Страница:
— Дело это мистическое и совершенно неясное. Но китайцы как-то определяют и характеристики ритуала, и место его проведения. Я лично, ничего не понимаю. Поэтому подхожу к этому вопросу как к простому убийству. Если кто-то верит, что человеческие жертвоприношения способны повлиять на ход борьбы - это его дело.
Сталин кивнул головой.
— Обращение к религии - это признак слабости. Если бы мы молились, а не подготавливали наш успех кропотливой работой, то вряд ли были бы сейчас здесь. Но может быть там есть своё рационально зерно?
— Не знаю, Иосиф Виссарионович - Николай решил держаться до конца.
— Ну хорошо, согласился вождь. Царизм тоже обращался к восточным культам. Бадмаев, Гурджиев - все они активно проповедовали мудрость востока. И даже проводили какие-то ритуалы. Но царизму это не помогло. А что говорят на Западе по поводу нашего возможного поворота по направлению к усилению работы в Китае?
— Французам это безразлично, а вот англичане со временем будут против. Но это будет не быстро. Года через три, четыре, когда наше влияние там усилится. Но это естественная реакция. Им есть что защищать в разных районах земного шара, да и Россию они не любят просто по определению.
— Значит, Вы считаете, что буржуазия Европы спокойно воспримет наш поворот на Восток?
— Даже более того. Мы ведь оттянем туда на время наиболее агрессивную часть рабочего класса. Что им там делать в эпоху стабилизации капитализма? А в Китае мы обкатаем их в реальных условиях борьбы, проверим на стойкость. Да и они глубже поймут нашу позицию. Главное - правильно сформулировать принцип.
— И кто же тогда останется в компартиях на местах?
— Те, кто лучше подходит к этому историческому периоду. Люди, готовые к спокойной и кропотливой, мелочной работе по усилению нашего влияния в массах. Так, чтобы к следующему кризису у нас были одинаково хорошо развиты и боевое и организационно - пропагандистское направления.
Сталин задумался. Потом покачав головой, улыбнулся, словно что-то вспоминал.
— Да, мы делали в своё время что-то подобное. Когда ситуация в пролетарских центрах Кавказа, прежде всего в Баку переходила в более спокойную фазу, мы отсылали наши боевые группы в горы. Там всегда хватало возможностей для схваток, в которых воспитывались настоящие бойцы. А в городах мы отрабатывали другие методы выступления против самодержавия, организационно укрепляли партию, усиливали её связь с массами. Я вижу, Вы хорошо усвоили уроки нашей борьбы.
Доктор Шанцев ждал его прихода на Солянке. Он мило болтал с Надеждой и с интересом поглядывал на странные восточные причиндалы, стоящие на низких столиках. Коля быстро поздоровался и стал объяснять доктору суть вопросов, которые надо было решить. Он написал на бумажке две простые истины, которые надо было донести до сознания девицы. Их было бы больше, если бы он лучше учился на свеем историческом факультете. Но было поздно горевать, надо было делать. Доктор посмотрел на листик и было видно, что он ничего не понимает. Но, решив, что люди наверное знают, что хотят, решил ничему не удивляться.
— Это, в принципе, несложно - сказал доктор. Давайте девочку, будем работать.
Машка вошла как пава. За то время, как они не виделись, она серьезно изменилась. Подросла, в походке и движениях исчезла резкость и некая детская незаконченность. Это было очень пластично. Коля хмыкнул. В каждой женщине живёт змея. Надо только ее разбудить. А дальше уже она сама поднимется и всех покусает. Машка сдержанно поздоровалась не поднимая глаз и сделала что вроде книксена. Воспитание в европейской манере, которым, как помнил Коля, должна была заниматься бывшая балерина, тоже нашло свои плоды.
Доктор встал и щелкнул пальцами. Он достал маленький блестящий шарик и стал ловить им солнце, которое пробивалось сквозь прикрытие шторы. А дальше пошла работа.
Коля посмотрел на процесс, а потом кивнул головой Надьке и они пошли в соседнюю комнату. Вообще надо сказать, выглядела она усталой и замученной. Наверное, такой ритм движения, в который она оказалась втянута, был ей пока непривычен. Да и самолёты давались ей нелегко. Честно говоря, этот перелёт и для Коли был не простым. Самолёт болтало и вертело как семечко клёна. Но Коле было легче чисто психологически - он налетал столько, что часом больше, часом меньше роли не играло.
— Ну что устала, он погладил её по щеке. Не бойся, скоро всё успокоится и отоспишься.
— Вот это меня и пугает. Всё успокоится и ты уедешь. А я останусь.
— Слушай, давай доживём сначала до этого момента. А думать о том, что будет дальше будем потом. Ладно, рассказывай, что китайцы придумали в своём ритуале.
Надя стала говорить и показывать. Она увлеклась, поэтому в деталях изображала кто куда пойдёт и где будет стоять. В целом всё получалось вполне неплохо. И у него тоже формировалась последовательность событий. Теперь всё зависела от событий в Потсдаме. Если там всё будет хорошо, и удаться взять организаторов, то выход на русскую часть этих затейников будет не сложным. А вот если не получиться, то одна надежда на эту самую мистерию, которую они обсуждали. На середине беседы к ним подошел Линь. Он внимательно слушал Надю, периодически вставляя комментарии.
— Вот что нам надо. - Николай перешёл к главному - Вы, как специалист, должны определить, с каким божеством она ментально связана.
— Извините, не понял - вполне натурально удивился Линь
— Ну, как это сказать. Я не знаю Ваш пантеон, но представляю, что у Вас много богов или ипостасей верховного существа. И каждая отвечает за свой участок работы.
— Как ты Вы очень странно говорите. Но в целом, если подумать, это действительно так.
— Так вот. Нам надо, чтобы Машка была как бы связана с тем богом, которому наши оппоненты приносили жертву и завершение обряда которому мы сорвали.
Линь, как всегда соображал очень быстро.
— То есть, Вы хотите, чтобы они попытались достать девочку, чтобы закончить обряд? Тогда они выйдут на нас, а мы их встретим. Разумно.
— Ну вот и прекрасно. Я знал, что Вы поймёте. Поэтому внесите изменения с этой точки зрения. Что-то по типу могучий войн, девственность и так далее.
— Как это всё далеко от самой идеи нашей религии. Только в извращённых мозгах европейца может возникнуть такой план. Не один знающий человек нам не поверит.
— А где Вы нашли здесь знающих людей, кроме себя, конечно. Каждый слышал что-то краем глаза и видел где-то краем уха. Но сути не понял никто. Я так думаю, для этого надо не одну жизнь учиться.
— Ваши мысли парадоксальны по звучанию, но в целом, верны. Вам не говорили, что Вы очень загадочный человек.
— Если бы это ещё помогало в жизни. А то ведь все только говорят.
— Это Вам зачтётся в будущих перерождениях - с чрезвычайно серьёзным видом сказал Линь.
— Надеюсь.
В «Весёлой собаке» было по утреннему тихо. Горностаев звонил пару раз Перовскому и Коля заехал оставить записочку о встрече вечером. Надя поехала на Калужскую, к старику архитектору сообщать про Мишку и говорить чтоб не беспокоился насчет использования планов дачи Спецотдела. Со Сретенки он поехал на Никольскую. Там усталый и полусонный Герхард предложил ему кофе.
— Мне бы лучше чаю, - сказал Николай, поудобнее устраиваясь в кресле.
На низком столике лежали бумаги и стояла начатая бутылка коньяка. Было видно, что человек лечился.
— Как Вы выдерживаете все эти перелеты, - с болезненной усмешкой спросил Фриц, наливая себе рюмку. Жестом он предложил присоединится, но Коля, как всегда, отказался.
— Летели почти что двадцать часов. Я думал, что умру в этом самолёте.
— Фриц, - укоризненно сказал он, - у нас великая миссия. Как учат нас большевики, отдыхать будем на кладбище, если, конечно, доживем.
Фриц помолчал - видимо переводил, потом коротко хохотнул.
— Вы, удивительный человек, как всегда, парадоксальны,. Признайтесь, в юности писали стихи?
— Кто ж не писал их в юности? Даже, говорят, Ульянов-Ленин пробовал, жаль, что не получилось, был бы сейчас у нас еще один плохой поэт. А вместо этого получили плохого, но весьма решительного государственного деятеля. Кстати, как там Берлин?
— Сейчас пойду звонить в посольство.
Минут через тридцать он пришёл. За это время Коля успел вздремнуть в мягком кресле. Приходили люди, приносили чаю, но он решил не торопиться. Фриц вошёл в комнату быстрым шагом, лицо его было перекошено. Непонятно, от чего он морщится - подумал Коля,- то ли от новостей, то ли от головной боли. Немец снова налил коньяку и лихо опрокинул рюмку.
— Перестрелка там. Приходили четыре человека. Одного убили, двое застрелились. Один ранен, его приводят в чувство. Но говорят, не выживет. Аршинов поехал на самолёт. Все убитые немцы.
Николай только крякнул. Но в принципе он ждал чего-то подобного. Теперь придётся отрабатывать вариант с мистерией. Будем пробовать.
— Ну , может быть он заговорит? В любом случае, мы сильно испортили им праздник. Впрочем, бог с ними. Нам надо готовиться к нашему представлению. Жертва, как говориться, готова.
Фриц ошарашено посмотрел на него.
— Нет, мы не будем никого убивать. У нас будет более легкий вариант обряда. Мы обратимся к богам, используя силу юности. Невинная девочка войдёт в транс после ряда процедур и коснётся сознания богов. Они и ответят. Что-то вроде спиритического сеанса.
— И кого будем спрашивать?
— А кто ответит, того и спросим. Формулируйте вопросы.
— Объясните, ради бога. У Вас и так все удивительно, удивительный человек, а тут ещё и эти перелёты. Ни понятно.
— Ну там у них что-то вроде Пантеона. Как в древней Греции. Один бог отвечает за войну, богиня за любовь, кто-то за ремёсла, кто-то за здоровье. До кого достучимся, тот и будет говорить. Точнее у медиума пойдут образы. В Тибете целая наука их интерпретирует. У нас, как Вы понимаете, такого нет. Будем обходиться подсобными средствами.
— Значит о чём будет разговор - неизвестно?
— Совершенно. Почти до самого конца мы ничего не поймём. Даст Бог, поймём позже.
— Ясно. Фриц налил рюмку и снова вопросительно глянул на Колю. Но тот был не готов. И когда можно будет приступить?
— Да когда скажете. Хоть завтра.
— Завтра, Фриц потёр лоб, потом вышел из комнаты. Нет, завтра будет трудно. Давай в пятницу, через неделю. У нас как раз будет вечер по поводу дня рождения одной прелестной особы. Она переводчица у военных. Что-нибудь специальное нужно будет готовить?
— Я лучше завтра с утра подошлю Линя и Вы обо всем договоритесь. Если будет вечер то, наверное, понадобится зал в восточном стиле и прочая мишура. У него есть ширмы, маски, статуи.
— Обеспечим и поддержим. Но нельзя ли это сделать в узком кругу?
— Я рекомендую начать с большого представления. Тем более, что нужна определённая аура. А её могут дать люди.
— Да, кстати, Николай. Я давно хочу спросить. А что это за китайцы? Я обратил внимание, они и в Берлине есть. А ведь раньше я их не встречал.
Коля задумался. Действительно, а что это за китайцы. Он и сам не знал, честно говоря. Всё в этом дурацком 23 году он счастливо воспринимал как данность. Вот теперь надо отвечать.
— Ты знаешь, Фриц. Это как послы, только без верительных грамот. Китайцы очень организованные люди, и даже за границей, в непривычной обстановке они всё равно выстраивают свои, чисто китайские порядки. Так вот такие люди и следят, чтобы эти порядки не сильно нарушались.
— Понятно. То-то я гляжу, у них дисциплина и порядок. А как они соотносятся с правительством?
— Каким? Китай расколот на несколько районов, в каждом сидит свой генерал. Линь скорее замкнут на какие-то купеческие структуры, или, даже скорее, религиозные. Там они сильные, гораздо мощнее и весомее политических. Всё-таки за ними две тысячи лет опыта. Да и всё это время они гонят на Запад чай и шёлк, а взамен берут серебро и золото. Так что много накопилось.
— Ой, да бог с ними. Голова трещит, а ещё куча дел. Надо в себя приходить.
— Слушай, Фриц, поехали к китайцам. Они живо поднимут тебя на ноги. Через час как новенький будешь.
На Солянке Колю ждал раввин из Праги.
— Я слышал, пан добился успехов?
— Ну, если Вы так считаете, то да. Но я бы так не сказал.
— Пан предотвратил войну. А для евреев это хорошо. Потому что в любой войне будут первыми страдать именно они.
— Правильно. Нельзя быть сильно умными. Это раздражает.
— Пан почему-то сильно не любит евреев?
— А кто их любит? У пана раввина есть дело, или он зашёл просто так?
— Нет. Я зашел передать Вам несколько адресов. В Вене, Париже и Нью-Йорке. Когда у пана Николая будет настроение и желание, он может туда зайти и ему помогут. Вот адреса и записочка.
— Спасибо. Я воспользуюсь при случае. А скажите, Вы можете воздействовать на евреев в этой стране. На Троцкого, к примеру?
— Он давно сказал, что он не еврей, а коммунист. А я всё-таки раввин, а не секретарь партии.
— Понятно. А на кого можете влиять? На Уншлихта?
— Уншлихт поляк. И как все поляки сильно нас не любит.
— Правда? Не знал. А Склянский?
— С ним можно поговорить. А что, пан военный как-то замешан в наши дела?
— Всё идет к тому. И это очень плохо. А что это за адреса в записочке?
— Это хорошие люди. Они многое могут.
— Я бы всё-таки рекомендовал уехать из Вены. И из Будапешта. Там будет смерть.
— Нашему народу к этому не привыкать. И если это будет цена прихода мессии, она не будет высокой.
Коля сжал зубы, до скрипа. Он ненавидел такие решения и таких людей. Решай за себя, но не за шесть миллионов человек, которые сгорели в печах Освенцима и Бухенвальда, не за детей, ещё даже не родившихся. У него от злобы затряслись руки.
— Вы плохой раввин. Вы не можете руководить людьми. Вы можете решать свою судьбу. Но обрекать на гибель других людей - это… это неправильно.
— Пан Николай плохо знает историю своего народа. Веками уничтожали наш народ. Ещё фараон начинал это делать. Но где он - этот фараон. А наш народ живёт. И будет жить. А потом, пан Николай может что-то предложить?
Николай только сейчас понял все муки Кассандры. Наверное, её тоже понимали, но сделать тоже было ничего нельзя. За это её и гоняли.
— А пан раввин ещё удивляется, почему евреев не любят. Испортили настроение на весь день и рады.
— У пана Николая большое сердце. Пану Николаю жалко евреев?
— Мне жалко всех, кто умер не за свои грехи. А евреи они или русские - меня это не волнует.
Когда равви ушёл, Коля лег на низенький китайский диванчик и задумался. А ведь действительно. Евреев в Холокосте погибло шесть миллионов. Русских как минимум в три раза больше. В голод 32 года погибло десять миллионов русских крестьян, и никто, никто этого не заметил. Сталин в конце тридцатых уничтожил пять, ну десять тысяч бывших ответственных работников, на руках которых была не смытая кровь расстрелов Революции и Гражданской войны и их дети подняли вой после ХХ съезда. Да за одну коллективизацию их надо было не просто расстрелять. Вместе со Сталиным и всем его окружением. А почему то их было в детстве жалко после слезливых романов Трифонова и воспоминаний Эренбурга. А про русских крестьян просто никто не знал. В Индии, в 42 году, в войну, от голода погибло 40 миллионов человек. И кто про них слышал? Почему одни имеют право на жалость? Чем они лучше?
Когда убили Листьева, который может и был хорошим журналистом, но погиб в разборках по чисто деловым вопросам, телевизор бился в истерике три дня. В Чечне гибли наши ребята тысячами, и никто не обращал на это внимание и не предлагал устроить общенациональный траур. Когда таких же бизнесменов, как этот деятель рекламы отстреливали почти каждый день, то самое лучшее, что они заслужили - это краткий репортаж на три минуты, и хмурую реплику прокурора «вот опять бандитские разборки».
Ладно, что это я завёлся. Справедливости что-ли захотел? Так нету её, справедливости. И не будет.
Неожиданно он вспомнил Высоцкого «Вы оба пострадавшие, а значит, обрусевшие - мои без вести павшие, твои безвинно севшие».
Прав был мужик. Ничего не скажешь. Может, как говорят, не сильно умный, но писатель и не должен быть сильно умным. Он должен чувствовать. А Владимир Семёнович чувствовал. И отражал. А ведь верно отразил.
Герхард пришёл весь обновленный, как Эйфелева башня в миллениум. Он сверкал и блестел. Ему хотелось двигаться и шутить. Коля его понимал, и решил, что настал момент познакомить его с Перовским. Они заехали на Мясницкую и довольно долго обсуждали идею создания ресторана-клуба для иностранцев. Фрицу эта идея понравилась. Он был готов давать деньги. Но надо было провентилировать этот вопрос в ЦК. Но как-то всё возможности не было. В принципе, Коля был рад. Перовский и Фриц нашли друг друга. Дальше всё пошло бы само собой. Узнав у секретарши, где можно искать Василия, он с большим внутренним удивлением поехал в Румянцевскую библиотеку. Васька действительно сидел там и читал какой-то толстый фолиант, делая выписки в тетрадь. Писал он перьевой ручкой и Николай подивился как это лихо у него получается. Вытащив ученого прогуляться на Арбат, где было много заведений, как и в конце века, он приступил к детальным расспросам про его будущее.
— Я наверное за границу поеду. Денег у фонда много, ему их зарабатывать не сложно. А за границей можно развернуться. Там археология тоже пока ещё на уровне «Индианы Джонса». Пришёл, выкопал и унёс. А надо по научному, тщательно. Здесь ты прав, заставят советскую археологию строить. А мне это ещё в 80-е годы надоело. Это вообще прикладная наука. Не бывает ведь советской физики.
— Ещё как бывает. Ты просто не сталкивался. В Германии есть, например, арийская физика, которая активно противостоит еврейской. Догадайся, кто побеждает.
— А что тут догадываться. Они завсегда в науке побеждают-
Василий с удовольствием пил пиво и ел воблу, которая в изобилии была представлена в пивной, со скромным названием «Бочка».
— Время сейчас такое просто. Идеологизированное. Но ты прав. Мотай куда-нибудь в штаты или в Южную Африку. Там Зимбабве еще не выкопано. Это даже лучше, чем Штаты будет.
— Я посоображаю. Я думаю надо получать американский паспорт, а дальше пристраиваться где-нибудь действительно в тихом месте. Только тут Интернета нет. Будешь сидеть где-нибудь в медвежьем углу куда даже журналы не доходят. Нет, жить надо либо в Штатах, либо в Англии. У немцев с археологией неплохо, но вот идеология подкачала. То фашисты, то коммунисты.
— Ладно, разберешься. Тебя спецотдел не искал?
— Да нет, вроде никто не приходил. А что?
— Да нет, это я так. Давай вот что. Я тебя в Германию отправлю, а дальше уже сам. Лады.
— Отправляй Там сейчас неплохая компания подобралась. Один Бердяев чего стоит - Васька глотнул пиво, которое любил ещё при Советской власти, когда его особенно и не было.- Слушай, а может заедешь вечерком. Посидим, песни попоем. Бабы тут неплохие, я проверял.
— При них что-ли песни будем петь?
— А что, не помешают.
— Ладно. Это пока не для нас. Давай, великий археолог всех времён и народов. Топай в библиотеку, конспекты ждут.
— Вот уж нет. В кои веки можно пивка попить. Библиотека никуда не убежит. Она и через 80 лет, почти на том же месте осталась. Принеси-ка дружок ещё рыбки - вальяжно сказал он официанту.
Аршинов приехал на Петроверигский весь зелёный - самолет как всегда это бывает попал в грозу и обходили ее практически по кругу. Так что его промотало лишних часа два где-то над Белоруссией. Но Степан держался бодро. Выпив для успокоения водки, он стал рассказывать. Немного послушав, Коля отозвал Сушина и попросил его позвонить Сталину и попросить их принять.
Сушин был замучен своим отцовством. Как понял Николай жилье у него было самое символическое, старших родственников не было, а жене было чуть ли не семнадцать лет. Естественно, что ни он, ни она ничего не знали и не умели. На вопрос, чего же он помощи не попросит, Алексей объяснил, что у страны и так много вопросов, которые надо решать, а он, Алексей и сам справится, не барчук. Коля для себя решил поднять вопрос у Сталина. Это не дело, человек засыпает на ходу. А пока он послал Надежду с детским бельем, которое специально купил в Париже к сушинской жене.
Сталин принял их быстро. По скорости приёма было видно, что его сильно интересует развитие этого дела.
Степан, который от Петроверигского до Старой площади шёл пешком для успокоения здоровья, делал доклад в своей манере - быстро и четко рассказывал факты, несмотря на то его все равно сильно мутило. По ним выходило, что взяли таджиков в их кишлаке с совершенно непроизносимом названии военные. Где этот кишлак находится, никто не знал. Из рассказов получалось, что в горах. А в наших, или, например, в Афганистане, было совершенно не понятно. Но присутствие людей в форме таджики подтверждали. В момент сегодняшней операции по захвату пришедших на жертвоприношение ничего существенного не происходило. Пришли четыре немца, попытались войти в дом. Активно сопротивлялись. Когда двое были окружены и поняли, что уйти не удастся, застрелились. Судя по оружию и манере боя это были бывшие солдаты. Раненный был в больнице, он сказал, что ждали ещё двух товарищей. Один из них был русским. Они должны были подойти попозже. Так что с точки зрения эффективности, засада была провалена. Но самое интересное, что заставило Николай поехать в ЦК, было у Аршинова утром, ещё до выезда на засаду.
— Утром немцы взяли ещё несколько человек из списков «общества друзей Тибета». В том числе и двух эмигрантов, которые хотя официально в общество и не входили, но были знакомы с его членами и активно посещали заседания. Я присутствовал при их допросе. Узнав, что я из Москвы, один из допрашиваемых, некто Григорий Куликов попросил передать об его аресте в посольство. Я не стал возиться и на всякий случай взял его с собой. Он сейчас на Петроверигском. Дал показания, что завербован ОГПУ и давал информацию человеку из торгпредства.
— Именно ОГПУ? - спросил Сталин. Многие наверное путают политохрану с военной разведкой. На первый взгляд разница между ними невелика.
— Куликов назвал фамилию Трилиссера.
— Так что же? Это всё-таки операция чекистов? - Сталин был удивлён не меньше Николая. Он даже встал со стула и пошёл к окну. Отдернул штору, посмотрел на что-то за стеклом и вернулся обратно.
— Похоже, Иосиф Виссарионович, это два разных направления. Военные проводят свою операцию, а чекисты решили за ней присмотреть. А может быть ведут свою работу по проверке обществ такого рода - сказал Аршинов. Я считаю, что надо с ними разговаривать.
— Это у нас товарищ Бокий специалист по такого рода вещам. Трилиссер просто организатор сети за рубежом. Она у него ещё маленькая, но он старается. А заказчиком этой вербовки должен выступать Глеб Иванович. Ну что же, всё-таки придётся его звать сюда. Мы давали ему задание - пусть теперь отчитается. Наша повторная встреча уже назрела. Алексей, займись этим вопросом. Я думаю, мы подождём пока к нам подъедет товарищ Бокий. А Вам Степан Терентьевич, надо немного отдохнуть. Алексей Вас проводит. Вообще, я заметил, что у нашего Николая какой-то бешенный ритм жизни. И он как-то навязывает его окружающим. Надо порекомендовать ему бережнее относиться к людям. Не все же такие двужильные, как он.
— Товарищ Сталин. Я предлагаю пару человек из аппарата послать на Нью-Йоркскую или Лондонскую биржи. Пусть поучаться принимать решения за секунды. Это может очень пригодиться. Когда придётся поднимать промышленность и готовиться к новым битвам, каждая минута, не то что час будут на счету.
— Глеб Иванович. У нас происходят странные вещи, которые никто не может объяснить. И почему то они крутятся вокруг прошлой темы нашего разговора - Тибета и его религии «чёрный бон». Всё это твориться и у нас, и в Германии. Впрочем, мы об этом уже говорили. Что Вам удалось узнать нового?
— Да, Коба, я занимался этим вопросом и меня тоже удивляют дела, которые в последнее время стали происходить в России. Насчёт германских событий у меня мало возможностей и информации, хотя кое чем обладаем и там.
— Куликов - Ваш человек? - Сталин спросил мягко, как бы пробуя.
— Да. А что, он Вам как-то интересен? - Николай прекрасно чувствовал мысли Бокия. Тот ничего не понимал и поэтому вел себя крайне осторожно.
— Нет. Нам он не интересен. Вы можете забрать его. Он сейчас в Москве. Нам потребовалось его допросить. Расскажите, зачем Вы завербовали этого человека?
— В Германии наблюдается всплеск интереса к Тайнам Востока. Немцы активно проводят попытки организовать экспедиции в эти края, находят людей, которые там бывали, собирают разные бумаги, связанные с оккультизмом восточного толка. Мы не можем оставить без внимания эту активность. Тем более, что в неё вовлечены очень серьезные люди, люди, которые сильно влияют на определение политики.
— Хорошо. С Германией понятно. А что Вы можете сказать про нашу страну?
Бокий молчал, видно собирался с мыслями. Момент был решающий. Если он в операции, он должен сейчас продумывать, под каким соусом это преподносить и как это должно рифмоваться с постулатами марксизма. Если он вне операции, то должен определить долю своего знания.
— Мы сталкиваемся с непонятной активностью в этой области в последнее время - осторожно начал он. Но нам трудно работать, у нас практически нет грамотных в этом отношении кадров. Окружение Бадмаева разгромлено. Кружок Гурджиева тоже. Присланные партийные товарищи из Бурят-Монголии и Калмыкии слабо разбираются в этих вопросах. Старые специалисты убиты, либо эмигрировали.
Сталин кивнул головой.
— Обращение к религии - это признак слабости. Если бы мы молились, а не подготавливали наш успех кропотливой работой, то вряд ли были бы сейчас здесь. Но может быть там есть своё рационально зерно?
— Не знаю, Иосиф Виссарионович - Николай решил держаться до конца.
— Ну хорошо, согласился вождь. Царизм тоже обращался к восточным культам. Бадмаев, Гурджиев - все они активно проповедовали мудрость востока. И даже проводили какие-то ритуалы. Но царизму это не помогло. А что говорят на Западе по поводу нашего возможного поворота по направлению к усилению работы в Китае?
— Французам это безразлично, а вот англичане со временем будут против. Но это будет не быстро. Года через три, четыре, когда наше влияние там усилится. Но это естественная реакция. Им есть что защищать в разных районах земного шара, да и Россию они не любят просто по определению.
— Значит, Вы считаете, что буржуазия Европы спокойно воспримет наш поворот на Восток?
— Даже более того. Мы ведь оттянем туда на время наиболее агрессивную часть рабочего класса. Что им там делать в эпоху стабилизации капитализма? А в Китае мы обкатаем их в реальных условиях борьбы, проверим на стойкость. Да и они глубже поймут нашу позицию. Главное - правильно сформулировать принцип.
— И кто же тогда останется в компартиях на местах?
— Те, кто лучше подходит к этому историческому периоду. Люди, готовые к спокойной и кропотливой, мелочной работе по усилению нашего влияния в массах. Так, чтобы к следующему кризису у нас были одинаково хорошо развиты и боевое и организационно - пропагандистское направления.
Сталин задумался. Потом покачав головой, улыбнулся, словно что-то вспоминал.
— Да, мы делали в своё время что-то подобное. Когда ситуация в пролетарских центрах Кавказа, прежде всего в Баку переходила в более спокойную фазу, мы отсылали наши боевые группы в горы. Там всегда хватало возможностей для схваток, в которых воспитывались настоящие бойцы. А в городах мы отрабатывали другие методы выступления против самодержавия, организационно укрепляли партию, усиливали её связь с массами. Я вижу, Вы хорошо усвоили уроки нашей борьбы.
Доктор Шанцев ждал его прихода на Солянке. Он мило болтал с Надеждой и с интересом поглядывал на странные восточные причиндалы, стоящие на низких столиках. Коля быстро поздоровался и стал объяснять доктору суть вопросов, которые надо было решить. Он написал на бумажке две простые истины, которые надо было донести до сознания девицы. Их было бы больше, если бы он лучше учился на свеем историческом факультете. Но было поздно горевать, надо было делать. Доктор посмотрел на листик и было видно, что он ничего не понимает. Но, решив, что люди наверное знают, что хотят, решил ничему не удивляться.
— Это, в принципе, несложно - сказал доктор. Давайте девочку, будем работать.
Машка вошла как пава. За то время, как они не виделись, она серьезно изменилась. Подросла, в походке и движениях исчезла резкость и некая детская незаконченность. Это было очень пластично. Коля хмыкнул. В каждой женщине живёт змея. Надо только ее разбудить. А дальше уже она сама поднимется и всех покусает. Машка сдержанно поздоровалась не поднимая глаз и сделала что вроде книксена. Воспитание в европейской манере, которым, как помнил Коля, должна была заниматься бывшая балерина, тоже нашло свои плоды.
Доктор встал и щелкнул пальцами. Он достал маленький блестящий шарик и стал ловить им солнце, которое пробивалось сквозь прикрытие шторы. А дальше пошла работа.
Коля посмотрел на процесс, а потом кивнул головой Надьке и они пошли в соседнюю комнату. Вообще надо сказать, выглядела она усталой и замученной. Наверное, такой ритм движения, в который она оказалась втянута, был ей пока непривычен. Да и самолёты давались ей нелегко. Честно говоря, этот перелёт и для Коли был не простым. Самолёт болтало и вертело как семечко клёна. Но Коле было легче чисто психологически - он налетал столько, что часом больше, часом меньше роли не играло.
— Ну что устала, он погладил её по щеке. Не бойся, скоро всё успокоится и отоспишься.
— Вот это меня и пугает. Всё успокоится и ты уедешь. А я останусь.
— Слушай, давай доживём сначала до этого момента. А думать о том, что будет дальше будем потом. Ладно, рассказывай, что китайцы придумали в своём ритуале.
Надя стала говорить и показывать. Она увлеклась, поэтому в деталях изображала кто куда пойдёт и где будет стоять. В целом всё получалось вполне неплохо. И у него тоже формировалась последовательность событий. Теперь всё зависела от событий в Потсдаме. Если там всё будет хорошо, и удаться взять организаторов, то выход на русскую часть этих затейников будет не сложным. А вот если не получиться, то одна надежда на эту самую мистерию, которую они обсуждали. На середине беседы к ним подошел Линь. Он внимательно слушал Надю, периодически вставляя комментарии.
— Вот что нам надо. - Николай перешёл к главному - Вы, как специалист, должны определить, с каким божеством она ментально связана.
— Извините, не понял - вполне натурально удивился Линь
— Ну, как это сказать. Я не знаю Ваш пантеон, но представляю, что у Вас много богов или ипостасей верховного существа. И каждая отвечает за свой участок работы.
— Как ты Вы очень странно говорите. Но в целом, если подумать, это действительно так.
— Так вот. Нам надо, чтобы Машка была как бы связана с тем богом, которому наши оппоненты приносили жертву и завершение обряда которому мы сорвали.
Линь, как всегда соображал очень быстро.
— То есть, Вы хотите, чтобы они попытались достать девочку, чтобы закончить обряд? Тогда они выйдут на нас, а мы их встретим. Разумно.
— Ну вот и прекрасно. Я знал, что Вы поймёте. Поэтому внесите изменения с этой точки зрения. Что-то по типу могучий войн, девственность и так далее.
— Как это всё далеко от самой идеи нашей религии. Только в извращённых мозгах европейца может возникнуть такой план. Не один знающий человек нам не поверит.
— А где Вы нашли здесь знающих людей, кроме себя, конечно. Каждый слышал что-то краем глаза и видел где-то краем уха. Но сути не понял никто. Я так думаю, для этого надо не одну жизнь учиться.
— Ваши мысли парадоксальны по звучанию, но в целом, верны. Вам не говорили, что Вы очень загадочный человек.
— Если бы это ещё помогало в жизни. А то ведь все только говорят.
— Это Вам зачтётся в будущих перерождениях - с чрезвычайно серьёзным видом сказал Линь.
— Надеюсь.
В «Весёлой собаке» было по утреннему тихо. Горностаев звонил пару раз Перовскому и Коля заехал оставить записочку о встрече вечером. Надя поехала на Калужскую, к старику архитектору сообщать про Мишку и говорить чтоб не беспокоился насчет использования планов дачи Спецотдела. Со Сретенки он поехал на Никольскую. Там усталый и полусонный Герхард предложил ему кофе.
— Мне бы лучше чаю, - сказал Николай, поудобнее устраиваясь в кресле.
На низком столике лежали бумаги и стояла начатая бутылка коньяка. Было видно, что человек лечился.
— Как Вы выдерживаете все эти перелеты, - с болезненной усмешкой спросил Фриц, наливая себе рюмку. Жестом он предложил присоединится, но Коля, как всегда, отказался.
— Летели почти что двадцать часов. Я думал, что умру в этом самолёте.
— Фриц, - укоризненно сказал он, - у нас великая миссия. Как учат нас большевики, отдыхать будем на кладбище, если, конечно, доживем.
Фриц помолчал - видимо переводил, потом коротко хохотнул.
— Вы, удивительный человек, как всегда, парадоксальны,. Признайтесь, в юности писали стихи?
— Кто ж не писал их в юности? Даже, говорят, Ульянов-Ленин пробовал, жаль, что не получилось, был бы сейчас у нас еще один плохой поэт. А вместо этого получили плохого, но весьма решительного государственного деятеля. Кстати, как там Берлин?
— Сейчас пойду звонить в посольство.
Минут через тридцать он пришёл. За это время Коля успел вздремнуть в мягком кресле. Приходили люди, приносили чаю, но он решил не торопиться. Фриц вошёл в комнату быстрым шагом, лицо его было перекошено. Непонятно, от чего он морщится - подумал Коля,- то ли от новостей, то ли от головной боли. Немец снова налил коньяку и лихо опрокинул рюмку.
— Перестрелка там. Приходили четыре человека. Одного убили, двое застрелились. Один ранен, его приводят в чувство. Но говорят, не выживет. Аршинов поехал на самолёт. Все убитые немцы.
Николай только крякнул. Но в принципе он ждал чего-то подобного. Теперь придётся отрабатывать вариант с мистерией. Будем пробовать.
— Ну , может быть он заговорит? В любом случае, мы сильно испортили им праздник. Впрочем, бог с ними. Нам надо готовиться к нашему представлению. Жертва, как говориться, готова.
Фриц ошарашено посмотрел на него.
— Нет, мы не будем никого убивать. У нас будет более легкий вариант обряда. Мы обратимся к богам, используя силу юности. Невинная девочка войдёт в транс после ряда процедур и коснётся сознания богов. Они и ответят. Что-то вроде спиритического сеанса.
— И кого будем спрашивать?
— А кто ответит, того и спросим. Формулируйте вопросы.
— Объясните, ради бога. У Вас и так все удивительно, удивительный человек, а тут ещё и эти перелёты. Ни понятно.
— Ну там у них что-то вроде Пантеона. Как в древней Греции. Один бог отвечает за войну, богиня за любовь, кто-то за ремёсла, кто-то за здоровье. До кого достучимся, тот и будет говорить. Точнее у медиума пойдут образы. В Тибете целая наука их интерпретирует. У нас, как Вы понимаете, такого нет. Будем обходиться подсобными средствами.
— Значит о чём будет разговор - неизвестно?
— Совершенно. Почти до самого конца мы ничего не поймём. Даст Бог, поймём позже.
— Ясно. Фриц налил рюмку и снова вопросительно глянул на Колю. Но тот был не готов. И когда можно будет приступить?
— Да когда скажете. Хоть завтра.
— Завтра, Фриц потёр лоб, потом вышел из комнаты. Нет, завтра будет трудно. Давай в пятницу, через неделю. У нас как раз будет вечер по поводу дня рождения одной прелестной особы. Она переводчица у военных. Что-нибудь специальное нужно будет готовить?
— Я лучше завтра с утра подошлю Линя и Вы обо всем договоритесь. Если будет вечер то, наверное, понадобится зал в восточном стиле и прочая мишура. У него есть ширмы, маски, статуи.
— Обеспечим и поддержим. Но нельзя ли это сделать в узком кругу?
— Я рекомендую начать с большого представления. Тем более, что нужна определённая аура. А её могут дать люди.
— Да, кстати, Николай. Я давно хочу спросить. А что это за китайцы? Я обратил внимание, они и в Берлине есть. А ведь раньше я их не встречал.
Коля задумался. Действительно, а что это за китайцы. Он и сам не знал, честно говоря. Всё в этом дурацком 23 году он счастливо воспринимал как данность. Вот теперь надо отвечать.
— Ты знаешь, Фриц. Это как послы, только без верительных грамот. Китайцы очень организованные люди, и даже за границей, в непривычной обстановке они всё равно выстраивают свои, чисто китайские порядки. Так вот такие люди и следят, чтобы эти порядки не сильно нарушались.
— Понятно. То-то я гляжу, у них дисциплина и порядок. А как они соотносятся с правительством?
— Каким? Китай расколот на несколько районов, в каждом сидит свой генерал. Линь скорее замкнут на какие-то купеческие структуры, или, даже скорее, религиозные. Там они сильные, гораздо мощнее и весомее политических. Всё-таки за ними две тысячи лет опыта. Да и всё это время они гонят на Запад чай и шёлк, а взамен берут серебро и золото. Так что много накопилось.
— Ой, да бог с ними. Голова трещит, а ещё куча дел. Надо в себя приходить.
— Слушай, Фриц, поехали к китайцам. Они живо поднимут тебя на ноги. Через час как новенький будешь.
На Солянке Колю ждал раввин из Праги.
— Я слышал, пан добился успехов?
— Ну, если Вы так считаете, то да. Но я бы так не сказал.
— Пан предотвратил войну. А для евреев это хорошо. Потому что в любой войне будут первыми страдать именно они.
— Правильно. Нельзя быть сильно умными. Это раздражает.
— Пан почему-то сильно не любит евреев?
— А кто их любит? У пана раввина есть дело, или он зашёл просто так?
— Нет. Я зашел передать Вам несколько адресов. В Вене, Париже и Нью-Йорке. Когда у пана Николая будет настроение и желание, он может туда зайти и ему помогут. Вот адреса и записочка.
— Спасибо. Я воспользуюсь при случае. А скажите, Вы можете воздействовать на евреев в этой стране. На Троцкого, к примеру?
— Он давно сказал, что он не еврей, а коммунист. А я всё-таки раввин, а не секретарь партии.
— Понятно. А на кого можете влиять? На Уншлихта?
— Уншлихт поляк. И как все поляки сильно нас не любит.
— Правда? Не знал. А Склянский?
— С ним можно поговорить. А что, пан военный как-то замешан в наши дела?
— Всё идет к тому. И это очень плохо. А что это за адреса в записочке?
— Это хорошие люди. Они многое могут.
— Я бы всё-таки рекомендовал уехать из Вены. И из Будапешта. Там будет смерть.
— Нашему народу к этому не привыкать. И если это будет цена прихода мессии, она не будет высокой.
Коля сжал зубы, до скрипа. Он ненавидел такие решения и таких людей. Решай за себя, но не за шесть миллионов человек, которые сгорели в печах Освенцима и Бухенвальда, не за детей, ещё даже не родившихся. У него от злобы затряслись руки.
— Вы плохой раввин. Вы не можете руководить людьми. Вы можете решать свою судьбу. Но обрекать на гибель других людей - это… это неправильно.
— Пан Николай плохо знает историю своего народа. Веками уничтожали наш народ. Ещё фараон начинал это делать. Но где он - этот фараон. А наш народ живёт. И будет жить. А потом, пан Николай может что-то предложить?
Николай только сейчас понял все муки Кассандры. Наверное, её тоже понимали, но сделать тоже было ничего нельзя. За это её и гоняли.
— А пан раввин ещё удивляется, почему евреев не любят. Испортили настроение на весь день и рады.
— У пана Николая большое сердце. Пану Николаю жалко евреев?
— Мне жалко всех, кто умер не за свои грехи. А евреи они или русские - меня это не волнует.
Когда равви ушёл, Коля лег на низенький китайский диванчик и задумался. А ведь действительно. Евреев в Холокосте погибло шесть миллионов. Русских как минимум в три раза больше. В голод 32 года погибло десять миллионов русских крестьян, и никто, никто этого не заметил. Сталин в конце тридцатых уничтожил пять, ну десять тысяч бывших ответственных работников, на руках которых была не смытая кровь расстрелов Революции и Гражданской войны и их дети подняли вой после ХХ съезда. Да за одну коллективизацию их надо было не просто расстрелять. Вместе со Сталиным и всем его окружением. А почему то их было в детстве жалко после слезливых романов Трифонова и воспоминаний Эренбурга. А про русских крестьян просто никто не знал. В Индии, в 42 году, в войну, от голода погибло 40 миллионов человек. И кто про них слышал? Почему одни имеют право на жалость? Чем они лучше?
Когда убили Листьева, который может и был хорошим журналистом, но погиб в разборках по чисто деловым вопросам, телевизор бился в истерике три дня. В Чечне гибли наши ребята тысячами, и никто не обращал на это внимание и не предлагал устроить общенациональный траур. Когда таких же бизнесменов, как этот деятель рекламы отстреливали почти каждый день, то самое лучшее, что они заслужили - это краткий репортаж на три минуты, и хмурую реплику прокурора «вот опять бандитские разборки».
Ладно, что это я завёлся. Справедливости что-ли захотел? Так нету её, справедливости. И не будет.
Неожиданно он вспомнил Высоцкого «Вы оба пострадавшие, а значит, обрусевшие - мои без вести павшие, твои безвинно севшие».
Прав был мужик. Ничего не скажешь. Может, как говорят, не сильно умный, но писатель и не должен быть сильно умным. Он должен чувствовать. А Владимир Семёнович чувствовал. И отражал. А ведь верно отразил.
Герхард пришёл весь обновленный, как Эйфелева башня в миллениум. Он сверкал и блестел. Ему хотелось двигаться и шутить. Коля его понимал, и решил, что настал момент познакомить его с Перовским. Они заехали на Мясницкую и довольно долго обсуждали идею создания ресторана-клуба для иностранцев. Фрицу эта идея понравилась. Он был готов давать деньги. Но надо было провентилировать этот вопрос в ЦК. Но как-то всё возможности не было. В принципе, Коля был рад. Перовский и Фриц нашли друг друга. Дальше всё пошло бы само собой. Узнав у секретарши, где можно искать Василия, он с большим внутренним удивлением поехал в Румянцевскую библиотеку. Васька действительно сидел там и читал какой-то толстый фолиант, делая выписки в тетрадь. Писал он перьевой ручкой и Николай подивился как это лихо у него получается. Вытащив ученого прогуляться на Арбат, где было много заведений, как и в конце века, он приступил к детальным расспросам про его будущее.
— Я наверное за границу поеду. Денег у фонда много, ему их зарабатывать не сложно. А за границей можно развернуться. Там археология тоже пока ещё на уровне «Индианы Джонса». Пришёл, выкопал и унёс. А надо по научному, тщательно. Здесь ты прав, заставят советскую археологию строить. А мне это ещё в 80-е годы надоело. Это вообще прикладная наука. Не бывает ведь советской физики.
— Ещё как бывает. Ты просто не сталкивался. В Германии есть, например, арийская физика, которая активно противостоит еврейской. Догадайся, кто побеждает.
— А что тут догадываться. Они завсегда в науке побеждают-
Василий с удовольствием пил пиво и ел воблу, которая в изобилии была представлена в пивной, со скромным названием «Бочка».
— Время сейчас такое просто. Идеологизированное. Но ты прав. Мотай куда-нибудь в штаты или в Южную Африку. Там Зимбабве еще не выкопано. Это даже лучше, чем Штаты будет.
— Я посоображаю. Я думаю надо получать американский паспорт, а дальше пристраиваться где-нибудь действительно в тихом месте. Только тут Интернета нет. Будешь сидеть где-нибудь в медвежьем углу куда даже журналы не доходят. Нет, жить надо либо в Штатах, либо в Англии. У немцев с археологией неплохо, но вот идеология подкачала. То фашисты, то коммунисты.
— Ладно, разберешься. Тебя спецотдел не искал?
— Да нет, вроде никто не приходил. А что?
— Да нет, это я так. Давай вот что. Я тебя в Германию отправлю, а дальше уже сам. Лады.
— Отправляй Там сейчас неплохая компания подобралась. Один Бердяев чего стоит - Васька глотнул пиво, которое любил ещё при Советской власти, когда его особенно и не было.- Слушай, а может заедешь вечерком. Посидим, песни попоем. Бабы тут неплохие, я проверял.
— При них что-ли песни будем петь?
— А что, не помешают.
— Ладно. Это пока не для нас. Давай, великий археолог всех времён и народов. Топай в библиотеку, конспекты ждут.
— Вот уж нет. В кои веки можно пивка попить. Библиотека никуда не убежит. Она и через 80 лет, почти на том же месте осталась. Принеси-ка дружок ещё рыбки - вальяжно сказал он официанту.
Аршинов приехал на Петроверигский весь зелёный - самолет как всегда это бывает попал в грозу и обходили ее практически по кругу. Так что его промотало лишних часа два где-то над Белоруссией. Но Степан держался бодро. Выпив для успокоения водки, он стал рассказывать. Немного послушав, Коля отозвал Сушина и попросил его позвонить Сталину и попросить их принять.
Сушин был замучен своим отцовством. Как понял Николай жилье у него было самое символическое, старших родственников не было, а жене было чуть ли не семнадцать лет. Естественно, что ни он, ни она ничего не знали и не умели. На вопрос, чего же он помощи не попросит, Алексей объяснил, что у страны и так много вопросов, которые надо решать, а он, Алексей и сам справится, не барчук. Коля для себя решил поднять вопрос у Сталина. Это не дело, человек засыпает на ходу. А пока он послал Надежду с детским бельем, которое специально купил в Париже к сушинской жене.
Сталин принял их быстро. По скорости приёма было видно, что его сильно интересует развитие этого дела.
Степан, который от Петроверигского до Старой площади шёл пешком для успокоения здоровья, делал доклад в своей манере - быстро и четко рассказывал факты, несмотря на то его все равно сильно мутило. По ним выходило, что взяли таджиков в их кишлаке с совершенно непроизносимом названии военные. Где этот кишлак находится, никто не знал. Из рассказов получалось, что в горах. А в наших, или, например, в Афганистане, было совершенно не понятно. Но присутствие людей в форме таджики подтверждали. В момент сегодняшней операции по захвату пришедших на жертвоприношение ничего существенного не происходило. Пришли четыре немца, попытались войти в дом. Активно сопротивлялись. Когда двое были окружены и поняли, что уйти не удастся, застрелились. Судя по оружию и манере боя это были бывшие солдаты. Раненный был в больнице, он сказал, что ждали ещё двух товарищей. Один из них был русским. Они должны были подойти попозже. Так что с точки зрения эффективности, засада была провалена. Но самое интересное, что заставило Николай поехать в ЦК, было у Аршинова утром, ещё до выезда на засаду.
— Утром немцы взяли ещё несколько человек из списков «общества друзей Тибета». В том числе и двух эмигрантов, которые хотя официально в общество и не входили, но были знакомы с его членами и активно посещали заседания. Я присутствовал при их допросе. Узнав, что я из Москвы, один из допрашиваемых, некто Григорий Куликов попросил передать об его аресте в посольство. Я не стал возиться и на всякий случай взял его с собой. Он сейчас на Петроверигском. Дал показания, что завербован ОГПУ и давал информацию человеку из торгпредства.
— Именно ОГПУ? - спросил Сталин. Многие наверное путают политохрану с военной разведкой. На первый взгляд разница между ними невелика.
— Куликов назвал фамилию Трилиссера.
— Так что же? Это всё-таки операция чекистов? - Сталин был удивлён не меньше Николая. Он даже встал со стула и пошёл к окну. Отдернул штору, посмотрел на что-то за стеклом и вернулся обратно.
— Похоже, Иосиф Виссарионович, это два разных направления. Военные проводят свою операцию, а чекисты решили за ней присмотреть. А может быть ведут свою работу по проверке обществ такого рода - сказал Аршинов. Я считаю, что надо с ними разговаривать.
— Это у нас товарищ Бокий специалист по такого рода вещам. Трилиссер просто организатор сети за рубежом. Она у него ещё маленькая, но он старается. А заказчиком этой вербовки должен выступать Глеб Иванович. Ну что же, всё-таки придётся его звать сюда. Мы давали ему задание - пусть теперь отчитается. Наша повторная встреча уже назрела. Алексей, займись этим вопросом. Я думаю, мы подождём пока к нам подъедет товарищ Бокий. А Вам Степан Терентьевич, надо немного отдохнуть. Алексей Вас проводит. Вообще, я заметил, что у нашего Николая какой-то бешенный ритм жизни. И он как-то навязывает его окружающим. Надо порекомендовать ему бережнее относиться к людям. Не все же такие двужильные, как он.
— Товарищ Сталин. Я предлагаю пару человек из аппарата послать на Нью-Йоркскую или Лондонскую биржи. Пусть поучаться принимать решения за секунды. Это может очень пригодиться. Когда придётся поднимать промышленность и готовиться к новым битвам, каждая минута, не то что час будут на счету.
— Глеб Иванович. У нас происходят странные вещи, которые никто не может объяснить. И почему то они крутятся вокруг прошлой темы нашего разговора - Тибета и его религии «чёрный бон». Всё это твориться и у нас, и в Германии. Впрочем, мы об этом уже говорили. Что Вам удалось узнать нового?
— Да, Коба, я занимался этим вопросом и меня тоже удивляют дела, которые в последнее время стали происходить в России. Насчёт германских событий у меня мало возможностей и информации, хотя кое чем обладаем и там.
— Куликов - Ваш человек? - Сталин спросил мягко, как бы пробуя.
— Да. А что, он Вам как-то интересен? - Николай прекрасно чувствовал мысли Бокия. Тот ничего не понимал и поэтому вел себя крайне осторожно.
— Нет. Нам он не интересен. Вы можете забрать его. Он сейчас в Москве. Нам потребовалось его допросить. Расскажите, зачем Вы завербовали этого человека?
— В Германии наблюдается всплеск интереса к Тайнам Востока. Немцы активно проводят попытки организовать экспедиции в эти края, находят людей, которые там бывали, собирают разные бумаги, связанные с оккультизмом восточного толка. Мы не можем оставить без внимания эту активность. Тем более, что в неё вовлечены очень серьезные люди, люди, которые сильно влияют на определение политики.
— Хорошо. С Германией понятно. А что Вы можете сказать про нашу страну?
Бокий молчал, видно собирался с мыслями. Момент был решающий. Если он в операции, он должен сейчас продумывать, под каким соусом это преподносить и как это должно рифмоваться с постулатами марксизма. Если он вне операции, то должен определить долю своего знания.
— Мы сталкиваемся с непонятной активностью в этой области в последнее время - осторожно начал он. Но нам трудно работать, у нас практически нет грамотных в этом отношении кадров. Окружение Бадмаева разгромлено. Кружок Гурджиева тоже. Присланные партийные товарищи из Бурят-Монголии и Калмыкии слабо разбираются в этих вопросах. Старые специалисты убиты, либо эмигрировали.