Свои занятия со мной мэтр проводил, не отходя от стола, и отнимали они довольно значительное время. Во всяком случае, до наступления за окном полной темноты, а то и дольше. Впрочем, иногда мэтр поднимался из-за стола, чтобы начертать на висящей тут же доске еще с полдюжины знаков и их сочетаний.
   Два качества этой примечательной личности до сих пор поражают меня. Во-первых, мэтр способен был беспрерывно поглощать всевозможную снедь, не прерывая ни гладкого течения своей речи, ни выразительных своих жестов. Во-вторых, интенсивное поглощение ростбифов, паштетов и сопутствующих им гарниров ничуть не сказывалось на комплекции мэтра. Последнее еще было хоть как-то объяснимо: калории расходовались на кипучую активность специалиста по рунам.
   Правда, такой же активности требовал он и от своего ученика — единственного и поначалу достаточно растерянного от бурного натиска его эрудиции. Так что для меня все гастрономическое изобилие «обеденных уроков» пропадало втуне. Как только я успевал сунуть в рот кусок пищи, на меня обрушивался очередной заковыристый вопрос, требующий немедленного ответа. Так что в весе я за эти дни не прибавил ни грамма.
   Что касается сопутствующих в этих краях принятию пищи возлияний, то тут мэтр Лиман, как и почти все знакомые мне Учителя, был к себе строг. Бокал его перед началом трапезы, конечно, бывал неукоснительно наполнен каким-нибудь из здешних вин, но так до темноты и не опустошался до конца.
   Помнится, первым вопросом, который задал мне мэтр, был: «Сколько рун существует в языке Темных и сколько из них ты знаешь?» Я к тому моменту искренне полагал, что различаю и догадываюсь о смысле полудюжины рун.
   Что до общего их числа в природе, я готов был признать свое полное неведение в этом вопросе. Последовал мой полный разгром. Правда, для меня не явилось неожиданностью то, что число знаков, которые, за неимением лучшего, называют «рунами», в письменах Темных не определено. Каждый, знакомый с основными принципами языка Темных, мог в случае необходимости «сконструировать» свою, подходящую для выражения его мыслей руну. Более удивительным было то, что о фиксированном смысловом значении этих знаков не могло быть и речи. Все определяли контекст и обстоятельства написания рунного послания и его прочтения.
   Впрочем, по мере того как я все больше и больше узнавал нового о цивилизации Темных, тем меньше удивлялся странностям такой детали их бытия, как письменная речь. Те, кто вел с нами игру на выживание, были существами удивительными.
   Я, честно говоря, к тому времени уже считал, что я или люди Учителя прокололись на чем-то, что заставило черного Ходока затаиться и не показываться. Мэтр, однако, не проявлял признаков особого беспокойства и оказался прав.
   Встретились мы не в табачной лавке, а сразу в «нашей» роще. Теренс окинул ироническим взглядом мои телескопчик и треногу. Этими декорациями я вооружился, блюдя условленную конспирацию. Их дополнял еще спальный мешок.
   — Сложи это хозяйство хотя бы здесь, под кустами, — посоветовал он. — До утра, чувствую, далеко. Да днем сюда мало кого заносит, так что все останется в целости и сохранности. Нам надо двигаться налегке.
   — Идем к Бауму? — осведомился я. — В Подземную?
   — К Бауму, — мрачноватым тоном подтвердил он. В тот момент я не оценил некоторую неопределенность его ответа.
   * * *
   На какое-то время ураганный натиск мэтра Лимана настолько оторвал меня от текущей реальности, что я как-то и думать забыл о сложной игре, которую разыгрывали Баум, Теренс, мэтр Цокки, Учитель и я. Вспоминал я о ней только тогда, когда ночной порой выбирался с «Квестаром» за черту Убежища и старательно делал вид, что надуваю Учителя Герна своими «астрономическими» прогулками. Слава богу, погода тому способствовала. После нескольких ненастных дней установилось сухое лето, и сон на свежем воздухе мог пойти мне только на пользу. Но большую часть времени я отдавал не сну и не разглядыванию небес, а попыткам понять смысл нацарапанного на монете послания, адресованного мне Темными. Кое-что у меня начало получаться.
   Теренс напомнил о себе позже чем через неделю — условным знаком, начерченным мелом на обломке колонны, у выложенной мозаичной брусчаткой дорожки, условно обозначавшей границу Убежища.
   * * *
   Что означало двигаться налегке, я понял через несколько минут, когда мы спустились к проселку, уходящему в горы. Там, в еще одной — совсем небольшой, деревца на три-четыре — придорожной рощице был привязан самый настоящий пони. Запряжен он был в тележку о двух колесах, сколоченную, как мне показалось, всего из двух-трех досточек. Предназначено это сооружение было не иначе как для транспортировки попугаев или канареек.
   Теренс тем не менее бодро вскочил на это сооружение и заправски ухватил вожжи. Я не без опасений пристроился рядом с ним, и наш экипаж двинулся к близким отрогам гор и скоро уже, подозрительно поскрипывая, петлял по извилистой дороге, уходящей все дальше и дальше в ущелье.
   Дорога с каждой своей извилиной принимала все более потребный вид. А у меня возникали все более глубокие сомнения, что этак мы доберемся целыми и невредимыми до ближнего перевала, за которым, по моим сведениям, и располагался вход в Подземную Часовню, место сборищ страшно таинственных, но — по данным здешних «органов правопорядка» — вполне безобидных сект. Но портилась не только дорога. Я понял это, когда начал меркнуть свет луны и ветер стал дуть порывами, сильными и холодными.
   Теренс обозрел небо, видневшееся над нами — между двух отвесов скал, норовивших сомкнуться над нашими головами, помянул ядрену вошь (знакомство с русской лексикой было его сильной стороной) и, орудуя вожжами, попытался ускорить наше продвижение по дороге. Мои сомнения относительно достижимости нашей цели переросли в уверенность, что мы оба (и пони тоже) основательно влипли в этом ущелье. Которое того и гляди превратится в русло бурной реки.
   Ночную темень прорезала молния — воистину ослепительная. Уже хотя бы потому, что ударила она не далее чем в полусотне метров от нас. Я оглох и ослеп на минуту-другую и пропустил второй грозовой разряд, полыхнувший не дальше первого. Странно: среди огненных всполохов и огненных фейерверков, заполнивших мое поле зрения, мне померещилась сутулая фигура в монашеском куколе, воздевающая руки к небесам.
   Мой провожатый, однако, и не думал терять присутствия духа. Он всматривался орлиным взглядом во тьму, ставшую после вспышек молний кромешной, и временами даже приподнимался с сиденья, по-прежнему выискивая что-то впереди. Что именно, стало мне ясно как раз к тому моменту, когда на наши головы обрушились сначала первые капли, а затем и первые ведра начинающегося ливня.
   Теренс соскочил с сиденья и энергично потащил пони под как по заказу случившийся рядом скальный козырек. Мы поместились под ним так, словно его специально для нас построили. Почти мгновенно стена воды отрезала нас от окружающего мира.
   — Ну и как? — спросил я, стараясь перекричать шум дождя. — Кукуем здесь до утра?
   — Не до утра, — глухо буркнул Теренс. — До тех пор, пока за нами придут. Мы, понимаешь, уже на месте…
   Я удивленно воззрился на него. Но в темноте можно было рассмотреть только неясный профиль его лица. Вспышки молний, что одна за другой били, казалось, в нас прицельно, только ослепляли, мешая видеть даже то, что глаза еще могли различить в темноте. Спросить: «Что значит на месте?» — я не успел. За моей спиной послышался негромкий, но как-то умудрившийся перекрыть шум ливня голос:
   — Преподобный Баум — к вашим услугам. Следуйте за мной.
   Я обернулся, чуть было не подпрыгнув как ужаленный. Позади меня, на фоне черного провала в стене (только что его не было) еле угадывалась человеческая фигура. Невидимая во мраке рука взяла меня за кисть. Довольно неприятная, холодная рука.
   — Пойдемте, — сказал все тот же негромкий голос. — А ты, Теренс, обожди нас здесь.
   * * *
   Некоторое время мой спутник был невидим во мраке узкого скального коридора, которым он вел меня. Потом мрак этот стал наполняться светом, напоминающим трепетный свет свечей. Но его источник был скрыт от глаз за каменной полкой, тянущейся под потолком.
   Мой спутник был одет на монашеский манер. Только что привидевшийся мне во всполохе молний куколь почти скрывал его лицо. Да и сама фигура его была плохо различима в складках бесформенного одеяния, заретушированных к тому же сумраком. Впрочем, шаг его был не шаркающим шагом монаха. Скорее уж это был упругий и торопливый шаг человека делового, не привыкшего терять время понапрасну. Мы повернули за угол. Еще раз за угол. Я поймал себя на том, что по части углов я начинаю сбиваться со счета. Это окончательно переставало мне нравиться.
   — Вы и будете Баум из Подземной Часовни? — спросил я, нарушив молчание.
   — Именно я, — любезно отозвался монах и откинул капюшон.
   Под капюшоном скрывалось довольно приятное на вид, еще молодое скуластое лицо. Щеки и нос Баума усеивали еле заметные в призрачном свете веснушки. Он приглашающе кивнул мне и нырнул в боковой ход. Мы спустились по неровным каменным ступенькам и оказались в небольшом зале, освещенном получше, чем лабиринт коридоров, который мы только что миновали. Прихотливо изваянные из неровного светлого камня, а может быть, созданные самой здешней природой колонны подпирали его озаренный скрытыми источниками теплого света потолок.
   — Я ожидал, что нам придется добираться до вашей Часовни… — бросил я недоуменно.
   — Хм! — отозвался Баум, жестом приглашая меня присесть на край небольшого круглого бассейна, располагавшегося в центре зала.
   Бассейн был выложен желтым камнем, и вода в нем казалась подсвеченной солнцем. И она кипела, эта вода. Кипела, оставаясь холодной, ключевой.
   — Так вам нужно было встретиться со мной или вам нужна была Подземная Часовня? — усмехнулся монах.
   — Мне нужно, чтобы вы помогли мне найти моего брата, — ответил я.
   — Ну вот мы и определились…
   Баум положил свою руку мне на колено в точности так же, как делал это временами мэтр, успокаивая меня.
   — Вы просто не должны придавать большого значения тем мерам предосторожности, которые приходится принимать в такого рода делах. Ведь вы не можете поклясться, что ваш Учитель, а точнее те, из Светлого Ордена, кому это вменено в обязанность, не присматривают за вами. А сейчас вы поймете, что это совершенно ни к чему. Жизнь вашего брата висит на волоске, и, если мы с вами не будем осторожны, нить эта оборвется. Поэтому мне пришлось немного запутать следы. Повторяю: вас это не должно беспокоить. Мы находимся в безопасном, надежно укрытом месте. Мы — люди Часовни — часто используем этот лабиринт для конфиденциальных переговоров. Он защищен нашей магией.
   — Послушайте, — начал я уже более уверенно, следуя заранее намеченной схеме, — прежде всего я хотел бы знать, насколько верно все то, что я знаю о судьбе брата только с чужих слов. Могу ли я встретиться с ним? Передать ему письмо? Получить письмо от него самого?
   — Видите ли, — снова успокаивающим, почти елейным тоном начал объяснять Баум. — Если бы ваш брат находился в руках у Темных, то говорить можно было бы только о том, чего они хотят от вас. О выкупе. Конечно, не о том, который исчислялся бы в звонкой монете. От магов только полные дураки хотят получать деньги. Речь пошла бы о том, какой работы от вас ждали. Кстати…
   Он зачерпнул ладонью воду из бассейна и пропустил ее между пальцев.
   — Ведь они направили вам свое послание. Вы оставили его без ответа. Почему? Неужели догадывались, что ваш Роман ускользнет от них?
   — Я не провидец, — пожал я плечами. — Просто не хочу быть обманутым, поэтому должен точно знать, где мой брат и что с ним.
   — Вы не все сказали, — опять с мягким нажимом в голосе возразил монах. — Ведь, кроме всего прочего, вы, как поклявшийся служить Светлому Ордену, не можете пойти на компромисс с Темными — никогда и ни в чем. Даже если близкого…
   «Вот это номер! — подумал я. — Эти типы, оказывается, не знают, что никаких клятв я пока никому не давал. Не знают, наверное, и того, что я если и маг, то маг непроявленный. А скорее всего и не маг вообще!»
   — Так вот, послушайте меня внимательно, — продолжил Баум. — Ситуация сложилась так, что никаких компромиссов от вас не потребуется. По той простой причине, что ваш брат находится не в руках Темных. Строго говоря, сейчас никто не может точно сказать, где он находится. Но до недавнего времени он был жив и пытался связаться с людьми, которые помогли бы ему вернуться в ваш мир. Вы знаете, что такие люди существуют. Кроме того, есть люди, которые готовы найти вашего родственника и переправить его сюда, в Рикк. Но вы так же хорошо, как я, сознаете, что эти люди потребуют за свои услуги ответных услуг с вашей стороны. Это будет справедливо, учитывая, что они пойдут на риск. И, разумеется, вы понимаете, что речь идет об оказании услуг с использованием ваших возможностей.
   Теперь ясно стало, с какого бока ко мне подъезжают люди Подземной Часовни. Мне предлагали смягченный вариант измены Светлому Ордену. Измены не с Темными, а с некими третьими лицами, готовыми прийти на помощь.
   — Я должен вам верить на слово? — спросил я как можно более неприязненным тоном. — Вы можете организовать мне встречу с людьми, которым я доверяю?
   Баум пожал плечами, изобразив на лице ироническое недоумение:
   — Кого вы имеете в виду? Насколько я знаю, здесь не слишком много людей, которых вы хорошо знаете.
   — Ну, например, сына Ходока Грегори — Тагару.
   — Послушайте, это совершенно несерьезно. Вы своим доверенным лицом называете сопливого мальчишку, который к тому же уже не первый месяц бездомный бродяга и нечист на руку…
   Я только хрустнул пальцами в ответ. Это было правдой. И неправдой в то же время.
   — Это вопрос субъективный, — сказал я как можно суше. — Если вы устроите нам встречу, то мое доверие к вам сильно возрастет.
   Монах долго не отвечал мне ни слова. Только молча смотрел на бурлящую в бассейне воду. Потом поднялся и задумчиво побрел между причудливых колонн, подпиравших невысокий потолок зала, в котором мы вели нашу не слишком толковую беседу.
   — Придется по-другому поставить вопрос, — наконец произнес он с сожалением в голосе. — Вы не можете выдвинуть логичных условий. Мы не можем предложить вам ничего, кроме того, чтобы вы поверили нам на слово. Это тупик. К сожалению, нам придется действовать не по-джентльменски, чтобы из него выйти.
   Он остановился у одной из колонн и провел рукой по украшавшему ее рельефу так, словно ему жалко было именно его.
   — Вы уже должны были понять, что находитесь в Магическом Лабиринте, — уже более жестко продолжил он. — Я предоставляю вам возможность разгуливать в нем ровно до тех пор, пока вы не примете наше предложение и не пойдете на переговоры с нами. Выход из Лабиринта не под силу найти даже вашему почтенному Учителю. Поэтому не советую вам упрямиться. Здесь, как вы заметили, есть вода, но, к сожалению, нет ровным счетом ничего съестного. Да и от воды не отходите далеко. Можете не найти обратный путь. Уморить вас жаждой в наши планы не входит.
   Я вскочил на ноги, в бешенстве уставившись на него. Злиться сейчас, собственно говоря, следовало только на самого себя. Так попасться в дешевую ловушку мог только идиот, который сам хотел в нее попасть.
   — Когда у вас возникнет желание возобновить наш разговор, — продолжил Баум, — то вам просто надо будет разжечь одну из свечек, что здесь воткнуты на каждом углу, от любой другой, что горит. Они горят вон там, за полкой под потолком. Достаточно будет всего одной зажженной свечи. Впрочем, я время от времени попробую навещать вас в вашем уединении. Когда почувствую потребность в общении с вами. Хотя общительным собеседником вас не назовешь.
   Он сделал шаг назад и исчез. Растаял. Я только потом, немного спустя, сообразил, что в какой-то момент из-за одной из колонн, подпиравших свод зала, вынырнул не сам преподобный Баум, а, должно быть, его голографический образ. Подвижный и озвученный. Магия…
   А тогда я просто растерянно озирался вокруг. Потом, конечно, начал действовать самым глупейшим из возможных в сложившейся ситуации способом. Я принялся искать выход из Лабиринта. Хотя, конечно, я уже знал ту простую истину, что из Магического Лабиринта может вывести — даже мага — только тот маг, который завел туда свою жертву.
   Сколько времени заняло это бесплодное занятие? По крайней мере многие часы. Чувство времени в Странном Крае и без того не раз шутило со мной разные шутки. В Лабиринте это были шутки злые.
   Сперва мне было просто дьявольски неуютно среди этих изломанных и причудливо переходящих один в другой туннелей и коридоров. Потом пришло и стало нарастать ощущение того, что я вовсе не один брожу здесь. Шаги… Тихие и осторожные, они раздавались то за одним поворотом, то за другим. Замирал я — замирали и они. Это могло показаться эхом, но эхом не было. Скорее уж слуховой галлюцинацией. Иногда мне мерещился звук чего-то упавшего и покатившегося. Иногда — прерывистое дыхание какой-то твари.
   Видимо, я просто пытался чем-то занять себя, чтобы утихомирить тот ералаш, который воцарился у меня в голове. Похоже, что моя «страховка» не срабатывала. Или я просто слишком сильно перепугался, а все на самом деле идет по плану? Я прекратил свои блуждания и присел на едва различимый в сумраке валун, лежавший на перекрестке двух туннелей, каждый из которых вел в никуда. Прикинул свои шансы на освобождение. Потом поднялся и попробовал вернуться к залу с бассейном. Но, как меня и предупредил мой тюремщик, не смог найти к нему дороги.
   Убедившись в этом, я приуныл основательно. Наверное, и впрямь мне оставалось только одно из двух: либо принять смягченные условия работы на Темных (в том, что за Баумом стоят не некие добряки, готовые пойти на рискованные поиски Романа, а именно они, Темные, я не сомневался), либо вступать в борьбу с незримым противником, опираясь только на собственные силы. Вся беда была в том, что оба эти варианта были полностью нулевыми. По той простой причине, что магом я себя не чувствовал. Ни выкупить брата честным колдовством, ни нанести противнику хоть какой-нибудь вред я не мог. Точнее, не представлял себе, как бы я справился с любой из этих задач.
   Кажется, я даже истерически захихикал, в сотый раз прокручивая в мыслях эту простую истину. Но делать было нечего. Опустившись у стены на корточки, я принялся вспоминать всю премудрость, которую пытался вложить в меня мэтр Герн. Занятие это было вполне бессмысленным, но… Но не сдаваться же без боя? Я пытался вспомнить все, что ассоциировалось у меня со словосочетанием «Магический Лабиринт». Как ни странно, мэтр словно в воду смотрел: довольно многое успел наговорить мне именно на эту тему.
   Пытаться найти заклинание Выхода было ни к чему. Такового не было. Положение, конечно, выглядело как безвыходное. Да и на самом деле было безвыходным. Но именно это слово — безвыходность — и дало какое-то новое направление ходу моих мыслей. Я вспомнил одну из первых заповедей мага. Учитель сообщил ее мне в первый же день нашего знакомства.
   «Если ты запутался в колдовстве — разрушь его!»
   Эта заповедь и заклинания, которые в устах мага должны были вызвать это разрушение, были штукой опасной. Ну хотя бы потому, что последствия разрушения колдовства считались вещью принципиально непредсказуемой. Разрушаясь само, колдовство могло разрушить еще много чего. Например, самого колдуна.
   Впрочем, мне, пожалуй, ничего не угрожало — как лицу в искусстве магии бездарному. К тому же совершенно неясно было, подпадает ли магия Лабиринта под круг явлений, на которые в Странном Крае вообще действуют хоть какие-то заклинания.
   На то, чтобы вспомнить разрушающее заклинание и пассы, которые должны были его сопровождать, у меня тоже ушло немало времени. Я принял нужную позу, расслабился, постарался ввести себя в медитативный транс. Это состояние одурения, по словам Учителя, не слишком-то помогало мне, но все же должно было служить своеобразной дверью в «комнату с кнопками», из которой управляется здешняя магическая машинерия.
   И я начал повторять разрушающее заклинание. Снова и снова. Много раз подряд. Стараясь проделывать в такт издаваемым мною бессмысленным звукам дурацкие движения руками и ногами. Самое смешное состояло в том, что заклинание и пассы действительно не имели ни малейшего смысла сами по себе. Они предназначались только для того, чтобы привести психику мага (в данном случае меня) в контакт с магией Странного Края. В одних случаях такой эффект достигался легко, в других — никакого эффекта не было. Поэтому в вопросе о выборе заклинаний царили самые различные точки зрения. Разные Учителя использовали в одних и тех же целях разные заклинания. Главным были не звуки, их составляющие, а именно психологическое воздействие. А для того чтобы это воздействие произошло, необходимо было присутствие веры в то, что ты и вправду маг. Мне же поверить в это не удавалось.
   Но сейчас надо было поверить! От этого зависело многое. Собственно говоря — все.
   И я старался как мог вытолкнуть из себя это неверие, которое, наверное, и было причиной неудач мэтра Герна в его попытках снова заставить меня совершить чудо. Но каждая из этих неудач крепко оседала в моей памяти. Усиливала неверие в себя. И старания от него избавиться были почти ни на чем не основаны. И, само собой разумеется, эти мои старания только усиливали мою уверенность в том, что никак не могло наделить меня колдовским могуществом крохотное пятнышко краски, втертой мне в кожу. В этом я не мог переломить себя.
   «Но ведь было же… Было там, на плато, чудо, сотворенное твоей волей! — твердил я себе. — Я, и никто другой, победил тогда тварь!»
   От злости на себя самого я перешел в обращении с собой на «ты».
   «Значит, — спросил я себя, словно кого-то чужого, — именно тогда, в минуту смертельной опасности ты смог вспомнить, как надо колдовать. И где теперь эта твоя память? Какую струнку в твоей душе пробудила та битва в тени каменных „грибов“? Какую кнопку в тебе нажала? Чего не хватает тебе теперь? Может быть, именно этой смертельной опасности?»
   Собственно, я уже давно понимал это. То, что я еще слишком слабо напуган. Что, наверное, только острый и смертельный страх может снова сделать меня магом. Какой там, к черту, медитативный транс! Какое, к шутам, расслабление! Страх — вот что мне нужно сейчас! Страх!
   Я плюнул на пассы, плюнул на транс. Только само заклинание на автомате крутилось у меня на языке. Вжавшись спиной в шершавую стену, плотно зажмурив глаза, я вдалбливал себе: «Это не важно, что здесь на тебя не несется огнедышащая тварь. Все равно тебе угрожает смерть! Тебе и твоему брату! Оба мы в руках Темных. А Темные — это не благотворительный фонд. И как только они поймут, что ты маг фальшивый, они просто выкинут вас обоих из жизни! А они поймут это почти сразу. Удивительно, что не поняли еще. Сосредоточься. Собери все свои силы! Сейчас или никогда! Взорви! Разрушь проклятый Лабиринт!»
   И в этот момент снова послышались шаги. Осторожные, но теперь гораздо более уверенные, чем в прошлый раз. И теперь уж точно они не были галлюцинацией. Я не стал открывать глаза. Черт с ними — с теми незримыми монстрами, что бродят по Лабиринту! Кем бы они ни были, мне нельзя сейчас отвлекаться от главного. От своей — может быть, последней в жизни — попытки наколдовать себе свободу.
   Шаги были где-то рядом. За ближайшим углом. Шаги и хрипловатое дыхание. Я напрягся, стараясь не прислушиваться и вообще забыть обо всем, кроме жгучего желания уничтожить Лабиринт. Но слух не подчинялся мне.
   Он словно рыболовный крючок впился в доносившиеся из-за угла звуки. Впрочем, уже не из-за угла. Я понял, что их источник здесь. Он должен был находиться где-то в прямой моей видимости. И он двигался ко мне! Мне почудилось, что ноздри учуяли странный запах — запах зверя. Что нужно этой твари от меня? Пора было открывать глаза. Ведь не сидеть же, дожидаясь неведомо чего с этак вот зажмуренными глазами, словно перепуганный ребенок!
   Шаги приблизились и замерли, как мне показалось, на расстоянии вытянутой руки. Я теперь отчетливо слышал дыхание и ощущал тот самый запах, который сперва лишь чудился мне. Дыхание было прерывистым, а запах тревожным.
   Я почувствовал, что ледянящий холодок начал пробираться по моей спине. Во рту пересохло, и, что самое скверное, веки мои не желали разжиматься. Это уже само по себе испугало меня. Неужели я до такой степени струсил, что потерял контроль над собой? Да пропади все пропадом, если оно — это «все» — сделало меня таким трусом! Я стиснул кулаки и заставил себя открыть глаза. И в них сразу же хлынул необыкновенно яркий свет. Я моментально ослеп, так ничего и не успев рассмотреть. А заодно и оглох. Потому что неожиданная вспышка сопровождалась еще и дьявольским грохотом. А когда способность воспринимать окружающее вернулась ко мне, то первое, что я ощутил, были ветер, дождь и темнота. И темноту эту разрывали беспрерывные вспышки молний. Я поднялся на ноги, провел рукой по мокрому лицу, огляделся. Молнии, очень и очень близко и часто бьющие в землю, не самый лучший источник освещения. Я не сразу понял, что нахожусь в том же месте, что и пару минут назад — на одном из перекрестков Лабиринта. Но только Лабиринта теперь разрушенного. Превращенного в бессмысленную гору камней. То, что ни один из каменных обломков, в изобилии наваленных вокруг, не обрушился на мою голову, было, конечно, чудом. А чего, собственно, ожидать от магии, кроме чудес?