Никто здесь не нуждался в объяснении, что револьвер тридцать восьмого калибра был стандартным казенным огнестрельным оружием работников полицейского управления Сан-Франциско.
— Дай мне твое оружие, Ник, — чуть ли не извиняясь, сказал Уокер.
— Господи Иисусе, Фил, — спокойно проговорил Ник, — неужели ты веришь, что я…
— Послушай, дай мне твое оружие, Ник. Пожалуйста.
Карран пожал плечами, вытащил револьвер из кобуры, закрепленной на груди, и отдал его начальнику отдела по расследованию убийств. Уокер взял револьвер, понюхал дуло, как знаток пробует вино двойной выдержки, и покачал головой. Он отдал оружие одному из работников «Внутренних дел».
— Что ж, хотя это еще ни о чем не говорит, Ник, но из этой штуки давно не стреляли.
— В последней раз я испытывал его на нашем полигоне две, а может, три недели назад. Я не убивал Нилсена, ты ведь знаешь.
— Я знаю только то, что Нилсен не был убит из этого револьвера. Это все, что я могу сказать с полной уверенностью.
Уокер не смотрел Нику в глаза. Он повернулся и пошел прочь к своей машине.
— Вы думаете, я…
— Я так не думаю, сынок, — сказал Гас. — Но должен сказать тебе, у меня тут мало единомышленников.
Лейтенант Джейк Салливан, тоже следователь «Внутренних дел», такой же иезуит, как и покойный Нилсен, сказал: «Здесь распоряжаюсь я», — и в упор посмотрел на Ника.
— Карран, проследуй в управление. Нам нужно немного поговорить.
Было ясно, что Салливан не приглашает Ника на Дружескую беседу за чашечкой кофе.
— Я подозреваюсь в убийстве, Салливан?
— Возможно.
— Тогда огласите мои права и арестуйте меня.
Ника поразило, что он повторял почти те же самые слова, с которыми обращалась к нему Кэтрин Трэмелл. Салливан пожал плечами.
— Раз ты хочешь этого, Карран, мы можем пойти тебе навстречу.
— И с большим удовольствием, — сказал Моран, еще одна тупоумная сволочь из «Внутренних дел».
— Послушай, Ник, — сказал Гас Моран, становясь между своим напарником и двумя полицейскими. — Сделай себе одолжение хоть раз в жизни. Помоги этим парням разобраться что к чему.
Казалось, Карран вот-вот потребует, чтобы ему зачитали его права, гарантированные конституцией, и надели наручники, но это было слишком большим позором для полицейского, и даже Карран не стал испытывать судьбу.
— Я отправлюсь в нижнюю часть города, Салливан, но только для того, чтобы доказать вам, что я всегда сотрудничаю с правоохранительными органами как честный, добропорядочный гражданин.
— Хорошо.
— И доказать вам, что я не убивал этого… — он кивнул в сторону мертвого Нилсена. — Этого полицейского.
— Ничто, Карран, не доставит мне большего удовольствия, — сказал Салливан, но никто не поверил ему.
— Ты ведь не любил Марти Нилсена, правда, Карран? — спросил Моран таким тоном, будто привел блестящий аргумент в споре на жаркой предвыборной дискуссии.
— Это и так всем известно. Я уверен, что и ты кое-кого не любишь, Моран. И бьюсь об заклад, что полным-полно людей, которые терпеть не могут тебя.
— Это не относится к делу.
— Ты набросился на него вчера днем, — сказал Салливан, — на глазах более, чем десятка офицеров полиции.
— Правильно. Ну и что из этого? Хорошо. Я пришел кое-что выяснить у него. И потерял самообладание.
— А может, у тебя его никогда и не было. Может, ты поджидал Марти за баром «Десять-четыре» и пустил пулю ему в голову. Может, ты хотел еще раз посчитаться с ним за то, что он был строг к тебе. Ведь и такое вероятно, правда?
— Насрать мне на то, как Нилсен относился ко мне, Моран. Я вообще не обращал на него внимания.
— Тогда что же так достало тебя, так задело тебя за живое? — спросил Салливан. — Почему ты его вдруг возненавидел?
— Я относился к нему безразлично, но он… Послушай, Нилсен заполучил мое досье вместе с медицинской картой. Ее завели на меня в управлении сразу после того, как я пустил в расход двух туристов.
Толкотт поморщился. Он терпеть не мог такие грубые, прямолинейные выражения. Он предпочел бы медицинские термины Бет — травма или несчастный случай.
— Бред собачий, — убежденно сказал Моран.
— Я знаю, что он достал мое досье. Но ему этого было мало, он использовал его. И показывал за пределами управления. Он использовал мое досье против меня.
— У тебя есть какие-нибудь доказательства? Можешь ты убедить нас, что он действительно показывал кому-то твою медицинскую карту? И есть ли у тебя доказательства того, что он вообще владел ею?
Конечно, доказательства у Ника были. Он располагал множеством доказательств. Но если он расскажет о Кэтрин Трэмелл и ее сверхъестественной осведомленности о его психике и привычках, они подумают, что он совсем сбрендил. А если он расскажет о признании Бет Гарнер в том, что она отдала его досье Нилсену, у нее будут неприятности. Ему оставалось только одно — лгать.
— Я спрашиваю о доказательствах, Карран. У тебя они есть?
Ник Карран покачал головой.
— Нет. Нет. У меня нет никаких доказательств.
— В таком случае, у тебя вообще ничего нет, — заметил Моран.
— Только я еще не совсем свихнулся, чтобы впутаться с человеком в драку, а двумя часами позже пристрелить его из служебного револьвера тридцать восьмого калибра. Это ведь тоже о чем-то говорит, правда?
— Вовсе необязательно. Люди иногда совершают безумные поступки? Ты ведь знаешь об этом, Карран.
Дверь в комнату для допросов открылась, и вошла Бет Гарнер. Под глазами у нее залегли темные круги, будто она не спала всю ночь, а не была всего-навсего поднята с постели плохими новостями. Она с беспокойством посмотрела на Ника Каррана.
— А вот и наш специалист по людям, совершающим безумные поступки, — сказал Моран.
Салливан меньше всего хотел видеть здесь психиатра Каррана.
— Мы побеседуем с вами позднее, если вы не возражаете, доктор Гарнер.
— Я бы хотела присутствовать здесь, я думаю, что могла бы помочь расследованию.
— Я на самом деле попросил бы…
Странно, но именно Толкотт решил и спор. Для репутации управления было лучше объявить Каррана безумным полицейским, нежели признать при всем честном народе, что работник полицейского управления Сан-Франциско хладнокровно убил коллегу-полицейского.
— Я не вижу ничего дурного в том, чтобы доктор Гарнер присутствовала здесь, если не возражает детектив Карран.
Ник пожал плечами.
— Мне все равно.
Бет Гарнер кивнула, взяла стул и пододвинула его к столу, она была взволнована и напряжена.
— Где ты был сегодня ночью, — требовательно спросил Моран.
— Дома, — сказал Ник. — Смотрел телевизор.
— Всю ночь? — Да.
— И что ты смотрел?
— Я не знаю. Какое-то дерьмо.
Он едва ли мог припомнить, включен ли был у него телевизор, а тем более перечислить названия передач на экране.
— Ты пил? — спросил Салливан. Карран ожег Бет взглядом горящих глаз.
— Да. Я пил. Салливан нахмурился.
— А я думал, ты завязал.
— Я долго не пил. Два месяца я вообще ни капли не брал в рот. А теперь, когда прихожу домой, выпиваю пару стаканчиков. Я знаю свою норму. И я не пью, когда это не положено. Я не потребляю спиртного на службе, как образцовый полицейский.
— Но ты пил.
— Я же только сказал, что да.
— Сколько?
— Пару стаканчиков. Я же сказал.
— Когда ты снова начал пить? Ведь ты же так долго придерживался сухого закона.
— Я начал пить два дня назад. Я перестал пить, потому что этого хотел. Я снова взялся за бутылку опять же по своему желанию. Тебя это волнует, лейтенант?
— Меня это не волновало. Пока ты не набрался и не решил выйти на улицу и наделать глупостей. Вот и все.
Бет Гарнер решила вмешаться.
— Вчера около десяти часов вечера я видела детектива Каррана у него в квартире. Он был уравновешен и не пьян. — Бет говорила уверенно, голосом объективного врача.
Салливан подозрительно посмотрел на нее.
— Скажите, пожалуйста, если вы не возражаете, что вы делали вчера в десять часов вечера в квартире детектива Каррана?
У Бет был готов ответ.
— Я была там по делам службы как штатный врач управления. Я слышала о ссоре Каррана с лейтенантом Нилсеном и подумала, что он, возможно, нуждается в помощи.
— Прямо среди ночи, — усмехнулся Моран.
— Это было вовсе не ночью лейтенант. Я же сказала вам, что посетила Каррана около десяти часов. И какие бы у вас ни были представления о моей профессии, вы должны помнить, что я могу потребоваться больному в любое время суток.
— Очень впечатляюще, — съязвил Моран. — Очень самоотверженно. И очень удобно.
— И каково, по-вашему, мнению было состояние детектива Каррана, доктор?
— Я же сказала, что он был уравновешен и не пьян.
Он признался, что сожалеет о стычке с Нилсеном, и не проявлял враждебности.
— Сколько времени вы пробыли у него?
Она прямо посмотрела на Ника Каррана, выдержав его взгляд.
— Я пробыла у него около пятнадцати минут, поняла, что причин для беспокойства нет, и ушла.
Ник отвел глаза в сторону, поискал сигарету, зажег ее и жадно затянулся.
— В этом здании не курят, — раздраженно сказал Моран.
Уокер, Толкотт и Гас Моран точно знали, что ответит ему Карран.
— И что вы сделаете со мной? Привлечете меня к суду за курение?
— Послушай, Карран.. — сердито сказал Моран, приподнявшись в кресле.
Салливан оборвал Морана.
— Я спрошу у тебя всего раз, Ник. Это будет записано в протокол: ты убил его?
— Нет, — без запинки ответил Ник.
— Ты уверен? — стоял на своем Салливан.
— Послушай. Я уже сказал. Зачем мне днем при всех врываться в кабинет Нилсена, а ночью убивать его? Назовем это глупостью, сумасшествием… как хотите, но я недостаточно глуп и недостаточно свихнут, чтобы натворить такое.
— Ты считаешь, что, если утром сцепился с ним, — сказал Моран, — это освободит тебя от обвинения в убийстве. Дает тебе алиби.
— Так же, как создание книги об убийстве одного парня освобождает ее автора от подозрения в таком же убийстве, — заявил Уокер. Он обменялся взглядами и улыбками с Мораном и Карраном.
— Вы знаете, лейтенант, пожалуй, вам это следует принять во внимание, — сказал Ник.
Салливан и Моран догадались, что их обошли, и им это не понравилось.
— Не понимаю, — сказал Салливан. — О чем вы говорите, черт побери? Какая книга?
— Забудь об этом, Джейк, — проговорил Уокер. — Это к делу отношения не имеет. Мы просто пошутили, вот и все.
— Пошутили? Долбаного следователя «Внутренних дел» пускают в расход, а вы, дерьмовые филеры, вместо того, чтобы заниматься расследованием убийства, обмениваетесь шуточками, Это что еще за бред собачий?
Лицо Морана сильно покраснело.
Толкотту тоже было не до веселья.
— Ничего тут смешного нет, — строго заявил он и поднялся со стула. — Вы в отпуске, Карран. — Он многозначительно посмотрел на Бет Гарнер. — В отпуске в связи с предстоящим психиатрическим обследованием. Посмотрим, каковы будут его результаты.
Ему не нужно было договаривать до конца, всем и так было ясно, что он имел в виду: нужно уволить Каррана из полиции по причине психиатрического расстройства.
На сегодня допрос прекратился. Толкотт выскочил из комнаты, бодро проследовав за Салливаном и Мораном. Уокер остался один.
Гас Моран почесал щетину на щеке.
— Ник, док, вы не против пойти позавтракать. Я предлагаю отведать старомодного лакомства полицейских: яичницу с сосисками на слегка поджаренном сале. Я угощаю.
— Спасибо, Гас, но я не могу.
— Ну, а вы, док?
— Я провожу Бет до ее машины, Гас. Моран пожал плечами.
— Похоже, вы не хотите разделить со мной компанию, да? Что ж, тогда я, пожалуй, куплю «Кроникл» и пойду набивать брюхо в одиночку.
Он, волоча ноги, побрел прочь, его плечи согнулись от усталости и гнета забот.
Ник Карран взял Бет Гарнер под руку и повел к двери. В предрассветные часы жизнь замирает даже в штабе полицейского управления большого города. В коридорах не сновали полицейские и их поднадзорные, вместо них там иногда попадались сторожа и уборщики. В холлах было тихо, лишь гудели машины, полировавшие мраморные полы.
Бет искоса взглянула на Ника, будто сомневалась, в здравом ли он уме.
Ник Карран предвидел ее вопрос.
— Я всего лишь хотел поблагодарить тебя.
Он говорил спокойно, его голос был нежен и мягок.
— Пустяки, Ник, особенно если учесть, какие неприятности я навлекла на тебя своими отчетами.
— Тебе не следовало предоставлять мне алиби. За все, что я тебе наговорил и сделал, ты вполне могла бы бросить меня на произвол судьбы.
— Зачем мне это? Ник криво улыбнулся.
— Я ведь этого заслужил.
— Выкинь это из головы. — Она доброжелательно улыбнулась. — Как ты догадался, что Кэтрин Трэмелл видела твое досье?
— Очень просто. Она знает обо мне такие секреты, которыми я делился только с тобой.
Бет. Гарнер покачала головой, будто не верила ушам своим.
— Она действительно уникальная женщина. С клинической точки зрения, конечно.
— А какая она была во время учебы.
— Я мало знала ее. Но мне всегда было рядом с ней как-то не по себе.
Ник распахнул перед Бет большие стеклянные двери здания управления.
— Не по себе? Почему?
Бет вздрогнула. Трудно было сказать — от холода или от неприятных воспоминаний.
— Я… я не знаю почему. Это было давно, я на самом деле забыла.
Они остановились возле ее машины.
— Ник, ты должен отдохнуть. Обещай мне, что ты больше не будешь перенапрягаться.
— Обещаю.
Она быстро нежно поцеловала его в щеку.
— Хорошо.
Она поискала ключи от машины, нашла их и открыла дверцу.
— Ступай теперь домой, Ник. Поспи часа два. Ты почувствуешь себя намного лучше.
Но он и теперь мог сделать нечто такое, от чего почувствовал бы себя гораздо лучше.
— Бет, я был зол на тебя. Поэтому и сказал, что… Она подняла руку и оборвала его.
— Ты сказал то, что думаешь. Я уже большая девочка. И справляюсь с этим.
— Бет…
— Ступай домой, Ник.
Ник оставался на стоянке, пока не уехала Бет. Он не пошел домой. Он подождал, когда она скроется из вида, а затем отправился искать Гаса, чтобы съесть с ним порцию чистейшей холестериновой отравы в ожидании новостей из управления.
Когда Ник вошел в сыскное бюро, Уокер хмуро посмотрел на него из своей кабинки. Этот взгляд говорил яснее ясного; что ты делаешь здесь, черт побери?
— Пришел очистить мой стол, — отозвался Ник.
— Даю тебе пять минут, Ник, — крикнул Уокер. — Потом убирайся отсюда ко всем чертям.
— Ну, конечно. В чем дело.
Он надеялся, что у него вид невинного пай-мальчика, которого незаслуженно обижают. Андруз сидел за столом и как заведенный стучал по клавишам пишущей машинки, приводя в порядок записи, нацарапанные в служебном блокноте, который лежал тут же на столе.
— Привет. Как дела, Сэм?
Андруз с преувеличенной подозрительностью посмотрел на Ника.
— Как у меня дела? У меня все в порядке, Ник. А вот что ты скажешь о себе? Хочешь пополнить список служащих полицейского управления Сан-Франциско, уволенных по причине психического расстройства?
— У меня талант влипать во всякие истории, — сказал Ник, пододвигаясь быстрыми, мелкими шажками к столу Андруза. Он взглянул на Уокера в стеклянной кабинке, затем понизил голос. — Ты выяснил что-нибудь о ее родителях?
— Ты в отпуске, парень, — шепнул Андруз в ответ. — В отпуске по причине неладов с психикой, Ник. Я разговариваю с возможным психопатом.
— Ты знаешь, что я псих, Сэм, — усмехнулся Ник. — Так что ты выяснил?
Андруз стрельнул глазами на Уокера, затем опустил взор на свой доклад.
— Яхта взорвалась. Была утечка в газопроводе, и есть сведения о двух предыдущих ремонтах. На имя Трэмеллов было зарегистрировано два страховых полиса, очень солидных, по пять миллионов долларов каждый. После взрыва проводилось расследование. Полиция в нем не участвовала, но страховая компания наняла военных, которые обшарили всю посудину. Она не хотела платить десять миллионов наличными. Но никто ничего не нашел. Пусто. Нуль. Страховая компания напряглась и заплатила. Твоя и моя страховые премии выросли на пару процентов. Это был несчастный случай. Вот официальная версия.
— А неофициальная? Андруз пожал плесами.
— Как ты думаешь?
— Благодаря страховке она получила десять миллионов долларов. Ну, и что ж такого, Она и так после смерти родителей должна была стать обладательницей сотни миллионов. Ей не было смысла подстраивать взрыв ради получения страховки.
«Ей был смысл подстроить его интереса ради», — мысленно добавил он.
— Послушай меня, парень: общественности было заявлено, что она вообще ни при чем. Помни это.
— Попытаюсь, — кивнул Ник.
— Карран!
— Ухожу, Фил, — крикнул Ник.
— Зайди ко мне перед уходом, Ник.
— Конечно, — послушно согласился Карран.
Он проследовал в кабинет Уокера и закрыл дверь.
— Что ты хочешь, Фил?
— Я не верю в превращение цепного пса Ника Каррана в вежливого пай-мальчика. Я слишком хорошо знаю тебя, Ник.
— Я простецкий душевный парень с добрыми намерениями.
— Прибереги эти россказни для кого-нибудь другого. А теперь послушай. «Внутренние дела» хотят еще раз побеседовать с тобой по поводу Нилсена. Они ведут расследование. Мы вне игры. Они все взяли в свои руки.
— Навозные жуки решили позаботиться о чести мундира, а? Поправь меня, если я ошибаюсь, Фил, но убийство есть убийство и еще раз убийство. Интересно, чего опасаются «Внутренние дела», взяв на себя это расследование?
— Ну вот, наконец заговорил Ник Карран, которого я всегда знал. — Уокер покачал головой. — Я не собираюсь спорить с тобой, Ник. Это не мое дело и тем более — не твое. Просто выполни следующие простые наказы: не уклоняйся от контактов с «Внутренними делами», если ты им потребуешься, не впутывайся ни б какие истории и поддерживай связь с Бет Гарнер. Я помогу тебе пройти психиатрическое обследование. Ник сложил руки на груди.
— Она убила его, — упрямо сказал он.
— Господи Иисусе! Ты и впрямь совсем спятил! Теперь ты уже и Бет подозреваешь в убийстве людей.
— Не будь тупицей, Фил. Я говорю не о Бет. Я говорю о Кэтрин Трэмелл. Она убила Нилсена.
— Правда?
— Да, прав Она убила его. Это опять ее игры.
— Ее игры? Сначала ты обвинил ее в том, что она купила твое досье. Теперь ты обвиняешь ее в убийстве Нилсена. Сделай мне одолжение, сделай себе одолжение, забудь ее, хорошо? Поезжай куда-нибудь. Посиди на солнышке. Выброси ее' из головы.
— Ты не веришь мне, да? Она знала, что в это никто не поверит. — Он улыбнулся и кивнул будто бы самому себе. — По-моему, тебе следует просто снять перед ней шляпу. Она продумала все заранее точно так же, как сюжет какой-нибудь своей книжки. Она все спланировала. И она знала, что я обвиню ее в убийстве. И она знала, что мне никто не поверит.
Уокер с жалостью посмотрел на него.
— Она задурила тебе голову, Ник. Держись от нее подальше.
— Конечно, — легко сказал Ник, — не сомневайся. Я ведь в отпуске, так? Долой все заботы.
Глава двенадцатая
— Дай мне твое оружие, Ник, — чуть ли не извиняясь, сказал Уокер.
— Господи Иисусе, Фил, — спокойно проговорил Ник, — неужели ты веришь, что я…
— Послушай, дай мне твое оружие, Ник. Пожалуйста.
Карран пожал плечами, вытащил револьвер из кобуры, закрепленной на груди, и отдал его начальнику отдела по расследованию убийств. Уокер взял револьвер, понюхал дуло, как знаток пробует вино двойной выдержки, и покачал головой. Он отдал оружие одному из работников «Внутренних дел».
— Что ж, хотя это еще ни о чем не говорит, Ник, но из этой штуки давно не стреляли.
— В последней раз я испытывал его на нашем полигоне две, а может, три недели назад. Я не убивал Нилсена, ты ведь знаешь.
— Я знаю только то, что Нилсен не был убит из этого револьвера. Это все, что я могу сказать с полной уверенностью.
Уокер не смотрел Нику в глаза. Он повернулся и пошел прочь к своей машине.
— Вы думаете, я…
— Я так не думаю, сынок, — сказал Гас. — Но должен сказать тебе, у меня тут мало единомышленников.
Лейтенант Джейк Салливан, тоже следователь «Внутренних дел», такой же иезуит, как и покойный Нилсен, сказал: «Здесь распоряжаюсь я», — и в упор посмотрел на Ника.
— Карран, проследуй в управление. Нам нужно немного поговорить.
Было ясно, что Салливан не приглашает Ника на Дружескую беседу за чашечкой кофе.
— Я подозреваюсь в убийстве, Салливан?
— Возможно.
— Тогда огласите мои права и арестуйте меня.
Ника поразило, что он повторял почти те же самые слова, с которыми обращалась к нему Кэтрин Трэмелл. Салливан пожал плечами.
— Раз ты хочешь этого, Карран, мы можем пойти тебе навстречу.
— И с большим удовольствием, — сказал Моран, еще одна тупоумная сволочь из «Внутренних дел».
— Послушай, Ник, — сказал Гас Моран, становясь между своим напарником и двумя полицейскими. — Сделай себе одолжение хоть раз в жизни. Помоги этим парням разобраться что к чему.
Казалось, Карран вот-вот потребует, чтобы ему зачитали его права, гарантированные конституцией, и надели наручники, но это было слишком большим позором для полицейского, и даже Карран не стал испытывать судьбу.
— Я отправлюсь в нижнюю часть города, Салливан, но только для того, чтобы доказать вам, что я всегда сотрудничаю с правоохранительными органами как честный, добропорядочный гражданин.
— Хорошо.
— И доказать вам, что я не убивал этого… — он кивнул в сторону мертвого Нилсена. — Этого полицейского.
— Ничто, Карран, не доставит мне большего удовольствия, — сказал Салливан, но никто не поверил ему.
* * *
Они привели Ника в ту же самую комнату, в которой допрашивали Кэтрин Трэмелл, Уокер, Толкотт и Гас Моран тоже сидели тут, но поодаль от стола, на втором плане: распоряжались здесь Салливан и Моран. Нику отводилась лишь третьестепенная роль. Все знали, что теперь уж «Внутренние дела» покажут свою силу и что они либо арестуют Ника, либо хорошенько попортят ему нервы прежде, чем отстранят от службы по состоянию здоровья.— Ты ведь не любил Марти Нилсена, правда, Карран? — спросил Моран таким тоном, будто привел блестящий аргумент в споре на жаркой предвыборной дискуссии.
— Это и так всем известно. Я уверен, что и ты кое-кого не любишь, Моран. И бьюсь об заклад, что полным-полно людей, которые терпеть не могут тебя.
— Это не относится к делу.
— Ты набросился на него вчера днем, — сказал Салливан, — на глазах более, чем десятка офицеров полиции.
— Правильно. Ну и что из этого? Хорошо. Я пришел кое-что выяснить у него. И потерял самообладание.
— А может, у тебя его никогда и не было. Может, ты поджидал Марти за баром «Десять-четыре» и пустил пулю ему в голову. Может, ты хотел еще раз посчитаться с ним за то, что он был строг к тебе. Ведь и такое вероятно, правда?
— Насрать мне на то, как Нилсен относился ко мне, Моран. Я вообще не обращал на него внимания.
— Тогда что же так достало тебя, так задело тебя за живое? — спросил Салливан. — Почему ты его вдруг возненавидел?
— Я относился к нему безразлично, но он… Послушай, Нилсен заполучил мое досье вместе с медицинской картой. Ее завели на меня в управлении сразу после того, как я пустил в расход двух туристов.
Толкотт поморщился. Он терпеть не мог такие грубые, прямолинейные выражения. Он предпочел бы медицинские термины Бет — травма или несчастный случай.
— Бред собачий, — убежденно сказал Моран.
— Я знаю, что он достал мое досье. Но ему этого было мало, он использовал его. И показывал за пределами управления. Он использовал мое досье против меня.
— У тебя есть какие-нибудь доказательства? Можешь ты убедить нас, что он действительно показывал кому-то твою медицинскую карту? И есть ли у тебя доказательства того, что он вообще владел ею?
Конечно, доказательства у Ника были. Он располагал множеством доказательств. Но если он расскажет о Кэтрин Трэмелл и ее сверхъестественной осведомленности о его психике и привычках, они подумают, что он совсем сбрендил. А если он расскажет о признании Бет Гарнер в том, что она отдала его досье Нилсену, у нее будут неприятности. Ему оставалось только одно — лгать.
— Я спрашиваю о доказательствах, Карран. У тебя они есть?
Ник Карран покачал головой.
— Нет. Нет. У меня нет никаких доказательств.
— В таком случае, у тебя вообще ничего нет, — заметил Моран.
— Только я еще не совсем свихнулся, чтобы впутаться с человеком в драку, а двумя часами позже пристрелить его из служебного револьвера тридцать восьмого калибра. Это ведь тоже о чем-то говорит, правда?
— Вовсе необязательно. Люди иногда совершают безумные поступки? Ты ведь знаешь об этом, Карран.
Дверь в комнату для допросов открылась, и вошла Бет Гарнер. Под глазами у нее залегли темные круги, будто она не спала всю ночь, а не была всего-навсего поднята с постели плохими новостями. Она с беспокойством посмотрела на Ника Каррана.
— А вот и наш специалист по людям, совершающим безумные поступки, — сказал Моран.
Салливан меньше всего хотел видеть здесь психиатра Каррана.
— Мы побеседуем с вами позднее, если вы не возражаете, доктор Гарнер.
— Я бы хотела присутствовать здесь, я думаю, что могла бы помочь расследованию.
— Я на самом деле попросил бы…
Странно, но именно Толкотт решил и спор. Для репутации управления было лучше объявить Каррана безумным полицейским, нежели признать при всем честном народе, что работник полицейского управления Сан-Франциско хладнокровно убил коллегу-полицейского.
— Я не вижу ничего дурного в том, чтобы доктор Гарнер присутствовала здесь, если не возражает детектив Карран.
Ник пожал плечами.
— Мне все равно.
Бет Гарнер кивнула, взяла стул и пододвинула его к столу, она была взволнована и напряжена.
— Где ты был сегодня ночью, — требовательно спросил Моран.
— Дома, — сказал Ник. — Смотрел телевизор.
— Всю ночь? — Да.
— И что ты смотрел?
— Я не знаю. Какое-то дерьмо.
Он едва ли мог припомнить, включен ли был у него телевизор, а тем более перечислить названия передач на экране.
— Ты пил? — спросил Салливан. Карран ожег Бет взглядом горящих глаз.
— Да. Я пил. Салливан нахмурился.
— А я думал, ты завязал.
— Я долго не пил. Два месяца я вообще ни капли не брал в рот. А теперь, когда прихожу домой, выпиваю пару стаканчиков. Я знаю свою норму. И я не пью, когда это не положено. Я не потребляю спиртного на службе, как образцовый полицейский.
— Но ты пил.
— Я же только сказал, что да.
— Сколько?
— Пару стаканчиков. Я же сказал.
— Когда ты снова начал пить? Ведь ты же так долго придерживался сухого закона.
— Я начал пить два дня назад. Я перестал пить, потому что этого хотел. Я снова взялся за бутылку опять же по своему желанию. Тебя это волнует, лейтенант?
— Меня это не волновало. Пока ты не набрался и не решил выйти на улицу и наделать глупостей. Вот и все.
Бет Гарнер решила вмешаться.
— Вчера около десяти часов вечера я видела детектива Каррана у него в квартире. Он был уравновешен и не пьян. — Бет говорила уверенно, голосом объективного врача.
Салливан подозрительно посмотрел на нее.
— Скажите, пожалуйста, если вы не возражаете, что вы делали вчера в десять часов вечера в квартире детектива Каррана?
У Бет был готов ответ.
— Я была там по делам службы как штатный врач управления. Я слышала о ссоре Каррана с лейтенантом Нилсеном и подумала, что он, возможно, нуждается в помощи.
— Прямо среди ночи, — усмехнулся Моран.
— Это было вовсе не ночью лейтенант. Я же сказала вам, что посетила Каррана около десяти часов. И какие бы у вас ни были представления о моей профессии, вы должны помнить, что я могу потребоваться больному в любое время суток.
— Очень впечатляюще, — съязвил Моран. — Очень самоотверженно. И очень удобно.
— И каково, по-вашему, мнению было состояние детектива Каррана, доктор?
— Я же сказала, что он был уравновешен и не пьян.
Он признался, что сожалеет о стычке с Нилсеном, и не проявлял враждебности.
— Сколько времени вы пробыли у него?
Она прямо посмотрела на Ника Каррана, выдержав его взгляд.
— Я пробыла у него около пятнадцати минут, поняла, что причин для беспокойства нет, и ушла.
Ник отвел глаза в сторону, поискал сигарету, зажег ее и жадно затянулся.
— В этом здании не курят, — раздраженно сказал Моран.
Уокер, Толкотт и Гас Моран точно знали, что ответит ему Карран.
— И что вы сделаете со мной? Привлечете меня к суду за курение?
— Послушай, Карран.. — сердито сказал Моран, приподнявшись в кресле.
Салливан оборвал Морана.
— Я спрошу у тебя всего раз, Ник. Это будет записано в протокол: ты убил его?
— Нет, — без запинки ответил Ник.
— Ты уверен? — стоял на своем Салливан.
— Послушай. Я уже сказал. Зачем мне днем при всех врываться в кабинет Нилсена, а ночью убивать его? Назовем это глупостью, сумасшествием… как хотите, но я недостаточно глуп и недостаточно свихнут, чтобы натворить такое.
— Ты считаешь, что, если утром сцепился с ним, — сказал Моран, — это освободит тебя от обвинения в убийстве. Дает тебе алиби.
— Так же, как создание книги об убийстве одного парня освобождает ее автора от подозрения в таком же убийстве, — заявил Уокер. Он обменялся взглядами и улыбками с Мораном и Карраном.
— Вы знаете, лейтенант, пожалуй, вам это следует принять во внимание, — сказал Ник.
Салливан и Моран догадались, что их обошли, и им это не понравилось.
— Не понимаю, — сказал Салливан. — О чем вы говорите, черт побери? Какая книга?
— Забудь об этом, Джейк, — проговорил Уокер. — Это к делу отношения не имеет. Мы просто пошутили, вот и все.
— Пошутили? Долбаного следователя «Внутренних дел» пускают в расход, а вы, дерьмовые филеры, вместо того, чтобы заниматься расследованием убийства, обмениваетесь шуточками, Это что еще за бред собачий?
Лицо Морана сильно покраснело.
Толкотту тоже было не до веселья.
— Ничего тут смешного нет, — строго заявил он и поднялся со стула. — Вы в отпуске, Карран. — Он многозначительно посмотрел на Бет Гарнер. — В отпуске в связи с предстоящим психиатрическим обследованием. Посмотрим, каковы будут его результаты.
Ему не нужно было договаривать до конца, всем и так было ясно, что он имел в виду: нужно уволить Каррана из полиции по причине психиатрического расстройства.
На сегодня допрос прекратился. Толкотт выскочил из комнаты, бодро проследовав за Салливаном и Мораном. Уокер остался один.
Гас Моран почесал щетину на щеке.
— Ник, док, вы не против пойти позавтракать. Я предлагаю отведать старомодного лакомства полицейских: яичницу с сосисками на слегка поджаренном сале. Я угощаю.
— Спасибо, Гас, но я не могу.
— Ну, а вы, док?
— Я провожу Бет до ее машины, Гас. Моран пожал плечами.
— Похоже, вы не хотите разделить со мной компанию, да? Что ж, тогда я, пожалуй, куплю «Кроникл» и пойду набивать брюхо в одиночку.
Он, волоча ноги, побрел прочь, его плечи согнулись от усталости и гнета забот.
Ник Карран взял Бет Гарнер под руку и повел к двери. В предрассветные часы жизнь замирает даже в штабе полицейского управления большого города. В коридорах не сновали полицейские и их поднадзорные, вместо них там иногда попадались сторожа и уборщики. В холлах было тихо, лишь гудели машины, полировавшие мраморные полы.
Бет искоса взглянула на Ника, будто сомневалась, в здравом ли он уме.
Ник Карран предвидел ее вопрос.
— Я всего лишь хотел поблагодарить тебя.
Он говорил спокойно, его голос был нежен и мягок.
— Пустяки, Ник, особенно если учесть, какие неприятности я навлекла на тебя своими отчетами.
— Тебе не следовало предоставлять мне алиби. За все, что я тебе наговорил и сделал, ты вполне могла бы бросить меня на произвол судьбы.
— Зачем мне это? Ник криво улыбнулся.
— Я ведь этого заслужил.
— Выкинь это из головы. — Она доброжелательно улыбнулась. — Как ты догадался, что Кэтрин Трэмелл видела твое досье?
— Очень просто. Она знает обо мне такие секреты, которыми я делился только с тобой.
Бет. Гарнер покачала головой, будто не верила ушам своим.
— Она действительно уникальная женщина. С клинической точки зрения, конечно.
— А какая она была во время учебы.
— Я мало знала ее. Но мне всегда было рядом с ней как-то не по себе.
Ник распахнул перед Бет большие стеклянные двери здания управления.
— Не по себе? Почему?
Бет вздрогнула. Трудно было сказать — от холода или от неприятных воспоминаний.
— Я… я не знаю почему. Это было давно, я на самом деле забыла.
Они остановились возле ее машины.
— Ник, ты должен отдохнуть. Обещай мне, что ты больше не будешь перенапрягаться.
— Обещаю.
Она быстро нежно поцеловала его в щеку.
— Хорошо.
Она поискала ключи от машины, нашла их и открыла дверцу.
— Ступай теперь домой, Ник. Поспи часа два. Ты почувствуешь себя намного лучше.
Но он и теперь мог сделать нечто такое, от чего почувствовал бы себя гораздо лучше.
— Бет, я был зол на тебя. Поэтому и сказал, что… Она подняла руку и оборвала его.
— Ты сказал то, что думаешь. Я уже большая девочка. И справляюсь с этим.
— Бет…
— Ступай домой, Ник.
Ник оставался на стоянке, пока не уехала Бет. Он не пошел домой. Он подождал, когда она скроется из вида, а затем отправился искать Гаса, чтобы съесть с ним порцию чистейшей холестериновой отравы в ожидании новостей из управления.
* * *
В девять часов Ник решил, что Андруз должен уже появиться в служебном кабинете на своем рабочем месте.Когда Ник вошел в сыскное бюро, Уокер хмуро посмотрел на него из своей кабинки. Этот взгляд говорил яснее ясного; что ты делаешь здесь, черт побери?
— Пришел очистить мой стол, — отозвался Ник.
— Даю тебе пять минут, Ник, — крикнул Уокер. — Потом убирайся отсюда ко всем чертям.
— Ну, конечно. В чем дело.
Он надеялся, что у него вид невинного пай-мальчика, которого незаслуженно обижают. Андруз сидел за столом и как заведенный стучал по клавишам пишущей машинки, приводя в порядок записи, нацарапанные в служебном блокноте, который лежал тут же на столе.
— Привет. Как дела, Сэм?
Андруз с преувеличенной подозрительностью посмотрел на Ника.
— Как у меня дела? У меня все в порядке, Ник. А вот что ты скажешь о себе? Хочешь пополнить список служащих полицейского управления Сан-Франциско, уволенных по причине психического расстройства?
— У меня талант влипать во всякие истории, — сказал Ник, пододвигаясь быстрыми, мелкими шажками к столу Андруза. Он взглянул на Уокера в стеклянной кабинке, затем понизил голос. — Ты выяснил что-нибудь о ее родителях?
— Ты в отпуске, парень, — шепнул Андруз в ответ. — В отпуске по причине неладов с психикой, Ник. Я разговариваю с возможным психопатом.
— Ты знаешь, что я псих, Сэм, — усмехнулся Ник. — Так что ты выяснил?
Андруз стрельнул глазами на Уокера, затем опустил взор на свой доклад.
— Яхта взорвалась. Была утечка в газопроводе, и есть сведения о двух предыдущих ремонтах. На имя Трэмеллов было зарегистрировано два страховых полиса, очень солидных, по пять миллионов долларов каждый. После взрыва проводилось расследование. Полиция в нем не участвовала, но страховая компания наняла военных, которые обшарили всю посудину. Она не хотела платить десять миллионов наличными. Но никто ничего не нашел. Пусто. Нуль. Страховая компания напряглась и заплатила. Твоя и моя страховые премии выросли на пару процентов. Это был несчастный случай. Вот официальная версия.
— А неофициальная? Андруз пожал плесами.
— Как ты думаешь?
— Благодаря страховке она получила десять миллионов долларов. Ну, и что ж такого, Она и так после смерти родителей должна была стать обладательницей сотни миллионов. Ей не было смысла подстраивать взрыв ради получения страховки.
«Ей был смысл подстроить его интереса ради», — мысленно добавил он.
— Послушай меня, парень: общественности было заявлено, что она вообще ни при чем. Помни это.
— Попытаюсь, — кивнул Ник.
— Карран!
— Ухожу, Фил, — крикнул Ник.
— Зайди ко мне перед уходом, Ник.
— Конечно, — послушно согласился Карран.
Он проследовал в кабинет Уокера и закрыл дверь.
— Что ты хочешь, Фил?
— Я не верю в превращение цепного пса Ника Каррана в вежливого пай-мальчика. Я слишком хорошо знаю тебя, Ник.
— Я простецкий душевный парень с добрыми намерениями.
— Прибереги эти россказни для кого-нибудь другого. А теперь послушай. «Внутренние дела» хотят еще раз побеседовать с тобой по поводу Нилсена. Они ведут расследование. Мы вне игры. Они все взяли в свои руки.
— Навозные жуки решили позаботиться о чести мундира, а? Поправь меня, если я ошибаюсь, Фил, но убийство есть убийство и еще раз убийство. Интересно, чего опасаются «Внутренние дела», взяв на себя это расследование?
— Ну вот, наконец заговорил Ник Карран, которого я всегда знал. — Уокер покачал головой. — Я не собираюсь спорить с тобой, Ник. Это не мое дело и тем более — не твое. Просто выполни следующие простые наказы: не уклоняйся от контактов с «Внутренними делами», если ты им потребуешься, не впутывайся ни б какие истории и поддерживай связь с Бет Гарнер. Я помогу тебе пройти психиатрическое обследование. Ник сложил руки на груди.
— Она убила его, — упрямо сказал он.
— Господи Иисусе! Ты и впрямь совсем спятил! Теперь ты уже и Бет подозреваешь в убийстве людей.
— Не будь тупицей, Фил. Я говорю не о Бет. Я говорю о Кэтрин Трэмелл. Она убила Нилсена.
— Правда?
— Да, прав Она убила его. Это опять ее игры.
— Ее игры? Сначала ты обвинил ее в том, что она купила твое досье. Теперь ты обвиняешь ее в убийстве Нилсена. Сделай мне одолжение, сделай себе одолжение, забудь ее, хорошо? Поезжай куда-нибудь. Посиди на солнышке. Выброси ее' из головы.
— Ты не веришь мне, да? Она знала, что в это никто не поверит. — Он улыбнулся и кивнул будто бы самому себе. — По-моему, тебе следует просто снять перед ней шляпу. Она продумала все заранее точно так же, как сюжет какой-нибудь своей книжки. Она все спланировала. И она знала, что я обвиню ее в убийстве. И она знала, что мне никто не поверит.
Уокер с жалостью посмотрел на него.
— Она задурила тебе голову, Ник. Держись от нее подальше.
— Конечно, — легко сказал Ник, — не сомневайся. Я ведь в отпуске, так? Долой все заботы.
Глава двенадцатая
Ник воздерживался от неприятностей почти целых пятнадцать минут, пока добрался среди машин, везущих своих хозяев на службу в часы пик, от управления до своей квартиры. Неприятность в лице Кэтрин Трэмелл сидела на нижней ступеньке лестницы перед его домом, ее темный «лотос» стоял возле тротуара.
— Я слышала о том, что произошло, — сказала она чуть ли не с насмешливой улыбкой. — Что же вы теперь за снайпер без ружья?
У Ника не было настроения терпеть ее насмешки. Он их вообще не выносил.
— Откуда именно вы слышали?
— У меня есть знакомые адвокаты. Они имеют друзей. Да и у меня есть друзья. На деньги можно купить много адвокатов и друзей.
— Мне этого не понять. У меня нет денег. У меня нет адвокатов и Гас мой единственный настоящий друг.
Она пожала плечами. — Я ведь говорила не о настоящих друзьях. А почему Гас меня не любит? Ник Карран рассмеялся.
— Гас. Гас не любит вас, потому что считает, что вы вредны для меня. Возможно, он и прав. А мне вы нравитесь. Мне нравится многое, что приносит мне вред.
— Правда?
— Да. Хотите подняться ко мне и выпить?
Она бросила взгляд на часы, висевшие у нее на запястье, — тонкую изящную змейку из платины.
— В девять утра? Рановато, вы не думаете?
— Я так давно встал с постели, что моим внутренним часам сейчас уже почти время ланча. Так вы идете или нет?
Она озарила его своей самой обворожительной улыбкой.
— А я думала, вы никогда меня не пригласите.
— А я думаю, вы не так хорошо знаете свой персонаж, как себе представляете.
Они вошли в здание и поднялись по грязным, ветхим ступенькам на четвертый этаж, где находилась его квартира. Она шла впереди Ника и разговаривала с ним, искоса поглядывая на него через плечо.
— Я изучаю его, — сказала она. — Собираю информацию. Довольно скоро я буду знать вас лучшие ваших друзей. Лучше, чем вы сами.
— Я же сказал вам, Гас — мой единственный друг и, бьюсь об заклад, он знает меня лучше, чем хотел бы. И не переоценивайте свои аналитические способности. Вы никогда полностью не сможете меня разгадать.
— Вы так думаете? Почему?
Они остановились перед потрепанной дверью его квартиры, и он стал рыться в карманах в поисках ключей.
— Вы никогда не разгадаете меня, — сказал он, — потому что я совершенно…
В полном согласии Кэтрин и Ник произнесли одно и то же слово.
— Непредсказуем.
Ник постарался не Хмуриться, а Кэтрин не смеяться над его предсказуемостью. Он открыл дверь и пропустил ее в квартиру.
Она молчала минуту-две, стоя посреди большой гостиной, похожей на чердачное помещение, рассматривая голые стены, скудную мебель и не замечая ничего такого, что могло бы рассказать о вкусах или привычках хозяина. Такие безликие комнаты встречаются в гостиницах.
— Вам не помешало бы поуютнее обставить свое жилище, — произнесла она наконец.
— Я не уютный человек, — резко сказал Ник.
— Знаю. Комната полностью отражает ваш характер. А я-то думала, вы постараетесь скрыть от меня свое жилище.
— Я не пытаюсь никому морочить голову, — отозвался он с кухоньки, расположенной в нише прямо за парадной дверью. Он стоял в арке алькова, держа в руке бутылку «Джека Даньела» с нераспечатанной темной пломбой.
— Вас устроит «Джек Даньел»? Я думаю, сгодится. Впрочем, ничего другого у меня и нет.
— Хорошо.
— Со льдом?
Он достал из морозилки кубик льда и бросил его в раковину. Из ящика стола он вытащил ломик для колки льда, точно такой же металлический предмет, каким был убит Джонни Боз.
Она посмотрела на него, подняв брови в немом вопросе.
— Я ждал, что вы придете сюда. — Он поднял ломик для льда, показывая его, точно это был его трофей. — Универсальный магазин. Доллар шестьдесят пять центов.
Это был вызов и Кэтрин приняла его. Она взяла ломик для льда и взвесила его в руке, как знаток.
— Позвольте мне приготовить лед, — невозмутимо сказала она. — Вам же нравится смотреть, как я делаю это, правда?
Не дожидаясь его ответа, она повернулась и стала крушить лед в раковине. Он прислонился к стене тесной кухоньки, зажег сигарету и стал курить, пуская клубы дыма.
— Я же говорила, что вы снова начнете курить. — Он чувствовал ее улыбку. Летели кусочки льда. — Можно и мне?
Он отдал ей свою сигарету, а сам зажег другую.
— Спасибо, — прошептала она. И снова занялась льдом, вонзаясь в него острием ломика.
Он достал из шкафчика два стакана и поставил их на стойку, затем принялся распечатывать пломбу на бутылке виски.
— Сколько вы заплатили Нилсену за мое досье? Кэтрин не смотрела на него.!
— Это тот полицейский, которого вы убили вчера ночью, Снайпер?
Она бросила в стаканы по горсти ледяных осколков, взяла у Ника бутылку и разлила жидкость цвета красного дерева.
— А что, если я попрошу вас не называть меня Снайпером?
— Как же мне тогда вас называть? — Она недолго думала, затем сама ответила на свой вопрос. — Что, если я буду звать вас Ники? Вас устраивает?
Ник Карран смущенно переступил с ноги на ногу.
— Меня так называла жена. Кэтрин понимающе улыбнулась.
— Знаю, но мне нравится это имя. Ники, — старательно повторила она, точно приноравливаясь к новому слову, приучая к нему свой язык. Затем она протянула ему стакан.
— За нас. Мои друзья зовут меня Кэтрин. Она чокнулась с ним.
— А как вас называют ваши адвокаты?
— Мисс Трэмелл. А те, кто помоложе, — мадам Трэмелл.
— А как называл вас Мэнни Васкес?
— По большей части, сукой, но он произносил это слово с любовью. — На секунду острая боль воспоминаний, казалось, затмила ее ясные голубые глаза, но это быстро прошло. — У вас нет кокаина, а? Я люблю «Джека Даньела» с кокаином.
— Я слышала о том, что произошло, — сказала она чуть ли не с насмешливой улыбкой. — Что же вы теперь за снайпер без ружья?
У Ника не было настроения терпеть ее насмешки. Он их вообще не выносил.
— Откуда именно вы слышали?
— У меня есть знакомые адвокаты. Они имеют друзей. Да и у меня есть друзья. На деньги можно купить много адвокатов и друзей.
— Мне этого не понять. У меня нет денег. У меня нет адвокатов и Гас мой единственный настоящий друг.
Она пожала плечами. — Я ведь говорила не о настоящих друзьях. А почему Гас меня не любит? Ник Карран рассмеялся.
— Гас. Гас не любит вас, потому что считает, что вы вредны для меня. Возможно, он и прав. А мне вы нравитесь. Мне нравится многое, что приносит мне вред.
— Правда?
— Да. Хотите подняться ко мне и выпить?
Она бросила взгляд на часы, висевшие у нее на запястье, — тонкую изящную змейку из платины.
— В девять утра? Рановато, вы не думаете?
— Я так давно встал с постели, что моим внутренним часам сейчас уже почти время ланча. Так вы идете или нет?
Она озарила его своей самой обворожительной улыбкой.
— А я думала, вы никогда меня не пригласите.
— А я думаю, вы не так хорошо знаете свой персонаж, как себе представляете.
Они вошли в здание и поднялись по грязным, ветхим ступенькам на четвертый этаж, где находилась его квартира. Она шла впереди Ника и разговаривала с ним, искоса поглядывая на него через плечо.
— Я изучаю его, — сказала она. — Собираю информацию. Довольно скоро я буду знать вас лучшие ваших друзей. Лучше, чем вы сами.
— Я же сказал вам, Гас — мой единственный друг и, бьюсь об заклад, он знает меня лучше, чем хотел бы. И не переоценивайте свои аналитические способности. Вы никогда полностью не сможете меня разгадать.
— Вы так думаете? Почему?
Они остановились перед потрепанной дверью его квартиры, и он стал рыться в карманах в поисках ключей.
— Вы никогда не разгадаете меня, — сказал он, — потому что я совершенно…
В полном согласии Кэтрин и Ник произнесли одно и то же слово.
— Непредсказуем.
Ник постарался не Хмуриться, а Кэтрин не смеяться над его предсказуемостью. Он открыл дверь и пропустил ее в квартиру.
Она молчала минуту-две, стоя посреди большой гостиной, похожей на чердачное помещение, рассматривая голые стены, скудную мебель и не замечая ничего такого, что могло бы рассказать о вкусах или привычках хозяина. Такие безликие комнаты встречаются в гостиницах.
— Вам не помешало бы поуютнее обставить свое жилище, — произнесла она наконец.
— Я не уютный человек, — резко сказал Ник.
— Знаю. Комната полностью отражает ваш характер. А я-то думала, вы постараетесь скрыть от меня свое жилище.
— Я не пытаюсь никому морочить голову, — отозвался он с кухоньки, расположенной в нише прямо за парадной дверью. Он стоял в арке алькова, держа в руке бутылку «Джека Даньела» с нераспечатанной темной пломбой.
— Вас устроит «Джек Даньел»? Я думаю, сгодится. Впрочем, ничего другого у меня и нет.
— Хорошо.
— Со льдом?
Он достал из морозилки кубик льда и бросил его в раковину. Из ящика стола он вытащил ломик для колки льда, точно такой же металлический предмет, каким был убит Джонни Боз.
Она посмотрела на него, подняв брови в немом вопросе.
— Я ждал, что вы придете сюда. — Он поднял ломик для льда, показывая его, точно это был его трофей. — Универсальный магазин. Доллар шестьдесят пять центов.
Это был вызов и Кэтрин приняла его. Она взяла ломик для льда и взвесила его в руке, как знаток.
— Позвольте мне приготовить лед, — невозмутимо сказала она. — Вам же нравится смотреть, как я делаю это, правда?
Не дожидаясь его ответа, она повернулась и стала крушить лед в раковине. Он прислонился к стене тесной кухоньки, зажег сигарету и стал курить, пуская клубы дыма.
— Я же говорила, что вы снова начнете курить. — Он чувствовал ее улыбку. Летели кусочки льда. — Можно и мне?
Он отдал ей свою сигарету, а сам зажег другую.
— Спасибо, — прошептала она. И снова занялась льдом, вонзаясь в него острием ломика.
Он достал из шкафчика два стакана и поставил их на стойку, затем принялся распечатывать пломбу на бутылке виски.
— Сколько вы заплатили Нилсену за мое досье? Кэтрин не смотрела на него.!
— Это тот полицейский, которого вы убили вчера ночью, Снайпер?
Она бросила в стаканы по горсти ледяных осколков, взяла у Ника бутылку и разлила жидкость цвета красного дерева.
— А что, если я попрошу вас не называть меня Снайпером?
— Как же мне тогда вас называть? — Она недолго думала, затем сама ответила на свой вопрос. — Что, если я буду звать вас Ники? Вас устраивает?
Ник Карран смущенно переступил с ноги на ногу.
— Меня так называла жена. Кэтрин понимающе улыбнулась.
— Знаю, но мне нравится это имя. Ники, — старательно повторила она, точно приноравливаясь к новому слову, приучая к нему свой язык. Затем она протянула ему стакан.
— За нас. Мои друзья зовут меня Кэтрин. Она чокнулась с ним.
— А как вас называют ваши адвокаты?
— Мисс Трэмелл. А те, кто помоложе, — мадам Трэмелл.
— А как называл вас Мэнни Васкес?
— По большей части, сукой, но он произносил это слово с любовью. — На секунду острая боль воспоминаний, казалось, затмила ее ясные голубые глаза, но это быстро прошло. — У вас нет кокаина, а? Я люблю «Джека Даньела» с кокаином.