* * *
 
   Дартих ухватил юношу за одежду, рывком поставил на ноги и поволок в лес, тяжело дыша и приговаривая: «Бежать! Бежать надо!» В чаще, когда луга скрылась за густым переплетением веток, толстяк остановился, выпустил спутника и, привалившись к толстому дереву, медленно сполз на траву.
   — Чего глядишь? — буркнул он недовольным голосом. — Видишь, умаялся я. Ты ж как заяц улепетывал… Едва догнал.
   — Дартих… это… спасибо тебе! — горячо, неожиданно для самого себя горячо выдохнул парень.
   — Живи, дурень… Живи… Авось хоть теперь что-то поймешь, — отрезал Дартих.
   И стало тихо, только сипел и шумно сплевывал запыхавшийся толстяк.
   — Дартих… — снова позвал юнец.
   — Ну чего тебе?
   — Дартих, цепи с меня сними, а? Ну, раз уж мы свои.
   — Еще чего.
   — Так свои же… Ты сам так сказал!
   — Сказал. Ты — мой. Раб! — уточнил коротышка. — А я — тоже твой. Понимаешь? Твой господин. И я за тебя думаю, раз ты раб. Ладно, пошли.
   — Куда?
   — Подберемся поближе… — и позже, уже на ходу, снизошел до пояснения. — Пойми, олух, эти цепи — твое спасение. Ты же сам видел, ищут по всем дорогам. Пока в цепях — на тебя никто не глянет. Едва снимешь, так твою рожу смазливую сразу заприметят…
   Шагая по ночному лесу, толстяк продолжал бурчать. Будто и не обращаясь к спутнику, словно сам с собой.
   — Я уж и так этому остолопу, и этак… Не понимает. Я зачем в такую глушь забрел? Зачем в самые гиблые края, чтоб списали на разбойничков, если кто по нашему следу двинет. Вот не отыщут нас — что скажут? Что бандиты в лесу пристукнули… Зачем я его тащу… сопляка…
   Неожиданно развернувшись, Дартих врезал кулаком в живот парнишке. Тот, хотя и не ожидал удара, успел вывернуться — кулак попал по ребрам. Дартих, потирая ушибленные костяшки, шагал дальше уже молча. Невольник тоже не жаловался — чего уж там… если сердитый толстяк только что ему спас жизнь…
   Обойдя место ночевки по широкой дуге, Дартих вывел пленника к разоренной стоянке с другой стороны. Там по-прежнему ярко пылали костры, даже ярче — разбойники подожгли телегу. Может, нарочно, со зла, а может и по недосмотру…
   — Дальше не пойдем, — шепнул спутнику толстяк. — Опасно. Ты цепями гремишь, как призрак в полнолуние, могут услыхать. Здесь переждем, ложись. Потом, как эти уберутся, поищем съестного в дорогу. Если ничего не найдем, то и назад, быть может, придется возвратиться.
   На рассвете юноша проснулся от пинка сапогом под ребра. Беспрекословно встал и побрел за господином. На месте стоянки остались трое мертвецов, были разбросаны кое-какие припасы, второпях оброненные разбойниками. Дартих спокойно обыскал трупы, выругался обнаружив, что карманы покойников вывернуты до него… Подобрал котомку с початой буханкой хлеба и половиной сырной головы, юноше вручил мешок с овощами.
   — Половину вытряхни, — велел, — иначе не унесешь. Добро… Жратвы хватит, можно идти северной дорогой. Шагай, не спи… не приведи Гилфинг, возвратятся разбойники…
   И не оборачиваясь двинул прочь — видимо, был уверен, что юный невольник последует за ним.

Глава 19

   Выступление императорской армии на юг оказалось неожиданностью едва ли не для всех. Церемонию начала похода провели наспех — ранним утром, пока слуги только-только сходились в Валлахал… Ни труб, ни барабанов. Алекиан, лязгая алыми доспехами, передал скипетр епископу Феноксу, принял из рук маршала меч Фаларика Великого и тут же направился во двор, где уже выстроился гвардейский конвой. Меч знаменитого предка — священную реликвию — юный владыка торопливо сунул ок-Икрену, едва они вышли из тронного зала. Маршалу оставался в Ванетинии, и ему вменялось в обязанности, помимо поддержания порядка, формировать новую армию для похода на восток.
   Сам же Алекиан собирался выступить против герцога Фенгима с теми силами, что были под рукой. Еще одно войско предполагалось собрать на севере, в Анновре. Туда отправился архиепископский легат — некий отец Брак из Гевы. Пребывая на посту викария при гевском епископе, сей клирик снискал репутацию опытного воина. Поскольку новый глава Церкви усиленно пропагандировал идею единства клира (невзирая на личности светских владык, в чьих владениях служили Светлому святые отцы), то было принято решение — во главе формирующегося Белого Круга поставить именно гевского священника. Дабы на этом примере явить Миру солидарность слуг Гилфинга.
   Посему отец Брак, викарий и архиепископский легат, ныне был направлен на северо-восточную окраину Анновра, где в месте впадения реки Золотой в Великую сходились границы Империи, захваченной гномами Фенады, и владений короля Трельвеллина. Туда призывали добровольцев, желающих провести жизнь в славном служении Белому Кругу. Анноврский монарх предоставил Браку большую крепость, в ней разместилась штаб-квартира ордена. Туда спешно свозили строительные материалы, чтобы расширить укрепления и выстроить казармы и конюшни. Ожидалось, что уже в течение года число орденских братьев достигнет трех сотен, то есть крепость должна будет вместить — считая прислугу и вспомогательное войско — не меньше полутора тысяч человек. А хранилища припасов? А арсеналы? Предстоит большое строительство. Следом за крепостью в Анновре возникнут и другие — оплоты святого дела на границах Империи…
   Имея такую поддержку на границах, Алекиан рассчитывал навести порядок во внутренних областях Империи — включая и области, которые он сам счел «внутренними», вопреки мнению населения этих земель. Как только гвардия будет избавлена от необходимости воевать с нелюдями на границах, высвободившиеся силы можно будет бросить против внутреннего врага. Вот и сейчас он вел войско на юг — прекратить войну между Тилой и Дригом и вразумить обоих вассалов, Фенгима с Ройнриком. Разумеется, императору куда больше хотелось бы вторгнуться в Геву, но для такого похода сил явно не хватало. Вот пока маршал соберет войско, Алекиан предполагал совершить небольшой рейд на юг. С собой он вел три гвардейских роты и несколько десятков сеньоров из Ванета. Страну пересекли быстрым маршем. Император распорядился не тащить за собой большого обоза, чтобы не сковывать передвижений армии. В Гонзор был отправлен приказ — приготовить фургоны с провиантом, дабы обеспечить снабжение небольшого войска, когда оно покинет пределы Ванета…
   У восточной оконечности Дырявых гор Алекиан распрощался с прелатом, которого Мунт назначил альдийским епископом. Этот клирик, сопровождаемый довольно многочисленной свитой, следовал с армией до Гонзора, а теперь отправлялся на юг. Что за человек новый альдийский епископ, и какие инструкции получил он в Ванетинии, император не знал и не стремился узнать. Если уж Мунт обещал, что позаботится об Альде, пусть агенты Церкви действуют, как угодно ее главе. По крайней мере, от этой заботы Алекиан избавлен.
   Там же, у границы, к армии присоединились гонзорские рыцари под командованием юного сэра Ирвеля, младшего зятя Менгрона Маултонского. Как было велено, они привели обоз. Вообще, гонзорские дворяне при всяком случае старались показать, что не забыли — Алекииан прежде был их герцогом, вернее, целью их демонстраций было напомнить об этом факте самому императору… Но напрасно. Алекиан твердо решил для себя, что не станет делать различия между провинциями — все должны равно подчиняться имперской короне и нести равные повинности.
   В ответ на приветствие гонзорцев император заявил, что доволен их рвением, и велел сэру Валенту указать вновь вставшим под имперское знамя место в колонне… Капитан назначил южанам следовать в арьергарде. Не слишком почетная позиция, конечно. Быть может, в таком выборе выразилась давняя взаимная неприязнь альдийских и гонзорских сеньоров (естественная для соседей), а может, бравый воин рассудил, что гонзорцы станут лучше других оберегать собственный обоз…
   Так или иначе, гонзорцы, выстроившись вдоль обочины, наблюдали прохождение армии императора, дожидаясь хвоста колонны, к которому им надлежало пристроиться. Мимо них шли попарно кавалеристы в красном и желтом, затем — лучники, потом — снова кавалеристы и снова лучники, гвардейцы двигались в походной колонне поротно. Затем — несколько легких повозок со стрелами. Потом небольшой промежуток и ванетские дворяне. Этих было относительно немного, предшествовавшая междоусобица основательно проредила благородное сословие Ванета. Дворян с собственными знаменами в колонне едва набиралось полторы дюжины — куда меньше, нежели при прошлом императоре…
   Дождавшись, когда проследовали ванетцы под желтыми знаменами с красным львом, гонзорцы пустили следом обоз, а затем на тракт двинулись воины. Их тоже было немного — его величество велел оставить в герцогстве достаточно войск, чтобы противостоять, в случае чего, нападению орков. Договор договором, однако полностью доверять нелюдям нельзя…
   Да, эта императорская армия была, пожалуй, самой малочисленной за последние два века. Впрочем, и цель представлялась ничтожной — впереди лежало герцогство Тила.
 
* * *
 
   Ингви, ухмыльнувшись, взял из рук энмарца пергамент и развернул коня, чтобы ехать рядом с повозкой посланца. Тот, поклонившись раз пять, прежде чем расстался с документом и еще трижды — после, наконец опустил зад на облучок, и с любопытством уставился на демона. Тот поглядел на письмо… взвесил в ладони, любуясь красивыми разноцветными печатями, свисающими на шнурках.
   — И что же, — поинтересовался король, — ты, почтеннейший, так и вез письмо? Открыто, не прячась?
   — Отчего бы мне прятаться, — не смущаясь, ответил энмарец, — письмо-то официальное. От нашего Совета вашему величеству.
   — А полномочия у тебя какие?
   — Да какие… — теперь купец замялся. — Никаких, только вручить послание лично в собственные руки. Я человек маленький…
   — И что там, о чем письмо?
   Поблизости застучали копыта, спутники Ингви догнали его и теперь, двигаясь по обочине, пристроились поблизости, здесь дорога шла по заросшему низеньким кустарником лугу, так что сразу несколько всадников моги ехать рядом.
   Энмарский гонец, покосившись на вновь прибывших, пояснил:
   — О чем письмо я не знаю, печати все-таки на него наложены. Дело-то как было? Пристав городской мне письмо отдал, когда узнал, что я в Альду поеду, и велел вручить непременно. И ответ, если желаете, ваше величество, со мной передать можно обратно. Я же не куда-то в дальний край, я именно что в ваше Гилфингом хранимое королевство еду. Пока не распродам товарец, обратно не двинусь.
   — Ладно, — кивнул король, — посмотрим.
   Сломал печати и встряхнул пергамент, разворачивая. Ннаонна тут же подъехала ближе и сунула нос в бумагу. Остальные придержали коней — дорога спустилась в узкую лощину, лес подступил ближе. Ннаонне тоже пришлось отстать и она, как ни вертелась, все не могла заглянуть Ингви через плечо. В конце концов ее лошадка, раздраженная поведением наездницы, попыталась взбрыкнуть, и девушке пришлось успокаивать животное. Справившись, она окликнула короля:
   — Ну, что там, что?
   — Предложение союза. Хоть просто дружественного, а хоть и военного — наступательного и оборонительного.
   — Ваше величество, — подал голос энмарец, доставивший письмо, — а стоит ли при всех-то?
   — Я, почтеннейший, специально спросил о твоих полномочиях. Ты не должностное лицо, охраны тебе не дали, в секрете держать не велели. Я понимаю таким образом, что вашему Совету именно того и хочется, чтобы содержимое письма стало известно всем. Вот я и иду навстречу желаниям Совета.
   Тут, едва ли не впервые за время путешествия, подал голос Карикан. Полугость-полупленник короля, он прежде всегда держался позади и помалкивал.
   — Прошу прощения, ваше величество, — окликнул бывший граф, — я понимаю таким образом, что никого не заинтересует письмо, если о его содержимом говорить открыто. Энмарцы поступили таким образом, чтобы все знали о письме, но и чтобы заинтересовались текстом, скрытым под таким количеством печатей.
   По ухмылке демона можно было заключить, что он тоже склоняется к этому выводу.
   — А что с печатями? — обернувшись, уточнил он.
   Купец недовольно неразборчиво пробурчал под нос что-то, вряд ли являющееся объяснением. Карикан приблизился к королю, насколько позволяла ширина лощины, и пояснил:
   — Я имел дело с энмарскими документами. Обычно им достаточно одной, печати Совета. Если требуется большая торжественность, добавляют личную печать первого мага… Если мне не изменяет память, сейчас это Сопкон Рубин.
   — Я с ним знаком, — кивнул Ингви. — Да, я понял. Не больше двух печатей, а здесь — вон сколько… Эй, почтеннейший, а к кому еще отправлены послания?
   Энмаерц, к которому был обращен вопрос, замялся, потом пробормотал:
   — Я человек маленький, мне только вот письмо передать… Ответ, ежели угодно, могу обратно доставить.
   Ингви пришпорил коня и поскакал, обгоняя повозки энмарскеого каравана, свита — следом. Отъехав по дороге вперед, король заявил:
   — Если явное, «официальное», как выразился гонец, письмо отправлено мне одному, значит остальным — послания тайные. Они что, дураком меня считают, что ли?
   — А много других писем? — поинтересовалась Ннаонна.
   — Из сказанного можно заключить, что к союзу собираются привлечь принца Ленота, короля Гевы и города легонтского побережья… ну и еще кое на кого намекают. Сколько, по-твоему, отправлено писем? Ладно, едем в Альду. Быть может, мои верные графы уже ждут…
 
* * *
 
   Скорей! Скорей! Но напрасно Гезнур торопил новых союзников. Маршал и сам шагал пешком, и запрещал подгонять неупокоенных солдат. Если гнать их с повышенной скоростью, объяснял полководец, мертвые смогут идти быстрей, но запасы маны исчерпаются очень быстро, так что на восстановление магической энергии в их янтарных резервуарах уйдет куда больше времени, чем удастся выиграть спешкой. Не следует забывать, что живых колдунов в армии меньше, чем мертвых воинов, и они тоже выдыхаются. С невысоким темпом марша королю пришлось смириться.
   Теперь во главе колонны шагали невозмутимые тролли. Следом — несколько десятков всадников, потом — пешие гевцы. Их лошадей отобрали для перевозки оборудования лаборатории брата-маршала. За гевцами — на порядочно расстоянии, разумеется — двигались могнакские бойцы. Первыми — магики в волшебных доспехах, затем колонны мертвых, сопровождаемые сержантами, отбивающими на барабанчиках походный ритм. Вел армию зомби сам маршал, он один с чудовищным мечом на плечах занимал по фронту столько же места, сколько требовалось колонне мертвых солдат. Гезнур держался поблизости и даже время от времени шел пешком, чтобы пообщаться с маршалом. По дороге они строили планы предстоящей кампании, а на привалах король упрашивал мрачного чародея поглядеть в настроенный на Геву толленорн. Мистик не спорил, хотя без особой охоты занимался этим колдовством — работа с толленорном была утомительной, тонкая магия требовала большого расхода маны и физических сил, однако маршал тоже хотел быть в курсе происходящего. Задача усложнялась тем, что всякий раз приходилось посылать взгляд прибора в разные точки — Гюголан покинул столицу и лично руководил нашествием на северный берег Золотой.
   Как и было уговорено с Гравелином Серебро, едва его гномы ушли с фенадской границы, гевцы начали переправу. Разумеется, это было выгодно обеим сговорившимся сторонам: гномов никто не преследовал, а гевцы напали на страну, уверенную, что ее надежно стерегут… Никто не мог знать, что господа юга Фенады со своими вооруженными людьми отправились на север, чтобы принять участие в изгнании гномов оттуда. Дружину Гравелина они решили не трогать, напротив — ничем не выказать вражды гномам на гевском рубеже, лишь бы стерегли по-прежнему берега, да не вмешивались в события на севере страны. Поэтому гевцы, к их собственному удивлению начали наступление с большим успехом — они захватили несколько городков и замков на юге, но не решились двигаться дальше, так как подозревали подвох — слишком уж гладко прошла переправа и начало кампании. Гюголан отправился в Фенаду, чтобы лично возглавить дальнейшее наступление.
   Фенадские дворяне, получив известия о переправе гевцев, сперва не придали значения этой вести. Граф Альгейнт решил, что речь идет о каких-то шайках разбойников либо отрядах наемников, которых натравили на Фенаду гевские сеньоры. В таком случае, рассудил он, с гевцами управится Серебро. Потому граф, не задумываясь о событиях на юге, повел объединенные дружины к строящейся крепости в Ренбрит, куда сумел удрать и Гратидиан с немногими сохранившими верность людьми. Но за первыми сообщениями пришли другие — Гравелин с его войском попросту исчез, а гевцы продвигались на север. Южные сеньоры едва не взбунтовались — их замки и земли оказались в руках заклятого врага. Альгейнту удалось убедить их держаться вместе, обещая после победы над засевшими в Ренбрите гномами отправиться вместе с ними на юг… Но о событиях на севере брат-маршал с Гезнуром знать не могли, мистик настраивал толленорн лишь для того, чтобы следить за перемещениями Гюголана. И Гезнур волновался за отца, который оказался так далеко в глубине фенадских владений. Слишком уж легким оказался успех… Что кроется за этой легкостью?
   Скорей! Скорей! Гезнур спешил на помощь отцу с новыми союзниками.

Глава 20

   Вступив на земли Тилы, армия Алекиана не изменила походного порядка и не ускорила движения. Продвижение колонн под ванетскими и имперскими знаменами не выглядело нашествием — его величество следует по землям вассального владения, разве что свита несколько велика и слишком хорошо вооружена… Перейдя границу, имперцы вели себя очень сдержанно, платили за фураж и пользовались провиантом из собранного в Гонзоре обоза.
   Следуя главным торговым трактом, армия достигла города Тилы, столицы провинции. Разумеется, о прибытии Алекиана здесь знали, но, поскольку имперцы до сих пор не проявляли ни враждебности, ни злобы, их беспрепятственно впустили в ворота. Большая часть армии под командованием Валента Гранлотского проследовала дальше на запад, в Тилу вошел лишь Алекиан с отрядами нескольких ванетских сеньоров и одной гвардейской ротой — вполне приличный конвой для его величества. Тильские стражники приветствовали императора и предложили следовать во дворец, где ждут герцогиня с детьми дети. Алекиан с непроницаемым лицом, обрамленным выкрашенной в алое сталью, двинулся во главе красно-желтой колонны по улице. Горожане толпились в переулках, наблюдая за великолепным шествием.
   Когда имперская колонна достигла резиденции герцогов Тилы, и герцогиня с двумя сыновьями спустилась по дворцовой лестнице, чтобы приветствовать высокого гостя, Алекиан обернулся к гвардейцам и скомандовал:
   — Начинайте!
   Тут же рыцари и солдаты двинулись в разные стороны — часть развернулась, чтобы вернуться к воротам, разоружить стражу и захватить въезд в город, другие — к прочим воротам Тилы; несколько десятков, спешившись, бросились во дворец, расталкивая перепуганных слуг. Ванетские сеньоры и их всадники окружили дворец… Никто подобного не ожидал, сопротивления местные не оказывали. Семья Фенгима была окружена, и тут прозвучали суровые слова императора:
   — Поскольку ваш муж и отец, герцог Тилы не исполнил долга, как подобает верному вассалу, он будет арестован и предстанет перед судом. А сейчас я беру герцогство под свою руку.
   Пораженных хозяев дворца препроводили в угловую башню и заключили под стражу. Впрочем, отведенные им помещения были вполне комфортны, а вскоре к семье герцога пропустили нескольких лакеев и служанок. На сей раз Алекиан счел возможным действовать без лишней суровости, чтобы дать Империи пример того, как он будет мягок с покорными и раскаявшимся… Однако тильская казна была конфискована.
   Тем временем Валент вел основные силы к тогерской границе. По дороге ему несколько раз встречались обозы — по приказу герцога Фенгима из захваченной страны вывозилось все, что только было можно конфисковать в королевских владениях. Возчики глядели на армию под имперскими и ванетскими знаменами с огромным удивлением. На расспросы отвечали — его светлость Фенгим с армией осаждает столицу Тогера, где заперся Ройнрик V.
   Армия императора по-прежнему не проявляла враждебности по отношению к населению, и за все необходимое Валент велел расплачиваться серебром (благо, герцогская сокровищница была в руках Алекиана). Обозы, идущие из Тогера, капитан велел пропускать беспрепятственно — все равно следуют в столицу, к императору… Перейдя границу, командующий встретился с послами, отправленными императором к враждующим вассалам, тем самым, что оказались свидетелями генерального сражения. Одноглазый ветеран доложил Валенту о силе и составе армии герцога Фенгима, и капитан решил, что вполне может вразумить тильца с имеющейся в его распоряжении армией. Гвардейцы ускоренным маршем двинулись к Тогеру, главному городу королевства. Теперь они шли по землям, разоренным нашествием — повсюду попадались брошенные и разоренные замки, покинутые жителями деревни… С фуражом проблем не возникало, а продовольствие отыскать было непросто. Впрочем, прокормить небольшую армию Валента оказалось не так уж сложно.
   Наконец, когда стемнело, на горизонте показалось зарево — пылали окрестности тогерской столицы. Валент остановил войско на ночевку и выслал лазутчиков. Через несколько часов разведка возвратилась. Валент выслушал доклады — Фенгим обложил город, но люди Ройнрика отбиваются очень храбро, так что захватить Тогер приступом не удалось. Длительная осада тоже вряд ли принесет успех — в городе многочисленный хорошо вооруженный гарнизон, и наверняка накоплены большие припасы продовольствия. Поэтому тильцы строят осадные машины, окружают город палисадами, ну и — как обычно в подобных ситуациях — грабят и жгут окрестные поселения. О прибытии имперского отряда Фенгиму, разумеется, известно, однако беспокойства он не проявляет.
   — Что ж, — решил Валент, — завтра выступим до рассвета и дадим бой.
 
* * *
 
   Чем ближе к городу, тем больше попадалось по дороге повозок — теперь к сбору урожая приступили и в этой части страны, крестьяне начали свозить плоды своего труда в столицу. Ингви, оставив фургоны позади, с конными отправился в Альду. Короля узнавали, возчики и пешие путники кланялись с искренними, похоже, улыбками.
   В воротах пришлось даже ненадолго остановиться, поскольку столпившиеся на узком пространстве альдийцы непременно желали поглазеть на монарха и поприветствовать его. Наблюдая такую радость и верноподданническое рвение, Ингви отвечал на поклоны кивками и медленно пробирался между сгрудившихся повозок. Когда король с конвоем выбрался наконец из затора, он шепнул Ннаонне с прежней кривой ухмылкой:
   — Судя по радости этих людей, Мертенк еще не успел приступить к сбору налогов. Мне следовало еще задержаться…
   — Верно, твое демонское, — подхватил Никлис, расслышавший фразу монарха, — налогов не собирали. Это чуть попозже, когда урожай совсем поспеет. Тогда крестьянишки свозили, слышь-ка, зерно да овощи, продавали их, а потом — некоторые к нам на северную сторону. Ну, пиво дешевле-то у нас… Тех мы, бывало, щипали…
   Бывший воришка задумался — должно быть, взгрустнулось о прошлых деньках. Меланхолия начальника стражи, похоже, передалась всем, до Альхеллы доехали в молчании, но горожане на улицах неизменно радостно приветствовали короля… Во дворце Ингви поджидали оба графа — они как раз прибыли накануне, но расположились (каждый со своей свитой) в удаленных друг от друга покоях. И вот наконец вернулся Ингви — оба явились его встретить.
   Теперь, когда они приехали с женами, эльф с орком меньше подкалывали друг дружку — присутствие жен заставляло Кендага с Филькой быть сдержаннее. Графини также поминутно косились друг на друга, похоже, беседа у них никак не завязывалась. Ллиа Найанна была более чем просто ослепительна — изящная, почти кукольная красота эльфийки подчеркивало переливающееся всеми цветами роскошное платье, кружева, ожерелья и венок из живых роз в золотых кудрявых волосах. Супруга Лорда Внешнего Мира, напротив, нарядилась подчеркнуто неизящно. На ней была потертая кожаная куртка, вся в царапинах от звеньев кольчуги, и такие же брюки, заправленные в высокие сапоги. Роскошные рыжие волосы Агриста стянула в хвост, перевитый тонкими ремешками — так сподручней в бою и в походе.
   Выглядела рослая экс-королева, будто только что возвратилась из опасного рейда и намеревалась вот-вот снова устремиться в битву. Подходящая супруга для воинственного оркского лорда! После того, как графы церемонно представили жен королю (Ллиа Найанна присела в грациозном реверансе, Агриста улыбнулась и кивнула), воцарилась тишина. Ингви еще раз оглядел обеих дам, ухмыльнулся и объявил: