Исьемини Виктор. Львы и Драконы

   Ннаонна экспериментировала. Вампиресса уселась на кровать с бокалом вина и пыталась поднести сосуд к губам. Амулет противодействовал, и девушка пробовала различные варианты — то выше, то ниже, то внезапным рывком. Иногда вино проливалось, и на полу уже образовалась лужа. Оба были совершенно увлечены этими мирными забавами, когда в коридоре раздались шаги, бряцанье оружия и затем в дверь постучали. Ингви вздохнул и отложил перо. Ннаонна попыталась молниеносным броском — будто амулет мог отвлечься стуком — достичь цели.
   — Почти получилось, — хладнокровно констатировала вампиресса, смахивая капли пролитого вина с манжета. — Интересно, кого еще принесло на ночь глядя?
   Ингви встал, прошел к двери и открыл. Незнакомец в заляпанном серой грязью плаще и четверо орков склонились перед ним.
   — Приветствую, — обратился к ним король, ожидая объяснений. — С чем пожаловали?
   — Ваше величество, — вновь прибывший человек извлек из-под полы и протянул Ингви перетянутый тесьмой документ. На тесьме покачивалась печать внушительных размеров, оттиснутая на синем воске. — Вот моя верительная грамота.
   Ингви развернул пергамент:
   — Посол его величества Гезнура, короля Гевы? Короля?
   — Мое имя Мернгрип из Ранвагна, — посол снова поклонился.
   Демон с удивлением поглядел на незнакомца поверх документа.
   — А что с Гюголаном, сэр Мернгрип?
   — Его величество Гюголан жив и, надеюсь, здоров, — отозвался посол. — Но, поскольку он отягощен преклонным возрастом, то назначил старшего сына соправителем. И я здесь по поручению Гезнура…
   — Отлично, — кивнул демон. — Гезнур сделал замечательную карьеру, если это можно так назвать. А вы?
   Последний вопрос был адресован оркам, сопровождавшим посла. Старший из нелюдей снова поклонился. Его нагрудник украшала серебряная волчья голова, свидетельствующая о высоком ранге воина.
   — Сотник Рейриг, — назвался он. — Мы встретили этого человека к югу от гор Туманов. Он назвался гевцем и послом к тебе, король Ингви. Гевские люди лучше иных людей. Мы проводили его сюда.
   — Я бы прибыл скорее, — пояснил гевец, — да мой конь был убит стрелой…
   — Мы не знали, кто это, — пояснил Рейриг, — когда разобрались, доставили человека сюда как можно скорее. Он говорит — начинается война. Он хочет звать тебя, король Ингви, против Империи.
   — Да… — вставил посол, — это верно. Имперское войско идет на нас, король Гезнур просит помощи.
   — Веди нас, король Ингви, — уверенно потребовал орк с серебряным волком. — Мы готовы!
   — Готовы? Но…
   — Весть о том, что отыскалась наследница Сына Гангмара, достигла Короны, достигла дальних лесов! Наш народ соберется под твое знамя! — торжественно объявил сотник. — Только брось клич!
   Ингви покачал головой. Развязать новую Великую Войну? Нет, это слишком. Зато Ннаонна, кажется, воодушевилась. Она встала рядом с королем и гордо задрала подбородок — еще бы, речь-то шла о ней!
   — Ну что, — деловито осведомилась вампиресса, — когда выступаем?
   — Я должен подумать, — объявил Ингви. — Мне как-то не приходило в голову… что я теперь… а кто я, собственно теперь, а? Зять Гангмара?
   Да, здесь есть… есть, над чем поразмыслить…
 

* * *

 
   — Они остановились! Готовятся к битве! — гонец швырнул под ноги королевскому коню срубленный «знак» — пожухлые дубовые ветви, перемотанные ивовыми прутьями, символ вызова на бой.
   Гезнур проследил взглядом полет конструкции и чуть раздвинул губы в улыбке. Сам он с презрением относился к уходящим в прошлое «благородным» обычаям.
   — Что это значит? — хмуро осведомился некромант.
   — Будем убивать человеков, значит, — громыхнул сверху тролль Гырмынг, поглаживая здоровенную дубину, грубо вытесанную из дубового ствола и усаженную стальными штырями полуметровой длины. — Хорошо это есть. Потеха.
   После того, как разведчики сообщили о приближении ванетской армии, Гезнур велел собственному войску остановиться и выслал сильный авангард, чтобы разобраться в намерениях неприятеля и уточнить, насколько он силен.
   Предводители выехали вперед и остановились на небольшом пригорке, ожидая известий, в то время как отряды гевцев, андрухцев и дригцев, покидая тракт, расходились в стороны, образуя широкий фронт. Пред ними лежала пересеченная местность, неудобная для большой битвы, и, прежде чем выдвигаться в поисках более удобного поля, Гезнур собирался разобраться в обстановке. Тем не менее, фронт лучше развернуть заранее, чтобы отряды не мешались и не сбились в толпу.
   — Впереди большое поле, — продолжил разведчик, — и на западном краю выстраиваются ванетцы.
   — Сколько их? — поинтересовался герцог Бельвар.
   — Трудно сказать, ваша светлость, они все еще подходят по дороге, — гонец указал рукой, как будто отсюда можно было разглядеть марширующих имперцев. — Много пехоты, несколько тысяч, это все, что ясно уже сейчас.
   Гезнур вдруг осознал, что именно от него все ждут распоряжений. Гевец был довольно опытным военачальником, но никогда прежде ему не доводилось руководить такими крупными силами. К тому же на карту поставлено непомерно много. Он привел сюда, на ванетскую территорию все, что Гева смогла противопоставить имперскому нашествию — если Гезнур проиграет сейчас, королевство погибло… Под началом младшего короля сейчас были союзные отряды рыцарей из Андруха и Дрига, а также собственно гевское войско, заметно поредевшее после летней фенадской кампании. Правда, вооружены гевцы отличным трофейным оружием.
   Еще наемники — немногим меньше тысячи опытных пехотинцев, те, кто вызвался драться за Геву, получая урезанную плату. Патриоты… Несколько десятков предводителей вольных отрядов из Ренприста объявили, что считают «мокрое королевство» своей родиной, хотя формально не являются подданными Гезнура и Гюголана. Эти капитаны оказались настолько решительно настроены, что вызвались платить часть жалования из собственного кармана. Остальное, разумеется, выдаст казна.
   Гезнур даже слегка расчувствовался, когда ему выборные от наемников сообщили ему о своем решении драться за Геву. Но, поразмыслив, решил, что такой поступок — в порядке вещей. Солдаты удачи защищают собственное коммерческое предприятие, свой доходный промысел. Если в нынешней войне победят имперцы, база наемников в Ренпристе наверняка будет разгромлена, и самому институту наемничества придет конец. Этим, конечно, и объясняется патриотический порыв алчных беспринципных вояк, этим объясняется их внезапная щедрость…
   Ну и самое главное — помимо отрядов рыцарей и наемных солдат, под командованием Гезнура сюда явился Гырмынг с сородичами и «армия мертвых»: почти три сотни неупокоенных да четыре десятка чародеев. Силы, выставленные Гевой, невелики, но и враг тоже не слишком крепок. Победа представляется вполне реальной.
   Гезнур оглядел подчиненных и отдал приказ:
   — Ваша светлость Бельвар, выводите своих всадников на левый фланг и продвигайтесь в западном направлении, пока не достигнете поля, о котором говорит гонец. Сэр Трейен, выводите ваших дригцев на правый фланг. Приказ тот же. Выдвигайтесь на восточную оконечность поля и ждите приказов. Маршал, вашей колонне — продолжать движение по дороге, следом за гевцами. Я соберу наемников и вскоре присоединюсь к вам.
   — Хорошо! — объявил Гырмынг, взмахивая палицей. — Потеха!
   От этого движение пронесся ветерок, расправивший складки на знамени — белый дракон поверх синих и зеленых клеток взмахнул длинным хвостом. Наверное, ему тоже было хорошо.

Глава 30

   Осада Ренбрита протекала скучно. Гномы привели в порядок недостроенную стену и сидели на вершине горы, не пытаясь повторить вылазку. Фенадцы неторопливо укрепляли свои позиции в долине и поначалу тоже не лезли на рожон. Вскоре выяснилось, что и у них намечаются проблемы с продовольствием и фуражом. Когда восстание началось, урожай еще не был убран полностью, а поскольку многие предпочли охоту на нелюдей привычному крестьянскому труду, то часть хлеба так и осталась гнить на полях. К тому же Альгейнт, как выяснилось, не позаботился о поставках. Граф умел водить в набеги отряды латников, он даже разработал вполне сносный план восстания, но опыта руководства армией у этого сеньора не было. Уже к исходу второй недели осады стало ясно, что продовольствия явно недостаточно для толпы, которая сошлась под его знамена.
   Тогда, не мудрствуя лукаво, граф велел готовиться к приступу, благо его ополченцы уже успели соорудить достаточное количество лестниц и подвижных щитов. Вина по-прежнему в лагере было вдоволь, и как-то на рассвете после скудного завтрака воякам было выдано по кружке хмельного напитка. Посланцы графа с деланным энтузиазмом объявляли, что нынче предстоит штурм, щедро наливали и объясняли тем, кто сомневается в успехе, что карлики уже оголодали в их горной твердыне, так что взять их будет несложно.
   Известие о предстоящем приступе на первых порах не вызвало у фенадских ополченцев большого энтузиазма, но по мере того, как латники Альгейнта наливали вино и напоминали о богатствах, свезенных нелюдями в Ренбрит, воодушевление вояк росло — и к тому моменту, как граф отдал приказ выступать, войско пришло в нужное расположение духа.
   По более пологому склону к ренбритским стенам поползли подвижные щиты, а там, где горный склон был обрывистым и подступиться к укреплениям казалось почти невозможно, из лагеря выдвинулась боевая машина — мощный приземистый сарай на колесах. Под прикрытием машины предполагалось обрушить часть стены, возвышающуюся над обрывом. Хотя склон и сам по себе был серьезным препятствием, но Альгейнт и его сподвижники рассудили, что это хотя бы отвлечет часть осажденных от обороны стен со стороны пологого склона. Фенадцы имеют большое численное преимущество — следует его использовать и атаковать крепость со всех сторон.
   Воины Крактлина, едва заметив приближающихся врагов, без суеты заняли места на стенах. Они были даже рады началу приступа — драчливым и деятельным карликам наскучило ожидание. Застегивая на ходу латы и опуская личины тяжелых шлемов, они блестящей и громыхающей вереницей двигались по стенам, занимая места у парапета — снизу их было плохо видно из-за бруствера, но фенадцы видели мелькающие между зубцов лезвия секир и пестро раскрашенные щиты. Часть защитников встала на стене там, где под склоном двигалась машина, но предпринимать что-либо против нее было рано — неуклюжее сооружение ползло с черепашьей скоростью.
   Зато расчеты катапульт уже взялись за дело, швыряя камни в приближающихся фенадцев. Штурм начался.
   Небольшие булыжники, пущенные наспех собранными катапультами, летели не кучно, пока еще ни один снаряд не поразил цель, и фенадцы, робевшие сперва перед «гномьим чародейством», почувствовали себя уверенней. Постепенно, по мере того, как они поднимались к стенам, пологий участок склона становился все уже, штурмующим приходилось сближаться — и вот наконец первый удар обрушился на щит. В ответ из-за досок послышался хор проклятий и ругани, длинные тяги, на которые налегали ополченцы, дернулись в руках, кому-то больно отдалось в плечо, но сооружение выдержало. Тут же штурмующие радостно загомонили и стали толкать щит быстрей, чтобы скорее достигнуть стены. Вскоре они оказались в мертвой зоне, куда гномы боялись швырять камни из опасения задеть гребень стены. Здесь лучники выскочили из-под прикрытия, рассыпались цепочкой и принялись пускать стрелы в защитников, вынуждая последних укрыться за щитами. Дощатые сооружения, сопровождаемые стрелками, двинулись дальше, штурмующие приготовились ослабить крепеж лестниц, притороченных к щитам. Но когда они придвинулись поближе, нелюди принялись швырять заготовленные камни вручную. Лучникам пришлось отступить за пределы гномьего броска. Щиты содрогались и трещали под ударами камней. Когда наконец поток снарядов иссяк, фенадцы придвинулись вплотную к стене и перерезали веревки, удерживающие лестницы.
   В этот момент штурмовая машина только-только достигла подножия скалы. Саперы выдвинули из передней стены два бурава и принялись расшатывать камни. Вместе с ними под навесом находилось трое магов, эти начали нараспев читать заклинания, чтобы помочь инструментам быстрей буравить горный склон. Несколько гномов принялись швырять сверху камни, которые, скатываясь по склону, вызывали небольшие лавины. Груды булыжников с грохотом обрушивались на верхний настил штурмовой машины, но дубовые перекрытия усиленные магией, держались хорошо.
   Лучники непрерывно обстреливали бруствер, но гномы, защищенные отличными латами, без устали швыряли камни, едва в подвижном щите открывался проем и на лестнице показывался фенадец. Наконец поток камней стал реже — нелюди исчерпали запасы, заготовленные на бруствере, теперь в ход шло то, что им подавали снизу. Со стороны отвесного склона обвалился порядочный кусок скалы, крепостная стена над обрывом подозрительно вздрогнула, новая лавина с шорохом и треском соскользнула по скату и обрушилась на штурмовую машину… Несколько гномов покинули посты с пологой стороны и бросились туда, где неожиданно возникла новая угроза.
   Тем временем подошли к концу и стрелы у фенадцев, штурмующих со стороны дороги. Теперь пришло время решительного приступа.
 

* * *

 
   — И все-таки, братья, почему именно я? Для чего вы хотите привезти меня в столицу?
   — Потому что у нас приказ. Повеление его высокопреосвященства, — в который раз устало повторил старший монах.
   За время пути Когер уже успел порядком надоесть своей неутолимой жаждой к разговору. Даже трепло Тонвер теперь казался не таким уж занудой — его присказки были, по крайней мере, не лишены смысла. А знаменитый проповедник Когер, о котором шла молва, будто сам Светлый вещает его устами, оказался туповат и надоедлив. Притом едут они в одном фургоне, так что от расспросов никуда не скроешься.
   — Я понимаю, что приказ… — тянул Когер. — Но почему именно я? В чем причина?
   — Для меня достаточно и приказа, — пожал плечами старший, — других причин мне не требуется. Мне велено разыскать вас и привезти в Ванетинию, к его высокопреосвященству. Мы — маленькие люди, верно? Наше дело — исполнять приказы старших.
   Вообще-то, монаху были даны кое-какие инструкции, Когера следовало наставить в определенном духе… но агент архиепископа просто боялся излагать недалекому проповеднику довольно сложные вещи, которые неминуемо повлекут новые и новые вопросы…
   — Всегда следует предпочитать старшинство и воздавать старшинству, как сказал блаженный Эстуагл молодому монаху, — наставительно заметил из глубины повозки толстяк Тонвер.
   Начальник скорбно вздохнул — теперь еще и этот заведет свои речи. Не смущаясь реакцией главного монаха, коротышка продолжил:
   — Это случилось, когда они, странствуя, остановились в некоем замке, и хозяин подал к столу жареных цыплят. Каждому путнику было предложено по тушке, однако один цыпленок был почти взрослым петушком, а другой — совсем крошечным птенчиком. «Всегда следует предпочитать старшинство», сказал блаженный Эстуагл и забрал б о льшую порцию себе.
   Старший монах снова вздохнул и заявил:
   — Брат Тонвер, возьми вожжи, я хочу немного пройтись. Ноги разомну.
   Монах решил, что, шагая в стороне, может ненадолго отдохнуть от общества болтунов. Тонвер, веселый и доброжелательный, как всегда, тут же пересел на облучок и обратился к проповеднику:
   — А вам, брат Когер, я напомню о том, что вас уже как-то приглашали в столицу. Верно?
   — Да, брат мой, но…
   — К покойному императору, светлая ему память, — тут же подхватил толстяк, не давая собеседнику завладеть инициативой, — и его императорское величество, хотя и не проникся духом ваших проповедей, брат Когер, однако назначил пенсию, не так ли?
   — Да, мне было назначено содержание, благодаря которому я получил возможность продолжить свои труды. Но его императорское величество Элевзиль погиб злою смертью…
   — Как мученик! — снова встрял Тонвер, — воистину, как мученик за веру погиб добрый император!
   — Да, да!
   В голосе Когера послышалась заинтересованность, а старший монах задумался — не для того ли приглашен проповедник в Ванетинию, чтобы своим авторитетом подтвердил возведение покойного Элевзиля в сан мученика? Заиметь святого покровителя было бы хорошим ходом. Тем временем Тонвер гнул свое:
   — А ведь священные книги учат нас воздавать добром и за доброе, и за злое! Слыхали ль вы, брат, историю Мерка Старого и разбойников? Нет? Блаженный Мерк угодил как-то в лапы разбойников, злодеи связали его, посулив казнить наутро, а сами предались пьянству и прочим излишествам. Однако, когда они перепились и уснули, Мерк сумел освободиться от пут и в свою очередь связал их. Наутро, вооружившись дубинкой, добрый странник растолкал связанных злодеев и повел в город, где их ждала неминуемая казнь. Атаман разбойников просил блаженного отпустить их и клялся, что оставит стезю зла, на что Мерк ответил: «Нет, несчастная заблудшая душа! Не верю, что ты обратишься к добру, Мир и мирское губит тебя, уж лучше быть тебе казненным, но спасти душу! Я же воздавая добром за зло, помолюсь за вех вас бесплатно, ибо уплатить вам нечем!» Так сказал блаженный Мерк, ибо отобрал у разбойников не только свои собственные деньги, но и все ценности, что нашлись у этих заблудших агнцев. И блаженный был, разумеется, мудр в своем решении. Отпусти он злодеев, те непременно нагрешили бы сызнова и ждало бы их Гангмарово Проклятие, а вот теперь эти агнцы несомненно пребывают в Гилфинговом Блаженстве, ибо молился за них величайший подвижник и предстоятель!
   — А мораль, брат мой? — вскричал очарованный Когер. — Какая мораль?
   Тонвер, уронив вожжи на колени, развел пухлыми ладошками.
   — Откуда же мне знать, добрый брат? Я маленький человек… Прислушайтесь к словам его высокопреосвященства, и исполните их в точности, не задавая лишних вопросов. Такая мораль, полагаю, не хуже любой иной.
   — Да, но как же я…
   — Только проповедью! — встрял в беседу старший монах. Он решил, что наконец-то пришел удобный момент сказать то, что поручено. — Одной из ваших великолепных проповедей послужите делу Света. Оглянитесь, брат Когер! Мир на пороге новой Великой Войны. Церковь и Империя — против нелюдей и отступников. Сейчас настало время сделать выбор — каждому! Каждый в душе своей должен решить, со Светом он или с Тьмою! Гевцы — безбожники и друзья нелюдей — осмелились поднять меч против законного монарха. Скажите, брат, свое слово, обратитесь к людям, к истинным сынам Гилфинга Светлого, вразумите словом, пусть отступятся от негодного короля Гевы, злодея и клятвопреступника, пусть станут на сторону светлого императора Алекиана! Грозные знамения предвещают беды, испытания и несчастья грядут…
   — …И жрать хочется, — хладнокровно заключил брат Тонвер.
 

* * *

 
   В первой же деревне, которая попалась на пути, Дартих купил новую одежду, в затем, увел спутника прочь. Тот ожидал, что они отыщут харчевню или постоялый двор, чтобы поесть горячего, но коротышка был неумолим. На расспросы он ответил (сопроводив слова, как обычно, крепким тычком под ребра):
   — Деревенька малая, смекаешь? И мужиков не видать.
   — Смекаю, но что с того? — потирая ушиб, спросил парень.
   Они уже проходили мимо окраинных домишек, удаляясь из села. Дартих оглянулся, дернул цепь, поторапливая невольника, и принялся объяснять:
   — Раз деревня мала, то и постоялого двора здесь нет. Дорога-то не слишком оживленная, места глухие. Незачем здесь постоялому двору быть. Дальше… раз мужиков не видать, то похоже, что местных мы как раз и повстречали, когда они за гномиком-то гнались. И если кто из них живым возвратится да нас приметит — быть беде. Понял? А ну, давай-ка за мной, с дороги.
   Путники спустились в овраг, где журчал довольно глубокий ручей. Там Дартих разделся сам, и заставил невольника сбросить все провонявшие грязные тряпки. Затем велел лезть в воду.
   — Там холодно, замерзну… — протянул невольник. — и цепи заржавеют. А может, снимешь их, а? Я не убегу, честно.
   — Ничего, лезь давай, — напутствовал его Дартих, и принялся разводить на глинистом берегу костер.
   Затем коротышка швырнул в огонь тряпье и быстро вбежал а ручей, поднимая тучи брызг. Рухнул в воду, поворочался, затем принялся быстро оттирать грязные бока. Юноша несмело попробовал ногой воду — холодно. Но, делать нечего, бултыхнулся тоже, от студеной воды захватило дух. Наскоро отмывшись, выскочил на берег, гремя кандалами, и стал растираться чистой рубахой, купленной для него Дартихом. Когда он пришел в себя и немного согрелся, то по примеру коротышки завернулся в плащ и сел у костра, с наветренной стороны, чтобы меньше доставалось смрада от сгоревшей одежды. Хозяин уже варил овощи в горшке, который, оказывается, успел стащить в деревне. В кошельке гнома нашлось довольно много серебра, можно было и купить горшок вместе с одежей, но почему-то Дартих предпочел воровство. Привычка, быть может.
   Во время купания невольник заметил, что хозяин его — довольно рыхлый на вид. Прежде парень замечал, что Дартих отличный пешеход и ловкий боец, но вот фигура у него оказалась, прямо сказать, не выигрышная — пузатый, с дряблыми мышцами и тонкими руками. До чего бывает обманчива внешность!
   Коротышка отомкнул ножные кандалы, чтобы юноша смог натянуть штаны, затем снова защелкнул замки. Потом операция повторилась с рубахой. Парень с сомнением ощупал грубую ткань плаща.
   — Ничего! — подбодрил его хозяин. — Пока в таком походишь, а как до города доберемся, снова сменим наряд.
   Но до города им пришлось шагать довольно долго по глухим, едва обжитым краям, где и деревни-то попадались лишь изредка. Невольнику казалось, что к югу лежат богатые густонаселенные районы, но хозяин вел его, все время выбирая дорогу, берущую северней. Зато теперь, переодевшись в крестьянский наряд местного покроя, Дартих перестал избегать жилья — они заходили в деревни, просились на постой, обедали с хозяевами. В этих глухих краях закованный в цепи невольник был в диковинку, их часто расспрашивали, парень помалкивал, а Дартих без запинки врал — всякий раз что-то новое. Наконец дорога вышла из лесов и привела путников к широкому торговому тракту. Здесь снова начинались обжитые земли.

Глава 31

   В лесу было светло и тихо. Листва опала и тонкие ажурные силуэтs невысоких деревьев черными угловатыми узорами расчеркивали мутное осеннее небо. Только что закончился небольшой дождь, капли медленно ползли по мокрым ветвям, собирались, набухали округлыми пузырями и срывались вниз — на густой желто-бурый ковер палой листвы. Груды листьев глушили стук копыт, слышалось только бряцанье сбруи да лязг доспехов…
   Сэр Брудо решил срезать угол и выехать на поле не по дороге, огибающей полосу негустого леса, а напрямую, через заросли. Конвой и оруженосцы следовали за ним рассыпным строем. Вскоре деревья расступились, и маршал выехал на поле — перед ним расстилалась черная мокрая пашня. Кое-где щетинились островки стерни, а посреди поля возвышался небольшой холм, поросший лесом.
   Заметив маршала, командир авангарда направился к нему.
   — Гевцы срубили «знак»! — доложил рыцарь. — Вызов принят.
   — Ага… — протянул ок-Икерн, оглядывая противоположный края долины.
   Там, за холмиком, разъезжали туда и сюда всадники, в центре довольно большая группа стояла неподвижно. На минуту тучи расступились и солнечные лучи заиграли на полированных латах основного отряда гевцев, замершего в центре и наполовину укрытого от глаз маршала лесистой высоткой. Это тяжелая кавалерия, можно даже различить узкие значки дворян. Солнце скрылось, и картинка тут же потеряла цвет, стала серой.
   Подскакал латник и доложил, что колонны, обогнув лес, подходят по дороге с юга. Ок-Икерн отдал приказ волонтерам пересечь поле и занять позиции на левом фланге. Правый он оставлял для ванетских дворян. Центр был прикрыт от кавалерийских атак неприятеля лесистым холмом, поэтому маршал велел свести лучников из всех колонн и выстроить в центре. Вторую линию на флангах образовали отряды ополчения, выставленные цехами. Разумеется, самыми надежными были ванетинцы, эти, по крайней мере, знали, за что сражаются — когда поток южных товаров пошел через Геву, доходы цехов Ванетинии тут же упали. Пока не слишком сильно упали, до вполне ощутимо, чтобы возмутить бюргеров и вдохнуть отвагу в их сердца. Пусть на знаменах цехов нет львов, драконов и иных геральдических чудовищ, но за свои доходы почтенные горожане будут драться не хуже титулованных дворян, которые сражаются ради славы.
   Позади ок-Икерна шло бурное обсуждение предстоящей битвы. Молодые дворяне, составлявшие свиту маршала, строили догадки, куда будет направлено острие главного удара и как скоро имперская армия победит гевцев. Сэр Брудо тяжело вздохнул — он крепко сомневался в победе и уж, во всяком случае, не намеревался атаковать. Разумеется, к Алекиану были отправлены гонцы с донесением, но между этим полем и императором не менее двух дней быстрого марша, а враг не для того вторгся на территорию Ванета, чтобы теперь дать возможность обеим армиям Империи соединиться. Что ж, пусть гевцы атакуют…