- провозгласил он.-- Мы с
этим итальяшкой,-- пояснил он остальным.-- Мы с ним оба подписали контракт.
Выпили вместе; тяжело вздохнув, вытерли пену с губ.
-- У меня была самая большая голубятня во всем Браунсвилле,-- тихо
рассказывал Элиа,-- сто двадцать пар чистокровных голубей. Каждый вечер,
когда я их выпускал на волю,-- их взлет был точно фейерверк. Посмотрели бы
вы, как они кружат и кружат над крышами домов... Я большой голубятник.-- Он
опорожнил кружку.-- Теперь у меня осталось всего пятнадцать пар. Если я
приношу домой меньше семидесяти пяти центов, моя жена зажаривает одного
голубя на ужин. Чистокровку, а? Стерва, а не жена!
-- Еще два! -- заказал Паланджио.
Они с Элиа с наслаждением пили холодное пиво.
-- Так вот,-- продолжал Элиа,-- если б только не возвращаться к этой
стервозе жене! Женился я на ней в двадцать девятом. А как все изменилось с
той поры! -- Он глубокомысленно вздохнул.-- Что такое женщина? Женщина --
это западня!
-- Ах, видел бы ты то, что видел я сегодня! -- перебил его Паланджио.--
Третья ездка, на Истерн-парквей. Я заметил ее, когда она переходила
Ностранд-авеню, а я стоял на красном. Полненькая девушка фунтов так сто
тридцать, яркая блондинка. Бедрами крутит -- аж дух перехватывает! На голове
такая маленькая соломенная шляпка с разными овощами на полях... Ничего
подобного никогда не видел! Ну, уцепился я изо всех сил за баранку, словно
меня кто под воду утаскивает... А ты говоришь -- "западня"! Шла она к отелю
"Сент-Джордж".
Элиа покачал головой.
-- Вся трагедия моей жизни в том, что я женился совсем молодым.
-- Еще пару кружек! -- распорядился Паланджио.
-- Анджело Паланджио...-- произнес его имя Элиа.-- Звучит как музыка.
-- Там, у отеля, ее встретил какой-то парень -- здоровенный, упитанный.
Улыбался так, словно только что увидел Санта-Клауса. Этакий здоровенный
мужик... Знаешь, некоторые мужики...
-- Мне пора домой, к Энн! -- простонал Элиа.-- Она орет на меня
регулярно с шести до полуночи: "Кто заплатит бакалейщику?", "Кто заплатит
компании за газ?" -- Поглядел как на врага на свое пиво -- и опорожнил
кружку.-- Я, дурак, женился, когда мне было всего восемнадцать.
-- Может, выпьем чего-нибудь покрепче? -- спросил Паланджио.
-- Возьми два виски! -- подначил Элиа.-- Ну что хорошего, скажи на
милость, в этом пиве?
-- Два "Калверта"! -- крикнул Паланджио.-- Самого лучшего сорта! Для
меня и моего друга Элиа Пинскера!
-- Мы с ним оба джентльмены,-- пробормотал Элиа.-- оба подписали
контракт.
-- Вы два отъявленных разгильдяя,-- констатировал Джиари.
-- За этого профсоюзника! -- Элиа поднял свой стаканчик.-- За профсоюз!
-- И одним глотком опрокинул в рот виски.-- За героя ирландской армии!
-- Мизинчик! -- заорал Паланджио.-- Ну-ка, наполни их снова, только до
краев!
-- Анджело-о Паланджио-о...-- шептал нараспев Элиа, благодарный другу
за выпивку.
Паланджио четко отсчитал деньги.
-- Ну а теперь пусть компания окунется в дерьмо! У меня осталось ровно
два доллара. Ни центом больше!
-- Вот хорошо-то! -- саркастически заметил Джиари.-- Просто отлично! Не
заплатишь им хоть за один день -- распрощайся со своей тачкой. И это после
пяти месяцев регулярных выплат без сбоев! Возьми-ка еще стаканчик!
Паланджио медленно поднес стаканчик к губам и не спеша, размеренными
глотками стал пить виски. Янтарный ручеек, стекавший вниз, приятно обжигал
горло.
-- Не говори так, Джиари! -- взмолился он.-- Ничего больше не желаю
слышать о такси. Видишь -- я занят: мы пьем с приятелем.
-- Глупый итальяшка, что с тебя взять? -- отвечал Джиари.
-- Нет, так не пойдет! Как ты с ним разговариваешь? -- Элиа угрожающе
пошел на Джиари; бросая на него косые взгляды, поднял к груди правую руку.
Тот, подняв обе руки, отодвинулся назад.
-- Мне не нравится, когда моего друга называют глупым итальяшкой,--
сурово предупредил Элиа.
-- Ну-ка, отвали,-- заорал Джиари,-- покуда я не разбил тебе башку!
Подбежал обеспокоенный Мизинчик.
-- Послушайте, ребята,-- визгливым голосом увещевал он их,-- вы что,
хотите, чтобы у меня отобрали лицензию?!
-- Мы все здесь друзья! -- объявил Паланджио.-- Ну-ка, пожмите друг
другу руки! Все пожмите друг другу руки! Каждому по стаканчику! Я всех
угощаю!
Элиа вернулся на свое место, рядом с Паланджио.
-- Извини, если я невольно нарушил здесь порядок. Но кое-кто не умеет
говорить как настоящий джентльмен.
-- Всем по стаканчику! -- стоял на своем Паланджио.
Элиа вытащил из кармана три однодолларовые бумажки и положил на стойку.
-- Ну-ка, пусти по кругу всю бутылку! От Элиа Пинскера!
-- Спрячь свои деньги, Элиа! -- потребовал Джиари, в приступе гнева
сдвигая свою кепку то в одну, то в другую сторону.-- Кого ты здесь из себя
строишь? Уолтера Крайслера, что ли?
-- Сегодня угощаю всех я! -- оставался непреклонным Элиа.-- Когда-то я
ставил выпивку сразу двадцати пяти друзьям. Запросто, весело смеясь! А после
пускал по кругу коробку с сигарами. Ну-ка, Мизинчик, пускай по кругу
бутылку,-- что тебе сказали?
Виски потекло рекой.
-- Мы с Элиа -- растратчики самого высокого класса! -- похвастал
Паланджио.
-- За вами нужно следить как за детьми. Учредить государственную опеку!
-- кипятился Джиари.
-- Человек должен время от времени расслабляться! -- опроверг его
Элиа.-- Где эта чертова бутылка?
-- Как хорошо-о! -- повторял разомлевший Паланджио.-- Как хорошо-о!
-- Все как в старые добрые денечки! -- вторил ему Элиа.
-- До чего же домой идти не хочется! -- вздохнул Паланджио.-- У меня
даже радио нет.
-- Мизинчик! -- крикнул Элиа.-- Ну-ка, включи радио для Анджело
Паланджио!
-- Я живу в одной комнате,-- жаловался Паланджио,-- а размером она,
пожалуй, с сортир.
По радио передавали музыку: мягкий, красивый, богатый тончайшими
оттенками мужской голос пел: "Я женился на сущем ангеле..."
-- Когда я вернусь домой,-- вдруг вспомнил Элиа,-- Энн зарежет и
изжарит на ужин еще одного моего чистокровного голубка. Это стерва, а не
жена! После ужина мне предстоит еще часиков пять погонять по городу тачку, а
когда вернусь поздно вечером, так она еще будет орать до полуночи. А утром,
как встану, придется снова садиться за руль.-- Он налил себе еще.-- Разве
это жизнь? Собачья -- одно слово!
-- У нас в Италии,-- подхватил Паланджио,-- даже ослы так тяжело не
трудятся, как мы.
-- У вас мозги как у этих ослов,-- заорал Джиари,-- а то вы уже давно
организовались бы в союз!
-- Стать бы администратором, сидеть за большим столом...-- Элиа
поставил оба локтя на стойку и обхватил громадными, шишковатыми ладонями
подбородок.-- Да где-нибудь подальше от Браунсвилля. И чтоб у меня было две
тысячи голубей... Где-нибудь в Калифорнии. И еще бы быть холостяком... Эй,
Джиари, ты не мог бы мне это организовать? Слышь, Джиари?
-- Ты работяга,-- ответил Джиари,-- и всю жизнь будешь работягой,
понял?
-- Джиари, ты красный подлец! -- огрызнулся Элиа.
-- А я, выходит, всю свою жизнь буду гонять взад и вперед по Бруклину
свою тачку, по пятнадцать-шестнадцать часов в день ежедневно, платить
компании деньги, а потом идти домой спать в комнате не больше сортира! И без
радио! Боже мой!
-- Ну, мы жертвы так сложившихся обстоятельств,-- пытался успокоить его
Элиа.
-- Всю жизнь,-- кричал Паланджио,-- быть прикованным цепью к этой
проклятой тачке!
Элиа грохнул кулаком по стойке.
-- К черту, Паланджио, к черту! -- заревел он.-- Ну-ка, забирайся в
свою тележку!
-- Ты что это задумал? -- Паланджио ничего не понимал.
-- Мы им покажем! -- гремел Элиа.-- Мы им покажем, кто такие таксисты!
Мы покажем этой сучьей компании! Ну-ка, садись в свою машину, Анджело! Я
поеду в своей. Сейчас устроим настоящий бой петухов!
-- Эй вы, пьяные разгильдяи,-- закричал Джиари,-- не делайте этого!
-- Да! -- радостно согласился Паланджио, когда до него дошло, в чем тут
дело.-- Да! Мы им покажем! Зарабатывать всю жизнь по два доллара семьдесят
пять центов в день! Да, мы им покажем. Пошли, Элиа!
Элиа и Паланджио с серьезным видом направились к своим машинам. Все
остальные пошли за ними.
-- Вы только посмотрите, что они делают! -- орал Джиари.-- Ни у того,
ни у другого не осталось ни капли мозгов! Что хорошего -- разбить свои
автомобили?!
-- Заткнись! -- крикнул ему Элиа, усаживаясь за руль своей тачки.--
Нужно было это сделать еще пять месяцев назад! Эй, Анджело! -- крикнул он,
высовываясь из окошка.-- Ты готов? Вперед, дуче!
-- Контакт! -- заорал Анджело, заводя двигатель.
Через несколько секунд оба автомобиля стремительно помчались навстречу
друг другу. Бум, бум! -- удары лоб в лоб. Брызгами полетели разбитые стекла,
передние крылья отвалились, обе машины сильно занесло. Дикий скрежет
металла, как пушечный выстрел, разносился эхом, отражался от стен высоких
домов и повторялся многократно.
Элиа высунул голову из машины.
-- Ну, как? Ты не ушибся? -- крикнул он.-- Эй, дуче!
-- Контакт! -- закричал в ответ Паланджио через разбитое ветровое
стекло.-- Начинаем барражировать!
-- Нет, я не в силах смотреть на это безобразие,-- простонал Джиари.--
Надо же, двое работяг! -- И вернулся в гриль-бар "Ламманавитц".
Машины, разогнавшись, вновь столкнулись лоб в лоб. К ним уже бежали
десятки людей со всех сторон.
-- Ну, как? -- еще раз крикнул Элиа другу, вытирая с лица струящуюся
кровь.
-- Вперед! Вперед, сыны Италии! -- Паланджио выбросил руку в нацистском
приветствии.
Снова и снова машины врезались друг в друга.
-- Мы -- рыцари Круглого стола! -- радостно орал Паланджио.
-- Мы -- рыцари Круглого стола бара "Ламманавитц"! -- вторил ему Элиа,
нажимая на дроссель и пытаясь заставить визжащий мотор крутиться быстрее.
Разогнавшись, еще раз стукнулись -- в последний раз. От сильнейшего
удара обе машины перевернулись; та, в которой сидел Элиа, со страшным
скрежетом скользила на боку до самого тротуара. Одно из колес автомобиля
Паланджио спокойно и уверенно катилось по направлению к Питкин-авеню. Элиа
вылез из-под обломков сам, без посторонней помощи, встал на ноги и стоял
пошатываясь, весь в крови, теребя концы разорванного свитера. С важным видом
пожал руку Паланджио, с удовольствием оглядывая оторванные крылья, куски
разбитого стекла, разбросанные повсюду фары и подфарники, искореженный
корпус.
-- Вот тебе, вшивая компания! -- провозгласил он.-- Получай по
заслугам! Не собираюсь даже информировать их о дорожном происшествии.
Вдвоем с Паланджио они снова вошли в гриль-бар, за ними -- полно людей
-- мужчины, женщины, дети. Элиа подошел к телефону, спокойно набрал номер.
-- Хэлло! Это ты, Чарли? Послушай, Чарли, если вы вышлете ремонтный
грузовик в гриль-бар "Ламманавитц", то найдете здесь два своих автомобиля.
Ты -- вшивый, Чарли! Все понял? -- И повесил трубку.-- Все в порядке,
Паланджио.
-- Еще бы! -- радостно подтвердил тот.
-- А теперь пошли в кино! -- предложил Элиа.
-- Хорошая мысль! -- сразу согласился Паланджио.
-- Вас расстрелять мало! -- заорал Джиари.
-- Сегодня крутят ленту с Симоной Симон в главной роли! -- громко
объявил Элиа собравшейся толпе зевак.
-- Пошли, посмотрим на Симону!
Взяв друг друга под руку, как истинные джентльмены, друзья уверенно, не
качаясь, зашагали вниз по улице -- Элиа Пинскер и Анджело Паланджио.
Вечерело, тени все удлинялись, а они радостно шагали на встречу с
кинозвездой Симоной Симон.
величественный вид на высокие горы и озеро, доносятся чарующие звуки
играющего граммофона...
-- Да, неплохо, ничего не скажешь,-- тихо отозвалась Дора.
-- Я приспособил бы лишний динамик,-- объяснял Пол,-- вынес бы прямо на
террасу -- и ешь и слушай музыку. Мне так нравится слушать Моцарта за
обедом.-- И, рассмеявшись, он потащил ее к витрине книжного магазина.
-- Мне всегда так грустно, Пол, когда я смотрю на витрину книжного
магазина: столько книг, а я их никогда не прочитаю -- у меня просто не будет
на это свободного времени.
Пол ее поцеловал.
-- О чем ты подумала, когда впервые меня увидела?
-- А ты?
-- Я -- что эта девушка должна стать моей.
Дора засмеялась, плотнее прижимаясь к нему.
-- Ну а ты? -- допытывался Пол.
-- А я -- что этот парень должен стать моим, -- засмеялась она.
-- Что скажешь? -- спросил Пол.-- Разве не замечательный этот город --
Нью-Йорк? Откуда, говоришь, ты родом?
-- Из Сиэтла. Сиэтл, штат Вашингтон.
-- Ну вот, а теперь мы с тобой на Мэдисон-авеню... Держимся за руки,
делаем покупки на будущее...
-- Но даже если начнется война,-- помолчав, вымолвила Дора,-- зачем нам
вмешиваться? Почему Соединенные Штаты должны принимать в ней участие?
-- Ну, в последней войне принимали, так? Втянутся и в эту.
-- Тогда, в тот раз, тех парней, что погибли на войне, обманули, нагло
надули.
-- Ты права,-- согласился Пол.-- Они погибли из-за шестипроцентного
интереса от ценных бумаг, из-за нефтяных разработок, дележа сфер влияния...
Иметь бы мне вот собственную сферу влияния...
-- И, несмотря на это, ты собираешься поступить на военную службу?
-- Да. В первый же день объявления войны. Сразу пойду на вербовочный
пункт и скажу: "Вот я перед вами, Пол Триплетт, мне двадцать шесть лет,
крепкий, хоть гвозди забивай, у меня отличное здоровье, хорошее зрение, зубы
в порядке, плоскостопия нет,-- дайте мне винтовку. Посадите меня на самолет,
отправьте на фронт, там я покажу, кто я такой".
-- Считаешь, на этот раз они тебя не надуют? -- спросила Дора.-- А ты
не думаешь, что и на этот раз тебя заставят воевать за ценные бумаги, за
нефтяные месторождения?
-- Угу.
-- И даже в таком случае запишешься в армию?
-- В первый же день объявления войны.
Дора высвободила свою руку.
-- Неужели тебе нравится сама идея убивать людей?
-- Не-ет, я ненавижу такую иде-ею,-- медленно, растягивая слова,
ответил Пол.-- Не хочу никому причинять зла. Мне кажется, сама идея войны
смехотворна. Мне хотелось бы жить в таком мире, где каждый имел бы
возможность сидеть на террасе за стеклянным столиком, есть что-нибудь
вкусное с цветных тарелок, а на граммофоне автоматически переворачивается
пластинка -- симфония Моцарта; его дивная музыка звучит через динамик,
вынесенный на террасу... Только вот Гитлер не проявляет никакого интереса к
этому миру, ему больше по душе другой мир. А я не могу мучиться и жить в его
мире, который ему нравится, неважно, какого он образца -- немецкого или
нашего, отечественного.
-- Но ведь тебе не удастся убить Гитлера! -- убеждала Дора.-- Тебе
придется убивать точно таких парней, как ты сам.
-- Совершенно верно.
-- И тебе это нравится?
-- Да нет... я вообще-то и не думал об убийстве Гитлера. Я хочу
расстрелять идею, которую он распространяет среди множества народов,
покончить с ней. А тех молодых парней, которых убью, стану потом оплакивать;
тот же, кто убьет меня, возможно, станет оплакивать меня.
-- Но ведь они, вероятно, такие же парни, как и ты.
-- Конечно,-- согласился Пол.-- Уверен, на моем месте им тоже хотелось
бы сегодня ночью быть в постели с такой девушкой, как ты. Бьюсь об заклад!
Гулять среди фонтанов на Рокфеллер-плаза, с бронзовыми скульптурами, держать
за руку красотку -- вот как ты -- в весенний субботний вечер, разглядывать в
витринах модную одежду... Могу поспорить, что многим из них по душе музыка
Моцарта, как и мне. И все равно я буду убивать их! С радостью!
-- "С радостью"?
-- Да, с радостью.-- Пол стал тереть руками глаза -- устали.-- С
радостью -- сегодня. Но я стану оплакивать их в грядущем. А сегодня у них в
руках винтовки и они целят в меня и в мой мир. И поддерживают таким образом
идею, что я должен убивать других, чтобы жить самому.-- Он протянул к ней
руку и поймал ее за локоть.-- Ну зачем нам говорить сегодня вечером о таких
скучных вещах? Это бессмысленно.
-- Но все же речь идет о большом мошенничестве! -- выкрикнула Дора.-- И
тебя используют в корыстных целях, и ты прекрасно об этом знаешь!
-- Совершенно верно, да, это великое мошенничество -- весь этот бизнес.
Но все равно мне придется воевать. Меня, конечно, надуют, одурачат, но все
же я хоть что-то сделаю, пусть самую малость, чтоб за обедом на террасе
звучала музыка Моцарта! Черт подери, это даже не назовешь патриотизмом! Но
меня втянут в эту авантюру.
-- Что ж, очень жаль...-- Дора теперь шла одна, не держала его за
руку,-- очень плохо.
-- Конечно, плохо,-- эхом откликнулся Пол.-- Может, когда-нибудь будет
лучше. Может, когда-нибудь этим миром будут управлять любители музыки
Моцарта. Но сегодня такое невозможно.
Внимание их привлекла репродукция картины Ренуара в витрине маленького
магазинчика: веселая компания катается на лодке по реке; женщина целует
китайского мопса, мужчина в нижнем белье, в соломенной шляпе, с рыжей
бородой -- этакий крепыш; остряк, в надвинутом набекрень колпаке,
нашептывает что-то на ухо подруге, которая поднесла к нему рупором сложенные
ладошки; в глубине -- большой натюрморт: бутылки с вином, стаканы,
разложенная на столе еда, гроздья винограда.
-- Я видел ее там, где она висит,-- в Вашингтоне,-- сказал Пол.-- По
репродукции трудно судить об этой великой картине. От нее так и веет...
розовощеким бессмертием. Теперь вот и у нас появилась, в Нью-Йорке; по три
раза в неделю хожу сюда -- полюбоваться ею. Все на ней ясно, солидно --
разит счастьем. Картина о давно минувшем лете.-- Он поцеловал ей руку.-- Уже
поздно, дорогая, время летит так быстро. Пойдем-ка домой.
Взяв такси, они поехали в нижнюю часть города -- к нему.
Когда наступает час коктейля в Браунсвилле,таксисты собираются в
гриль-баре "Ламманавитц" -- выпить по кружке пива, поболтать о мировых
проблемах и понаблюдать, как медленно опускается солнце над повисшей на
опорах стальной колеей, ведущей прямо в Проспект-парк.
-- Мунго? -- живо обсуждали они.-- Да у него не рука, а автомат. Это
такой питчер, который пробьет Бруклин прямо в первый дивизион международной
бейсбольной лиги.
-- А я сегодня видел мэра -- собственной персоной. Этого "маленького
цветочка". По его мнению, стране нужен...
-- Послушай, Мизинчик, не дашь ли в долг кружечку пива?
Мизинчик тряпкой вытирал воду, разлитую по полу в сумрачном баре.
-- Послушай, Элиа,-- он явно нервничал,-- продажа алкогольных напитков
в кредит в штате Нью-Йорк запрещена законом.
-- Что ты несешь? Кружка пива -- алкогольный напиток?! За кого ты меня
принимаешь -- за снежного человека?
-- Ты что, хочешь, чтобы у меня отобрали лицензию? -- жалобно отбивался
Мизинчик.
-- Знаешь, я не сплю по ночам, все думаю -- как бы Мизинчик не лишился
своей лицензии. Моя жена слышит, как я горько плачу во сне,-- сыронизировал
Элиа.-- Одно пиво -- "Д. П. Морган"!
Скрепя сердце Мизинчик налил кружку с высокой шапкой пены и, тяжело
вздохнув, сделал отметку в своем гроссбухе.-- Предупреждаю тебя --
последняя, без всяких возражений. Господь свидетель!
-- Ладно,-- глухо отозвался Элиа.-- Не разевай варежку.-- И с закрытыми
глазами он выпил все пиво залпом.-- Боже! -- Не открывая глаз, вслепую
поставил кружку на стойку.-- За какой-то вшивый дайм, за десятицентовик,--
он обращался ко всем сидевшим в зале,-- тебе наливают такой божественный
напиток! Нет, что ни говори, а Бруклин -- чудесное место.
-- В Бруклине такая вонь, что не продохнуть,-- выразил свое мнение
другой таксист, у края стойки.-- Район кладбищ. Из пяти районов Нью-Йорка
самый подходящий могилы рыть.
-- Друг мой Паланджио! -- обратился к нему Элиа.-- Дуче Паланджио! Если
тебе не нравится Бруклин -- убирайся к себе домой, в Италию! Там тебе всучат
ружье и сделают в Африке еще одну дырку в заднице.
Все водители громко захохотали, а Элиа добродушно ухмыльнулся,
довольный собственной остротой.
-- Я это видел в кино. Поезжай к себе в Италию, к своим жирным
итальянским девкам! Ну, ребята, кто из вас поставит мне кружку?
В баре воцарилась мертвая тишина, как в военном лагере, когда только
что прозвучал сигнал отбоя.
-- Друзья называются! -- подосадовал он.
-- Бруклин -- чудесное место,-- съехидничал Паланджио.
-- Весь день,-- Элиа рассеянно потирал перебитый нос,-- я гоняю эту
тачку. Одиннадцать часов подряд разъезжаю по улицам. И теперь у меня в
кармане три доллара пятьдесят центов.
Мизинчик тут же подскочил к нему.
-- Послушай, Элиа, нужно поговорить -- о такой мелочи, как кружка пива.
Знай я, что у тебя есть деньги...
Элиа, теряя терпение, оттолкнул от себя настырную голову Мизинчика.
-- Вон там кто-то заказал пиво, Мизинчик. Ну-ка, займись своим делом!
-- Мне кажется,-- недовольно заворчал Мизинчик,-- что уважающий себя
человек обязан платить свои долги.
-- Ему кажется! Мизинчику кажется -- только подумать! -- громогласно
заявил Элиа; но Мизинчик его в данную минуту совсем не интересовал.
Повернувшись спиной к стойке и подперев голову руками (рукава пиджака на
локтях прохудились), он печально разглядывал жестяной потолок.-- Три доллара
пятьдесят центов,-- тихо повторил он,-- а я не могу взять себе кружку пива.
-- Что же случилось? -- поинтересовался Паланджио.-- У тебя карман на
запоре?
-- Два доллара семьдесят пять центов нужно отдать компании,-- объяснил
Элиа.-- Семьдесят пять центов -- моей вшивой жене, чтоб не прогоняла меня
ночевать в парке. Эта вшивая компания! Вот уже целый год ежедневно отдаю им
по два доллара семьдесят пять центов, и теперь эта паршивая тачка -- моя.
Через год могу продать этот драндулет японцам, пусть наделают из него бомб.
Его можно заставить двигаться только одним способом -- спустить с высокой
горы. Но я подписал контракт, мне нужна нянечка. Ну, кто поставит мне пива?
Есть желающие?
-- Я подписал точно такой контракт,-- сообщил Паланджио; его смуглое
лицо исказила гримаса боли.-- Должен отработать еще семь месяцев. И никто не
удосужился даже научить меня правильно писать свое имя.
-- Если бы ваши разгильдяи вступили в профсоюз...-- вмешался небольшого
роста ирландец, сидевший напротив пивного крана.
-- Джиари,-- воззвал Элиа,-- ты, ирландский герой! Ну-ка, расскажи нам,
как вы отлупили англичан в битве при Белфасте!
-- О'кей, о'кей! -- Джиари нервно сдвинул кепку на затылок, открыв
огненно-рыжие волосы.-- Если вашим парням охота вкалывать по шестнадцать
часов в сутки, чтоб зашибить деньгу,-- я не намерен вам мешать.
-- Да, вступай в профсоюз и пусть копы обдирают тебя как липку! --
подхватил Элиа.-- На собственном опыте убедился!
-- О'кей, ребята! -- Джиари взболтал пиво в кружке, чтобы запенилось.--
Тоже мне владельцы собственности! Не в состоянии в пять вечера заплатить за
кружку пива. О чем тогда разговаривать, а? Ну-ка, Мизинчик, налей еще!
-- Джиари, ты ведь красный! -- заявил Элиа.-- Красный подлец!
-- Коммунист,-- добавил Паланджио.
-- Принеси мне пива! -- громко повторил Джиари.
-- Вся беда в том,-- уточнил уже более мирно Элиа,-- что наступили
плохие времена.
-- Конечно,-- согласился Джиари, опустошая наполовину новую кружку.
-- Тогда, в двадцать восьмом, я зарабатывал в среднем по шестьдесят
баксов в неделю.
-- В канун Нового, двадцать седьмого года,-- прошептал Паланджио,-- я
заработал тридцать шесть долларов сорок центов.
-- Деньги тогда текли рекой,-- ударился в воспоминания Элиа.
Паланджио тяжело вздохнул, потирая колючую бороду тыльной стороной
ладони.
-- Тогда я форсил в шелковых рубашках. В двадцать восьмом году у меня
было четыре девушки. Боже мой!
-- Но сегодня не двадцать восьмой! -- одернул его Джиари.
-- Какой умник! -- похвалил Элиа.-- Он еще здесь рассуждает! Говорит,--
мол, сегодня не двадцать восьмой. Только вступите в профсоюз -- и тут же
двадцать восьмой вернется.
"Зачем мне понапрасну тратить свое время?" -- подумал с негодованием
Джиари; он молча пил свое пиво.
-- Мизинчик! -- позвал бармена Паланджио.-- Два пива -- мне и моему
другу Элиа!
Элиа с широкой улыбкой снова подошел к стойке и занял место рядом с
Паланджио.
-- Мы с тобой братья по нищете, Анджело! -- провозгласил он.-- Мы с
этим итальяшкой,-- пояснил он остальным.-- Мы с ним оба подписали контракт.
Выпили вместе; тяжело вздохнув, вытерли пену с губ.
-- У меня была самая большая голубятня во всем Браунсвилле,-- тихо
рассказывал Элиа,-- сто двадцать пар чистокровных голубей. Каждый вечер,
когда я их выпускал на волю,-- их взлет был точно фейерверк. Посмотрели бы
вы, как они кружат и кружат над крышами домов... Я большой голубятник.-- Он
опорожнил кружку.-- Теперь у меня осталось всего пятнадцать пар. Если я
приношу домой меньше семидесяти пяти центов, моя жена зажаривает одного
голубя на ужин. Чистокровку, а? Стерва, а не жена!
-- Еще два! -- заказал Паланджио.
Они с Элиа с наслаждением пили холодное пиво.
-- Так вот,-- продолжал Элиа,-- если б только не возвращаться к этой
стервозе жене! Женился я на ней в двадцать девятом. А как все изменилось с
той поры! -- Он глубокомысленно вздохнул.-- Что такое женщина? Женщина --
это западня!
-- Ах, видел бы ты то, что видел я сегодня! -- перебил его Паланджио.--
Третья ездка, на Истерн-парквей. Я заметил ее, когда она переходила
Ностранд-авеню, а я стоял на красном. Полненькая девушка фунтов так сто
тридцать, яркая блондинка. Бедрами крутит -- аж дух перехватывает! На голове
такая маленькая соломенная шляпка с разными овощами на полях... Ничего
подобного никогда не видел! Ну, уцепился я изо всех сил за баранку, словно
меня кто под воду утаскивает... А ты говоришь -- "западня"! Шла она к отелю
"Сент-Джордж".
Элиа покачал головой.
-- Вся трагедия моей жизни в том, что я женился совсем молодым.
-- Еще пару кружек! -- распорядился Паланджио.
-- Анджело Паланджио...-- произнес его имя Элиа.-- Звучит как музыка.
-- Там, у отеля, ее встретил какой-то парень -- здоровенный, упитанный.
Улыбался так, словно только что увидел Санта-Клауса. Этакий здоровенный
мужик... Знаешь, некоторые мужики...
-- Мне пора домой, к Энн! -- простонал Элиа.-- Она орет на меня
регулярно с шести до полуночи: "Кто заплатит бакалейщику?", "Кто заплатит
компании за газ?" -- Поглядел как на врага на свое пиво -- и опорожнил
кружку.-- Я, дурак, женился, когда мне было всего восемнадцать.
-- Может, выпьем чего-нибудь покрепче? -- спросил Паланджио.
-- Возьми два виски! -- подначил Элиа.-- Ну что хорошего, скажи на
милость, в этом пиве?
-- Два "Калверта"! -- крикнул Паланджио.-- Самого лучшего сорта! Для
меня и моего друга Элиа Пинскера!
-- Мы с ним оба джентльмены,-- пробормотал Элиа.-- оба подписали
контракт.
-- Вы два отъявленных разгильдяя,-- констатировал Джиари.
-- За этого профсоюзника! -- Элиа поднял свой стаканчик.-- За профсоюз!
-- И одним глотком опрокинул в рот виски.-- За героя ирландской армии!
-- Мизинчик! -- заорал Паланджио.-- Ну-ка, наполни их снова, только до
краев!
-- Анджело-о Паланджио-о...-- шептал нараспев Элиа, благодарный другу
за выпивку.
Паланджио четко отсчитал деньги.
-- Ну а теперь пусть компания окунется в дерьмо! У меня осталось ровно
два доллара. Ни центом больше!
-- Вот хорошо-то! -- саркастически заметил Джиари.-- Просто отлично! Не
заплатишь им хоть за один день -- распрощайся со своей тачкой. И это после
пяти месяцев регулярных выплат без сбоев! Возьми-ка еще стаканчик!
Паланджио медленно поднес стаканчик к губам и не спеша, размеренными
глотками стал пить виски. Янтарный ручеек, стекавший вниз, приятно обжигал
горло.
-- Не говори так, Джиари! -- взмолился он.-- Ничего больше не желаю
слышать о такси. Видишь -- я занят: мы пьем с приятелем.
-- Глупый итальяшка, что с тебя взять? -- отвечал Джиари.
-- Нет, так не пойдет! Как ты с ним разговариваешь? -- Элиа угрожающе
пошел на Джиари; бросая на него косые взгляды, поднял к груди правую руку.
Тот, подняв обе руки, отодвинулся назад.
-- Мне не нравится, когда моего друга называют глупым итальяшкой,--
сурово предупредил Элиа.
-- Ну-ка, отвали,-- заорал Джиари,-- покуда я не разбил тебе башку!
Подбежал обеспокоенный Мизинчик.
-- Послушайте, ребята,-- визгливым голосом увещевал он их,-- вы что,
хотите, чтобы у меня отобрали лицензию?!
-- Мы все здесь друзья! -- объявил Паланджио.-- Ну-ка, пожмите друг
другу руки! Все пожмите друг другу руки! Каждому по стаканчику! Я всех
угощаю!
Элиа вернулся на свое место, рядом с Паланджио.
-- Извини, если я невольно нарушил здесь порядок. Но кое-кто не умеет
говорить как настоящий джентльмен.
-- Всем по стаканчику! -- стоял на своем Паланджио.
Элиа вытащил из кармана три однодолларовые бумажки и положил на стойку.
-- Ну-ка, пусти по кругу всю бутылку! От Элиа Пинскера!
-- Спрячь свои деньги, Элиа! -- потребовал Джиари, в приступе гнева
сдвигая свою кепку то в одну, то в другую сторону.-- Кого ты здесь из себя
строишь? Уолтера Крайслера, что ли?
-- Сегодня угощаю всех я! -- оставался непреклонным Элиа.-- Когда-то я
ставил выпивку сразу двадцати пяти друзьям. Запросто, весело смеясь! А после
пускал по кругу коробку с сигарами. Ну-ка, Мизинчик, пускай по кругу
бутылку,-- что тебе сказали?
Виски потекло рекой.
-- Мы с Элиа -- растратчики самого высокого класса! -- похвастал
Паланджио.
-- За вами нужно следить как за детьми. Учредить государственную опеку!
-- кипятился Джиари.
-- Человек должен время от времени расслабляться! -- опроверг его
Элиа.-- Где эта чертова бутылка?
-- Как хорошо-о! -- повторял разомлевший Паланджио.-- Как хорошо-о!
-- Все как в старые добрые денечки! -- вторил ему Элиа.
-- До чего же домой идти не хочется! -- вздохнул Паланджио.-- У меня
даже радио нет.
-- Мизинчик! -- крикнул Элиа.-- Ну-ка, включи радио для Анджело
Паланджио!
-- Я живу в одной комнате,-- жаловался Паланджио,-- а размером она,
пожалуй, с сортир.
По радио передавали музыку: мягкий, красивый, богатый тончайшими
оттенками мужской голос пел: "Я женился на сущем ангеле..."
-- Когда я вернусь домой,-- вдруг вспомнил Элиа,-- Энн зарежет и
изжарит на ужин еще одного моего чистокровного голубка. Это стерва, а не
жена! После ужина мне предстоит еще часиков пять погонять по городу тачку, а
когда вернусь поздно вечером, так она еще будет орать до полуночи. А утром,
как встану, придется снова садиться за руль.-- Он налил себе еще.-- Разве
это жизнь? Собачья -- одно слово!
-- У нас в Италии,-- подхватил Паланджио,-- даже ослы так тяжело не
трудятся, как мы.
-- У вас мозги как у этих ослов,-- заорал Джиари,-- а то вы уже давно
организовались бы в союз!
-- Стать бы администратором, сидеть за большим столом...-- Элиа
поставил оба локтя на стойку и обхватил громадными, шишковатыми ладонями
подбородок.-- Да где-нибудь подальше от Браунсвилля. И чтоб у меня было две
тысячи голубей... Где-нибудь в Калифорнии. И еще бы быть холостяком... Эй,
Джиари, ты не мог бы мне это организовать? Слышь, Джиари?
-- Ты работяга,-- ответил Джиари,-- и всю жизнь будешь работягой,
понял?
-- Джиари, ты красный подлец! -- огрызнулся Элиа.
-- А я, выходит, всю свою жизнь буду гонять взад и вперед по Бруклину
свою тачку, по пятнадцать-шестнадцать часов в день ежедневно, платить
компании деньги, а потом идти домой спать в комнате не больше сортира! И без
радио! Боже мой!
-- Ну, мы жертвы так сложившихся обстоятельств,-- пытался успокоить его
Элиа.
-- Всю жизнь,-- кричал Паланджио,-- быть прикованным цепью к этой
проклятой тачке!
Элиа грохнул кулаком по стойке.
-- К черту, Паланджио, к черту! -- заревел он.-- Ну-ка, забирайся в
свою тележку!
-- Ты что это задумал? -- Паланджио ничего не понимал.
-- Мы им покажем! -- гремел Элиа.-- Мы им покажем, кто такие таксисты!
Мы покажем этой сучьей компании! Ну-ка, садись в свою машину, Анджело! Я
поеду в своей. Сейчас устроим настоящий бой петухов!
-- Эй вы, пьяные разгильдяи,-- закричал Джиари,-- не делайте этого!
-- Да! -- радостно согласился Паланджио, когда до него дошло, в чем тут
дело.-- Да! Мы им покажем! Зарабатывать всю жизнь по два доллара семьдесят
пять центов в день! Да, мы им покажем. Пошли, Элиа!
Элиа и Паланджио с серьезным видом направились к своим машинам. Все
остальные пошли за ними.
-- Вы только посмотрите, что они делают! -- орал Джиари.-- Ни у того,
ни у другого не осталось ни капли мозгов! Что хорошего -- разбить свои
автомобили?!
-- Заткнись! -- крикнул ему Элиа, усаживаясь за руль своей тачки.--
Нужно было это сделать еще пять месяцев назад! Эй, Анджело! -- крикнул он,
высовываясь из окошка.-- Ты готов? Вперед, дуче!
-- Контакт! -- заорал Анджело, заводя двигатель.
Через несколько секунд оба автомобиля стремительно помчались навстречу
друг другу. Бум, бум! -- удары лоб в лоб. Брызгами полетели разбитые стекла,
передние крылья отвалились, обе машины сильно занесло. Дикий скрежет
металла, как пушечный выстрел, разносился эхом, отражался от стен высоких
домов и повторялся многократно.
Элиа высунул голову из машины.
-- Ну, как? Ты не ушибся? -- крикнул он.-- Эй, дуче!
-- Контакт! -- закричал в ответ Паланджио через разбитое ветровое
стекло.-- Начинаем барражировать!
-- Нет, я не в силах смотреть на это безобразие,-- простонал Джиари.--
Надо же, двое работяг! -- И вернулся в гриль-бар "Ламманавитц".
Машины, разогнавшись, вновь столкнулись лоб в лоб. К ним уже бежали
десятки людей со всех сторон.
-- Ну, как? -- еще раз крикнул Элиа другу, вытирая с лица струящуюся
кровь.
-- Вперед! Вперед, сыны Италии! -- Паланджио выбросил руку в нацистском
приветствии.
Снова и снова машины врезались друг в друга.
-- Мы -- рыцари Круглого стола! -- радостно орал Паланджио.
-- Мы -- рыцари Круглого стола бара "Ламманавитц"! -- вторил ему Элиа,
нажимая на дроссель и пытаясь заставить визжащий мотор крутиться быстрее.
Разогнавшись, еще раз стукнулись -- в последний раз. От сильнейшего
удара обе машины перевернулись; та, в которой сидел Элиа, со страшным
скрежетом скользила на боку до самого тротуара. Одно из колес автомобиля
Паланджио спокойно и уверенно катилось по направлению к Питкин-авеню. Элиа
вылез из-под обломков сам, без посторонней помощи, встал на ноги и стоял
пошатываясь, весь в крови, теребя концы разорванного свитера. С важным видом
пожал руку Паланджио, с удовольствием оглядывая оторванные крылья, куски
разбитого стекла, разбросанные повсюду фары и подфарники, искореженный
корпус.
-- Вот тебе, вшивая компания! -- провозгласил он.-- Получай по
заслугам! Не собираюсь даже информировать их о дорожном происшествии.
Вдвоем с Паланджио они снова вошли в гриль-бар, за ними -- полно людей
-- мужчины, женщины, дети. Элиа подошел к телефону, спокойно набрал номер.
-- Хэлло! Это ты, Чарли? Послушай, Чарли, если вы вышлете ремонтный
грузовик в гриль-бар "Ламманавитц", то найдете здесь два своих автомобиля.
Ты -- вшивый, Чарли! Все понял? -- И повесил трубку.-- Все в порядке,
Паланджио.
-- Еще бы! -- радостно подтвердил тот.
-- А теперь пошли в кино! -- предложил Элиа.
-- Хорошая мысль! -- сразу согласился Паланджио.
-- Вас расстрелять мало! -- заорал Джиари.
-- Сегодня крутят ленту с Симоной Симон в главной роли! -- громко
объявил Элиа собравшейся толпе зевак.
-- Пошли, посмотрим на Симону!
Взяв друг друга под руку, как истинные джентльмены, друзья уверенно, не
качаясь, зашагали вниз по улице -- Элиа Пинскер и Анджело Паланджио.
Вечерело, тени все удлинялись, а они радостно шагали на встречу с
кинозвездой Симоной Симон.